Покаяние

Часть первая. Палачи и жертвы

Прелюдия и драма

Ну, вот уже и утро, господа,

Пора бы потихоньку собираться…

Оставив на столе всё, как всегда,

Чтоб вечером в кругу друзей собраться…

Ушли они. Но вышло — на века…

В историю ушли декабрьским утром,

Красивые, весёлые пока,

Ждать с нетерпением победную минуту.

Замёрзшие полки у стен Сената

И Милорадович пока ещё живой…

Часы запущены. Не отыграть обратно

Не сыгранную драму: свой — не свой.

Сквозь снег и ветер недовольный ропот:

Пора в казармы! Помоги нам, Боже!

И свет, что пробивается из окон,

Совсем на свет надежды не похожий…

Короткий день давно уж на исходе

И нервы на пределе. Знать, беда!

Без крови междуцарствие, выходит,

В России не бывает никогда…

И выстрел грянул. В спину генералу.

Каховский, ну, а где же Ваша честь?

Но этого уже казалось мало,

Когда на ком сорвать всю злобу, есть…

Удар штыком — последняя награда…

Эх, Оболенский, Вы ведь всё же князь,

А, может быть, судьбе так было надо —

Чтоб каторгой Вы насладились всласть?

Окончена прелюдия. Не драма!

Кому-то — эшафот. Кому-то — трон.

…Из декабря октябрьское пламя

Нас подожжёт потом со всех сторон…

Двадцать пятый

Мы проиграли, понадеявшись на случай,

И утром ждёт нас с вами эшафот…

Хотя я знаю, там нам будет лучше,

Где с нами Бог. И дел не впровот…

И там увидим мы друзей всех наших,

А здесь лишь крысы с нами по ночам…

Не верю я, что вам совсем не страшно

Кому не страшно, в снах так не кричат.

Вы это понимаете и сами…

Проплакаться нам больше не дадут

И обливаться горькими слезами,

Когда на равелин нас поведут…

Конечно, мой дружище, жизни жалко

И молодости жалко и любви.

Поспите. До утра чуть-чуть осталось…

Жаль, не поют зимою соловьи.

Ну а потом всё будет, как и будет

И не на нас за нашу смерть вина.

Поверьте, милый друг, нас не забудет

Россия-мать, родная нам страна…

И жертвы наши будут не напрасны

И добрым словом нас здесь помянут…

На Петербург, как жизнь, такой прекрасный

Успеем мы в последний раз взглянуть…

А большего, пожалуй, и не надо

Мы сделали, мой друг, всё, что могли…

И в нашу честь ещё пройдут парады

И отдадут салют нам корабли.

И медный Пётр поймёт железным сердцем —

Нельзя свободу спрятать за стену.

О нас потом ещё напишет Герцен,

О разбудивших, спящую страну…

Не скоро это будет и не быстро,

Но верь, самодержавие снесут

И нам на нашу площадь Декабристов

Цветы потомки наши принесут…

Сибирский тракт

Везли кандальных по этапу

В Сибирь на каторгу везли…

Весь день над ними дождик плакал

Как будто слёзы всей Земли

Над Тихвином собрали тучи

Чтобы несчастных окропить

И чтобы жажда их не мучила

Воды небесной дать попить…

Сибирский тракт — судьба кому-то

Кому-то и последний путь

Без почестей и без салютов…

Судьбу, увы, не обмануть…

Стоит в ушах тот звон кандальный

Громче, чем звон колоколов.

Молитва пред дорогой дальней,

Мольба в глазах лишь, и без слов…

Как знать, кого к нам завтра снова,

Дорога эта приведёт,

Когда от станции почтовой

Очередной обоз уйдёт?…

Стою, я в веке позапрошлом

На месте том — почти святом…

У станции давно заброшенной,

Забытой, навсегда при том…

На окнах те же занавески

И всё как было, так и есть,

И даже Фёдор Достоевский

Хоть в кандалах, но тоже здесь.

Поэты здесь и декабристы,

И просто люди иногда…

И пусть тот век уже не близкий —

Он здесь остался навсегда.

Дорога к Октябрю

По Сибирскому тракту рекою

С Петербурга до края Земли

Кандалами звеня, и тоскою

По России разбойнички шли.

Их поток нескончаемо длинный

Извивался, как речка в брегах.

На привалах справлялись поминки

Сразу тут же по тем, кто в бегах…

Каждый день становилось всё меньше

Тех, кто мог до Сибири дойти,

Но могил их разбойных, конечно,

Никому никогда не найти…

А за каторжным строем кандальным

На каретах до края земли

В ссылку вечную — в каторгу дальнюю

Цвет дворянской России везли.

Тех, кто верил себе — не народу,

Кто к Сенату пришёл в декабре,

Получили за жизнь — несвободу

С разрешеньем не быть при дворе…

Кто же знал, что российскую душу

Не понять будет даже царю…

Ведь в России — хотели как лучше —

Привели не в Сибирь — к Октябрю!

Но сначала той долгой дорогой

Декабристские жёны прошли

Из дворцов Петербургских — к острогу

И Россию свободой зажгли…

Доказали себе и народу,

Что жила и живёт в нас всегда

Вера в Бога и вера в Свободу,

Ну а в добрых царей — никогда…

…Двести лет пролетело почти что

И опять снится мне в декабре,

Как по тракту сибирскому мчится

Кто-то белый на белом коне…

Может это Любовь иль Надежда?

Что в России сегодня важней?

Мы не будем такими, как прежде,

Но без Веры не станем сильней.

Без Любви и не нас, не России

Уж не будет такой, как была…

И одна лишь Надежда осталась,

Слава Богу, она хоть жива!

