Распутица

Вступительное слово

О РОМАНЕ В. А. ВЛАДЫКИНА «РАСПУТИЦА»

Когда мне в руки попала первая книга Владимира Владыкина «Юлия», я прочитала её с удовольствием. Этот роман хорошо издан, книга сделана добротно, а сам автор заслуживает внимания как вполне состоявшийся писатель.

История, рассказанная в книге, наверняка заинтересует и взрослых, и подростков. Автор тонко передает атмосферу детского дома, стремится проникнуть в глубины детской психологии. Главная героиня Юлия — персонаж с непростой и драматической судьбой. Как педагог по образованию я могу судить и об удачном образе директора детдома Тамары Пустоваловой — чутком человеке и педагоге, неравнодушном к внутреннему миру своих питомцев. Думается, этот роман придётся читателю по душе.

Вслед за первой вышла и вторая книга Владимира Владыкина — «Распутица». Развивая свой писательский талант, автор прибегает к болеё сложным композиционным решениям. В этом романе продолжается рассказ о дальнейшей судьбе Юлии, которой пришлось перенести немало испытаний. Воспитаннице детского дома нелегко адаптироваться к сложной и противоречивой жизни, найти в ней свою опору. Были и разочарования, и ошибки, последствия которых порой оказывались трагичными…

В новом романе автор исследует кризис современной семьи, которая не скреплена внутренним стержнем взаимопонимания и доверия; кризис современного общества, члены которого подвержены таким порокам, как алчность, жажда лёгкой наживы, беспринципность, равнодушие к окружающим, эгоизм без оглядки. Асоциальная среда, в которую попадает Юлия, пагубно действует на неё саму, на её ровесников, которые не могут найти себя в этой жизни.

Тем не менее самое светлое и тёлое чувство, которое может испытать женщина, — любовь к собственным детям спасает нашу героиню, вселяет в неё силы и мужество, чтобы противостоять суровой реальности.

В этом романе есть множество удачных сюжетных ходов, поучительных жизненных историй. Основная идея его в том, что ни в коем случае, ни в какой самой сложной ситуации нельзя предавать себя и своих близких.

Н. М. ВИНОГРАДОВА

Часть первая. Мужья и жёны

Глава первая

Для Юлии Пересветовой как никогда осень выдалась грустная, а всё потому, что отныне с ней не будет старшего сына Павлика. Неделю назад она приехала от него из Сибири, и теперь по нему очень скучала. Хотя в заботах о своих детях временами ей казалось, будто у него она вовсе не была. Но разве можно забыть то, как на неё глубоко подействовала эта поездка. И с первого дня приезда в сибирский городок Исилькуль она посещала с Павликом могилу любимого мужа, которого похоронила пять лет назад…

И хоть осень сама по себе грустная пора, но нынешняя для Юлии как-то по-особенному наводила тоску и вызывала острое чувство одиночества, что невольно возникало неодолимое желание встретить такого мужчину, который хотя бы отдалённо напоминал покойного мужа. Но она была не уверенна, что ей может опять повезти, хотя несколько лет назад у неё ещё сохранялась такая надежда.

А когда во втором неудачном браке родила ещё двоих детей и уехала от мужа, она уже думала, что ей больше никогда не повезёт. В этом она уверилась с того дня, как побывала на родине покойного мужа, где теперь и жил её сын Павлик, которого уступила несколько месяцев назад бывшей свекрови Зое Сергеевне. Ведь она тогда специально приехала уговорить её отдать внука.

И теперь после приезда от сына Юле было так невыносимо грустно, что хотелось уехать туда навсегда, чтобы только быть рядом с Павликом.

За два дня до выхода на работу она рассчиталась из детдомовской столовой. И уже было начала собираться в дорогу, как сестра Валентина решительно отговорила, сказав, что Павлику от этого легче не станет, да и Зоя Сергеевна, потеряв сына, уже никогда не вернёт ей своего внука.

Юля расплакалась. Валентина её успокаивала, что у неё должно всё наладится. Надо только верить в судьбу и самой строить личную жизнь, а не сидеть дома и бывать на людях. Пришлось смириться с незавидным положением, и после отпуска она уже не вернулась в детдомовскую столовую, а устроилась в кафе «Центральное», которое стояло на проспекте Московском.

Теперь она хотела быть на виду у людей, поскольку в детдоме нелегко было работать оттого, что когда-то здесь она сама росла и для неё тут настолько всё знакомо, что не так-то просто было выдерживать все детские страдания, которые подчас напоминали ей собственные. Хотя временами Юле казалось, будто всё происходило с ней только вчера. Конечно, в детдоме она работала с удовольствием, так как лично накрывала столы для детей-сирот; втянулась в работу. При ней были и её дети Женя и Варя и, пока она работала, они находились с детдомовскими детьми.

А потом поняла: нельзя, чтобы они видели, как живут воспитанники детдома, достаточно и того, что в своё время она тут сама пережила. Это её и подстегнуло перейти на новое место, да и самой хотелось забыться от всего прошлого: ведь когда-то из-за этого она покинула родной город и прожила пять лет в Сибири…

Когда уже работала в кафе, она устроила детей в детсад, причём не без помощи директора детдома, которым являлась всё та же Тамара Игнатьевна Пустовалова. Брат Семёна Николай Михайлович, который когда-то ей помогал, вот уже года два как работал в областном центре. Бывший муж Славик Севухин больше не приезжал после того, как Юлия раз и навсегда дала ему понять, что с ним уже никогда не сойдётся, ведь не для того она разводилась. Правда, Славик пытался внушить, а то и устрашить её, что с двумя детьми никого не покорит даже своей красотой.

