Миллионка. Нас миллион

«Продолжение книги „Миллионка“. Действие происходит в 1909 году. Герои книги опять попадают в тайный город Чжень и узнают тайны этого города до конца.»

Нас миллион!

На Миллионке, не сыщешь видимых следов,

Полиция пусть ищет!

В китайской бабе и в ребёнке,

В хунхузе, в маленькой японке,

Есть капля этой Миллионки,

Есть кровь свободы

И законы

Не властны

Город над тобой!

Потому что, Миллионка — это город в городе!

Полицейский меня не поймал,

От него я в трущобы сбежал,

От него в подземелье спустился,

И надёжно я там схоронился!

Миллионка спит, спят ее тайны

Спят захоронки, тайники

В ночи открытия — случайны,

В ночи страдания-мелки

Пусть до утра не все дотянут,

Убили — опий, нож, Сули;

Но те, кто встанут,

Утром встанут…

Назад бы ноги довели!

Продать, купить, ловить и строить,

Украсть, толкнуть, бежать в схорон,

Что ж — это жизнь

И что-то стоит,

И этот плач, и этот стон!

Облава! Весть от дома к дому,

От уха к уху, с глаз в глаза!

Когда-то жил ты по-другому,

Пока не грянула гроза,

Пока не выбросили люди,

Тебя на камни мостовой

Пусть Миллионка домом будет,

И крыша будет, хоть какой!

Хунхузы, приставы, бандиты,

И что ж, от всех теперь бежать?

От драки в кровь костяшки сбиты,

Где б ещё опия достать?!

Как мы живём на Миллионке?

О, мы отлично здесь живём!

От патруля бежим на джонке,

Иль отобьёмся, иль умрём!

В святое, божье воскресенье,

Бредём, ползём, идём сквозь грязь

И в божьем доме на мгновенье,

К иконе хочется припасть,

Забыть про зло,

Что за порогом!

Про то, что некуда бежать,

Про то, что здесь китайцев много,

А русский редко, не сыскать,

Японцы здесь, корейцы, манзы,

Везде звучит чужая речь,

Времянки, сараюшки, фанзы,

Попробуй в памяти сберечь!

Ты уезжаешь! Выпал случай,

Вернутся в стольную Москву,

Но странно, сны так приставучи,

Зовут вернуться в край дремучий,

На Миллионку, в Бред-страну!

Пролог

«Продолжение книги „Миллионка “. Действие происходит в 1909 году. Герои книги опять попадают в тайный город Чжень и узнают тайны этого города до конца.»

Нас миллион!

На Миллионке, не сыщешь видимых следов,

Полиция пусть ищет!

В китайской бабе и в ребёнке,

В хунхузе, в маленькой японке,

Есть капля этой Миллионки,

Есть кровь свободы

И законы

Не властны

Город над тобой!

Потому что, Миллионка — это город в городе!

Полицейский меня не поймал,

От него я в трущобы сбежал,

От него в подземелье спустился,

И надёжно я там схоронился!

Миллионка спит, спят ее тайны

Спят захоронки, тайники

В ночи открытия — случайны,

В ночи страдания-мелки

Пусть до утра не все дотянут,

Убили — опий, нож, Сули;

Но те, кто встанут,

Утром встанут…

Назад бы ноги довели!

Продать, купить, ловить и строить,

Украсть, толкнуть, бежать в схорон,

Что ж — это жизнь

И что-то стоит,

И этот плач, и этот стон!

Облава! Весть от дома к дому,

От уха к уху, с глаз в глаза!

Когда-то жил ты по-другому,

Пока не грянула гроза,

Пока не выбросили люди,

Тебя на камни мостовой

Пусть Миллионка домом будет,

И крыша будет, хоть какой!

Хунхузы, приставы, бандиты,

И что ж, от всех теперь бежать?

От драки в кровь костяшки сбиты,

Где б ещё опия достать?!

Как мы живём на Миллионке?

О, мы отлично здесь живём!

От патруля бежим на джонке,

Иль отобьёмся, иль умрём!

В святое, божье воскресенье,

Бредём, ползём, идём сквозь грязь

И в божьем доме на мгновенье,

К иконе хочется припасть,

Забыть про зло,

Что за порогом!

Про то, что некуда бежать,

Про то, что здесь китайцев много,

А русский редко, не сыскать,

Японцы здесь, корейцы, манзы,

Везде звучит чужая речь,

Времянки, сараюшки, фанзы,

Попробуй в памяти сберечь!

Ты уезжаешь! Выпал случай,

Вернутся в стольную Москву,

Но странно, сны так приставучи,

Зовут вернуться в край дремучий,

На Миллионку, в Бред-страну!

