На восходе лет

Книга 1. Три мира

Однажды рождённое не умирает, оно совершенствуется с перерождением. Автор

От автора

«На восходе лет» — автобиографическая трилогия, созданная из книг «Три мира», «Курсанты», «Письма потомкам».

«Три мира» — первая книга литературно художественного произведения создана из воспоминаний о моей жизни в трёх мирах — детстве, отрочестве, юности. Каждая глава этой книги начинается с рассказа о каком-либо случае имевшем место в моей жизни или явлении, виденном и пережитом мною. Есть немного фэнтези, но оно перекликается с реальностью бывшей в моём прошлом.

«Курсанты» — вторая книга трилогии написана на основе моих воспоминаний о службе и учёбе в Омском высшем общевойсковом командном дважды краснознамённом училище имени М. В. Фрунзе. В книге я усилил отдельные факты и случаи имевшие место в реальности, но они не фэнтези и не вымысел. Фамилии в книги вымышлены, как и я в ней под другим именем.

«Письма потомкам» — третья книга повести. В ней я рассуждаю о сущности жизни и предоставляю потомку возможность мыслить вместе со мной.

Трилогия плод моих раздумий и воспоминаний, в ней изложены лично мои субъективные взгляды на жизнь, поэтому примите её, как есть.

В фэнтези «Спираль Эолла» я писал:

«Во мне живут две сущности. Первая, тот, кем я осознаю себя сейчас, — человек! Вторая, — память всех разумных существ живших когда-либо на Земле, включая моих кровных предков от праматери до моего отца, — частица Высшего Разума. Человек ли та вторая сущность или была им когда-то? Большая часть её никогда не была человеком, ибо, как понятно из сказанного выше, в неё входит весь разум некогда живших на Земле разумных существ, а мы — люди лишь мизерная частица общего земного разума. Ту сущность — частицу Высшего Разума я назвал Они». Эти строки фэнтези, и эта мысль вымысел! Они — вымысел! Прошу обратить на это внимание! Они — вымысел! Они — мои мысли! Разговаривая с Ними, я как бы выворачиваю себя наизнанку и выношу из себя, не таясь, мои мысли, которые порой хотелось бы забыть или утаить даже от самого себя, а это, поверьте, не легко.

У тебя возник вопрос, потомок: «Зачем я ввёл Их в эту книгу и почему обращаюсь к этим новым Они? Разве без Них нельзя?» Представляешь, ну, вот никак нельзя! Как же я могу без мыслей мыслить? Мыслить без мыслей. Парадокс, не правда ли? Это первое. Второе. Так мне легче говорить с вами, потомки, донести до вас мои чувства и переживания, но главное понять самого себя. Третье, как уже сказал выше, вынуть из себя тайное, которое хотел бы скрыть. Так что, уважаемые потомки, в части Они можете быть спокойны, мои шарики не закатились за ролики, я вполне нормальный, разумный человек, но со своим личностным пониманием бытия. Прошу понять именно это, личностным. Не буду заострять ваше внимание на этом, ибо это и так понятно, но сосредотачиваю на то, что эта книга не столько этапы моей жизни, сколько единство и борьба моих мыслей. «Ну, вот началось, опять какая-то загадка», — подумали вы, дорогие мои потомки. Нет никакой загадки, всё просто и доступно для понимания. Думайте и вам всё откроется. Не хотите думать. В таком случае, зачем открыли эту книгу?

О-хо-хо! Ну что с вами поделаешь. Расшифровываю.

Единство и борьба моих мыслей это мой внутренний мир. Это анализ воспринимаемой мною реальности — событий, фактов, действий окружающего меня мира и принятие решения на основе полученных знаний. Это осознание себя как личности.

Теперь пора определиться с вопросом: «Кто я?» в узкой направленности, т.е. касательно моей нынешней деятельности.

Родственники и товарищи по военному училищу с момента издания моих книг стали называть писателем, но я о себе так не сужу. В их понятии, правильном с современной точки зрения, я действительно писатель, так как являюсь автором художественной литературы. В моём понимании писателем я стану тогда, когда буду признан писательским сообществом и литературными критиками.

И последнее. Читая эту книгу вы, естественно, будете в чём-то сомневаться, где-то противоречить мне, но прошу понять главное, автор я, следовательно, моя точка зрения по тому или иному вопросу, к событию, отношению к героям, изображённым в моём творении, является главным критерием при оценке произведения, выявлении его идейно-смысловой стороны.

С восходом солнца туман рассеивается — т.е. с каждым днём, совершенствуясь, человек ближе к истине, к пониманию своего существования, к пониманию, зачем дана ему жизнь и разум. В данном случае я отношу это к себе.