— А мне никто теперь не нужен! — ответила она тогда с долей презрения.– Хватит мне того, что с тобой намучилась. Я поняла: дураку своего ума не вставишь…

И больше с ним не спорила. Он было ушёл, но тут же догнал и, вертясь вокруг неё, стал упрашивать, умалять отдать ему дочь Варю. Она удивилась, подумав, что бывший муж просто не знал, как её разжалобить и потому заговорил о разделе детей. Зачем пьянице нужен ребёнок? Славик напомнил: мол, одного отдала родителям первого мужа, а почему ему, живому, нельзя? Как он мог этим упрекать, да ещё и сравнивать себя с тем, кому он не годился и в подмётки, и просила немедленно оставить её в покое. Но Славик не отступал, а потом выпалил — ведь она подаст на алименты, а ему, полуинвалиду, этого не надо. И тогда, полный отчаяния, признался. Оказывается, дочь ему нужна исключительно для того, чтобы можно было не платить алименты, так как дети будут разделены поровну. Но Юля на это не согласилась, попросила его забыть к ней дорогу навсегда…

Вот уже прошёл месяц, как она работала в кафе, жила на квартире у одинокой старушки Марии Никитичны, которая три года назад потеряла мужа. Старая вдова покупала на рынке семечки, жарила их на сковородке, а потом выносила продавать возле гастронома. Свой приработок она объясняла тем, что получала маленькую пенсию, так как почти всю жизнь проработала уборщицей в заводской конторе.

Юле с детьми скучать было некогда. Раз в месяц она писала своей бывшей свекрови и бывшему свёкру письма о своей жизни, и отдельно Павлику, по которому она скучала особенно сильно первые дни, даже не находила себе места. А потом стала привыкать. Достанет фотоальбом, с детьми посмотрит фотографии и спрячет в чемодан…

Она вспомнила, что когда-то стояла в очереди на жильё и однажды пошла в горжилуправление. Оказалось, что из списка очередников её вычеркнули, поскольку кто-то сообщил, что она вышла замуж и уехала из города. И Юлии во второй раз пришлось собрать документы, чтобы её поставили на общую очередь на получение квартиры. По списку она была опять почти под двухтысячным номером. А это значит, что своя квартира у неё будет очень не скоро. И сестра, и подруги по работе говорили, что на стройке или заводе жильё получают значительно быстрее. Но к освоению другой профессии у неё не лежала душа, да и на переобучение ушло бы немало времени. И вдобавок не знала, какую выбрать специальность — ведь когда-то мечтала стать медсестрой, а выучилась на повара, вот и всё её образование. Хотя иногда Юлия с сожалением думала: как досадно, что ей не удалось окончить медицинское училище.

Валентина ей снова и снова напоминала поехать на Север: денег заработает, будет жить в общежитии, а потом получит квартиру или вступит в строительный кооператив, а там, гляди, и замуж выйдет.

— Нет, не уговаривай. Кто меня там ждёт с двумя детьми? Сама не поехала с Семёном, а меня выталкиваешь, — с долей обиды отвечала Юлия.

— Я тебя не выталкиваю. Я Светке и Игорю говорю то же самое. Одну комнату получил с горем пополам, а теперь неизвестно, когда у них будет полноценная квартира, — она помолчала, глядя на сестру. — В своё время я из-за тебя не поехала, совесть мучила: только нашла сестру и опять бросить?

— Ой, да неужели она сильно тебя мучила? Я же в детдоме росла, а не у тебя, — проговорила Юлия с тайным укором, и давняя обида зашевелилась в душе. Её взгляд посуровел — она больше не хотела выдавать своих неприятных чувств.

— Ты ведь всего не знаешь, а говоришь. Ну что ты за человек! Была же у тебя возможность отхватить квартиру в два счёта, а ты не воспользовалась… — напомнила Валентина, не желая и сейчас признавать свою давнюю вину перед младшей сестрой.

— Неужели ты завидуешь только потому, что до сих пор тебе никто не предлагал посидеть в загородном ресторане? — уколола, смеясь, Юлия.

— Конечно, я же ещё не старая! — засмеялась как-то озорно Валентина.

С того раза Юлия больше не вспоминала председателя райисполкома, который предлагал ей провести вечер в ресторане. Если бы она хоть чуточку была в него влюблена, тогда бы ни на что не посмотрела, и даже на то, что была не разведена с мужем…

Когда дети играли на улице, она читала книгу или стирала. О Павлике она думала часто, и в такие минуты работа не шла на ум и ей хотелось немедленно сесть в поезд и уехать к нему. Но тут с ней было двое детей, и она не могла этого сделать, даже испытывая острую тоску по старшему сыну. Он пошёл уже в школу. И пытался сам писать ей письма, в одном просил, чтобы она приехала к нему. Конечно, Юлия не могла тотчас же выполнить его просьбу, но вот как подойдёт отпуск, обязательно поедет, а пока надо немного подождать.

