22 сказки о Таро

Вместо предисловия. Магия карт таро, или «А что вы можете»?

— Да все можем, в принципе, — пожимает плечами Маг, — на то мы и мы. Вон у Жрицы спросите, что она может. Не женщина, а мечта.
Церемонно расправляя складки одеяния, Жрица, молодая совсем женщина с чуть утомленным взглядом, кивает: 
— Нет для нас невозможного. Ибо мы — сила, ибо мы — знание, ибо мы — время. Мы — это сама жизнь. 
— За себя говори, — ворчливо замечает, спешиваясь с белоснежного скакуна, суровая и не в меру костлявая фигура, — Я за жизнь не в ответе. Перерождение — пожалуйста, а ваши эти жвадевиврыjoie de vivre (Фр) — радость жизни, жизнелюбие. себе оставьте. 
— Опять обиделся, — качает головой некто с крыльями, поудобнее перехватывая два тяжёлых золотых кубка, полных искрящейся жидкости, — И вот так всегда — чего ни скажи, реакция одна. 
— А не надо глупостей говорить, — бурчит Смерть, — и все будет прекрасно. Ты ещё скажи, что вон тот идиот за мудрость в ответе…
Шут, весело перепрыгивая с карты на карту, ласково треплет скакуна Смерти по холке: 
— Если надо, ей-ей, отчего бы и нет? Шут — не значит дурак. 
— Именно что значит, — замечает с трона Император, — только бы кривляться. 
— Не далее чем вчера, муж мой, ты изволил назвать его умницей, — журчаще изрекает Императрица, ласково касаясь мужниного златотканного рукава лилейной рукой, — и пожаловал ему перстень.
Император бормочет что-то нечленораздельное и углубляется в созерцание своих владений, лежащих за пределами видимости.

— Как вы умеете решать проблемы, ваше величество, — с лёгким поклоном сходит со своей карты величавый ИерофантИерофант — пятый аркан таро, иначе — верховный жрец, папа., — благодарение богу за вашу мудрость.. Попутно он умудряется ласково отпихнуть башмаком Шута, пристроившегося тут же на ступеньке. Тот, тихонько ойкнув, отпрыгивает в сторонку, потирая ушибленный папской туфлей бок.

Толпа народа, потирая синяки, проходит мимо, кряхтя и чертыхаясь. Где-то вдалеке слышен грохот падающих камней и звон разбивающегося стекла.

— Опять, что ли, башня? Я же велел её отстроить! Ничего нельзя поручить. Олухи!
Златовласая девушка, лучезарно улыбаясь и ведя за собой льва на цветочной гирлянде, устремляется на помощь потерпевшим. На соседней карте медленно всходит Солнце. 
— Куда? — сурово окликает его Луна из своей полутьмы. — Моё время. А ну пшшло прочь!
Неохотно Солнце прячется, утаскивая за собой и девушку в венце из звёзд, слабо отбивающуюся от его жарких объятий. 
— И дочь мою в покое оставь, негодяй. Тоже мне… Дон Жуан нечесаный!
Звезда бежит обратно под лунные лучи, разливая воду из серебряного кувшина. 
— Эй, девка, осторожнее! У меня из-за тебя костры гаснут! Посмотри, что ты натворила — я теперь что твоя курица! — вымокший насквозь Дьявол грозит девушке кулаком. Испуганно ахнув, та и вовсе убегает прочь. 
— Замолчите вы уже, или нет? Медитировать мешаете! — жалобно просит висящая на крестовине фигура в ярком кафтане.

— А ты ушки закрой, — заботливо советует Дьявол, раскачивая Повешенного вилами, — и не встревай, а то нормально повешу. 
— Оставьте свои пререкания, — хором просят пожилой Отшельник и Архангел с трубой, — достали все. 
— Ищите дзен, — шепчет девушка, окруженная животными и опутанная шелковыми лентами, — ищите дзен…

— А ты — одежду, — острит Дьявол, — и грудь убери с виду. Нашла чем хвастаться. Видали и получше. Мир называется, глядите! Голая грудь и всех дел. А вы двое тоже хороши — вам бы только обжиматься по углам!
Влюбленные бросаются наутек, тут же едва не попадая под Колесницу. Возница, возмущенно прищелкнув кнутом, проносится мимо.
Дьявол продолжает веселиться. 
— Эй вы, горемыки, там впереди колесо, смотрите не задавитесь!
С грохотом мимо парочки пролетает золотое колесо. За ним следует дама с мечом и весами. Дьявол получает по уху золоченой чашей и спешно ретируется. 
— Я за Справедливость, — весело замечает дама и пропадает.
На секунду воцаряется тишина — образы замолкают. Дьявол, высунувшись из-за куста на карте Силы, шепчет, прислушиваясь: 
— Нас открывают, народ… пора за работу!

