Тонкая рябина

По жизни с любовью

Посвящаю маме…

Я решил пройти по жизни с любовью.

Ненависть — слишком тяжкое бремя.

Мартин Лютер Кинг

Лето 1979

Автобус притормозил, открылись гармошечные двери, и на одинокое шоссе выпорхнула симпатичная девушка, с любопытством оглядываясь по сторонам. Резиновые края дверей вновь плотно сомкнулись, громко чмокнувшись друг об друга, а пассажирка прощально и благодарно махнула рукой водителю. Чихнул старый двигатель, автобус уехал, оставив за собой пыльный шлейф.

— Вот моя деревня, — прошептала девушка и двинулась в сторону села, время от времени, меняя поклажу в руках. Спортивная сумка была тяжелой, а модный пакет с фотографией картины «Джоконда» был почти пустой. Хозяйка очень дорожила им и боялась порвать или поцарапать. Она усмехнулась своим воспоминаниям, с каким трудом она уговорила своего однокурсника — студента из Йемена продать этот заграничный атрибут! Новые джинсы французской фирмы «Маше» обтягивали стройные ноги, и завершал модный «прикид» юной особы — яркая футболка с вышитой надписью «US ARMY».

«Красивая», — подумал молодой тракторист, высунувшись по пояс из кабинки, толи про футболку, толи про барышню. Желто-зеленые крыши крайних домов села были уже рядом, когда девушка, предвкушая скорую встречу с родными, прибавила шаг.

«Интересно, что это за лишай такой растет даже на шифере? — мелькнула мысль. Вдруг она остановилась, резко повернулась направо и, перекинув тяжелую сумку через плечо, пошла в сторону кладбища.

— Не буду изменять традиции, — решила она.

С трудом открутив толстую ржавую проволоку от столба, она открыла дощатую дверь деревенского погоста и пошла знакомой тропинкой между бугорков потрескавшейся земли с деревянными и железными крестами к знакомой могиле в самом углу кладбища.

— Здравствуй, папа, — тихо проговорила она и поцеловала выцветшую фотографию в центре скромного памятника.

Он ей всегда улыбался, ее молодой нестареющий отец с пышным чубом волнистых русых волос, в спортивной тенниске, к рукаву которой прижимался кусочек ткани с рисунком из фиалок. Она знала, что это кусочек ее платьица. Лет десять назад она рассмотрела цветочки на краю фотографии и спросила у бабушки:

— Что это?

Оказалось, что делали портрет на памятник из семейной фотографии, вот и увековечился кусочек детской фланельки на этом скорбном месте. Но Светочке это было почему-то приятно, что именно ее платьице всегда с папой, а, значит, и она, его единственная дочка, рядом с ним…

Лето 1962

Катерина ловко закатала сатиновое платье, обнажив загорелые ноги, опустила ведро с водой на следующую ступеньку и принялась мыть крыльцо. Ей нравилось, когда доски становились желтыми от металлической терки, пахли деревом и хозяйственным мылом, поэтому драила сильно, с «комсомольским задором», как она сама любила говорить. Сильные руки обхватили сзади ее за талию.

— Мишка, ты меня напугал, проказник! — она шутливо показала ему кулак.

Муж схватил в охапку молодую женщину и поцеловал.

— Котенок, я так соскучился!

Катерина обняла его за шею, подушечками пальцев, сморщенных от воды, погладила щеку:

— Я тоже, родной, очень-очень… Ты уже с работы? Хочешь есть?

Михаил поцеловал ее пальцы и поправил выбившуюся из-под платка прядку темных волос.

— С работы, — он оттянул расстегнутый ворот рубашки и подул вовнутрь, — жара сегодня какая!

— Ага, — хмыкнула Катерина.

— А давай сбегаем на речку и искупаемся? Заодно, аппетит нагуляем, а? — он с надеждой посмотрел на молодую жену.

— Давай! Только я домою ступеньки, а ты пока мать предупреди. Она там, в огороде со Светочкой.

Муж пошел по двору, крича по дороге на разные лады:

— Маааама!

Оттуда, из-за деревьев, донеслось в ответ:

— Мишка, ты че, сказывся? Орешь, как оглашенный!

Катерина счастливо засмеялась. Она обожала своего мужа — веселого, озорного, ласкового. Даже не видя их встречу, знала, что он сейчас подхватит мать, закружит ее, она любовно шлепнет ему подзатыльник, вытрет о фартук «белый налив» и сунет любимому сыночку. Катя любила свекровь и восхищалась ее житейской мудростью. Мария Ивановна умело вела хозяйство, воспитывала детей и внуков по уставу Домостроя, делая незаметные поблажки младшему Мишеньке, а теперь и внучке Светочке. Наполовину украинка, в разговоре, она перемешивала русские и украинские слова, но все ее понимали, а порой и побаивались, но только не эти двое. И хоть Свете было два года, она уже пользовалась преимуществами перед другими внуками. Катя забежала в хату, наскоро причесалась, сняла домашнее платье, быстро надела купальник и сарафан и выбежала на веранду. Михаил уже стоял у крыльца с дочкой на руках. Он щекотал ее пухлые щечки, Светочка заливалась от хохота и тоже пыталась щекотать отца.

— Что тебе принести, цыпленок? — спросил он у дочери, зная, что за обещанный подарок она отпустит родителей без слез «по делам».

— Кавуньчик… и… мнячик, — ответила девочка, мешая, как бабушка, русский и украинский.