Иногда у неё всё валилось из рук; однообразная жизнь подчас невыносимо тяготила; о покойном муже старалась не вспоминать, так как тогда подавно наваливалась грусть и одолевали слёзы. Но отсутствие Павлика не давало ей покоя, душа прямо-таки рвалась к нему, отчего даже дети не отвлекали её. Никогда бы не подумала, что так серо и буднично потекут её дни. А ведь она ещё молодая. В кафе клиенты-мужчины отпускали ей комплименты, некоторые вполне серьёзно приглашали в кино или в ресторан. Но из них ни один не заставлял дрогнуть сердце, почти все были неинтересные, неинтеллигентные. Впрочем, некоторые только немного нравились. Всем она отвечала, что с женатыми не связывается. У неё тоже интересовались, замужем ли она. Юлия обычно уходила от прямого ответа и старалась держаться достаточно ровно, достойно. Правда, перед симпатичными мужчинами её тянуло пустить в ход кокетство — испытанное орудие женщин лёгкого поведения. Но такая репутация претила всей её духовной сущности. А стоило увидеть на руке обручальное колечко, как у неё тотчас пропадало это сиюминутное желание.

Так в её одинокой жизни прошло два нелёгких года, отданных исключительно детям…

Глава вторая

Вот и опять наступил сентябрь. С начала месяца зачастили нудные, продолжительные дожди. На аллее Атаманской росли клёны и каштаны, на которых с каждым днём багровели и желтели листья; кругом становилось всё холодней и скучней. Юлия вела из детсада Женю и несла на руках Варю, которая устала идти своими ножками. Сын вместе с другими детьми бегал по газону и подбирал жёлто-багряные клиновые листья. Женя собрал из самых лучших большой букет, а потом разделил на два: один отдал сестрёнке, а второй с чувством гордости вручил маме. Юля так была польщена вниманием сына, что не удержалась от похвалы. Мальчик смущённо улыбнулся, посмотрел на детей, которые подбирали каштаны и сказал, что тоже хочет. Юля позволила, но чтобы недолго. Варя тоже высказала желание побегать по газону среди палой жёлто-багряной листвы, Юлия поставила дочь на мокрый от недавно прошедшего дождя асфальт и Варя не столь уверенно побежала к брату.

По аллее шли прохожие; Юлия, стоя от них в сторонке, любовалась своими детьми и не спешила поторопить сына, хотя очень хотелось, чтобы быстрее идти домой. Но Женя с таким пылким увлечением стал собирать каштаны, что ей ничего не оставалось, как только набраться терпения. Они падали с глухим ударом на газон и с треском на сырой асфальт и мгновенно выскакивали из лопнувшего зелёного панциря и раскатывались тёмно-коричневыми блестящими голышами, как шары по сукну бильярдного стола Женя так увлёкся их сбором, что она не решалась прервать его удовольствие.

Обычно дорогой она обдумывала письмо к старшему сыну и потом почти без запинок писала ему о своей с детьми жизни, что иногда им бывает скучно только из-за того, что им очень не хватает его, Павлика. Вот и сейчас Юлия пыталась мысленно сложить ему очередное послание, но на душе было неспокойно оттого, что вот уже уходят тёплые дни, а она опять не смогла съездить к нему, поскольку не собрала денег на дальнюю дорогу…

Однако эти однообразные каждодневные прогулки от детсада и яслей ей порой надоедали. Вот если бы был хороший муж, он бы это делал иногда вместо ней. Дома её также ожидал скучный вечер за домашними делами: стирка, ужин, чтение детям книжек, а потом сон. И каждый день одно и то же, даже в кино по выходным не ходила, так как не с кем и не на кого было оставлять детей.

В середине сентября Светка и Игорь пригласили её в ресторан якобы отпраздновать чей-то из них день рождения.

— Хватит тебе, тётка, киснуть, — бедово заговорила племянница, — посидим в ресторане, хорошо отдохнём, а то меня уже однообразный быт заел до невозможности.

— А куда я детей дену? — удивилась Юлия, польщённая этим приглашением, ведь до сих пор, когда Светка куда-либо звала её, ей казалось, что она это делала исключительно из вежливости (чем, правда, племянница не очень блистала). И она, Юлия, не хотела нарушать их семейный суверенитет, да и зачем быть лишней?

— Мать моя посидит или твоя хозяйка, — подсказала та. — Я своего гаврика уже привела к ней.

— Может, она дежурит! Моя бабуля больная лежит, — пояснила Юлия.

— Маманя сегодня дома, ты уже забыла к ней дорожку. Она сама мне предложила тебя развеять, а то нам жалко на тебя смотреть, красота твоя вянет в этой дыре…

— Вот как? Красиво, красиво, ничего не скажешь.

