Вспомни, Облако!

Часть первая

…Знание — развивается сравнением… среди молодежи нередко встречаются парнишки и девчонки, которые не умеют ценить все то, что для них завоевано, встречаются задорные орлы, которые преждевременно мечтают об уютном курятнике.

Знание прошлого вылечило бы их от слишком торопливого стремления пользоваться достижениями настоящего, не думая о будущем, не стараясь углубить и расширить не ими завоеванное и заработанное хорошее наших прекрасных, но еще не легких дней.

А. М. Горький

Прибытие Единственного инка

…Все узнали

о прибытии

Единственного Инка

по желтому знаку

в небе.

Из перуанской легенды

Возможно, это было лет тысячу назад.

Чимпа лежал на косматой шкуре пако у самого вы­хода из пещеры и поглаживал перья Могучего Суо. Вете­рок шевелил языки костра, обдувал теплом человеку и птицу. Внутри пещеры в серых сухих сумерках жевала траву и ободранные кактусы прирученная лама гуанако. Иногда на ее шее серебряным звоном вздрагивал коло­колец.

Суо — крупный сизо-черный орел — от прикосновения сильных пальцев юноши чуть пружинил на полусогнутых лапах. Глядя в коричневые, узкие, как горные расщели­ны, глаза Чимпы своими мутноватыми, подернутыми го­лубоватой пленкой зрачками, Суо открывал шершавый клюв, выпрашивая подачку.

Из подвешенного к поясу кожаного мешочка Чимпа достал кусок сушеного мяса, поднёс на ладони к затуп­ленному носу Суо. Резкий стремительный клевок — и мя­со исчезло в клюве орла. И все-таки Чимпа почувство­вал неуверенность клевка. Кончик клюва коснулся руки. Притупилось зрение Суо, не так мгновенно и точно сраба­тывали мышцы. |

«Сколько лет птице?» — подумал юноша.

Вырастил и натаскал Суо-поводыря Верховный жрец Храма Орлов Манко Амару, когда еще не имел сана. Теперь ему 90. Он почти не поднимается с возвышения из мягких шкур и оттуда учит молодых жрецов, готовит их к посвящению в сан Орлов. Чимпа «слышит» надтрес­нутый тонкий голосок белого Манко Амару, и улыбка растягивает его толстые губы: жрец всегда был добр к Чимпе и быстро отличил его. Чимпа уже третий год имеет звание «Парящий высоко». Этого достичь было трудно, несмотря на то, что он был из царственного племени квичуа, но был лишь сыном только двадцать девятой «девы Солнца», не очень любимой наложницы Единственного ИнкаЕдинственный Инк — царственный титул древних пра­вителей Перу.

Сейчас Единственный Инк в длительном плавании, и Чимпа с маленьким отрядом воинов и рабов ждет его парусные суда здесь, на скальной площадке отрога Анд, «глядящего в море». На склоне отрога выбит яркий бе­лый знак в виде трезубца. Ждет чтобы, увидев первым, оповестить всех инков о благополучном возвращении пра­вителя. Это приказ. И он выполнит его, если даже при­дется ждать до сладкого ухода к Богу Солнца.

Размышляя и поглядывая в проем пещеры на сине­ющее море, Чимпа кормил орла, оглаживал, чистил его оперение. Вот одно перышко вылезло из хвоста. «Да, ста­реет Могучий Суо!» Чимпа, повертев перо в пальцах, над­ломил его. Потом расщепил крепкими желтоватыми ног­тями вдоль. Снова в его ушах зазвучал тонкий голос муд­рого Манко Амару: «…юноши, посмотрите внимательно, как Великая Природа сделала легкую пушистую косточ­ку крыла „рожденных для полета“?!»

И сейчас уже прошедший науку Чимпа дивится это­му чуду. Перо легчайшее, а его не сломаешь. Надломив, не разорвешь. Твердый стержень обеспечивает жесткость там, где требуется поддержка, но ближе к кончику он становится упругим, как того требует полет. От стержня отходят бородки, они несут множество ответвляющихся в обе стороны маленьких бородочек, которые переплета­ются с совсем уже крохотными, обеспечивающими проч­ность.