Дурак

Шут (Дурак) — нулевая, или двадцать вторая — кому как удобнее — карта таро, открывающая группу старших арканов. Основные ее значения — новые начинания, приключения, энтузиазм, вера, важные решения, удача. Встречаются и иные трактовки- безумие, небрежность и беременность.

Сколько себя помню, всегда любил приключения. Свобода манила меня, вольный ветер звал за собой — и я шел, повинуясь тому, что было сильнее меня. Там, куда тянуло других, меня было не найти — ведь я был там, где не было остальных. Что могли знать они об истинной свободе, о том, как прекрасны закаты, когда их видишь только ты один? Разве могли они понять подлинную красоту мира, услышать песнь ветра или голос моря?

Что вообще знают люди, эти обычные, несчастные, люди, о мире вокруг? Разве можно понять мир, осознать, впитать его, сидя в четырех стенах? Это всегда удивляло меня — а их удивляла моя любовь к лесам, полям, горам, пению птиц и долгим прогулкам по краю обрыва. Больше того — они прозвали меня дураком, не понимая, что на самом-то деле глупцами были они сами. Узники, все до единого, — вот, кем они были для меня.

Годами, днями, месяцами, часами и минутами бродил я по миру, наслаждаясь каждым шагом, вдыхая полной грудью. Дождь, снег, ветер — все было мне нипочем, и я не замечал, как меняюсь сам, но каждую секунду отмечал, как мир вокруг становится все прекраснее.

Покинув родную деревню в семнадцать лет, я вернулся лишь пятьдесят лет спустя — чтобы снова увидеть то, от чего бежал. Ничто не изменилось — все те же серые дома, те же угрюмые, снующие, подобно муравьям, люди — с неизменно угрюмыми, серыми, лицами. На их фоне я выглядел чужаком, — и был таковым, несомненно — и вовсе не яркая, всех оттенков радуги, одежда, делала меня чужаком в родных местах. Думаю, вы понимаете, о чем я.

Все дороги здесь были хожены и изучены миллионы раз, по всем тропинкам прошел я теперь снова, минуя на своем пути то, что когда-то было мне домом. Ничто не изменилось — вслед по-прежнему неслось пренебрежительное «дурак»…

Маг

Маг — первый старший аркан, карта неоднозначная и прекрасная. Маг — это тот, кто владеет тайной мироздания, это умница, склонный, тем не менее, к манипуляции и проявлению личной силы. Это и мания, порой доводящая до безумия.

Когда я был молод, мой учитель, прославленный волшебник, говорил мне:

— Бойся мнения людей, мальчик мой — оно служит им, но не нам. То, что ты сочтешь магией, они назовут обманом, и поверят этому. Их мнение для них всегда будет весомее истины.

Я смеялся над ним, самоуверенно полагая, что старик бредит, будучи в себе не слишком уверен. Как и все молодые люди, я считал себя самым умным. Учитель же мой вздыхал, глядя на меня — ему было слишком хорошо известно, где кончается любое самомнение. Знал он и то, что однажды я буду глубоко сожалеть о собственной глупости; впрочем, до этого было ещё далеко, а пока я мог спокойно кормить своё юношеское эго собственным идиотизмом.

Я преуспел в науке волшебства, и к тому времени, когда учитель мой отошёл в мир иной, был уже довольно известным магом — и преемником старика. Свой жезл он завещал мне, однако наказал, чтобы я был осторожен в обращении с ним.

— Он обладает своей волей, и не потерпит самоуправства, — предупредил он, уже готовясь отдать богам душу, — запомни, что тебе придётся заплатить за любое волшебство, причиняющее вред…

Старик умер. Жезл остался у меня. Я торжествовал — был я молод, хорош собой, и умён, как мне казалось, — ничто не могло помешать мне сделать блестящую карьеру.

