Комната исполнения желаний

Благодарности

Хочу принести благодарности Ольге Федоровне Потемкиной и Елене Павловне Ланецкой. При написании этой книги я оказался в творческом тупике. Ольга и Елена поддержали меня морально, дали ценные советы, которые и сдвинули дело с мертвой точки. Благодаря этому, я смог завершить книгу. Большое Вам спасибо, мои друзья.

Комната исполнения желаний

От жажды умираю над ручьём.

Смеюсь сквозь слёзы и тружусь, играя.

Куда бы ни пошёл, везде мой дом,

Чужбина мне — страна моя родная.

Я знаю всё, я ничего не знаю.

Мне из людей всего понятней тот,

Кто лебедицу вороном зовёт.

Я сомневаюсь в явном, верю чуду.

Нагой, как червь, пышней я Всех господ.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Я скуп и расточителен во всём.

Я жду и ничего не ожидаю.

Я нищ, и я кичусь своим добром.

Трещит мороз — я вижу розы мая.

Долина слёз мне радостнее рая.

Зажгут костёр — и дрожь меня берёт,

Мне сердце отогреет только лёд.

Запомню шутку я и вдруг забуду,

Кому презренье, а кому почёт.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Франсуа Вийон

1__х_ 19 июня 2001 год. Производственное объединение «Global Instrument of Russia»

Валентина расслаблено опустилась в потертое кресло, стоящее рядом с рабочим столом своей подруги в технологическом отделе:

— Привет Надежда.

Ее подруга подняла голову от бумаг и улыбнулась:

— А, здравствуй Крылова. Каким ветром?

Валентина умиротворенно смотрела на плавный танец пылинок в солнечном потоке, струящемся из окна на пол. Она поправила на плече бретельку летнего платья:

— Да вот, шла мимо, решила зайти. Ты что не рада?

— Брось ты, Валь. Конечно, рада. Просто интересуюсь. По делам у нас?

— А, куда мы без них? Не потопаешь — не полопаешь.

Технологический отдел размещался в той же самой комнате, в которой он располагался до того, как предприятие постигла приватизация. Ремонт в комнате новое руководство не сочло нужным делать, как, впрочем, не посчитало нужным обновить и мебель для сотрудников. Правда, сотрудников это не очень расстроило. К старой мебели они привыкли, как привыкают к старым, проношенным до дыр домашним тапочкам. Обстановка в комнате состояла из столов и стульев застойного времени, книжного шкафа, с противно скрипящими дверцами и продавленного кресла, в которое сейчас пристроилась Валентина. Перемены в основном отразились на персонале отдела, вернее, на его численности. Несколько столов явно не имели хозяев. Не было на них предметов выдававших присутствие людей. Стол Надежды был ближайшим к двери. Этот стол Надежда заняла, когда ей неожиданно предложили место на этом предприятии. Ее квалификация и опыт позволила Надежде быстро достичь места начальника технологического отдела. От двери стол отделяло только кресло. От самого кресла до двери было пять-шесть шагов. Валентина рассеянно осматривалась, пытаясь понять причину своего хорошего настроения, которое ее каждый раз охватывало в этой комнате. Первое, что привычно пришло на ум, была незатейливая, но все просто объясняющая мысль:

— Наверное, просто ностальгия. Молодость. Романтика. Розовые очки прошлого.

В ее памяти всплыли фотографии из домашнего альбома, где они молодые, задорные, улыбающиеся снялись на майском субботнике.

Валентина печально посмотрела на подругу:

— Неужели и я, как Надька постарела, и подурнела? Боже мой. А нам ведь еще и сорока лет нету.

Она мысленно с печалью усмехнулась:

— Господи, какими же старыми нам казались тогда сорокалетние. Ужас!

Валентина отогнала от себя наваждение невеселых мыслей о возрасте, и отдалась атмосфере спасительной безмятежности:

— Слушай Надь, как же у вас хорошо. Каждый раз, когда я к тебе на работу прихожу, я здесь отдыхаю.

Надежда усмехнулась, как добрая хозяйка:

— Приходи, и отдыхай на здоровье. Я от тебя хоть новости узнаю про наших. Кстати, как там Татьяна поживает?

— Хорошо поживает. Она сейчас в командировке в Шанхае. Китайцев учит как пресс формы проектировать.

Надежда, делая пометки карандашом в своих бумагах, вздохнула:

— Везет же людям. В загранкомандировки ездят.

Она посмотрела на свою гостью:

— Неплохо вы с ней устроились.

Валентина жеманно повела плечами:

— В чем проблема? Давай к нам. Мы тебя разрекламировали что надо. Айварс меня уже в который раз спрашивает, о тебе.

Надежда рассеянно поинтересовалась:

— Чего спрашивает?

Валентина насмешливо хмыкнула:

— Спрашивает, когда ты к нам перейдешь? У нас ни одного толкового технолога нет. Чуть что, к вам на поклон идем. А ваш Бульдозер с нас три шкуры дерет за ваши услуги. Мы же с тобой уже выясняли, что наши зарплаты в два раза выше ваших. Чего ты ждешь?

Надежда недовольно поморщилась:

— Нет. Не могу я, пойми. Бульдозер меня к себе взял, когда я вообще на мели была, без копейки сидела.

Валентина с легким раздражением ответила:

— Да помню я. Все, до сих пор, обижаешься, что мы тогда про тебя забыли. Но ты пойми, ты тогда на больничном была, когда мы свое предприятие создавали, потому тебя тогда и не нашли.

Надежна поспешно отмахнулась:

— Да не обижаюсь я. Ладно тебе. Хватит передо мной виниться. Проехали, все быльем поросло. Все нормально

На ее лице проползла скептическая улыбка:

— Хотя… может это к лучшему.