Отбросив в сторону перышко, Чимпа взялся за крыло Могучего Суо, расправил его. Форма крыла походила на сделанные жрецами-строителями крылья «обезьян» и «крокодилов»,По представлению автора, «обезьяна» — легкий планер; «кроко­дил» — более тяжелый, с фюзеляжем, похожим на тело крокодила.плотное и тупое по ведущему краю, оно суживалось к концу, не встречающему ветер.

На маленьких «обезьянах», хоть они и прыгали в вос­ходящих потоках так, что мутило в животе, Чимпа ле­тал с удовольствием. Они сразу набирали силу для ухо­да в небо, для них требовалась только одна быстроногая гуанакоГуанако — разновидность лам, маленьких безгорбых вер­блюдов.. А большие широкие крылья грузовых «кроко­дилов» обтянуты тканью, такой же, как на головной по­вязке Чимпы, и пропитаны желчью животных. Крылья гудят, как кожа барабанов, когда входят в мощный по­ток. «Обезьяны» взлетают сразу, а «крокодилам» нужен длинный разгон по земле, иногда им даже не хватает площадки, и ламы, тянущие его, срываются вниз с кру­того склона, ломают ноги. Зато в небе «крокодил» устой­чив и парит ровно, как Могучий Суо.

Снаружи в пещеру ворвался сильный крик, скорее, вопль торжества. За спиной Чимпы всхрапнула лама. Он легко вскочил на ноги. Его коренастая невысокая фи­гура выросла в проеме каменного убежища. Смуглый, прикрытый только набедренной повязкой юноша вытя­нулся струной и посмотрел в сторону моря.

От горизонта к склону Анд со знаком трезубца плы­ли под парусами суда.

Они медленно приближались, и терпеливый зоркий Чимпа на одном из парусов разглядел красный знак Единственного Инка.

Чимпа прокричал несколько коротких приказаний, сопровождая их резкими жестами, — серебряные украше­ния звенели на его руках.

С верхушки скалы соскользнул раб-наблюдатель.

Два воина-инка в легких тканевых плащах, с бронзо­выми короткими мечами на бедрах выскочили из другой пещеры и побежали к легкокрылой «обезьяне», окрашен­ной в яркий желтый цвет молодого солнца. Отсоединили ременные стяги от валунов, и «обезьяна» легла на кры­ло. На вздернутый конец крыла спланировал Могучий Суо. В возбуждении он дважды хлопнул полутораметро­выми опахалами.

Чернокожий раб вытащил на ремне из пещеры лох­матую белошерстую ламу гуанако. Она упиралась, вы­гибая длинную шею, — уши прижаты к маленькой голо­ве, красноватые глаза зло блестят и косят в сторону. Не в силах противостоять мускулистому рабу, гордое живот­ное плюнуло в него жвачкой.

За ламой тянулся искусно сплетенный в многочислен­ные шарики сыромятный конец длиною в двадцать шагов. Ко­нец присоединили к носу «обезьяны» за клык внизу, и лама натянула ремень. Воины схватили «обезьяну» за концы крыльев.

Совершив ритуал поклонения Солнцу, Чимпа залез в круглое отверстие корзины, сплетенной в виде капли и же­стко привязанной к крыльям. Он уселся на тростниковую скамеечку, положил руки на часть поперечного шеста, пронизывающего крыло из конца в конец. Внимательно осмотрелся. Справа и слева желто отблескивали краше­ными птичьими перьями недлинные полуовальные крылья. Он двинул шест вправо — гибкая задняя часть на конце пошевелилась. Оттолкнул шест — эластичный хвост, по­хожий на хвост Суо, загнулся вниз.

Свист Чимпы спугнул Могучего Суо.

Подстегнутая бичом, рванулась вперед лама.

Воины недолго держали «обезьяну» — шарики сыро­мятного ремня вытянулись в ровную линию. Отпущенная «обезьяна» рванулась с места, проскользила по мелким камням и приняла под крылья волну встречного упруго­го ветра. Конец буксирного ремня упал с клыка. Чимпа сразу же почувствовал, как неведомая сила подхватила его и потащила вверх над крутым склоном. Струя воз­духа трепала красную кисточку головной повязки, но в глаза ветер не бил, отсекался гладкой дощечкой на но­су планера.

Но вот Чимпу потянуло вниз, да так резко, что он оторвался немного от сиденья. Он пошарил в небе гла­зами и увидел Могучего Суо в стороне. Тот парил южнее. Осторожно повернув «обезьяну», Чимпа стал прибли­жаться к нему. Орел не подвел и на этот раз: найденный им поток вознес «обезьяну».