ПРОЛОГ

С февраля по май 1909 г. во Владивостоке свирепствовала азиатская холера. Вымерло четверть населения города. Не хватало врачей и медикаментов. Положение было катастрофическим. Особенно жутко было наблюдать за теми больными, кто выжил!

Больные сбивались в стаи и бродили по улицам города. С самого момента возникновения, город имел деление на границы. Границы деления, конечно же, были условными, но они были. Были районы, где жили богатые люди, и были районы для бедноты. И, конечно же, были районы, в которых проживали люди ниже нижней черты бедности. Один из этих районов назывался «Миллионка».

Так вот, больные, переболевшие азиатской холерой, и умудрившиеся остаться в живых, районных рамок и разделений не признавали. Бродили эти выздоровевшие везде. Жители города, те, кто проживал в относительно чистой половине, боялись отходить далеко от своих домов. Как я уже говорила, пережившие холеру бродили стаями, но друг друга не знали, не замечали и не узнавали. Однако, если кто-то, замешкавшись, отделялся от толпы, один из холерных рыком подзывал потеряшку в стаю.

Стаи, потерявших память не узнавали родных и друзей. Холера называлась «Азиатской», но родилась в самом сердце Миллионки, в квартале, где царили скученность и антисанитария. Это уже потом она была завезена на юг Китая одним из заболевших. Китаец приехал на день рождения отца. Он привёз с собой подарки. Привёз все заработанные во Владивостоке деньги и… эмбрион холеры. Пробыл в родной деревне он не долго, всего три дня, но и этого хватило, чтобы заразить всю семью. Уезжая, мужчина пообещал родным приехать через полгода, однако это была их последняя встреча. Ни родных, ни остальных жителей деревни он больше никогда не увидел.

После отъезда мужчины, три близлежащие деревни, маленький городок по соседству и деревня, откуда мужчина был родом, опустели за неполные три недели. Мужчина вернулся во Владивосток. И тут же, прямо не улице, потерял сознание. До Миллионки он не дошёл лишь чуть-чуть. На улицах Миллионки болезнь уже забрала всех, кого можно забрать. Но в центральные кварталы ещё не просочилась, и вот теперь один из заболевших был помещён в госпиталь.

Мор охватил улицы города, как пожар. Холеру прозвали «Азиатской», решив, что китаец привёз ее с юга, из родной деревни, но как вы теперь знаете, все было не так. Персонал госпиталя таял на глазах, умер и врач, который лечил китайца. Умерли две медсестры.

А китаец выжил, и звали его Лю Байши. До болезни Лю жил вместе с братом на Семёновской. В комнате, кроме них, проживало ещё 13 человек.

Лю не помнил момента, когда покинул палату госпиталя.

Он кружил по городу и никак не мог вспомнить, где живёт его брат. Байши был здоров физически, чего нельзя было сказать о его разуме. Наконец, перед его глазами все померкло, но мужчина не остановился и не упал. Наоборот, его движения, кажется, стали более целенаправленными.

Сколько времени прошло с того момента, как разум его выключился, Байши не помнил. Осознал он себя лишь в сумерках. Ноги несли его в неизвестном направлении. Он не узнавал улицу, не узнавал людей, снующих вокруг. Он даже не смог узнать того, кто живёт внутри его тела. Лю не помнил своего имени. Он не помнил ничего.

Вечерело. На улицы Миллионки спускалась темень. Мужчину кто-то окликнул. К этому моменту улицы уже опустели полностью. Было довольно тепло, но туман уже вступил в свои права, и быстро-быстро драпировал грязные улицы в молочно-серый цвет.

Байши слышал чужую речь, но не понимал того, что ему говорят.

А говорили по-русски.

Перед Лю Байши стояли Григорий и друг его, Николай.

Прошло два года с момента последней встречи, но вы без труда узнаете и Гришу, и его друга Кольку. Впрочем, Кольку вы могли и забыть. Вы встречались с ним лишь один раз.

Тогда, два года назад, Колька обманул Гришу. Это был тот случай, когда Кольку несло, и он врал (или фантазировал), не останавливаясь. Результатом его вранья был поход к дому Токунаго, поиски несуществующего доктора и позорное бегство.

Вероятно, Гриша быстро простил друга-фантазёра, иначе мы бы не встретили их вдвоём.

Мальчики не очень изменились. Лишь в глазах у Гриши застыла тоска. Неделю назад Григорий и Софья простились навсегда со своей бабушкой.

Бабушка ушла спокойно. Она знала, что ее внуки теперь не пропадут.

В доме поселилась печаль. Как ни странно, но больше всех убивалась Лариса, Софья же отнеслась к смерти бабушки почти спокойно.

Перед смертью бабушка попросила Гришу кое-что пообещать. Чуть подумав, юноша дал старой женщине согласие.