Улыбка Надежды стала романтической:

— Вы меня не нашли они меня. А, он нашел. И вылечиться помог и с зарплатой не обидел. Да не казнитесь вы, я же все понимаю, не школьница. Замяли. Не уйду я от него. И не зовите. От добра, как говориться, добра не ищут. Да и технологов свободных хоть пруд пруди. Что на мне свет клином сошелся? Спасибо конечно, что не забываете.

Валентина недовольно поморщилась:

— Да ладно тебе. Технологов, говоришь пруд пруди? Подкатывались мы и Грязнову со Славиным, и к Самолетову. Стоят они на рынке, ерундой какой-то торгуют. Что ты думаешь? Наотрез оказались идти. Говорят, все, на наш век катаклизмов хватило, больше не надо. Мы, говорят, уж как-нибудь на рынке перекантуемся. А пока мы с Татьяной их обхаживали, Айварс взял Норильмана. Ну, ты понимаешь.

Надежда усмехнулась, и покачала головой:

— Да уж приобретение, не приведи господи.

— То-то и оно. Напел он в уши Айварсу, что все технологические достижения вашего предприятия это — его заслуга. И наше предприятие он тоже поднимет на небывалую высоту. Айварс его и взял. Нам стал хвастаться. Вот, говорит, какого я классного технолога нашел. Я Айварсу говорю, да все перекрестились, когда Норильман ушел. А он мне, дайте другую кандидатуру. А теперь этого Норильмана никакой силой выковыришь. Переложить свою задачу на чужие плечи, это он мастер. Критиканствовать, это его, хлебом не корми, дай кого-нибудь охаять. Он теперь из кабинета Айварса не вылезает, напрашивается на заграничные командировки.

Надежда внимательно посмотрела на Валентину:

— Слушай, я никак в толк не возьму, а с какого бока-припека у вас этот Айварс появился?

Валентина с апломбом пояснила:

— Так мы же СП, он представитель китайской стороны, а заодно генеральный директор. Но в кадровых вопросах он слабак. Не то, что ваш Бульдозер.

Надежда насмешливо усмехнулась:

— Так в чем дело? Давай ты к нам переходи. Коллектив у нас что надо. Чего ты из себя сироту казанскую строишь?

Валентина надменно дернула плечами:

— Я, что головой тронулась? У нас СП, я один из основных учредителей. А у вас так — не предприятие, а недоразумение. И кто я у вас буду? Девочка на побегушках? Нет, спасибо, я этого уже наелась по самое горло. Хватит.

Надежда решила перевести тему разговора на другие рельсы:

— Слушай Валь. Ты мне лучше скажи, чего это ты все Айварс, да Айварс? Он же вроде Танькин мужик. Это ты под него клинья подбиваешь, или он под тебя?

Валентина возмутилась:

— Какие клинья? Ну ты даешь, подруга. Тоже мне придумала. Он в Таньку по уши влюблен. У нас с ним обычные производственные отношения. Он мне что, задания через Таньку должен давать, по-твоему? Я, между прочим, тоже замужем, если ты помнишь? Ты смотри, при Таньке такое не ляпни.

Надежда, примирительно улыбаясь, быстро глянула на подругу:

— Ладно, замяли для ясности. Ты чего пришла-то? Просто поплакаться?

Валентина с напускной обидой, нарочито медленно заговорила:

— Я же тебе говорю. Дело у меня к вам важное.

Надежда с холодком поинтересовалась:

— А чего сидишь, как на именинах. Ждешь что ли кого? Тогда, Валь, давай молча сиди. Поболтать с тобой сейчас не получится, извини, дел много. Лучше после обеда поговорим. Тогда мы с тобой от души потреплемся.

Валентина обиженно промямлила:

— Да, не жду я никого. С чего ты взяла? Я, собственно говоря, к тебе за советом пришла.

— А чего телишься? Выкладывай, не темни, а то у меня сейчас срочная работа горит. До обеда должна успеть.

Валентина перешла на просительный тон:

— Ой, Надь, да тут такое дело, я даже и не знаю к кому обратиться. Решила с тобой посоветоваться.

Надежда нетерпеливо поторопила подругу:

— Кончай телиться, что еще у тебя? Давай рассказывай, только в темпе. Времени совсем нет.

У Валентины забегали глаза:

— Как тебе сказать? Понимаешь, китайцы заинтересовались тут вашей продукцией.

Надежда снова опустила глаза на бумаги на своем столе, и безразличным голосом поинтересовалась:

— Это какой же?

Валентина сделала загадочное лицо:

— Понимаешь. Они все там на фэн-шуе повернуты и зациклены. А тут им в руки попалась какая-то бутылка с вашим клеймом. Они говорят, эта ваша бутылка ихний фэн-шуй несказанно улучшает.

Валентина сделала замысловатый жест рукой, иллюстрирующий ее слова, и посмотрела в лицо подруги. Надежда, не отрываясь от бумаг на своем столе, показала пальцем на старый книжный шкаф со справочниками:

— Такая что-ль бутылка?

Валентина посмотрела туда, куда указывала подруга и увидела на шкафу графин. Графин был ничем непримечателен, выполнен в стиле советских застойных времен. Раньше Валентина, когда бывала здесь, не обращала на него никакого внимания, просто не замечала. Бегло взглянув на графин, она скрестила руки на груди:

— Разыгрываешь? Смешно тебе? Ну, ну.

Надежда с сомнением посмотрела на Валентину:

— Почему разыгрываю?

— Да, потому! Где ихний фэн-шуй, и где этот графин? Это же сельпо.

— Ну, тебе видней. Извини другого нет, не держим. Та-то, китайская бутылка, наверное, значительно красивей этого графина?