Они вышли вместе, Юлия отвела детей к сестре. Светка поехала домой, так как с Игорем они жили в микрорайоне Черёмушки, где года четыре назад открылся ресторан «Новостроевск». Пока Юлия мыла голову, пока сушила феном волосы, прошло больше часа. Она надела самое лучшее платье из сиреневого трикотина, сделала причёску, уложив на затылке волосы в локоны, надушила их. Затем надела светло-синий плащ, белые на толстом каблуке туфли, взяла такого же цвета кожаную сумочку на длинном ремешке. И почувствовала себя вполне светской дамой. Юлии ещё не было тридцати лет, но временами ей казалось, что жизненный опыт значительно перевешивал её возраст, а по правде говоря, в жизни она видела мало хорошего, но сейчас этим не хотела огорчаться, так как для неё только всё начиналось…

В такой чудесный вечер, наполненный осенними запахами увядающей природы и городской жизнью, Юлия решила ехать на такси — остановила по счастливой случайности на Атаманской улице, где только что загорались электрические фонари с ртутным наполнением сверкающего света, отчего кругом становилось светло как днём. Чёрный от сырости асфальт поблескивал как-то печально; ярко горели витрины магазинов, хорошо освещая тротуар. Когда Юлия села в салон, таксист с повышенным интересом посмотрел на пассажирку в зеркальце, висевшее под самой крышей машины.

— Мне на улицу Народную, к семейному общежитию, — чётко произнесла молодая женщина.

— Очень хорошо, поехали туда! — непринуждённо ответил водитель, желая завязать разговор с ослепительно красивой пассажиркой. — Вы в гости или там живёте?

— А это моё дело, а ваше — молча вести машину…

— Много езжу, а таких красавиц в нашем городе ещё не видел, — он повернулся к ней, в его серых глазах сосредоточилась единственная мысль: «Ну как, я тебя убедил? Ведь я лучше, чем ты думаешь, со мной тебе будет не скучно…».

— Кто вам поверит? Я советую внимательно смотреть на дорогу, — сказала она, не принимая, однако, его искреннего желания поговорить с молодой женщиной, отчего даже слегка поморщилась, так как понимала то, к чему он склонялся в своих тайных нечистоплотных помыслах

— А что, говорю честно:, если все мои коллеги узреют такую красотку, как вы, так сразу обалдеют! — продолжал таксист приподнято, явно желая понравиться и на что-то дурашливо намекая.

Юлия смотрела в окно, пожалев, что поддержала не в меру разговорчивого таксиста. На его полноватом лице появилось ехидное выражение, нос слегка приподнят кверху и вместе с тем как-то странно чуть-чуть приплюснут. На улице за фонарями чернели дома, деревья и мелькали яркие огни витрин магазинов, машин. Суетливо шли прохожие. Ей стало вдруг жутко оттого, что она оставила детей и вот куда-то ехала в такси. А где-то в Сибири сын Павлик с бабушкой или дедушкой делает уроки, а может, просто играет и сейчас не думает о ней, так как с каждым днём всё больше отвыкает от своей матери, а потом совсем забудет. От одной этой мысли Юлии стало как-то не по себе. И опять с новой силой испытала старую обиду на свекровь за то, что отняла сына и сделала всё, чтобы он как можно скореё выбросил её из головы. Хотя для этого не было никаких оснований, ведь она сильно его любит, больше всёх на свете. И оставила у свекрови не ради неё самой, а чтобы сыну было там хорошо, чтобы он не терпел всёх тех лишений, которые она испытывала вместе со своими младшими детьми, ютясь на квартире, пользуясь чужой мебелью, не имея своего угла. Но, быть может, Павлик страдает там без матери, и эти лишения сильнеё тех, которые свалились на неё и его брата и сестру…

Пока она так думала, такси выскочило на широкий проспект Бакланова, где мимо бульвара мчались гуськом автомобили. Там, на западе, ещё догорала полоска заката, навевая какую-то грусть; и в этом ало-багряном отблеске зари Юлии виделась какая-то смутная надежда на то, что её личная жизнь с разводом вовсе не закончилась, что ей наконец должно повезти, она обязательно встретит того, кто будет её любить. Хотя в это не очень-то верилось, ведь как-никак у неё двое детей, да и Павлик живёт на стороне. Но вопреки всему она его уже воспринимала как отрезанный ломоть. Ведь Павлуша с ней не живёт, наверное, судьбе было так угодно распорядиться. «Бога забыли, потому кругом у людей всё плохо ладится», — вспомнились слова хозяйки Марии Никитичны, когда услышала её печальную исповедь. Но она же не грешила, чтобы Бог её так жестоко наказал, забрав мужа. А ведь он был самый лучший, а вот погиб. За какие же это грехи?

Юлия не могла во всём этом разобраться и считала, что виновата вовсе не она, а бывшая свекровь сама накаркала беду. Если бы любила её, свою невестку, то ничего бы, возможно, и не случилось…

Такси с проспекта свернуло в переулок, который выводил на Народную. Когда машина остановилась, Юлия расплатилась с таксистом и быстро вышла, словно боялась, что он её не выпустит и она очутится в западне. Такси резко сорвалось с места и умчалось в ночную даль улицы, как-то злобно и суетливо шелестя шинами по сырому асфальту. Юлия пошла к подъезду семейного пятиэтажного общежития. Светка жила на третьем этаже; эту квартиру они получили год назад.

