Герой должен умереть

Автор выражает глубокую признательность

Вадиму Вознесенскому и Жене Демченко,

а так же Леночке Малиновской

Никому не могу мою тайну открыть

И ни с кем не могу я о ней говорить.

Я в таком состоянье, что суть моей

тайны

Никогда, никому не смогу разъяснить

Омар Хайям. Рубаи

Я всегда знал, что плохо быть обреченным, например, на казнь или слепоту. Но быть обреченным даже на любовь самой славной девушки в мире, на интереснейшее кругосветное путешествие (…) тоже, оказывается, может быть крайне неприятно.

Стругацкие. «Понедельник начинается в субботу»

Пролог

Председателю Комитета по контактам с инопланетянами недавно исполнилось девяносто два лунолуногода, но он сохранил подвижность ума и тела. Его звали Ксир Лиарег. Свою должность он занимал последние двадцать шесть лет. Многие люди толстеют к старости, покрываясь вяловатым, нездоровым жиром. Но Ксир принадлежал к другой породе. Он напоминал мертвую ящерицу, высушенную солнцем. С той разницей, что эта ящерица была еще жива и полна сил и энергии. Лиарег был единственным и бессменным председателем Комитета с момента его учреждения — то есть, с момента приземления кэцэров и захвата ими твердыни Хранителей.

Ксир Лиарег ждал, пока аппарат распечатает страничку. Как председатель Комитета, он должен был подписать мемориальный ордер — список «обреченных». Так называли людей, назначенных в жертву пришельцам. Кэцэры требовали кровавой дани раз в месяц в количестве тринадцати человек. Очередное жертвоприношение должно было состояться сегодня ночью. Лиарег мог вычеркнуть — или внести — любую кандидатуру.

Аппарат отработал. Председатель взял в руки узкую полоску бумаги. Ксир бегло просмотрел ордер. Как всегда, уголовники, приговоренные к смертной казни. Девять из третьего города Цачеса, трое из второго. Генетические отбросы, без которых улицы столицы станут гораздо безопаснее. Однако тринадцатая фамилия оказалась знакома

Ксир сначала подумал, что ошибся. Он перечитал список снова. Тринадцатым оказался Мэнир Самре, младший отпрыск известного рода из первого города Цачеса.

«Шэдан и Дэйно, ему ведь всего…», Кэйно глянул на дату рождения. — «Шестнадцать лет. Что же он натворил?».

В графе, где обычно указывался номер статьи Уголовного Уложения, было написано: «§45 Соглашения с кэцэрами, пп. 7».

Лиарег нахмурился, нажал кнопку связи с секретарем на видексе.

— Алларет, напомните мне вот что, — сказал он, задумчиво глядя в потолок, расписаный золотистыми и зелеными разводами по моде начала прошлого луногода. — О чем говорит сорок пятый параграф Соглашения с кэцэрами?

— Вы, наверно, спрашиваете про подпункт семь? — осведомился секретарь.

Ксир кивнул.

— Министр иностранных дел имеет право назначить одного из обреченных на каждый день жертвоприношения по своему выбору, — ответил Алларет. — Отклонить его кандидатуру никто не может, даже вы. За двадцать шесть лет исполнения Соглашения он воспользовался своим правом в девятый раз.

— Понятно, — пробормотал Ксир. — Спасибо, Алларет.

Действительно, Инедирт пользовался имевшейся у него возможностью так редко, что Ксир каждый раз успевал забыть о том, что Инедирт располагает ею. Лиарег отключил связь, откинулся на спинку высокого кресла и задумчиво побарабанил сухими пальцами по подлокотникам. Ксир очень хорошо знал меру человеческой храбрости. Трусом он не был, несмотря на преклонный возраст.

Но все-таки, Инедирт Баруг, министр иностранных дел…

«А, не съест он меня», подумал Ксир и нервно хохотнул.

Он набрал номер. Вызов приняли сразу.

— Джей, — сказал Ксир.

Баруг кивнул в ответ. Он был гораздо старше председателя. Танец Единения, до которого оставалось чуть больше месяца, стал бы пятым в его жизни — хотя мало кому из сареасов удавалось сплясать и на двух. Но внешне Инедирт казался гораздо моложе Ксира. В отличие от председателя Комитета по контактам, чьи волосы и глаза уже давно потеряли цвет, и посветлело даже родимое пятно на руке, министр иностранных дел выглядел темноволосым и темноглазым мужчиной лет тридцати.