Кратко о написании книги

Идея написания книги возникла спонтанно и так, как будто действительно кто-то вложил её в меня. Синопсис и содержание книги были сформированы быстро, предисловие написано в течение часа и на этом тупик. В голове рой сюжетов и мыслей, но нет ясности, т.е. с чего начать первые строки первой главы. Так продолжалось в течение нескольких дней, и я хотел было совсем забыть о книге, но вдруг неожиданно кто-то образно показал всё её движение, от первой до последней буквы.

Не откладывая на потом изложение проявлений в моём сознании, я включил компьютер, и строки стройными рядами тотчас стали формироваться в моей голове и ложится в файл. В течение месяца я был полностью поглощён книгой, утром она, днём она и даже во сне снова она. Перед тем, как лечь спать придвигал журнальный столик к кровати, аккуратно укладывал на нём стопку чистых листов бумаги и рядом клал два карандаша. Так продолжалось ежедневно и как написано выше в течение месяца. От такого физического и морального напряжения сил можно было сойти с ума, но тот, кто водил моей рукой по листам бумаги (написано выше, кто именно — сознание), в один из дней работы над книгой полностью закрыл её от меня. В голове не шевелилось ни единой мысли, полнейший застой. Так продолжалось неделю или дней десять, сейчас точно не могу вспомнить, могу лишь сказать с долей вероятности, что отдых моей голове устроили Они (мой разум), чтобы в ней не закатились «шарики за ролики». Такие многодневные перерывы в написании книги происходили как по расписанию, иногда бездействие длилось месяц и более. Затем сознание вновь водило моей рукой по клавиатуре компьютера. Первоначальный вариант книги был закончен 14 декабря 2005 года. Я облегчённо вздохнул, побездельничал неделю и решил перечитать книгу. Перечитал. Прочитал. Написано отвратительно. Решил отредактировать и редактировал до 9 сентября 2006 г. В октябре 2006 года я с женой покинул город Барнаул и на пять лет переселился в город Яровое. Прибыв в Яровое, вновь перечитал книгу, посмотрел на себя со стороны и сказал: «Не можешь, не берись».

Период жизни в Яровом был полностью застойный, как и следующие семь лет после возвращения в Барнаул. В эти застойные неполные двенадцать лет я очень редко возвращался к книге, отрывал её, писал несколько страниц и закрывал. Не скажу, что полностью забросил литературную деятельность. Нет, этого не было. Писал, фантастику, фэнтези, книгу по танатотерапии, размышлял на философские темы. Написал книгу по веб программированию, баннеростроению, несколько заметок по римской истории. Написал несколько рассказов и стихотворений. С большим напряжением моральных и духовных сил заставлял себя не бросать литературную деятельность. В тот период я формировался как писатель, учился писать.

В конце января 2017 года я как обычно сидел за компьютером и, перелистывая страницы сайтов, просматривал новую информацию. Ничто не отвлекало от чтения. Неожиданно кто-то повёл моей головой, строки поплыли, я закрыл глаза и тряхнул головой.

— Пора браться за книгу, — шепнули Они, и я осознал, что безвозвратно потерял несколько лет жизни. Осознал, что мог полностью погубить весь мой труд, и погубить себя, как писателя.

Открыл эту книгу, прочитал, осмыслил и пришёл к выводу, написана неплохо, но требует доработки. Так строка за строкой книга вновь открылась мне. Открывшись, заставила дополнить новыми фактами, событиями и явлениями, когда-то бывшими в моей жизни, когда-то пережитыми мной, в которых жил, казалось бы, не я, а кто-то далёкий, ушедший в небытие.

Труд тяжёлый и работа предстоит длительная, но…

Писать Буду Пока Буду Жив — ПБПБЖ.

Часть первая. Детство

Свой взгляд на мир не имеют только не рождённые! Автор.

Глава 1. Рождение. Первые шаги

В рождении моём моей заслуги нет!

То есть Природы дар!

Его я должен оправдать!

И ей сполна себя отдать!

Я совершенствовать себя обязан, пока живу!

И не придать меня забвенью никому!

Векам не вычеркнуть моё рожденье!

Бессильны сжечь они мои творенья!

Я жил, творил! Живу и не умру!

Всё познанное мной в себе храню!

Всё созданное мной я ей одной дарю!

Автор.