Но вернёмся к вечерним улицам Миллионки, к Лю Байши и двум юношам.

Колька покосился на китайца и хотел пройти мимо, но, увидев, что Григорий пытается сдвинуть с места застывшего столбом манзу, вернулся и, брезгливо сплюнув, сказал:

— Гриня, зачем ты это делаешь? Не надо помогать этому ходе! Всех болезных все равно не спасёшь.

— Коль, ты, наверное, не понимаешь! Если его оставить на улице без помощи, то он умрёт до утра!

— Да что ему будет? Ночи в июне тёплые, не замёрзнет!

— Да. Ночи тёплые. Однако… Как тебе объяснить… В общем, я не этого боюсь! Лучше замёрзнуть насмерть, чем…

— А, так ты об этом? Слушай, темно-то как вокруг и жутко! Я… Мне… Ты прав, стемнело что-то очень быстро! Мамка уже наверное охрипла, выкликая меня! Пошёл я домой! И ты, Гриша, иди. Дядька Елистрат не любит, когда тебя дома нет долго. Ну, пошли?

— Иди, Колька. А я китайца с собой уведу. Завтра разберёмся, куда его дальше отправить.

— Да зачем он тебе сдался, нехристь этот?

— Нехристь он или нет, а все же душа живая!

— Ну, как хочешь! Я пошёл! А как ты его заставишь идти? Потащишь на себе, что ли? Он же еле-еле идёт!

— Надо будет, и потащу! Иди, Николай! Раз идёшь, то не мешай!

— Я-то уйду, а вот ты… Да брось его, и пошли домой вместе! Боязно мне что-то! Пошли, а то не успеем!

— Мне бабушка перед смертью наказала… Обещал я ей, что буду помогать всем, кому нужна моя помощь. Дядька Елистрат не погнушался мной, когда я бесновался в беспамятстве! Теперь мой черед помогать несчастным!

— Елистрат возился с тобой, потому что ты спас Лариску от япошки! Иначе стал бы он спасать тебя, жди!

— А не буду я, Колька, больше с тобой спорить! Иди. Уже совсем темно. Ведь не буду сегодня тебя провожать до дома! Мне в другую сторону!

— А ещё другом зовёшься! Променял друга на желтолицего! Брехун — брехушка!

Раздосадованный Колька, видя, что Гриша никак не реагирует на его оскорбления, схватил крупный булыжник и запустил его в Григория. Но… промахнулся.

Камень попал в Байши, но Колька этого не увидел. Он улепётывал со всех ног.

Лю залился кровью. Камень попал ему в голову. Гришка хотел броситься вослед Кольке, но тут же передумал. Байши осел на землю.

— Ну, Колька, ну гад, — запричитал юноша, — поймаю, убью! Китаец, как тебя? Ходя?! Манза?! Мужик, вставай уже! Идти нам надо! В это время нельзя оставаться на улице! Надо бежать домой! Вот, обопрись на меня! Да переставляй ноги! Надо успеть!

Но они не успевали! По подсчётам Гриши, до страшного часа оставалось совсем мало. Минут пятнадцать. И Грише пришлось поменять планы.

Гриша решил, что надо идти к трущобам. Дойти до трущоб они успели.

В трущобах было тихо, прохладно и спокойно. Когда страшные звуки заполнили ночные улицы Миллионки, Григорий и Лю Байши были уже далеко под землёй.

Глава 1. Си

Си, Анастасия, очень скучала по друзьям, ведь прошло уже два года с момента расставания. Для тех, кто не читал книгу «Миллионка» или подзабыл события этой книги — напоминаю: Си (Анастасия) — кореянка-полукровка. Отец девочки — русский, мать — кореянка. Книга заканчивается тем, что Си вынуждена бежать из города, в котором родилась. Си преследуют хунхузы. Хунхузы — это китайские бандиты, которые не знают жалости ни к чужим, ни к своим. Что китаец, что русский, что кореец — для них значения не имеет. Отец для хунхузов — грабёж, мать — нажива.

Жалости или снисхождения от краснобородых (хунхузов) ждать было бесполезно.

Хунхузы были твёрдо намерены поймать Си и вытрясти из неё информацию. И вот летом 1907 года Си вместе с проводником и другом Павлом была вынуждена тайными тропами уйти в Китай.

Итак, прошло два года. Си устала от одиночества, и все время думала о друзьях. Особенно скучала она о Енеко, японской подружке с непростым характером.

Семья китайцев, приютившая Си, была странной. У них все время что-то происходило. Впрочем, девочка уже давно ничему не удивлялась. В этой семье все, так или иначе, были связаны с контрабандой. Вряд ли госпожа Петухова, мать Сяй-линь, знала о том, чем занимаются в действительности друзья, к которым она отправила Си.

Девочку никто просто так кормить и содержать не собирался. Анастасия это отлично понимала. На следующий же день, после того, как Павел отправился назад, во Владивосток, она начала работать. Павел пообещал приносить весточки от друзей. За два года Си встречалась с другом всего шесть раз и была более-менее в курсе тех событий, которые происходили в ее городе.

Работа у девочки была простой, но бесконечной. Она сучила и плела верёвки, которыми потом обвязывали контрабандный товар. Рабочий день Си заканчивался в 12 ночи, а начинался в 4 часа утра. Выходных не было. Отдыхали только на обще китайские праздники. Кормили скудно, но так питались все в семье. Си никто не обижал. Но даже такая скудная пища была более обильной, чем та, которой девочка питалась дома.

Однако Си была готова голодать и не спать вообще, лишь бы была возможность вернуться в родной город. Но пока такой возможности не было. Да и Павел куда-то запропастился. Давно вышел срок, о котором сговаривались, а Павла все не было.

А ещё девочка все время думала о книге, которую нашла в подземном городе. О своей книге! Книга звала ее. Книга разговаривала с Си по ночам. Книга продолжала открывать свои тайны и делилась знаниями. Обычно это происходило во сне.

Девочка, не окончившая ни одного класса церковно-приходской школы (не говоря уже об обыкновенной), знала теперь очень много. Так много, что если бы кому-то понадобилось записать все, что знает Анастасия, то одной библиотеки для этих книг не хватило бы. Не хватило бы и трёх и даже шести.

Си скучала по русской речи. Семья контрабандистов не держала в своём домике ни книг, ни газет. Нет, впрочем, одна книга все-таки была, называлась она «Книга перемен». По этой книге гадали. Пытались узнать значение снов. Пытались узнать будущее. Что ждёт, и чем дело закончится. По этой книге учили детей.

В посёлке, где жила Анастасия, было много иностранных представительств. Было и русское представительство. Однако Си не торопилась встречаться с соотечественниками. Никакой вины за собой девочка не чувствовала, однако, на всякий случай, лишний раз в центр посёлка не ходила.

За два прошедших года Си подросла. Стала ещё выше, и ей теперь было трудно затеряться среди толпы. От долгого сидения за работой и боязни быть узнанной, девочка стала сутулиться.

«Посёлок флагов» — место, где жила Настя, имел ещё одно название. На русском языке оно звучало так: «Станция Пограничная».

До постройки КВЖД на территории станции Пограничной было лишь несколько крохотных сел. К тому моменту, когда железная дорога, КВЖД, заработала в полную силу, «Посёлок флагов» превратился в место, где жизнь била ключом. Здесь даже была русская церковь и русско-китайская школа.

Церковь Си посетила лишь один раз и была покорена обходительным батюшкой. Не в пример батюшке Феофану, суровому и неулыбчивому, батюшка Варфоломей был разговорчивым, ласковым и… очень любопытным.

Девочка уже хотела (ах, как хотела!) рассказать доброму батюшке все-все, всю историю своей грустной жизни, но в последний момент отчего-то оробела и смешалась. Интуиция, которая в трущобах Миллионки не раз спасала голодную девочку, не подвела ее и сейчас.

Батюшка Варфоломей не был на службе у хунхузов — упаси боже! Шпионом хунхузов был старший брат китайца Васьки. Васька прислуживал за столом во время трапез четы Верховцевых. Такую фамилию в миру носили батюшка Варфоломей и матушка Серафима.

Уплетая за обе щеки борщ и щуку в сметане, батюшка с упоением рассказывал о странной девочке, которая живёт в чужой китайской семье и не ходит в школу. Девочка русская, но живёт здесь, в этом посёлке авантюристов, без папы и мамы. Матушка Серафима поохала и спросила, как зовут девочку. Батюшка назвал себя старым дураком и признался, что забыл спросить имя девочки.

Матушка Серафима попеняла мужу за его чёрствость и невнимательность. Батюшка со вздохом согласился, и дал клятвенное обещание расспросить девочку обо всем поподробнее, когда она придёт на исповедь.

Но девочка больше не пришла. Это огорчило не только батюшку с матушкой, но и старшего брата китайца Васьки.

Уж очень хотелось ему отличиться перед хунхузами. Не надеясь ни на что, он все же отослал донос тому из хунхузов, который отвечал за сбор дани в «Посёлке Флагов».

Ответ пришёл неожиданно быстро, и содержал приказ: «Найти девочку, следить за ней, но больше ничего не предпринимать».

Старший брат приуныл! Где же искать эту девочку? Посёлок разрастался на глазах. Маньчжуры, ханьцы, корейцы, предприимчивые русские — вся эта туча народа неожиданно хлынула на станцию «Пограничная». И чем дальше, тем больше. Вместе с родителями приезжали и дети, и среди них, конечно, было много девочек.

Правда, положение Си было действительно уникальным — все дети были как дети, и лишь Анастасия приехала одна, в такую даль, и без родителей.

Старшего брата китайца Васьки звали Ванек, таким именем нарекли его русские хозяева. Настоящего его имени (китайского) я произносить здесь не буду. Впоследствии Ванек стал одним из главарей шайки хунхузов, и его имя до сих пор произносится простыми китайцами со страхом.

Итак, Ванек стал искать девочку.

Мимо школы Си проходила много раз, но зайти так и не решилась. Да и что она могла сказать директору школы и учителям? Возьмите меня, великовозрастное чадо, к себе учиться? По-русски я читаю по слогам, зато в совершенстве знаю алфавит чжурчжэней, бохайцев и шуби! А ещё я знаю несколько десятков мёртвых языков.

Языков тех государств, от которых теперь не осталось даже горсточки пыли. И названия этих государств остались только в книге.

Си в который раз прошла мимо здания школы. Было обеденное время. Дети, которые учились в школе, с гомоном высыпали на улицу. Русские дети возвращались домой сами, пешком, китайских детей ждали пролётки и рикши. Родители переминались возле ворот школы, не смея войти внутрь и поторопить неповоротливое дитя.

У Анастасии было несколько свободных часов. Раз в неделю товар увозили в Россию. Естественно, до этого шла подготовка. Большая подготовка. Нужно было тщательно упаковать товар, подготовить коридоры для его перемещения. Перемещения безопасного. Найти людей, которые согласились бы сопровождать товар. Люди должны были быть честными, предприимчивыми и отчаянно смелыми. Товар отправлялся по воде и по суше. За каждую партию отдавался процент хунхузам. И не важно, доходила ли партия контрабанды до того места, где груз ждали, или в пути с контрабандой что-то происходило — хунхузы все равно требовали свой процент.

Так вот, раз в неделю, в момент отправки контрабанды, Си отправляли гулять и велели не возвращаться часа два-три. Китайцу-хозяину совсем не улыбалось, чтобы Настя видела, что именно упаковывают в тюки. А также нежелательно было, чтобы девочка видела того, кто будет сопровождать товар через границу. Конечно, хозяин доверял Си, иначе отправил бы ее назад, во Владивосток, ещё в первую же неделю. Но все-таки… Бережённого Бог бережёт! Эта поговорка, естественно, переделанная на китайский лад, была достаточно популярной на станции Пограничной.

Си была не против отдыха. Она уходила как можно дальше от дома, где жили контрабандисты, и наслаждалась свободой на всю катушку. Дома, во Владивостоке, лето только вступало в свои права, здесь же, в Посёлке Флагов, было уже жарко. Си уходила к реке и долго смотрела на воду, которая текла и текла, не останавливаясь ни на секунду.

Несколько часов отдыха выдавались ещё в конце недели. В этот момент все взгляды домочадцев были направлены в сторону детей. В конце недели приходил учитель. Дети контрабандиста, а их было шестеро, три мальчика и три девочки, в общей школе не учились.

Учитель заставлял детей учить текст «Книги перемен». Текст был сложный, дети не понимали его. Однако отец объяснил детям, что понимать ничего и не надо. Надо просто учить наизусть. Понимание придёт позже. Этот учитель был уже третий по счету. Двоих предыдущих рассчитали за то, что те были к детям слишком лояльны.

Нынешний учитель был зверем. Особенно доставалось от него старшему мальчику. У мальчика была родовая травма, и учение давалось ему с трудом. Однако отец никаких скидок и поблажек ему не давал. Мальчик очень боялся учителя. Наказание следовало за наказанием. Отец был доволен учителем. Остальные дети, все пятеро, в результате дрессировки уже могли рассказать наизусть почти половину книги. Старший мальчик дрессировке не поддавался.

Настя думала, что на время занятий ее будут отпускать. Не тут-то было. Хозяин предложил на выбор два варианта: или учиться вместе с детьми, или продолжать работу, взяв на себя нагрузку старшего мальчика.

Естественно, что Си выбрала учёбу. Китайский алфавит девочка знала в совершенстве. Книга дала ей эти знания ещё во Владивостоке. Конечно, тот алфавит, которым владела книга, уже немного устарел, однако девочка быстро разобралась в современном алфавите. Благо, основа была!

Си работала вместе с детьми. Работа, которой занимались дети, была монотонной. Каждый из детей чётко знал свои обязанности и не пытался отлынивать от той нормы, которую с вечера назначал отец.

Старшего брата звали Юйлун — яшмовый дракон. Видя, как мальчик боится конца недели и прихода учителя, Настя решила ему помочь. Девочка запоминала то, что объяснял учитель, с первого раза. Так же обстояло дело и с заучиванием «Книги перемен».

Во время бесконечных и монотонных манипуляций с материалом, из которого изготавливались верёвки, Си тихонечко повторяла с Юйлуном то, что было задано на последнем уроке. С шестого раза мальчик начал что-то запоминать. После двенадцатого повтора мальчик знал весь текст наизусть. Остальные дети не вникали в то, о чем говорит старший брат с пришлой девочкой. Юйлун может и был не особенно умным, но зато был самым сильным из детей.

По праву старшего брата мальчик мог бы работать поменьше, но он, наоборот, умудрялся выполнить не только свою норму, но ещё и помочь младшим. И, несмотря на это, дети все равно еле-еле успевали выполнить свою работу. Естественно, что маленьким работникам было не до досужих разговоров.

Семья господина Чжана — отца детей и хозяина Си, приехала в посёлок Флагов из Шаньдуна. Были какие-то сложные семейные обстоятельства, из-за которых господин Чжан покинул родной город и примкнул к славному клану контрабандистов.

Ванек рыл носом землю. У него, конечно, ещё не было собственных шпионов. Статус был не тот! Да, и, если говорить по-русски, рылом он ещё не вышел, но все же отследить тех, кто приехал из России, было ему не сложно. В Китае, где каждый каждому брат, сват и родственник, где родственные связи очень ветвисты и страшно запутаны, можно даже не посвящать в суть проблемы, а просто попросить по-родственному и тебе помогут. Проследят, подскажут, да ещё и по-родственному объяснят, как лучше подойти к решению проблемы. Си спасло только то, что она приехала не накануне и не год назад. С момента приезда прошло целых два года. Однако положение Анастасии было по-прежнему шатким. Ситуация была уникальной и со дня на день можно было ждать разоблачения. Тем более что господин Чжан был накрепко связан с хунхузами. Даже удивительно, что до сих пор Настю не нашли. Наверно сработала старая народная мудрость, если хочешь что-то хорошо спрятать, спрячь на видном месте. Вероятно, хунхузам просто не могло прийти в голову, что Си живёт в семье у известного контрабандиста.

В тот день девочке нездоровилось. Кружилась голова, ломило в висках и. очень хотелось пить! Юйлун замучился носить Насте кружку за кружкой. Жажда не отступала. Наконец Юйлун решил, что кружками дело не обойдётся и принёс… ведро воды. Однако, когда было выпито и ведро, и начали шептаться младшие дети, Юйлун встревожился.

— Госпожа Си, с вами все в порядке?

— Юйлун, — вдруг пропела Си, — я, боже мой! Мой голос вернулся!

— Госпожа Си…

— Юйлун, перестань называть меня госпожой! Не дай бог услышит твой отец, или, ещё того хуже, мать!

Одной из причин того, что Си до сих пор не нашли, было то, что накануне бегства у Си пропал голос, однако хунхузы не знали этого. По городам и весям, вернее по приграничным городкам, был разослан словесный портрет девочки, и одной из главных примет был ее прекрасный голос. В устных и письменных оперативках, было указано и подчёркнуто двумя линиями: Та, которую везде разыскивают, не говорит, как все нормальные люди, а поёт.

— Шаман киданей вернул мой голос, боже мой, я же теперь смогу… Петь! Ах, Юйлун, если бы ты знал, как я пела! Нет, если бы ты знал, как я пою! А хочешь, Юйлун, я сейчас тебе спою? Ты не думай, я не разучилась за два года…

— Госпожа, госпожа, успокойтесь, — юноша встревожено оглянулся на сбившихся в стадо братьев и сестёр, — госп… Си, вам плохо?

— Нет, что ты, мне хорошо! Так хорошо, что… — девочка замолчала, а потом вернулась к тому голосу, которым говорила все эти два тяжёлых года, — что с детьми? Почему они так смотрят на меня?

— Братья с сёстрами просто испугались, — успокаивающе проговорил Юйлун

— Надеюсь, не меня, — засмеялась Си, — Сюли, сестрёнка, ты что, испугалась?

— Ты так резко изменилась, — осторожно прошептала сестра Юйлуна. Она была старшей среди сестёр и обожала старшего брата. — Я никогда не видела тебя такой счастливой и возбуждённой. За эти два года я и голос то твой почти не слышала!

— А зачем вам был мой голос, если мои рисунки с вами говорили?

Потеряв голос, Си обрела другой дар. Она научилась рисовать. Красок у девочки не было. Да они были ей и не нужны. Она рисовала тем, что попадалось под руку. Стеблями растений, комками земли, камнями — в общем, всем, чем можно рисовать. Даже не дотронувшись до предмета, а лишь держа ладонь в нескольких сантиметрах над ним, девочка уже знала, годится предмет для того, чтобы им рисовать, и какой цвет получится. В короткие перерывы она рисовала детям иллюстрации к сказкам. Сами сказки обычно рассказывались, перед тем как заснуть. Дети спали все вместе. Там, в Шаньдуне, у каждого ребёнка была своя спальня, здесь же было не до того. Сказка перед сном рассказывалась не больше пятидесяти минут. Рисунков к сказке было много. За домом был небольшой сад. В саду было крохотное озеро, кривой горбатый мостик, домик-беседка. А ещё там был камень. Согласно учению Фэн-шуй, в любом, даже совсем маленьком саду, должны присутствовать такие элементы как: металл, камень, земля, дерево, вода. Камни для садов были в большом почёте и много стоили. Один император так увлекся, добывая камни, и платя за них бешеные деньги, что даже разорился. Камень был и в саду господина Чжана. Покидая в спешном порядке родину предков, господин Чжан не успел взять с собой много ценных вещей, однако камень он привёз с собой. Си рисовала на камне. Когда поверхность камня была вся зарисована, Настя подзывала детей. Коротко объяснив им, к какому моменту из сказки нарисована иллюстрация, Си давала детям несколько секунд полюбоваться, а потом дети бежали с ведёрком к озеру. Рисунок смывался. Камень сох. Анастасия раскладывала краски из природных материалов, и просила детей отвернуться. Дети отходили к воде и отворачивались, а Си несколькими штрихами начинала создавать иллюстрацию к следующей сказке. Рисунок был готов, дети поворачивались. И все повторялось сначала. Смыв очередной рисунок, дети со вздохом отправлялись в тёмное помещение подвала, где проходили их рабочие дни и ночи.

Единственного человека, которого Си боялась, была жена господина Чжана-Мейли. Имя Мейли переводилось как прекрасная слива. В юности Мейли действительно была прекрасна. Хороша она была и сейчас. Не было в лице госпожи Чжан только одного, выражения безмятежности и покоя. Мейли была всегда во взвинченном состоянии. Ей казалось, что ее супруг больше не ценит и не любит. Днём и ночью Мейли думала о том, что теперь ее муж будет часто посещать весёлый квартал, и вскоре принесёт в дом дурную болезнь или приведёт новую жену. И вот наставал день, когда в доме поднимался крик. Никакие увещевания и уговоры не действовали. Выли служанки, разбегались слуги, младшие дети жались к Юйлуну и не высовывались из подвала, даже во время короткого перерыва. В дом созывались подруги Мейли, и спектакль набирал силу. Из любого уголка дома было слышно, как рыдает и причитает Мейли, как сокрушаются и утешают Мейли подруги. Господин Чжан в такие дни из дома не выходил. После того, как уходили подруги, в дом собирались родственники. Родственников было мало, всего около тридцати человек. Основная часть родственников осталась в Шаньдуне. Здесь, в посёлке Пограничном, проживала лишь дальняя родня. В основном это были приезжие. Кто-то потянулся за семьёй Чжан, кто-то приехал раньше.

Кто-то жил здесь раньше, ещё до того, как маленькая китайская деревушка превратилась в станцию Пограничную. Напряжение в семье начинало нарастать по мере того как луна входила в свою полную фазу. Наступало полнолуние, и Мейли переставала спать. И день и ночь весь дом стоял на ушах. Не спала хозяйка — не спали слуги, утром все бродили по дому злые и не выспавшиеся. То там, то здесь вспыхивали ссоры и драки. Несколько раз Си ловила на себе подозрительный взгляд Мейли. Не понимая, чтобы это значило, Анастасия на всякий случай старалась появляться в доме как можно реже. Четверть чашки риса и кусочек рыбы — обычная пища девочки, начали застревать в горле у Насти под холодным и немигающим взглядом хозяйки. У Си была развита интуиция, поэтому целый месяц она просила Юйлуна носить ей еду отдельно. Обычно она ждала его в крошечном садике на берегу маленького озера. Но случилось так, что однажды интуиция подвела девочку. Начались дожди, и Си решила вернуться в дом. Неделю все было тихо, и девочка спокойно обедала вместе со всеми детьми. Однако скоро тишине и покою пришёл конец. Дети уже доедали свой рис, когда в комнату, где находились Си и дети, вбежала Мейли.

— Дети, где ваш отец? — закричала с порога разгневанная мать, — где этот человек, который лишил меня всего? Несчастная я, — женщина распалялась все больше и больше! Вдруг вцепившись себе в волосы, она истерически зарыдала, — ни матери, ни отца, на чужбине! Ни поплакать, ни пожаловаться! Юйлун, где твой отец, — вдруг совершенно спокойно спросила Мейли, — опять у певичек?