Надежда подвинула к себе бумаги на столе и уперлась в них взглядом.

Валентина обижено поджала губы:

— Кончай Надь. Я же серьезно. Китайцы совместный проект предлагают. Серьезный проект. А ты выпендриваешься. Не убежит никуда твоя работа. Помоги, будь другом.

— С чего ты взяла, что я выпендриваюсь? Ничего я не выпендриваюсь. Ладно, рассказывай толком. Чего они хотят? Помогу по старой дружбе.

— Они хотят наладить производство этих фэн-шуйных бутылок. И наладить хотят именно совместно с вами. Ели дело выгорит, обещаю тебе хорошие комиссионные.

Надежда с задумчивостью проговорила:

— Комиссионные, говоришь? Не кинешь?

Валентина не задумываясь заверила:

— Не беспокойся. Железно. Я тебя когда-нибудь кидала?

— Хорошо. Рассказывай, как эта бутылка выглядит? Может чего и придумаем.

— Да я откуда знаю? Я ее в глаза не видела. Мне только сказали, что она этот ихний фэн-шуй улучшает в разы.

Надежда деловито поинтересовалась:

— Фэн-шуй — это, конкретно, что? Ну, чтобы понимать, от куда ноги растут.

Валентина с видом эксперта начала:

— Ну это…

Лицо ее стало задумчивым:

— …Да черт его знает, что это такое? Наверное, чтобы все вокруг было здорово. Чтобы хорошо все было.

Надежда обреченно выдохнула:

— Понятно…

Она наморщила лоб, и задумчиво продолжила:

— А бутылки здесь причем? Китайцы, на сколько я помню, всегда по вазам, по фарфору были спецы. Вазы у них, действительно, что надо, красивые. Я у кого-то в гостях видела. У кого, извини, не помню.

Валентина с апломбом стала наседать:

— Значит должна понимать, что бутылки эти должны быть красивые,

Она с презрением посмотрела на графин, стоящий на шкафу:

— Не этой чета.

Надежда обиженно сузила глаза, и отрезала:

— Извини, никаких других бутылок мы здесь не держим.

Валентина с готовностью подхватила:

— Вот и я удивилась. Вроде это не ваша продукция. Думала ошиблись они. Вы, и какие там бутылки. Что-то не так. Чушь какая-то.

Надежда с усталостью продолжила:

— Да, как тебе сказать, чтобы тебя не обидеть. Не ошиблись они. Графины эти точно у нас сделаны. Но, это так. Короче, в ассортимент производства они не входит. Штучные изделия, не для продажи. Интересно, как твои китайцы эти графины вообще достали? Их всего двенадцать штук сделали. Всех хозяев этих графинов я знаю, они не должны были их отдать.

Валентина растерянно пожала плечами:

— Не знаю. Я же говорю, что не в курсе я. Потому к тебе и обратилась.

Надежда положила локти на стол и ехидно спросила:

— Ладно, черт с ними, с бутылками. Оставим их в покое. А чего это китайцы такого конкретно хотят, что ты так соловьем разливаешься?

Валентина напористо, но с сомнением выложила:

— Хотят наладить совместное производство таких бутылок или графинов. Или купить у вас технологию их производства.

Хитрая улыбка не сходила с лица Надежды:

— Технологию, говоришь, купить? А-а-а, теперь понятно, почему ты ко мне пришла?

— А, к кому я, по-твоему, должна была пойти?

— Да откуда я знаю? А, чего твои китайцы сами-то без нас это производство не запустят? Чего тут сложного? Тоже мне военная тайна — стеклянные бутылки. Сама говоришь ширпотреб.

— А, черт его знает? Не получается у них что-то, не выходит. Айварс говорит, они все повторили, все скопировали, а фэн-шуя нет, хоть ты тресни. Он говорит, они думают, что дело в клейме. От клейма там свет как-то хитро отражается. Но подделывать чужое клеймо — это международное преступление, поэтому и хотят вас взять в долю.

Надежда насмешливо ухмыльнулась:

— Да ладно. Кончай заливать. Китайцы клеймо боятся подделывать? Наше? Отпад! Подделывали, подделывали, а тут испугались? Они чего только не подделывали. Они фирменные знаки всей Европы на свои изделия ставили, и ничего. А, тут у них совесть взыграла? Не поверю. Мы на их подделках уже сколько раз накалывались.

— В смысле?

Надежда с сарказмом продолжила свои рассуждения:

— Сталь у них — дерьмо. Хватает этой стали ровно на гарантийный срок, и не больше. Может они специально такую сталь в изделиях ставят, чтобы спрос на изделия повысить? Не знаю. Типа сломался у тебя инструмент — не жадись, купи новый. А, теперь видать они решили на стекле халяву сделать? Не выйдет. Не получится.

Валентина удивленно посмотрела на подругу:

— Почему?

Надежда с досадой повысила голос:

— Да, елки-палки, Крылова, ты стул возьми, и достань этот графин, сама посмотри. Может прочухаешь, что к чему.

Валентина с сомнением и подозрением посмотрела на подругу, пытаясь понять разыгрывает та ее или нет. Лицо у Надежды было насмешливым, но в этой насмешливости сквозила уверенность в знании чего-то необычного. И Валентина последовала совету. Она встала, и поволокла стул к шкафу. Ножки стула противно скребли по полу. Вставая на стул, она еще раз оглянулась, и с подозрением посмотрела на Надежду, не разыгрывает ли та ее. Изумление постигло Валентину, когда она взяла графин в руки. Никакого розыгрыша не было. По горлышку графина пробегали вверх-вниз чуть заметные радужные полоски света, совершенно незаметные из кресла, в котором она сидела. Валентина, осторожно ступая, поставила одну ногу со стула на пол и удивленно проронила:

— Ничего себе. Это как вы такое делаете?