Предисловие

— Каким был мой предок? Что его интересовало? Чем он жил? О чём думал и мечтал? — возможно, думаешь ты, мой потомок если взял в руки эту книгу. Ответ один. Я и сам не знаю. Единственное, чем могу помочь, это рассказать о себе, а ты уж сам делай вывод. Но прежде говорю:

Не мучай себя мыслями о содеянном относительно человека ушедшего в иной мир. Не кори за своё неуважительное отношение к нему, пока он был жив. Не кори себя в том, что мог сделать, но не сделал для него. Мёртвому это уже не нужно, не нужны ему твои сожаления, а для тебя это уже в прошлом, ушедшее не возвратишь, созданное не исправишь, содеянное не обелишь слезами. Мёртвому — мёртвое, живому — живое! Главное, не отрекайся и не отрывайся от своих корней, помни, кому ты обязан своей жизнью и чти память о них. В старые времена офицер говорил: «Честь имею!» Это значило, что он клянётся своей честью, что никогда и никому не расскажет то, что слышал, то, что поведали ему под честное слово. Офицер, не сдержавший слово чести, изгонялся из офицерского общества, увольнялся из армии и вызывался на дуэль. Особенно это касалось тех офицеров, кто пренебрежительно относился к девушкам и женщинам, кто обманывал их и прелюбодействовал с жёнами своих товарищей по оружию. Эти офицеры, в конце концов, если у них ещё оставалась крупица чести, пускали себе пулю в лоб. Не доводи себя до этого!

Помни, честь превыше всего. Не предавай! Не лги! Не сплетничай! Уважая человека, вызываешь уважение к себе!

Сегодня 3 февраля 2017 года в 21 час 30 минут возвратился к написанию автобиографической повести. Удивительно, в этот день, 12 лет назад я начал писать эту книгу и вот продолжение. Долго же я собирался, но, как говорится, лиха беда — начало, приступил вновь, значит, в этом году закончу её, это уже решено и бесповоротно! В 2005 году я кое-что уже написал, сейчас буду просматривать, исправлять, дополнять и всё будет нормально. Понимаю, написано мало, крупица того, что прожито за 68 лет, но главное начало, остальное приложится.

Планирую написать две книги.

Первая «На восходе лет» будет состоять из трёх книг. Первая книга «Три мира» — детство, отрочество, юность. Вторая книга «Курсанты» — о службе и учёбе в Омском высшем общевойсковом командном Дважды Краснознамённом училище имени Михаила Васильевича Фрунзе. Третья книга «Письма потомкам» — воспоминания о пройденной жизни и наставления будущим поколениям с высоты моих лет.

Вторая «В зените лет» тоже трилогия. Точного названия книгам пока нет, но они о детстве, отрочестве и юности мой жены — Свете, о нашей жизни после окончания мною училища и вновь немного о наших пройденных годах жизни.

Понимаю, работа предстоит тяжёлая, т.к. я не великий писатель и слог мой будет кривой, кроме того, не смогу писать в хронологическом порядке, ибо в период работы буду что-то пропускать, затем, вспоминая, возвращаться к прошедшему, а иногда даже забегать вперёд. А вы, потомки мои, уж как-нибудь соберите всё по времени действий самостоятельно, хотя постараюсь не обременять вас. И ещё, доступ к пониманию времени изложения материала буду указывать датой в начале каждой главы, той, когда открыл её первую страницу, т.е. с 2005 года, а не с 2017, когда возвратился к этой книге.

Вот сейчас сижу за ноутбуком и стучу пальцами по клавиатуре, а в голове совсем другие мысли. Стучу и думаю. Сейчас я здесь и жив. Надо мной потолок, на нём люстра с горящей лампочкой. Вечер. За окном меркнет дневной свет, по небу плывут тёмные облака. Во дворе растут деревья до восьмого этажа и на асфальте ряды разнообразных легковых автомобилей, в основном японских автозаводов. Моей старшей дочери Наталии сейчас сорок лет, Оксане тридцать шесть. Внучкам Лене и Кристине двадцать и двенадцать соответственно, внукам Денису и Артёму по семь лет. А о далёких потомках я вообще не имею понятия. Кто они и кем станут, сие мне не будет ведомо никогда, но они будут, значит, прочитают эту повесть моих временных жизненных лет. Значит, я снова проживу мою жизнь, пусть даже в их сознании. От осознания этого мне становится легче писать, дышать, значит, жить.

Никто из нас не знает, что будет впереди. Никто не знает, кто и кем будут его потомки. Тем более об этом не думают молодые. У молодых и мысли молоды. Кого-то мысли уносят в заоблачные дали, где нет ничего кроме таинственной бесконечности, кто-то мечтает о простом материальном, которое, казалось бы, легко достать, надо лишь протянуть руку, а кто-то не в астрале и не в мечтах. Порой приходится слышать, плыви по течению, довольствуйся тем, что есть. Я с этим не согласен. В моей юности была очень популярна песня: «Мечтать, надо мечтать, детям орлиного племени». Я с этим согласен, но, лишь в лирическом смысле этих слов. Зарывшись в мечты можно потерять реальность. Мыслить, да, но только не мечтать! В мыслях рождаются идеи, а не в мечтах. Мысли можно претворить в жизнь, а, лёжа на диване, достичь желаемого результата невозможно. Надо трудиться и не отрываться от реальности. Мой итог сказанному таков; чтобы не было стыдно перед потомками нужно жить не мечтами, а постоянным трудом над собой.