— Мама, ну что вы говорите? — попытался успокоить расстроенную женщину сын, — Отец же предупреждал вас, что у него встреча с поставщиками! И…

— Знаю я его встречи, — Мейли вроде уже начала успокаиваться, но вдруг ее взгляд упал на Си, — а, впрочем, сыночек, ты наверно прав, он, вероятно, действительно занят делом.

Дети вздохнули облегчённо, решив, что сегодня им боятся нечего, и гроза миновала, однако это было только начало

— Да знаю я все, — вдруг снова закричала госпожа Чжан, — зачем ему певички и весёлые дома, если завелась у нас в доме собственная певичка, — Мейли в упор уставилась на Настю, — что, разоблачила я вас? Вы все, все, в заговоре со своим проклятым отцом! — увидев, что мать указывает на них, дети отшатнулись. Самые маленькие начали плакать. — Уже забыли, кто мучился, рожая вас? Неблагодарные! Но тебе, — Мейли подошла почти вплотную к Насте, — все равно второй женой не бывать! Не позволю!

Рыдая во весь голос, госпожа Чжан выскочила на улицу. Вскоре все соседи были оповещены о том, что господин Чжан выжил из ума и решил на старости лет завести вторую жену — безродную сироту. Крик стоял на весь двор и был слышен очень далеко.

После ухода Мейли в комнате повисла тишина, наконец Сюли попыталась успокоить Си.

— Сестрёнка Си, не надо обращать внимание! Через два дня полнолуние закончится, и мама успокоится! Вот увидишь, она даже извинится перед тобой! Она всегда извиняется, когда обижает слуг. Ой! — Сюли хлопнула себя по губам, — Прости! Я не то сказала!

— Конечно, ты сказала не то, сестрёнка Сюли. Си не служанка! Си-гостья! — оттеснив Сюли, проговорил Юйлун

— Нет, ничего, все в порядке, — оглянувшись на оробевших детей, шёпотом проговорила Си, — я не обижаюсь. Дома, во Владивостоке, я ещё и не такое в свой адрес слышала. Ваша мама больна, вам нужно настоять, чтобы отец вызвал врача!

— Он не станет звать врача, — угрюмо покосившись в сторону кабинета, где работал отец, ответил Юйлун, — врач стоит денег. А что с вашим голосом? Он стал таким низким, вы говорите почти басом, как мужчина!

— Не обращайте внимания! Это пройдёт. И.. Наверное, пойдёмте уже в цех, иначе не успеем сделать норму!

Юйлун вышел первым, замыкала колонну Настя.

В отличие от других дней, которые пролетали мгновенно, этот день тянулся мучительно долго. Анастасию бросало то в жар, то в холод. Однако она не жаловалась. Меньше всего, после утренней заварушки, ей хотелось привлекать к себе внимание. Тем более что голос у девочки пропал совсем, и с ребятами она теперь обменивалась жестами или записками. Вечер прошёл тихо. Лишь из хозяйской спальни доносились приглушенные обрывки разговоров. Мейли говорила на повышенных тонах, но в истерику не впадала. Это было счастьем для домочадцев. Полнолуние заканчивалось. Си спала тревожно. Однако не земные дела тревожили ее, ей снился спуск в катакомбы, снился указатель в виде головы птицы. Она видела Сяй-линь, китайскую подружку, которая пыталась пройти к тайному городу, но дорогу ей преграждала стена. Во сне Си стояла около Сяй-линь, и выслушивала жалобы подруги. Она даже попыталась как-то просочиться сквозь стену, но конечно у неё ничего не получилось. Проснулась девочка от собственного стона. У неё был жар. К счастью, сегодня был день вывоза контрабанды. Значит, несколько часов работы не будет. Настя одевалась долго, озноб так сотрясал ее тело, что она не могла попасть в рукава кофты. Сюли что-то спросила, однако Си приложила палец ко рту и отрицательно покачала головой. Меньше всего девочка хотела, чтобы проснулись все дети и забросали ее вопросами. Было очень рано, однако улицы посёлка не были пусты. Разносчики воды, сборщики мусора и прочий рабочий люд, уже приступили к своей работе. Пройдя несколько метров, Си пожалела, что не осталась в доме господина Чжана, ведь можно было спрятаться в домике-беседке. Однако госпожа Чжан отлично знала все места, где прятались дети. Она могла нагрянуть и попытаться снова усовестить Си. Чуть передохнув, девочка решила, что все же дойдёт до того места, где всегда отдыхала в Дни Вывоза. Как и ожидала Настя, берега реки были пустынны. К тому моменту, когда девочка дошла, солнце стояло уже довольно высоко.