Она окончательно слезла со стула, и стала крутить графин в руках, пытаясь выяснить откуда на горлышко графина падает свет, создается столь замысловатый эффект. Но, радужные кольца ползали по горлышку независимо от того, как графин располагался относительно окон и светильников. Она попыталась обнаружить источник света внутри графина, разглядывая дно и стеклянную пробку в горлышке графина. Тщетно, даже намеков на что-то похожее на лампочку или светодиод не было. Валентина чуть не вздрогнула, услышав голос подруги:

— Ну что? Доперла?

Она повернула голову к Надежде. Та сидела, подперев щеку рукой и с любопытством смотрела на нее. Валентина изумленно выдохнула:

— Нет. А, что это такое? Это как получается? Почему она светится?

Вопрос Надежду похоже нисколько не удивил, и насмешливо поинтересовалась:

— Увидела? Вот то-то же. Фэн-шуй говоришь?

Надежда безмятежно смотрела на Валентину:

— Я тоже не пойму, как такое получается. Но оно, как видишь, есть. Одно тебе скажу, совершенно определенно, что народ сюда тянется. И тянется именно из-за этого графина, это я точно знаю. Потому что хорошо здесь людям. Тебе вот хорошо?

Валентина эхом отозвалась:

— Хорошо.

— Это все из-за него, из-за этого графина. Вот так-то.

Надежда легонько покачала головой и насмешливо пробурчала:

— Скопировать они хотят. Пусть попробуют. Посмотрим, что у них получится.

Валентина удивленно расширила глаза:

— Но вы-то ведь их делаете.

Она перевернула графин, и ткнула пальцем в дно графина:

— Вот и клеймо ваше стоит на донышке. Почему у китайцев не получится?

Ее подруга печально усмехнулась и стала перелистывать у себя на столе бумаги:

— Да не в клейме этом дело. Тоже мне, нашли причину.

— А в чем?

Надежда бросила карандаш на стол и откинулась на спинку стула:

— Ты помнишь, года четыре назад, у торгового центра стоял фургончик с надписью «Комната исполнения желаний»?

Валентина оперлась рукой о спину стула и весело фыркнула:

— Еще бы. С нее-то у нас все тогда и закрутилось. Мы после ее посещения и решили отделится от нашего родного комбината и создать собственное предприятие.

На лице Валентины появилась грустная улыбка:

— Интересное было время.

Надежда удовлетворенно хмыкнула, и с энтузиазмом продолжила:

— Ага, значит разжевывать, как другим неверующим, тебе не надо. Хорошо…

Воспоминания, как мягкое теплое крыло накрыли, Валентину. Где-то на грани ее сознания тихим ручейком журчал голос Надежды:

— …Значит помнишь ….

Смысл слов подруги лишь частично доходил до Валентины, погрузившейся в себя, под влиянием нахлынувших воспоминаний.

2__х_ 16 апреля 1996 года. Лестничная площадка на третьем этаже в пятиэтажке

Валентина позвонила в дверь второй раз, раздраженно перебирая причины, по которым почему ей не открывает дверь подруга:

— Заснула она что ли? Или в туалете засела? Может еще с работы не пришла?

Валентина досадливо посмотрела на часы на руке. В это время дверной замок начал издавать характерные звуки, и дверь отворилась. Подруга Валентины Татьяна приоткрыла дверь и выглянула в открывшуюся щель:

— Привет, пропащая душа. Заходи.

Татьяна сделала шаг назад, пропуская подругу в прихожую:

— А я думаю, кто это ко мне названивает. Вроде, не жду никого. И, на тебе. Явление Христа народу.

Валентина протиснулась в дверь и вытянула губы для приветственного поцелуя:

— Здравствуй. Вот решила зайти.

Татьяна снисходительно порадовалась:

— Ну, заходи. Чайку попьем.

Она двинулась на кухню, шаркая домашними шлепанцами, и на ходу сообщила:

— Правда у меня к чаю ничего нет. Не ждала никого, все сладенькое сама слопала.

Валентина стянула с себя сапоги на высоком каблуке, и повесила свое демисезонное пальто на вешалку. Нашарила ногами гостевые тапочки. Посмотрела на себя в зеркало на стене, поворачивая голову влево-вправо. Поправила рукой прическу, слегка выпятила губы, проверяя как на них лежит помада. Подхватила сумку, которую принесла с собой, и двинулась за подругой.

Татьяна хозяйничала на кухне, привычными движениями, доведенными до автоматизма, выставляя чашки и сахарницу. Чайник уже грелся на плите. Валентина неспеша выставила на кухонный стол из сумки бутылку Каберне, кулек с яблоками и шоколадку. Татьяна через плечо скосила глаза на подношения подруги:

— По какому поводу праздник?

— Да так, не по какому. Просто решила зайти.

— Да, ладно. Колись подруга. Я чего-то пропустила? Дату какую-то юбилейную?

Валентина пристраивала пустую сумку на полу:

— Ничего ты не пропустила. Но, повод имеется.

Татьяна выжидающе уставилась на подругу. Валентина устроилась на табуретке, мимоходом окинув взглядом кухонную обстановку. Обстановка была знакома ей до мельчайших подробностей. Тюль занавесок на окне. Плетенный абажур над столом, стол с протертой по углам клеенкой. На клеенке незатейливый орнамент из корзинок с фруктами. Газовая двухкомфорочная плита с полустертыми надписями у ручек. Белый фанерный буфет с круглыми пластмассовыми ручками. По краям буфета из-под новых обоев проглядывали блеклые старые обои. Холодильник «Юрюзань» со скругленными углами. Табуретки модные в 60-х годах.

Валентина положила локти на стол:

— Бокалы доставай.

