Параллели

Посвящается моему брату Дмитрию!

Первое сияние

На темном небе засияла луна. Глухая тишина накрыла частные дома на Морской улице. Морозный свежий ветер слегка тревожил застывшие деревья, высаженные вдоль уснувшей аллеи. Фонари освещали сугробы.

В полночь время на мгновение остановилось. Все застыло. Словно затишье перед бурей. В долгом молчании еле сдерживался всплеск агрессии и опасности. И вот пришло время немому крику вырваться на свободу, ведь терпеть уже становилось невыносимо.

В подвале одного из частных домов на Морской улице за деревянным столом сидела молодая женщина. Рядом искрилась белая свеча. Ее огонек тускло, покачиваясь из стороны в сторону, освещал мрачное помещение. Подвал был завален тяжелым старым хламом, который уже долгое время ожидал того несуществующего часа, когда сможет, наконец-то, стать полезным.

У стен подвала вертикальной пирамидой нависали деревянные разбитые полки, служившие ранее подставками для уже забытых книг с порванными переплетами и беспощадно сжираемых пятнистой плесенью. Рядом с лестницей, ведущей наверх, располагался тяжелый дубовый комод, служивший сейфом для молотков, гвоздей, ключей, гаек и прочей строительной мелочи. В хаотичном порядке были разбросаны картонные коробки, переполненные колотой посудой, порванным грязным текстилем и вышедшими из строя автомобильными запчастями. В воздухе уже давно повис запах затхлой сырости.

Женщина спешно и небрежно записывала что-то в толстый блокнот, обтянутый коричневой кожаной обложкой.

Слезы текли по ее красному, испачканному сажей лицу, оставляя чистые линии на щеках, и капали на исписанные листы. Женщина непрерывно водила ручкой по бумаге, будто боялась не успеть запечатлеть на ней что-то особенно важное. Ее русые длинные локоны были растрепаны, их спутанные концы лежали на бумаге и назойливо мешались. Бледная кожа в тусклом свете тлеющей свечи, худые руки и потухшие глаза делали эту женщину похожей на призрака.

В тишине темного подвала звучал ее непрерывный шепот, как заклинание:

— Простите… Простите… Простите…

Отчаянные слова сопровождались всхлипами.

Через щели закрытой двери внутрь уже стал проникать едкий дым. Но женщина продолжала писать, не допуская даже мысли уйти из этого гиблого места. Становилось тяжело дышать, кружилась голова, женщина теряла сознание.

Дверь распахнулась, резко осветив мрачный подвал. В подземелье ворвался запыхавшийся молодой мужчина, закрывая руками нос и рот. Его лицо и одежда были черными из-за налета сажи и дыма. Он был среднего роста, худой, темноволосый, лет двадцати на вид.

— Кристина, я тебя везде ищу! Что ты здесь делаешь? — его хриплый голос терялся в отравленном дымом воздухе, но он кричал что есть мочи. — Я думал, что ты уже на улице! Скорее, уходим!

— Нет! — чуть слышно ответила Кристина, ее силы уже были на исходе. — Нужно оставить хоть какую-то зацепку. Хотя бы маленькую надежду!

Она выронила ручку и, потянувшись за ней, упала на пол.

— Ты же знаешь, что нельзя этого делать! — мужчина подбежал к жене и, бережно взяв ее на руки, поспешил к выходу. — Твои записи сгорят вместе с этим домом!

Огонь в комнатах пылал, беспощадно поглощая все на своем пути, и со второго этажа уже спустился по лестнице вниз. Потолок рушился. Падали деревянные балки, охваченные пламенем.

— Нет!

— Эти объяснения могли стоить тебе жизни! О чем ты думала? Твои оправдания никому не нужны!

— Так нельзя! — исчезающим голосом повторила она. — Верни записи!

Еще мгновение, и они не выберутся! Дверь наружу была открыта, но вокруг все полыхало. Проход вот-вот завалит! Пожар с хрустом заглатывал добычу и уже предвкушал основное блюдо.

— Послушай меня! Один человек знает, и этого достаточно! Однажды все прояснится… А пока больше никто, слышишь меня, никто не должен ничего знать! Обещай мне сейчас, на этом самом месте, пока еще не поздно. Все, что мы знаем, сгорит здесь! По ту сторону двери никто ни о чем не догадается, потому что мы оставим это здесь! Иначе нам нет пути наружу. Обещай!

— Я обещаю!

Мужчина выскочил на улицу, держа на руках жену. В лицо резко ударил свежий морозный воздух, и они оба закашлялись. Столпившиеся вокруг люди наблюдали за случившейся трагедией. Кто-то из соседей уже успел вызвать спасателей. Несколько пожарных машин остановились на дороге, яркими мигалками насквозь пронзая ночь. Вооруженные пожарные что есть мочи бежали к дому. Увидев молодую семью, один мужчина прокричал во весь голос:

— Кто-то еще в доме есть?

Кристина покачала головой:

— Никого!

— Слава Богу, вы целы! Скорая прибудет с минуты на минуту!

Пламя вырвалось наружу и поглотило весь дом. Спасти его уже было невозможно. Со стороны казалось, что огонь распахнул бездонную пасть и с аппетитом пожирал лакомый кусок. Но от этого его голод становился только сильнее. Спасатели настойчиво пытались потушить огонь, чтобы тот не перекинулся на соседские строения.

— Вот и все! — измученный мужчина откашлялся. Его слова звучали как приговор. Он крепко обнимал жену, которая уткнулась в его плечо, пытаясь скрыться от этого жестокого мира.

