Трафарет

«Оставьте время для добра.»

Намеренная терапия

***

Глаза неразумные в санитарной зоне.

Передозировка зла, — чернеет душа,

Поэтому лечить душевнобольного в неволе

Надо индивидуально и не спеша.

Насадили уверенно разгорячённое чучело

На десятикубовый шпиль шприца,

Чтобы дядю в основном не мучило

Рвать злорадством чужие сердца.

«Клиника» приятней звучит, чем «дурдом»…

Крепкий медперсонал, невозмутимые доктора —

Они до минимума изменят твой мозговой объём,

Не касаясь воспалённого лба.

Осень отпишет багряным почерком по листве,

Зима нарисует за окном снежный кокаин.

Ещё ты будешь скучать по весне

И вытягивать свежий воздух из форточных дыр.

Потом перекроет горло непримиримый коллапс,

Стихнет зло от намеренной терапии, —

Поздравят с успешной выпиской вас.

И ты, здоровенький, снова станешь гражданином

России.

***

День потел на телах оголённых

И синел от морской красоты.

Трепет солнечный для изумлённых

Приближал бархат тёплой волны.

Пляж лишал обязательство долга

И бесстыдно творил чудеса.

Даже опыт морского волка

Отводил от такого глаза.

Всех размеров фигуры в натуре

И размах сокрушающих поз…

Здесь не надо кричать о культуре:

Неизбежно получишь невроз.

Огнедышащий луч настигал

И просушивал до ожога.

Отдыхающий не возражал

Против романтично-очаровательного итога.

***

— Что ж ты, Родина, хромаешь?

— Со слезами на глазах

Я, солдатик, в дом шагаю

К людям в страшных сапогах.

— Далеко ль тебе идти?

— Вечность, бедный часовой, —

В чёрный лес наискосок,

Незаметной той тропой.

— Что же ты без провожатых?

— Грусть одна — моя сестра.

Грусть у нас — грузи лопатой.

— Ты б — с почётного угла…

— Вот почётный угол мой.

Здесь — с великого креста —

Началась, мой часовой,

Русской скорби вся беда.

…Поклонилась трижды в пояс,

Помолилась у крыльца,

Хромотою беспокоясь,

В дом Ипатьевский зашла.

Не ищите повторенья:

Вид дубравный — лишь краса…

На засыпанном прощенье

След остался сапога.

***

Любовь не ограничивается временем:

Надоест, значит, отяготила.

Случалось такое и с Анной Карениной:

Одному — чуть больше, другой — не хватило.

Остаётся только ветер в ушах —

Уже простуженный и мерзкий,

Состоящий из измен и греха,

Но всё ещё возбуждающе дерзкий.

Но колёса сделали своё дело,

Любовь в тяжёлых постелях замерла.

Осталось пыльное бездыханное тело

И невидимая, но липкая пустота.

Легко пить двойную порцию счастья,

Обвораживая её иллюзией,

Проливать случайно кофе на платье

Для игривой беспечной прелюдии.

Голод сердца заполняется кровью,

Хаос не восстанавливает с правдой ложь,

Всё красивое будет называться любовью,

Остальное, — как пьяный дебош.

Поэтому существуют вокзалы,

Холодные водоёмы и пруды…

Перегруженные железом водолазы

Вытаскивают всё любимое из воды.

***

Восковая фигура лета…

Мы с тобой распределяем дела.

Вертится голос на ткани света

В добром здравии и полного ума.

Верившие друг в друга,

Раздаём с улыбкой оптимизм.

Ты — мой товарищ и верная подруга,

Я — встроенный в твоё сердце механизм.

Облегчение бомбардировок быта

Сопутствует нашему настроению.

Тот, кто начинал у разбитого корыта, —

Противник пятому измерению.

Мы не замахиваемся на богатство–

Несём свою «подъёмную» ношу,

И распределение не напрасно:

Делает дом хорошим.

***

Вот она — любовь: с длинными ногами,

С чуть вызывающей грудью,

С большими необыкновенными глазами

И ей только понятной сутью.