Татьяна потянулась к дверцам буфета:

— Так что за повод?

— Садись, давай сначала выпьем, потом расскажу.

3__х_ 16 апреля 1996 года. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

Татьяна, медленно опускаясь на табуретку с фужерами в руках, недоуменно поинтересовалась:

— Так за что, пить будем?

Валентина вместо ответа приказала:

— Штопор давай.

Татьяна встала, не отрывая заинтересованного взгляда от подруги, на ощупь достала штопор из верхнего ящика кухонного буфета, и протянула Валентине:

— Не томи, рассказывай. У кого-то день рождения? Вроде, ни у тебя, и ни у Коли. Или ты с Колькой поругалась?

Валентина недовольно поморщилась:

— Да, ни с кем я не поругалась.

Пробка в бутылке крошилась и не подавалась. Валентина выругалась:

— Елки-палки, да что ты будешь делать?

Татьяна испуганно смотрела на подругу:

— Так чего случилось-то?

Та упорно боролась с пробкой в бутылке:

— Да, подожди ты. Под руку не говори.

Наконец пробка с чмоканьем покинула бутылку. Валентина отложила штопор в сторону, налила вино по бокалам, и решительно скомандовала:

— Ну давай.

Татьяна обескураженно уставилась на подругу:

— И за что пьем-то?

Валентина опрокинула бокал в рот:

— А, не за что. Так. Сейчас духом соберусь, расскажу.

Татьяна чуть отпила вина и поставила бокал на стол:

— Валька, ты меня пугаешь! Говори, что происходит?

Валентина снова наполнила свой бокал и выпила его залпом. Поморщилась, поставила бокал на стол, взяла яблоко и с хрустом надкусила его:

— Сейчас, погоди, дай закусить.

Татьяна с тревогой и волнением наблюдала за подругой. Валентина некоторое время сосредоточенно жевала яблоко, потом положила его на стол:

— Ну все, вроде, отпустило.

Она покачала опущенной головой из стороны в сторону и проговорила:

— Значит, так. Пошла я сегодня по точкам наш бартер пристраивать. Нигде ничего не хотят брать. По всему торговому центру пробежалась.

Татьяна облегченно выдохнула:

— Фу ты. Елки-палки. Напугала. Так ты из-за этого так расстроилась? Ну, ты даешь.

Валентина уставилась на Татьяну:

— Я что, дура по-твоему? Плевать я на этот бартер хотела. Погоди, дай сказать.

Валентина подняла вверх указательный палец:

— Так вот, вышла значит я из торгового центра, присела на лавочку покурить. Кстати, дай пепельницу.

Валентина достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Татьяна поставила на стол пепельницу. Валентина затянулась сигаретой, выдохнула дым, и стряхнула в пепельницу пепел:

— Так вот, сижу курю. Никому не мешаю. А рядом мужик крутится, орет чего-то, народ зазывает в какую-то комнату исполнения желаний. Народ на него смотрит как на ненормального, и дальше идет своей дорогой. Он ко мне подкатывает.

Валентина кокетливо скосила глаза и скривила рот, пародируя того, кто к ней подкатил:

— Не желаете, говорит, чтобы ваши желания исполнились?

Валентины стряхнула с себя лицедейство, и посерьезнела:

— А, я злая, сижу молчу. Он не отстает. Мы, говорит, все ваши желания мигом исполним. Ну, я ему и ляпнула. У меня, говорю, одно желание — бартер в магазин пристроить. Поможете? Этот дураком прикидывается. А где говорит ваш бартер, я его не вижу? Я говорю, я что дура с тяжестями по городу носится. Договорюсь, тогда и принесу. Что, говорю, поможешь толкнуть?

А он юлит, так хитро мне бормочет, что там какой-то бартер, мы исполним ваше самое заветное желание. Попробуйте, не пожалеете, всего тысяча триста рублей. Я ему, ну ни фига себе, ценушки. А, он мне, бодренько так, если у вас только пустяковые желания, тогда да, тогда извиняйте. А, я уже завелась от его настырности. Говорю, да знаю я вас, наобещаете, а потом, извините не получилось. А денежки уже тю-тю? Ищите других дураков.

4__х_ 16 апреля 1996 года. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

Валентина замяла окурок в пепельнице и по инерции поправила прядь волос:

— А он мне, нет проблем, деньги, если захотите, заплатите после сеанса. Если не понравится, можете не платить. Ну я тут уже конкретно завелась, сигарету бросила. А пошли, говорю, посмотрим, что вы можете. А самой страшно, сумочку к себе прижимаю. Ведет он меня, а у них там фургончик такой небольшой стоит рядом с торговым центром. Я на этот фургончик сначала и внимания не обратила. Иду, а самой не по себе, вся на взводе, слегка трясет. Ну думаю, разведут меня сейчас как последнюю дуру. Заведут в фургончик, по башке шарахнут, и деньги отнимут. Думаю, если что, орать буду. Зашла в фургончик, а там другой мужик, в белом халате, такой весь интеллигентный. В фургончике полумрак, несколько кресел стоит, ну таких как в самолете.

Татьяна залпом выпила свой бокал вина:

— Ну ты, Валька, даешь. Бежать надо сразу было.

Валентина ее одернула:

— Да, погоди ты, дай рассказать. Я сначала, тоже хотела рвануть. Смотрю дверь в фургончик приоткрыта, думаю, рвануть я всегда успею, посмотрю, что дальше будет. Этот интеллигент отошел от меня к столику с какой-то аппаратурой, и оттуда говорит, выбирайте кресло и устраивайтесь поудобней. Ну я села, сижу.

Татьяна покачала головой:

— Ну, ты, Валька, отчаянная. Я бы точно сделала ноги.