Игорь был чуть выше жены, с модной стрижкой, сзади волосы доходили до плеч, тогда как спереди — коротко подстрижены, и от этого светлое лицо казалось слегка вытянутым, не знавшим солнечного загара, — высокий лоб, светло-голубые глаза, прямой нос. Светка перед трельяжем вдевала в уши золотые серёжки; на ней превосходно сидели плотно облегавшие бёдра широкие чёрные брюки-колокола и розовая из атласного шёлка блузка, нежно облегала её крепкий бюст. Длинные светло-золотистого оттенка волосы, утончённое лицо с большими серо-зелёными глазами, тонкий нос с горбинкой — все эти черты выдавали в ней красавицу, которой не чуждо зазнаваться. Сейчас она сильно напоминала Семёна, только брови у неё не как у отца надвинуты на глаза, а подняты и как-то разлетались к вискам, веки подведены тушью и тенями. От неё пахло редкими дорогими духами.

— Ну вот и всё! А теперь можно и на бал! — воскликнула она. — Потрясающая у меня тётка — как картинка, девочка на выданье, талия осиная. Игорёк, только не тебе на неё пялиться… — шутливо отвернула она от неё голову мужа.

— Думаешь, буду у тебя разрешения спрашивать? — засмеялся тот.

— Ещё как будешь! А вот я тебе по шее вмажу!

— Что ты меня смущаешь? — засмеялась Юлия. — Ехала на такси, водитель приставал, будто женщин век не видел, — весело проговорила она.

— Ну погнали, разбазарилась! — серьёзно бросил Игорь. — Стол там давно накрыт и ждёт нас.

— А у кого же день рождения? — спросила Юлия и трогательно, с лёгким, нежным кокетством засмеялась.

— Да у племянницы твоей. Она Весы, а я Скорпион. Разве мы подходим друг другу?

— На что ты намекаешь? Только собрались в ресторан, видишь, как он залопотал? — она погрозила ему кулаком. — Моя тётка, между прочим, Скорпион, правда, Юля?

Игорь достал пачку «Мальборо» и неспешно закурил.

— Совсем неумно, — заметила Юлия. — Я в знаки зодиака не верю.

…От общежития до ресторана всего идти минут десять. Гостиница «Новостроевск» была видна даже из окна комнаты. Почти по всей окружности площадь освещалась ртутными фонарями, отчего кругом было светло почти как днём. На автобусной остановке собралась большая толпа. Должно быть, в кинотеатре «Космос» закончился кинофильм, и потому на улице царило оживление. Проехал, мерно позванивая, трамвай; без конца сновали легковые автомобили, редко проскакивали грузовики и пассажирские автобусы.

При входе в вестибюль стоял швейцар; на нём была форменная фуражка с кокардой, по бокам широких тёмно-синих брюк нашиты жёлтые лампасы. У всех входящих он проверял пригласительные билеты. В городе это был единственный ресторан, куда пропускали по заранее выкупленным билетам. Поэтому каждому желающему попасть сюда было не так-то просто.

Игорь достал билеты по знакомству и теперь чувствовал себя перед женой и свояченицей значительной личностью. Он был в короткой кожаной куртке, в уже изрядно потёртых джинсах и вельветовом батнике. В гардеробе ресторана молодой мужчина поухаживал за своими спутницами, и вскоре втроём прошли в зал и тотчас попали под взоры разновозрастной публики. Особенно на них смотрели мужчины, а женщины лишь в тех случаях, когда замечали, что их кавалеры созерцали Юлию с таким интересом, будто перед ними появилась широко известная актриса. Но она лишь про себя улыбалась и старалась держаться, как ей казалось, с достоинством и непринуждённо, будто была здесь уже неоднократно и привыкла к такому повышенному к себе вниманию мужчин, а также их подруг. Хотя на самом деле это ей удавалось с трудом, всё здесь молодой женщине было в новинку и донельзя её беспокоило, что становилась центром притяжения противоположного пола и в такие моменты стыдливо опускала глаза.

А ведь действительно, даже без хорошей причёски, её природной красоте можно было позавидовать, к тому же на ней превосходно сидело платье из сиреневого трикотина с короткими рукавами, которое подчёркивало выпукло-упругие груди и все линии пленительно гибкой фигуры, что на неё нельзя было не заглядеться. Так что молодая женщина, совершенно гармоничного сложения, невольно приковывала к себе внимание искушённой публики; на миг это вызывало у неё гордость за себя. Но от сознания того, что её необычная яркая внешность кого-то из женщин могла раздражать и настраивать их против неё, это Юлию очень огорчало. К тому же иногда она слышала в кафе замечание посторонних мужчин, что она смотрит диковатым взглядом, какой был свойствен, наверное, только первобытным женщинам, у которых мужчина чужого племени вызывал страх или ужас. Однако, чтобы её успокоить, некоторые называли такой взгляд главным её достоинством. Но пока никто не намекал на её восточное происхождение, о чём она, впрочем, редко думала.

Юлия полагала, что Игорь прихвастнул, когда говорил, будто в ресторане к их приходу всё уже подготовлено. Но действительно, к их приходу стол был тщательно сервирован. Столешница была застлана чистой белоснежной скатертью, расставлены рюмки, фужеры, тарелочки, на которых салфетки скручены в изящную фигуру; разложены попарно вилки и ножи. Для начала трапезы поставлены в основном холодные закуски и в графинчиках минеральная вода, водка и бутылка шампанского.