— Есть! — шутливо ответил отец, отчего девочка опять захохотала.

Он поставил ее на землю, повернул лицом к огороду:

— Ну, беги к бабушке! — и мягко хлопнул по попке. Светочка побежала, разнося на весь двор:

— Бааабуууляяя!

— Беловская порода! — забирая непослушные волосы в «улитку», смеясь, сказала Катерина.

— Да, мы — такие! — озорно подмигнул Михаил, открыв калитку и пропуская жену впереди себя.

Молодые супруги, обнявшись, пошли на пляж.

На реке было шумно и весело. Летний зной стал понемногу спадать, и народ хлынул к спасительной влаге. Мальчишки с облезлыми носами без устали ныряли с края деревянной лодки, дразня друг друга. Пожилая дама, явно приезжая, чинно листала свежий номер журнала «Работница». Под одичавшей яблоней расположилась стайка студентов, приехавших собирать помидоры в колхоз. Михаил уже по дороге начал раздеваться, чтобы, подойдя ближе, с разбегу прыгнуть в воду. Катя еще не дошла до берега, а пятки мужа уже мелькнули среди плещущихся мокрых тел. Она аккуратно сложила одежду и зашла в прохладную воду. Катя хорошо плавала, как настоящая волжанка, с детства привыкшая к реке, тем не менее, всегда восхищалась мужем. Он не просто плыл, а как-то изящно скользил в воде, взмахи рук четко разделяли потоки воды вдоль его тела. Доплыв до Михаила, она оперлась на его блестящее от влаги плечо, и он ее покатил, сильный, красивый, надежный.

— Сегодня вечером пойдем к Куприянам! — между взмахами сообщил он. — Слышь, Катюш?

— А мать с отцом не обидятся? — хлебнув нечаянно воды, спросила она и тут же струйкой выпустила ее изо рта.

— Да что мы, дети что ли? Вечерами сидеть со стариками? Женаты почти три года, и все отпрашиваемся, как студенты! А, — махнув головой, Михаил нырнул, потом выпустил фонтанчиком воду и добавил, — теперь и студенты не отпрашиваются… Вот вернусь из командировки и начну дом строить! Будем жить отдельно от родителей!

Катя, испуганно взглянув на мужа, замерла.

— А мать? — потом озорно глянула на мужа. — Мишка, правда? Свой дом? Мишка, как же я тебя люблю!

На берегу, он заботливо обтер ее гладкую кожу: спину, руки, шею…

— Катюшка, я знаю, что ты любишь моих родителей, но ведь хочется быть хозяйкой в доме? Хочется? — он наклонил голову и хитро посмотрел на жену. — Скажи честно!

Она мечтательно посмотрела в его сумасшедшее-синие глаза и кивнула:

— Хочется.

Они взялись за руки и пошли домой, заговорщицки молча, обдумывая сказанное. По дороге, молодые супруги сравнялись с двумя женщинами, гнавших коров с налитым тугим выменем домой.

— Здравствуйте, теть Нюра, здравствуйте, теть Даш.

Михаил пошлепал рыжую корову по спине.

— Добрый вечер, молодежь! — дружелюбно ответили женщины.

— Михаил, у меня сепаратор чет барахлит, ты не глянешь? — одна из женщин тронула за руку, обходившего ее парня, и настойчиво повторила вопрос. — Не глянешь, сынок?

— А можно завтра, теть Нюр? А то мы с Катей в гости собрались…

— Да хоть послезавтра, лишь бы заработал!

— Я зайду! — уже обогнав, весело крикнул молодой мужчина.

— Вот ведь Мане повезло, не парень — клад! Такой сын хороший вырос! — пожилая женщина повернулась к попутчице.

— Да, Беловы от горя как заказаны. И Степан с войны живой и здоровый вернулся, и дом — полная чаша, и три сына — все работящие какие, — согласилась вторая, — особенно самый младший — Мишка!

Во дворе у стола суетилась Мария Ивановна. Она поставила большую миску с нарезанным душистым хлебом и обернулась, услышав звук щеколды.

— Сидайте вечерять, — улыбнулась она, — проголодались? Мишка, а ты с работы ще и не ев!

— Мам, мы к Витьке Куприянову сегодня в гости идем. Они нас ждут, а его Татьяна пироги напекла! — чмокнув в затылок мать, Михаил взял со стола огурец, смачно хрустнул и добавил, — Ты не обижайся!

— Степан, ты слухаешь? Они уходять, — женщина развела руки, — для них мать уже не такы пироги пэче…

— Мишка! Молоко на губах не обсохло, мать обижать. Вожжами вдоль спины давно не получал! — отец шел от рукомойника, повесив на жилистую шею вафельное полотенце.

— Бать, ты меня хоть при жене не позорь! — укоризненно глянув на отца, Михаил повернулся и резко пошел к воротам.

По дороге он остановился на мгновенье и крикнул в сторону дома:

— Кать, я тебя на улице подожду!

Потом повернулся и посмотрел на отца, остановившегося посреди двора и смотревшего вслед сыну.

— Завтра в командировку уезжаю, через неделю приеду, поговорим, — голос Михаила дрогнул.

Он очень любил их, этих стариков: строгого отца, никогда не сидевшего без дела, мать, спокойную, понимающую, самую добрую… Но сейчас он принял решение. Ничего, подумал он, они поймут. Молодой мужчина опустил голову и виновато добавил:

— Дом себе буду строить!

