Я вас поглажу мягкой лапой

Я вас поглажу мягкой лапой

Я открываю тихо дверь

В обитель тайн и суеверий,

Там проживает дикий зверь,

Ко мне приехавший из прерий.

Мы с ним меняемся местами

Порой ночной и в полнолунье,

И кто сегодня рядом с вами,

Известно только лишь колдунье.

Я вас поглажу мягкой лапой

И промурчу вам комплименты,

И подарю девчонке слабой

Любви приятные моменты.

Проснетесь вы в постели смятой,

Храня моих усов касанья,

И на дворе уж час десятый,

А вы прикрыты легкой тканью.

Вставайте быстро, все забудьте,

Чего же ночью не приснится,

О встрече нашей в Книге судеб

Есть запись на седьмой странице.

***

Мне природа была вместо няни,

На базарах я пел куплеты,

Говорят, что из горькой пьяни

Вырастают у нас поэты.

Да, я пью, и с друзьями, и в меру,

Да, я дрался в кабацком дыму,

Но я дрался за русскую веру

И за что-то еще, не пойму.

Только утром в глухое похмелье

Просыпался с подругой другой,

Кто же сыпал в вино мое зелье,

Почему я в постели нагой?

Знаю, музу прислали в награду,

Видно, страсти им мало в стихах,

Дайте кислого мне винограда,

Я покаюсь в грядущих грехах.

А пока разбужу свою деву,

Словно меч ее черная бровь,

Ублажу я свою королеву,

Разгоню загустевшую кровь.

Дама у камина

В гостиной темной у камина

Сидела в кресле дама пик,

Над ней святая Магдалина

Держала ножницы в постриг.

Пришла пора невестой Бога

В келейке скромной проживать,

Ничто не кажется так много,

Когда с тобой играет страсть.

Я попросил сестру смиренно

Закончить с дамой разговор,

Она ушла от нас степенно

Смотреть картины в коридор.

А мы остались с дамой в зале,

На стенах отблески огня,

И как рубин сверкал в бокале

Остаток нынешнего дня.

Зачем ко мне явился, Германн,

Мне неизвестны тайны карт,

В угоду нынешним модернам

Нечестный может быть богат.

И что такое слово чести

В эпоху злого чистогана,

Когда витает запах мести

И веселит всех блеск «нагана».

Я прожила на свете много

И я узнала в жизни радость,

Но от мальчишки крепостного

Народу будет только гадость.

Ты не буди воспоминаний

Мазурки вольной при свечах,

И нежных слов навек прощаний

И блеска слез в моих очах.

Прошла любовь моя неслышно,

Как нежный ветер поутру,

Мне было послано Всевышним

Желанье прибыть ко двору

Помочь на ниве просвещенья,

Отдать тепло другим сердцам,

И, может, в качестве прощенья

Лишь иногда по вечерам

Приду к тебе неясной тенью,

Устроюсь в кресле у окна,

И о любви стихотворенью

Свой восхищенья дам я знак.

Ты отпусти меня на волю,

Скажи — ты больше не нужна,

И можешь вскачь нестись по полю,

Моя любезная княжна.

Я даме тихо улыбнулся,

Взял со стола кривой кинжал,

И нашей кровью захлебнулся

С вином недопитый бокал.

Бал в офицерском Собрании

На бал спешу, как на свидание,

Пойдем мы с Вами в менуэте,

И знает офицерское собрание

О нашем чувственном секрете.

Судьба нас сводит ежедневно,

То мы гуляем в старом парке,

В манерах с Вами мы примерны,

Но мне от Ваших взглядов жарко.

Сегодня я пойду в атаку,

Скажу, что очень в Вас влюблен,

Есть реверс и живу в достатке,

И звездочка украсит мой погон.

И Ваш отец, советник статский,

Сам был когда-то капитаном,

Возможно, скажет он по-братски,

Что наша жизнь прекрасна в главном:

Любить и дорожить любовью

К жене, детишкам и стране-России,

Их защищать и даже кровью,

Чтобы они на свете жили.

Приду я завтра к Вам с визитом,

Мундир надену с орденами,

И Вам колечко с аметистом,

Чтобы удача была с нами.

Пусть завтра это будет завтра,

Сегодня мы летаем в танце,

Мы, как артисты из театра,

И лица наши все в румянце.

Kалендарь

Идет жизнь

День за днем,

Вот календарь,

Записано в нем:

День недели,

Долгота дня,

Восход и заход,

Приход и расход,

Фаза луны,

Событие века,

Телефон дамы,

Росчерк пера,

И обрез листа.

Завтра будет

Новый день,

Те же надписи,

Те же записи,

Будет теплее

Или холоднее,

Но живой я,

И решаю я,

Жить спокойно,

Хлеб жевать,

Или на финиш

Силы рвать.

Жизнь «на авось»

Каждый день начинается утром

На восходе большого нуля,

Мы с тобой одеваемся шустро

Как весной во дворе тополя.

Нам ночами спокойно не спится,

Эта жизнь, — так судьбе говоря, —

Вдруг согнется вязальною спицей,

Закрывая нам путь на моря.

Между нами сверхтонкая нитка,

Что крепка, как пеньковый канат,

На столе «Поздравляю» открытка

И махровый на теле халат.

Ежедневно с утра просыпаясь,

Нанизаю свой нулик на гвоздь,

И в окно на простор вырываясь,

Отпускаю я жизнь «на авось».

Корнет

В гусарах трудно быть корнетом,

Не все зависит от красы,

Улыбки дамочек с лорнетом

И не растут пока усы.

И нет войны для честной славы,

Но льется реками вино,

Качались храмы златоглавы

И дамы в красных кимоно.

А по утрам езда в манеже,

Вольтижировка, рубка лоз,

Никто не скажет, что ты нежен,

Но сколько льется ночью слез

У дев, обиженных вниманьем,

У них потом наступит время,

И пусть посмотрят утром ранним

На сапожок, входящий в стремя.

Пройдут года и капитаном

Войду с визитом я в ваш дом,

Напомнит кивер мой с султаном

Об офицере молодом.

Лейла

В краю далеком и враждебном,

Где злобен даже детский взгляд,

Пылает мак огнем безбрежным

И источает чистый яд

Увидел девушку-былинку

На улице большого кишлака,

Как на ветру пустынь песчинку,

Которую повсюду я искал.