Было мучительно смотреть, как уничтожается дом, а вместе с ним и их прежняя жизнь, счастливые воспоминания и все то, что они могли бы здесь обрести в будущем. Мужчина нахмурился, и в его взгляде появилась уверенность, что ничего еще не кончено, что их жизнь не остановилась. Они еще будут счастливы! И первый шаг сделан.

— Обратной дороги нет!

— Что будет дальше, Артем? — Кристина дрожала, не в силах взять себя в руки. Она боялась выбраться из объятий мужа: ей нужна крепкая опора, она должна чувствовать, что он рядом. Ее терзал страх, что как только он ее отпустит, то сразу исчезнет. И она останется одна. Нет, она этого просто не переживет!

— Я не знаю… — ответил Артем. — Но обещаю, что мы справимся. Мы вместе, и мы сделали все правильно!

Толпа сонных людей наблюдала за погибающим домом. Иногда они позволяли себе взглянуть на его хозяев, только что вырвавшихся из лап смертельного огня. От их теплого дыхания белый пар разлетался вслед за направлением тихого ветра и растворялся в воздухе. Близкие соседи стояли рядом с молодой семьей, изредка говорили слова сожаления и касались плеча Артема, сострадательно качая головой. До соседних строений огонь не добрался: его задержал широкий снежный газон вокруг фундамента, на котором когда-то был дом. И пожарные уже почти расквитались с разбушевавшейся стихией. Огонь сопротивлялся. Но как бы он ни был силен, ему придется сдаться.

По проезжей дороге, занесенной снегом, бежал взволнованный мужчина в белой пижаме, поверх которой висела незастегнутая куртка. Он был босой. На впалых щеках проступали скулы, и отчетливо выделялись при свете фонарей морщины на лбу. На свой молодой возраст, двадцать пять, он не тянул, хромал и задыхался, чуть ли не падал, словно жизнь в его исхудавшем теле едва теплилась. Выпучив обезумевшие глаза, он напролом мчался к молодой семье, не обращая внимания на удивленные взгляды свидетелей этой неспокойной ночи.

— Я расквитаюсь с тобой за твои игры, братец! — мужчина остановился прямо перед Артемом так близко, что, еще чуть-чуть, и смог бы пройти сквозь него. Он поднял трясущуюся руку и указал на остатки дома. — Это самая маленькая плата за твою подлость. Судьба справедлива. Но мне этого недостаточно… Я клянусь, ты пожалеешь о том, что сделал.

Артем сильнее обнял жену, пытаясь согреть ее и защитить. Сам тяжело дышал. Мороз крепчал, а ветер становился пронзительнее.

— Игорь, тебе надо быть в больнице. Зачем ты сбежал?

— Не води меня за нос, жалкий сопляк! — глаза старшего брата сверкали от отражающегося в них огня. — Вор и предатель! Не строй из себя заботливого родственника.

Игорь схватил брата за воротник куртки, но сразу же огляделся: много свидетелей. Отпустил. Но Артем не двинулся с места, а лишь спиной заслонил Кристину.

— Верни мне то, что украл!

— Игорь, ты сошел с ума! Ты болен! — Артем глубоко вдыхал свежий ночной воздух. — Ты одержим! И это уже касается не только нас двоих. Ты хоть соображаешь, что ты натворил? Ты убийца!

— Замолчи!

— Ты больше никогда не увидишь медальон, — шепотом добавил мужчина. — Поверь мне, его больше нет!

Игорь зарычал, схватившись за голову руками:

— Заткнись!

— Это конец.

Игорь вылупился на Артема:

— Глупец! Этот медальон нельзя уничтожить.

Артем сжал кулаки. Его сердце колотилось быстрее маятника:

— Можно, если погибнет его хозяин.

— Посмотри на нас! Ты жив. И я тоже, — Игорь хлопнул в ладоши и развел руки в стороны, словно раскрыл секрет фокуса. — Ты плохо все продумал, и решил, что я поведусь на это? Верни мне мою часть немедленно!

— Ни я, ни ты больше не хозяева этого медальона.

— Что ты несешь?

— Мы больше не хозяева этого медальона! — Артем медленно проговорил каждое слово.

В глазах Игоря потух огонь. Его затопила бездна, которая сразу же заволокла и его пошатнувшийся разум. Голос осип, руки затряслись, он еле устоял на ногах. С холодным ужасом мужчина осознал, что в эту минуту больше не имеет власти над тем, что происходит. Дом сгорел, Артем и Кристина одни…

— Где ваши дети?

Игорь уже осознал, что произошло. Но впервые в жизни он захотел оказаться неправым. В одну секунду он стал похож на разъяренного быка, которого ничто не удержит от нападения, стоит лишь показать ему красный цвет.

Брат молчал.

— Артем, хватит! Я знаю, ты не мог так поступить. Я бы мог! Но ты… нет. Ты же не убийца! Верни мне мою часть медальона, и я обещаю, что оставлю вас и ваших отпрысков в покое! Вы вообще никогда меня больше не увидите!

— Мы оба знаем, что это ложь! — возразил Артем. — Да все это уже не имеет значения! Лживый подонок!

Вот он, тот самый красный цвет… Игорь заорал:

— Дети остались в доме? Черт! Они остались в доме! — он размахивал руками, и уже все собравшиеся люди слышали его крик. — Вы их убили! Убийцы! Вы оставили детей погибать в этом пылающем доме, а сами спасали свои ничтожные жизни!

Артем собрался с силами, чтобы совершить последний рывок, но голос охрип. К горлу подступил предательский ком. Его затрясло:

— Они погибли из-за тебя, Игорь! Из-за тебя! Ты угрожал им. Ты не оставил бы их в покое никогда! Я не хотел для них такой жизни!