И он быстро, не оглядываясь, пошел к воротам.

— Катерина, как тебя ученики любят, просто страсть, — Татьяна возилась у керосинки, убавляя пламя, — а я вот жареху из судачков сделала, — открыв крышку, сказала она и вдохнула запах жареной рыбы с картошкой.

Катя тоже заглянула в большую чугунную сковороду:

— Ах, какой аромат! — и вернулась резать салат.

Таня вытерла полосатым полотенцем руки и подсела к гостье.

— Вчера Васька, Витин племянник, приходил к нам. Так все уши прожужжал:

«Катерина Пална, Катерина Пална». Талант у тебя, подруга, раз эти охламоны так тебя уважают. Я бы в школе работать ни за что не смогла: дети орут, начальство ругается, родители надоедают, — она махнула рукой, встала и, взяв деревянный прихват, поставила сковороду на стол, потом сняла фартук, — зови мужиков, хватит им курить.

— А еще прибавь ежедневную подготовку к урокам и проверку тетрадей, Танюш, — молодая женщина по-доброму усмехнулась, — а я все равно люблю свою работу. Знаешь, придешь в школу, войдешь в класс, а на тебя смотрят двадцать пар детских любопытных глаз. И сразу обо всем забываешь, все проблемы уходят на второй план.

— Ой, Катя, какие у тебя-то проблемы. С таким мужиком тебе любая баба позавидует! — Татьяна опять села рядом, поправила в волосах гребенку.

— Вот именно! — Катя резко поднялась из-за стола и стремительно направилась к выходу.

— Кать, стой! — Татьяна подошла близко. — Что-то случилось? Может, Мишка изменяет?

— Да с чего ты взяла? Не изменяет он, но некоторые бы этого хотели, — она отчаянно махнула рукой, — Танюш, не хочу на эту тему говорить, пойду звать ребят к столу.

— Нет, уж постой, успеем, позовем, — Таня выглянула из дверей, — они тоже там калякают. Кать, че, Верка на шею вешается, да?

— Ну, вроде как заигрывает, — Катерина отвернулась к окну, — а мне, знаешь, как неприятно?

— Ну, ты даешь, кому ж приятно будет, когда твоему мужику глазки строят. У них же до тебя чет было, а ты в село приехала, Мишка ее бросил. Ой, да там и кроме Мишки твоего полсела побывали…

— Ну, ладно, хватит, Тань, посплетничали. Просто Миша… он такой… он же всем улыбается…

— А че ж, волком на всех смотреть, что ли?

— Да нет, Тань. Вот твой Виктор, он — строгий, она б ему глазки не строила, — с обидой проговорила молодая женщина и отвернулась.

Татьяна подошла к подруге и обняла ее.

— Это не Виктора бабы боятся, а меня. Я любой космы выдерну за своего мужика, а ты у нас — интеллигенция!

Они засмеялись.

— Витя, — хозяйка выглянула во двор и громко крикнула, — не забудь принести из подвала пол-литра! Идите уже, а то ужин остывает!

— Девчонки, мы идем! — Миша направился к летней кухне. — И гитару захвати, Витек! — обернувшись, крикнул он другу.

Потом перешагнул через порог и подмигнул жене.

— Попоем?

Звезды, как яркие неподвижные светлячки, мерцали прямо над головой. Сверчки, не умолкая, недружно слились в едином хоре. Деревня погрузилась в сон, погасив свои окна, как усталые глаза. Счастливые супруги шли из гостей, обнявшись.

— Как я без тебя целую неделю буду… Мне уже грустно, — расстроено проговорила молодая женщина, легонько прижавшись к мужу.

— Котенок, — муж прошептал ей в самое ухо, — я скоро приеду, а ты даже не успеешь соскучиться!

Михаил обнял жену и притянул к себе:

— Давай на лавочке немножко посидим, как раньше?

Она согласно кивнула, и они сели под домом на самодельную скамейку из двух нешироких досок. Пахло шиповником, что раскинулся пышным кустом у самых окон дома Беловых. Домочадцы спали, где-то заливались на разные лады собаки, во дворе соседского дома слышались приглушенные голоса.

— Миш, — Катя запнулась, поправила волосы и с надеждой посмотрела на мужа, — ты мне не изменяешь?

Михаил ласково взял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза и вздохнул.

— Ты бери пример с матери — она никогда не слушает сплетни. Добрый человек не станет говорить гадости, а злого — надо сторониться и не слушать, что он там сочиняет…

— Нет, Миша, никто мне ничего не говорил…

Она прижалась к нему, провела ладонью по русым кудрям.

— Просто, ты у меня такой красивый, — она вздохнула, — какая шевелюра и глаза: синее неба!

Михаил бесшумно рассмеялся, обнажая крепкие зубы.

— Ну, если дело только в этом, так не печалься, женушка, пойдем спать, завтра рано вставать.

На цыпочках друг за другом, скрепя половицами, они вошли в хату. Все крепко спали. Из комнаты родителей раздавался мирный храп отца. Катя подошла к кроватке дочери и наклонилась, чтобы ее поцеловать. Лунный свет из окна освещал девочку, которая улыбалась во сне и напоминала ангелочка с картины Рембрандта. Михаил тоже наклонился над спящей дочкой, нежно чмокнул ребенка и потянул жену к кровати.

Когда Катерина проснулась, мужа рядом не было. За окном уже вовсю шумела деревенская жизнь, кто-то звонко бряцал цепью.