— Вы по поводу Самре, — сказал Инедирт Баруг.

— Да. Я хотел попросить вас…

— Нет, — холодно перебил он. — Я не изменю своего решения.

— Но все же, это право дается в целях безопасности города. Не стоит пользоваться им в личных целях, — попытался Ксир еще раз.

Инедирт усмехнулся и посмотрел прямо в глаза Ксиру — скользкими, мертвыми глазами рептилии.

— До свидания, сареас Лиарег, — сказал он.

* * *

Мэнир любил играть в шахматы. Хранители обучили сареасов этой мудрой игре, а уж те распространили ее на весь обитаемый мир. Сами они, кстати, не очень любили ее. Насколько Вэдан помнил, за всю историю империи было только три гроссмейстера — сареаса. Завоевателям, покорившим весь мир, не хватало усидчивости и терпения для долгих размышлений над шахматной доской. То ли дело — дойти до последнего моря! Задача была простой и ясной, и сареасы выполнили ее — при некоторой помощи Хранителей. Шахматы же больше всего пришлись по вкусу лерцам. И Мэнир, несмотря на свои шестнадцать лет и внешность уличного бандита, не отягощенного интеллектом, довольно часто выигрывал у Вэдана.

Вэдан откинулся на спинку скамейки, выпустил дым в серое, затянутое тучами небо. Два солнца Земли, две светлые, почти неразличимые точки, во время своей схватки чуть не погубившие жизнь на планете, но которым сареасы были обязаны своим существованием, склонялись к острым пикам Шипов Тежюса. Дарэнг пришел на набережную, пустынную в сумеречный час заката, надеясь, что нежная песнь волн облегчит его душевную боль.

Обо всех поступках Мэнира Самре уже можно было говорить в прошедшем времени, хотя он был еще жив.

Сегодня Мэарит Самре, рыдая, сказала Вэдану, что брата забрали к кэцэрам. Предписание пришло три часа назад. Их отец, Чаар Самре, сразу отправился к Лиарегу, надеясь добиться отмены приговора. Но так и не вернулся до сих пор. Таким образом, Мэнир Самре теперь был обреченным, а Мэарит Самре — сестрой обреченного. Помимо неминуемой гибели подростка сегодня ночью, это имело и другие последствия, но уже юридического характера.

Жителей первого города Цачеса крайне редко отдавали в уплату кровавой дани инопланетянам. Сареасов — еще реже, чем лерцев. Но все-таки серые балахоны обреченных практически любой из сареасов видел собственными глазами хотя бы раз в жизни. И Вэдан не был исключением.

Отца Вэдана, Аэнира Дарэнга, отдали кэцэрам тринадцать лет назад. Вэдан был сыном обреченног». Как раз тогда Вэдану исполнилось десять лет, и он вошел в возраст, когда уже можно было заключать помолвки. Ксир Лиарег, председатель Комитет по кэцэрам, предложил заключить помолвку между Вэданом и своей внучкой. Брак был выгодным со всех сторон, и ни Аэнир, отец Вэдана, ни его мать Маагелла не возражали. Но отказался сам Вэдан. Он учился с Кэйной Лиарег в одном классе, и она ему не нравилась. Через месяц в дом Дарэнгов принесли серый балахон.

В Соглашении с кэцэрами ясно говорилось, что родственники обреченных не могут заключать браки между собой. То есть сын обреченного Вэдан Дарэнг не мог жениться на сестре обреченного Мэарит Самре.

И жизнь его теперь потеряла всякий смысл.

Да и просто по-человечески, Мэнира было жалко. Младшая сестра Вэдана, Гэдир, встречалась с Мэниром уже около года. То есть даже подумать о том, чтобы идти домой, где справляются двойные поминки, по отцу и Мэниру, было страшно.

Вэдан курил и смотрел на бесстрастный профиль памятника Шэдану Харбогадану. Легендарный воитель стоял в конце набережной и смотрел вдаль по течению Рарера, подняв руку в указующем жесте.

«Можно дойти до последнего моря и вымыть в нем свои сапоги», думал Вэдан. — «Но от самого себя убежать нельзя…».

На набережной, тихонько урча мотором, появился электромобиль. Набережная была пешеходной зоной. Но министр иностранных дел мог себе позволить пренебречь правилами. Впрочем, необходимо признать, что Инедирт делал это не так уж часто. Вэдан неожиданно ощутил странное спокойствие и почти что облегчение. К нему пришел тот, кого он очень давно ждал. Электромобиль остановился рядом со скамейкой, на которой сидел Вэдан. Пуленепробиваемое тонированное стекло опустилось.