Чимпа уходил от склона со знаком трезубца, держа нос планера в направлении белой земной линии, веду­щей к плоскогорью Наска, где ждал вести и мудрый жрец Манко Амару.

Юноша, хоть и имел звание «Парящий высоко», почув­ствовал легкое удушье. Значит, им достигнута предель­ная для летающего инка высота. И он толкнул немного от себя шест управления. Ветер около головы запел веселее.

Могучий Суо-поводырь, распластавшись в небе, парил впереди, иногда отклоняясь немного в стороны. Если Суо взмахивал крыльями, Чимпа туда не шел. Чаще всего в этих местах на земле виднелись рисунки пляшущих су­ществ. Любуясь полетом старого Суо, Чимпа знал: ярко-желтую «обезьяну» видит сейчас все живое в Андах. Племе­на квичуа, аймара и другие помнят о небесном знаке прибытия Единственного Инка Тупака Юнаки из боль­шого морского похода и поспешат на встречу властели­на…

Вдруг парение Могучего Суо стало неуверенным. Он тяжело хлопнул крыльями, стараясь не провалиться ни­же Чимпы. Чимпа почувствовал сердцем, как тяжело старому Суо.

Вот птица поравнялась с правым крылом «обезьяны». Орел несся рядом с Чимпой, поджав лапы, вытянув стре­мительную кривоклювую голову, распустив хвост, и ко­сил взглядом на человека. Тоскливым взглядом устав­шей, загнанной птицы.

— Садись, Суо! — крикнул на все небо Чимпа. — Я все знаю здесь, Суо, я долечу, садись на скалы, отдохни!

Но Суо был хоть и старым, но верным поводырем. Взмахнув крыльями, он снова повел небесную гонку…

Впереди уже виднелось плато Наска, различались по­садочные полосы, знаки стоянок и стартов, места сборки «обезьян» и «крокодилов», сложенный из белых плит ма­ленький Храм Орла.

Могучий Суо недалеко обогнал Чимпу. Последним уси­лием он оттолкнулся крыльями от воздуха, взмыл и… сложил опахала.

Сначала Суо падал тяжелым камнем, потом завертелся спиралью, крылья его растрепались, и злой ветер вы­рвал из них несколько перьев. Тело старого Суо принял на себя острый скальный выступ.

Орлы-поводыри не умирают в гнездах и пещерах. Они покидают друзей только в небе, умирая на лету…

Племена горного Перу узнали о прибытии Единствен­ного Инка. Они видели сигнальную желтую «обезьяну» в сером небе. Но только Сын Орла «Парящий высоко» видел смерть верного Могучего Суо. И никто не видел слез на глазах Чимпы. Их высушило небо.

* * *

В наши дни на пустынном плоскогорье Наска в Перу и в Андах люди обнаружили необычные знаки, рисунки, высеченные в скальном грунте. И вот уже много лет ученые разных стран пытаются разгадать назначение таинственных знаков. Выдвигаются три основных пред­положения: это аэронавигационные знаки для гостей из космоса; это гигантский астрономический календарь древ­них; это культовое поле для отправления инками рели­гиозных обрядов.

О космических пришельцах, которым долина Наска якобы служила космодромом, писать вряд ли следует. Гипотеза не выдерживает критики. Космическим кораб­лям — чуду техники! — просто не нужны для визуаль­ного захода на посадку расчерченные знаками площадки.

Более реальны доводы в пользу «гигантского астроно­мического календаря» и «культовой площадки».

Но давайте выдвинем четвертое предположениеДанная гипотеза писателя Казакова Владимира Борисовича, автора этой книги, признана как одна из официальных гипотез, причем наиболее вероятной. (от Редактора Бессоновой Елены): по­садочные полосы, линии, знаки и рисунки на земле гор­ного Перу есть не что иное, как аэродромная систе­ма для парящих полетов планеров, то есть древний планеродром с соответствующими указателями для пилотов.

Сразу возникает вопрос: могли ли быть в начале на­шей эры планеры?

А почему нет?

Известный американский ученый, недавно работавший и в нашей стране, — Александр Маршак — много лет по­святил расшифровке рисунков и надписей на древних из­делиях, чтобы установить по этим «записям» образ мыс­лей человека, жившего 20—30 тысячелетий назад. Он утвер­ждает: интеллектуальный мир тех далеких времен был так же непрост, как и наш, нынешний, и человек той эпо­хи как мыслящее существо не уступал нам с вами. Об­щий вывод Маршака не отвергают и советские ученые.