Что-что, а это мне удалось. Короли, цари, императоры и князья падали ниц предо мной, моля о помощи, женщины сходили с ума от моей улыбки — и, стоило лишь захотеть, отдавались мне там, тогда и столько раз, сколько было угодно мне. А мне было очень даже угодно.

Я творил магию самозабвенно, не замечая, как мои глаза, когда-то ясные, стали жестокими, губы цинично изогнулись, а интересовать меня стала лишь нажива. Иными словами, я пал так низко, как только мог пасть маг — я нарушил обет человеколюбия, данный старому учителю, и катился по наклонной так стремительно, что ветер свистел в ушах.

Теперь никто не звал меня магом — меня звали как угодно — манипулятором, подлецом, лжецом, шарлатаном — но звание мага я потерял. Жезл старика отказался служить мне. В день своего тридцатилетия я проснулся дряхлым старцем, разбитым болезнью. Жители моего городка, прознав о моей слабости, изгнали меня.

Быть магом, мальчик мой, это тяжкая ноша. Лучше избери себе другую работу — ибо власть убивает самые благие помышления и устремления. Я ведь собирался служить людям — а погляди, во что я превратился… а ведь мне нет ещё пятидесяти. Беги от магии, сынок, если слаб духом — она совратит тебя, вывернет наизнанку и оставит умирать на обочине дороги…

Так говорил дряхлый старик цветущему юноше, сжимая в скрюченных пальцах палку, испещрённую рунами. Юноша слушал, кивал, а в голове его зрел план — он уже видел, как отнимет у старика посох… Он видел своё славное будущее. Он полагал старика сумасшедшим и втайне насмехался над ним.

А старик смотрел на него и вздыхал…

Верховная жрица

Папесса, или верховная жрица — второй старший аркан, и первый женский образ, который мы встречаем в таро. Жрица — символ тайного знания, интуиции, эзотерической мудрости и интереса к мистике.

Мудрость-тяжкое бремя и великая сила. Мудрость — единственное, что осталось у меня после того, как было навеки потеряно все остальное. Мой мир рухнул в тот день, когда меня избрали жрицей Луны.

Жизнь моя была беззаботной, лёгкой — имея в отцах короля, чего ещё могла я ждать от своего существования? Балы, праздники, веселье, наряды и украшения, принцы и князья, графы и герцоги, музыка и редкостные дары со всех концов земли… Разве могла какая-нибудь девушка мечтать о более прекрасной жизни?..

Я должна была выйти замуж — все было готово, до свадьбы оставалось два месяца. Мой подвенечный наряд — лунные сумерки в сверкании звёзд — был давно изготовлен, диадема и ожерелья, кольца и браслеты — все ожидало своего звездного часа. Мой жених был прекрасен и юн, я была так счастлива — и все это кончилось в единый миг.

В середине празднества явился нежданный гость — оракул храма Луны, седобородый и суровый, он одним своим видом превратил моё счастье в трагедию.

— Принцесса не может выйти замуж, — провозгласил он, вперив в меня жуткий взгляд безумца, — она предназначена в супруги богу полуночи, она — дочь лунной богини и не должна влачить убогое земное существование. Ей суждена другая жизнь. Отдай её мне, владыка!

Мой августейший отец был в ярости, мать едва его успокоила — но с волей жреца спорить было нельзя. В моей стране жрецы всегда стояли выше королей. Свадьбу отменили, едва начав пир. Меня, в слезах цеплявшуюся за любимого, волоком оттащили в покои оракула. Так начался кошмар.

Бесконечная вереница жрецов, жриц, колдунов и астрологов день за днём проходила передо мной. Новые знания всеми способами вкладывали в мою голову, изводя то обрядами, то церемониями — и в конце концов меня провозгласили дочерью Луны и первой жрицей храма ночи.

Долгие годы я предсказывала, учила и напутствовала других, обучала и направляла — все менялось, кроме меня самой. Как и прежде, я была юной и прекрасной двадцатилетней девушкой. Как и прежде, моя кожа была свежей и гладкой, волосы блестели, фигура оставалась точёной — а ведь прошло больше тридцати лет с моего посвящения.

Луна дала мне вечную жизнь и юность — и закрыла моё сердце, оставив мне лишь мудрость и знания. Луна отняла у меня самое дорогое и подарила самое ценное.