Артем закричал, в отчаянии упал на колени и ударил кулаком со всей силы по холодному асфальту, покрытому хрупкой коркой льда. На костяшках пальцев выступили капли крови.

— Артем! — Кристина кинулась к нему.

— Как же ты жалок! — сквозь зубы прорычал Игорь, свысока наблюдая за несчастным родственником, который находился на грани сумасшествия. — Думаешь, это я обезумел? Нет! Это ты псих! И только по своей глупости ты лишился всего, что тебе было так дорого!

В эту секунду на Морской улице возле сгоревшего дома возникло яркое белое сияние, замерло в воздухе, и молодая пара бесследно исчезла на глазах у всех свидетелей той ночи. Исчез и тот странный парень в белой пижаме. От дома не осталось ничего, кроме обугленных разрушенных стен и развалившегося фундамента… Свет погас.

Пятнадцать лет спустя

Нарисованный дом

Ворошил снег. Он сливался с серым тяжелым небом, которое уже давно не пропускало солнечные лучи. Мягкий влажный воздух не щадил щеки сонных местных зевак, шныряющих туда-сюда и не знающих, чем себя занять. Мороз покалывал кожу и окрашивал ее в розовый цвет.

Старое село утопало в белом покрове. Детвора бегала по заметенным улицам со счастливыми криками и громким смехом. Ребята кидались друг в друга снежками, девчонки катались на санках или на лыжах. Почти каждый дом охраняли небрежно вылепленные снеговики с оранжевыми носами и лапами из сухих веток, еще осенью сорвавшихся на землю с деревьев.

Возле частного домика из красного кирпича, огороженного невысоким деревянным забором, стояли массивный грузовик и черный кроссовер. Работа кипела полным ходом. Трое мужчин таскали в открытый кузов холодильник, плиту, диван, кресла, стулья, шкафы, полки.

— Давай-давай! Еще немного! — командовал один из них, запихивая внутрь деревянную тумбу. — Отлично! Осталось совсем немного. Место еще есть, думаю, управимся зараз.

Он был самый старший среди товарищей, лет сорока на вид, в распахнутой куртке на легкую футболку с латинской надписью «POSSUM FALLI UT HOMO» (как человек я могу ошибаться). На макушке сияла лысина, но ему, похоже, совсем не было холодно. Массивный, упитанный, в меру самодовольный мужчина схватил двухъярусную полку и в одиночку утрамбовал ее в кузов.

Водитель грузовика все время молчал. Он был и ростом меньше, и по возрасту самым младшим. Мужчина старался не утруждать себя, и периодически уходил в сторону, чтобы перекурить и поразмыслить над своими вопросами. Пару раз он кому-то звонил.

Из красного дома на крыльцо вышла девочка лет пятнадцати, среднего роста, держа в руках картонную коробку, обмотанную скотчем. Морозный ветер развивал ее черные длинные локоны, а ярко-синие глаза заблестели и стали еще ярче в свете дня. Но в них не было ничего: ни грусти, ни радости, ни злости, а только безразличие. Она остановилась на заасфальтированных ступеньках, укрытых тонким слоем снега, и осмотрелась.

— О, нет-нет-нет! И еще раз нет! — к ней навстречу поспешил мужчина, тоже черноволосый, со слегка вытянутым подбородком, украшенным легкой щетиной. Он был высокого роста с пропорциональным телосложением. На вид ему лет тридцать пять. — Жень, я говорил тебе, чтобы ты не хватала тяжелые коробки! Там есть вещи полегче. Эту давай мне!

Он выхватил из ее рук массивную ношу и сам донес ее до черного кроссовера.

— Но я могу справиться, — обиженно выкрикнула ему вслед Женя.

— Я знаю, но сейчас не самое подходящее время… И надень шапку! Зима все-таки!

— Эй, Паш, помоги-ка! — его позвали ребята. — Поскорее бы управиться! К вечеру дорогу совсем заметет.

Он поспешил на помощь.

Женя вынесла из дома оставшиеся коробки и пакеты. Теперь она стояла возле кроссовера и укладывала их в багажник.

Через час все было загружено.

— Саш, спасибо тебе за помощь! — Павел крепко пожал руку водителю грузовика.

— Нет проблем! — улыбнулся маленький рыжеволосый мужчина и потушил сигарету. — Ну что, едем?

И он отправился в кабину.

— Ну, мы отчаливаем! — мужчина в футболке с латинской надписью улыбнулся. Пары нижних зубов у него не было. — Догоняйте!

— Мы минут через десять отправимся следом за вами. И встретимся на новом месте! Куда ехать, вы знаете, — ответил Павел.

— Все сделаем… — он дружески хлопнул его по плечу. — Отчаливаем! Андреич, заводи свою развалину! Чего застыл, как пень?

Через пару минут тяжелый грузовик отправился в город.

Женя молча смотрела на дом, в котором прожила восемь лет. Ее не захлестнули ностальгические мысли, грусть, печаль и, одновременно, волнение перед надвигающимися переменами. И вся ее прежняя жизнь в этом месте, она надеялась, останется в нем же навсегда.

Павел остановился рядом с ней и положил руку на плечо:

— Будешь скучать?

— Нет!

— Мы уезжаем отсюда навсегда… Неужели, ни капельки сожаления?

— Нет, — повторила девочка.

— А мне все равно немного грустно.

— Тогда я оставлю тебя наедине с грустью и подожду там, — Женя резко вывернулась из его объятий и направилась к машине.