Вот она — любовь: неспокойная стихия души,

Обморок сердца в перспективе,

Подполье чувств со стремлением любви,

Взбудораженных на адреналине.

Вот она — любовь: как гончая перед прыжком.

Ты нашёл её, а она тебя — нет,

И всей массой надо оставаться мужиком

С нажимом на утешающий букет.

Вот она — любовь: с немотивированной радостью,

С ночным сторожем в голове,

С безумно овладевающей сладостью

От улыбки на её лице.

Вот она — любовь. Пока ещё любовь,

Принятая только тобой,

Но уже меняющая ненавистью кровь

За расхищенный мир и покой.

***

С позиции приспособления был плен,

Начинало рябить лихолетье.

На скорости звука ты другом подсел,

И стало понятней столетье.

«Утро вечера мудренее»

Отразило свою взыскательность.

От странствий мы не стали слабее —

Укрепили веру и значимость.

Сейчас тебя не стало,

Но осталось твоё притяжение,

Осталось внутреннее начало

Страховки моего заземления.

***

Прикоснусь к тебе словом хорошим.

Пробуждение от суеты

Станет платьем твоим роскошным.

Лечит время от слепоты

Всё, что брошено было зря

С расстояния горьких обид.

В покровительстве наше я,

Отживёт — как ненужный нам вид.

И дыхание солнца в луче

Нам предложит сойти за пару,

Чтобы танец, скользнувший извне,

Разметал до частиц преграду.

***

Я поищу тебя у вечности

И попрошу зажечь звезду,

Чтобы сияла в бесконечности

Душа, подобная лучу.

Я буду знать, что рядом ты,

Что город, нам принадлежавший,

Живёт от нашей теплоты

Не только радостью вчерашней.

Где замирает мир в ночи,

Благоухая в благочестии,

Проходят сквозь меня лучи,

С твоим желанным мне известием.

***

Метёт улицу ветер мою,

И прошедшее в угол сметает,

Где потрёпанную судьбу

Скорбный ангел перебирает.

Приподняться не морщась от боли, —

Несомненно явление веры,

Но сметённое против воли

Назначает другие меры.

Скорбный ангел на том же углу

Всё прошедшее перебирает.

Метёт улицу ветер мою

И судьбу, омрачая, сметает.

***

Бражничает душа под хмельком весенним —

В русской хватке безнравственности,

С особым мужицким дерзновением,

С мучительным непониманием и страстностью.

Так вышла тоска — позаимствовать сердечное,

Вздрагивая слезами дождя холодного,

По простому споря о вечном,

О вере духа народного.

Подсели друг к другу люди обычные,

И вьючит их жизнь долготерпением.

Переходят они в разговоре на личное,

Где ждёт безрадостное изменение.

Пробирает хмель, на отдушину тянет —

Высвободиться от всего брагой счастья.

В опустошённой душе, может, и полегчает —

«Без дураков» почти в одночасье.

***

Любовь, как медвежатник ушлый,

Вскрывает трудные сердца,

Щелчок прослушивая нужный

Внутри секретного замка.

Испытывая на тишине

Возможность достиженья,

Позволит мучится вдвойне

На выдохе последнем.

Когда раскроет сердца двери

И каждому отдаст своё —

Сюжеты, встречи, жар постели,

Разлуки холод и тепло.

Сугубо личное всем в руки —

За просто так владейте, люди!

Ищите трепетные звуки,

Раскрашивайте любовью будни.

***

Просыпаюсь с грехом пополам.

Бессвязное блуждание

И судорожный сарказм

Проблемного выживания.

Размашисто перекрестясь

На утреннее прозябание,

Я всё-таки нахожу связь

Своего пребывания.

Натура требует кофе,

Как не понять такое,

И мой потрёпанный профиль

Реагирует на больное.

Вызов оправдания на дом,

Монолог прошлого

И всё, что вчера было рядом,

Не предвещают хорошего.

Но кофе — вынужденное желание,

Где-то ещё был коньяк.