За соседними столиками уже сидели молодые мужчины и женщины или парами девушки и парни, за некоторыми — одни девушки, за другими рассаживались то парами, то одинокие мужчины и женщины. И так по всему залу, и всё нарядные, модные. В центре зала была отведена площадка для танцев, вокруг которой на незначительном возвышении за невысоким ограждением были расставлены под белоснежными скатертями квадратные столики вокруг всей овальной окружности танцевальной площадки, куда со всех сторон с балюстрады сбегали деревянные лесенки в несколько ступенек. Над площадкой возвышалась эстрада, где стояли музыкальные инструменты, но самих музыкантов пока ещё не было. За эстрадой на галерке под балконом под белыми скатертями также стояли столики. При входе из вестибюля в ресторан, с правой стороны, наверх вела широкая лестница в бар; он располагался на просторном балконе, который частично нависал над залом ресторана; его потолки были достаточно высокие, а окна тянулись от пола почти до самого потолка. Следующая стена была совершенно глухая, по ней в романтическом стиле растекалось цветное панно, создававшеё располагающеё к приятному отдыху настроение. К тому же панно рождало поэтические ассоциации — этакое вечное тяготение к любви и красоте. На живописному пейзаже изображены женщина и мужчина; их беззаботные счастливые взоры обращены друг к другу; а в некотором отдалении от влюбленной парочки, на лужайке, паслись белые в тёмных яблоках кони. Юлия как раз и рассматривала это дивное панно, словно ничего чудесней этого в своей нелёгкой жизни не видела, хотя она была уже знакома с настенной росписью в соборе, куда заходила вскоре после приезда из Сибири, так как ночью в поезде во сне она увидела покойного мужа, который стоял на высоком большом холме. В руках он держал меч, а на голове был металлический шлем русского витязя. И тут он вдруг исчез, и возник совершенно незнакомый мужчина в фуражке и погонах. Его форму она хорошо не успела разглядеть, но вполне ясно услышала слова: «Вот я тебя и нашёл». Юлия проснулась со странным ощущением холодка. Под боком спал сын Женя, и она ещё тесней легла к нему, трепетно прижала его к себе…

Этот сон почему-то долго не выходил из головы; она пересказала его Валентине, и та посоветовала поставить в соборе свечку за упокой мужа и за здравие сыновей, дочери и себя.

Глава третья

Зал наполнялся и наполнялся нарядной публикой, и, наконец, почти все столики были заняты; слышались гомонящие голоса, словно потревоженный рой пчёл. Игорь резво распоряжался за столом, открыл шампанское без шумного хлопка, разлил по высоким фужерам искромётное вино и пригласил Юлию выпить за Светку. Между прочим, через полтора месяца у Юлии тоже будет день рождения, но она об этом не хотела заранее напоминать, так как не любила его отмечать. Хотя покойный муж всегда её поздравлял. Но сейчас ей было тяжело вспоминать свое прошлое. Она выпила всё вино, даже не заметила, как это ловко у неё получилось. Юлия боковым зрением увидела, как на неё с соседних столиков то и дело смотрели с любопытством мужчины, а их женщины взирали на неё почему-то свысока, отчего ей становилось неприятно, хотя где-то в глубине души это вызывало тихую радость, которую в себе тут же подавляла. Неужели она ещё может привлекать чьё-то внимание? Юлии казалось, что, родив троих детей, она заметно постарела. Потому в последнее время стала делать омолаживающие маски, протирать лицо лосьонами, всегда пыталась сохранять фигуру, как ей иногда казалось, в своей первозданности. Но этими иллюзиями только себя обманывала — как и всякая женщина, которая любым способом стремится удержать ускользающую молодость. Но что касалось её самой, то роды на её внешности нисколько не отразились, и во многом это благодаря искусственному голоданию: она могла продержаться все выходные, не взяв в рот ни крошки, лишь попивая какой-нибудь фруктовый или овощной сок с гренками. А в будни старалась никогда не переедать, меньше есть мучного и мясных блюд…