«Воду из колодца достают», — подумала, потягиваясь, Катя.

Дочка еще спала. Молодая женщина тихо вышла из дома и зажмурилась от ослепительного солнца. Потом перевесилась через поручень крыльца, чтобы посмотреть, кто возится у колодца и, удивленная, стала протирать глаза. Там стоял какой-то незнакомый мужик. Лысый.

«Призывник, что ли?», — пришла в голову мысль.

В это время незнакомец повернулся к ней лицом, и Катя от неожиданности звонко рассмеялась.

— Миша, ты что — наголо подстригся? — она замахала руками. — Мишка, ты с ума сошел!

Изображая блатного, муж двинулся к ней.

— Ну, дорогуша, теперь меня не будешь ревновать?

— Зачем же волосы… Ой, какой же ты смешной!

— А я уже отремонтировал тете Нюре сепаратор, сгонял в сельмаг и купил Светочке мячик, — он пожал плечами, — а потом зашел в сени, смотрю: ножницы отцовские лежат…

— Для стрижки баранов? — переспросила Катя и опять захохотала.

— Да… ну, думаю, успокою супругу, — он полез в карман, достал оттуда конвертик из газеты и протянул жене, — вот, возьми на память!

— Что это?

Катя взяла у мужа сверток, развернула и увидела прядки светлых локонов мужа. Она потянулась к нему и поцеловала. Миша смотрел на нее и улыбался — сюрприз удался.

— Глаза выкалывать не стал, ничего, если я с ними поеду? — и засмеялся, довольный собой.

— Вот, дурачок, — жена нежно щелкнула его по лбу и покачала головой, — зачем же мне инвалид!

Прошло только три дня, как уехал муж, а Катерина уже переделала все домашние дела: перестирала и перегладила белье и занавеси, сварила яблочное варенье и даже вышила гладью накидку на швейную машинку — недавнее приобретение свекрови. Сама Мария Ивановна пошла со Светочкой к старшей снохе, а свекор стучал топором на заднем дворе. На улице было жарко, и только внутри дома при закрытых ставнях сохранялась живительная прохлада. Катя взяла плюшевый альбом и стала рассматривать семейные фотографии. Вот стоит Миша в солдатской форме, обхватив руками березу. По-мальчишески сдвинутая фуражка на затылок, знакомый русый чуб, сощуренные от солнца глаза. А это они уже вместе: в одинаковых драповых пальто с цигейковыми воротниками. Свекровь в пуховом платке под руку с мужем… Среди мирного тиканья настенных часов, Катя услышала звук открывающейся калитки во дворе и хлопок металлической щеколды. Кто-то прокричал: «Степан», и опять все стихло… Она не успела перевернуть следующую страницу альбома, как вновь послышался шум, предательски скрипнули полы в коридоре, и в проеме двери появился свекор. Катя никогда еще таким его не видела: его подбородок дрожал, а в руках он нервно крутил холщевое полотенце.

— Катя, Мишу привезли! Он… заболел… сильно, — медленно, с большими паузами проговорил Степан и смахнул слезу с покрасневших глаз.

Катя испуганно вскочила и кинулась навстречу свекру. Альбом с шумом выпал из рук, а фотокарточки разлетелись в разные стороны.

— А… где он, что с ним?

Степан неловко обнял сноху.

— Доченька, пойдем… пойдем… он на пароме, — с трудом произнес он, облокотившись на стол.

Катерина выбежала из дома и побежала в сторону реки.

— Катя, дочка, не беги так быстро, подожди меня, — крикнул он ей вдогонку и побежал, по-стариковски неуклюже, держась за сердце и стараясь не отставать от молодой женщины.

— Папа, давайте скорее! Мише же плохо! Скорее, папа… — причитала она, хватая за руку свекра, — скорее, папа! А что с ним?

Спустившись с бугра, что на краю села, Катя издалека увидела паром и группу мужчин, с которыми уезжал муж в командировку. Один отделился от толпы и пошел им навстречу. Это был Виктор. Он как-то странно посмотрел на свекра и обнял Катю.

— Подожди, пусть отец первый подойдет.

Катя попыталась вырваться, но сильные руки Куприянова сдавили ее запястье.

— Катя, родная, так случилось…

— Что, что случилось? Врача вызвали? Миша! — надрывно крикнула женщина в сторону стоящих мужчин.

Отец уже стоял там, опустив седую голову. Катя оттолкнула Виктора и, подбежав к парому, увидела лежащего Мишу. Плечи свекра, склонившегося над сыном, вздрагивали от рыданий. Он не мог уже сдержать себя. Катя закрыла лицо руками и осела рядом. Она не могла смотреть на мертвенно-бледное лицо мужа, синие губы, закрытые глаза… Все остальное расплылось и умерло. Погас день, исчезло солнце, голова стала свинцовой, а ноги — ватными. Она подняла глаза к небу, вытянула руки, словно ветки срубленного дерева и воскликнула:

— Господи!

Очнулась Катерина уже дома. Зинаида, старшая сноха, гладила ее по голове и шептала:

— Катенька, поплачь, поплачь, девонька, станет лучше…

Она с трудом разжала слипшиеся губы.

