Институт Хронопластики

Предупреждение об авторском праве

© Все права защищены. Любое копирование, воспроизведение, хранение в информационных системах или передача в любой форме и любыми средствами — электронными, механическими, посредством фотокопирования, записи или иными — всей этой книги или отдельных ее частей запрещено без письменного разрешения автора

По вопросам сотрудничества обращаться: ok@aingard.ru

Автомашина времени

Алексей Павлович Котляров возвращался домой с завода на стареньком автобусе. Мелкая морось покрывала стекла ЛАЗ-695Н, в автобусе сидели два приятеля Алексей Павловича — Сергей Петрович и Виктор Иванович, все трое работали в одном цеху умирающего завода сухого льда и жидкой углекислоты. В перестроечное время продукция предприятия почему-то перестала интересовать заказчиков. До пенсии оставалось совсем немного, а потом будет сад-огород, народное хозяйство, домашнее вино, компот из сухофруктов, огурцы-помидоры, рыбалка…

Что будет дальше — об этом Палыч (так его называли приятели, так же назову и я) старался не думать. Всю сознательную жизнь он проработал слесарем по ремонту баллонов, крутил гайки, позднее стал мастером и мог бы при желании и выбиться в инженеры, но почему-то не захотел учиться. Перешёл в котельную завода, где трудился оператором, следил за форсунками, знал каждый винтик и пользовался уважением среди коллег. Сергей Петрович работал технологом в цехе готовой продукции, а Виктор Иваныч — токарем, про которого говорили «хоть черта в ступе выточит»

— Что слышно в верхах? — спросил Палыч, вытирая рукавом запотевшее окно. — Не видать ни фига, темень какая…

— Генеральный дал распоряжение, что будет наш завод выпускать новую продукцию — экстракты для нужд парфюмерной и медицинской промышленности. Экстрагировать масла из лаврового листа, перца, лимонов. Лимонов у нас много в крае. Иначе не выплывем на одной кислоте и льде, — отозвался Сергей Петрович.

— Чего только не придумают! И что, будет продаваться?

— Говорят — выгодно, будет… — ответил Петрович.

— Говорят, что в Москве кур доят, а у них сисек нет. А ведь всё эта горбато-пятнистая сволочь… Разваливает такую страну!

— Тише…

— Чего тише, тут парторга нету! А! Пёс с ними, один хрен! Только вот детей жаль. Лидка — в аспирантуре была, сейчас дома английский учит, уехать хочет в столицу.

— А зять что, тоже?

— Анатолий книжками на рынке торгует. Говорит — уедем куда-нибудь из этого болота. Он ведь кандидат наук. Был.

— Был, да остался. Куда ж они с детьми попрутся?

— Дети уже большие. Нам, родителям оставят на первое время.

— Дети — цветы жизни, — вмешался в разговор токарь Виктор Иваныч. — Но хорошо, когда они растут в чужом огороде. Не выпить ли нам водочки по поводу нового направления в работе?

— Выпить можно, только вот где?

— Придумаем. Вот хоть у Петровича…

— У меня нельзя сегодня, — ответил Сергей Петрович, — у меня тетка из деревни приехала с внуками. Представляешь, в лифте сидела четыре часа, стучала, кричала, а все на работе. Дети перепугались. Никто не вышел. Одна бабулька услышала — монтёров вызвала…

— Тогда к Палычу. Палыч, ты как?

— Почему ко мне сразу?

— Потому, что у тебя фазенда есть. Ты — частный сектор, а мы — высотники.

«Фазенды» стали появляться в стране, когда прошел сериал «Рабыня Изаура». На своих шести сотках Алексей Палыч выстроил в дополнение к основному небольшой домик с верандой, который совмещал функции гаража и склада разных железок. Веранда являлась местом для отдыха, с холодильником, электрическим самоваром, парой старых кресел и диваном-кроватью. В летнее время фазенду оккупировали внуки Палыча, они играли в войнушки и роботов, а в обычное время на ней иногда собирались, чтобы пообщаться и поговорить за жизнь.

— Кто проставляется?

— Гений места. С меня закуска.

— То есть организатором пьянки буду я? — Палыч хитро прищурился на Виктора Ивановича.

— Всенепременно… Ты перешел в котельную и не проставился, дезертир.

Автобус чихнул и резко дернулся. Палыч клюнул носом и стукнулся подбородком о поручень.

— Ну, ты, водила с нижнего Тагила! — крикнул он водителю. — Тише, не дрова везешь, людей ведь…

Автобус остановился. Двигатель заглох.

— Выходите, люди, приехали, — ответил из кабины водитель. — Сломался я.

— Это чего, шутка такая?

— Нет, не шутка. Вот остановка, сейчас городской должен быть, доедете, а я в гараж доковыляю, здесь недалече…

— Ну что, мужики, выходим? Никак эту колымагу не спишут.

Автобус с лязгом, грохотом, выпустив облако черного дыма, уехал куда-то в боковой проулок. Друзья стояли на остановке. Дул холодный ветер и срывался дождь.

— Выпили водочки… — зло сказал уже настроившийся на застолье Палыч — согрелись.

— Смотрите, вот объявление какое — такси «Время», призовем на помощь свободную кооперацию?

— Дорого, наверное, — ответил прижимистый Петрович.

— Узнаем. Вот и автомат есть, сейчас звякну, — весело сказал токарь.

Он набрал номер:

— Девушка, здравствуйте. На остановку «Магазин Турист» машинку можно прислать? Сколько будет стоить доехать до Южного массива? Однако! Что? Да нет, ничего, заказываю. Хорошо, ждем…

Токарь вернулся под бетонный, прогнувшийся козырек остановки и поднял воротник куртки:

— Грит, сейчас будет. Стоит червонец. Всего.

— Всего… — проворчал Петрович. — Цены, как у капиталистов…

— Так они и есть новые капиталисты — кооператоры. Предлагаешь ждать автобус? Мне кажется, что его не будет, а магазин до семи работает и Людка-продавщица нам водку не продаст.

Палыч вздохнул и достал из пачки «Приму», размял ее в пальцах…

— Бросал бы ты эту дрянь на хрен, неужели на что-то получше денег не хватает? — скривился Петрович. Он считал себя эстетом и курил «Космос», иногда баловался «Житаном», которым его угощал директор завода или пыхал «Данхиллом» — с подачи главного инженера.

— Привык я. От других у меня кашель…

Подъехала машина, двадцать первая «Волга», водитель бибикнул и моргнул фарами. Они подошли:

— Такси заказывали? Прошу садиться!

Когда расположились в машине, и такси тронулось, резко пошел сильный ливень. Дворники мерно разгребали потоки дождевой воды.

— Вовремя вы нас подобрали!

— Мы всегда появляемся в нужный момент. Куда едем?

— Южный массив, улица Титова, дом 14. Зеленые ворота, я покажу, — отозвался Палыч. — Только через магазин. Товарищ водитель, впереди гастроном на углу будет, остановку по ходу сделаем?

— Сделаем, отчего не сделать… — ответил водитель и газанул. «Волга» мягко набрала обороты. Мокрое шоссе стелилось под шины, дождь стоял стеной на обочине и барабанил в крышу. Водитель включил радио:

— «Мерседес» — это самая надежная, комфортная и безопасная машина нашего времени. — Зато «Жигули» — это машина времени: сел за руль и ты переносишься на 20 лет назад.

— Это точно! — засмеялся Палыч, он сидел на пассажирском сиденье рядом с водителем. — Я вот читал историю нашей машины «Победа», которую частично слямзили с Опель Капитена. Так вот перед запуском в производство Сталин осматривал новый автомобиль, кажется за пять дней до «Победы»… Предполагалось название ««Родина» — «Ну и почём у нас будет Родина?» — спросил вождь народов. Создателям автомобиля стало плохо… ««Невелика Победа»» — сказал Сталин, проехав в новой машине пару кругов, после чего модель модернизировали и у неё стало четыре дверцы…

— Я слышал, что Сталин спросил: «А сколько стоит Родина?» Представьте, кто-то продал машину, и говорят: «Он продал свою Родину», — ответил водитель. — У моего деда была «Победа», перевернулся он на ней и продал начальнику Гаи. Тот сказал: «Анатолий Иваныч!» Продавай, разобьешь себя и машину, машину жалко!» Ну, дед и продал ему — за три тысячи, кажется, не помню сейчас. Вылез из перевернутой и продал тут же… Этот магазин?

— Да, этот. Я сейчас… Эх, черт, зонта нет выскочить.

— Возьмите пакет на голову… — водитель дал Алексею Палычу модный пакет с надписью «Монтана», который достал из «бардачка»

Палыч вернулся быстро. Почему-то купленную водку и закусь он положил в «Монтану» вместо того, чтобы накинуть пакет на голову. С него лило, как из протекшего крана в котельной.

— Странно все как-то… Людки нет, другая тетка, товар у них другой… Пакетов нет совсем: «Надо было с авоськой приходить, говорит, носит вас алкашей в такую погоду». Товарищ водитель, я пакет верну, как домой доберемся…

— Да ничего, ничего, оставьте себе его, у меня еще есть, сын из загранрейса привез…

— Нет, это ж дефицит, я верну.

— Не беспокойтесь. Куда дальше ехать?

— Палыч, ты хоть пузырь-то взял? — спросил сзади токарь.

— Взял два «Московской», чтобы еще раз не ходить. По смешной цене — два рубля восемьдесят семь копеек за бутылку. Закуски набрал. Товарищ верь, придет она — на водку прежняя цена…

— Шутишь! Таких цен уже нет… Такие были в мою молодость.

— Вот и вспомнишь молодость, Виктор Иваныч… Здесь остановите, пожалуйста. Вот, возьмите… Я сейчас пакет вынесу обратно…

— Забудьте про пакет. Возьмите карточку, тут телефон, если понадоблюсь — всегда звоните.

— Ну, спасибо вам огромное!

— Приятного отдыха!

Палыч дал водителю червонец, компания хлопнула дверями, Петрович достал ключи от калитки, они быстро пробежали по двору, пытаясь укрыться от хлесткого дождя то под старой сливой, то под козырьком дома, добрались до «фазенды», заскочили внутрь.

— Сейчас печку затоплю. Обсохнем, — сказал хозяйственный Палыч. — Я тут планирую баню пристроить.

— Гаражно-банный кооператив?

— Типа того.

Дрова хрустели у огня в зубах, печка гудела, но тяга была хорошей и, не смотря на сильный дождь, печка не дымила. Токарь организовывал стол, открывал «шпроты», полоскал стаканы под краном. Палыч открыл дверцу холодильника:

— Странно, мужики. Холодильник — не мой, хотя огурцы в нем — мои. И помидорчики тоже вроде моей закрутки. И водка еще стоит, а я не покупал…

— Ты купил и забыл. А она ждала нас! И сегодня пятница, а это значит, что на работу завтра не надо, значит, культурно отдыхаем. Наливай!

Налили. Выпили. Согрелись. Еще налили — «между первой и второй перерывчик небольшой» «Фазенда» показалась им центром мира.

— Смотрите, что написано, — уже слегка пьяненький, но наблюдательный Виктор Иваныч ткнул пальцем в обрывок газеты, которым застелили стол, — «1 июня в 22 часа московского времени в Советском Союзе стартовала ракета-носитель с космическим кораблем «Союз-9.

Космический корабль, выведенный на орбиту вокруг Земли в 22 часа 09 минут, пилотирует экипаж в составе: командира корабля Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР полковника Николаева Андрияна Григорьевича, бортинженера кандидата технических наук Севастьянова Виталия Ивановича.

Экипажу корабля «Союз-9» предстоит выполнить в условиях одиночного орбитального полета большую программу научно-технических исследований и экспериментов…» газета «Правда» от 2 июня 1970 г.

— А у меня вот:

ПРАЗДНИЧНЫЙ КОНЦЕРТ

Большой праздничный концерт для участников торжеств венного заседания, посвященного 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, состоялся 21 апреля в Кремлевском Дворце съездов.

Своеобразным эпиграфом концерта стала песня «Мы — люди ленинского века» С. Туликова. Произведение, воспевающее бессмертие ленинизма, исполнили пятнадцать лучших певцов — посланцев союзных республик.

Панорама нашей необъятной Родины открылась в этот вечер на кремлевской сцене и киноэкране.

Снова и снова возникал поэтический образ Родины, когда исполнялась ода на тексты поэтов союзных республик. Стихи о Ленине, партии, народе читали на своих родных языках народные артисты СССР грузин С. Закариадзе, украинка О. Кусенко, узбек Р. Хамраев, латвийская актриса В. Артмане…

Искусство Советской России представляла плеяда известных мастеров. Горячо аплодировал зал лауреатам Ленинской премии Л. Зыкиной, исполнившей песню «Растет в Волгограде березка», солистам балета Большого театра Союза ССР М. Плисецкой, В. Васильеву, М. Лавровскому, М. Лиепе, которые выступили в хореографической композиции в постановке лауреата Ленинской премии Ю. Григоровича.

На сцене юные скрипачи — учащиеся младших классов музыкальных школ Москвы. Как бы продолжая эстафету искусства, выступили тридцать лауреатов международных конкурсов — представители России, Украины, Армении, Грузии, Латвии. Они исполнили оду А. Эшпая «Кремлевские куранты».

— Газета «Правда», — растеряно прочитал Петрович. — 22 апреля 1970 года, пролетарии всех стран… Телепрограмма здесь:

НА ЭКРАНАХ ТЕЛЕВИЗОРОВ

22 апреля

ПЕРВАЯ ПРОГРАММА. 9.55 — Торжественное заседание Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик и Верховного Совета Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, посвященное 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Трансляция из Кремлевского Дворца съездов. В перерыве — Телевизионное агентство «Пионерия». Праздничный выпуск. 14.00 — «Песни села Шушенского». Премьера оратории композитора Ю. Шишакова.

Или вот еще:

СЕГОДНЯ В ТЕАТРАХ

КРЕМЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ СЪЕЗДОВ — спектакль Спящая красавица отменяется. Билеты подлежат возврату в кассы театра в 10-дневный срок.

БОЛЬШОЙ ТЕАТР — Семен Котко.

МХАТ им. М. ГОРЬКОГО — Кремлевские куранты.

ФИЛИАЛ МХАТ им. М. ГОРЬКОГО — Чти отца своего…

ФИЛИАЛ МАЛОГО ТЕАТРА — Украли консула!

ТЕАТР им Евг. ВАХТАНГОВА — Человек с ружьем (премьера).

— Палыч, ты где таких старых газет набрал?

— Да не моё это! Не было у меня таких газет. Может Толик, зять принес?

— Или внуки макулатуру собрали, — задумчиво сказал Петрович и проглотил шпротину. — Что-то здесь не так, хлопцы-молодцы. Магазин — неправильный, газеты — несвежей давности.

— Еще есть какая-нибудь макулатура?

— Да вот лежит… связка… Роман-Газета, №1 (647). Кожевников В. Особое подразделение. Повести… это чего опять 1970-й год?

— Смотрите! — Петрович отогнул крышку «шпрот» — на банке дата изготовления выдавлена 17.03.70, а вот плавленый сыр «Виола», а вот еще… вот телевизор древний, как моя жизнь. Системы «Березка». Палыч, откуда у тебя такой раритет? Он же на деревянных ножках, у меня такой в младенчестве был, когда мы еще новую квартиру получили, а до этого в бараке жили!

— Не моё это. Он, наверное, и не работает… — Палыч щелкнул затертой желтоватой клавишей, пощелкал переключателем. Экран замерцал, показывали футбол:

— Бышовец проходит к воротам… Опасная ситуация… Нодия…

— Это чемпионат мира, — сказал потрясенный Сергей Петрович, — Гиви Нодия, это… это семидисятый год, чемпионат мира, я точно знаю. Он из тбилисского «Динамо», за нашу сборную тогда играл… я ж про футбол, как из энциклопедии… Может это запись? Или шутка твоего Толика, кандидата наук? Смонтировал видеомагнитофон и старый телик, прикололся. Ты ж сам говорил, что он у тебя изобретатель…

— Я не знаю! Да какой-там видеомагнитофон! Где ты видик видишь? Это ж старая хреновина…

— Не оскорбляй благородный аппарат, — строго сказал Петрович. — Столько не работают, а он еще вполне прилично показывает.

— Гоооооллл! — завопил телевизор голосом Николая Озерова.

— Тише, Палыч, сделай, — попросил Петрович, — давайте попробуем понять, что всё это значит. Виктор, а ты чего молчишь?

— А я не могу думать, когда выпью, вот… лучше спою, — веселый токарь выудил из-за дивана пыльную гитару, обмахнул её тряпкой, тренькнул струнами и запел:

Комментатор из своей кабины

Кроет нас для красного словца,

Но недаром клуб «Фиорентина»

Предлагал мильон за Бышовца.

Что ж Пеле, как Пеле, объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюлле вместе с Жаирзинья© Слова песни «Разговор с женой после Чемпионата мира по футболу» — автор: Владимир Высоцкий

— Простите, что вы здесь делаете?

В дверях стоял человек в рыжей кожаной куртке, видавшей виды и в спортивных «трениках»

— Мы отдыхаем. А вы кто, простите?

— Я хозяин этого дома…

— Нет, позвольте! Вот хозяин этого дома, — и Петрович указал на Алексея Палыча, — мы вполне законно, значит, отдыхаем на его территории…

— Нет, вы что-то путаете, это мой дом, — человек указал на строение позади себя, — а это мой гараж и веранда, так что не заставляйте звонить в милицию…

— Подождите, подождите, мы не бандиты!

— А я почем знаю? Залезли в чужой дом, устроили пьянку, песни поете…

— Хорошо поем! — сказал Виктор Иваныч и продолжил играть:

Я сижу на нуле,

Дрянь купил жене — и рад.

А у Пеле — «шевроле»

В Рио-де-Жанейро…© Слова песни «Разговор с женой после Чемпионата мира по футболу» — автор: Владимир Высоцкий

— Погоди, Виктор! — вмешался Палыч. — Товарищ, это какая-то досадная ошибка, давайте присядем и спокойно во всем разберемся.

— Милиция разберется!

— Ну, зачем же милиция… вас как зовут?

— Какое это имеет значение?

— Большое, можно сказать — огромное. Не могу же я и мои …хм… коллеги называть вас неопределенным образом.

— Павел Алексеевич.

— Ой! А меня — Алексей Павлович, вот моё удостоверение с завода, посмотрите. Документы настоящие.

Новоприбывший сомнительно хмурясь изучал удостоверение:

— Вы еще и мой однофамилец — Котляров, — сказал он, возвращая документ. — Бывает же! Может быть, мы еще и родственники? Вы Татьяну Котлярову не знаете, случайно?

Палыч стал серьезным. Он побледнел. Затем сказал:

— Давайте выпьем! А потом мы вызовем такси и разъедемся по домам, чтобы не мешать.

— Не против…

Они выпили, закусили «Виолой», хлебом и солеными огурцами.

— У вас телефон есть в доме?

— Есть.

— Будьте так любезны, разрешите позвонить…

— Да без проблем!

Виктор Иваныч и Петрович остались в «фазенде», Палыч пошел звонить таксисту в дом. Через некоторое время он вернулся:

— Собираемся, мужики! Павел Алексеевич, разрешите газет взять, завернуть, а то мне пакет надо таксисту отдать, не люблю чужого брать. Вроде обещался.

— Да берите, конечно! У меня сын тут макулатуру в школу готовил, у него тут «штаб», прямо «Тимур и его команда» — добродушно засмеялся Павел Алексеевич. — О, сигналят! Таксист подъехал.

— До свидания! Простите, что вломились, но мы честное пионерское — не хотели…

— Да ладно, чего не бывает! Обсушились, отдохнули люди. Это я вас вначале за жуликов принял…

— Кстати, Павел Алексеевич, мы тут случайно вашу полулитру выпили и закуска еще, вот возьмите за беспокойство…

— Да вы что! Да какие деньги! Деньги — прах! Вот построим коммунизм и деньги отменим…

— Не построим, — сказал Виктор и положил гитару на диван.

Загудело сигналом такси.

— Чего это не построим? Еще как построим!

— На посошок?

— C удовольствием!

— А денежку всё же возьмите…

Через десять минут они уже ехали в том же такси. Дождь закончился. Умытое шоссе освещалось одинокими фонарями.

— Фонари целые!

— Что?

— Фонари, говорю, целые. У нас побили всё…

— Куда едем? — спросил таксист.

— Домой. Или нет, товарищ, вы отвезите нас лучше на остановку, откуда взяли, недалеко общежитие завода, мне надо…

— Что тебе надо, Палыч, тебе домой надо! И нам тоже…

— Вы пока определяйтесь — куда ехать, — сказал водитель. — Могу и на остановку. Только поздно уже очень, автобусы не ходят. В общежитие вас тоже вряд ли пустят, милицию позвать могут… По домам?

— По домам… — каждый назвал свой адрес. Только Алексей Павлович решил ехать к токарю Виктору. Потому, что от его улицы они только что отъехали.

— А это не Титова улица, — сказал водитель. — Это почему-то Луначарского.

— Так зачем вы нас сюда привезли?

— А тогда она была Титова. И магазин на углу соответствует.

— Соответствует. И дом мой. И ключи. Но я ничего не понимаю…

— Я — тем более. Мне сказали отвезти — я отвез. Клиент всегда прав.

Некоторое время они молчали. Палыч отдал водителю пакет. Поблагодарил. Заплакал. Водитель удивленно посмотрел, но ничего не сказал.

— Палыч, ты чего, что с тобой, Палыч?

— Вот… — тот протянул назад клетчатую бумажку с какой-то схемой.

— Что это? — Петрович взял бумажку.

— Это мой детский рисунок. Я взял это у телефонного аппарата, выпало из справочника… Хозяин дома — мой отец, а Татьяна, про которую он говорил — так звали мою маму… — слезы у Котлярова потекли еще сильнее, он не мог себя сдерживать и, закрыв лицо руками разрыдался.

— Как это может быть?!

— А просто… — сказал водитель. — Эксперимент у нас, извините, конечно. От НИИ Хронопластики. Вы действительно были в своем детстве. Пытаемся перестройку отменить и будущие её последствия, попутно изучаем эмоции, человеческий материал…

— Это мы материал?! — возмутился Виктор с заднего сиденья. — Да я тебя за такие слова!

— Спокойно, товарищ! — таксист тронул рычажок, и вокруг него появилось фиолетовое свечение, — это защитное поле. Читали фантастику, наверное? Не советую… Материал — он всегда материал. Такой материал, поскольку он инертен и плохо организован, не способен на изменения в социуме. Вот вы, Сергей Петрович, должны были в одной из версий вашего будущего стать генеральным конструктором, а поленились добраться до рядового инженера. Виктор Иваныч –токарь золотые руки, спец, Кулибин нашего времени, но работает на обычном заводе, который будет разворован через два года, а оборудование продадут на металлолом.

— А что будет с заводом? — спросил успокоившийся Палыч, вытирая слезы платком.

— Раскатают и через несколько лет снесут корпуса, построят очередную высотку. Ваше изобретение, Алексей Павлович, останется в виде бумажки в семейном архиве.

— Вы и про это знаете?

— Я знаю многое, но не всё.

— И что, мы просто вот так расстанемся, вы довезете нас домой?

— Да, просто расстанемся, вы всё забудете. Или станете сотрудниками НИИ Хронопластики. Хорошая зарплата. Перспективы. Творческий поиск. Сможете посмотреть — как строились пирамиды Египта, встретиться с Леонардо да Винчи, пообщаться с Михаилом Ломоносовым, Теслой, Столетовым и массой других замечательных людей… Выбирайте. Да и это… старость отменяется. В прямом смысле, у нас работает программа фиксации. Помолодеете лет на тридцать. Можно и больше.

— Я сплю и мне это снится!

— Все мы спим — в той или иной степени. Думайте…

— Ну что? — Палыч повернулся к друзьям. — Это мой шанс, последний.

— Я согласен, — ответил Петрович. — Один за всех, все за одного.

— Я — тоже, — ответил Виктор Иваныч, — при таком раскладе — просто сопьюсь, а так может — пользу принесу человечеству.

— Тогда мы согласны, товарищ водитель. Везите нас в светлое будущее… или темное прошлое.

Водитель нажал кнопку, машина плавно исчезла, мокрые брызги от колес осели на асфальте и если бы кто-то наблюдал со стороны, то он бы увидел, как автомашина въезжает в стену, растворяется в глухой черной темноте.

Меморайзер

— Можно мне это… штык взять? Ножи прикольные…

— Можно Машку за попу, телегу с разбегу, мышку в припрыжку, козу на возу, китайца за яйца, всё остальное — разрешите. Ладно, валяй, бери, сколько хочешь, только винтовки не трогай, патруль всё равно повяжет. Сам местный?

— Да.

— Скоро здесь будет зачистка, поэтому всё изымут. Так что выбирай, прячь получше и делай ноги.

— Господин поручик, а это — я достал из кучи амуниции, сваленной в углу, оставшемуся от чьего-то дома казачью шашку в ножнах с серебром.

— Да мне не жаль, но заберут тебя с ней, куда ты её спрячешь? Заберут и расстреляют у первой стенки.

— В шинельку заверну. Мне тут рядом, до вокзала близко…

— Здорово ты нам помог сегодня. Поэтому — бери и проваливай быстрее.

Я завернул отобранное оружие в полу чей-то шинели, разрезанной по шву, стянул ремнями, оторвал ненужный тренчик и блестящую пуговицу: получился увесистый сверток. Клинковый штык от винтовки Токарева сунул за пояс, с сожалением повертел винтовку в руках и положил её в общую кучу. Штык от Литтихского штуцера, чудом попавшего в эту сказочную гору оружия был упакован вместе с шашкой и другими раритетами. Поднялся, взвалил сверток на плечо.

— Прощайте, господин поручик.

— Будь здоров. Может еще свидимся где-нибудь, — он отцепил флягу, отвинтил крышку и предложил мне — Глотнешь на дорожку? Ром.

Протянул руку и взял флягу, при этом меня чуть качнуло в сторону — сверток с холодным оружием потянул. Ром оказался темной и крепкой жидкостью, обжигающей горло. Поручик стал таять и расплываться.

— Эко тебя накрыло! Флягу то верни, мне еще тут куковать…

Вернул ему флягу и шагнул за порог, вернее за то, что когда-то было порогом дома. Вокруг стояла гарь, вонь, чад от горящих танков с крестами, резкий пороховой дух перешибал вонь от трупов немецких автоматчиков, бойцов РККА и белогвардейцев, бившихся друг с другом в этом диком и немыслимом сражении. Кое-где валялись мертвые римские легионеры и конница. Не удержался — вытащил гладиус из груди какого-то неопознанного воина, с запекшейся на нем кровью. Сунул его под шинельный сверток и чуть не разрезал ремни. Меч был острым, как бритва, без зазубрин, прекрасный экземпляр. Нашел такие же отличные раззолоченные ножны. Упаковал меч и зашагал к вокзалу, оставив за спиной здание горсовета и прислушиваясь — нет ли патруля, но вокруг только трещали горевшие танки.

Седьмого сентября 1941 года я выпал в самую гущу сражения и сразу оказался в расположении частей полковника Гельмута фон Панвица. Вторая танковая группа генерала Гудериана, переброшенная Гитлером из под Москвы в район Киева ввязалась в драку с войсками Юго-Западного фронта и откуда-то появившимися римскими легионерами, греками и спартанцами. Танкисты Гудериана совершенно потерялись в этом водовороте событий и атаковали части РОА, проявившиеся на тот момент в Конотопе. Хотя на самом деле РОА сформируют только в в апреле 1943-го.

Как я узнал позже — виной всему была Явдоха Зубиха, конотопская ведьма, а римляне и греки — это побочный продукт её «колдовства» с заклинанием времени. Временной пласт вздыбило и перекрутило так, что мне пришлось помогать «власовцам» Хотя бы для того, чтобы вернутся с коллекцией в своё время.

Когда-то я работал в институте Хронопластики, но меня уволили из-за легких шалостей с артефактами из прошлого — я попросту обменивал их на кредиты, частенько посещая «мутный рынок», где торгуют такого рода предметами и где меня звали Коллекционером. Должность была полувоенная — в мою задачу входило прикрывать работников на момент входа и выхода во временные пласты. Естественно — допуск без ограничений. В том числе и вычислительный кластер.

И вот в кластере я узнал про Конотопскую ведьму, что это не просто повесть Григория Квитки с незамысловатым сюжетом, а реальная история. И что у ведьмы существовал артефакт управления временем — ключ, когда-то хранившийся в институте, но пропавший вместе с Евдокией Зубовой, сотрудницей отдела Перемещения.

Была тогда эта история замята, посланная в 1833 год хроноразведка ничего не нашла ни под Конотопом, куда был открыт временной портал, ни на Лысой горе под Киевом, где собирались местные ведьмы на шабаши. В одном из писем Григорий Квитка-Основьяненко утверждал, что повесть «Конотопская ведьма» написана на основе народных рассказов и реального факта утопления ведьм.

История эта чрезвычайно меня заинтересовала, но я был уволен, лишен всех прав на посещение Института, уровней допуска и прочая. Но жетон-карта на открытие временного портала остался — он был ранее списан, как «уничтоженный пушечным залпом при атаке на Багратионовы флеши на момент времени седьмого сентября 1812 года. Это я тогда французом был, переодетым.

Не знал тогда, что существует отрицательная обратная связь с жетоном и главным Инфоцентром в вычислительном кластере. Да и не положено нам всего знать — на то яйцеголовые есть, задницу которых мы прикрывали. Так вот теперь в жетоне осталось всего десять зарядов и выносили они меня всегда в седьмом сентября какого-нибудь года. Довольно успешно посетив период Киевской Руси я истратил четыре заряда, продал добычу на «мутном рынке» и пополнил тайный счет во всемирном банке. Заряды пять, шесть, семь и восемь носили меня в Индию, Китай и Испанию, откуда я чудом бежал, спасаясь от лап инквизиции, принявшей меня за колдуна.

Маскировался то под дервиша, то под монаха, то под генерала британских оккупационных войск. Индия и Китай мне не понравились — уж очень рисковано было добывать разного рода железяки для продажи. Оставалась два заряда до самоликвидации карты. Надо сказать, что один заряд мог переместить меня туда и обратно но только на три дня. Набирая на карте 1833 год и координаты Конотопа, я ошибся — дрогнула рука, в дверь постучали. и вот теперь вместо того, чтобы попытаться найти Евдокию Зубову и добыть у нее бесконечный доступ в прошлое, попал «под раздачу» Киевской операции.

К десятому сентября с целью охватить с севера правый фланг Юго-Западного фронта и окружить советские войска в районе Киева вторая танковая группа осуществит глубокий прорыв на стыке с Брянским фронтом на участке Конотоп — Новгород-Северский, частью сил проникнув в район Ромн. Немцы форсируют Десну на участках восточнее Чернигова и на окуниновском направлении, Днепр — у Кременчуга и юго-восточнее. Десятого сентября меня тут быть не должно и вся эта свалка меня не должна коснуться.

Раз свалился — надо брать трофеи и ждать открытия обратного портала. Римляне смешали всё. Они появились внезапно. Я даже не пытался их идентифицировать, но понял, что пришло время бежать, а бежать было некуда. Уйти я смогу только десятого числа. А как выжить? Пришлось применить крайнюю меру — нанонейтрализатор, он мгновенно опустошил фронт, убив и покалечив всю массу наступавших, сжег танки, разрушил часть города и оставил нам с поручиком Никитой Забреховым кусок дома, много оружия и целую жизнь впереди. А еще — будет группа зачистки, то есть хронодесант, нарушен ход времени, я теперь буду вне закона и во всепланетном розыске.

Оставалось одно — найти Конотопскую ведьму с ключом. Это была последняя моя надежда затеряться. А после что-нибудь придумаем. С такими грустными и невеселыми мыслями шел к вокзалу, туда нанонейтрализатор не ударил и была надежда где-нибудь пожрать и отдохнуть.

Пока товарищ Буденный раскумекает с товарищем Сталиным — кто разворотил Конотоп и грохнул такую кучу немцев, да откуда насыпались легионеры — надеюсь буду далеко. Если ничего не выйдет буду отступать дальше, на Ворожбу. Когда-то в тех местах была база. Если же ничего нет — двинусь на Сумы или севернее — на Глухов. Благо — берцы-скороходы позволяли такие перемещения.

На вокзале нашел подобие буфета. Забитые сюда ударом беженцы, напуганные жители и застрявшие пассажиры, несколько красноармейцев — слава Предкам! — не хронопатруль, на этих у меня сканер есть, вот пожалуй и всё. Подошел к группе небритых и грязных людей, поздоровался. Они отодвинулись, дали место присесть на ящиках.

— Откуда будешь? — спросил меня толстенький мужичок в костюме, испачканном кирпичом.

— Из Киева.

— Беженец, что ли? Не похож вроде.

— Нет, я в командировке, по научной линии — ляпнул я и тут же пожалел, но ничего другого придумать не мог.

— А я инженер из горсовета.

— Горсовет-то ваш того… раздолбало. Наши оружие применили новое, говорят — отозвался из угла дедок с бородой и рюкзаком. Обут он был в кирзачи, а одет в ватник и солдатские штаны. Я прозвал его про себя Партизаном.

— Не трепись, дед, — инженер выглядел тут бугром. — А документики есть чи нима?

— Имеются, — сказал я и сунул руку во внутренний карман, где лежал унидок — формуляр, превращавшийся во что угодно. На сей раз вытащил удостоверение Главного управления контрразведки «Смерш» Взглянул и чуть не уронил его. «СМЕРШа» ведь еще нет, он появится в 1943-году. А дата? Какая же в нём дата? Черт! Какие же у них документы были, кроме красноармейских книжек? Продаттестат? Командировочное? Не то, все не то и не так! Я же не красноармеец, а научник, значит…

— Главное управление контрразведки… — прочитал Инженер, — а СМЕРШ — это что-то новенькое? НКВД! Действительно до десятого сентября 1942 года. Продлено… пока не продлено, может и война закончится такими темпами, а? Значит серьезный человек, раз так. Вы не тушуйтесь, товарищ капитан, сейчас поесть сообразим… Чобалько! — окликнул он красноармейца. — организуй еды и всего, товарищ важный з Киева…

Капитан? Это кто капитан? Я, черт побери, так написано в документе. Спрятал удостоверение в карман, пощупав бронежилет под формой. Форма то у меня — камуфляжная, еще за фрица или за «власовца» примут, тогда точно портала не дождусь. Надо выкручиваться. Хорошо, что «ТТ» взял, а поручик не заметил. «ТТ» были по штату у СМЕРШа. Впрочем — какая разница — что у них было! Пока я лихорадочно размышлял, на ящике появилась тушенка, хлеб и колбаса, алюминиевые кружки и зеленая фляга.

— Спирт? — кивнул я на флягу.

— Нет, коньяк из гастронома. Тут гастроном разбомбило этой катавасией, вот ребята и организовали. Нет. если вы привыкли к спирту, сейчас найдем! Чобалько! Подь сюды!

— Отставить! А рома не было? — спросил я.

— Шутите, товарищ, капитан! Який там ром, я його до войны бачив тильки в Торгсине. Ну, давайте выпьем и закусим, помянем ребят наших…

Некоторое время набросились на еду, коньячок оказался отменным, выпили за Победу, вспомнили павших бойцов. Чтобы война скорей закончилась… Между делом дедок-Партизан поинтересовался, что у меня в шинели замотано, тяжесть такую таскать, я начал рассказывать, что спасаю в этих краях — древнюю коллекцию артефактов. Которые могут решить исход войны и ими якобы можно убить Гитлера.

— Война закончится в 45-м. — вдруг сказал я.

— Что? — Инженер чуть не поперхнулся. — Откуда такое известно?

— От нашей разведки. Гитлер покончит жизнь самоубийством…

Но развить теорию мне не удалось. Появился патруль. Сканер молчал, значит это местная зачистка.

— Документы!

— Товарищ из Киева… — вклинился Инженер. — Это капитан НКВД.

— Разберемся, товарищ Загоруйко. Пройдемте с нами, капитан. В Комендатуру. Проверим ваши документы… а что в свертке, это ваше?

— Моё. Это ценное оружие, которое…

— На выход! С вещами! — скомандовал начальник патруля, старлей. — Семенов, прими ценное оружие у капитана.

Я потянулся к поясу, но ловкий Семенов перехватил руку и вытащил пистолет из-за моего пояса. Я достал хронокарту.

— А это что?

— Документы. Взгляните!

— В комендатуре разберутся. Пошли.

— Нет, не разберутся, — сказал я и нажал сегмент пуска. С шелестом развернулось сияние портала, патруль вскинул ружья в мою сторону, я выхватил сверток у открывшего рот Семенова, грохнули выстрелы, но портал уже свернулся. Так я потратил последний заряд заранее настроенной карты, и попал в 1833 год. Карта теперь могла меня вернуть, но уже не в моё время, а на железнодорожную станцию, в седьмое сентября 1941 года, где меня ждали всё тот же патруль и красноармейцы. Поэтому возвращаться этим путем не было никакой возможности. Оставалось найти Евдокию Зубову или Явдоху Зубиху, как её звали в этом смутном времени. А пока надо будет продать коллекцию какому-нибудь помещику. Не таскать же её с собой? Хотя в моем времени за неё дадут намного больше кредитов. Но кому продать и как продать? Может лучше — закопать пока? Конотоп XIX века Черниговской губернии и я, коллекционер из XXIII века — что у нас может быть общего? Ничего. Значит, легенда такая. С турками мы уже не воюем. У нас вроде как мирный договор. Я сотник Никита Забрёха, воевал с турками, набрал трофеев и хотел бы найти богатого пана, который бы купил у меня всё это добро. С такими мыслями я шел по тропе вдоль заросшего ряской Езуча, среди цикория, цветущих ирисов, жужжания пчел… Пчелы! Есть у них тут такой знатный пчеловод Петр Прокопович. Не предложить ли коллекцию ему? Не купит добром — есть гипнорегистратор. Пчеловоды — народ денежный!

Ведро Мартеля

Борис Аполлинариевич Тепловатов был человеком прижимистым. Не то, чтобы жадным, нет, когда он напивался на своей яхте или за рубежами Родины с большой буквы — он умел сорить деньгами. Не своими, конечно. Теми, которые ему приносили разного рода бизнесмены — за определенные услуги. Тепловатов работал Большим Начальником под руководством Еще Большего Начальника. Депутатствовал, покровительствовал молодежи, проводил митинги, тусовки, являлся директором местной набережной, то есть владел контрольным пакетом ЗАО «Теплые Воды», которое благоустраивало, углубляло и расширяло самую привлекательную для инвестиций часть города Козодоевска.

Борис Аполлинариевич долго забирался на вертикаль, шел по головам, вступил в партию власти. У него дома и в офисе висели портреты Президента, Премьера и Главы ЦИК. Борис лично протирал их специальной тряпочкой и не доверял это уборщице. Особенно он протирал бородатого Главу ЦИК, по слухам — мага 80-го уровня. От него зависело будущее. На президента Тепловатов осторожно и любовно дышал, тот так же был известен, как шаман и святой человек. В ритуале протирания была какая-то первобытная магия. Так буддист потирает животик жирному истукану-Будде, выпрашивая у того золотых монеток. Об этом Борис вычитал в интернете. Книг он не читал, образован был плохо, но умел считать деньги и был на своем месте. А когда у человека все есть — ему почти всегда хочется чего-то большего. Вот он и мечтал, что когда ЕБН (Еще Больший Начальник) по какой-нибудь причине оставит свой важный пост то он, Борис Аполлинариевич Тепловатов займет его место. И тогда ЗАО превратится в СП, в город пойдут инвестиции от иностранных партнеров, и подставные, проверенные лица займут ключевые места, вот тогда он отбросит к чертовой бабушке своё лицемерие и введет налог на воздух, загар и морские ванны. Настроит еще больше высоток, продаст еще больше квартир, купит себе новую яхту и пойдет на повышение.

Ведь не зря он пролез в депутаты, а это трамплин на самый верх. Была у Бориса мечта, чтобы каждый чиновник и государственный деятель в горячо любимой (а как же иначе Родине) так же любовно протирал его портрет. Но мечта эта Тепловатова страшила и он загонял её куда-то в глубины подсозннания. Мечта упорно не хотела тонут в черной пучине, в дебрях плохой кармы и грязноватенькой репутации. Мечта всплывала в голове у Бориса Аполлинарьевича, как что-то легкое и воздушное, что не тонет.

Потому, что если задуматься — за душой у Тепловатова ничего хорошего не было и он сам это знал. Но он не сильно мучился, совесть ему случайно ампутировали в одном из прошлых воплощений. Остался только страх остаться не у дел или быть арестованным за какую-нибудь шалость. Ограничения во времени и пространстве не входили в планы Тепловатова, его широкая и кипучая натура требовала расширения, экспансии.

Осталось подстраховаться, соломки подстелить и «золотой парашют» прицепить. Но денег не хватало. Кризис на Кипре, стройка «Black Wallmart» — торгового центра и многие другие полуолигархические вещи сжирали всю наличность. Молодежь надо было кормить, сын-двоечник шлялся по ресторанам, давая «своё оценочное суждение» в соцсетях и пожирая папин бюджет. Даже камнерезная мастерская, новая бизнес-идея Тепловатова не оправдала себя. Он переквалифицировал её в камнедробилку. Он устроил бесконечный ремонт железнодорожного полотна и автомобильных дорог, чтобы разбрасывать камни и собирать бабло. Денег не хватало, они уходили в песок. Строители строили спустя рукава, архитекторы превышали должностные полномочия и горели на работе, главный художник уже ничего не креативила, а давно копипастила. Вобщем — что-то надо было срочно делать. Когда не знаешь, что делать — сделай шаг вперед. И Борис Аполлинарьевич решил прогуляться, выпить кофе, подумать. Проходя мимо кабинета ЕБН Архонтова, он поморщился. Архонтов опять на кого-то орал так, что вздрагивала дверная ручка. «Ох уж эти общественники!» — подумал Борис, спускаясь по лестнице. Миновал полицейского на входе, кивнул ему и вышел на улицу.