Сопки Маньчжурии

Там — за рекой

Мне незнакомый Китай

Сопки Маньчжурии —

Был русский ад

Теперь же кому-то рай…

Там за рекой

Время совсем не бежит

Там за рекой

Прадед мой тоже лежит…

Вот уже век

Лежит не один лишь он

И сопки Маньчжурии

Вечные стражи

Надёжно хранят их сон…

Там за рекой

Над сопками вновь туман

И каждый, кто там —

Настоящий герой

И это совсем не обман…

И будет всегда

Вас помнить всех мать-страна

На сопках маньчжурских

Ребят петербургских

Пока будет жить она…

Там за рекой

Много российских крестов

Маньчжурские сопки —

Могила не робких,

Лишь тех, кто к победам готов….

Ушёл не просто век

Ушёл не просто век. Тысячелетие

И нет царей, генсеков, и вождей…

Мы их уход торжественно отметили

Салютами и шумом площадей

Без лозунгов и без манифестаций

Без митингов. По-русски, как всегда…

За новый век давайте выпьем, братцы,

А пить за прошлый? Я бы никогда.

Оставим наше прошлое в покое…

Оставим память нашим старикам…

И не начнём век новый с перестроек —

Не будем тратить жизнь по пустякам…

Тяжёлый выбор

Четыре дамы: Революция, Реформа

И Демократия с подругой Диктатурой

Собрались как-то раз в Женеве тихой

У Века нового гульнуть под Рождество.

Играли в карты. Пили. Говорили

И про политику и про литературу…

Про то, как каждая из них жизнь понимает,

Причём своё не пряча естество…

Пожалуй, самой нервной, дали первой

Сказать, и Революция пошла

В разнос, как и всегда: я мир разрушу

До основания! И символ мой — звезда!

В ответ ей Демократия: а как же

Права людей и общества права?

Тут Диктатура влезла: От свободы —

Все беды. Быть свободной? Никогда!

И лишь Реформа скромно промолчала.

Подумала при этом: ну и дуры!

Она ж хитрее всех. И для начала

Хотя бы демократкой притворилась…

Дала свободы всем, но лишь чуть –чуть,

Потом бы осудила Диктатуру,

И с Революцией пошла на компромисс —

Рабочий класс, ведь это всё же сила…

В конце — концов в большой игре

Тот победитель —

Кто до конца умеет флиртовать,

Кто предавать умеет, и, простите,

И продаваться по своей цене…

…Что ж получается? Как не крути, всё худо!

Как из таких невесту выбирать?

Подумал Век и загрустил: Не промахнуться бы!

Ведь вся ответственность за них теперь на мне…

У памяти свой трибунал

Какое ты теперь имеешь право

Судить о том, что было, но прошло?

Делить людей на правых и неправых,

На тех, кто совершал добро и зло?

Их нет давно — ни красных и ни белых…

Зачем тебе их судьбы ворошить?

До прошлого тебе какое дело,

Оно ведь не мешает тебе жить?

Мне совесть задаёт вопросы эти,

А память моя словно трибунал…

Мне, правда, хорошо на этом свете,

Пока я полной правды не узнал.

А если вдруг узнаю, что с ней будет

С бессовестною совестью моей?

И что тогда о ней мне скажут люди,

На склоне моих столь хороших дней?

А может, впрямь, я не имею права?

Но совесть почему-то вдруг молчит…

А вдруг сама от прошлого устала?

А вдруг донос на прошлое строчит?..

Двадцатый век

Казалось это было лишь вчера…

Мазурки темп сменяли звуки вальса

И в вальсе том кружились юнкера

И весело смеялись их подруги

И от любви кружилась голова,

А может быть, вино в том виновато?

И в этот миг вступал в свои права

Век новый, век кровавый, век двадцатый…

Но ничего никто ещё не знал

И ничего никто ещё не ведал

И продолжал шуметь весёлый бал,

Встречая век, несущий смерть и беды…

На площади Сенатской

На площади Сенатской

Кружится белый снег…

Век прошлый девятнадцатый

Сменил двадцатый век…

И пляшет вьюга первая

Над городом Петра.

И что грядёт, не ведая,

На Невском юнкера

Гуляют с гимназистками…

Шампанского река…

Война ещё не близко —

Глядит издалека

На юных и счастливых

И знает наперёд,

Что мальчик этот милый

Уж точно не умрёт.

И этот — скромный слишком,

Вернётся из похода…

А остальные — в списке

Семнадцатого года…

Хоть и войны герои —

Расстреляны в ЧК…

Что ж, веселитесь, мальчики!

Вы живы все пока…

Девятое января

У Александрийского столпа

Барышни нарядные гуляют…

На Дворцовой площади толпа

И ещё пока что не стреляют.

С Невского народ всё прёт и прёт

К батюшке-царю спешит за правдой,

Позабыв, как сам его зовёт —

Николай Второй или Кровавый.

Быстро он, видать, забыл Ходынку,

Море трупов, как и море слёз.

Снова на свои спешит поминки,

Несмотря на холод и мороз.

У дворца их ждут уже казаки

А вот царь, похоже, их не ждёт.

Ружья приготовлены к атаке…

На коленях молится народ

За свои, за души, убиенные,

Скоро им лететь на небеса.

Может быть, уже через мгновение

В стоны превратятся голоса.

…Барышни, здесь вам совсем не место,

Только смерть вам видеть не хватало!

Скоро будет здесь не суд небесный —

Царский суд. И как всегда кровавый.

Едем же, уж кони застоялись.

Вам куда? Ах, в Смольный институт…

И уже потом нам в след раздались

Выстрелы, как траурный салют…

Любовь и смерть

В Санкт-Петербург

Опять пришла зима.

Мы по Неве несёмся

В нашей тройке.

Мы все сошли

От красоты её с ума.

От предстоящей

Дружеской попойки.

Мы встретим новый век

И новый год

Под перезвоны

Пенистых бокалов.

Потом наступит

И любви черёд,

Пока нас с ног

Не свалит вдруг усталость.

Ночь пролетит,

Но не двадцатый век.

А он уже готовит

Место лобное

Для каждого из нас.

А мы же с ней,

С той женщиной,

Почти богоподобной,

Остаток наших,

Богом данных дней

Готовы провести.

И будь что будет!