— Лучше уже не будет…

Хоронили Михаила всем селом. Его друзья скорбно несли гроб, за которым шла мать, в черной прозрачной шали, ее поддерживал как-то сразу состарившейся отец. Рядом с ними Зинаида несла Светочку, которая притихла, и, крепко обняв тетушку, тихо всхлипывала, ничего не понимая: почему все плачут? Катерину под руки вели родственницы, поддерживая с двух сторон. Рядом шла фельдшер Анна Петровна с медицинским чемоданчиком в руке. Траурная процессия медленно проследовала по главной улице на сельское кладбище, где в самом углу зияла черная пасть могилы. Пахло свежей землей и полынью. И только когда гроб, оббитый красной тканью, опустили в могилу, и первые комки влажной глины глухо стукнулись о его крышку, Мария Ивановна, в диком порыве схватившись за голову, запричитала, тяжело дыша и давясь слезами:

— Мишка-Мишка! Что же ты наделал!

Спустя несколько дней Катя стала говорить. Даже не говорить, а только отвечать: «Да» или «Нет». Она сильно осунулась и как-то потускнела. Вдова в двадцать три года. Ей не хотелось никого видеть и никого слышать. Когда в комнату вошла соседка — бабка Евдокия, Катя притворилась спящей и повернулась к стенке.

— Нет, душа моя, Катерина Пална, ты от меня не отворачивайся, а послушай старого человека. Я похоронила и мужа, и сына, но чтоб вот так волю чувствам давать! — она покачала головой. — У тебя, милая моя, дочка растет. Ты что же, сиротой малое дитя хочешь оставить? Отвечай, когда с тобой старшие разговаривают!

Строгий тон соседки, будто ледяной водой, окатил женщину.

— Баба Дуся, а где Светочка?

— Во дворе играет, пирожки мои с пасленом ест, — старушка улыбнулась и легонько похлопала Катерину по плечу, — а ты не хочешь?

Молодая женщина приподнялась на локтях.

— Хочу…

— Ну, вот и ладно, — уже понизив голос, мягко сказала бабка и предложила, — пойдем во двор.

Неловко спустившись по крыльцу, Катерина увидела всех родных, сидящих за большим столом и поздоровалась. Ей все кивнули, а свекровь позвала:

— Катя, сидай за стол…

Она обняла сноху, поставила перед ней тарелку и строго сказала:

— Ешь.

Молчаливое сочувствие родственников действовало успокаивающе. Цокнул запор калитки, и вошел Виктор. Он уважительно со всеми поздоровался и сел с краю. Старший сын Беловых, Федор, налил гостю водки и придвинул закуску:

— Помяни друга.

Куприянов, не чокаясь, опрокинул стопку в рот, тяжело выдохнул и поддел вилкой кусочек селедки. Катя повернулась к нему.

— Виктор, ты не сходишь сейчас со мной на кладбище? — умоляюще прошептала она.

Степан предостерегающе кашлянул, глядя на гостя из-под густых седых бровей. Виктор понимающе кивнул старику, но идти согласился. Катя выскочила из-за стола.

— Я сейчас, — крикнула она и скрылась в дверном проеме дома.

В нижнем ящике комода лежал газетный конвертик, она схватила его и выбежала на крыльцо:

— Пойдем, Витя.

По дороге на сельский погост Катерина тихо попросила:

— Расскажи, как Миша погиб.

Куприянов покачал головой.

— Мишка классный механизатор, понимаешь? Освободился раньше всех и пошел на Волгу. Поболтал с мальчишками-рыбачками, походил по берегу, а потом, напевая, разделся и прыгнул с парома. Один из ребят заметил и крикнул нам: «Ваш дяденька не выныривает давно». А мы как раз решили тоже окунуться, было очень жарко. Я тут же прыгнул в воду и сразу его увидел. Он полулежал на дне, прибившись спиной к днищу парома. Не рассчитал Михаил высоту, видать думал: рядом с паромом яма, а там было неглубоко, — Виктор замолчал на минуту, тяжело выдохнул воздух и проговорил, — и он сломал шейный позвонок. Мы с ребятами сначала думали — воды нахлебался, пытались откачать, а… — он в отчаянии махнул рукой, — поздно было. Врачиха сказала — позвоночник…

Катерина слушала, сжимая в кармане газетный сверток.

— Нелепо и страшно, — после минутной паузы добавил Куприянов.

Оставшуюся дорогу шли молча, а когда подошли к кладбищу, и Виктор открыл дощатую скрипучую дверь, Катя попросила его:

— Подожди меня здесь, мне с Мишей поговорить надо…

Он сначала хотел возразить, но послушно кивнул, отошел в сторону и закурил. Женщина медленно пошла мимо крестов. Могила ее мужа была высокая, земля еще не осела. Венки с черными лентами покоились поверх нее. У изголовья стояла трехлитровая банка с крупными бордовыми георгинами. На глиняной насыпи лежали подсохшие цветы и конфеты… Катя присела рядом.

— Миша, мне тебя так не хватает…

Она посмотрела вокруг и увидела старую плоскую щепку. Катерина расковыряла ей свежий бугор земли, потом достала из кармана конвертик, развернула его и взяла русые локоны. Она нежно провела пальцами по волосам мужа, словно прощаясь, и сунула их в отверстие.

— Там тебе, Миша, они пригодятся… Теперь мне некого ревновать, — грустно прошептала она.