Изумительное сочетание,

Принятое натощак.

***

Раскладушка, как спутник в квартире-Вселенной,

И я, весь — свекольный от градуса водки,

Лечу пассажиром без срока — бессменно,

Читая на ящике старые сводки.

Бездонная пропасть и хлам в наготе,

Тупею на скорости смутного века,

И мистик лукавый, пришедший извне,

Уверенно давит во мне человека.

Сапёры небесные нашего Бога

Меняют запалы злосчастных идей,

И я в раскладушке земного порока

Ищу откровение дней.

Квартирные дали в бутылочной смеси

Под планку стакана легли,

И миропорядок закуской заели

С соседних домов мужики.

Однажды и я в большом городе братства

Найду свой вселенский покой,

Сойдя с раскладушки постельного рабства,

Зажгусь непременно звездой.

***

Весна — с цветеньем на хвосте,

С движеньем соловьиным —

Находит главное в душе:

Необходимость в милом.

Рождая дух из прошлых лет

И подзывая к сердцу,

Ворвётся самый близкий свет

К текущему моменту.

На живописнейшем клочке

Разбросанной судьбы

Вдруг отчеканится клише

Несбывшейся мечты.

И от того в рассветной власти

С весенней пестротой,

С движеньем соловьиной страсти

Вернётся миг былой.

***

Присущая строптивость, как петля,

В которую затянет очевидность,

И пальчиком грозящая война

Смахнёт с лица игривую невинность.

И заготовки разумеют силу,

«Стреляют» грабли раз в году.

В истории нельзя наполовину

Остановить бегущую волну.

Холодной интонации среда —

Живучей тихого раздолья,

Где есть одна циничная черта,

Удобное кому-то своеволье.

Реальность — перебежчица раздора —

Усиливает лишь хаос остроты.

Корона падает не от возни народа,

А падает в толчке из-за спины.

Переменён маршрут перерожденья,

Коротких цифр наелись имена,

И, может быть, другое поколенье,

Познает больше света и добра.

***

Мой персонаж под локоном небес

Ещё не знает ухищрений быта:

Через головку надевая крест

Кричит и плачет в золоте корыта.

Так, омывая взбрыкнувшую плоть,

Он получает первое крещение.

Терпи, казак! Ты в этом мире гость —

Без племени, без роду и прощения.

Твой страх намётан заказчицей-судьбой:

Устав всеобщего познания,

Наложит ограниченный покрой

На сборище земного пребывания

И, допуская выигранную меру,

Тенденцию, пришедшую от зла,

Где-то подсадит скоро на измену,

Где плата будет очень высока.

Или в сторонке, буднично робея,

За всех молить кровавою слезой…

Мой персонаж, не знавший ещё время,

Кричит и плачет, смоченный водой.

***

Извольте выдумать любовь!

Она из ваших глаз пришла,

И чуть приподнятая бровь

Вам удивленье придала.

И декорации симпатий

Учтиво покрывают брешь:

Вы от оконченных занятий,

Не скрадываете моих надежд.

Осада сердца под хмельком

Любовного вниманья, —

Я просто по уши влюблён:

Вы — выше пониманья.

Чисты намеренья мои

В единственном порыве.

Движение внутри души,

Вы тайной одарили.

***

Когда депрессия съедает

«Души прекрасные порывы»,

И постепенно убывает

Весь смысл щемящий сердцевины,

Когда встаёшь, тоской убитый,

И просишь Бога: «Помоги!»,

Когда тельцы кровавой свиты

Тебя на части разнесли,

Ты — со стеклянными глазами —

Себе выносишь приговор

И погранично на диване

Незримый стряхиваешь сор.

Когда морально ты прикован

Лишь к достоевщине одной,

Ты выкорчёвываешь слово,

Как будто слово — зуб больной.

Когда тебе никто не нужен,

Когда враждебен белый свет,

Ты по потёмкам судной стужи

Не сыщешь правильный ответ.

***

Унеси свою боль на зелёное поле,

Унеси свою боль на седые просторы.

