Сборник стихов о жизни, любви и судьбе молодого человека 21 века

Сдавленного твоей ногой

Лето. Полдесятого. Утро. Еще свежестью пахнет земля,

Велосипед. Майка. Шорты. Изнанка меня.

Можно лихо подвесить язык, лепить шутки, растягивать улыбку,

Но сегодня я остаюсь собой — закрытым и жидким.

Завтра ничем не зацепит, как ни одна из них.

Полоснуло по сердцу — это одна из них…

Движется орава клонов, среди них и я,

Шастают уймы манекенов — подражателей тебя.

Я шутил про смерть, хотя сам жутко её боялся,

На душе тихо и тускло — за окном шумно да ясно.

Кто-то наращивает ногти — кто-то их нервно сгрызает,

Не ношу часы — напоминают о смерти, тупо мешают.

Сменил сигареты на бег,

От бледности города внутри меня устал человек,

Шучу — не сменил, курю минимум пачку за день,

Внутри меня нет человека — там максимум тень.

Хватило сил забыть твой номер дома, но не глаза,

Я — в кинозале слепой,

Душевный террорист прячет грустную мину

Под черной густой бородой…

То, о чем мечтал я, достается другим,

В четырех стенах искать себя,

Зарыться под землю — я потерял,

Прошу — хватит, довольно… Верни мне меня…

Твои глаза — мой опиум — яд,

Подземный ключик в пустыне — нирвана,

Каждая мысль о тебе под прицелом — отправляется с крыши,

Каждая мысль о тебе — убогий спектакль — ломка, что трясет наркомана.

Эти сравнения выдал не я — слабый голос из далекого детства,

Он завоет одиноким ветром и разлетится серой мертвой пургой.

Так почему же он слабый?

— Наверное, от того, что вылетал из горла, сдавленного твоей ногой.

Это мои мечты

Это последняя пачка, я тебе обещаю,

Да всё, мяснее уже некуда, дудка снова тебя съела, братан,

Говорил, что демонов читаешь насквозь, но тут же размазался и упал на диван.

Посмотри, я за секунду продал то, что ты строил вечность,

Оцени, я за копейку предал того, кого ты звал своим человечком…

Клеткам не обновиться, как не забыть тебя,

Давай посмеемся вместе, а потом поплачем —

Мне моя память — никто,

Мы друг для друга не значим…

Это жалкое время всё равно убежит,

Бесцеремонное на моменты и скупое как жид.

Как поверить в это всем сердцем или сделать так,

Чтобы это оказалось точно правдой?

Видишь, бассейн в Ливийской пустыне?

— Это ты.

Видишь, с балконов летят окурки, разбиваются об асфальт и потухают?

— Это мои мечты.

Последствия тебя

Бросил, но вновь закурил — состояние души есть такое,

Оно дробит мой сон и не даёт покоя.

Этот пепел, падающий с сигареты. Это любовь?!

Тогда я буду рвать волосы, бить кисти в кровь!

Почему радость проходит, а боль остаётся?

Почему апрель, а внутри всё замерзло?

Сложно. Я заново знакомлюсь с собой.

Можно. Снова быстро подружиться с травой.

Больно. Так часто о тебе вспоминать.

Сколько. Можно сердце свое распинать.

Уже не разбираю кто там в зеркале,

Я разлагаюсь в этом городе.

Бреду в темноте трезвый или в бреду,

Стремлюсь к высоте, но знаю, что упаду.

В полусне вижу летний лагерь: мы в поезде играем в мафию,

Потом в мужской раздевалке я с полуметра разбиваюсь о кафель.

Проспал. Состояние довольно не бодрое.

Утро такое неприятное, но я совру, что доброе.

Лечу на работу, ударяюсь о старую тумбу,

Накидываю куртку, не успеваю перевязать руку.

Обшарпанные стены.

Бедность забьет под ребра гвозди.

Я Вас ничем не угощу,

Мне стыдно пригласить Вас в гости.

А жирная ряха в рестике ловко работает ложкой,

Лосось слегка не досолен: он яростно топает ножкой.

Как рассчитать по формулам необходимый вес мозгов,

Чтобы выжить в стране тупых патриотов и умных воров?

Работяги ловят ухмылки из телика,

Кругом забитые совсем,

Бояться гавкнуть на хозяина —

Мы лучше друг из друга высосем.

Одолели черви с радио, что беспрестанно гадят в уши.

Зомби всё схавают, проглотят и будут дальше слушать.

Это досадно. Печальная умора.

Но мой язык острее, я их проткну как бык тореадора.

Телам этим на раскаленных сковородах мучиться,

Если не успеют сознать, если вовремя не одумаются.

Нам предстать перед Ним за каждый миг.

Нам в тёмных комнатах не спрятать от Него свой лик.

По договору обстоятельства обязаны были дарить мне боль.

Это минорная тональность: басовый ключ и си-бемоль.

Артисты плюнули в зал, удалились в антракте,

Мои друзья не со мной, а в вонючем Вконтакте.

А мне бы как в две тысячи восьмом:

Быть первой балалайкой «Примой»,

Солировать в народном оркестре,

Прогуливать сольфеджио, заваливать семестры,

Неделю сидеть над аккордом, а на концерте не попасть по нотам,

Не задавать вопросы, не искать ответы,

Лазать по улице с друзьями,

Стрелять сигареты…

Глаза-помидоры и я плавно плыву по району,

А вспоминаю детство: тогда был взгляд не томным, тогда всё казалось особым.

Выросли дети, что когда-то облепляли горки,

Теперь пустуют наши дворы,

Кому-то арбуз — кому-то арбузные корки,

Эти громкие улицы вдруг стали немы.

Детство летело, горело и пестрило вспышками,

Я никогда не пожалею, что не провел его за книжками.

Худой на вид, но не худой на смыслы,

Мне в галлюцинах нет нужды, чтобы плескаться в мыслях.

В поезде или в самолете, на заброшенной стройке,

В подъездном лестничном пролете, я буду рождать эти строки.

На тёмных дачных прожогах буду едко плеваться словами,

Дробить ядовитые буквы о тонкие стены бумаги.

Все эти строчки — не стихи,

Всего лишь мысли, что бродят в больной голове,

И ты едва отыщешь в них смысл,

Если ты сам не болен в душе.

Мощный удар по сознанию — такой неустойчивый век.

Крыши поехали, свернулись люди, в Риме недавно выпал снег.

В отражении витрин какой-то непонятный тип сутулится,

И я — не Бродский, но порой так страшно вылезать на улицу.

Они кричат: «Мы любим Москву и деньги!»,

А я любил не деньги, а деньки, проведенные рядом с тобой.

Вся моя жизнь — роман-эпопея,

Ты в этой жизни — главный герой.

Поломана мачта, но ты основной игрок моего сердца,

Тебя не заменить мне даже в конце матча, никак без тебя не согреться.