Молодая вдова поправила ленту на венке, провела ладонью по могильной насыпи и впервые за последние дни горько заплакала…

Прошло 3 года…

В тазу, переливаясь всеми цветами радуги, раздувались мыльные пузыри, потом разрывались, брызгая перламутровой пеной, и тут же появлялись новые. Катерина стирала Светочкины платьица и маечки, попутно размышляя о недавнем разговоре с директором школы. Римма Дмитриевна всегда по-матерински относилась к молодой учительнице, а вчера вызвала к себе и строго спросила:

— И долго ты будешь жить со свекровью? Екатерина Павловна, — она четко и почти по слогам произнесла имя и отчество, потом, будто смутившись, добавила, — Катюша, ты — молодая женщина, надо устраивать свою жизнь… Тебя пригласили в райком работать, почему отказалась?

Катя не ожидала этого вопроса.

— Римма Дмитриевна, я что, не справляюсь в школе? — она посмотрела на наставницу. — Что, жалуются на меня, да?

Директриса подошла и обняла ее.

— Садись, — усмехнулась по-дружески она, — никто не жалуется, а только хвалят! Хотя… набрала ты себе уроков больше всех. Еще и в вечерней школе преподаешь. В институт на заочное отделение поступила… Когда все успеваешь? Поверь, Катюша, я очень не хочу с тобой расставаться, просто подумала, что в райцентре твоя жизнь как-то изменится: уедешь, успокоишься. Новый коллектив, новые обязанности…

Катя погладила пухлую ладонь начальницы и серьезно произнесла:

— Я не могу, РимДмитревна, уехать отсюда. Мать обидится. Она без Светочки не сможет, и… тут все свои. Такого директора, как вы, у меня там точно не будет! — выкрутилась Катя и радостно глянула в глаза собеседницы.

— Ах, как повернула! Хитра мать, хитра, только меня этим не возьмешь! — шутливо погрозила пальцем директор. — Значит так, в моем доме освободилась вторая половина. В понедельник идем с тобой к председателю колхоза и закрепляем за тобой эту жилплощадь. Будем соседями!

Она победно посмотрела, на растерянную от этой новости, Катю.

— Даю выходной на раздумье, хотя, — она подмигнула, — дорогуша, тут думать нечего! А к свекрови в гости с дочкой ходить будешь. А теперь иди, — строго закончила она.

Катерине и самой хотелось жить отдельно, быть хозяйкой, в гости подруг приглашать, а в дом к Беловым они не ходят, побаиваются Марию Ивановну. Говорят, взглянет так, будто они в чем-то виноваты. Но, с другой стороны, потеряв сына, родители мужа так привязались к Светочке, что забрать у них внучку она не могла. А случай, который произошел полгода назад, еще больше их сблизил. Тогда Петька Карпов, ученик из вечерней школы, стал назойливо ухаживать за ней. В селе поговаривали, что и за парту он сел ради молодой учительницы. Петька был высокий и статный, но почему-то Кате не нравился. И не только внешне. После каждого занятия он находил повод проводить ее до дома. А как она ему откажет? И приходилось всю дорогу говорить о школе, уроках, как бы Петька не старался завести разговор «по душам». А в последний вечер, без всяких предисловий, просто полез целоваться. Катя вырвалась и убежала. Но как в селе бывает: кто-то видел или слышал. Или не видел и не слышал, а все равно говорит. Подружки вытащили ее на танцы в клуб, а этот Карпов с ребятами, проходя мимо, крикнул в их сторону:

— Катерина Пална, я ночью забегу, жди!

И сам засмеялся, видимо, довольный собой. Девчата стали ее успокаивать, чтобы она на дурака внимания не обращала, а каково ей. Разве давала она повод?

Как свекровь узнала про случай этот, непонятно. Только через несколько дней, сидя на скамейке с соседками, увидела она Карпова и позвала:

— Петя, ты женихаешься, что ли?

Тот подошел ближе. Поздоровался со всеми:

— Да не, теть Маш, из армии пришел — надо нагуляться! — лихо сдвинув кепку на затылок, ответил он.

И тут Мария Ивановна медленно встала, развернулась и врезала звонкую оплеуху парню.

— Позорить невестку не дам! — она спокойно села на место, отвернулась и стала разговаривать с удивленными соседками, как ни в чем не бывало.

Кепка слетела с головы, Петька нагнулся, поднял ее и отряхнул.

— Если бы вы были мужиком… — начал он.

— Иди-иди, Петя, по-хорошему, — перебила его бойкая бабка Дуся, — и по нашей улице лучше не ходи. А то в следующий раз и от меня получишь!

Кате уже через час рассказали досужие соседи о заступничестве свекрови. Она знала, что Мария Ивановна никогда не говорит плохо о своих домочадцах и другим не позволяет. Но такого поступка Катерина и представить не могла. Она еще с большим уважением стала относиться к свекрови. А теперь, как ей сказать, что она уходит от них? Развесив цветные детские платьица на веревке, она помыла таз у колодца, поставила его ребром сушиться на крыльцо и вошла в дом. В комнате было тихо, только одинокая муха монотонно жужжала, бестолково стукаясь о стекло. Катя достала из сумки тетради своих учеников, выложила их на круглый стол, покрытый скатертью с кистями, и стала проверять.

«Через месяц — каникулы, — подумала она, — надо будет со Светочкой к маме съездить».

Скрипнула и отворилась настежь дверь. Мария Ивановна, с тарелкой в руках, вошла в комнату, так и оставив ее открытой. Аккуратно поставила миску рядом с тетрадями.

— Ось, поешь, — кивнув на аппетитно-зажаренные пирожки, сказала она и села рядом, — а то будэш жити отдельно, хто тоби напече?