Или кинь её в волны обрюзгшего моря,

Или пусть унесут её беглые воры.

Утешенья, как манны, в одночасье не жди:

В длинном списке потерь твои слёзы,

Где житейский покой раскурочили дни

И связали реальностью годы.

Отзвук сердца слабеет на шаге идущем,

Но сознанье надеждой живёт,

И твоё возвращенье — на радость живущим —

Пониманье и силы даёт.

Только тёплые руки согреют любовь,

И твоё назначенье вмещает

Наши жизни и нашу текущую кровь,

Где тебя в ней всегда не хватает.

***

Чашка ночи на столе…

Отхлебну её остатки.

Где ещё на самом дне

Звёзды светят в беспорядке?

И кому же угодить,

Задевая эти грани?

Звёздам? Дальше чтоб светить?

Или выпить — для желаний?

Загадать на чашке ночи

Равновесие своё?

Чтобы мне хватило мочи

Жить с безумством заодно,

Чтоб терпение души

Находило выраженье

И от чувственной волны

Мне давало облегченье.

…Чашка ночи на столе.

Отхлебну её остатки.

Где ещё на самом дне

Звёзды светят в беспорядке?

***

Одиночество, как танец:

Пары нет — и ты один,

И волнующий румянец —

С блеском глаз уже остыл.

На обиженной душе

Остаётся след разлуки…

Сущность, от стены к стене,

Подаёт нечасто руки.

Разгребая жизни ворох,

С папиросою во рту

Снова слышишь свой ты голос,

Осуждающий судьбу.

От утраченных вдруг сил

Пустотой живёт квартира,

Тех, кого ты не простил,

Все прошли с печалью мимо.

И твои часы стоят

Без серебряного звона,

И усталый мутный взгляд

Виснет с трубкой домофона.

***

Скомканное одеяло минувших событий

Ещё держит тепло компромисса.

Женщина, покинувшая мою обитель,

Была больше чем просто актриса.

Роль сыгранная ею в один дубль

Не требовала продолжительных аплодисментов,

И ночь, уходящая всё-таки на убыль,

Давала неповторимость и полноту момента.

Она внесла в размах своих крыльев новое,

Создавая мелодию страсти.

Желанная, знающая и на всё готовая,

Была в образе захлестнувших объятий.

Влюблённость — определяет миг жертвенности:

Она высвободила свою печаль

И не боялась раскованной откровенности,

Которая привела её в рай.

***

Выходил я на рассвете

На зелёную траву

И купался в тёплом лете,

Детством брошенный в мечту,

Раскрывал свои объятья,

От души смеялся небу.

Голова моя от счастья

На мотив любимый пела,

Волновал июньский трепет

У подножья ветерка…

Вот тогда-то я приметил,

Как в луче рука легка,

И расхлёбывать не надо

Пустоту на сердце юном,

Жизнь ведь только раскрывала

Лист надежды в мире чудном.

***

Я нем последним поцелуем.

Течёт по небу Млечный путь…

Давай сегодня жизнь обсудим —

Ту, что прошли мы наизусть,

Которая — чернее ночи,

Которая — светлее дня,

И выберем, где между прочим

Остаток мечется крича.

Не догорают наши свечи,

И мы ослепли в темноте,

И давит нам на наши плечи

Плач истины в самой душе.

И у подножья всех страстей

Мы соберем переживанья,

Подумав, что же нам важней —

Удушье или процветанье.

И будущее не даст защиты

От всевозможных порицаний.

Дрожь тела отдалённо слышит,

Когда готовят наказанье.

***

Только вырази тёплый рассвет.

Я успею в глаза насмотреться,

Я скажу тебе первым: «Привет!»,

Чтоб твоими лучами согреться.

Только вырази осень с листвой,

Где не будет твоих поцелуев,

Я успею закрыть за собой,

Дверь, в которую холодом дует.

Только вырази снег в тишине

Под замедленное волненье,

Я успею разжечь в темноте

В старомодном камине поленья.

Только вырази трепет души,

Как блаженство священного храма.