Ее отец — пуштун суровый,

Жену ласкает, как кинжал,

Он не любитель пустословий

И сразу прямо мне сказал:

Джигит ты храбрый, это верно,

Но по рожденью ты — гяур,

А человек я суеверный

Ищу совета тех, кто мудр.

И говорит седая мудрость,

Проходит ослепленье красоты,

За темной ночью наступает утро,

Проснутся те, чьи помыслы чисты.

Готов ли ты к такому испытанью,

Моя Лейла тобой больна,

Не кончится ли все суровой казнью,

Прелюбодей, она — неверная жена.

Готов ли ты к большому искушенью,

Еда в руках, но есть нельзя,

И наступило ль очищенье

Покажут синие глаза.

Готов за Лейлу я хоть в битву,

Но верой я не поступлюсь,

Христу читаю я молитву,

Такой упорный я урус.

Блестят огнем глаза пуштуна,

Ярка на четках бирюза,

И сильно пальцем бьет по струнам

И плачет бедная кобза.

Я раньше был не чужд порока,

И я шутил, играл с огнем,

Сейчас же дочерью Пророка

Я без сражения пленен.

В тени сидит мой победитель,

На нас боится бросить взгляд,

Ушла бы в женскую обитель,

Не знай, что люди говорят.

К исходу дня на минарете

Запел молитву муэдзин,

Ну, как удержишь все в секрете,

Когда гяур совсем один.

Все ждали молча продолженья,

Старик-пуштун у них в чести,

Он побеждал во всех сраженьях

И вправе жертву принести

Во имя дочери любимой,

Во имя пламенной любви,

И относился он терпимо

Ко мне, пока еще я жив.

В пустынном доме тихой ночью

Закрыты с Лейлой мы одни,

Собаки взвыли вдруг по-волчьи

И вдалеке горят огни.

Я к ней не смею прикоснуться,

Тогда с собой не справлюсь я,

И не придется мне проснуться,

И не придется нам гулять

Под звездным небом Кандагара

В тени фисташковых аллей,

Не буду темным от загара,

А буду розы я алей.

Давай, стихи я почитаю

О дивной родине моей,

У нас сейчас сосульки тают,

У лужи хитрый воробей

Поет веселые частушки,

К себе сзывает воробьих,

Года считают нам кукушки,

Как стопку веточек сухих,

Что сразу в печке прогорают

Почти без запаха и дыма,

И ветер золу разбросает,

Прибив ее дождем косым.

Я пел ей песни до рассвета,

Как был на почте ямщиком,

И снова голос с минарета

Призвал к молитве босиком.

Мы вышли с Лейлой рано утром,

Своей ее закрыл спиной,

Смотрели люди очень хмуро:

Гяур идет с своей женой.

На свадьбе люди веселились,

Любовь не ведает границ,

И наши гости не напились,

В гостях терять не надо лиц.

Мы породнили два народа,

Холодный север, пылкий юг,

Нам подсказала все природа

В стихах пустыни, песнях вьюг.

О том как жили мы подробно

Расскажет пляски нашей стук,

Собою хвастать неудобно

Скажу я вам начистоту.

Вы Лейлу видели сегодня,

Ей и сейчас семнадцать лет,

Она у нас одета модно,

Прадед-пуштун ей дал секрет.

Мне ночь не нравится

Мне ночь не нравится,

Она без звука несет в себе людей,

Как будто речкою струится

По тонким тропкам заводей.

И яркий свет убрать не может

Для всех налитой черноты

Она и в душах, липнет к коже,

Меняет чувства и черты.

И так мы ждем всегда рассвета,

Стремясь увидеть вновь себя,

И первый встречный с сигаретой

Вдруг улыбнется вам любя.

Проснемся мы с тобой под утро

Свеча сгорела поздно ночью,

Потух светящийся бокал,

Во тьме горели чьи-то очи

И продолжался чудный бал.

Мы полетели в вихре вальса

Туда, к далеким небесам,

Тебя держал за кончик пальца

И прикасался к волосам,

Что развевались в лунном свете

Огромной белою фатой,

И ты кружилась, как в балете,

И я был зритель не простой.

Я предложил полеты к звездам,

Как только будем мы вдвоем,

Наш мир и нами будет создан,

Ему хвалу мы пропоем.

Проснемся мы с тобой под утро,

Несут и кофе нам в постель,

Всегда мы поступаем мудро,

Ложась вдвоем, мадмуазель.

Жила на свете сеньорита

Жила на свете сеньорита,

С губами алыми, как роза,

Ее все звали Маргарита.

Всегда нежнее абрикоса,

На щечках солнца поцелуи,

В глазах играющий чертенок

Под звуки нежной «аллилуйи»,

Но все равно еще ребенок,

Когда в толпе ее увидел.

С дуэньей шла она к обедне,

И шли за нею, словно в свите,

Три дона, лишние на сцене.

И мой клинок, быстрее мысли,

Сверкнул, как молния в грозу,

И величавость сразу смыли

Удары шпаг и боль в глазу:

Кусочек стали в глаз попал.

Я дрался яро, безрассудно,

Но был убит я наповал,

И помню как-то очень смутно,

Что кто-то лоб мой целовал,

Слезами щеки орошая,

Достав из ножен мой кинжал.

Вот Маргарита дорогая

Со мною под руку идет,

У нас в раю любовь большая,

Нам песню славы хор поет,

И нас ласкает ветер мая.

Сорок первый

Облетают последние листья

И уходит из женщин тепло,

О тебе мне поет желтый листик

И из глаз что-то вдруг потекло.

Для меня перекрасились дамы

В сорок восемь различных цветов,

Каждый день я их вижу в рекламе,

Не сказал бы, что мне повезло.

Ты весной была черною стервой

И светлеешь тихонько к зиме,

У тебя я всего сорок первый,

Подглядел я в твоем резюме.

Дождливая среда

Позабыл я вдруг адрес радистки,

Мы же в среду выходим в эфир,

Дождик каплет с утра серебристый

И войну поменял он на мир.

Мне сейчас «два песят» не хватает,

Хлебануть бы стопарик под дождь,

На углу ты меня поджидаешь

И подносишь рукой к горлу нож.

Может, двери сейчас распахнутся,

Встретит зайчик с морковкой в руке,

И зверьки все твои улыбнутся,

И замкнет что-то там в ночнике.

Мы с тобой отстучим телеграмму,

Так и так, не кончается дождь,

Мы со всеми войну прекращаем,

Ты, разведка, уж нас не тревожь.