А коли так, почему бы древним людям, жившим все­го ДВЕ ТЫСЯЧИ лет назад, не освоить технику пла­нерного полета, если птицы, давшие эту мысль нам, па­рили в небе и на их глазах. Сомнения в технических воз­можностях? Но ведь у нас строили и строят планеры любители, дилетанты в авиастроении, применяя природ­ные материалы: дерево, бамбук, камыш, сухой трост­ник, лозу, простейшую обтяжку для фюзеляжа и крыль­ев, вплоть до пленки из кишок животных.

Древние выглядят далеко не глупыми. Они умели за две тысячи лет до европейцев выплавлять алюминий. В Александрии 2300 лет назад существовали автоматы по продаже воды. Наши далекие предки изготовляли нержавеющую сталь такого качества, которое и ныне труднодостижимо. Знали тайны холодного света, пайки золота. В Багдадском музее хранятся уникальные сосуды с медными брусками, способные при реакции с уксусной кислотой давать электричество. Возраст сосудов около трех тысяч лет.

Примеров много.

Имея такие достижения в различных отраслях науки и техники, древние вполне могли постичь азы аэродина­мики, построить простейший (а может быть, и посложнее) планер.

Вспомним бумеранг — летательный снаряд, взмыв­ший в воздух на десять тысяч лет раньше первого нам известного самолета. Ученые установили, что он очень точно рассчитан с точки зрения аэродинамики: увеличе­ние дальности полета достигается за счет подъемной си­лы, возникающей на лопастях при вращении бумеран­га. Это ли не прообраз современного самолетного винта? — Есть и прямолетящие бумеранги, которые возвращающиеся. Аэро­динамика прямолетящего бумеранга так сложна, так ум­но скомпенсированы все многообразные действующие на него силы, что изготовление снаряда требовало не толь­ко высшего мастерства, но и огромных специальных зна­ний. Лопасти этого снаряда — фактически очень сложно профилированное крыло.

В Колумбийском национальном банке хранится зо­лотая крылатая безделушка. Ей около или более тыся­чи лет. Думали, что это рыбка или насекомое, изваян­ное в металле. Но геолог Андерсен догадался отдать древ­нюю вещицу на экспертизу авиастроителям, и те, продув золотую модель в аэродинамической трубе, зафиксирова­ли: «…летные качества модели превосходные. Настоя­щий аппарат, построенный по данным продувки, мог бы летать с большой скоростью, быть маневренным и прос­тым в управлении».

В конце XIX века, раскапывая богатое египетское по­гребение, археологи нашли маленькую скульптуру из очень твердого дерева. Она похожа на птицу. Ее и при­няли за скульптурное изображение птицы. Многие уче­ные-зоологи старались разгадать, к какому же пернато­му племени принадлежит она? Но она даже близко не подходила ни к какому роду и виду. Бросили скульптурку, забыли. Почти 60 лет она провалялась в музее под стеклом вместе с древними черепками.

Недавно ею заинтересовался кипрский профессор Ха­лил Мессих. Зоркий глаз ученого разглядел, что птичка чересчур обтекаемая, у нее оригинально изогнуты слегка опущенные крылья, а самое главное, есть то, чего нет у других пернатых, — вертикальная деталь на хвостовом оперении, напоминающая руль поворота современных аэропланов.

Долго и внимательно изучал Мессих находку архео­логов и наконец, заявил всему миру:

— Это не птица, а миниатюрная модель планера!

«Если гипотеза доктора Мессиха подтвердится, — пи­сал бюллетень „Новости Юнеско“, — это будет означать, что уже древние египтяне знали законы полета».

Профессор не остановился на предположении. Он по­строил из легких материалов большую модель планера, повторив точно и полностью конструктивные особеннос­ти древней скульптуры «птицы», и в ясный маловетреный день запустил модель в воздух.

Планер Халила Мессиха совершил успешный полет!

Примеров достаточно для гипотезы: древние люди строили летательные аппараты. Планеры, например.

Где же на них могли летать? Там, где в любое время суток и года имеются восходящие потоки — термики, «волны», подсос облаков, способные удержать и поднять на своих могучих «плечах» планер.