Луна стала моей матерью, Бог полуночи — моим суженым. Ту ночь, когда я стала жрицей храма, по старинному обычаю со мной провёл со мной незнакомец в короне из звёзд и маске — то был сам полуночный король в человеческом облике. Больше мужчин я не знала.

Свою дочь я никогда не видела, но знаю, что за судьба не ожидает — ибо она — носительница того же дара, что и её мать. Она благословенна в глазах жрецов и магов — и проклята — в моих. Её не ждёт ничего, кроме бесконечности белых стен и серебряной парчи. Она — следующая жрица. Этого не изменить.

Знания — великая сила, мудрость — великая власть… И проклятие.

Императрица

Императрица — третий аркан, символ безусловной женственности, материнства, изобилия и процветания, инициативы и удачи, реализации и взаимного чувства.

Щедрая, милосердная, добрая, заботливая, прекрасная, грациозная, великолепная… Вечно на сносях. Супруга. Мать. Хозяйка. Королева. Императрица. Должно быть, она счастлива, скажете вы.

Определённо, счастлива — разве может быть иначе — она правит целой страной, она любима народом, её обожают дети и боготворит муж. Конечно, счастлива.

Счастье — понятие весьма туманное, скажу я вам. Счастье не всем достаётся с короной. Мне оно не досталось. Да, я все ещё молода, красота моя ещё не увяла, и даже после рождения пятого ребенка моя талия не раздалась. Другая была бы счастлива — я же о себе такого сказать не могу.

Замуж меня выдали, как это частенько делается в королевских семьях, рано и по договору. Жениха своего я ни разу не видела, знала о нем немного — только то, что он старше меня, да и то, что владения его обширны. Мне было пятнадцать, и кроме меня у матери (отец умер, когда мне едва исполнилось шесть — погиб на охоте) было шесть дочерей. Старших взяли замуж ещё при жизни отца князья с севера, третью дочь просватали за герцога, четвёртая — я — теперь тоже была пристроена. Моя младшая сестра ушла в монахини, к вящему неудовольствию матери, а две последние были совсем крошками — но и их мама быстро определила в супруги каким-то принцам. Все у неё было схвачено. Кроме, пожалуй, информирования. Никто из нас в глаза будущего мужа не видел до свадьбы, и нам было невдомек, что все они, мягко говоря, не идеальны. Мой оказался стариком на сорок лет меня старше.

Какова материнская любовь — выдать дочь за седого старика! Да, он был добр, мягок и учтив, и когда-то явно хорош собой, но все же стар для пятнадцатилетней девочки.

Довольно быстро я родила наследника. Затем ещё двоих, чудесных близнецов, и ещё девочку. Рожала я практически каждый год — последний ребёнок явился на этот свет в мой двадцать седьмой день рождения, девять лет спустя после рождения первенца. Мой муж оказался прекрасным отцом и чутким супругом, и невероятно умным и легким в общении человеком, многому научившим меня. Но все же… О другом я мечтала.

Я могла бы быть счастлива — и была — ведь я обожаю своих детей, и безмерно уважаю своего мужа, мне по сердцу моя страна, полная солнца, садов и гор, рек и морей — но моё сердце временами тоскует по той жизни, которой у меня никогда не будет — жизни с любимым человеком вдали от дворцов и приемов. Моя сестра-монахиня, и та счастливее меня, хоть и живёт в келье и ест из деревянной посуды.

Я императрица. Императрица бесконечной страны, плодородных земель и чистейших рек. Императрица одинокого сердца.

Император

Вечный лидер, уверенный и жесткий, мудрый и прозорливый, Император- хозяин четвертого аркана. Зодиакально связан со знаком Овна — а значит, еще и упорен и упрям. Император — отец, управитель, менеджер и воин. Он логичен, стабилен и суров, его решения и мнения всегда подчинены рассудку. Эмоциям в его жизни места нет.

Мой отец был великим человеком. Мудрый властитель, благородный и проницательный, он был невероятно добр к своим подданным — его любили, как никого из королей прошлого. Частенько, неузнанным проезжал он по своим владениям, навещая простых людей, расспрашивая их о жизни, что они вели, а вернувшись во дворец, неизменно созывал совет министров и искал способы улучшить жизнь своего народа.