Валентина досадливо поморщилась:

— Погоди ты, не сбивай.

Валентина мотнула головой и налила себе в бокал вина. Татьяна перехватила у нее бутылку и тоже налила себе вина. Валентина сделала глоток и продолжила:

— Так вот. На чем я остановилась? А, вспомнила. Сижу я значит, а этот интеллигентик, таким спокойным голоском мне втирает. Там, говорит, рядом с вами в подлокотнике перчатка лежит, наденьте ее на левую руку.

Татьяна истерично пискнула:

— Ой, Валька.

Валентина резко осадила ее:

— Да помолчи ты, ради бога. Я и так волнуюсь. Надела я эту перчатку. А от нее проводок в кресло идет.

Татьяна глотнула вина, поставила бокал на стол, и сцепила между собой пальцы рук так, что кожа на костяшках пальцев побелела. Валентина сосредоточенно продолжила:

— Этот мне говорит, поправьте перчатку на руке, чтобы она удобно села. Ну я поправила, сижу. А он говорит, а теперь наденьте очки, они в кармашке другого подлокотника. Я надеваю. Темные очки. И тут началось.

Татьяна взвизгнула:

— Что? Что? Они тебя изнасиловали?

Валентина рассержено махнула на нее рукой:

— Да уймись ты, никто меня не насиловал. Успокойся. Все хуже.

— Да что может быть еще хуже-то?

— Жалостливо всхлипнула Татьяна, и прижала руки к груди.

Валентина поморщилась:

— Погоди ты, помолчи.

Валентина уставилась на стену за спиной подруги и как сомнамбула продолжила рассказ:

— Сначала была темнота. Потом в очках что-то засветилось, замелькали какие-то огоньки, замелькали какие-то цветные квадратики. Потом все быстрей и быстрей. А потом раз, и чистое такое розовое глубокое свечение осталось. И как будто это свечение у меня прямо в голове. Сижу смотрю. И вроде вижу себя. Но как будто со стороны себя вижу. Еду я будто в автобусе, рядом парень сидит. И, я этого парня знаю. И точно знаю, что это со мною, вроде как, уже было. Ехали мы с ним в автобусе как-то вместе, когда с работы возвращалась. Точно он, и точно тот самый автобус. Он тогда на коленях дипломат держал и его пальцы случайно моей коленки коснулись. У меня тогда аж бабочки в животе закружились, и к горлу что-то подступило. Коленка инстинктивно, которой его пальцы коснулись, дернулась, и к его руке прижалась. И просто влипла в его ладонь. Я понимаю, что это неприлично, а сделать с собой ничего не могу. А он смутился, покраснел и руку отдернул. Посмотрел на меня испуганно, но с интересом. А мне стыдно, я-то вижу, что он значительно меня моложе. Думаю, наверное, решил, во старая дура пытается мальчика растлить. Слава богу, следующая остановка моя была. Ну, я привстала, лицо горит, он меня пропустил к выходу, и я как пробка из бутылки из автобуса вылетела. Только, на этот раз, все не так вышло. Он руку сначала отдернул, а потом снова на мое колено положил. У меня аж дыхание сперло. И знаешь такое ощущение, как будто время щелкнуло. И как будто все происходит не тогда, а на следующий день после того случая, о котором я тебе сейчас рассказала. Как будто он специально ко мне подсел. Руку мне на коленку положил. А я ничего поделать не могу, у меня мурашки по всему телу. Вроде надо ногу убрать, приструнить его, чтобы не думал обо мне, что не попадя. Сказать, вроде, мне ему надо, чтобы вел себя прилично. А, я не могу. Понимаю, что это все неправильно. И стыдно так, просто ужас. А ничего поделать не могу. А его рука уже у меня по ляжке ползет, и юбка у меня на коленке задралась.

Татьяна с широко раскрытыми глазами зажала себе рот ладонью, а Валентина как сомнамбула продолжила:

— Сердце колотится как овечий хвост. Смотрю может кто-то из пассажиров видит, чем мы тут занимаемся. Вроде нет, его дипломат все загораживает. И тут мне так хорошо стало. Думаю, а плевать, даже если кто-то и видит.

Валентина прикрыла глаза и медленно покачала головой:

— И совсем мне не хочется, чтобы он руку убирал. Я свою ладонь на его руку положила осторожно. Чувствую его рука горячая, а моя холодная как лед. Погладила его руку и еще выше ее по своему бедру продвинула. А в башке одна мысль — скоро выходить и все закончится. А думаю, один раз живем, никуда я выходить не буду на своей остановке, плевать на все. Куда он поедет туда и я. Сойдем, если он сделает вид что ничего не произошло, возьму и просто уйду. Да и вообще, что будет то будет. Смотрю, он готовится выходить. Скосил он на меня глаза через плечо, и смотрит, рука его дернулась. Но молчит, и руку не убирает. А остановка уже близко, народ засуетился, спрашивают, кто сходит на следующей. Он свою руку из-под моей вынул. Ну думаю, вот и все, не долго музыка играла, не долго фраер танцевал, отмучилась старушка в высоковольтных проводах, сойду через остановку, чтобы совсем не позориться. А он цоп меня за руку, и тянет за собой. И крепко так держит. А я как телок на поводке за ним иду. Мысль мелькнула, что, если Колька, или кто-то из знакомых, нас увидит, то все кранты. Век потом не отмоюсь. И тут же мысль — а наплевать! Сошли мы с ним на остановке, он меня за собой от остановки куда-то во дворы тянет. А я за ним только поспеваю. Остановился, и говорит, можно я вас поцелую? А, я только головой киваю. Все слова вылетели. Знаю только одно, хочу, чтобы поцеловал. А он мне в губы впился, язык мне в рот просовывает и мнет меня сзади чуть ниже пояса. А я вся ватная такая, расслабленная, еле сил хватило ему руки на шею положить. Чувствую таю, как мороженое на солнце, и на все то мне наплевать, только бы он меня из объятий не отпускал. Он оторвался, а я дышу тяжело, голову к его груди прижала. Он тихо так спрашивает у меня как меня зовут. А я и сообразить не могу, что он спрашивает, вспомнить не могу, как меня зовут. Наконец слегка очухалась, назвалась. Он тоже назвался. А, меня говорит зовут…