Устал от жизни беспробудной

Устал от жизни беспробудной,

Все те же сцены, тот же сон,

И режиссер ужасно нудный,

И рвет пластинку граммофон.

А ночь нарочно не приходит,

Манит закатом и луной,

И мчатся в море пароходы,

И капитан идет за мной.

А как скучна ночная вахта,

И имя ей — собачий час,

Далекий слышен звон набата

И ходят беды возле нас.

Течет песком немое время,

И пуст бокал младой любви,

А на седле ржавеет стремя

И сахар лести ядовит.

Возможно, я не в этой книге,

Ошибся полкой и был пьян,

Я дома на пиратском бриге,

И прошлое сплошной бурьян.

Василёк

Я завидую честно людям,

Что умеют на скрипке играть,

И летаю на нотах прелюдий,

Что как рифмы ложатся в тетрадь.

Не дано мне писать увертюры

И людей уносить в миражи,

Я стихи напишу вам с натуры

И цветок посажу у межи.

Будет он василькового цвета,

Будет имя ему Василёк,

Он ребенок небесного света

И упрям, как любой паренёк.

И в него все влюбляются сразу,

И певцы, и герои кино,

Никому он не сделал отказа

И не пил за знакомство вино.

Можно, я вам скажу по секрету,

Эту тайну не знают друзья,

Я гуляю по белому свету

И цветок-василёк — это я!

Нас подружил весенний вальс

Нас подружил весенний вальс

На бале в Доме офицеров,

Светился зал в сиянье глаз

И в лицах бравых кавалеров.

Стояли тихо вы в сторонке,

Без вас кружился полный зал,

Меня тянуло к незнакомке,

Я, как и вы, не танцевал.

И вы глядели мне навстречу,

Не зная, к вам ли я иду,

Я знал, что вас сегодня встречу,

На счастье или на беду.

Вы были просто балериной,

Легко вас вел, как в сотый раз,

Нас веселили викториной,

Но я смотрел только на вас.

Мы шли по городу ночному,

Читал стихи я о любви,

Тебя найду я завтра дома,

Ты ничего не говори.

Гарем

Я мозгую над сложной проблемой,

Чей массаж мне полезней всего,

То ль блондинки с прическою нежной,

Иль брюнетки с косой в колесо.

Растечется по телу блондинка,

Пальцы нежны и ласковей губ,

Вот такая выходит картинка —

Солнца луч и развесистый дуб.

Завладеет тобою брюнетка,

Полонит, будто в рабство отдаст,

Но такая, скажу вам, конфетка

Только силы больному придаст.

Человек по натуре я скромный,

Больше пуза, конечно, не съем,

Обнимаю собой мир огромный,

Берегу разноцветный гарем.

Баргузин

Вода на Байкале совсем студена,

Прозрачней алмаза — там видно до дна,

И Космос в глубинах всю силу хранит,

То знает на скалах угрюмый гранит.

Всех манит богатство и солнечный штиль

И водная гладь на четыреста миль,

А если за водкой пойти в магазин,

То встретит вас пьяный мужик Баргузин.

Как хорошо жить безмятежно

Как хорошо жить безмятежно,

Сидеть в шезлонге у прибоя,

И чтобы был простор безбрежный,

И если ветер, то без воя.

И чтобы все несли цветочки

К ногам наивной сельской дамы,

Что с каждым новым лепесточком

Уже рисует в сердце драму

Любви француза-гувернанта

К хозяйке милого именья,

И ревность мужа-лейтенанта,

И их дуэль на воскресенье.

Как тихо плакали все дамы,

Уткнув носы свои в платочки,

Что их любовник это самый

Поэт печальный и в две строчки

Напишет вам в альбом стишок,

Что вы как ангел полуночный,

Что он без вас и жить не мог,

А лейтенант стреляет точно.

Француз убит, лежит у ног,

Шепча о том, что песня спета,

И что вчера никак не смог

В романс тебе найти куплета

О нашей жизни безмятежной

Под шум ленивого прибоя,

И что вокруг простор безбрежный,

И тихий ветер нам не воет.

Когда нагрянет в гости дама

Читая книгу своей жизни,

Не можешь забежать вперед,

Все эти книги рукописны

О том, что все проистечет.

Нет в книге этой оглавленья,

И нет количества страниц,

И только мастер Провиденья

По телефону может позвонить.

Или нагрянет в гости дама,

В плаще от Гуччи и с косой,

Когда в разгаре самом баня

И в простыне сидишь босой.

Ты ей покажешь свою книгу,

Смотри, еще не дочитал,

Мол, завязал одну интригу,

Пока не виден мой причал,

Где бриг готовится к походу

К далеким счастья берегам,

Берем с собой из дома воду,

И песни распеваем по слогам

О прелестях Любови и Надежды,

О Вере и об алых парусах,

Наденем мы пиратские одежды

И стрелки сдвинем на часах.

Мы в трюм забросим эту книгу,

Что было — нечего читать,

Пойдем с красавицей в обнимку

По верхней палубе гулять.

Дамское

Катился май и цвел шиповник,

В цветах каштана жизнь моя

Была как ландыш и любовник

Уехал в дальние края.

Любовь казалась такой вечной,

Нет ни начала, ни конца,

Я оказалась первой встречной

С рукой простою, без кольца.

И он с размаху предложил мне

Любовь и сердце — два в одном,

И будет общим портмоне,

И дым над свадебным костром.

Он растворился на рассвете,

Открыв все двери и замки,

Ну, где же есть любовь на свете

И мужики так мужики.

Давно мне что-то не поется

Давно мне что-то не поется,

Покрылся пылью мой баян,

А сердце все куда-то рвется,

И сам по жизни я буян.

С утра сегодня воскресенье

И нет несбывшихся желаний,

Ушло куда-то вдохновенье

И темы нет для воспеваний.

Но вот захлопал малый парус

И зашипел задира «вест»,

Для состязанья выбрал пару,

И на тебя силенка есть!

Шуми, играйся с моей яхтой,

Я все равно поймаю галс,

И с ветром силой необъятной

Услышишь мой веселый глас.

Давно такой я жаждал я бури,

И я от волн немножко пьян,

Давай немножко, друг, покурим,

Цвет у заката уж багрян.

То лишь начало приключений,

Мы полетаем по волнам,

Увидим много откровений,

Что недоступны мудрецам.

Там впереди за мысом гавань,

Там тишина, уют, покой,

И полумрак закрытых ставень,

И человек лежит больной.

В какую сторону помчимся?

Давай, не глядя, выбирай,

С тобой мы точно усмиримся,

Когда приедем вместе в рай.

Помню шампанского дождь

Я помню

Шампанского дождь,

Снег из цветов,

И белую розу на фраке.

К «Запорожцу»

Подошел джентльмен

С хрустальным

Пустым бокалом.

Постукал по крыше:

«Споем и дружно

Бокалы поднимем»,

А мы лежали вдвоем,

И нам был никто

Не нужен.

***

Я помню, как быстро

Летели года,

Как стрелы

В пустые мишени,

И наш «Запорожец»

Старел, как и мы,

Навсегда,

И помню цветов

Аромат осенний.

Мы были в машине

Близки,

И так далеко

В постели,

Мы пели вполголоса,

А кто-то по крыше

Стучал:

«Езжайте домой,

Вы остались одни,

Давно уже все

Уехали».

Мой старый с мезонином дом

Мой старый с мезонином дом

Открыт для всех, бокал с вином

Уже наполнен, огненный рубин,

Как показатель самых лучших вин,

Ждет гостя на столе, и яркая свеча

Всю ночь горит и просит помолчать

Минутку, чтобы понять — серьезно всё,

А, может, превратить всё в шутку?

Гадание

Я один ворожил в воскресенье,

На дворе наступил Новый год,

Испытал я в ту ночь потрясенье:

Мне явился колдун Лю Миньго.

В лисьей шапке и в красном халате

Он возник и присел за мой стол:

Не скучай этой ночью, солдатик,

Ты налей-как мне водки грамм сто.

Слово за слово, сдвинув стаканы,

Он мне мой гороскоп рисовал,

Выйдет так, что издам я романы

И стихи, что недавно писал.

А свинья — это вроде копилки,

Сохранит все, что скопишь за год,

Может, все превратится в опилки

Или скопится пачка банкнот.

В царство Цинь был всегда казначеем, —

Говорил мне колдун Лю Миньго, —

Вел учет я доходам, трофеям,

Что свозились ко мне каждый год.

Привезли мне однажды две книги,

Их писали Хайям с Рудаки,

Я бы продал себя за любовные миги,

Счастье в деньгах найдут дураки.

Не люби продающихся женщин,

Ни за деньги, поход в ресторан,

Не носи ей шикарные вещи,

Не давай ей глядеть в свой карман.

Мы с ним долго еще говорили

Про политику, Дальний Восток,

Как цари своих подданных брили,

У кого и какой потолок.

Как допили последнюю чарку,

Так исчез и колдун Лю Миньго,

Вмиг исчезли волшебные чары

И подумалось, кто же был кто?

Он со мной говорил по-китайски,

По-китайски и я отвечал,

В первой жизни и я был китайцем

И в Пекине Лю Миня встречал.

Вот ведь жизнь нас куда разбросала,

Разделяют нас с ним зеркала,

Мы не помним у жизни начала

И не знаем, где наша скала,

Что стоит, как трамплин на дороге,

И с нее то ли вверх, то ли вниз,

И уходят навеки тревоги

За изданье написанных книг.

Головная боль

Постоянно болит голова,

Покоя ни днем, ни ночью,

Смешались в обрывки слова,

Картинки порвались в клочья.

Вокруг улыбаются лица,

И солнце приносит им радость,

Оно и по мне струится,

Стираю платком эту гадость.

Все люди привыкли к боли,

Сказали — и я привыкну,

Как только я выйду на волю

И я вам об этом крикну.

Образцовые гусары

Гусаров, право, образцовых

Я в жизни буйной не встречал,

Быть может, вы из этих, новых,

Что ходят трезвыми на бал,

Что крутят ножкой в менуэте,

На мизер падают с тузом

И любят девочек в балете,

Глядят на всё одним глазком,

Как будто вечер был заснежен,

Стояли лошади в кругу,

А дамы с веером в манеже

В окно смотрели на пургу.

И верх над дамой не победа,

А просто сущая беда,

Не будет дрёмы до обеда,

Не будет вкусная еда,

Когда садишься утром рано

С руками чистыми за стол

И слышишь женщины сопрано,

И плюнуть некуда на пол.

Поверьте, в жизни у гусаров

Проблем, не видно им конца,

Никто не пишет мемуаров,

А шлют за водкою гонца.

Храм на берегу реки

Собор построен у дороги,

Участок, лекарня, базар,

Идут во храм людские ноги

За упокой, здоровье и навар.

Там колокол в седом раздумье

Ведет негромкий разговор,

Ему вторят певцы латуни,

Металлов разных на подбор.

Он говорит о грозных сечах,

Вот здесь, в изгибах Иртыша,

Об интересных личных встречах,

Тех, что запомнила душа.

О войнах, землю сотрясавших,

Когда сражались брат на брат,

И помнит свет в Москве пожарищ,

Когда врагом был город взят.

Вот и сейчас речет с укором,

Что позабыт духовный мир,

Что деньги встали над законом

И заправляют дикий пир.

Сосуды будут сообщаться,

Богатство, бедность — общий мир.

Как надо к Богу приобщаться,

Пусть лучше думает банкир.

Японские стихи

Не люблю я японское суши,

И романтики нет в харакири,

И язык неприятно мне слушать,

И сидеть из картона в квартире.

Мы сейчас подражаем японцам,

Что-то ищем себе в дзен-буддизме,

Мы уже поклонялись Солнцу

И себя истязали в марксизме.

Мы не пишем стихи по-немецки,

Гёте тоже не брался за русский,

Но в руках мы держали нецке,

Пили чай на коленках вприкуску.

Не читают японцы хокку,

Что написаны где-то в России,

И без суши прочистят глотки,

Чтобы им острова возвратили.

Мы всегда подражаем кому-то,

Все культуры своей чуждаясь,

Мы уже научились чему-то,

Потихоньку в себе возрождаясь.

Два самурая

Где-то в преддверии рая

Встретились два самурая.

Молоды оба, еще горячи,

Сразу скрестили друг с другом мечи.

Оба из школы сенсея Мусаси,

Оба учились в «хейко-до» классе.

Словно два друга сошлись на попойке,

Выпьют сакэ и улягутся в койки.

Оба учили «Пути всех профессий»,

Оба отличники всех школьных сессий.

Их фехтованье как «птиц пирует»,

Воинов лучше в Японии нет.

Кто из них лучший, не найден ответ,

Меч, хоть и острый, не даст им совет.

Вышел апостол с ключами от рая,

Кто за Японию здесь умирает?

Стало вдруг стыдно небесным бойцам,

Мы лишь пришли поклониться отцам.

И мы погибли в неравном бою,

Но защитили деревню свою.

Сдайте мечи, их нельзя носить в рае,

В рай не пойдем, мы — самураи!

Я умру от пронзительных глаз

Я умру от пронзительных глаз,

Что встречают меня каждый раз,

Стоит мне лишь куда-то пойти,

Неотлучно они на пути.

Посетил я друзей-докторов,

Все в порядке, я жив и здоров,

Но шепнул окулист, — в роговице

Вижу древней религии жрицу.

Эти жрицы красивы, как небо,

Эти жрицы податливей хлеба,

Эти жрицы страстны, как вулкан,

Сладким медом обмазан капкан.

Мне по нраву такое моление,

Дикой крови живое волнение,

И ловушка — большой достархан,

Оплетут по рукам и ногам?

Будь что будет, готов ко всему,

Пусть заманят меня на кошму,

Чтоб горячей любовью убить,

Расплетя до конца жизни нить.

Мой знакомый кардиолог

До Самары путь долог,

Надо ехать на Волгу,

И там живет кардиолог,

Верный врачебному долгу.

В Самаре губернатор Титов,

Известный всем сердцеед,

В Волге разводит китов,

И осетров больше не ест.

В Самаре гречанка Таис,

Знакомая Джона Голсуорси,

Все говорят ей «кис-кис»,

Расточая вокруг восторги.

Иногда она закрывает глаза,

Как нормальная женщина,

Иногда в глазах бывает слеза,

Если в делах трещина.

Не близкая землячка Ленина,

Не героиня мировой революции,

Но миру станет известна

Синтетическая теория эволюции.

Коптилка

При свете маленькой коптилки

Вставала утром вся семья,

В углу иконы темнолики,

Пять мужиков и мальчик — я.

Чего ж мы баб-то не считали,

На них держался дедов дом,

Полы скобленые сверкали,

Скотина, огород, и все бегом.

Зато как весело все пели,

На зов сходилась молодежь

И долго были слышны трели

Пяти гармошек там, где рожь.

Домой все возвращались на рассвете,

Глаза закрыл — уже вставай,

Душа объятием согрета

И шепот тихий — ну, давай.

Промчалось быстро это лето,

Покос, уборка, первый снег,

Читал недавно я про это

В теньке у дома на бревне.

Красавица-крестьянка

Сани быстро пролетели

Незнакомый хуторок,

Новогодние метели

Не оставили дорог.

Солнце спряталось за тучи

И закончился денек,

Поворачивай-ка, кучер,

В дом, где светит огонек.

Заночуем в этом доме,

Тянет всех зимой к теплу,

На перину из соломы

И сверчок поет в углу.

Вот тесовые ворота,

Справа вход, залаял пес,

Мужской голос со хрипотой:

Что за гостя Бог принес?

Открывай, хозяин, двери,

Из Москвы я, лейб-гусар,

Не доехал я до Твери,

Путь не видно, конь устал.

В чистой горнице уютно,

На божнице Спаса лик,

Пахнет щами, очень вкусно,

От порога — половик.

Из-за яркой занавески

Вышла девушка-краса,

На ушах блестят подвески

И до пояса коса.

Чарку с водкой мне выносит,

На закуску — огурец,

На поднос кладу целковый,

Улыбается отец.

Стол накрыли как на праздник,

Каша, щи, грибы и мед,

Труд крестьянина не праздный,

Знает день, что кормит год.

Звать хозяина Прокофий,

Дочку Аннушкой зовут,

Извините, барин, кофий

В доме нашем не дают.

Самовар запел нам песню

Про далекие края,

Мне в мундире стало тесно,

Где ты, трубочка моя?

За степенным разговором

Я узнал про урожай,

Что Прокофий с дочкой, вдовый,

Да и жизнь в глуши не рай.

Проезжал недавно Пушкин,

Что-то в книжечку писал,

Дочке дал сережки в ушки,

А недавно услыхал,

Что издал писатель повесть

О гусаре молодом,

От любви забыл он совесть

И увез в господский дом

Раскрасавицу-крестьянку,

Бросив батьку бобылем…

Ложись, барин, на лежанку,

Завтра в Тверь тебя свезем.

Утром выехал я рано,

Светит полная луна,

На груди болела рана

И душа любви полна.

Кочевник-кумли

У дороги старик,

Старый ватный халат,

Все от солнца горит

И в руке пиала.

Рядом дети играют в пыли,

Видно в гости приехал кочевник-кумли.

Сын текинский ковер расстелил

И соседи с собой, кто что мог, принесли.

Эй, начальник-урус,

Выпей с нами кок-чай,

Уважаем мы Русь,

Ты по ней не скучай.

Я попил с ними чай

И сказал им — рахмат,

Старика я встречал,

Ехал он в Ашхабад.

Лора

В «Детском мире» сплошная стрельба,

С автоматом девчонка трех лет,

И в парадном мундире стоит лейтенант,

Улыбается людям в ответ.

Может, купим мы куклу, как все,

На заставе с ней будешь играть,

Пап, купи автомат мне такой, как у всех,

Мне границу идти охранять.

Вот девчонка, приходит всегда на расчет,

Провожает, встречает наряды,

По «тревоге» всех раньше встает,

Трудно будет на базе в отряде.

В школе сельской везде командир,

Если надо, пройдется и матом,

Ей военный по нраву мундир

И мужчины, такие как папа.

Вперед, в атаку, гренадеры!

На свете есть Любви наука,

Где есть немало разных правил,

Любовь не детская игрушка,

Которую в песочнице оставил.

Урок Любви дает нам Казанова,

Всех женщин любит он подряд,

И хоть он сильно избалован,

0 нем с восторгом говорят.

Другой учитель Дон Хуан,

Филуменист, играющий с огнем,

В Любви, он скажем, не профан,

Вздыхают женщины о нем.

А третий — Пушкин Александр,

Он за Любовь пошел к барьеру,

Как будто в фильме кинокадр,

Так нужно делать кавалеру.

Вот три кита, а формула одна,

Влюбляйся и люби без меры,

Любовь опасна, как война,

Вперед, в атаку, гренадеры!