Умирая, отец подозвал меня к себе и спросил, глядя на меня своими ясными синими очами:

— Каков, по-твоему, великий король? Чем измерить величие?

— Битвами, — отвечал я, в ту пору горячий, импульсивный юноша, — сражениями, кампаниями!

— Нет, сын мой, не битвами. Битвы — удел воинов, но величие королей битвами не измерить. Слушай меня внимательно. Истинное величие — это величие духа. Щедрость быстро завоюет тебе поклонников и почитателей, пышность твоего двора притянет к тебе знать, — но все это исчезнет, едва казна опустеет. Величие духа, мальчик мой, — это смиренная мудрость, это скромность и почтительность. Это уважение, которое ты испытываешь даже к самым простым из твоих подданных. Не думай, мальчик мой, что герцог, барон или граф важнее пастуха, землепашца или кузнеца — на последних стоит жизнь первых, на них, и только на них, зиждется счастье и достаток государства. Говори с ними, и поймешь правду, говори с ними, и тебе откроется истина. Там, где аристократы будут льстить, из боязни потерять титул и состояние, простой человек скажет тебе, как в самом деле обстоят дела — ведь терять ему нечего, и совесть его спокойна. Помни, сын, — тебя будут помнить только тогда, когда сердце свое ты отдал народу. Не балам, праздникам, битвам и сражениям, а тем, без кого жизнь сама твоей страны немыслима. Обещай мне, что сохранишь народ свой — и сделаешь его счастливее. Обещай.

Конечно, я пообещал отцу, что сохраню то, о чем он так пекся — и сделаю жизнь его подданных — теперь уже моих — легче и лучше. Мне было всего восемнадцать, но я твердо решил, что стану отменным королем.

Править оказалось непросто, хоть отец и оставил мне цветущую страну, — и нашел мне еще при жизни своей чудесную невесту, дочь соседнего правителя, которую я полюбил мгновенно. Дни и ночи проводил я среди министров, навещая инкогнито свой народ. И мне удавалось поддерживать достаток и порядок. Люди полюбили меня, видя во мне продолжение моего отца, и прозвали меня Добросердечным. Годы спустя к этому прозвищу добавилось еще и другое — Мудрый.

Моя супруга, добродетельная и прекрасная, вскорости родила мне прелестного сына, а затем — и чудную дочурку, и счастью моему не было предела. Благодаря тому, что я продолжил политику моего отца, войны мне не угрожали, и сын мой был с младенчества помолвлен с малышкой-дочкой восточного соседа, а моя звездочка-дочурка — обещана соседу западному. Когда, через два года, моя жена родила близнецов — девочку и мальчика, им быстро нашли пару среди соседних принцев и принцесс.

Счастье и любовь царили в моем государстве, и, по чести говоря, я был спокоен — и уверен в том, что так оно дальше и будет. Проходили годы, народ жил лучше прежнего, знать была довольна, дети мои — здоровы и счастливы. Казалось, так будет вечно. Но у судьбы есть свои тайные механизмы — и счастье мое омрачилось тяжкой болезнью жены. Она ждала ребенка — врачи и астрологи предрекли, что он будет последним, — хотя она была так молода! Роды оказались сложными, более двух суток моя драгоценная боролась за жизнь нашего дитяти, более двух суток сама таяла на глазах — и вот наша дочь увидела свет. Однако матери своей крошка так и не узнала — горячка унесла ее прежде, чем дочка проснулась во второй раз.

Малышка была так похожа на свою мать, что сердце мое не выдержало — и, взяв ее на руки, я удалился в свои покои, приказав кормилице следовать за собой. Моему старшему сыну исполнилось к тому моменту двадцать, и ему можно было поручить государство, ибо это был на редкость здравомыслящий парень. Мои дочери всячески помогали мне ухаживать за младшей сестренкой, сыновья охраняли ее покой — и каждый день она все больше и больше напоминала свою матушку, мою любимую жену. Счастье наполняло мою душу, стоило мне взглянуть на нее, такую пригожую и умную, словно сотканную из солнечного света. Мы прозвали ее Светлячок, и всех нас она обожала — как и мы ее. Можно сказать, я оправился от горя, и даже подумывал о новой женитьбе, однако возраст дал себя знать — и одной неудачной охоты под проливным дождем оказалось достаточно, чтобы свести меня в могилу.