Я успею от нашей любви

Всепрощенье оставить в награду.

***

Заманит грусть в окно седое

С январским снегом с улиц серых,

Где всё с серебряным покроем

Расшито в срок метелью белой.

И вот уже, сугроб накинув,

Растёт зима из небосвода,

От всех причуд себя подвинув,

Вершит морозной непогодой.

И дышит — сыпет без границ,

Толпится, виснет с края крыши…

И полетит лавиной вниз,

Когда ещё сильней задышит,

Показывая и примечая

Свою воинственную смелость:

«Смотрите, люди, я какая —

С январских улиц вышла серых!»

***

Ещё не поздно вам сказать: «Люблю!»

И сотворить от сердца уникальность.

Преобразовывая детскую мечту,

(Как принц заморский!) пригласить на танец.

Под Новый год сознание ликует

И полной ждёт открытости души.

Я ручку вашу нежно поцелую,

И разум музыки достигнет высоты.

Мотив подхвачен с полным пониманьем,

И шанс мне выпадает одному…

От пробудившегося желанья

Решаюсь вам сказать, что вас люблю.

Так — переброшен мост из удовольствий,

С таким волненьем — надо оживать!

В дальнейшем мне, пожалуйста, позвольте

Разочек в щёчку вас поцеловать.

***

Фонарями гуляют дороги

На любые — в снегу — расстояния.

В переулках они — убогие,

На проспектах они — в сиянии.

Мы выходим на них, весёлые,

Атакуем всё непроторенное,

Потому что они — занесённые,

Одной лампочкой приговорённые.

Ночь не мнит себя дамой страстною,

На дорогах играет по правилам:

То во тьму нас совсем заграбастает,

То засветит с особым вниманием.

Мы идём, увлекаясь увиденным,

И уже начинаем дурачиться,

И с падением непредвиденным

Остальное уже не значится.

Фонарями гуляют дороги,

Вместе с ними гуляем и мы,

Понемногу сбивая тревоги

Под фонарные чудо-столбы.

***

Другу — Герману Семёновичу.

Поклон вам от званой души.

Я вам благодарен за смелость:

Вы вырвали склонность ко лжи

И дали мне веру и верность.

Подсказывая, что предпринять,

Когда надо мной соглядатай,

Какими словами кидать

В сомнительные их плакаты.

Постичь перемирие войн —

Душевных, сердечных, любых,

Чтоб только держался наш строй

Ликующих и простых.

Чтоб знать, от чего мы уходим,

Сдаёмся за горсть серебра,

И взглядами исподлобья,

Не смотрим друг другу в глаза…

Поклон вам от званой души,

Порок пусть считают статисты.

Попробуем, друг, совершить

Прыжок из презрительной жизни.

***

В замочную скважину смех возвратился:

Смеялись до боли, зажав животы.

И тот, кто на кресле почти подавился

И ртом перекошенным воздух ловил,

Кто нам заказал всемогущую пробу

И пол, что уходит у нас из-под ног,

И тот, кто смеётся, укрывшийся сбоку,

Никак не избавится ложью икот.

Забредшая легкою струйкой приправа —

Чесоткой по телу беззвучно грызёт,

И тот, кто глаза закатил под диваны,

Уже не смеётся, а воем ревёт.

Минуя затёкшее воображенье,

Где в градинах пота — усталая муть,

И тот, кто уже от конвульсий в смятенье

Под кран с головою желает нырнуть…

Смешинка попала не в рот, а в квартиру —

И новый ввела за собой анекдот,

И всех бесподобной волной «покосила».

На целый шестнадцатый год.

***

Я просто люблю, когда ты говоришь

Спокойно и неторопливо

(Как падает дождик с намоченных крыш!)

Единственным голосом милым.

Уже мне известно твоё настроенье

И утренний тихий подъём.

Когда накатило внезапно сближенье,

Когда все заботы — потом,

Меняется утро теплом и вниманьем,

И нет хаотичности дел…

В фрагменте придуманного нами желанья

Появится нежный пробел,

Душа приоткроет воскресную радость

Для наших с тобою минут,

И мы, забываясь, забудем усталость,

Забудем, где беды живут.