Мужчина некоторое время стоял неподвижно, спрятав руки в карманы, пока тишину не нарушил женский голос. Это был до боли, в прямом смысле этого слова, знакомый голос, который принадлежал знаменитой во всей округе местной жительнице. Женщина средних лет выглядела намного старше своего возраста. Лицо ее было покрыто морщинками. Она постоянно горбилась, ее движения были вялыми и тяжелыми. Но во взгляде никогда не гасла задорная искра, ведь женщина держала всю деревню под контролем.

— Добрый день, сосед, — она остановилась у забора и облокотилась на горизонтальную широкую доску. Острый подбородок и впалые щеки делали незваную гостью похожей на старую волшебницу или, скорее, ведьму. И обрамлял ее лицо серого цвета шерстяной платок.

Рядом с ней остановился ее младший сын, поставив на расчищенную тропинку ведро, до краев наполненное водой из колонки. Парень, лет около двадцати отроду, не переставая, чавкал жвачкой. Его круглое порозовевшее лицо украшала хитрая полуулыбка.

— Добрый день, Лариса Викторовна! — Павел изо всех сил старался быть приветливым, но при виде этой женщины все его попытки сводились к нулю. Пустая трата времени на очередной пустой разговор. Она снова решила собрать свежие сплетни и со смаком обсудить их с подружками за чаем. — Мы уезжаем вообще-то. Жаль, поболтать не успеваем.

Женя наблюдала возле машины.

— А я и не отниму у вас много времени… — невозмутимо ответила соседка и поправила платок. Она только сейчас заметила девочку.

Лариса Викторовна никогда не могла долго выдерживать эти холодно-синие, сверлящие насквозь глаза. И в этот раз ей снова пришлось отвести свой презрительный взгляд.

— Кирюш, подожди, сейчас пойдем, хорошо? Надо попрощаться, — переговорив с сыном, она повернулась к Павлу. — Все-таки уезжаете, значит…

— Как видите, — Павел кивнул головой.

— Жаль! — женщина приложила руку к груди. — Паша, не кривлю душой. Мне, правда, жаль. С другой стороны, может оно и к лучшему…

Павел тяжело вздохнул и сжал губы:

— Нам действительно уже пора. Спасибо на добром слове… И прощайте.

Он только сделал шаг, как Лариса Викторовна поманила его к себе, взмахнув рукой:

— Паш, подойди-ка ко мне ближе. Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Давайте обойдемся без…

— Пожалуйста, не отказывай старушке, — настаивала Лариса Викторовна. И разговор уже принимал тайную окраску.

— Жень, садись в машину… и не подслушивай! — приказал мужчина дочери. Сам неохотно подошел к соседке.

Девочка села в машину, как велел отец. Но чтобы пропустить их разговор — ни за что! Павел не обрадуется, конечно, что она его ослушалась. Она и сама наверняка пожалеет о том, что не смогла совладать с любопытством. Не важно! Она сконцентрировала свое внимание на двух фигурах, навострила свой слух. И вот уже их губы не просто шевелятся, а слышно каждое слово.

— Что вам еще нужно? — шепотом спросил Павел.

— Паша, хочу извиниться перед тобой. Искренне… — она приложила руки, укутанные в варежки, к груди. — Хоть и много времени уже прошло. Мой старший, Володька, и Вера живут счастливо. Ну, ты хоть простил ее?

Павел замешкался, но прежде чем он захотел ответить ей, Лариса Викторовна сама заговорила:

— Я почему спрашиваю сейчас. Ведь вы уезжаете, а с обидами как-то нехорошо расставаться. И Вера до сих пор переживает, я же вижу. Но она никак не решится спросить!

— А вы, значит, решили облегчить ее страдания?

— Не подумай, что я вмешиваюсь в твою жизнь…

— Да, но вы вмешиваетесь! — Павел повысил голос, но быстро взял себя в руки. — Прошло четыре года. И переживать уже давно не о чем. Так что идите домой, Лариса Викторовна, с миром! — Павел опустил разочарованные глаза. — Я никогда не был на нее в обиде! Можете так и сказать, если ей станет от этого легче. И, раз уж вы все равно ей все донесете, то передайте еще и… мою искреннюю благодарность.

Женщина улыбнулась и облегченно выдохнула:

— Что ж… я передам.

— Прощайте, — и Павел направился к машине.

— Паш! — позвала его Лариса Викторовна, и ему неохотно пришлось остановиться. — Ты разве никогда не задумывался, почему она ушла от тебя?

— Это было наше с ней дело. Но уж точно не ваше!

— Может, это и не мое дело… Но, Паш, ведь дело в этой девочке!

Женя строго взглянула на ненавистную соседку.

— Эта девочка — моя дочь! — строго ответил мужчина.

Но Лариса Викторовна решительно продолжила:

— Можешь обманывать кого угодно. Но не лги себе! — женщина всегда вела себя так, будто все на свете знала. Будто житейский опыт всех времен лежал на ее плечах. Но это была лишь лживая оболочка. По сути, она не знала ничего. — Вера рассказывала мне о ней. Да и все жители деревни свидетели. Она же монстр! Ты лишился из-за этой девчонки любимой женщины, а теперь вынужден уехать из родного дома… Вот тебе мой совет: верни это злобное существо туда, откуда ты его взял, пока еще не поздно… Или оно окончательно разрушит твою жизнь.

— Если вы еще хоть раз скажете о моей дочери что-то подобное, вы пожалеете об этом! — Павел вспыхнул, сжал кулаки. Его голос стал грубее. — Вы распускаете сплетни о том, чего нет! И вот же подфартило, вы приобрели замечательную соратницу по этой части. Вера, наверное, тоже довольна?

— Да как же ты можешь…

— Уж постарайтесь удержать свой язык за зубами, хотя бы пока мы не уедем. А лучше навсегда забудьте о нас.

— Да ты и сам сошел с ума, Паша! — возмутилась женщина.

Женя смотрела на накалившуюся обстановку, и ее холодный взгляд был устремлен на заполненное до краев ведро с водой, возле которого стоял Кирилл.

— Убирайтесь отсюда!

Лариса Викторовна махнула рукой:

— Идем, сынок, некоторые люди не хотят слушать добрых советов. А потом жалеют об этом, когда уже поздно и ничего исправить нельзя. Глупцы!

И только Кирилл нагнулся, взялся за ручку жестяного ведра и приподнял его, как оно резко перевернулось и окатило ноги парня ледяной водой. Его пронзительный крик разнесся по всему селу. Теплые шерстяные штаны прилипли к ногам и отяжелели. Парень отбросил пустое ведро, и вдобавок пнул его валенком.

— Что ж ты натворил! — застонала женщина. — Руки-крюки! Совсем не можешь без жертв обойтись?

— Это не я! Оно само! — парень возмущенно завизжал, будто его обвинили в преступлении, и ударил ногой еще по сугробу, оступился и грохнулся прямо туда. Потревоженные снежинки разлетелись в разные стороны.

Женщина кинулась к сыну:

— Ну что за ходячая катастрофа! Вставай! И бегом домой, пока не заболел. Я сама наберу воды…

И тот еле раскачался, поднялся и, скорчив неприятную мину, поспешил в тепло, добавив:

— Прощайте, дядя Паша! И монстру своему передайте то же самое.

— Эй ты, паршивец, следи за своим языком!

Павел, было, кинулся вслед за обидчиком, но преградой послужил забор. Женщина заковыляла к ведру, которое отскочило на несколько метров и выкатилось на проезжую дорогу. А Кирилл захохотал и направился домой, широко размахивая руками.

Павел еще несколько минут стоял молча, наблюдая за детворой, которая беззаботно пробегала мимо. Нужно было прийти в себя. Не самый лучший вариант, если дочь увидит его разгневанным и поверженным. Он ведь сам недавно убеждал ее, что теперь никто не посмеет причинить им вред, и все будет хорошо.

Но она почти всегда это видела. И Павел знал. Но он не сдавался и изо всех сил пытался все держать под контролем.

Женя неподвижно ждала его.

Мужчина через минуту пришел в себя и уверенными шагами направился к ней. Он бодро сел за руль:

— Ну что… — Павел улыбнулся, — мы уезжаем.

Женя слегка приподняла веки.

— Больше мы сюда не вернемся! — добавил он. — Никогда!

И семья отправилась в путь.

Они ехали медленно. Дорогу запорошил снег, хотя и проезд был свободным. Друг за другом спящие леса сменяли белые поля. Редко мелькали пустые деревеньки с ветхими маленькими домиками, огороженными нагнутыми плетеными заборами. Ветер становился сильнее, и тихий снегопад стал превращаться в метель.

— Жень, — наконец-то нарушил молчание мужчина, — в чем дело? Ты сегодня весь день молчишь.

— Все в порядке, Павел…

— А вот это явный признак, что ты сильно обижена. Не знаю… может, я не имею права тебя заставлять называть меня отцом, папой, папочкой… Но ты моя дочь… Пожалуйста, определись. Мне неприятно, когда ты называешь меня по имени. Я не чужой тебе человек, пойми…

— Прости, — Женя повернулась к нему. — Я никак не могу привыкнуть…

— Это все отговорки. Ведь столько времени уже прошло!

— Восемь лет.

— Неужели, ты еще вспоминаешь стены приюта?

— Да. Каждый день. И иногда я их вижу в кошмарных снах, — ответила девочка. — Но это что-то со мной… Ты не виноват! Наверное, привычка.

— Дело не в привычках, — Павел внимательно смотрел на дорогу. — Я думал, мы стали семьей.

— Так и есть. Дай мне еще время, ладно? Я боюсь называть своей семьей то, что разрушила.

— Нет… Я ведь… Я же просил тебя не подслушивать! — Павел на глазах становился строже, продолжая следить за опасной дорогой. — Просил же!

— Ну прости…

— Пойми же ты, что люди сами делают выбор. И, если они уверены в чем-то, их трудно переубедить. Гораздо труднее, чем ты думаешь! Ты зря недооцениваешь силу чувств. Если бы Вера хотела остаться с нами, поверь, она бы не ушла!

— Да брось!

— Жень, твои… способности… они… они ну, необычные. Пугающие? Да, не спорю! Но, если ты думаешь, что из-за них ушла Вера, ты сильно заблуждаешься! Она сделала выбор сама уже давным-давно. Ей нужен был лишь повод! Да, ее пугало все, что ты можешь делать. Но разве по-настоящему любящего человека сможет остановить страх? Она хороший человек, но ей нужна другая жизнь! Этой жизни я ей дать не смог. Я виноват в этом! Именно я. Поэтому она ушла.

— Мои способности — это не совсем то, что ее по-настоящему пугало. Кое-что другое…

— Нет! — резко прервал ее отец. — Я знаю, куда все это может сейчас зайти. Ты обвинишь себя во всех смертных грехах. Что бы ни говорили тебе Лариса Викторовна, Вера, да и вообще кто угодно, это не должно заставлять тебя чувствовать себя виноватой перед ними. Это их проблемы, не твои! — он покачал головой. — Уясни это раз и навсегда. Договорились?

— Да.

Павел выдохнул.

— Иногда я думаю, как бы сложилась твоя жизнь, если бы ты не увидел меня в приюте… У тебя все могло бы быть по-другому.

— Я не хочу по-другому.