Лунатик

Ходил лунатик на свиданья

По крышам к женщине одной,

Не говорил он до свиданья

Ни летом, осенью, весной.

Он просто спал и шел по крыше,

Затем спускался на балкон

Он говорил и сам все слышал,

И был в ту женщину влюблен.

Об этом знали все соседи,

Вздыхали женщины в ночи,

И вот решили эти леди

К себе мужчину приучить.

С балконов толстые канаты

Легко на крышу протянуть,

Но что же сделать, чтоб лунатик

Мог к ним на вечер заглянуть.

Лунатик даже по канату

Пройдет, не глядя на людей,

Он знает «Лунную сонату»

И танец «Белых лебедей».

Он молчалив и музыкален,

Ему дана большая власть,

Страсть распахнет запоры спален,

Чтоб получить от встречи сласть.

И были дамы те в печали,

Шел мимо странник по любви,

С балконов женщины кричали:

Мы здесь, любовницы твои!

Лунатик вздрогнул и упал,

Он не достался никому,

На мостовой в ночи лежал,

Не видя полную луну.

Любовь не терпит громких слов,

И ей нельзя ни с кем делиться,

Нельзя лишать влюбленных снов

И пейте чай, когда не спится.

А ты кусала марципан

Бурун клубился за кормою,

Стоял у рубки капитан,

Он очарован был тобою,

А ты кусала марципан.

Белы твои, как сахар, зубки,

Алеет роза на губах,

Но прозвучал гудок побудки,

В такую рань ты на ногах.

Даря рассвету страсти ночи,

Кидая радость в небеса,

Душой ты благодарна очень

За вкус шампанского в усах

Как волк седого капитана,

Как песняра в делах любви,

За скрип пружинок у дивана,

И пели где-то соловьи.

Всего лишь час до остановки,

И там стоят твои друзья,

И уходить тебе неловко,

И оставаться здесь нельзя.

В метро в час пик переполох

В метро в час пик переполох,

Дверями девушку зажало,

А рядом парень был неплох,

Хоть без усов и без кинжала.

Он как Геракл раздвинул двери,

На руки деву нежно взял,

И каждый взгляд ему поверил,

Как парень деву обожал.

И в две секунды пролетела

Дорога к дому у нее,

И больше тело не болело,

И было ласковым белье.

Об этом дома на диване,

Отпив из кружки сладкий чай,

В каком-то сладостном тумане

Нам рассказала невзначай.

Одно лишь только омрачает,

Быть может, память подвела

Тот номер ей не отвечает,

Такие, братцы, вот дела.

У этой сказки есть начало,

Но нет у сказочки конца,

Захочешь, дерни сам мочало

Послушать песню молодца.

И эта новость две недели

Мелькала в лентах новостей,

О ней еще «нанайцы» пели

И ей встречали всех гостей.

А телефон потом ответил,

Хозяин просто был в отъезде,

Он эту девушку заметил,

Живет в соседнем с ним подъезде.

Об этой свадьбе много слышал,

Гуляло триста человек,

В пяти домах слетели крыши,

Такого не было вовек.

Потом, однако, оказалось,

Что замуж вышла не она,

Гуляли парни с трех вокзалов,

Торговцы водки и вина.

А наша дама на диване

Пила с какой-то травкой чай,

Потом помылась на ночь в ванне

И улеглась в кровать на край.

Все было тихо, благородно,

К утру затих и улиц шум,

И только где-то за дорогой

Светил огнями старый ГУМ.

Подарит монетка случайное счастье

Подарит монетка случайное счастье

И радости нашей забрызжет фонтан,

А, может, на улице просто ненастье

И капельки грязи прилипли к ногам.

А, может, монетка имеет две решки,

И выбора в жизни твоей уже нет,

И годы твои, как в пакете орешки,

Осталось с десяток непрожитых лет.

А, может, пуститься дорогою тяжкой,

Попробовать все, что еще не видал,

Карман оттопырен коньячною фляжкой

И другом мне станет неспящий вокзал.

Не буду считать я в пути километры,

На север ли ехать, на юг, на восток,

На станции встретят бродячие ветры

И каждому нужен из фляжки глоток.

В краю незнакомом, далеком, холодном

С тоскою я вспомню домашний уют,

Когда-то я был молодым ветрогоном,

Пора и домой, где любимые ждут.

Здесь начало Амура

В закоулках амурской тайги,

Где река изгибается в кольца,

Поздней ночью не видно ни зги

И не слышно вблизи колокольца.

Здесь такие морозы стоят,

Что в стекло превращается сталь,

А на сопках изюбри трубят,

Говоря что-то родичам в даль.

Здесь начало Амура, Якутии юг,

И багульник огнем расцветает,

Здесь товарищ спасает от вьюг

И снега только в мае растают.

Не забыть нам амурских красот,

Здесь наш край, здесь граница России,

Может быть, это раньше был Рай,

Пока льды этих мест не достигли.

Отгоняем нечистую силу

Много в жизни нечистой силы

И вся лезет в открытый карман,

Отгоняет ее, друг мой милый,

Только с водкой граненый стакан.

Когда звякнешь стаканом разик,

Черти сразу к другому бегут,

Будто колокол грянул на праздник

И святые хвалу нам поют.

Будем праздники праздновать реже

И для водки возьмем мы хрусталь,

Ох, скривятся нечистые рожи,

Чистый звон — как булатная сталь.

Русская немка

Стройна. Статна. В хорошем теле.

Едва сдержусь не ущипнуть.

Мои глаза на самом деле

Сейчас ее откроют грудь.

Я знаю, это ей приятно,

Ее улыбка, блеск в глазах,

Давайте встретимся приватно,

Лишь восемь стукнет на часах.

Пошел я в восемь на свиданье,

А место встречи не сказал,

Возможно, это есть прощанье

И место встречи — наш вокзал.

Ее я встретил на перроне,

Без всяких слов поцеловал,

Ее лицо в восьмом вагоне

Я долго взглядом провожал.

А через месяц на почтамте

Письмо в конвертике цветном:

Давай начнем мы жизнь zusammen,

Где ты захочешь — все равно.

Темы Омска

***

тема Сибири трудна, необычна, город, что был колчаковской столицей,

старым зеленым театром украшен, всюду гуляют веселые лица,

здесь Достоевский томился в палате, делали танки, как булки, сторицей,

здесь свиноводство, свинарки в халатах, и по ночам мне чего-то не спится.