Но будет там нам

С ней не по пути

И только сердце

Наше не забудет

И всё поймёт,

А может и простит…

Ведь кто мы для неё:

Не офицеры,

Почти мальчишки,

Просто юнкера.

Вина без меры

И любви без меры.

Всё это для неё

И нас — игра…

…И лишь потом

В кровавом октябре

Поймём, когда

Мы вновь её увидим:

Нас маузер её

В её игре

Уже тогда

Любил и ненавидел…

Поздно

Сто лет назад в таком же январе

В сыром и неуютном Петрограде

Жил был поэт. Сидел в своей норе

Страдал и пил и жил лишь Музы ради…

А за окном серебряный был век

И снег под солнцем ярко серебрился

И был поэт тот странный человек,

А может быть, он только притворился,

Что он поэт? Он в рифмах своих — Бог.

Он Ангел и Предвестник дней грядущих…

И скоро он напишет эпилог

Про всех, про нас по Невскому бредущих

Толпой слепой навстречу новым дням

И новым революциям и бедам.

Не внемлем мы пророческим устам,

Что натворим, пока ещё не ведаем…

Зря спрашиваем: кто он — тот поэт?

Он лишь поэт. К чему все разговоры

Быть может жить ему осталось лет

Всего-то лишь до выстрела «Авроры»…

А через год иль два — январским днём

Таким же, как сегодня. Днём морозным

Мы вспомним в каземате вдруг о нём,

Поверившие в Бога. Только поздно…

Аврора

Средь мрачных туч пробилась в мир аврора —

Предвестница очередного дня…

Стоял октябрь. И кто бы знал, что скоро

Аврора станет — символ Октября…

И кто бы знал, что выстрел над Невою

Приход эпохи новой возвестит…

И будет в той Авроре что-то злое,

И прошлое она нам не простит…

И каждый новый утренний рассвет

Уже не будет нам давать надежды

Ещё на много, много, много лет

Увидеть ту аврору, как и прежде…

Вновь радоваться сердцем и душой,

Как после ночи солнце к нам приходит,

Опять теплом согреет мир большой,

И веру в доброту вернёт в народе…

Вий

Последний год жила Россия

Как было в ней заведено…

Читала Гоголя про Вия,

А Вий был в нас давным-давно…

Ходил незримо вместе с нами

По кабакам и по бегам,

И в Первомай под красным знаменем

Врагов бить первым предлагал…

Шумела в праздники столица,

Хотя и был разгар войны.

И лица! Ах, какие лица!

И в них ни капельки вины…

А Вий вокруг ходил довольный

И всех их в списки заносил.

Ох, как им скоро будет больно!

Кричать и то не будет сил…

Пока же есть и хлеб и дело

Пока январь. Последний год…

Но всем, как видно, не терпелось

Прибавить в будущее ход…

И всем хотелось изменений —

К примеру, нового царя…

Но тут пришёл товарищ Ленин —

Наш главный Вий. И с Октября

Что будет дальше, всё мы знаем…

Забросим Гоголя. И вот

Лишь год на новый поменяем,

Пойдём — одни на эшафот —

На нашу Русскую Голгофу…

Другие дружною толпой

В свой коммунизм за новым богом…

А мы, куда пойдём с тобой?

…Сто лет стоим на перепутье

И выбор вроде есть, и нет.

Пойдут одни — туда, где Путин…

Другие — лишь посмотрят вслед…

Опять великий праздник

На площадях Москвы опять знамёна —

Столица празднует в девяносто восьмой раз

Октябрь Великий. И не вспомнит поимённо,

Как и всегда, о многих, тех из нас,

Кто для него был лишь белогвардейцем

Совсем не русским в сердце и душе…

А им останется на Бога лишь надеяться,

Что на столетнем близком рубеже

Не по цветам, а по годам все приберутся

На небе будут праздновать свой день

В надежде, что уж там не подерутся

И бога низвергать им будет лень…

Закончим век ненужных революций,

Братоубийственных и лозунгов и бойнь

И будут предназначены салюты

Всем тем, кто был и есть всегда с тобой,

С тобой моя Россия — мать-Россия!

Пусть в красный цвет тебя рядят опять

Иные, и давно уж не земные,

Не повернуть историю им вспять.

К столетию великих потрясений

Уйдут они. Останется народ.

И новый вождь, тех, новых, поколений

Их в год семнадцатый уже не приведёт…

Красный март

В Петрограде февраль. До весны полнедели

И весна вроде близко, но метёт и метёт…

Как же нам надоели и февраль и метели

Только к нам вместо марта

Кто-то в красном идёт…

Может, это весна нарядилась вдруг в красное?

Может, новая мода во всём красном ходить?

Только сердцем я чувствую

В красном что-то опасное,

Хотя сердце не может это мне подтвердить…

Говорят, красный цвет — цвет, любимый в России

Это цвет красоты и, конечно, любви…

Если бы вы меня не сегодня спросили,

Я быть может ответил вам, но не так, как мне вы…

Ведь всю правду о красном

Мы узнаем чуть позже…

А пока красный март в феврале к нам пришёл

И пока не царя в марте мы уничтожим

А себя и империю. Так, чтоб Бог не нашёл…

Но недолго свободе, в её красных нарядах,

По проспектам гулять в Петрограде моём…

И заменит на кровь нашу красную радость

Скоро Красный Октябрь. Лишь тогда всё поймём…

Февраль семнадцатого года

Повторяется всё

В нашей жизни когда-то.

Вот и снова февраль.

Вновь семнадцатый год.

Я молоденький юнкер

У дворцов Петрограда

В толк никак не возьму,

Что ж ликует народ?

Почему наполняются,

Словно кровью, знамёнами,

Раньше тихие улицы

И большие мосты?

Лишь в часовне на Невском

Тишина пред иконами,

Ну а толпы вокруг

Вслух поносят святых.

Да откуда им знать,

Что российская драма

Началась в это утро.

С отреченьем царя!

Будет время и Русь,

Словно пьяная дама,

Вдруг проснётся с похмелья

Где-нибудь в лагерях.