Девочка пристально взглянула на него. Это был ее особый взгляд, колючий и пронизывающий собеседника насквозь. Часто он спасал Женю от обидчиков. Стоило лишь не побояться и взглянуть в их глаза, те сами прекращали спор и убегали как можно дальше, дабы не накликать беду на свою голову. Эти напуганные жители стали распускать слухи, что девочка не совсем нормальная.

— Ты постоянно винишь себя в чем-то… И ты решил себя наказать?

— Никогда не пытайся влезть в чужую голову! — Павел нахмурился. — Ты не имеешь на это право, хоть и можешь это сделать.

Женя пожала плечами и расслабилась:

— Я и не лезу в твою голову. И прекрасно помню, что ты запретил мне читать чужие мысли, как только узнал, что я умею это делать.

— Рад, что ты хоть иногда меня слушаешься, — напряжение слегка ослабло. — Может я и совершил когда-то ошибку. Все люди ошибаются. Но встретив тебя восемь лет назад, я получил от Бога самый дорогой подарок. Тебе ясно? И хватит об этом!

Женя покачала головой. Она не сказала за всю дорогу больше ни слова. Только смотрела вперед и о чем-то думала. Павел не знал о чем. Но понимал, что за ее внешней невозмутимостью кроется буря эмоций. Лишь иногда она могла себе позволить поделиться своими мыслями с приемным отцом. И он ни разу не видел ее слез. Возможно, она вообще никогда не плакала, даже втайне от него. И это было странно.

Они въехали в Брег. Мимо изредка проезжали машины: улицы замело. Жители торопились в укрытие. Сумерки только начали опускаться на незнакомый городок, загорались фонари. Здесь были свои законы, привычные только местным жителям. А вот новичкам придется подстраиваться под новые правила.

Брег, городок маленький, провинциальный. По обе стороны дороги мелькали пятиэтажные кирпичные дома с магазинчиками на первых этажах: продукты, строительные материалы, скромные рестораны. Когда они проезжала по Осенней улице, Женя заметила три кафе, расположенных рядом друг с другом. И по очереди мелькали яркие световые названия: «Сентябрь», «Октябрь», «Ноябрь», желтый, оранжевый, красный.

За углом показалась церковь. Рядом — школьный двор. Снова дома и магазинчики.

Как обманчива эта простота! Город не так наивен, каким он хочет казаться. Женя сразу же подумала, что он скрывает тайну, о которой еще никому не рассказывал. Но ей все-таки не хотелось в это верить. Тайн в ее жизни было итак предостаточно. Зачем ей нужна еще одна?

Машина съехала на улицу и продолжала путь по широкой дороге, обрамленной частными двухэтажными домами друг напротив друга. У каждого из них имелся газон и гараж. Огорожены друг от друга они были низенькими изгородями.

Женя внимательно оглядывалась по сторонам, и с тревогой заметила, как из некоторых окон за ними пристально следили любопытные глаза.

Машина завернула к светло-желтому двухэтажному дому. Первый этаж фасада украшала открытая, деревянная веранда. Снежная площадка возле новой постройки казалась ровным полем, которое, вот только придет лето, будет усеяна самыми красивыми и разноцветными бутонами. А, может быть, только густо-зеленой газонной травой. Это как-то даже традиционнее. Окружал площадку кованый забор. А калитку с двух сторон украшали металлические фигурки, имевшие форму большекрылых птиц.

Сбоку находились ворота гаража. За ними — проход на задний двор, пока что такой же пустой, как и газон перед домом. Только снег. Кругом только снег…

Грузовик стоял возле гаража, и несколько тяжелых вещей ребята уже успели внести в дом.

— Вот мы и на месте! — Павел снова взбодрился, и лицо его засияло от гордости и волнения. Он пулей выскочил из машины.

— Шутишь… — Женя с неподдельным восторгом смотрела на, как ей показалось, дворец и подошла к отцу. — Это же дом, о котором ты всегда мечтал.

— Именно!

— Я видела твои рисунки… или макеты. На них был именно он, этот самый дом! — восхищалась Женя. — Точь-в-точь. Помню, ты как-то мне говорил о нем.

— Я всегда верил, что он у меня будет! Правда, мне никто не верил… Но это уже не имеет никакого значения. Вот он, — он указал рукой на свою мечту. — Только ты меня и поддержала.

— Я всегда поддерживаю безумные идеи…

Павел улыбнулся:

— В этом мы с тобой похожи.

— А Вера тебе верила? — спросила Женя.

— Она… Не знаю! Не знаю, поверила бы она… — Павел пожал плечами. — Я полагаю, что нет.

Несколько секунд помолчав, он добавил:

— Именно поэтому я ни разу не говорил с ней о своей задумке.

— Мне ты рассказал, а ей нет?

— Ну… да! Именно так.

— Это лестно!

Павел обнял дочь:

— Я рад, что мы вместе. Прорвемся!

И они поспешили на помощь к товарищам.

Семейные неурядицы

Грузовик уехал. Оставалось разгрузить оставшиеся в багажнике кроссовера вещи.

— Почему я не могу попросту облегчить нам задачу и все разом закинуть в дом? — спросила Женя, когда Павел схватил две коробки и скрылся за дверью.

— Потому что это могут увидеть соседи! — послышался его голос из помещения. И он снова вернулся к машине. — А мы ведь этого не хотим…

Девочка вслед за отцом схватила пакеты:

— Я не смогу вечно прятаться… А рано они узнают или поздно, не все ли равно?