Сейчас она исключительно из приличия прикасалась к овощному салату. Может, поэтому после второго фужера вина у неё приятно закружилась голова, ей стало так необычайно весело, что хотелось даже петь и танцевать, позабыв про всё свои печали. Потом, словно специально для неё, заиграл оркестр. Вот из-за соседних и дальних столиков к эстраде потянулись женщины и мужчины, девушки и парни. Это движение создавало несколько приподнятое настроение. Юлии тоже захотелось танцевать и веселиться. А музыканты заставили на миг вспомнить мужа, вокально-инструментальный ансамбль, как она в училище стала его постоянной солисткой… Но когда муж уехал по распределению, она уже не с таким желанием пела, а впоследствии для неё всё так неудачно складывалось, что ей больше не пришлось участвовать в художественной самодеятельности. Значит, не самозабвенно стремилась к пению и не обладала неуёмным честолюбием добиться чего-то серьёзного в вокальном искусстве. Тогда она выбрала любовь, семью, поэтому нельзя было бесплодно мечтать о музыкально-вокальном поприще. И вот сейчас у неё возникло желание спеть с музыкантами. Но как им объяснить, что у неё есть для этого все данные. И Юлия невольно вздохнула, а в этот момент перед ней, как из-под земли, появился молодой мужчина довольно приятной наружности, но на красавца совершенно не тянул и был явно старше её. Он был выше среднего роста, но достаточно плотный, хорошо сложен физически, по-военному подтянут. На нём хорошо сидел чёрно-синий костюм, белая рубашка в тонкую полоску была как-то неряшливо расстёгнута; на груди у него курчавились чёрные волосы. Почему-то ей показалось, будто он нарочно снял галстук, чтобы обнажить свою волосатую грудь, — наверное, ему кто-то подсказал, что именно таким был её первый муж. Но она понимала, что этого, кроме неё, никто не мог знать, значит, это случайное совпадение. И пока она так размышляла, он пригласил её танцевать; румянец и до этого цвёл на щеках, а сейчас лицо покраснело ещё сильней, и её охватило безудержное волнение оттого, что ей действительно нравились волосатые мужчины. Но тут она испугалась: как бы он не догадался о её страсти. Она робко встретилась с его улыбающимися серыми глазами и дико смутилась, поскольку ей казалось, что он видит всё её переживания, которые ей всегда было трудно скрывать, и оттого сейчас стыдливо опустила глаза. Юлия боялась, что и Светка и Игорь тоже улавливают то, о чём про себя она думала. К тому же к зятю она всегда относилась ровно, даже с намеренно отстранённым равнодушием, так как он иногда пытался обратить на себя внимание, что ей было совершенно не нужно. Хотя она хорошо понимала, что он всего лишь муж племянницы, и этого было вполне достаточно даже в том случае, если бы он сильно ей нравился. Сейчас она постаралась обо всём на свете забыть и быстро встала с сознанием, что впервые за два года будет танцевать с чужим мужчиной, что, однако, заставило её тотчас невольно усомниться, не совершает ли она ошибки. В этот момент молодая женщина услышала, как племянница бросила: «Пойдём танцевать!» Будто это относилось к ней, хотя на самом деле Светка приглашала мужа, видя, что тётку, как она и хотела, уводит вполне приличный на вид мужчина.

Юлия не без отчаяния старалась отвлекать себя от преходящих мыслей, которые сковывали её движения, и слегка опустила голову. И тут же как-то покорно пошла чуть впереди мужчины между столиками, чтобы пройти к выходу на танцплощадку. Из-за того что он шёл где-то позади, она боялась споткнуться о ножку стола или задеть стул, что опять-таки сковывало движение и делало её неуклюжей. Но вот она почувствовала лёгкое, тёплое касание его пальцев. От мужчины пахло чудесным одеколоном, аромат которого неодолимо влёк к нему. В этот миг ей снова показалось, что она поступает противоестественно, так как ещё несколько минут назад думала с тоской о покойном муже. Но почему именно в этот вечер? Ведь в будни к ней приходят совсем другие мысли, а чаще всего просто не было никаких. Правда, какая-нибудь хорошая книга уводила её в свой светлый или грустный мир, и ей тоже хотелось быть вновь замужней. Но за эти два года Юлия даже стала верить, что ей больше не испытать женского счастья… А может, это он, покойный муж, её удерживает от возможно опрометчивого шага?

— Как вас зовут, красавица? — услышала она, когда с ним танцевала. Он положил ей одну руку на плечо, а вторую на талию и старался приблизить к себе. Но Юлия инстинктивно напрягалась, ощущая, как у неё раскалённым огнём пылает лицо. К тому же вокруг все прыгали, и только он водил её в медленном ритме, тогда как звучала очень быстрая музыка — оглушительная, темпераментная.

— Зачем вы у меня это спрашиваете? — спросила Юлия, отлично, однако, понимая, чего от неё он добивался.

— Потому что не могу этого не спросить. Вы очень красивая! Меня зовут Николай Боблаков, служу в армии в звании старшего прапорщика. Был женат всего однажды, у жены двое детей, от меня дочь… Если захотите скрашивать мои одинокие вечера, тогда расскажу о себе подробно, а пока воздержусь.

— Очень приятно слышать, что вы такой искренний. А у меня трое детей, правда, сейчас со мной двое. Старший… живёт у родителей первого мужа. Я работаю в кафе поваром, зовут меня Юля.

— Какое имя красивое! С трудом верю, что вы такая юная и уже были дважды замужем! — искренне удивился он, хотя в серых глазах таилось недоверие к тому, что услышал.

— Почему вас это так смущает? — пожала она плечами.

— Потому что молодая очень… поэтому я подумал, что… — он оборвал фразу и тут же предложил: — Давай перейдём на «ты»? Между нами уж не такая большая разница в возрасте. Мне стукнуло сегодня тридцать два года. Вот и решил отметить первый раз в жизни в ресторане. С другом пришёл. Он там сидит курит, — указал он взглядом в сторону галереи.

— Что же ты подумал обо мне, Коля?

— Как это приятно слышать! — нарочито бодро воскликнул Николай, улыбаясь.

— Разве жена тебя так не называла? — спросила она в его тоне.

— Да, иногда называла. Ну что об этом вспоминать в такой для меня день? Лучше сядем за наш столик. А то без красивой женщины в мужском братстве одна серая скука.