Валентина замолчала и снова закурила. Стряхнула пепел в пепельницу и мотнула головой:

— А, не помню, как его звали. Да и не важно это. Ладно. Тут он меня спрашивает — куда пойдем? В кино там, или еще куда? А я только начинаю в себя приходить. Смотрю, а мы у твоего дома стоим. Тут меня и понесло. Говорю, пойдем в гости, в этом доме у меня подруга живет. Чувствую, что выгляжу как последняя блядь. Чувствую, что точно он меня после всего этого бросит, что эта наша встреча последняя. Чувствую, что завтра же он от меня шарахаться будет, в один автобус со мною ни за что не сядет, а уж тем более на улице не подойдет. А остановится не могу.

Валентина замолчала. Татьяна посмотрела на нее с жалостью:

— Ну а дальше-то что?

Валентина надменно, и одновременно застенчиво фыркнула:

— Что, что? А ничего. Пришли мы к тебе в гости. Я попросила тебя в кино сходить, а мы у тебя остались.

Татьяна ошарашено расширила глаза. Валентина посмотрела на нее и усмехнулась:

— А, ты думаешь, почему я к тебе сейчас приперлась?

Татьяна растерянно эхом отозвалась:

— Почему?

Валентина хмуро посмотрела ей в лицо:

— А, потому, подруга, что я перестала понимать, где сон, а, где явь. Нет, я понимаю, что все это я увидела там, у этих деятелей в кресле — полная туфта. Но, ей богу, это было как наяву. Как будто они сняли обо мне ролик на скрытую камеру, и этот ролик мне показали. И не просто показали, а окунули, так, что я все ощутила кожей, губами и… Не важно чем. Хотя я понимаю, что все это бред. Не могли же они, в самом деле, все это снять, а потом за тыщу триста мне показать. Это же идиотизм. А знаешь, у меня сейчас стойкое ощущение, что, то, что я к тебе с этим парнем приходила в гости — сущая правда. Ну как будто у меня провал в памяти. Как будто я к тебе приходила с этим парнем, а потом сразу все забыла. Вот я и пришла у тебя спросить, приходили мы к тебе с ним, или нет? Наливай.

Татьяна вытаращила глаза:

— У тебя Крылова, что крыша поехала? Не приходила ты ко мне ни с какими мужиками.

Валентина поправила руками прическу на голове, и успокоено расширила и сузила глаза:

— Я так и думала, просто хотела убедиться. Наливай.

Татьяна потрясла в руке пустую бутылку:

— Чего наливай? Все кончилось.

Валентина привстала с табурета:

— Ща, я еще сгоняю за бутылкой. Сиди дома, жди, я быстро. С этим делом без бутылки не разберешься. Рассказала, а меня как будто снова в это все окунуло.

Татьяна встревожилась, и быстро возразила:

— Э нет, Валька, я тебя в таком состоянии, в таком раздрае, одну не отпущу. Вместе пойдем. А то ты так еще под машину попадешь. Что я тогда Коле скажу?

Валентина пьяно усмехнулась:

— Коле? А пошел он этот Коля куда подальше. Надоел.

Татьяна пыталась наставительно вразумить подругу:

— Э, Валюха, ты это брось. Муж есть муж.

Та беззаботно хихикнула:

— Муж, объелся груш.

— Валька, ты дурака-то не валяй. Что, из-за какого хама трамвайного, семью порушить хочешь?

Валентина замяла окурок в пепельнице:

— Да кончай ты кудахтать, Тань. Ничего я не хочу порушить. Успокойся. Я разобраться хочу, что это было в этой комнате исполнения желаний.

5__х_ 19 Июнь 2001 год. Технологический отдел «Global Instrument of Russia»

Голос Надежды прорезался откуда-то с периферии сознания Татьяны:

— Я тоже в этой комнате исполнения желаний была. Но это так, к слову. Мой сын Колька в ней одно время дневал и ночевал. А, я уж потом в нее попала, после него. Но это не важно.

Валентина мысленно усмехнулась:

— Да-да, как же не важно. Догадываюсь, что тебе этот деятель там показал. Я тебе тоже не собираюсь рассказывать, что мне он показал. Уж больно в этой комнате желаний все очень странно было.

В сознании Валентины опять замелькала лента воспоминаний. Краски и события встали на свои места.

6__х_ 16 апреля 1996 год. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

Женщины, мешая друг другу, одевались в прихожей. Наконец они двинулись из квартиры. На полутемной лестничной площадке, освещенной тусклыми лампочками в пыльных потолочных плафонах, Валентина досадливо буркнула:

— А, все никак из головы не выходит. Как эти гады все это провернули? Ну не могу я понять.

Татьяна поинтересовалась:

— Кто? Какие гады?

— Ну эти в фургончике. Исполнители желаний, мать их за ногу.

Татьяна с любопытством заглянула подруге в лицо:

— Слушай, Крылова, ты скажи, а ты им все-таки заплатила? Стрясли они с тебя денежку?

Валентина криво усмехнулась:

— Никто с меня ничего не тряс. Я сама заплатила. Потому, что они правильно мое желание угадали. Правильно. Понятно?

Шепотом Валентина добавила:

— Тайное мое желание.