Никогда ничего

Не проходит бесследно —

Ни триумф палачей,

Ни духовный разброд…

Просыпаюсь я утром,

А над Всадником Медным

Вместе с солнцем встаёт

Тот семнадцатый год…

Баллада о вожде

Жил человечек маленького роста

Учился в школе. Задавал вопросы

Искал пути и сам их находил…

И брали Зимний бравые матросы

И оказалось быстро всё и просто

А маленький невзрачный человечек

Из Смольного уже руководил…

Всё это будет — позже лет на десять

Но час его покуда не пришёл,

Да и себя ещё он не нашёл,

Да и народу был не интересен…

А между тем, набрав ума и силы,

Немного полысел и постарел…

Жаль, пятый год в Женеве вместе с пивом

По молодости — просто просмотрел…

Россия пошумела, покричала,

Но без него. И спать легла опять.

Не зря же он марксизм учил на «пять»

И без неё решил — начать сначала…

Чтоб разбудить её, как раньше Герцен,

Подняв толпу — разрушить всё мечтал….

Он о России думал. Но не сердцем,

Он цифрами Россию просчитал…

И никогда не помышлял, не ведал,

А что в его — безбожника — душе?

И осенью в промёрзшем шалаше

Он план другим безбожникам поведал…

Потом был залп «Авроры» поздней ночью

Потом экспроприации, ЧК, царя в расход

Отправил лично. Точно.

Не будет же в России врать народ…

И цифры, цифры — пирровой победы

И беды, беды. Слёзы. Кровь. Война

Оставила свой след на век. А следом

Пошёл в стране Великий балаган…

И где же ты была Фани Каплан,

Когда всё это и не начиналось?

А вот и Горки и он сам — усталый

От прошлых дел и будущих забот…

И тишина. Рыдающий народ…

И человечек маленький в Колонном

Лежит один. Он страшно одинок…

И даже с ним поступят беззаконно,

Чтоб даже мёртвым — мёртвым быть не мог…

Оставят зрить его — в пример потомкам

В укор другим — не верившим в Итог.

Итог же оказался предсказуем

И маленький вот этот, человек,

Расправившийся с первыми буржуями,

Не думал их увидеть через век.

Но всё пошло не так. А он лежит

Как и лежал в своём костюме строгом.

Он получил сполна, что заслужил

От партии своей. Но не от Бога…

Семь десятилетий до рассвета

Холодный ветер

Нервно дул с Невы…

Октябрь. Ночь.

Костры. И разговоры

О мире и земле.

И залп «Авроры»

Сквозь шорох

Опадающей листвы….

И где-то далеко

Опять стреляли…

И к Смольному народ

Толпой валил.

И гений

Революцию творил

И по его приказу

Зимний брали…

И был четверг.

Недели середина.

И всё что было —

Всё уже Ничто.

Пришли Никто.

И стали всем зато!

Всё остальное

Мелочь и рутина.

Закрытые

Купеческие лавки,

Декреты,

Что на стенах и столбах…

И первые убитые

В гробах…

И насмерть

Перепуганные шавки…

Таким проснулся

Утром Петроград

И не узнал он

Сам себя, похоже.

Всё те же шли

По улицам прохожие,

Но почему-то

Был никто не рад…

Свершилось!

Нет царя и нет министров!

На смену им

Совдепия пришла.

И что страна искала,

То нашла —

Вместо свободы —

Тиранию коммунистов…

Вместо земли и хлеба —

Продотряд…

И вместо мира

Брат пошёл на брата…

Вместо попов и храмов —

Медсанбаты…

И вместо Петрограда —

Ленинград…

И в Смольном — Ленин.

И вся власть — Советам!

И вместо триколора —

Красный флаг….

Октябрь. Ночь.

Костры. Потом Гулаг…

И семь десятилетий

До рассвета.

Двадцать пятое октября

Каждый год в двадцать пятую ночь октября

Кто я есть, я во сне забываю,

То в Казанском соборе вдруг молюсь за царя,

То, подобных себе, убиваю…

Между красным и белым моя рвется душа,

То печалится, то, словно стерва,

Без суда и без следствия чьи-то судьбы решать

Она вдруг вызывается первой…

И откуда в душе столько злобы и зла?

Словно с богом она не общалась,

Не с её ли команды меня пуля нашла

И в награду за верность досталась…

И под Царским селом я упал мёртвым в снег,

Но она знать меня не хотела —

Я не правильный был для неё человек.

Без души закопали. Лишь тело…

Без молитвенных слов, не поставив креста.

И таких нас, бездушных, мильоны,

Но ведь души, восставшие против Христа,

Вряд ли будут когда-то прощёнными…

…Может быть от того в эту ночь октября

Я во сне своём вновь повторяюсь,

Потому что надеюсь, что, быть может, не зря

Я уже почти век умираю…

Две дороги

В поле белом, в поле чистом

Встретились два коммуниста

И дорога их лежала

Далеко за горизонт.

Был январь. Стемнело быстро

Да и вьюга набежала

И идти вперёд, похоже,

Вовсе даже не резон…

Далеко за далью далей

Коммунизм, но ведь устали?!

Недалёко за пригорком

Крест виднелся — Божий храм…

А в Кремле товарищ Сталин

И товарищ Ленин в Горках,

Но до них уж не добраться

Ни метели, ни волкам…

И куда ж идти? Дорога,

Что короче — прямо к Богу,

А другая мглою скрыта,

Можно запросто пропасть.

За идею умирало

На полях таких же много.

Так что быть идеалистом

Значит, прямо волку в пасть…

И решили без утайки —

Хватит с нас кремлёвской пайки!

Коммунизм — всё это байки,

Натуральная туфта!

Повернули ноги к Храму,

Ведь крестила ж в детстве мама!..

Может всё-таки и примет

Бог? Пусть даже без креста…

Издержки революции

Гражданочки, у нас теперь свобода!

Кричал с трибуны явный ловелас.

Но в октябре семнадцатого года

Другой ему пришёл на смену класс.