«Господи, ну откуда она все знает», — мелькнуло в голове у Катерины.

Молодая женщина виновато посмотрела на свекровь, и от волнения у нее пересохло в голе.

— Римма мимо проходила, сказала, що пора тоби отделяться от нас. Давай зберемо тоби приданое, — Мария Ивановна горько усмехнулась, — ты, Катя на нас не серчай. Мы с дидом любим тебя и Светочку. Но треба, так треба, — она пожала плечами.

У Кати защипали глаза.

— Мама, я никуда не перееду, я и сама не хочу…

Свекровь встала и жестко ответила:

— Не бреши! Давай сундук разбирать, там у мэне постельное белье новое е и рушники. Ты мени будешь помогать чи ни? — уже поднимая тяжелую крышку, крикнула она.

Уже через две недели справляли новоселье. Друзья Миши помогли принести шифоньер и проигрыватель, которые она купила в сельмаге. Девчата устроили субботник, благо погода была по-летнему теплой, помыли окна, потолки, развесили занавеси. Стало уютно, по-домашнему запахло жареной картошкой, стиральным порошком и цветами. Давняя подруга Татьяна Куприянова и Вера-агроном, с которой Катя сблизилась год назад, принесли пластинки. Элегантно скользя иглой по гладкой черной поверхности винила, проигрыватель словно ожил и наполнил романтичной мелодией комнату. Зазвучала модная музыка из фильма «Бродяга». Мужчины еще закусывали, а девчонки уже стали танцевать, перекидываясь между собой шутками. Катя по-хозяйски ухаживала за гостями, меняя тарелки, приносила из кухни новые угощения. Рядом крутилась Света, довольная взрослой компанией. Ей не терпелось везде успеть: полакомиться у стола, потанцевать с любимой тетей Таней, поменять пластинку в проигрывателе и поиграть с куклами. Светочка сразу полюбила новый дом, здесь у нее была своя комнатка с кроваткой, ковриком над ней, этажеркой с книжками и игрушками.

Когда стемнело, Катя уложила дочурку в постель, накрыв тонким одеяльцем и поцеловав в щечку, вернулась в зал. Гости танцевали медленный танец, а она села за стол и почувствовала впервые за последние годы свое одиночество. Все разделились на пары, мужчины ухаживали за своими дамами, перешептывались и тихо смеялись… Катерина молча стала ковырять вилкой в тарелке, будто проголодалась. На самом деле, она хотела показать, что тоже чем-то занята. Музыка закончилась, подошла Татьяна и, ласково обняв за плечи подругу, шепнула на ухо:

— Чего грустишь?

Кате хотелось возразить, улыбнуться, но слезы предательски заблестели в глазах.

— Ну-ну… все будет хорошо! — слишком бодро сказала Таня. — Вот увидишь, ты еще будешь счастлива и… любима!

— Да, кому я нужна? Девок молодых вокруг полно, — уткнувшись в плечо подруги, с горечью прошептала Катя.

— Кать! — в дверь настойчиво постучали, — Кать, открой, это я — Вера.

Хозяйке совершенно не хотелось вставать с постели, приятно побаловать себя во время отпуска в знойный день — поспать после обеда, но подруге надо открыть, без дела она во время работы не приходит.

— Что случилось? — впуская в дом Веру, сонно произнесла Катерина.

— Да, нет, ничего. Мимо пробегала, зашла узнать, что делаешь, — идя сразу к графину с водой, будто оправдываясь, ответила гостья.

— Сплю я, книгу взяла почитать и сомлела… Эх, хорошо, — потягиваясь, она достала чайник и сахарницу, — давай попьем чай?

— Да нет, я уже воды напилась, надо на поле бежать, работы много!

— Ну, пришла бы вечером… Чего тогда в жару носишься! Верка, не крути! Взаймы надо что ли?

Гостья подошла вплотную к подруге, потом глянула на настенные часы и смущенно проговорила:

— Катюша, я действительно, спешу, и деньги мне не нужны. Тут вот какое дело. У меня же на поле солдатики работают… из части прислали нашему колхозу помогать…

— Вер, если торопишься, говори по существу, не мямли!

— Говорю: сегодня вечером я приду к тебе в гости с двумя сержантами! Вот! — выпалила Вера.

— Так… замечательно… Это ты хорошо придумала. А ты знаешь, что завтра скажут соседи? А как посмотрит на это свекровь?

— Ты, Кать, свой учительский тон прибереги для школы. А будешь думать, кто что скажет, так и останешься одна! Нам замуж надо выходить, а ты все думаешь, как посмотрят, что скажут. И че? — она энергично всплеснула руками. — Ну, придут ребята, посидим, винишко выпьем, потанцуем… Ой, какое преступление! Да они приличные парни! — как-то сердечно выкрикнула уже на пороге агроном и взялась за ручку двери, собираясь уходить. — Я бы к себе пригласила, но я комнату снимаю, а ты — сама себе хозяйка…

— Ладно-ладно, Вера, погоди, — чувствуя, что подруга обиделась, Катя взяла ее за руку, — тебе из них кто-то нравится? Ну, честно?

Двадцатитрехлетняя Вера по-девичьи покраснела и согласно махнула рыжими кудрями. Катя засмеялась, чмокнула ее в щеку.

— Беги к кавалерам, зови в гости! Была, не была. А я что-нибудь вкусненькое приготовлю.