Вступление. Мои мысли.

После январских морозных дней, когда вновь открыл эту книгу, прошла неделя. Сегодня третье февраля 2005 года, четверг, благо не понедельник, когда, как говорят, всё валится из рук. У меня ничего не валится ни в воскресенье, ни в понедельник, ни в какой-либо другой день, единственная сложность в том, что с трудом заставляю себя садиться за компьютер. Устал от него, но приходится мириться, строчить буковки на клавиатуре не то чтобы легче, чем шариковой ручкой на бумаге, привычнее и слова чёткие, не надо их потом переводить. Помню, когда компьютера не было, писал на бумаге, буквы получались кривые (когда стараюсь, буквы получаются как каллиграфические), потом сидел и вспоминал, что написал (попробуй разберись в каракулях), а всё от того, что когда писал на бумаге, торопился, чтобы не потерять мысль, вот и получаются иероглифы, а не буквы и слова. Сейчас нет смысла писать на бумаге и не только смысла, а и необходимости, так как книги в редакции приходится отправлять в электронном виде, а не стопкой бумаг по почте как в докомпьютерные годы.

Хочу — не хочу, желаю — не желаю, но заставляю открывать Word каждый день, и это благодаря Дюма-старшему, давшему напутствие своему сыну: «Сын, пиши ежедневно, хотя бы одну страницу в день».

Спасибо, Александр, твои слова воспринимаю и на себя! Но вот беда, порой не знаю о чём писать. Не точно выразил свою мысль. Писать знаю о чём, но не знаю, с чего начать. Уткну застывший взгляд на монитор, на красивые буковки написанные вчера и полный застой в голове.

Вот и сейчас, обычная история. Сижу, смотрю на небо сквозь окно, как будто жду чего-то, как будто там, высоко в небесах должны сами по себе плавно струиться строки. Не струятся и не заструятся, в голове они должны рождаться, а не на небосводе.

А за окном зима поёт. Не ворчит и не клокочет, поёт! Пучки солнечных лучей, пробиваясь сквозь голые ветви деревьев, орошают своим сиянием белые сопки сугробов. Тихо, для тех, кто глух, а я слышу звонкие звуки, это солнечные блики, играя на снежном полотне, поют гимн природе, и на сердце становится легко. Мне хочется петь, и я пою, пою внутренним голосом, и моя песня, перекликаясь с песней зимы, поднимает меня над всем будничным, я мысленно воспаряю, и божья благодать разливается в душе. В небесной дали я сливаюсь с солнцем и мысли, о, чудо! беспрерывными строками потекли в сознании моём!

Они пришли!

Не сон ли всё это? Действительно ли Их мысли — мои мысли? Вывод напрашивался один. Да! Я мыслю, значит, это мои мысли, а не чудиков, которых изобрёл в фэнтези.

Они как бурный весенний поток ворвались в меня и стали ложиться в вордовский файл.

Я вспоминал.

В старой части города — на краю обрыва полого спускающегося к рукотворной заводи Оби, там, где и поныне стоит и работает элеватор, зимой после школьных занятий собиралась галдящая ребятня. Цель нашествия ребятни на обрыв была одна — лихой спуск на лыжах. Шум, гам, возня в пышном идеально белом снегу, поглощаемого горстями, доставляли нам неописуемую радость. Мороз не ощущали, он был и не был одновременно! Превращая наши пальтишки в стоящие льдины, мы не чувствовали холода. С наших раскрасневшихся лиц валил густой пар, как из котла паровоза, возможно, он и согревал нас. Но, как бы то ни было, он, или наш ребячий задор согревали нас, холод мы не чувствовали, хотя морозы были сильные, не то, что в нынешнее время. За всю зиму ртутный столбик не поднимался выше двадцати пяти градусов ниже нуля.

Под вечер, вспоминая, кто, где и как упал, со смехом и раскрасневшимися лицами мы шли домой, звеня колом стоящими пальтишками и мохнатыми в мелких ледяных иглах рукавицами. Впечатлений хватало до следующего дня, а если день выпадал на воскресенье, то и на всю неделю.

В один из таких дней, скатившись вниз, я с лыжами в руках вновь вскарабкался на вершину яра и почти головой упёрся в ноги человека. Приподняв голову, я увидел стройного молодого мужчину, одиноко стоящего на краю обрыва.

— Лихо гоняешь! — проговорил он и пристально посмотрел в мои глаза.

Я промолчал, не отводя взгляда от его вдруг улыбнувшихся глаз.

Выждав полминуты, мужчина сбросил с глаз улыбку, сунул руку в карман и, вынув из него конфету, протянул её мне. Яркая и красочная обёртка никогда невиданной большой конфеты ослепила меня.

Помня наставление матери, «не брать никогда и ничего из рук незнакомых людей», я отказался от сладости, хотя очень хотел ту конфету в сказочно красивой обёртке.

После моего категоричного отказа, мужчина приятно улыбнулся и, подхватив меня за руки, помог подняться на косогор.

— Спасибо, — сказал я и, установив лыжи на снегу, просунул в их петли ноги в чёрных валенках. Закончив привычный процесс и оторвав взгляд от лыж, я посмотрел в сторону, где минуту назад стоял мужчина. Его рядом со мной уже не было.

Спускаясь вниз, я не жалел о своём решении отказаться от конфеты, я даже мысленно хвалил себя за того, что хватило сил не взять её.

Что отвлекло меня от спуска, сейчас не могу вспомнить, но ясно вижу, как мои лыжи вдруг внезапно переплелись. Я упал и, взрыхляя руками снег, выбил из него большой кулёк из серой бумаги. И хотя бумага была плотная и абсолютно сухая, под напором моих рук она лопнула и из кулька разноцветными брызгами посыпались конфеты. Конфеты были простенькие — фруктово-ягодная карамель, но в тот момент они показались мне намного слаще, чем конфета предлагаемая мужчиной. Моему изумлению не было предела.

— Кто выронил конфеты? — крикнул я, но все, кто был в это время на всём обозримом мною пространстве, промолчали.

Поделившись находкой со всей ребятнёй, я продолжил катание.

Пятое августа 1948 год

— Четвёртое августа, — с улыбкой на припухлых губах проговорила Зоя и облегчённо вздохнула.

— Мальчик у тебя, мамочка, и уже пятое августа, пять минут первого, — взглянув на круглые настенные часы, ответила акушерка и через несколько минут после определения всех параметров добавила, — крупный мальчик, 4400 и рост 56 сантиметров. Богатырь!

— Хорошо, если бы ещё был спокойный, — подумала Зоя, вспомнив своего первенца Юрия, доставившего ей немало хлопот своим беспокойным характером.

Юра пока не стал ходить, уж очень был капризный, спал плохо, часто и долго кричал, ел много, но вес набирал плохо, и подгузники часто приходилось менять. Слегка мокрый, сразу в крик. Собственно, зря Зоя так думала, хлопот он доставлял не только ей, но и свекрови. Даже по ночам чаще подходила к ребёнку свекровь, нежели она. Но и Зою можно было понять, почти сразу после первых родов вышла на работу, на одну мужнину зарплату, ноги, конечно, не протянешь, но и сыт не будешь, не говоря уже о том, что надо и в дом и на себя. В военное лихолетье работала в госпитале, потом в заводской больнице через день с утра до вечера, затем в поликлинике станкостроительного сутками дежурным фельдшером.

Свекровь жила с ней в одном доме, помогала растить Юрия, родная мать сразу после родов дочери сказала: «Растить внука не буду, вышла замуж, справляйся сама, а у меня и без того хлопот полон рот». Отказала, и её можно было понять, кроме мужа и взрослого, но одинокого сына, две коровы, куры, огород. Всех надо накормить, напоить, печь в пять утра затопить, пироги настряпать, за стол мужа и сына усадить, на работу проводить. Потом ежедневная рутина и так каждый день.

Феодосии Фёдоровне у сына жилось хорошо, без особых забот, разве что курочек надо было покормить, да обед приготовить, вот и все дела, а с Юрой, пока был в люльке, вообще хлопот не имела, из бутылочки покормит и подгузник раза три поменяет. Хорошо жилось. Юра подрос, в ясли, затем в детский сад пристроили. Вот тогда купила домик в Кармацком, цыплят и козу купила, появились в доме яйца и молоко. Зимой мясо. Огород при доме, в нём малина, смородина, весной картошку посадит, огурцы и помидоры, вот и запасы до нового урожая, — соления, варенье. Лес на окраине деревни, а там ягод разных тьма тьмущая, брусника, ежевика, земляника, калина, рябина, а в охотку можно собрать и ароматной лесной малины и смородины, этого добра целые заросли, вот к зиме уже и мочёная брусника, и пареная калина и настойки от хворей. По берегу реки растёт маслянистая облепиха, она хороша от болезней горла и желудка. Всего вдосталь в лесу, бери дары природы, не ленись, сыт всегда будешь. Грузди и лисички солила в кадке, дети часто навещали мать, всем был припасён гостинец от леса и огорода, но не за гостинцами приезжали к матери дети, главное помочь по хозяйству, огород вскопать, картошку посадить, дом подправить, крышу починить. Слабая женщина разве управится одна с хозяйством, а дети заботливые, одна их растила, шестерых. Мужа, крепкого хозяйственного мужчину, единственного кузнеца на всю округу убили красные партизаны. Сожгли в его же кузне за то, что подковал лошадей колчаковских. Белые заплатили за работу деньгами, красные, после того как он подковал их лошадей, смертью. Одному богу известно как она вынесла всё это. Младшему сыну было несколько месяцев, Василию 2 года, самой старшей дочери Ирине десять лет. Маленькая, хрупкая женщина, а сил на всё хватило. В роду Баевых все такие, жилистые и хозяйственные. У её брата на Кораблике, что рядом с посёлком Ильича хата пятистенок, двор под навесом, две коровы, две лошади, бараны дюжина, а куры, утки и гуси вне счёта. Зажиточный хозяин. Жил и не знал, что надвигаются суровые времена, хрущёвской «оттепели», когда пойдут по деревням, как в двадцатые года, красные агитаторы. Сначала просто агитировали, чтобы отдали скот государству, а потом стали отбирать, оставив на семью одну корову. Киря Баев родственник его, да что толку, не помогло родство с героем гражданской войны. Геройский был юноша. Погиб в 16 лет. Жить бы да жить, ан нет, година такая выпала на его долю. За что только жизнь отдал. Видать за то, чтобы родственников его в светлом будущем обобрали до нитки, чтобы грабила его родную землю всякая…

Беременность Зоя перенесла легко, легко и без осложнений родила своего второго сына.

Уже в послеродовой палате, отдохнув от родов, она мысленно прошла весь путь от своего рождения до сегодняшнего дня, 5 августа 1948 года.

Болела часто, ещё в детские годы врачи определили, что у девочки слабое сердце, родителям рекомендовали не утруждать Зою физически, но по своей внутренней структуре родилась она активной, не могла долго усидеть на одном месте. Бойкая была и подвижная. Не отставала в играх от соседских мальчиков, а среди девочек была заводилой. На забор или крышу сарая первая, в драку с мальчишками первая. Если что не по ней сразу в бой с кулаками, а зимой ещё и валенок был её оружием. Снимет его с ноги и давай понужать им обидчиков. Красивая была девочка, а мальчишки они что, заигрывали неумело, порой грубо, вот и доставалось им от Зои. Не принимала она их грубые ухаживания, вот и лупила тем, что под руку попадётся. А мальчишки, что? Терпели, в драку не ввязывались и не жаловались никому, но синяки на теле и под глазами сами говорили обо всём. Выпытывали у них родители, что да как, а потом шли к Зоиной матери и жаловались на неё. «Вы уж приструните свою Зою, — говорили они Катерине Фёдоровне, матери Зоиной, — забила всех мальчишек. Ну, прям разбойница, а не девочка!» Ремнём родители не наказывали дочь, жалели, сердечко больное, ограничивались внушением, но характер у Зои был вспыльчивый, не доходили до её сознания слова матери и отца, всё повторялось.

В посёлке никто из сверстников не мог тягаться с ней и в заплыве через реку. Обь до середины двадцатого века было величественна, в черте посёлка ширина её более километра. Переплывала её безбоязненно, ни один мальчишка не рисковал с заплывом через реку, да и не каждый взрослый мужчина мог похвастаться тем, что переплывал Обь. А Зое хоть бы что, если на реку, то только с заплывом до середины и обратно или на другой берег полюбоваться жёлтыми полевыми саранками. Бурная была река, с норовом, с водоворотами и сильным течением на противоположном крутом берегу, но Зоя знала, куда надо плыть. Да, и как не знать, если родилась и жила на берегу Оби, если с каждой поездкой за реку на большой деревянной лодке, где отец за вёслами, внимательно изучала все её повадки. Знала все её водовороты и быстрины у крутых берегов.

А однажды пригнула с крыши соседского сарая и угодила прямо в навозную кучу до самых колен, а навоз там уже год прел, горел внутри, температура горения высокая. Благо не в центр кучи угодила, а на край, но и этого хватило, чтобы сжечь ноги. Вскрикнула Зоя от боли, выскочила из кучи и бегом домой. Месяц пролежала в постели с забинтованными ногами, а потом опять взялась за старое, заборы, крыша, бег и прыжки.

Екатерина Фёдоровна в заботах о доме, муж её Иван Михайлович на работе, а в магазин надо, хлеб или соль купить, сахар или муку, да, мало ли ещё, какие продукты нужны, а времени в обрез, надо обед приготовить, в доме порядок навести, скотину накормить, много работы. Здесь Зоя помощница.

Лёжа в кровати Зоя улыбнулась.

— Я дочь партизана! Пустите меня без очереди! — громко в магазине кричала она и покупала продукты без очереди. Ребёнок и есть ребёнок, ну, кто из взрослых будет перечить, хотя в той очереди были и матери и жёны партизанов.

Узнала мать о такой выходке дочери, перестала посылать её в магазин, эту обязанность возложила на старшую дочь Валентину, а та сама скромность, час в очереди простоит и никому не пожалуется на усталость. С тех пор так и повелось, и до самой старости как Валентининой, так и матери. В одном дворе жили до старости Екатерина Фёдоровна с мужем (дедом моим) и дочь её Валентина с семьёй. Валя пойдёт в магазин, по пути и матери купит продукты.

Зоя как вышла замуж за Василия, сразу сказала родителям: «Жить будем отдельно от вас». Родители отговаривать не стали, знали характер младшей дочери, своенравная и своевольная в детстве, женщиной стала волевой. Родители помогли купить дом в ста метрах от своего, так и жили, и врозь и вместе. В этот дом принесла из роддома первенца, в этот дом принесла и младшенького. В этом маленьком доме навела уют. В этом доме всегда было светло.

Не богато жила Зоя с мужем и детьми, за богатством не гналась, да, и какое могло быть богатство в то далёкое послевоенное время. Сыты, этим рады и счастливы. Обед состоял как бы из трёх блюд. На первое наваристый борщ или суп, на второе мясо из супа, на третье кисель из ежевики или облепихи, благо ягод этих было за рекой вдосталь. Было на столе и молоко, и масло, и творог, как-никак у матери две коровы. Пока не отобрал Никита Хрущёв у Екатерины Фёдоровны одну, на все три семьи хватало молочных продуктов. Молоко, масло, творог всегда были на столе. Помню, испечёт бабушка блины, на стол их поставит, а рядом большую тарелку с горячим маслом. Свернёшь блинчик в рулончик и в масло его, в масло, а потом в рот. Масло с губ и на бороду. Сидят все едоки за столом и у всех бороды как на солнышке искрятся. С тех пор много лет прошло, а как вспомню, говорю Свете: «Хочу масло по бороде». Улыбнётся жена, понимает о чём говорю и через час блины и масло на столе. Вкусно, но всё же не то, нет того детского привкуса, а всё от того, что и масло уже другое, не то, что было в моём детстве, бабушкино, из под своей коровки, с добавками оно ныне, с химическими.

Хорошо в деревне, а посёлок Ильича он и есть деревня, дом свой и огород при нём, только в поле колхозное идти не надо, нет поля, река и косогор, и завод кожевенный. На завод идёт работать местный люд и в город, а так, всё как в деревне. Огородом и рекой жили. В огороде овощи, в реке рыба, за рекой травы и ягоды.

Все мужчины в моей большой семье были заядлыми рыбаками. Дедушка — Иван Михайлович мастак ловить килограммовых карасей, отец и дядя Петя — муж Валентины, сестры моей матери, были удачливыми рыбаками в поимке трёх и более килограммовых щук, осётров и стерляди. Поэтому кроме супа куриного или борща на столе всегда была жареная рыба и часто стерляжья уха. Чёрную икру солили кадушками, но в пищу употребляли редко, в охотку, да под пиво, в основном её жарили на большой сковороде. Стерляжья уха, царская уха, наваристая, с жёлтыми кружками жира на поверхности бульона, но за рекой она особо вкусна, когда приготовлена на костре и вода не из колодца, а из реки. Уху в ведре варят мужчины, женщины к этому таинству не допускаются, их дело расстелить на траве полотно, нарезать хлеб, помидоры, огурцы, варёную картошку, разложить перья зелёного лука, яйца варёные и всмятку, тарелки и деревянные ложки. Уха готова, теперь к ней можно допустить и женщин, они разливают её по тарелкам и подают к столу. Варёная стерлядь расположилась по-царски в большом блюде в центре стола. Все берут столько, сколько хотят, но берут одну, две рыбки, приелась, а вот добавку ушицы просят все. Уж очень она аппетитная, ароматная, пахнет дымком и рекой. За столом на траве вся большая семья, большего счастья и не надо. Мужчины после обеда на открытом воздухе беседуют и покуривают табачок, женщины собирают ягоды, щавель и польской лук, а ребятня бегает по полю или купается в тёплой воде. Все счастливы. Над головой мирное небе и войны уже нет пять лет. В марте умер Сталин, но о нём не вспоминают. Достаточно горя, нахлебались его. Хочется просто жить и растить детей!