— Товарищи, долой буржуев свору!

Теперь вы все для каждого из нас…

История попёрла сразу в гору,

Когда легло полкласса на матрас.

Теперь же говорим мы про издержки

И не ищите в правде вы изъян.

Ведь было: комисарши и консъержки

Вставали в очередь с утра к чужим мужьям…

Ведь революции нужны и командиры,

И те нужны, которых бы вели,

И вот по разнарядке шли в квартиры

Чужие жёны, но не за рубли…

Не говорите: это же позорно!

Ну, перегнули кое-что в ЦК,

Ведь есть у них отдел по беспризорным

И всё, как видите, у партии в руках…

Простите, ради бога, за издёвку,

Всё было — всё прошло. Что говорить,

Но только мне за партию неловко,

Глядишь, могли б Европу покорить…

Женский день

…Петербург. Начало века.

Пролетарками забит

Невский весь.

Все с красным в красном.

Только Бог один скорбит…

В революцию шагает

Дружным шагом наш народ.

Ну, а праздник? Праздник будет!

И его придёт черёд…

…Революцию свершили.

Очень весело зажили —

И конечно праздник этот

Стал на праздник чуть похож…

Дружно помитинговали.

О победах доложили,

А потом, ну, мы ж в России,

Море праздника и рож —

Полупьяных, даже пьяных.

В общем, кто во что горазд.

Год и сорок поздравляли —

Пели. Пили.

Каждый раз…

…. Власть сменилась.

Век сменился.

А восьмое марта вновь

Ждём мы также как и ждали.

И готовим море слов…

Вместо митингов — подарки…

Вместо орденов — цветы…

И давно не пролетарский —

Праздник женской красоты!

…И пусть Бог его не любит,

У него свои есть дни.

Женщин обижать не будем —

Он такой один у них!

Восемнадцатый год

По заснеженным тропам мчатся кони лихие

И в едином порыве брат на брата идёт…

И кровавой метелью по голодной России

Закружил чумовой восемнадцатый год.

Перепутал нас всех. Всё в России смешалось.

Белый, красный, зелёный —

Цвет священных знамён…

Сколько страшных грехов этот год совершалось

И в степях растопталось безымянных имён…

Сколько судеб людских на полях тех осталось…

Сколько бедных сирот появилось и вдов…

А проклятой войне даже этого мало —

И безумством объятые в схватке сходимся вновь…

Ипатьевский подвал

Ипатьевский подвал.

Нет «лучше» места:

Ни смеха палачей.

Ни стона жертв.

Не слышно ничего.

И неизвестно,

Как чувствовал

Себя в нём изувер,

Поднявший руку

На Царя и Веру?

Опять июль.

Такой же, как тогда.

Где тот стрелявший,

Веривший без меры,

В свою непогрешимость?

Но года,

Расставили всех

По делам их бравым.

Позволил Бог

Поцарствовать им всласть,

Но кончилась

Эпоха для не правых!

Для убиенных —

Только началась…

И на крови невинных

Храм поднялся

И мой народ с колен

Подняться смог.

Того же,

Кто в подвале том смеялся,

Не вспомнит ни народ,

Ни даже Бог…

Золотые погоны

Золотые погоны,

Аксельбанты витые.

Час назад мы всего-то

Были лишь юнкера,

А теперь, когда мы

Присягнули России,

Нам неважно совсем,

То, что было вчера…

Мы сегодня другие.

Мы её офицеры.

Мы России готовы,

Как и деды, служить.

Мы готовы служить

Своим внукам примером…

Только многим до внуков

Не удастся дожить.

Не удастся за Веру,

За Отечество наше

Послужить, как хотелось бы,

Не за деньги — за честь!

В Петрограде сыром,

Красным цветом окрашенном,

Для таких юнкеров

Каземат уже есть…

Так что, милый поручик,

Даст Бог, свидимся снова,

Может, где-то в Париже

Иль у Бога в гостях,

Если нам не дано

Будет им же иного…

Впрочем, смерть за Россию

Не такой уж пустяк!

Время выбрало нас

Время выбрало нас

Не любить, а страдать.

Время выбрало нас,

Чтобы жизни отдать

За Россию твою,

За Россию мою.

Я за нашу Россию

Бога тихо молю,

Чтобы капельку счастья

Дал он нашей стране,

Ну, а если погибнуть

Суждено на войне

Нам с тобою, поручик,

Значит, это судьба.

Значит, время пришло.

И зовёт нас труба

На последний наш бой.

Ты, поручик, не трусь —

Нас не будет с тобой,

Но зато будет Русь!

А над нами берёзы

Будут вечно шуметь…

Хорошо б на том свете

Русь такую иметь!

Господа офицеры

Господа офицеры,

Наше время проходит.

И осанка не та,

Да и удаль не та.

За Россию напрасно

Погибали, выходит?

Да и жизнь наша нынче

Лишь одна суета…

Поседели виски,

Полиняли погоны.

С них осыпалось золото,

Словно пыль, навсегда.

А в далёкой степи

Наши спят батальоны,

Лишь они из России

Не ушли никуда…

Ну, а мы, как изгои,

Вечно бродим по миру.

Без семьи, без Отчизны

Мы остались давно.

И теперь комиссары

В наших тёплых квартирах

С теми, кто был нам предан,

Пьют сегодня вино…

Мы же пьём от тоски

По российским дорогам,

По российским берёзам

И любимым глазам.

К сожалению, мы

Потеряли так много —

Сохранили лишь честь

И любовь к Образам…

Даже Бог нас покинул

В страшный час испытаний

Нам никто не помог,

Но мы живы ещё.

И пусть вся наша жизнь

Состоит из страданий

Никогда мы России

Не предъявим свой счёт…

Ни за муки свои,

Ни за слёзы скупые,

Ни за сны и мечты,

Ни за трупы во рвах,

Но мы верим:

Вернутся и в Россию святые,

Вновь кресты заблестят

На российских церквах…

Наши женщины нас

Всех простят, если смогут,

Если любят и помнят,

Примут нас и поймут.

Ну а если забыли,

Пусть не судят нас строго

Мы их тоже не судим.

Есть один — Божий суд…

Пусть они позабыли всех нас

В вечной разлуке,

Пусть устали нас ждать

Из далёких краёв,

Только мы по ночам

Целовали их руки,

Пусть во сне, но жила

В душах наших любовь….

Господа офицеры,

Так что выпьем без меры

За любимых, которых

Мы любили всегда,

За Россию, которую

Почитали, за Веру,

За Надежду, за Честь,

И за тех, без креста…

Не они виноваты

Если в этой стране

Воздвигают на лжи монументы

И неправда вдруг правдой

Становится в этой стране,

Если правду скрывают от нас по архивам,

Как и киноленты,

О великой забытой на годы

Той первой войне —

Это значит, кому то так надо

И очень удобно —

Возвеличить неправду,

Поражение в миф превратить

Наших первых и славных побед —

Как в сраженьях под Псковом.

А потом его сдачу,

Как начало —

Бесчисленных первых лишений и бед…

Как бы ни было там — к монументу под Псковом

Мы приносим цветы в феврале

Павшим красным бойцам.

Там их много лежит — кто сложил свою голову

В этих псковских местах,

Где и я побывал как-то сам…

И услышал от тех стариков,

Доживающих жизни,

Что всё было не так,

Но на тех, кто здесь пал, нет вины…

В поражении том

Или всё-таки в нашей победе

Не они виноваты —

Злые Гении этой страны….

Скоро сто уже лет,

Ну, а мы до конца и не знаем

Правды всей, кто был прав,

Ну, а кто виноват?

На историю нашу

Головой, как обычно, киваем

Виноватых, мол, нет…

И народ тому рад…

Примирения нет,

Что для ныне живущих опасно,

Потому, что тогда,

Всё с того же у нас началось:

Поделили народ

И на белых и красных…

Кто же будет забыт

В этот день снова нами из них?

Надо верить в Россию

Господа офицеры,

Надо верить в Россию,

Если мы не вернемся,

Значит так суждено.

За себя мы у Бога

Никогда не просили

За родную страну

Попросить не грешно.

Мы попросим у Бога

Дать ей капельку Веры,

Дать немного Надежды

И немного Любви.

И поменьше страданий,

Их уж было без меры,

И чтоб больше она

Не умылась в крови…

Остальное придёт.

Вновь поднимутся Храмы

И кресты заблестят

На святых куполах.

Канут в лету навек

Коммунисты и хамы,

И забудут в России

Об их страшных делах…

И восстанет Любовь,

Возрождённая Верой,

И Надежда вернётся

Снова в души людей,

Ну, а мы не вернёмся —

Небольшая потеря.

Будет много других

Офицеров у ней…

За друзей, которых нет

Давайте выпьем, господа,

За Веру нашу!

Её мы сохранили и не зря.

Помянем убиенного царя,

И всех других,

От рук Иуды павших.

Ведь верим мы,

Что день ещё придёт,

Когда опять

Откроют двери храмов,

Закончится невиданная драма,

И Божий суд

Нас каждого найдёт.

Кто прав, кто виноват —

Пусть Бог рассудит,

На белых и на красных не деля.

И всех нас приберёт

Одна земля —

И будем не солдаты в ней,

А люди…

…Пока же молча пьём за упокой

Друзей, которых нет

Сегодня с нами.

Фуражки снимем

И приспустим знамя,

Слезу предательскую

С глаз смахнув рукой…

Возвращение домой

Вы остались верны

И России и Вере

И присяге своей

Вы остались верны,

Вы теряли друзей,

Но оплакав потери,

Снова в бой поднимались

Ради счастья страны.

Ради общей свободы,

Ради Чести и Веры,

Ради русских полей,

Где друзья полегли.

Вы тогда проиграли

И пришли изуверы,

Уничтожив в России всё,

Что только смогли.

Посрывали кресты,

Испоганили Храмы,

И священников наших

Расстреляли в ЧК.

Хоть не видела Русь

Такой жертвенной драмы,

Но не верила в то,

Что так будет века.

…И случилось всё то,

Что предписано было

И Донской монастырь

Принял вас как родных.

Ведь Россия-страна

Всех вас тайно любила.

Вы солдаты — для нас,

Для неё вы — Сыны…

Мы стали теми, кем мы стали

Мы были все идеалистами

Во чреве матери родной.

А стали — кто-то коммунистами,

А кто-то всей стране виной…

Мы в детстве были все прекрасными,

Но повзрослели в тот же час,

Когда вдруг стали кто-то красными,

А кто-то — белыми из нас…

Когда судьбу одной России

Мы разделили на двоих

И разрешенья не спросили

На это мы у мам своих…

Ну, а теперь, уж слишком поздно

И слишком много на руках

Невинной крови. Даже слёзы

Их не отмоют и в веках…

И лишь, когда мы наши души

Себе с раскаяньем вернём,

Когда друг друга будем слушать

И слышать, а не жечь огнём

Россию мать. Нас наши мамы

С высот небесных всех простят

И неразумных и упрямых,

Конечно, если захотят.

Как и загубленные души

Под Краснодаром и в Крыму…

Выходит, подвиг наш не нужен

Теперь в России никому?

Кино о прошлом

Мы смотрим хронику семнадцатого года

И в кинозале только старики…

Там за стеной октябрь и непогода

А здесь собрались давние враги.

Рядком сидят седые комиссары

И бывшие поручики сидят,

А на экране бой под Краснодаром.

Давно известно, чьи в нём победят…

Так может быть не надо наше прошлое

Как и людские души ворошить?

Ведь было и у нас чуть-чуть хорошего,

Хотя пришлось по-разному нам жить.

А, может быть, и надо, потому что

Иначе нам друг друга не понять,

Иначе будет совесть снова мучить

И снова на врагов нас разделять…

Жаль, нет средь нас тех правых и не правых,

Их, Родину любивших, нет давно.

Они себя давно покрыли славой,

А мы о правде спорим всё равно.

Но, слава Богу, не в огне сражений,

За чашкой чая дома и в тепле.

Мы долго ждали этого мгновения,

Полвека проведя в чужой земле…

…Октябрьский ветер раздувает триколоры

И в золоте кресты на куполах…

Ну, наконец-то, кончены все споры

О том, кто в Октябре том был не прав…

В последний раз картинки прошлой жизни

Мы смотрим, и слезу смахнув из глаз,

Себя на мысли ловим: в коммунизме

Не выжил бы ни кто и дня из нас…

Когда-нибудь

В белом поле красный снег.

Приспущены знамёна…

А на небе, вот уж век

Со списков поимённых

Отпевают души тех,

Без вины пропавших:

Красных, белых,

В общем всех,

За Россию павших…

Много было

Жертв безвинных

Много было и атак.

Видно список

Очень длинный

Нет конца ему никак…

Мы их тоже

Не забудем,

И судьбу

Не будем злить,

И Россию-мать

Не будем

Между братьями делить…

Ни на белых,

Ни на красных,

А иначе пропадём.

И когда-нибудь

К ней вместе

С покаянием придём…

Такая жизнь

Три месяца без новой красной власти

Наш город жил. Почти, что повезло.

И всем уже казалось, то несчастье,

Что было в октябре, нас обошло,

Что доживём спокойно мы до лета,

Что не оставит город Божья мать,

И что не будет никаких Советов,

И хлеб ни кто не будет отнимать…

И будет всё, как было, всё, как прежде.

Как жили мы при батюшке царе,

Ходили в храм за верой и надеждой,

Но март уже был на календаре.

Потом пришёл к нам в город бронепоезд,

Привёз солдат и «Правду» нам привёз.

Потом закрыли храм, отняли волю,

Забрали хлеб, оставив море слёз…

А чтобы просвещёнными мы были,

Отправили нас всех гурьбой в ликбез,

Чтоб вместо бога партию любили

И чтобы прославляли до небес.

…И стало в нашем городе вновь тихо,

Осталось только спать и водку пить,

И песни петь про горюшко и лихо,

Про то, как нам Совдепию любить…

Письмо домой

Ты не плачь обо мне понапрасну

А не то, впрямь, накликаешь бед…

Если спросят: воюет у красных?

Загляни к свояку в сельсовет

И скажи ему: вроде негоже

Забывать, что мы всё же родня…

Поклонись ему, может, поможет

И привет передай от меня.

Может хлеба найдёт он немного

И протянете вы до весны,

Ну а там всё зависит от бога,

Да и мы возвернёмся с войны…

Я вернусь, заживём мы богато,

Есть земля, руки есть, что ещё?

И не хуже, чем жили когда-то,

Ну а прошлые слёзы не в счёт…

Если спросят: твой Ванька у белых

И, быть может, уже генерал?

Мол, советская власть проглядела

Кулака, а он взял и удрал…

Промолчи. Наплевать на их гонор.

Не известно, чья сила возьмёт…

Ну а если попробуют тронуть —

То в сарае зарыт пулемёт…

Голод

Я попал под статью, под расстрельную —

Корку хлеба для брата стащил.

И чекист своей речью похмельною

Брать чужое меня отучил…

Но не зря же бросал я монетку,

Вдруг опять в этот раз подфартит,

Дядька строгий меня — малолетку

За ту корочку хлеба простит…

Получилось, как мне и хотелось —

Двадцать пять. И всего ни чего!

Выйду я молодым, хоть и белым,

И найду, несомненно, его…

Если выжил, конечно, братишка,

В тот голодный, в тот памятный год.

Если нет, значит, был тоже лишним

Для кого-то тот маленький рот…

Мешок картошки

Я мужик по жизни

Не скандальный

И к тому же я совсем не вор…

— Ну, мешок картошки на базаре

Прихватил…

Об этом разговор?

Так меня там сами попросили

Я вот им как вроде бы донёс…

А выходит тут же настрочили

На меня свой пакостный донос!

Гражданин начальник, отпустите!

Дома детки. И все есть хотят…

Вы мешок картошки мне простите,

А на небе этот грех простят…

— Ну, нахал, ты Федя, ну ей богу!

А вчера кто с гречей куль увёл?

— А там гречи точно было много?

Нет, не я. Ну, ладно я пошёл…

— У меня ты, воровская рожа,

Далеко от седова пойдёшь…

В порошок сотру и уничтожу,

В лагерях навечно пропадёшь!

…До чего они до препирались,

Комиссар весь мокрый,

Как с дождя,

Но с мешком картошки разобрались,

И опять почти что и друзья.

И ребята дома снова с полбой —

А картошка классная еда!

Хорошо, что не влепили по лбу,

Вот была беда бы, так беда!

Восемь ртов не в первый раз голодных…

Мамка в медсанбате день и ночь…

Власть, она у нас хоть и народная,

Но навряд ли хочет мне помочь…

Хорошо, что гражданин начальник

Мне совсем не друг, а старший брат,

А иначе был бы я, опальный,

Восемь раз растрелянным подряд

С того дня, когда пришёл в станицу,

Шашками порубанный не раз…

Мне сказал тогда брат: за границу

Может, ты подашься впрямь сейчас?..

Ну, куда же я от них уеду!

Пусть я враг народа. Ну и что?

Кто тогда накормит их обедом?

И не ты, и, в общем-то, никто…

Ты мне не мешай, братан, покуда.

Подожди, детишки подрастут,

Больше воровать и сам не буду.

Ну, а там хоть в рай, а хоть под суд…

Хочешь, напишу, чтоб не забылось?

А пока пора мне…

— Воровать?

— А мешка на долго ли хватило?

Ведь не с голодухи ж помирать…

…Было это всё давно, в двадцатых…

Был отец мой среди тех детей…

Выжил он один со старшим братом…

А была бы крепкая артель!

Он умер!

В тот день он умер. Отошёл от жизни.

От революций отошёл и прочих дел.

Была зима в своём привычном виде —

Январь творил морозный беспредел.

И толп осиротевшего народа

Ещё пока не видно. Лишь в Кремле

Вожди решали чинно, благородно

Предать ли Революцию земле?

Но партию предать и он не может —

Так пусть живёт он — смертью смерть поправ!

Родной стране бессмертием поможет,

Народную любовь сполна познав…

И лишь один усатый мысль лелеял

Теперь он без него не пропадёт :

Уж если будет Ленин в Мавзолее —

Туда товарищ Сталин попадёт!

Всё вышло так, как новый вождь задумал

И красный терем вырос у Кремля

Как раз напротив нынешнего Гума…

Видать, напрасно ждёт его земля

Того кто умер в день январский давний…

Лежит всем на показ почти сто лет

Давно не человек, а просто Знамя

Побед великих и великих бед…

Марсово поле

Огонь на поле Марсовом…

Погост большевиков,

Тех, кто в идеях Марксовых

Был сжечь себя готов.

Кто верил фанатично —

Его идеям жить…

Среди домов столичных

В могилу положить

Готов был все сомнения

И годы и века

На вечное забвение,

С венками от ЦК.

И как маяк из прошлого

Огонь пока горит,

Забытый и заброшенный,

А был ведь Фаворит!

На праздники ходили

Сюда большой толпой

И речи говорили

О памяти в запой.

…А вышло всё иначе —

Нет ни цветов, ни масс,

И лишь на небе плачет

Напрасно красный Марс…

Забытая война

Давно забытая война.

Давно истёрлись имена

На их могилах и крестах

И у народа на устах

Тех безымянных всех солдат…

И мы уже не помним дат

Великих и побед и бед.

Их помнит только старый дед,

Который с веком был рождён,

Как был народ наш побеждён…

Но не врагом — самим собой,

Который шёл с собой на бой

И вновь в стране была война,

Но это не его вина.

А может это божья кара?

И выстрадала всё не даром

Россия наша?  Чтобы впредь

Бездарно вновь не умереть…

Август четырнадцатого

Бьёт набатом колокол церковный…

К Храму потянулись казаки…

Из Новочеркасска сам полковник…

В августе дороги не легки…

Солнце превратилось в ад небесный…

И сгорит, похоже, урожай…

Что за весть привёз он, интересно…

А мне дед сказал: соображай —

Атаман приехал, значит, войско

Собирать, похоже, нам пора…

И средь баб пошло вдруг беспокойство:

Началась война… Ещё вчера…

Воевать нам, казакам, привычно.

За страну, за Веру, за царя

Повоюем! Будет всё отлично.

Вы не беспокойтесь, бабы, зря!

И ушёл за Дон отряд с рассветом

И с тех пор прошло уж много лет

Бабы ждут. А казаков всё нету

И станицы нет. Лишь сельсовет…

Власть чужая, красная явилась…

Снова август. Адская жара…

Хорошо, что это мне приснилось,

А ведь было, словно бы вчера…

Утро туманное

Как над Доном тихим утро разливалось,

Белыми туманами окутав берега,

До войны проклятой и дня нам не осталось,

Но о том не ведали мы с тобой пока…

По степи широкой всю ночку прогуляли

У затона тихого простились — как всегда…

А там за горизонтом — там уже стреляли

И с лихою вестью мчалась к нам беда…

Вся станица вздрогнула от звона колокольного

В первый раз проснулась, сны не досмотрев,

В это утро кончилась вольница нам вольная

И призвал царь-батюшка на войну нас всех…

Дело наше правое — воевать со славою

За Россию — матушку — мы ведь казаки!

Для тебя же, Любушка, в этом деле главное

Дожидаться нас живыми… Верно, мужики!

…Пролетело лето, а за ним второе

И ещё три осени, а потом зима…

Но в станицу дальнюю не пришли герои

Вместо них вся в красном пришла война сама…

Бабы снова в белом — плачут неумело

Разучились, видимо, даже горевать…

Иль давно привыкли. То красные, то –белые,

А свои родимые, где же? Как узнать?

…А над Доном тихим утро вновь туманное

И где-то за туманами чьи-то кони ржут…

Вновь не спит станица вся в это утро раннее

И который год уже здесь казаков всё ждут…

Всё это уже было

За окном купе летят станицы,

Промелькнул и скрылся тихий Дон.

Может быть, всё это мне лишь снится,

И мой поезд — это только сон?

Сон, который был когда-то явью,

И я в нём, по-прежнему, живу:

Вот я на коне на переправе,

Или это — просто дежавю?

Лица за окном мне так знакомы,

Только я не помню — почему?

Всё как было. Правда, нет Укомов,

А вокзалы те же по всему.

Та же степь, что помнит поимённо,

Всех кто пал здесь. Их не перечесть.

Помнит и трёхцветные знамёна,

И меня, пока живого, здесь…

…Только я не помню, почему-то,

Кем я был в том яростном году,

И как шёл в атаку летним утром,

И, быть может, до сих пор иду.

В последний раз

Я в час вечерний выйду в поле чистое

В последний раз свободой подышать,

Чтоб утром ранним вместе с коммунистами

Уйти их несвободу защищать…

Пока же полежу в траве высокой

На звёзды в тёмном небе посмотрю

И вспомню своё детство недалёкое,

Которое уже не повторю…

И вспомню ту девчонку синеокую —

Богиню из соседнего села,

С которой революция жестокая,

Меня навек теперь уж развела…

И попрощавшись с жизнью своей вольною,

В последний раз берёзку обниму…

И полетит душа в поля раздольные,

Чтоб больше не достаться никому.

Ну, что ж, пора, похоже, время вышло…

Когда-нибудь в другие времена,

Сюда придёт совсем другой мальчишка,

Но, может, будет и другой страна?

Красное и белое

Разошлись у нас пути, похоже…

Ты пошёл на право — я налево.

К красным ты пришёл. Выходит, боже,

Мне теперь осталось только к белым…

Красное и белое в бокалах

Терпкое и сладкое вино…