Училкины страдания: рецензия на роман «На крыльце под барельефом»

Рецензия на роман Марины Хольмер подготовлена Натальей Рубановой — писателем, критиком и литагентом.

Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь: в средних и очень средних школках. Роман «На крыльце под барельефом» М. Хольмер (псевдоним живущего во Франции автора) чем-то напомнил мне собственный «Школьный роман», опубликованный в моей книге «Люди сверху, люди снизу». Текст Хольмер написан в 2020-х, текст Рубановой — в 1999-м, но сути это не меняет. Образы совеццких  училок, описанных в разное время совершенно разными литераторами, во многом совпадают, и эта типичность слегка удивляет — всё у всех одинаково, инкубатор, ноу коммент. 

Люди, окончившие совеццкие школы, остались людьми не благодаря, но вопреки большинству педагогинек, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать к детям. В «Школьном романе» описана московская английская спецшкола 80-х, в романе «На крыльце под барельефом» — московская английская спецшкола 70-х: увы, за десять лет ничего не изменилось — впрочем, что может измениться в полутюремной структуре? Я описываю в том числе «англичанку», которая за любимых учеников, «склонных к вольнодумству», стоит горой несмотря ни на что, в отличие от коллег, превративших «трудовой коллектив» в серпентарий… М. Хольмер описывает определённый круг столичных преподавательниц-«англичанок», и не только — это крутые по тем временам барышни, читающие «диссиду», слушающие «вражьи голоса», разбирающиеся в искусстве, театре, захаживающие в рестораны и знающие, как «достать» духи и стильные вещи, пусть и втридорога, в «стране развитого социализма», где основная масса  (серая, озлобленная, недалёкая) ходит в унылой одинаковой одежде, включает вечером пресловутую программу «Время» и понятия не имеет, что такое другая жизнь, другие книги, другие фильмы, другая музыка, другие интересы и пр. 

В «круг избранных» пытается вписаться и некая Ирина, приехавшая из провинции в Москву и устроившаяся работать в школу: муж — военный, попал по распределению непонятно откуда — понятно куда.  Она страшно комплексует из-за того, что живёт в рабочем районе Текстильщики: её мечта — условный Арбат, «чтоб завидовали». На примере одновременно как примитивной, так и чудовищной главной «героини» чётко прослеживается распад её личности. «Серая мышь», учительница словесности, читавшая только книги из школьной программы, сначала слушает с придыханием тех, кто умнее, образованнее и просто интереснее её, потом страшно завидует коллегам и в итоге становится стукачкой, спевшись с парторгом школы, а вскоре и завучем этой самой школы, выжав из неё предварительно лучших людей. Подслушав однажды разговор «девочек», как называли друг друга «англичанки» и те, кто входит «в круг избранных», Ирина приходит в ярость: «Эти, — подумала она с отвращением, — чаёк свой попивают… Пусть попивают. Недолго осталось. Кого она не знает? А зачем мне этого их Пастернака знать, антисоветчика? И вас туда же упрятать бы…» (цитатка в сторону   человекообразных, написавших четыре миллиона доносов). В итоге одна из преподавательниц окажется в Кащенко, а потом и на том свете… Кто-то вынужден будет уволиться или, как Нина, делать хорошую мину при плохой игре: надолго ли, вопрос — не совку в «обновлённой» школе работать немыслимо, невозможно.   

Ученики не простят Ирину, что станет для неё странным откровением.  

Роман этот в чём-то актуален и для наших дней (как ни парадоксально, у многих прослеживается отчётливая ностальгия, стремление вернуться в удушливый эс-эс-эс-эр) и будет любопытен в основном зрелой аудитории «55+», а также тем, кто интересуется сюжетами о школе и хочет окунуться в атмосферу адского брежневского «застоя». И, кстати, мог бы получиться фильм: текст представляет собой удобную сценарную канву. 

Перенестись в атмосферу типичной советской школы 70-х годов