Вера молча выбежала из дверей и, уже пробегая мимо окошек, стукнула в одно и послала воздушный поцелуй подруге. Катя махнула, улыбаясь, в ответ. Потом села на кровать, пытаясь придумать, что сказать свекрови про гостей. В том, что она узнает от других, Катя не сомневалась. Лучше самой заранее сообщить. Она вздохнула, представив, как свекрови это не понравится. Марья Ивановна обязательно скажет, что Верка сбивает ее с толку.

— Чого ты привечаешь цю «агрономиху»? — уже не раз говорила свекровь.

Катя села на кровать, с простыни соскользнули «Три мушкетера».

— Ну, так и будешь вдовствующей королевой? — то ли вопросом, то ли вызовом негромко крикнула молодая женщина самой себе.

Ближе к вечеру Катя пошла к Беловым-старшим, чтобы договориться оставить внучку у них с ночевкой.

«Как я не люблю врать, — думала всю дорогу, — не люблю и не умею. Свекровь сразу раскусит. Ну почему я перед ней отчитываюсь, как школьница? Она мне даже не мать!»

Но в голове тут же пронеслись и другие мысли:

«А кроме нее у меня никого ближе нет. Светка еще маленькая».

Открыв калитку, Катя облегченно вздохнула: дочка заливалась хохотом, прыгая у деда на коленях. Увидев маму, она похвасталась, крутя в руках книгу:

— А мы с дедом букварь читаем!

Степан кивнул снохе.

— Наша бабуля в сельмаг ушла, а ты иди, Катя, в летнюю кухню, там она пироги разные сегодня напекла. Ты возьми домой. А то мать беспокоилась, вдруг к Катерине гости придут — будет угощение.

«Господи, она все знает, господи, откуда?» — пронеслась мысль и, растерявшись, Катерина только молча кивнула.

Зато свекор, видимо, получив большие полномочия от своей всеведущей жены, продолжил:

— А Светланка у нас пусть переночует! Будем в прятки играть? — повернувшись к внучке, сказал он.

Маленькая баловница согласно захихикала, обняла маму и тут же возвратилась на колени к деду.

Расставив тарелки и столовые приборы на белую скатерть, Катя вдруг почувствовала, что волнуется.

— Подумаешь, какие-то сержанты… Поди, курносые и конопатые…

Кто-то стукнул в дверь, она обернулась и замерла. Верка зашла в комнату, а за ней — солдат. Пилотка набок, в руках букет ромашек и глаза смеющиеся и очень знакомые…

— Познакомьтесь: это Катя, это Женя, — скороговоркой сказала она, — а Сергей задержался в магазине, сейчас придет!

Она по-хозяйски прошла к столу.

— Пироги-то, какие! Я, между прочим, с обеда ничего не ела, — отщипнув кусочек, Вера ловко положила его в рот, — ой, вкусно!

Ей никто не ответил.

— А вы че, замерли, друзья? — обернувшись, она спросила и осеклась.

Подруга с гостем так и стояли напротив друг друга.

— Вер, мы знакомимся. Хотя, — гость внимательно посмотрел на хозяйку, — Катюш, ты меня помнишь?

У Катерины почему-то горели уши: от волнения или стеснения. Конечно — конечно, она помнила Женьку. Было это в студенческие годы, плывя на теплоходе по Волге, она познакомилась с парнем — он проходил плавпрактику на судне. Они бегали босиком по палубе, смотрели днем на воду, а ночью на звезды. Женя читал ей стихотворения Есенина и однажды даже поцеловал. А потом, она вышла на пристани, и больше они никогда не виделись.

— Вот это да! — Вера перестала жевать. — Знакомы?

Катя, наконец, обрела дар речи:

— Да, мы с Евгением однажды плыли на теплоходе, — стараясь принять официальный тон, Катя повернулась к подруге, — будем ждать вашего товарища или сразу — за стол?

Женя что-то буркнул.

— Что вы сказали? — Катя повернулась к нему, однако в глаза старалась не смотреть.

— Да, я так, к слову: теплоходы ходят, плавает другое…

Вера громко засмеялась, стараясь смягчить ситуацию, а про себя подумала:

«Что это с Катькой творится: важная такая!»

В дверь постучались.

— О! Это Сергей, — открывая дверь, крикнула Вера.

В комнату вошел еще один гость. Симпатичный: не курносый и не конопатый. Подошел к Катерине и представился, ловко вытащив из-за пазухи вино и конфеты.

— Ну что на тебя нашло? Тебе этот Женя не понравился, да?

Выспрашивала подруга, когда ребята ушли.

— Да, нет, не в этом дело…

Впервые за эти годы Кате не хотелось делиться впечатлениями с подругой. «Быстрее бы она ушла», — мелькнула мысль.

Хотелось остаться одной и вспомнить ту поездку, и волны, и теплоход, и ухаживания Жени… Она еще долго не могла забыть это приключение и мучилась от любви: такой короткой и бесконечной одновременно. В восемнадцать лет кажется, что это навсегда, и такого никогда не будет. Катя даже не заметила, как ушла Вера. Она выключила свет и легла на кровать поверх покрывала. Хотелось мечтать о красивой и вечной любви, а еще больше хотелось выйти замуж, и чтоб семья была дружной, и муж любил, и дом — полная чаша, и дети… Да, чтобы Он любил Светочку… Последнее время она часто спрашивает:

— Почему у меня нет папы? У Таньки есть, у Ленки есть, а у меня нет…