За моими плечами 68 прожитых лет, но в памяти до сих пор жив маленький домик, в котором я сделал первые шаги. И хотя того дома давно уже нет, как и всего посёлка Ильича с его кожевенным заводом, память упорно отказывается верить в это. Поехать бы, посмотреть, нет, не хочу, зачем тревожить светлое прошлое, в котором я — шестилетний мальчуган и рядом со мной мои дорогие мать, отец, и брат. И они живы. Не хочу смотреть на поросшие бурьяном пустые улицы, развалины сгнивших домов и родники, бьющие с горбатой спины осыпающегося косогора.

На седьмой день после выписки из роддома родители дали мне имя, Виктор, что подтверждено свидетельством о рождении выданном бюро ЗАГС Октябрьского района города Барнаула 12 августа 1948 года. А на двадцать восьмой день мать вышла на работу.

Из окна маленькой прихожей дома моего детства вижу длинное одноэтажное здание, это заводская больница, здесь работает моя мама. Отсюда она каждые три часа приходит домой и кормит меня. Исполнился год, и меня определили в ясли, посещал их не долго, часто болел, и родители отказались от этой бесплатной государственной помощи, лишь в три года отдали в детский сад. Ясли помню плохо, перед глазами только само здание на вершине косогора, а вот детский сад до сих пор в моей памяти. Помню игры, особенно любил прятки, когда воспитательница прижимала меня к себе, а потом я искал своих товарищей по группе. Я наслаждался её приятным запахом, мне хотелось влиться в него и быть в нём всегда. Воспитательницей была молодая девушка лет двадцати, вероятно в этом возрасте все девушки источают сладостный аромат, от которого не мог устоять даже я, мальчонка трёх лет. Мне нравился запах её рук, спокойный голос и красивые голубые глаза, но запах мамы, конечно, был слаще и глаза у мамы были красивее, а голос, как звонкая песнь серебряного колокольчика.

Более шестидесяти лет прошло с той поры, а поселковую больницу помню отчётливо даже сейчас. Серенькое, неприглядное было здание, но с приходом в неё молодого двадцати трёх летнего главного врача она приобрела праздничный вид. Летом вокруг больницы выросли клумбы с красивыми цветами, а территорию её стал окружать низенький зелёный заборчик из штакетника. Оконные рамы и двери засияли под слоем свежей краски, пол в коридоре больницы и в палатах засверкал как ёлочные игрушки. Больница стала гордостью посёлка, а её главный врач получил заслуженное уважение всех его жителей. Главным врачом была молодая женщина 1927 года рождения — Зоя Фёдоровна Григорьева. Моя мать и она стали подругами на всю жизнь. А я помню Зою Фёдоровну с момента как помню себя и до самой её смерти. Я рос и взрослел на её глазах, и она взрослела и старела вместе со мной. К сожалению, проводить её в последний путь я не смог, её дети — сын и дочь не сообщили мне о её смерти. Известие о её кончине я получил через месяц от своего родного дяди Толи. Сейчас я часто вспоминаю эту замечательную женщину, выросшую без родителей в детском доме, но ставшей прекрасным человеком и чутким врачом. А какие она писала изумительные стихи, не шедевр, но от души. Её постоянно приглашали на все городские и районные мероприятия, дарили подарки и вручали грамоты, а она читала свои стихи. Общественница до самой смерти, которую никогда не ждала и о которой никогда не думала. Она жила активной жизнью до своих последних дней.

В той больнице трёхлетним мальчонком как-то пришлось полежать и мне. Зоя Фёдоровна постоянно навещала меня, успокаивала, когда мне было грустно, а грустно мне было весь тот больничный период. Проснувшись, я подходил к подоконнику и смотрел на свой дом, надеясь увидеть маму или отца, но они были на работе и приходили ко мне лишь вечером, поэтому единственным моим утешителем была Зоя Фёдоровна.

Со слов матери знаю, родился крепышом, а рос плохо. Худеньким был. Помню, ровесники дразнили Кощеем Бессмертным. Тогда мне было обидно это слышать, сейчас я бы с удовольствием стал бессмертным, но не долго, лет до ста, не больше.

Вот по этой причине, своей худобе, я лежал в больнице. Родители хотели выяснить, почему я плохо набираю вес и отстою в росте от своих сверстников. Что они выяснили, не знаю, но поправляться стал. Не стал богатырём, каким мне предрекала быть акушерка, но и не стал пузаном, какими сейчас являются мои сверстники. Я поджар, активен, мой шаг широк и быстр, ум ясен и чист. Если бы был пышкой в детстве, то уж точно неповоротливой глыбой сала сейчас. Слышал, чтобы похудеть, модницы и пышки моего времени специально заносят в свой организм паразитов. Если увидите, что какая-либо модница елозит на стуле, знайте, у неё под хвостом шлея в виде паразита.