Валентина весело прыснула в ладонь:

— Представляешь, Тань, а я-то дура, думала, вот не смогут они мой бартер пристроить, фиг им, а не тыщу триста рублей. Во дуреха. Дуреха. Да не сдался мне этот бартер триста лет. Плевать я на него хотела. А тут все по-честному. Я там только одно у это интеллигентика спросила. Вы, говорю, это больше никому не покажите? А он дураком прикидывается, лыбится. Вы, о чем, говорит? Про что, про это? А, я ему, ну про это, что мне сейчас показали? А, он мне так убедительно мурлычет, я, говорит, никому ничего не покажу, сударыня, если только вы сами этого не захотите. Я ему, не волнуйтесь, говорю, я точно не захочу. А этот смотрит на меня, и так нагло улыбается. Как знать, говорит, как знать. А потом так хитро меня так спрашивает, вы довольны проведенным сеансом исполнения желаний? Тут-то я и поняла. Этот. Этот не проболтается. Протягиваю ему деньги, довольна, говорю. А он говорит, это не мне, это вы товарищу на выходе отдайте, это он у нас бухгалтерией занимается. А, я ему с дуру взяла и брякнула, а если я ему не отдам? Скажу ему, что мне не понравилось. Думала, он сейчас в мои денежки вцепится, хитрюга.

Валентина загадочно улыбнулась:

— Нет. Не вцепился. Вздохнул так печально, и говорит, в каждом деле бывают издержки. Но мне, говорит, кажется, вам захочется еще раз сюда прийти, как вы тогда будете в глаза моему напарнику смотреть?

Татьяна полюбопытствовала:

— А ты чего?

Валентина шагнула на следующую ступеньку, и беззаботно улыбнулась:

— А я что? Да ничего. Спрашиваю его, вы думаете у меня еще остались желания. А, этот усмехается. Я говорит, в этом уверен. Посмотрел на меня исподлобья с улыбочкой, и тихо так говорит, я совершенно уверен, что вы и об этом своем желании не подозревали. А мне и ответить нечего. Вот так-то, Танюха.

7__х_ 16 апреля 1996 год. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

После похода в магазин, подруги вновь сидели за столом, на котором стояла новая бутылка вина. На этот раз говорила в основном Татьяна. Одной рукой она подпирала голову, облокотившись на стол, другой рукой держалась за ножку бокала. У Валентины же запал рассказчицы пропал. Она, похоже, выговорилась перед подругой, нервное напряжение спало, и это принесло ей некоторое успокоение и облегчение. Теперь она пыталась молча осмыслить и переварить произошедшие события. Татьяна грустно причитала:

— Надоело все. Каждый день, один в один, как предыдущий. Это раньше мы конструктора были нужны. Производство работало. Соцсоревнования, премии, и ежемесячные, и квартальные. А по итогам года, вообще песня.

Она ностальгически улыбнулась:

— Какие только нам разные приспособления и изделия не заказывали конструировать. Мы и рацпредложения оформляли. За них тоже копеечки капали. Пусть небольшие, но капали. К нам записывались в очередь, а мы еще кочевряжились.

Татьяна скорчила надменную физиономию, пытаясь продемонстрировать как они кочевряжились:

— В этом месяце не успею, только в следующем, если не будет срочных работ.

Она печально поморщилась:

— Теперь все. Никому ничего не надо. Производство встало, делают что-то с грехом пополам. О премиях давно забыли. Да и зарплату, так, из милости платят. Хотят задерживают, хотят вообще не платят. А ты им слово не скажи. Не нравится — вали на все четыре стороны, скатертью дорожка, переживать не будем. Хорошо хоть наш Михалыч изредка левые работы подкидывает. Тебе не понять. У тебя-то, Валька, с работой все в порядке.

Валентина презрительно хмыкнула:

— У меня-то в порядке? Я тебя умоляю. Я тебе что, генеральный директор, или в администрации работаю? Это у них там деньги куры не клюют. А на нас им тоже наплевать. Подумаешь, планово-экономический отдел. Скажешь, тоже мне. Тут, знаешь, тоже все непросто. Или ты помогаешь им их темные делишки проворачивать, и дрожишь, что тебя сделают козлом отпущения, или гуляй Вася. Мне тоже уже часть зарплаты бартером выдают. Вся кладовка уже забита. Работа говоришь? Да пропади она пропадом, такая работа.

Татьяна опечаленно смотрела на свой бокал:

— Нет, ты что не говори, счастливая ты, Крылова. И муж у тебя есть, как-никак, надежда и опора.

Валентина печально вздохнула:

— Да брось ты, Танюха. Муж.

Она горько усмехнулась:

— Какая надежда, какая опора? Я тебя умоляю. Пыжится только, а толку-то от него кот наплакал. Все мы девки дуры. Мечтаем в юности лишь бы поскорее замуж выскочить. Главное, чтобы был не урод и незаконченный мерзавец. Я тоже дурой была. Колька предложил за него выйти, я особо и не раздумывала, не артачилась. Люблю — не люблю, разбираться и копаться в себе не стала. Думала, ерунда это все. Как это говорят, стерпится — слюбится. Оказалось, не ерунда. В юности оно, вообще, все проще кажется. Вот и сижу теперь, как собака на сене, ни себе, ни людям.

Валентина погрустнела и добавила:

— Хотя, вру, конечно, привыкла я к ему, притерлись мы с ним. Нянчусь с ним, как с дитём. К тебе вот выбраться не могу. Вечером надо домой — мужа ублажать и обихаживать. Это ты, Тань, счастливая. Вернулась домой, хочешь сериалы смотри по телеку, хочешь просто ложись на диван, и балдей. Хочешь иди куда угодно, хочешь в гости, хочешь в кино, никаких помех.

Татьяна всхлипнула: