Месяц до Армагеддона

Месяц до Армагеддона

Из забывших меня можно составить город.

<…> Теперь мне сорок.

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность.

И. Бродский

«Сегодня, 1 ноября, температура на семь градусов превысит климатическую норму, осадков не ожидается, но гарантирован штормовой ветер», — сообщил радостный голос по радио. Зазвучала старая, плохая и почему-то очень любимая караошниками песня, похожая на поток укуренного сознания. Денис Мышкин посмотрел в окно. Дождь лил, как в кино, когда просто направляют в камеру струю воды из поливальной машины, не сильно заботясь о том, насколько правдоподобно это выглядит. При сильном ветре от такого дождя не спасут ни зонтики, ни капюшоны.

— Всё-таки есть плюсы и в безработице! — Мыш постарался найти в ситуации позитив.

О том, что на декабрь намечен всесветный апокалипсис, Мыш узнал еще на Новый год, под бой курантов, и тогда же решил, что обязательно успеет реализоваться в профессии, осуществит свою мечту увидеть океан и, конечно, найдет свою вторую половинку. Впрочем, всё это следовало бы сделать и так, без апокалипсиса, — все-таки сорок лет, не шутка, однако приближающийся к Земле астероид стимулировал. Подыхать в одиночестве не хотелось. Но вместо осуществления всех этих радужных планов произошла шумная и матерная ссора с директором, который выгнал его без выходного пособия, как шелудивого пса, а без постоянной работы, понятное дело, ни моря-океаны, ни вторые половинки в руки не идут.

Началось с кризиса и так называемой оптимизации расходов, которая тупо вылилась в сокращение штата. И тогда Мышкин сказал боссу при свидетелях, что в Японии не начинают с увольнения рядовых сотрудников — япошки считают, что не бывает плохих солдат, бывают лишь плохие генералы. Когда компания оказывается в анусе, первый, кому урезают зарплату, — её президент. Если ситуация еще ухудшится, он уходит в отставку. Босс не был виртуозом риторики и ответил грубо. Ну, и Дэн тоже молчать не стал, после чего пришлось узнать на собственном опыте, что такое центр занятости.

Мыш попробовал было обратиться к старым друзьям насчет вакансии, но те, кто еще вчера был готов пойти ради дружбы в огонь и воду, вдруг как-то все разом сделались домовитыми и необщительными куркулями, а из вакансий могли предложить лишь должность курьера или водителя. Если же учесть, что о разносторонних талантах и обширной эрудиции Дэна они были осведомлены, то выглядело это как минимум оскорбительно. Обидевшись на весь свет, Мышкин заделался надомником — тем самым, который со временем забывает, как бриться и пользоваться столовыми приборами, и чья работа считается концом всякой карьеры. Интернет дал не только хлеб, но новый круг общения, и Дэн махнул рукой: «Какая разница? — логично подумал он. — Если Армагеддон в декабре, не всё ли равно, кем я буду оставшиеся полгода?»

С тем фактом, что из списка пришлось вычеркнуть две большие мечты, заставило смириться интересное знакомство в соцсети. Началось с комментов к фильму про любовь и нелюбовь. В других обстоятельствах Мыш его просто не посмотрел бы, но в этот раз «друг» не пригласил его на День рожденья с любопытным объяснением:

— У меня и так 16 человек гостей, очень важных людей, один из которых — босс, которого ты послал в известное место. Я подумал, что если еще и тебя приглашать… Короче, табуреток не хватит. Ты же не обидишься?

В самом деле, человек, от которого отвернулась удача, не должен на это обижаться — дружить с ним опасно, невезение заразно. Толстой говорил, что когда тебя предали — это всё равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже не получится. Мышкин завидовал Толстому: тот хотя бы прощать умел, а у Дэна от обиды всё кипело внутри:

— Двадцать пять лет ты спотыкался, а я тебя поднимал. Но когда я споткнулся, ты отошел в сторонку, чтобы подождать, когда я поднимусь сам, снова стану сильным и целеустремленным, снова стану тебе полезен, — такие слова Мыш проговаривал в уме, надеясь высказать их так называемому лучшему другу, но тут же и понимал, что никогда этого не скажет — для него это было то же самое, что прилюдно плакать. Не раз случалось, что ему не давал покоя поступок, которого не совершил, а надо было. Жгли невысказанные слова. Но он никогда не выяснял отношения, даже с женщинами, что уж говорить про оказавшегося крысой мужика. Надо просто плюнуть и забыть о нем. Но похожая на медвежий капкан память Дэна никогда ничего не отпускала, а потому он напился в зюзю и с удовольствием посмотрел отличный сериал. Так что он был в теме и ему было что обсуждать в женском сообществе «ВК».

— Муж, который убивает драконов, когда его жена не удовлетворена физически, заслуживает и рогов, и два раза по сопатке, — писала с соблюдением всех знаков препинания некая Крыся с удачной фоткой на аватарке, где она нежно прижимала к себе кота.

«Я бы с такой замутил! — подумал Мыш. — Опечатка, наверное. Надо — Кыся. На котов расточают свою любовь те, у кого ее в избытке».

— Партнер должен быть один — первый и он же последний, — отвечала ей юная максималистка с мультяшным лицом.

— Да что вы говорите! То есть если вам попалась обувь с торчащим гвоздем, надо носить ее до самой смерти, а поменять — грех!

Мыш, по разным причинам не прижившийся у трех жен, очень хорошо понимал, что она имеет в виду, и вступил в дискуссию. Кто-то с ДиКаприо на аватаре заговорил о том, что мужики так любят убивать виртуальных драконов потому, что в реальной жизни не в состоянии прикончить даже курицу. И, кстати, для баб это совсем не проблема.

— Да! — не стала стыдливо сворачивать дискуссию девушка с котиком. — Женщина, хотя бы раз делавшая аборт, убьет кого угодно — хоть курицу, хоть мужа — после этого никого не жалко. Даже себя. И то, что подобные решения женщины, как правило, принимают самостоятельно, тоже не делают чести современным рыцарям, которые в сети обсуждают, сколько они злодеев победили и королевств завоевали. Особенно печально то, что некоторые девушки всерьез вверяют себя этим инфантильным недоумкам, искренне полагая, что он — поддержка и опора.

Позже на «Гомофобе» они поговорили о либеральных ценностях: «Содомия — мерило демократии! Организация тех, кто любит сзади, уму непостижимо! Это как организовать сообщество тех, кто занимается любовью, не снимая носков, — да кому какое дело?! Разве это то, о чем следует говорить в приличной компании?» Троллям она неизменно вежливо отвечала: «Ваша манера ведения дискуссии контрпродуктивна. Вместо аргументов вы используете оскорбления», чем вводила их в долгий ступор. Но больше всего ему понравился ее пост на злободневную тему: «Судить об исламе по радикалам все равно, что судить о православии по черносотенцам, а о западном христианстве — по фашистам».

Еще будучи примерным офисным работником, Мыш прочел статью об избыточной квалификации — Крыся-Кыся являла собой ярчайший пример этого феномена. Видимо, в работе (если она работала) ее знания, логический аппарат и огромный словарный запас не были задействованы, и она от этого страдала. Она искала в сети собеседника, а ей отвечали смайликами и лайками, отчего она страдала еще больше — и Мыш решил стать для нее этим собеседником.

Всё лето он проторчал за компьютером, не выезжая не только на море, что вполне объяснимо, но и в ближайшее Подмосковье. Когда Крыся начала ему сниться, они пересеклись на форуме «Как хорошо мы плохо жили в СССР», и по тому, как она была осведомлена о реалиях советской действительности, сделал вывод, что девушка должна быть несколько старше, чем это видно на аватарке. Открытие повергло его в глубокую фрустрацию, и некоторое время он снова пребывал в «активном поиске», однако, случайно попав на обсуждение музыкального конкурса, снова зацепился с ней языками.

«Прошлогодняя победительница — она как магнитофон, очень технично, очень хорошо, но мне этого недостаточно. Я люблю, когда поют с душой!» — писала уже другая максималистка, вовсе без лица, с одним только пейзажем, а девушка с котиком и советским прошлым ей отвечала:

«Только злобные и завистливые бездари могут говорить такое о финалисте (любом финалисте, даже не победившем!) Голоса. Так и в школе про хороших учеников плохие говорили: „За что им пятерки? Им же просто легко всё дается, а я вот, например, делаю всё с душой, а мне всего лишь трояк!“ Рожденные ползать любят учить летать. Это похоже на то, как художники-примитивисты противопоставляют себя старым мастерам: мол, там всё техника, мастерство, а у нас-то, блин, душа! Можно подумать, Рафаэль и Леонардо писали без души».

Мыш, знающий всё это по себе ­ (в школе уроки не делал, в классе со слуха запоминал, а кругом все завидовали), в очередной раз вклинился в разговор, оттеснил девушку без лица и проторчал в чате до глубокой ночи. Осознав, что ему интересно общаться с Крысей вне зависимости от того, сколько этой особе лет, он заглянул на ее личную страничку, узнал, что она тоже москвичка, и прочел следующее:

Когда ты счастлив, не хвались,

Столь хрупкий дар сохранней будет

Без всяких лайков. Берегись —

Любое чудо зависть губит.

Несчастен ты — не голоси,

Как потерпевший. Всё не вечно!

У Бога милости проси,

И боль не будет бесконечной.

Чтобы соответствовать, разместил у себя на стене чужое, ворованное здесь же, в сообществе:

Словно два магнита

жопа и кровать,

трудно от кровати

жопу оторвать, —

и попросился в друзья. Она приняла. Приближалась самая красивая пора золотой осени, и Мыш уже надеялся пригласить ее на свидание, когда у него совершенно трагическим образом украли ноутбук.

— Вот, б***, никогда не жили по-европейски, и не х** начинать! Дома надо работать за компьютером, а не в кафешках! — отчитывал он сам себя, понимая бессмысленность сетований — это было всё равно что бить кулаками мебель, о которую ударился.

Вместе с этой потерей автоматически произошла и потеря всех контактов. Попытка войти «ВК» со стационарного компа ни к чему не привела — пароль был сохранен только в лэптопе, Мыш даже примерно не помнил, из каких букв он состоит, имя было выдуманное — стыдно сказать, — Бэтмен, с киногероем на аватарке! Довыпендривался! Случилось полное и катастрофическое обнуление всего, даже скудного заработка. Зарегистрироваться заново под тем же ником невозможно — правила! Обращение к давнему знакомому программисту ничего не дало: тот лишь вяло отбрехивался, ссылаясь на тотальную занятость, вместо того, чтобы помочь. Да и что он мог сделать? Хакнуть «ВК»? А смысл?

Недели три Мышкин пил и смотрел сериалы. Компанию ему составил Гарик, такой же надомник, с которым он сотрудничал в сети, но вовремя успел вывести знакомство за пределы интернета. В молодые годы Гарик ответил на грубость, его ударили, он ударил в ответ и сел за превышение самообороны. После отсидки эмигрировал в Израиль, пожил в кибуце, вернулся горячим русским патриотом. В этом году, уже будучи очень солидным человеком, отцом семейства, стал рецидивистом — отсидел трое суток за нарушение ПДД, чтобы не лишаться водительских прав на год. К ситуации он относился с юмором, всегда говорил, что у него черный пояс по сарказму и цитировал Харпера Ли: «Жизнь еще продолжается, но судьба уже закончилась».

Пили под телевизор, ругая пиндосов, майдаунов и либерастов. По ходу пьянки выяснили, что вундеркинда Дениску и полиглота Гарика в 1985 году поощрили путевкой в «Артек», и они жарились на солнышке одновременно, хотя и были в разных отрядах. Желтенького парня из Вьетнама и шоколадненького с Кубы знали оба — они отлично в шахматы играли.

— За интернационал!

— За Коминтерн!

— Страна рождения определяет менталитет: в Израиле наши евреи не приживаются, они по менталитету более русские, чем евреи. Тебе ведь, к примеру, все равно, какой национальности Шойгу?

— Он русский!

— Правильно! Все, кто любит Россию, вправе называться русскими. Нас такими сделало советское воспитание.

— Вон то заднеприводное чмо, — с экрана развлекал весь мир украинский политик, — тоже получило советское воспитание.

— Не путай советское воспитание с отсутствием воспитания! — и они наливали по следующей, после чего неизбежно соскальзывали в философию.

­– Весь этот базар по поводу того, что человек — сам кузнец своего счастья — безбожная теория, создающая иллюзию власти над собственной судьбой. Всё это — похмельный бред. Потому что все мы в руке Божьей, — говорил Гарик. — Или что же получается, я краснодипломник, сам себе сковал две судимости?

— Согласен, — бубнил Мышкин, который привык за последнее время изъясняться лайками и с трудом от этого отвыкал. — Я тоже в этом году собирался ковать свое счастье. Лучше бы и не знал ни про какой астероид, бляха муха! Много знания, много печали, как говорил Соломон, или, если по-нашему, больше знаешь — крепче пьёшь.

Протрезвел Бэтмен, когда кончились деньги, чтобы заняться продажей машины, ржавеющей на газоне под окнами, — надо было на что-то жить. В очередной раз он выглядел перед женщиной полным мудаком и ничего не мог с этим поделать. Подумать только, попросился в друзья и сгинул! Она, наверное, думает, что все мужики — козлы… Впрочем, она так думала и до знакомства с неким Бэтменом, возможно, ей вообще пофиг.

Пока стена дождя за окном сменилась мелкой моросью, Мышкин успел подвести итоги десяти прошедших месяцев этого во всех смыслах очень важного года. Итак, месяц потрачен на конфликт с дубинноголовым боссом: попробуй что-нибудь доказать абсолютно безграмотному человеку, уверенному в своей правоте. Еще месяц на поиски работы. Потом полгода ушло на подкаты к Кысе, которая, теперь это можно сказать с полной уверенностью, потеряна. Ну, и месяц на запой, куда ж без этого. Остался всего месяц. Темпы общения в сети не годятся, надо выходить в оффлайн. Как говорится, удача улыбается смелым… А потом долго ржет над ними!

Мыш принял душ, побрился и с подергивающимся глазом пошел в ближайший бар.

***

Ненавистных караошников с их неизменной «рюмкой водки на столе» не было. В уголке щебетали симпатичные молодые девушки, но Олег не знал, о чем говорить с людьми девяностых годов рождения ­– поискал глазами кого-нибудь постарше. За барной стойкой светился прикрученный намертво телевизор. Поскольку вечер был не футбольный, шел сериал про Екатерину II, с участием звезд и дорогими декорациями. Перед теликом одинокая дама с мохито вполголоса материлась; высокий табурет давал ей возможность продемонстрировать красивую линию бедра. Бармен одобрительно кивал, клиентка вдохновенно продолжала:

— Год назад уже сняли точно такую же хрень! Одни и те же мизансцены, те же ляпы, одинаково расставлены акценты, даже отрезок времени взят тот же самый — до коронации. Вроде как после воцарения и неинтересно: подумаешь, пятьдесят любовников! Обидно за хороших артистов, замаравшихся в этой халтуре. Но!.. — она подняла вверх наманикюренный пальчик, — Всё становится ясно, как только мы вспомним голливудскую продукцию 1990 года «Екатерина молодая» — всё взято оттуда. Про другой период надо книжки читать, материалы собирать, а это так скучно! Вот, к примеру, восшествие на престол Елизаветы Петровны, незаконнорожденной, оттесненной от трона — до сих пор не экранизированная захватывающая история, но чтобы ее снять, надо перелопатить горы материала.

Дама была приятной наружности, в марафете и в той степени опьянения, когда знакомство может быть продуктивным. Мыш, поставивший себе целью во что бы то ни стало найти ту, что не только скрасит оставшееся до Армагеддона время, но и сможет поддержать разговор, решил вмешаться в ее монолог:

— Наши «творцы» подождут, пока про Елизавету снимут на Западе, а потом уж начнут работать над своей версией по готовым лекалам — так ведь намного проще.

— Су-у-ки! — согласно закивала дама. — Я на днях видела фильм «Дуэль. Пушкин ­– Лермонтов». История в сослагательном наклонении. Снят плохонько, с минимальными затратами, но сценарий на пять баллов. Люди работали над историей, писали правдоподобные диалоги, правдоподобную версию, в которую хочется верить, даже стихи. Вот во что следовало бы вложить средства, привлечь звездный состав — в оригинальный сюжет, а не во вторсырьё. Но никто не хочет торить тропку, все хотят идти по протоптанной.

— Когда у красивой женщины есть еще и мозги, она представляет собой проблему, — закинул первую удочку Дэн и заказал им обоим еще по мохито.

Дама нецензурно улыбалась в ответ, но коктейль взяла и продолжила поносить Первый канал:

— Вы представляете, они меня забанили! Внесли в черный список! Чтобы удалить из контента экстремистскую информацию, нужно постановление суда, на это уходит около трех недель. А чтобы забанить человека, который не матерится в пабликах (я там не материлась, честно!), не разжигает национальную рознь, но умеет изъясняться без смайликов и упрекает Первый канал в пропаганде пошлости, ничего этого не нужно — ррраз и всё!.. Как я понимаю Сократа!.. — и дама пустилась в пространные рассуждения о том, что интеллект в нашем обществе не только не востребован, но и подвергается остракизму. Мышкин, уволенный как раз по этой причине, очень хорошо ее понимал:

— Только убогий мыслью либерал может думать, что у нас есть свобода слова или какая-либо другая свобода, — грустно поделился Мыш, но про себя отметил, что эта особа говорит и думает примерно то же, что и он сам. Праздник — это когда то, что понимал только ты, оценил кто-то еще, а потому — ради праздника! — было заказано еще по одному зеленому напитку. Однако после многих сказанных слов, когда он предложил продолжить вечер у него, дама неожиданно встала на дыбы.

— Неужели я так херово выгляжу, что вы сразу же предположили, будто мне не с кем скоротать вечерок?! — ехидно и на удивление трезво спросила она.

— У вас есть парень? — удивился Мыш: она ведь недвусмысленно заигрывала.

— Это вопрос или попытка унизить? — Дэн замахал руками, однако все его потуги уладить дело миром ни к чему не привели. Она уже была откровенно зла. — Либо вы уверены в своей способности уболтать любую, либо ставите меня на столь низкую ступень развития, на которой собственного мнения не существует.

«Что я такого сказал?! Почему предложение продолжить знакомство — это оскорбление?! Разве не ради этого мы здесь? Ты, коза крашеная, о чем думала, когда флиртовала?» — пронеслось в его голове. Однако читать мысли Бэтмен не умел, а потому извинился и пошел спать — благо недалеко, и дождь кончился.

Ни бабником, ни раздолбаем Мыш никогда не был. Наоборот, отношения с противоположным полом воспринимал очень серьезно, потому и был его паспорт утыкан штампами. Его первая жена — она же первая любовь — разругалась с ним вдрызг за то, что он не одобрял ее стремление посещать клубы и дискотеки после свадьбы. Вторая, оставив на его попечении своего ребенка, возобновила отношения с отцом этого ребенка. Мыш утешал себя мыслью, что поспособствовал воссоединению семьи. А третьей жене он так и не смог вразумительно объяснить, почему до сих пор помогает первой, которая как раз осталась без мужика и беременная. Родители махнули на него рукой, отчаявшись ждать внуков, а папа по секрету добавил: «Ты не задумывался, почему обручальное кольцо надевают на тот палец, их которого кровь берут?» Всё было так сложно, что впору воспользоваться сайтом знакомств или услугами платных женщин, но Мыш, презирающий всякую фальшь, искренне считал, что заслуживает того, чтобы его и так любили. Непротивная внешность и интеллект выше среднего должны были ему в этом помочь, а губермановский принцип:

Любовь не значит слиться телом,

душою слиться — это да!

Но, между делом, слиться телом

не помешает никогда, —

заставлял искать подругу, которая воплощала бы всё в одном. Однако, выражаясь научно, его жизненная философия не была подкреплена соответствующей методологией. Проще говоря, он не знал, где и как склеить нормальную бабу. Да и побаивался он, что его разведут, как лоха, да еще и почку украдут.

Утро не было добрым. Так как ради приятного знакомства он вчера пил коктейли, а не нормальную водяру, голова раскалывалась. Словно назло, противная соседка сверху занялась генеральной уборкой, что означало жужжание, пыхтение и грохот на весь день. Лично он ее не знал, но именно эта стерва вызывала милицию, когда он чересчур шумно отмечал новоселье. А ведь он всего лишь следовал традиции: за четыре угла пьют четыре раза по 400 грамм! То, что сама в выходные людям спать не дает, она не замечает, зараза! Это хорошо еще, что от нее муж ушел (этот факт пролил в измученное сердце Дэна целительный бальзам злорадства), а то при нем-то грохоту было поболее. Когда они в течение года делали ремонт, ощущение было такое, будто они всё делают перфоратором, даже клей для обоев размешивают. Теперь стало тише, но эта мымра нашла себе другое развлечение: жалобы писала на автомобилистов, которые на тротуарах или газонах паркуются. Мыш тоже не раз попадался. Теперь он сверху смотрел, не мелькает ли внизу красная бейсболка, и, только проверив безопасность маршрутов, выходил из квартиры. Сказывался комплекс вины, выработавшийся в трех браках.

Любимая радиостанция, снова наврав о погоде, стала что-то врать о курсе доллара. Мыш ругнулся на приемник и позвонил Гарику, чтобы рассказать о вчерашнем походе в бар.

— Я тебе всегда говорил, что сатана женского рода, — прокомментировал приключение друг. — Но если тебе интересно, я уверен, что в первомайском баре никак не могла оказаться коза на шпильках из какого-либо другого района. Скорее всего, ты ее еще встретишь.

— Может, схожу туда еще, но не сегодня…

— Не везет в работе — повезет в любви, — подбодрил Гарик. — Не везет ни в работе, ни в любви — повезет в алкоголизме!

— Это в тему, зачет. Мне бы полечиться. Зайдешь?

— Не-а, меня после того раза к тебе не отпустят.

Мыш в который раз позавидовал другу: кому-то не всё равно, назюзюкается он или нет! Политические дебаты в обществе привели к тому, что жена Гарика оказалась на противоположной идейной платформе, а потому, чтобы избежать гражданской войны внутри семьи, было решено говорить лишь о детях и музыке, однако и это лучше, чем ничего. А тут даже на чих ответить некому, только соседка жужжит, как заведенная. Чего там убирать, если живешь одна?! Откуда там грязи-то взяться!.. — негодовал Дэн.

За окном оставалось темно и к полудню, и после. Отчаявшись ждать рассвета, Дэн сел за компьютер и заново зарегистрировался «ВК», теперь уже под собственным именем.

«Ненавижу зимнее утро. Это самый мрачный депрессивный момент дня. Недаром британские ученые доказали, что лежать утром в теплой постели и никуда не ходить — полезно для здоровья. Подозреваю, что так называемые жаворонки с пылесосами и перфораторами с утра начинают бухать, а потому воспринимают мир более позитивно», — написал он свой первый пост. Потом нашел Крысю и снова попросился к ней в друзья. Она как раз общалась на окололитературные темы: «Они ищут героя нашего времени и очень досадуют, что не могут его найти, а его и нет! На самом деле наше время олицетворяет героиня — женщина, которая выживает сама, не полагаясь ни на какого героя. Надеяться только на себя — отличный способ перестать разочаровываться в людях». На его запрос она никак не отреагировала. Через день написал снова, сказал, что он Бэтмен, что потерял ноутбук и т.д., в доказательство даже привел цитаты их диалогов.

— Пошел в жопу, придурок! — ответила ему самая интеллигентная девушка сети.

И в самом деле, прочитать их диалоги мог любой негодяй и использовать это знание, чтобы втереться в доверие.

Времени на осуществление мечты оставалось всё меньше. В следующую пятницу Мыш сходил в бар, безрезультатно просидел там несколько часов, даже попытался выяснить у бармена, кто та приятно матерящаяся женщина, что беседовала с ним неделю назад, но бармен то ли врал, то ли действительно видел ее тогда в первый и последний раз.

В субботу, в полной прострации блуждая по интернету под аккомпанемент соседской уборки, Дэн набрел на страничку православного священника, который в воскресенье — то есть завтра — приглашал всех желающих на молебен о создании семьи, который пройдет в 16.00 в храме при 1-й Градской больнице. Не будучи ничем занят, Мышкин приготовился к встрече с такими же отчаявшимися, как он сам.

— Ты смотри, — предостерег его друг, — там не для флирта люди собираются!

— Я тоже не для флирта! Что такого страшного может со мной случиться, чего еще не случалось? Трудные отношения? Это лучше, чем отсутствие отношений, когда даже о надвигающемся апокалипсисе потрындеть не с кем… Блин, завтра кусок нашей линии метро будет перекрыт!

— Это бесы хотят тебе помешать, — съехидничал Гарик. — Да ладно, не ссы! Пересядешь на Курской.

— А где у нас Курдская? — более пятнадцати лет за рулем собственного авто давали о себе знать. Однако он героически изучил схему, почистил ботинки и попытался вспомнить, как ведут себя в церкви.

Спустившись в метро, Мыш, однако, не нашел отверстия, в которое можно было бы опустить жетончик. Оглядевшись в пустом вестибюле, он храбро подошел к дежурному, но не успел ничего сказать, так как смуглый парень девяностых годов рождения взорвался восторгом:

— Вау, чувак! Откуда у тебя это?!

— Э-э… — Дэн хотел спросить, нельзя ли «это» где-то обменять, но вахтер не дал ему договорить:

— Дай мне и проходи так. У тебя еще есть? — Мыш показал горсть жетонов, и сотрудник метрополитена снабдил его карточкой на пять поездок.

«Наверняка продешевил, — сокрушался Мышкин, — коллекционеры — жадные сволочи, ну да ладно. Может, в чем-то другом повезет».

***

Крысина фотография, которую она поставила на аватарку, была десятилетней давности: еще муж снимал. Котик давно покоился под черемухой, а от мужа-бизнесмена осталась только красная бейсболка с логотипом его фирмы, чтоб она сгорела.

Крыся (Кристина) надеялась реализоваться в творчестве, а он верил, что вот-вот станет папой, и оба были счастливы, так как никогда не слушали друг друга и полагали, что смотрят на мир одинаково. Пока однажды не поехали вместе на море и не начали по-настоящему общаться. Тогда-то брак и затрещал по всем швам, потому что уступают только любящие, а они таковыми не были. Крысе осталась квартира в непрестижном районе с невоспитанными соседями, мужу — сочувствующие друзья, вздыхающие: «Ах, какая стерва! А ведь притворялась приличной женщиной».

У Кристины, как и у Фаины Раневской в зрелые годы, телефон был, а звонил только будильник. От безысходности она включилась в общественную жизнь и в сети, и в своем дворе, и если соседи видели какой-то непорядок, вроде незакопанных траншей, то уже не беспокоились, так как были уверены, что «эта в кепке», настойчивая, как свидетели Иеговы, уже звонит куда следует. Объем непорядка в России — гарантия того, что скучать таким, как Крыся, не придется никогда.

Немного огорчало лишь приближение астероида. В самом деле, подводя итоги своей жизни, Кристина не нашла ни одного пункта, под которым можно было бы поставить галочку. Мечты не сбылись. Самореализация — священное слово современной женщины — так и не свершилась. Она пыталась после развода построить новые отношения, но обязательно какая-нибудь мелочь всё портила. Например, один приятель писал «ВДНХа» и «5-ти летний», а филологическая душа Кристины выворачивалась наизнанку. «О каких серьезных отношениях с человеком противоположного пола может идти речь, если меня все бесят, да и сама я себя подбешиваю?» Были моменты, когда бессмысленность всего сущего проступала слишком явно, но усилием воли она убеждала себя, что человек должен жить хотя бы ради любопытства: новый фильм, новая книга, новая хохма в социальной сети.

Подружки, вышедшие замуж и теперь воспитывающие детей (хотя дети почему-то всё равно были невоспитанными), перестали быть подружками, а те, что остались в старых девах, оказались невыносимо скучными собеседницами. Была среди приятельниц одна театралка, не пропускающая ни одной премьеры, которая всё мечтала, что именно там, в театре, встретит своего суженого, а вместо этого встречала пыльных старушек, но и она не могла разделить Крысину тоску.

Как-то само собой получилось, что страничка православного священника была ей столь же интересна, как и те сообщества, где она могла крепко поспорить (что, кстати, любила до самозабвения). И ведь, казалось бы, ничего особенного он не говорил — всё это она и сама знала. О том, что тяжесть мира должна лежать на мужских плечах, а в противном случае мир сползает, и ему грозит падение… И о том, что надо воспитывать сильных и ответственных мужчин, а иначе в области их интересов останутся только пиво, футбол, удобный диван и похабные анекдоты. И что острее всех эту катастрофу ощутят на себе именно женщины. Женщины уже сейчас изображают счастье свободы и независимости, и Крыся — одна из тех, кто гордо несет знамя эмансипации. Как-то раз даже в бар пошла, чтобы познакомиться с каким-нибудь ханыгой, хоть на одну ночь, но не смогла перебороть свою гордыню — отшила. У него был такой кокетливый прикид, что Кристина с трудом сдерживала смех. Они называют себя метросексуалами, хипстерами, еще какой-то ересью — какой только хрени не выдумают, чтобы обосновать свое желание покрасоваться! Это в животном мире очень распространено, причем не у высших животных — волков и тигров, а у всякой шелупони — у птичек, у рыбок самцы наряднее самок. Крыся это презирала, ей импонировали мужчины, которые по-евангельски не имели двух перемен одежд. Нарядный кент был послан, причем грубо. Потом плакала и сожалела — ведь по сути одинокие женщины глубоко и неисцелимо несчастны, вне зависимости от феминистских убеждений и уровня IQ. «Женщина без мужчины — это ребро без человека», — писал батюшка на своей страничке. Когда поп кинул клич на молебен, Крыся сразу же решила, что поедет. Была вероятность, что там соберутся одни женщины, а если и придут мужики, то уж совсем убогие, и главным трендом этого мероприятия станет человеколюбие: пусть одни убогие пожалеют других, и всем станет хорошо. Но Крыся готова была подчиниться Божьей воле, которая проявит себя через священника. Ее литовская бабушка, от которой ей досталось и имя, и католическое крещение, говорила: «Два больных — один здоровый». Да и в самом деле, десять лет без мужика — это разве не убожество?!

Конфессиональная разница ее не смущала. Всё это — человеческие измышления. Свечки и ладанки никак не могут иметь какое-либо отношение к божественной истине. Вообще, у нее часто вызывали улыбку ровесники — все сплошь бывшие пионеры и комсомольцы, которые, стуча пяткой в грудь, утверждали, что они православные или, наоборот, мусульмане. Ребята, опомнитесь! Мы советские люди, нам Ленин был иконой! У Фазиля Искандера есть рассказ о детстве, где он поведал, как обижался на дразнилку «мусульманин Ислам-бек»: «Ну, допустим, ­– говорит он с нескрываемым сарказмом, — мусульманин, более или менее». Примерно так же Крыся воспринимала и свое католичество: Бог — это вершина горы, а разные религии — это тропки, которые ведут к вершине. И пойти по соседней тропке не предосудительно.

Конечно, Первомайская и Ленинский проспект — это, мягко говоря, разные галактики, но, с другой стороны, она не хотела бы встретить своих соседей (и даже подругу) в тот момент, когда будет молить Господа о ниспослании жениха. Люди знали ее как сильную личность, поющую гимны свободе, которой совсем не до сантиментов. Предки долго и нудно внушали Кристине: выйди уже наконец замуж, хотя бы для того, чтобы было кому щи варить — а то для себя неинтересно. Но Крыся — вот ведь особенности скорости звука! — осознала эту нехитрую правду только при известии о приближении конца света. Тот факт, что пару лет назад обещанный Армагеддон не случился, лишь увеличивал вероятность попадания небесного тела точно в цель.

***

Из-за древних жетонов и восторженного коллекционера Мыш опоздал на молебен и пристроился у самого входа. Хор пел красиво, свечи мерцали, церковнославянского Дэн не понимал, а потому вздохнул и стал ждать благодати. Подавляющее большинство паствы составляли женщины неопределенного возраста, но были и бородатые дядьки, застегнутые на все пуговицы. Мыш со своим дурацким шарфиком казался чужеродным элементом в этой толпе. После службы люди не спешили расходиться, а поочередно подходили к батюшке побеседовать. Со своего места Дэн смог разобрать лишь несколько слов:

­ — Бог знает не только какие мы, но и почему мы такие, — но эти слова ему понравились, и он остался. И вдруг поп сказал:

— А, Крыся! Хорошо, что пришла! Для Господа все христиане — братья и сестры.

Ответа Мыш не разобрал, но протиснулся поближе, чтобы рассмотреть особу, к которой даже батюшка обращается с кликухой, но платки делали всех прихожанок одинаковыми, и никого, похожего на девушку с котиком из сети, он не увидел, зато когда она повернулась и пошла к выходу, в лице, лишенном какой-либо косметики, проступили черты недавней знакомой из бара, той козы на шпильках.

— Крыся? — неуверенно позвал он. Она с любопытством посмотрела на него и на его шарфик:

— Мы знакомы?

— Да. Я — Бэтмен.

2015

Ассоль с Чистых прудов

Мне нужно кого-то любить,

чего-то ждать и что-то делать.

Элвис Пресли

Магазин «Галантерея и парфюмерия №16» помещался в угловом здании в начале Сретенки. Окна выходили на бульвар, и Лариса часто смотрела на собак, задирающих ножку на памятник. После семи она выходила из магазина, ныряла в арку возле почты и, пройдя через замусоренный двор, входила в свой подъезд: ее коммуналка была на втором этаже того же дома. Из окон ее комнаты открывался тот же вид, что из окон работы — памятник самой неженственной женщине в многотрудной русской истории. Самым страшным для себя девятнадцатилетняя продавщица считала стать похожей на нее. Может быть, именно поэтому после школы пошла работать в галантерею, хотя по конкурсу аттестатов проходила без экзаменов в пединститут. Но ведь он был имени Крупской! А в галантерее в эпоху тотального дефицита можно было приобрести что-то сугубо женское до того, как оно попадет на прилавок и будет сметено без остатка.

Времена выпали Ларисе непростые, смутные. Впрочем, жаловаться на времена — дело обычное, но период распада империи — это действительно жутковато. Обаятельный генсек сначала объявил перестройку, госприемку и ускорение, а потом всё народное добро куда-то пропало (видимо, не прошло госприемку), выдавалось только по талонам и карточкам. И как-то в одночасье всё вокруг стало каким-то серым и пыльным. За пару лет народ пообносился так, будто пережил войну и голод. Покупать еду надо было днем, отстаивая длинные очереди. Когда Лариса вечером выходила с работы, было уже бессмысленно что-то ловить. Однажды в рыбном магазине за прилавком (пустым, естественно) она увидела головы и хвосты от минтая и попросила завернуть. Продавщица смерила ее взглядом ­– худая, бледная немочь, в драповом перелицованном пальто — и вынесла килограмм рыбы, который, наверное, для себя отложила. Уже дома, отдав рыбу изголодавшемуся коту, Лариса поняла всю трагикомичность ситуации: женщина подумала, что она для себя просила эти головы.