— Я не прошу тебя прятаться. Просто сейчас мы привлекаем много внимания, — он отвернулся, чтобы осмотреть соседние дома. — Не знаю, заметила ли ты, но лично мне показалось, что мы находимся под пристальным вниманием любопытных глаз из окон. Однако на улице совсем нет людей…

Когда Павел повернулся к дочери, его глаза округлились. Один из картонных ящиков взмыл в воздух без чьей-либо помощи. Женя лишь приподняла руки ладонями вверх, и короб уже выполнял все ее приказы. Когда он повис в воздухе на уровне груди, девочка протянула руки под него. Теперь создавалось впечатление, что она держит ящик на руках, хотя ее ладони и его дно совершенно не соприкасались друг с другом. Между ними было расстояние в несколько сантиметров.

— Как тебе такая маскировка? И мне совсем не тяжело! — Женя улыбнулась. Сейчас она была похожа на резвящегося ребенка.

— Я же… — Павел запнулся и с ужасом стал вертеть головой во все стороны. — Могут увидеть.

— Расслабься! Лучше посмотри.

Ящик поднялся еще выше, и Женя вытянула вверх указательный палец, а другую руку опустила вниз:

— Я как будто держу его одним пальцем.

— Жень…

— А что там? Посуда? Хрупкая вещь…

— Женя…

— Не переживай, она в полной безопасности.

— Ну хватит!

Павел подхватил этот злополучный ящик, и через пару секунд уже держал его в руках.

Улыбка с лица Жени сразу же испарилась.

— Жень, я знаю, что у тебя на уме. Хочешь рубить с плеча? Давай! Я не могу тебе запретить, тем более что это бесполезно. Но добром это не кончится, и ты сама знаешь! Людям нужно привыкнуть…

Эмоций на ее лице не осталось. Женя безразлично посмотрела ему в глаза:

— При-вык-нуть? — с презрением повторила она. — А если не привыкнут, снова придется бежать? Как вообще можно к этому при-вык-нуть? Посмотри на меня!

Павел вздохнул:

— Теперь здесь наш дом, и бежать нам некуда. И давай уже погрузим вещи внутрь? — он подмигнул, в надежде ослабить повисшее в воздухе напряжение. — Их всего ничего, а мы все возимся. Так и до завтрашнего дня не управимся.

На город уже опустился полумрак.

— О-ля-ля! Вот так не ожидал! — с соседнего двора послышался мужской голос. Павел и Женя в суматохе и не заметили его, поэтому не могли предположить, сколько времени он уже наблюдал за ними и пытался заговорить. — Я думал, что вы уже никогда не приедете.

Павел и Женя одновременно обернулись.

— Сегодня, похоже, особенный день! — за словами последовал хохот.

По ту сторону железного ограждения стоял пухлый мужчина невысокого роста, укутанный в теплую спортивную куртку, отчего его круглый живот выглядел еще больше. Его темные волосы навязчиво контрастировали с освещенным фонарями снегом. Маленькие глазки на порозовевшем лице выражали чрезмерную наивность. Он сделал еще несколько шагов вперед, облокотился на верхушку забора и улыбнулся:

— Наконец-то приехали! Долгое же время эта земля пустовала. Тоскливо как-то было, — он осмотрел построенный дом. — Потрясающе! Впервые за столько лет здесь появилось что-то светлое и, я бы даже сказал, доброе. Теперь, знаете ли, вериться в лучшее.

— Звучит многообещающе, — Павел пошел к соседу ближе, представился и познакомил его с дочерью.

— Ох, а я-то забыл. Дырявая башка… Николай. Как же приятно познакомиться с вами! — он все время взмахивал ладонями, словно в мыслях обнимал новых друзей.

— Взаимно.

Женя стояла в стороне и безучастно наблюдала за разговором.

— Вы, значит, к нам надолго? — пошутил Николай и опять громко расхохотался.

— Хотелось бы верить.

Павел выглядел уставшим, но разговор с дружелюбным соседом его немного взбодрил.

— А вы здесь давно живете?

— Сколько себя помню. И даже задолго до этого, — Николай откашлялся. — Я вырос здесь, а теперь живу со своей семьей. У нас с женой есть сын. — Николай взглянул на девочку. — Он тебе ровесник. Ну… может чуток постарше будет.

Женя невольно отметила про себя, что уже давно она не сталкивалась с таким вот простым взглядом, лишенным страха и ненависти к ней. С таким взглядом люди знакомятся друг с другом, потом общаются, могут даже подружиться. В деревне ее все знали, и она постоянно сталкивалась с другими глазами, полными презрения.

Похоже, Павел был прав… как всегда. Сейчас лучше всего вести себя спокойно и не привлекать ненужного внимания. Тем более, это так приятно, когда люди смотрят на тебя не как на пришельца и уже заведомо не испытывают к тебе ненависти. Девочке это понравилось.

— Вот как кстати-то! Вспомнишь, как говорится…

Из дома на крыльцо вышел высокий молодой человек. Первое время он не замечал отца, пытающегося активными взмахами руки привлечь внимание сына. Или специально игнорировал.

И тогда Николаю пришлось пустить в ход повышенный голос:

— Эй, Леш, подойди-ка сюда!

Парень неохотно повернул голову в его сторону, скорчил неоднозначную гримасу, которая говорила то ли «только не сейчас, я занят», то ли «вот же влип».

— Романов, подойди ко мне! — почти приказал отец. — Сейчас же!

Женя и Павел смущенно переглянулись. То ли серьезно у их соседа такая неоднозначная манера общения, то ли у него просто хорошее настроение, и поэтому он постоянно шутит. Неудачно, правда… И все-таки Женя решила, что Николай совершенно безобиден, хоть и слегка чудаковат. А слушать его было одно удовольствие. Да и Павел наверняка ощущал то же самое.

Алексей неохотно поплелся к отцу.