***

Накатит русская душа

На высохшие плечи.

Сидит бабулька у окна

И о своём лепечет.

Ещё пытается узнать

Кого-то из соседей,

Начнёт упорно вспоминать

Сама с собой в беседе.

И кончиком платка тереть

Невидимые слёзы.

Скорей бы старой помереть,

Да на погост — в берёзы.

Осталось прошлое в душе

Одним законом божьим,

Как все молились о войне,

Молились осторожно.

Как беспросветная беда

Втащила похоронку,

И до сих пор лежит она

Под старенькой иконкой.

Остыла русская душа

От нестерпимой доли…

Не стало бабки у окна

Со смертью на пороге.

***

На колени мои ты присела,

Незнакомая девушка Мила,

И распутное сердце запело

Непонятной завидною силой.

Где в окрестностях новой любви

Беззаветное стало заветным,

Ты, как редкая вещь красоты,

Вдруг богатством мне стала несметным.

Положение лёгкого тела

И касание русых волос

Не имело границы, предела,

Когда тебя в спальню унёс,

Незнакомая девушка Мила.

На волнующей белой постели

С опьяняющим словом: «Милый»,

С путешествием к общей цели…

Опус праведности благоразумен,

И в окрестностях новой любви

Пусть останется связь наших судеб

Долговечной в суровые дни.

***

Тени, тени, всюду тени!

Душу растащили всю.

Вот прошёл Сергей Есенин,

Задувая на свечу.

Вот огромными ногами —

Маяковский с Лилей Брик.

А вы Осю не видали?

Будто слышали мы крик.

Вот — с лица воды не пить —

Пастернак, бледнее снега,

Хочет рифмой наделить

Всё, что движется без дела.

Вот Ахматовой платки, —

Только всхлипывают плечи.

Тяжелы были венки

В уходящий скорбный вечер…

Вот Цветаева Марина, —

Половицами скрипя…

На верёвке молчаливо —

Виснет сойкой с потолка.

Мандельштам худой — со стоном

Из-за бронзовых оков —

Волочит с извечным звоном

Дань порушенных веков…

Тени, тени, всюду тени!

Душу растащили всю.

Обернёшься — лишь метели

Бьют по мокрому лицу.

***

Осипу Мандельштаму

В клетку листочек,

И жизнь — в той же клетке.

Отрывистый почерк —

Живой, без пометок.

Крик одиночества

Сводит с ума.

Было — пророчество,

Была и тюрьма.

Было б в линеечку

(Всё ж осторожнее!):

Сел на скамеечку,

Съел бы мороженое.

Так вот, по клетке

И сердце стравил

Чёрной пометкой

Один осетин.

***

Накапала слеза сегодня радости

Нам на двоих с осеннего куста.

Благоухая непогодной шалостью,

В два хрупких обратились мы листа,

Оторвались от тяжести и боли

В многообразие начального пути.

Был сад разбит по нашей с тобой воле,

Где мы кружились в чистоте любви.

До остроты приблизилось дыхание

Двух нежных душ под жилкой золотой,

И наше постоянное касание

Нам создавало счастье и покой.

Бунт красоты всего лишь в двух листах —

В саду опавшем, в маленькой квартире,

Где две души всей радостью в слезах

От тяжести себя освободили.

***

С рекомендательным письмом,

Меняя саван на обличье,

Сидишь за круглым ты столом

И ждёшь начала чаепитья.

Ты ждёшь, когда присядут все,

И не допустишь опозданий,

И, доверяя лишь себе,

Ведёшь подсчёт, кто шёл в молчанье.

Твой договор — глоток судьбы,

Манеры жуткого сарказма.

За круглый стол присели мы —

Узнать твой выбор безотказный.

Ты же за этим к нам пришла,

Тебе понравился наш дом,

Там, в строчках твоего письма,

Лежит беда под сургучом.