Как-то на улице Кирова дорогу ей перегородила очередь, начинавшаяся из магазина «Хрусталь». Давали нержавеющие ложки и вилки. Унаследовав от неродной бабушки комнатушку, вместе с ней Лариса получила несколько общепитовских тарелок и алюминиевых приборов. Есть масса людей, которые не замечают убожества, в котором живут, но Лариса к ним не относилась. Даже свою нору в коммуналке она старалась максимально облагородить и лично перетягивала обивку на стульях с инвентарными номерами, утащенными из соседнего библиотечного коллектора. Ей хотелось приобщиться к благам цивилизации, и она честно отстояла полтора часа. Вилки-ложки закончились перед ней, но чтобы не уходить с пустыми руками, она поменяла у какого-то мутного дядьки водочные и сигаретные талоны на одно приглашение в универмаг на распродажу, там могло повезти с обувью. Видимо, настоящему мужчине обувь ни к чему — он и так высоко котируется.

Нечищеные тротуары, пустые витрины, облупленная штукатурка памятников архитектуры исторического центра Москвы. Как говорится, история — это постаревшая и страдающая склерозом жизнь. Ну а поскольку всё равно все всё перевирают, Лариса тоже придумывала свою историю — для тех, кто готов слушать. Приятельницы приглашали в гости. В этих домах жили три-четыре поколения семьи. «Это бабушкино кресло, это дедушкина сабля, это прадедушкин царский рубль, чай у нас принято пить с крыжовенным вареньем, рецепт семейный, вот розеточки, их маме на свадьбу подарили» и т. д. В семье Ларисы мало того, что мужчины не приживались, так еще и каждое новое поколение начинало все с нуля. Не было дома, о котором можно было бы сказать, что он принадлежит семье, не было семейных традиций. Не было и родословной. У нас ведь русский человек за дедом называет сразу Адама. И Лариса за неимением родословной фантазировала, создавала свою историю из разрозненных артефактов и свои традиции. Старинная вазочка, салфеточка, веер, серебряная пудреница. Следы былой эпохи, пускай от чужих предков, но ведь от предков. Старые платья из натурального шелка, атласа, шифона, с кружевной отделкой и вышивкой (винтаж!) она ловко перешивала на свой Дюймовочкин размер, что в сочетании с ее косой создавало романтичный, но несколько старомодный образ тургеневской барышни.

Еще ей досталось готическое кресло, огромное, тяжелое и пропитанное метками многих поколений котов. Когда Лариса завела собственного кота, это кресло стало главным местом в доме: кот нюхал его и в экстазе открывал рот, чтобы глотнуть воздуха. Когда хищник достиг зрелости, он присоединил свои метки к меткам предков. Тоже, блин, историк! Стало понятно, что с креслом надо расставаться. Второй этаж — это не слишком высоко. И лестницы широкие, наверняка в былые времена их застилали коврами, а на площадке были зеркала и фикусы. Но кресло было таково, что она и с места бы его не сдвинула. Просить кого-то помочь — нет, только не это. И тогда она взяла топор и порубила памятник старины на куски, а уж кусками вынесла его легко и изящно.

«Изящно» — это было ее слово. Она носила зимой шляпку-таблетку и капроновые чулки, а дома шелковое кимоно с вышитыми бабочками. Самым ужасным было появиться перед людьми без макияжа. И хотя бедность душила, все грубое было для нее неприемлемо. В эпоху, когда со страниц прессы, с теле- и киноэкранов смотрели женщины легкого поведения, а всякая девушка мнила себя «Красоткой» и ждала своего Ричарда Гира, Лариса носила длинные юбки, читала классику, писала стихи и не ходила на дискотеки. У нее был молодой человек — студент, сын уважаемых родителей, и они планировали со временем пожениться, хотя Олег был недоволен, что она не учится, а работает вульгарной продавщицей: «Это не твое, — был его вердикт, — когда я закончу институт, ты пойдешь». Впрочем, сам он учился на дневном, и о том, чтобы подрабатывать, не могло быть и речи. «Ты же не хочешь, чтобы я разгружал вагоны». Она не хотела. Он был очень красив, она постоянно рисовала его портреты во всех тетрадках и любила его ничуть не меньше, чем своего изящного кота.

Визиты Олега обставлялись просто: он приносил пару сдобных булочек, а она ставила чайник. Поскольку запастись хлебом насущным не представлялось возможным (у Ларисы не было холодильника, как, впрочем, и телевизора), а охотиться на продукты ежедневно выше человеческих сил, от домашних обедов пришлось отказаться. Ходили в столовую на улицу Кирова или на Проспект Мира.

На работе раскормленные и густо накрашенные тетки Ларису презирали за литературную речь, натуральные волосы и отсутствие модных шмоток, но постоянно использовали ее для урегулирования конфликтов с покупателями. Она подходила к крикуну, хлопала ботичеллиевскими глазами, называла его сударем, и скандал тихо сходил на нет. «Тебе бы в психушке работать, буйных усмирять», — говорила заведующая.

***