— Наши соседи приехали! Познакомься, — мужчина официально представил гостей. — Павел и его дочь Евгения. Позвольте представить, мой сын Алексей.

— Да, он все-таки немного с приветом… — Женя шепотом обратилась к Павлу.

— Тихо.

— Добрый вечер, — парень интеллигентно поприветствовал их, качнув головой. — С приездом.

Алексей был полной противоположностью отцу: высокий и худой, со светлыми волосами. На носу висели огромные очки, скрывающие пол-лица и его пропорциональные черты. Он поджал губы и приподнял подбородок. Его уши покраснели от мороза, и парень принялся их растирать. Одновременно с нескрываемым высокомерием он наблюдал за Павлом и Женей.

— У меня появилась идея! — воскликнул Николай. — Приходите к нам завтра на ужин. Будет приятно посидеть, узнать друг друга лучше. Моя жена прекрасно готовит! Вы точно не останетесь равнодушными… к ее кухне.

Павел взбодрился, словно у него открылось второе дыхание:

— Это здорово!

— Так мы вас ждем?

— Да, мы придем! Будем рады, правда, Жень? — он посмотрел на дочь, желая найти поддержку и с ее стороны.

— О, это просто великолепно! — девочка сложила ладони перед собой, как будто эта идея привела ее в восторг, и закатила глаза. Даже голос зазвучал мягче. — Мы будем рады.

И на лице появилась наигранная улыбка. Павла это насторожило, но он последовал ее примеру и тоже улыбнулся.

— В восемь часов! — добавил Николай, не замечая подвоха в ее словах.

— Договорились.

— Может, вам с вещами помочь? — предложил Алексей.

— Не беспокойтесь, — Павел махнул рукой. — Мы справимся. Спасибо…

— Тогда мы не будем вас больше задерживать. Что ж… — Николай хлопнул в ладоши, и его спортивная куртка зашелестела, — до встречи! Завтра в восемь…

— Да.

Полный, маленького роста, мужчина и длинный худой парень поплелись к дому из белого кирпича. Он даже сливался со снегом, как замаскированный. Выдавали его только желтые пятнышки света в окнах.

Отец с дочерью, больше не проронив ни слова, занесли оставшиеся вещи в дом. Буря тем временем усилилась. За дверью завыл ледяной ветер.

— Жень, в чем дело? — первым молчание нарушил Павел.

— А в чем дело?

— Эти люди проявили гостеприимство. Тебе обязательно было издеваться над ними?

— По-поему они ничего не заметили. И я старалась быть вежливой. А что? — девочка сняла куртку и сапоги.

— Мне такие соседи всего раз в жизни встречались, и то очень давно. Обычно всем либо наплевать, либо… ну, то, что было с нами в деревне. Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Ладно, — Женя говорила спокойно. — Ты хочешь, чтобы я завтра ничего не испортила?

— Это не совсем правильная формулировка. Но вообще-то да, примерно этого я хочу.

— Прекрасно! Тогда, может, мне лучше дома остаться?

— Ты меня не слышишь… Завтра мы идем к ним на ужин. И это не обсуждается! — приказал Павел.

Девочка пристально посмотрела в его глаза. Этот ледяной взгляд говорил сам за себя. Там уже давным-давно поселились гнев, разочарование и жажда мести. В такие минуты они как бы вырывались на свободу и отражались в синих радужках. И цвет как будто расплывался, заволакивая ее зрачки. Зрелище завораживающее, но приводящее жертву в ужас. Любой другой уже бежал бы сломя голову прочь, но только не Павел…

Это был единственный человек в ее жизни, который смог по-настоящему принять девочку такой, какая она есть. Все проявления способностей приемной дочери он никогда не воспринимал как аномалию. Наоборот, он даже помог ей совладать с собой, научил контролировать свои способности и объяснил, что судьба наградила ее не просто удивительными дарами. Взамен ей нужно проявить огромную ответственность.

В приюте она была как забитый зверек. Но девочка в очень раннем возрасте поняла, что жертвой ей быть совсем не обязательно. Тем более что она могла дать обидчикам красивый и весьма доходчивый отпор. Когда кто-то норовил зло пошутить над ней, маленькая Женя могла отшвырнуть обидчика легким взмахом руки. Синяки и ссадины были еще не самым страшным кошмаром воспитанников приюта. Однажды девятилетний мальчик по имени Вадим Чабров обозвал девочку монстром, и что из-за этого ее собственные родители отказались от нее. Женя впервые в жизни ощутила, насколько сильно гнев может ей овладеть. Внутри как будто огонь загорелся, руки затряслись, она стала тяжело дышать. А дальше глаза пеленой заволокло.

У Вадима оказалось несколько переломов. Работники приюта с ужасом вспоминали тот день, когда покалеченного ребенка увозила Скорая помощь, а эта маленькая шестилетняя девочка наблюдала за всеми со стороны, но на ее лице не было ни страха, ни сожаления, ни раскаяния за свой поступок. Только скупое безразличие.

Спустя несколько месяцев произошел несчастный случай с ее единственной подругой, с которой они были вместе с самого начала своей жизни в приюте. Они понимали друг друга без слов, как сестры. Теперь и этого не осталось в ее жизни.

С тех пор девочка стала неуправляемой.

Павел знал обо всем. Его терпение и любовь к ней спустя несколько лет дали свои первые плоды. Женя поверила ему. Она стала слушаться его. И даже полюбила. Ему она никогда бы не осмелилась причинить вред. И ради Павла она старалась стать лучше.

Мужчина выдохнул и прищурился:

— Жень, не смотри на меня так, будто я твой главный враг! Давай мировую, а? Дай этим людям шанс узнать тебя лучше. Может, они тебе понравятся?