— Спасибо за приглашение, а твой друг тоже развёлся с женой? Но я лучше останусь со своими компаньонами, уж извини, Коля, только мы не тот танец с тобой танцуем… не та музыка…

— А зачем торопить время, они же прыгают и торопят его. Между прочим, это даже учёные признают, что скорость опережает время. Я уже немолодой! — снисходительно засмеялся он, шепча что-то ей на ухо. Но Юлия не расслышала, хотя поняла, что он готов весь вечер провести с ней. Она старалась держать его на расстоянии и не позволять скатываться к фривольным отношениям, так как в её понимании это отдавало пошлостью и неуважением к женщине, будто она пришла сюда специально кого-то встретить. Хотя, чего скрывать, втайне она давно мечтала о новой любви, только не решалась увлечься хотя бы мало-мальски приглянувшимся человеком. По её представлениям, заветная встреча с мужчиной должна была произойти в более приличной обстановке, но только не в ресторане, — она уже знала из книг, что злачные места настраивают на откровенное сближение с мужчиной. К этому располагает вся обстановка ресторана, даже на панно видно, что иных отношений здесь быть просто не должно. Наверное, замужние женщины, пришедшие сюда по оказии без своих мужей, тоже готовы расслабиться с посторонними мужчинами, и якобы за это их никто не должен осуждать.

Юлия не знала, что сейчас ответить Николаю, ведь она ясно видела, как у него возбуждённо сияли глаза. От него кроме одеколона пахло водкой и сигаретами, — видно, любит хорошо поддавать. И эта догадка неприятно кольнула в сердце и заставила вспомнить второго мужа-пьяницу. Но чтобы скрыть читавшуюся в глазах мысль, Юлия из вежливости сдержанно улыбнулась, а получилось, что двусмысленно, так как в следующую секунду ей показалось, что своей улыбкой она сделала ему какой-то тайный намёк о своём сокровенном желании, которое бы никогда не выразила словами. И постаралась об этом забыть, только бы не мучили угрызения совести. Правда, она уже стала тяготиться тем, что они танцевали не так, как все. Впрочем, это обстоятельство нисколько не смущало молодую женщину, просто она ощущала физическую силу мужчины, и это сейчас чрезвычайно беспокоило её, давно не испытывавшую этого желания. За более чем два года как она развелась с мужем, у неё не возникало никакого искушения. Юлия была рада, что могла спокойно жить без мужчины. Правда, иногда ей снился кто-то. Но чаще всего это происходило после какого-нибудь просмотренного фильма, когда понравившийся актёр ей снился настолько явственно, будто она спала с ним. После таких эротических сновидений она больше обычного смотрела на работе на приходивших в кафе обедать мужчин, не отдавая себе в этом ясного отчёта…

Со временем, конечно, Юлия приходила к мысли, что одной жить плохо. На работе в такие дни у неё всё валилось из рук. И тогда непроизвольно подступали слёзы, хотелось плакать и плакать: почему она такая красивая и должна ни за что пропадать, губить своё здоровье в страданиях, и только потому, что у неё трое детей? Когда Николай сказал, что у него двое детей, Юлия в душе этому даже обрадовалась, но тут же пришла отрезвляющая сознание мысль (как, бывало, приходила и раньше), что мужчинам многодетные женщины если и нужны, то исключительно для развлечений. Ни один не осмелится принять её с детьми и стать им отцом. Эта мысль глубоко засела в подкорке и то и дело напоминала о себе, как она ни старалась её заглушить…

Глава четвёртая

Николай Боблаков был женат десять лет. Его жена Антонина работала парикмахером. У супругов первенцем родилась дочь, а через пять лет сын. В своё время Николай в звании старшего сержанта остался в армии после срочной службы в танковых войсках, затем окончил курсы прапорщиков в Ташкенте и через восемь месяцев был произведён в прапорщики. Вернулся в свою воинскую часть и был начальником продовольственного склада, потом возглавил материально-технический отдел…

Антонину он встретил на свадьбе своего близкого друга, который позже перевёлся в другую часть. Тогда она была статной, красивой, как ему казалось (впрочем, он не ошибался). Антонина с большими карими глазами, прямым тонким носом, пухлыми губами — очень чувствительными — смотрела на Николая так пристально, точно больше никто её тогда не мог заинтересовать. Он был в гражданском костюме. Она узнала от подруги, что Николай повышен в звании. Антонина дала себе слово, что он будет её мужем. Между ними была небольшая разница в возрасте. Правда, Антонина уже побывала замужем. Её мужем был курсант военного училища, но когда его исключили с последнего курса за неуспеваемость, Антонина отказалась быть женой человека, у которого не будет карьерного роста, а муж гражданской профессии её почему-то не устраивал. И подала на развод, детей у них, слава Богу, не было. Антонина стала свободной птицей, поняв к тому же, что мужа она, оказывается, никогда не любила, но рассчитывала, что в будущем он с её помощью мог бы дослужиться до высокого воинского чина. Её в нём прельщало одно: он мог стать офицером и дослужиться до генерала. Когда она мысленно уносилась в будущеё, представляя себя там женой генерала, ей виделась большая квартира, прислуга, поездки по знаменитым курортам. От предвкушения этого мига у неё сладко замирало сердце.