Одним из таких идеальных мест и являются горные склоны Анд, расположенные в Перу от океанского побе­режья до каменистого плато пустыни Наска. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на метео­рологические карты и графики вертикальных разрезов погоды тех труднодоступных мест.

На одном из склонов Анд, выходящих к океану, на­чертан огромный знак — «трезубец». Он виден и с воды и с воздуха, то есть с малых и больших высот. По­смотрите внимательно, зубья ли там нарисованы? Скорее, это начертаны не три зуба, а три птичьих пера — сим­вол легкости, полета. И стремятся перья вверх. Они как три силы тяги, вцепившиеся в носовую часть и консоли вписанного в знак силуэта двухкилевого летательного аппарата.

Перья стремятся вверх. Вполне возможно, что это знак для потерявшего высоту планериста: «Иди сюда здесь всегда ровный мощный волновой восходящий по­ток!»

Попадаются рисунки странных подпрыгивающих су­ществ — возможно, они предупреждают планериста о си­ловой неравномерности потока.

От «трезубца» в глубь страны тянется прямая белая, хорошо видимая только с воздуха линия. Она идет через горы и долы и заканчивается на подходе к горному плато Наска.

Анализ рельефа местности подсказывает, что это ли­ния наибольшего благодействия вертикальных воздуш­ных потоков, спрямленная в рамках очень здравого смысла.

Если современный планер, например, выпарив у склона, обозначенного «трезубцем», полетит по этой ли­нии, он не потеряет высоту, а сможет набрать ее до 3—4 тысяч метров над уровнем моря, а при благоприятных погодных условиях забраться и выше. Значит, при среднем аэродинамическом качестве 15—20 (современные плане­ры имеют качество до 50, но предположим, что древние этого достичь не сумели) возможен полет планера в ра­диусе 60—80 километров только за счет сниже­ния, при парении же — до нескольких сот километров в любую сторону.

Представим: планер никуда не повернул, прилетел на плато Наска. Что его здесь ожидает?

Вот «посадочные полосы», предлагающие услуги для приземления практически с любым курсом. Их направле­ния соответствуют розе ветров района. Вокруг мелкие и крупные камни, а полосы мягкие, ровные, Как устано­вила археолог из ФРГ Мария Рейх, много лет изучающая «проблему Наски», каменистый грунт пустыни на поло­сах снят до светлого глинистого слоя. Зачем? Для косми­ческого корабля? Для большей рельефности астрономи­ческих указателей? Чтобы «богомольцы» не спотыка­лись? Все это несерьезно. А вот для посадки довольно хрупкого летательного аппарата они вполне подхо­дят. Поломка планера, приземлившегося на такой грунт, исключается.

«Треугольники» информируют планериста о возмож­ности на этой полосе бокового ветра. «Квадраты» — о наилучшем месте приземления.

Стилизованные фигуры птиц могут обозначать места стоянок. Именно около них попадаются крупные валуны,

по форме и весу годные для швартовки планеров. Притом рисунки рассечены тонкими прямыми линиями — воз­можно, это линейные указатели стоянок.

Обратите внимание на рисунок птицы «без головы и клюва». Вместо них как бы длинная, изогнутая в семь колен «шея». Не похоже ли это на развернутый перед планером амортизатор, трос, канат? А утолщение в конце, не обозначает ли площадку, на которой могла стоять своеобразная катапульта или примитивный ворот для на­тяжки амортизирующего приспособления? Или приручен­ные животные, способные дать планеру необходимое ускорение для взлета? «Длинношеяя птица» вполне может быть информационным знаком места взлета (может быть, для первичного обучения).

Как утверждают археологи, никогда не считавшие «полосы» в пустыне «дорогами инков», гигантские рисун­ки встречаются далеко не по всему Перу, а только на юге побережья, то есть, оказывается, там, где наилучшие условия для парения планеров. Соседство океана и гор стабилизирует атмосферные процессы. Океан — аккуму­лятор энергии этих процессов, он долго «помнит» о про­исшедших в его режиме изменениях, усредняет их, и по­этому среднегодовое постоянство воздушных потоков в Андах почти вечно.

Не исключено, что планеродромом Наска пользова­лись и древние аэронавты. На плато найдены канавы с остатками горючих материалов в донном слое. В горах — наскальный рисунок, похожий на аэростат угловатой формы.