***

может быть, пушки мои устарели, их и не слышно, знать мало калибра

или запели везде менестрели, хором сибирским кричат в мои уши,

я под дождем, как в гигантской купели, люди не любят такого верлибра,

просто от грохота все отупели, жду вас на площадь стихи мои слушать.

***

осень пришла, журавли улетели, листья дорогу мою устилают,

в каждом листочке четверостишие, дворник метлою по кучам сгребает.

скоро поблекнут упавшие буквы, станут обычным от листьев скелетом,

будто летали небесные рыбки, с моря сюда прилетевшие летом.

ветер сентябрьский опять каруселит, лето пригонит, весну и зиму,

так по секундам года пролетели, черные кудри спрямив в седину.

О ведьмах

За светлячком шагал в тайге,

Путей-дорог не разбирая,

Луна за мной шла вдалеке,

Как будто ничего не зная.

И вдруг я вышел на поляну,

На ней стоял красивый дом,

Он весь украшен вензелями,

Объят спокойным нежным сном

И лишь в одном окне светилась

Свеча на маленьком столе

И девушка в обличье милом

Уже сидела на метле.

В воздушном платье с капюшоном

Глядела трепетно в окно,

Шла на свидание с влюбленным

И дверь раскрылась, как в кино.

Она меня не испугалась,

За руку в дом к себе ввела,

И нежно в губы целовала:

В углу стоит твоя метла.

А мне метла, что конь для строя,

Но без седла и без стремян,

Скорей летим, ведь нас же двое,

Я от любви к тебе уж пьян.

Взлетели резко мы над лесом,

Нога к ноге, рука к руке,

И стал я сразу её Бесом,

Манеры сбросив вдалеке.

И что хотел, то я и делал,

Читал стихи, ласкал её,

Хмелел от вкуса ее тела,

Везде бросал ее белье.

Так прилетели мы на праздник,

Минут на пять лишь опоздав,

И дев там много, телом дразнят,

Себя любви большой отдав.

И что там было, не опишешь,

Какой-то в поле фестиваль,

Как будто лес устало дышит

Устами Тань, Ларис и Валь.

Мы ночью столько танцевали,

Что с места сдвинулась Луна,

И по росе мы все купались,

Чтобы прогнать остатки сна.

Домой вернулись мы с рассветом

И с маху бросились в постель,

Проснусь, узнаю с этикетом,

Как же зовут мадмуазель?

Сижу у печки изразцовой

Сижу у печки изразцовой,

А в ней трещат, горят дрова,

В письме подруги чернобровой

Читаю милые слова.

Накинул ментик на рубашку,

Приятен мне от печки жар,

Сегодня дам себе поблажку,

В душе устрою я пожар

Мечтой о встрече в шуме бала,

Полета в вальсе в облаках,

Нам вместе места будет мало

Я унесу вас на руках

В чертоги Евы и Адама,

Я знаю вход в небесный рай,

Откроем дверь, три шага прямо

И будет виден левый край.

Я запишу свои мечтанья

Вчера очиненным пером,

И вам в крещенские гаданья

Явлюсь в тумане голубом.

Я влюбился в полуденный сон

Я влюбился в полуденный сон,

Что пришел ко мне девушкой моря,

Словно легкий прохладный муссон

С обещанием страсти и горя.

Она тихо присела на ложе моё

И рукой прикоснулась к щеке,

Ты скажи, молодец, как же имя твоё,

И не твой ли корабль вдалеке.

Я любимая дочь у морского царя,

И сказала, что ты мой жених,

И придем мы, как вспыхнет заря,

Приготовлен нам трон на двоих.

Нас дельфины домчат до дворца,

Встретит нас мой любимый отец,

У него есть посох в три зубца

И из золота царский венец.

Он подарит тебе мировой океан,

Даст ключи ураганов и бурь,

Мы объездим с тобой много стран,

Добавляя в моря синь-лазурь.

Я поднялся пойти вслед за ней,

Но проснулся, открылись глаза,

Видел тень на воде в темноте

И на грудь чья-то пала слеза.

Прощание

Считал меж нами расстояние

И что-то пел мне стук колес,

Твой поцелуй при расставании

Холодный ветер вдруг унес.

Былое время не вернется,

Случится встреча, но не та,

Пройдешь и даже обернешься,

Не веря в то, смогу ли так

В твоей стране вдруг появиться

В толпе совсем чужих людей,

Представь, что это только снится

В одну из грустных нам ночей.

Скажу — совсем я не Есенин

Скажу — совсем я не Есенин,

В Рязани в жизни не бывал,

Но помню в доме деда сени

И лестницу на мягкий сеновал.

Мне снится милая Россия,

Она, как мама, а, бывает — мать,

У русских всюду ностальгия

И жажда землю целовать.

Поет задорно русская березка,

Как девушка в узорчатом платке,

И со ствола от сока слёзку

Слизнул мужик в суконном армяке.

Мягка у нас трава у леса,

Дрожит всегда осины лист,

И елочка, как юная принцесса,

И дуб, как оперный артист.

Пришли в Россию перемены,

Но неизменна русская душа,

Дождусь и я последней смены,

Пойду домой с работы не спеша.

Прощание с конем

Мой старый конь стоит устало,

Жует овес в своем станке,

Служил в войсках мой конь немало

При неизменном седоке.

Он помнит дрожь перед атакой

И свист клинка над головой,

Затем в загон походкой шаткой,

А ночью слышен волков вой.

Он помнит шумные парады,

Когда гремит оркестров медь,

Овес отборный как в награду

И настроенье — песни петь!

Затем опять идет рутина,

Манеж, направо, рысссью — марш!

Сюда приходят как картины

Весь дамский свет и шляп плюмаж

Нам будто силы добавляют

И конь с поднятой головой

Орлом пред дамами летает

Или танцует перед той,

Что сводит всадника с ума

Лицом красивым, томными глазами,

А на балах — дерзка, умна,

Но пленена гусарскими усами.

Все это было так давно,

Течет неумолимо наше время,

И конь уйдет мой с табуном,

Последний раз ступаю в стремя.

Прощай, мой старый конь,

Не плачу я, соринка в глаз попала,

К твоим губам я приложил ладонь,

Иди, где наша не пропала?

Я вас поглажу против шерсти

Я вас поглажу против шерсти,

Не выпуская сильно когти,

Я не на вас поставил сети,

Вы не ушибли сильно локти?

Я зверь, невидимый при свете,

И к вам неслышно приду в гости,

Я самый ласковый на свете

И у меня пушистый хвостик.