Ты заставляешь всех собраться

С рекомендацией своей,

Где чаепитие — ужасно,

А круглый стол — ещё чудней.

Цена визита твоего

Меняет саван на обличье,

И вскрыть безжалостно письмо

В гостях тем более цинично.

В свидетелях — твоя ошибка

И наш семейный круглый стол,

Где холодом прошла улыбка,

Как страшный и тревожный сон.

***

Я видел, как ты спала,

И твой медальонный профиль,

Захватывала тишина,

Жалея от чувств высоких.

Твой сон — мимо всех проблем —

Рождал обстановку уюта,

А я всё смотрел и смотрел

На божество абсолюта.

Чтоб сладость твою не спугнуть,

Как гостеприимство покоя,

Я мог в этот час шагнуть,

Удерживая дорогое.

На кончике сонной души,

Твоей независимой позы,

Я брал глубину теплоты,

Припрятывая на годы.

***

П. Кольчугину

На окраине звёзды светлее,

И луна — философия мира,

Так и хочется встать на колени,

И сказать за такое: «Спасибо!»

На душе — выражение света,

Оттого что живёт воплощенье,

Оттого что гуляют планеты

Над ничтожным нашим значеньем.

Невозможно привыкнуть к размаху,

Безмятежность роднее глазам,

Но реальность ложится на плаху,

Рубленная пополам.

Мы стоим в этом поле бескрайнем

Среди вздоха воскресших светил

Со своей колеёй пониманья —

Где с другой философией мир.

***

Ольге

Печаль, что сорная трава, —

Сердечную начинку вяжет.

И говорят твои глаза:

«Не надо, милый. Бог накажет».

Нам прошлого уже хватает.

Действительность — священный дар,

Она пока что принимает

Располагающее к нам,

Пока ещё мы на двоих

Выносим лихорадку лет.

Печаль — безмолвие и крик,

Предупрежденье и ответ.

Разбрасывать и собирать

Нам всё же повезло с тобой.

Мы можем вместе поскучать

И посмеяться над собой.

Твоё дыхание всё для меня

***

В одном хоре разевали рот

В безудержном творческом припадке:

Всё хотелось вырваться вперёд

И нестись над всеми без оглядки.

Но ловил тревожный взгляд худрука,

Горлышко сжимая, как петлёй,

Весь порыв пронзительного звука,

Опуская вырвавшегося в строй.

Накопали жизненных позиций,

Хор закрыли с ломкой голосов,

И худрук без дела быстро спился

От потери песенных основ.

Но остался тот, что в творческом припадке

Всё хотел над всеми воспарить,

И летать свободно — без оглядки,

И своё любимое творить.

Так и вышел в люди с песней новой

И создал свой безголосый хор,

Где уже хватает сам за горло

Тех, кто очень рвётся на простор.

***

Пусть гримасничает дождь

На асфальте в лужах,

Я люблю, когда ты льёшь

И листвой сконфужен.

Капюшон сырого дня

Набухает скоро,

Ты находишь для меня

Радужное слово.

Ты — душа осенней музы,

Посланной с небес.

Ты — накрапывая лужи,

Плачешь обо всех.

***

Приятного вечера тихая грусть…

Накроюсь душевным покоем,

За всех дорогих про себя помолюсь

И новое что-то открою.

С одышкой мечта всколыхнётся надеждой,

Поверю и ей, бестелесной,

Пусть снова покажется пряник хвалебный

Из маминой сумки запретной.

Латунный подсвечник зажжёт свои свечи,

И тени, как руки любимой,

Положат тепло на усталые плечи,

Прощая за слово с обидой.

Душа не откажется от чаепитья,

Серебряной ложкой по дну

Покличет синицу, что ради приличья

Уже подлетела к окну.

Приятного вечера тихая грусть…

Растраченное пусть нам вернётся.

За всех я за вас, дорогие, молюсь,

Не зная чем всё отзовётся.

***

Аппетит ваших страстных объятий мёртв,

Вы, нахлынувшая из половины октября,

Впутанная в личину позёрств,