Хотите, стану я гусаром,

С усами, в ментике с шнурами,

Или в чалме красивым мавром,

Синдбадом с красными штанами.

Хотите, вам приснюсь сегодня,

Часа в четыре, рано утром,

Скажу тихонько: спишь, засоня,

Я не один пришел, с амуром.

Тебя уколет он стрелой

И улетит обратно в небо,

Меня оставит он с тобой,

Смешав во сне и быль, и небыль.

Дева незнакомая в платье голубом

Дева незнакомая в платье голубом

Плачет безутешно под моим окном.

Кто ее обидел, в чем ее вина,

Почему осталась во дворе одна?

Очень горько плачет девушка в саду,

Я ее за руку в дом к себе веду.

Разожгу в гостиной я большой камин,

В доме в воскресенье я совсем один.

Приглашу я даму к длинному столу,

Будто королеву в гости к королю.

Для стола и скатерть, словно снег бела,

И сидит девчонка, личиком мила.

Я ходил в походы, брал Иерусалим,

И домой вернулся рыцарем седым.

Может, Провиденье за мои труды

Дало мне в награду кустик резеды.

Назову по цвету деву Резедой,

Ох, и обернется это мне бедой.

Меч мой не ржавеет и крепка рука,

Надо донжуанам наломать бока.

Cказочный сон

От усталости на ночь конфетка.

И от грусти из мяты таблетка.

Только сердце мне неподвластно,

То замрёт, то забьётся ужасно.

То в ночи запоёт громко песню,

То заплачет — в груди стало тесно.

Я повсюду искал нам лекарство,

И нашел я волшебное царство,

Там сердца все поют в унисон,

И там жизнь, словно сказочный сон.

Снегопад

Утром падал снег неслышно,

Непривычный в феврале,

И ложился слоем пышным

На изогнутом стекле.

Он мне молодость напомнил,

Тихий вечер, поздний час,

По манежу мчатся кони,

На меня кося свой глаз.

Я не всадник, на свиданье

Я иду в соседний парк,

Снег ложился белой тканью,

Разгоняя ночи мрак.

Но не вышло нашей встречи,

Видно, снег всему виной,

Может, был я первый встречный,

Чтоб смеяться надо мной.

В старом парке очень тихо,

На дорожках ни следа,

Затаилось где-то лихо,

Заманив меня сюда.

На старой пластинке царапины щелк

На старой пластинке царапины щелк

Как будто секунды в огромных часах,

Вот время двенадцать и бархат, и шелк,

И блеск бриллиантов при ярких свечах.

Их говор французский понятен вдруг мне,

И сам я француз, капитан де Тревиль,

А в призрачном парке при ясной луне

Две пары порхают, танцуя кадриль.

Я парень не робкий, но в День всех святых

Хотел бы сидеть за накрытым столом,

И женщины рядом, и в вазах цветы

И с кем, не поймешь, мы шампанское пьем.

Мне крестик нательный поможет найти

Подругу на счастье в телесной плоти,

Под утро разносит петух всем пути,

А кто не успел, так тому и платить.

Свое горе — самое горькое

Свое горе — самое горькое,

Своя боль — всех больней,

Мне нет дела до города Горького

И меня не волнует Бомбей.

Пусть пишу не стихи я, а плачи,

Пусть не складно, а так, как хочу,

Это лишь для меня что-то значит,

Я в стихах своих громко кричу.

Не хочу, чтоб меня пожалели,

Чтобы все причитали со мной,

Чтобы сдвинулись все параллели

И по швам затрещал шар земной.

Я читаю стихи как молитву

И с надеждой гляжу в монитор,

Слышу песни далекой мотивы,

Стук копыт и мелодию шпор.

В любом романе есть Татьяна

В любом романе есть Татьяна,

И для нее есть добрый гений,

Печальный демон без изъяна

С известным именем Евгений.

Татьяне в жизни беззаботной

По нраву быт имений сельских,

Летать ли птицею свободной

Среди лесов, берез карельских.

Что было дальше, всем известно,

О том поведал миру Пушкин,

А наш герой еще ребенок

Ломает на полу игрушки.

Он смог родиться в прошлом веке

В последний день, в последний час,

И все же новым человеком

Мы назовем его сейчас.

Малыш наш русский по рожденью

С французским именем Николь,

Неравнодушен он к варенью,

В его руках большой пистоль.

Он станет точно офицером,

А, может, крупный бизнесмен,

Кто будет мальчику примером,

Сказать не можем мы совсем.

Но точно знаем, что покоя

Не будет знать огромный дом,

Забудут, что это такое,

Поскольку вместе мы живем.

А где-то рядом дочка Настя

В восторг приводит пап и мам,

Она сама по жизни счастье

И скоро будет в гости к нам.

Николь и Настя в том романе

Найдут себе свою судьбу,

Об этом в книжечке в кармане

Я чуть попозже напишу.

Тост

Завяжите мне руки рубашкой

И заклейте мне пластырем рот,

Виртуально я буду с рюмашкой

И скажу удивительный тост

Про Сократа, Геракла, Сизифа,

Что в палате со мною лежат,

Про врачиху — ужасная фифа,

На меня не поднимет свой взгляд.

Я нормальный во всех отношениях,

Я танцую, пою и пишу,

Даже в белых своих облачениях

Я совсем ни о чем не прошу.

Знаю, просто никто не поверит,

Что я ночью летаю во сне,

Что я взглядом открою все двери

И на улице выпадет снег.

чего-то вдруг в какой-то год

чего-то вдруг в какой-то год

мела поземка и бродила гадость

я прикрывал от зева рот

была в глазах вечерних радость

за поворотом дальним дом

скрипит в дверях моих пружина

деревья голые кругом

и цвета белого машина

в короткой шубке шла она

моей души совсем не слыша

светила ей с небес луна

и на земле лежала крыша

куда ушел в семнадцать лет

чего искал в пути романтик

того мальчишки уже нет

и ходит во дворе лунатик

вся жизнь была как дивный сон

в ней были взлеты и паденья

мы с нею пели в унисон

и каждый день был днем рожденья

я не люблю букет цветов

прекрасна только единица

и аромат твоих духов

мне часто тихой ночью снится

Я люблю считать моих верблюдов

Я люблю считать моих верблюдов,

По ночам, когда совсем не сплю,

Вот урюк на старом медном блюде,

Я со смаком есть его люблю.