— Садись, — сказал Инедирт.

— Я с тобой никуда не поеду, — ответил Вэдан.

Инедирт вытащил ключ из замка зажигания и метнул его в грудь парню. Вэдан коротко ойкнул от удара, засунул ключи в карман, встал и открыл дверцу.

«Зачем я, интересно, это делаю?», — отстраненно, как если бы это происходило не с ним, подумал Вэдан и опустился на сиденье.

В тишине было слышно, как перекликаются между собой капитаны грузовых барж в порту третьего города Цачеса. Инедирт закурил. Вэдан молча смотрел на смуглое лицо друга, освещаемое тихими вспышками курительной палочки. Инедирт выглядел, как очень спокойный мужчина не старше тридцати. Он всегда был очень спокоен, даже в своем истинном облике, который можно было увидеть только в реальности снов. А как тридцатилетний мужчина Инедирт Баруг, по свидетельствам очевидцев, выглядел весь последний Звездный Год — или семьдесят восемь обычных лет, которые считали по обороту Луны вокруг Земли.

— Тэнир тебя обыскался, — сказал Дирт. — Отвизорил мне, думал, что я знаю, где ты.

У Вэдана был брат-близнец, Тэнир. Последние четыре луногода их можно было различить по шраму, который появился на щеке Вэдана после путешествия в Республику Великого Болота.

— Ну, ты меня нашел, — сказал Вэдан. — Что ты намерен делать теперь?

— А ты? — спросил Баруг. — Поплакать, побродить в отчаянии — и ты считаешь свой долг выполненным? Так твои слезы и отчаяние, в которое ты с таким наслаждением погружаешься, не вернут Мэнира ни его сестре, ни твоей…

Вэдан рассердился.

— Послушай, ты ведь меня знаешь, — сказал он. — Я никогда не пытался тихо отсидеться, я принимал любой вызов судьбы. Я связался с бессмертным, с драконом, и ушел только тогда, когда понял, что эта связь опустошит меня. Но что я могу сделать сейчас? Ведь все как бы по закону.

— Я не бессмертен, — возразил Инедирт. — Просто драконы живут долго. А почему ты решил, что ничего не можешь сделать?

— Что ж мне, к кэцэрам отправиться и отбить Мэнира? — ядовито усмехнулся Вэдан.

Инедирт молча посмотрел на него.

— Мой нитсек все еще при мне, затея может выгореть, да, — продолжал Вэдан. — С кэцэрами мне не справиться, но пару-тройку кианейсов я завалю легко.

Кианейсами назывались биороботы, выполнявшие функции блюстителей закона. Они использовались не только для конвоирования обреченных, но и для охраны общественного порядка. В том числе — и для расследования преступлений, более ста лет назад сменив на этом посту своих предшественников из плоти и крови.

— А ты подумал о том, что если Мэнир вернется, его казнят? — продолжал Вэдан. — И меня, между прочим, тоже. А то и что-нибудь похлеще. Помнишь, тринадцать лет назад, в день смерти моего отца, кэцэры сожгли почти весь третий город Цачеса? И никто до сих пор не знает, почему. Может, как раз потому, что-то кто-то предприимчивый завалил конвоира и бежал в джунгли. И один из кэцэров остался голодным…

— Твой брат — глава Архитектурного сектора. Разве он не рассказывал тебе, что все города теперь охвачены единым силовым полем? Оно включается автоматически при попытке напасть на город с воздуха, — напомнил Баруг и веско добавил: — А то, что будет, неизвестно никому.

— Ты подбиваешь меня…? — изумился Вэдан. — Да как ты мог подумать о нарушении Соглашения?

— А что оно дало вам, сареасам, это Соглашение? Развал экономики, гражданские войны и распад вашей империи?

— И установку под Мостом, остановившую мутантов из Священного Озера, — возразил Дарэнг. — А ведь тогда от третьего города Цачеса уже мало что оставалось…

Инедирт скривился. Да Вэдан и сам знал, что это — не аргумент.

— Ваши Хранители создали бы такую же установку или подобную ей без всякого возмещения, — процедил Инедирт. — Как они всегда это делали для сареасов. Если ты хочешь, если ты действительно хочешь помочь Мэниру, я могу отвезти тебя на Площадь Горя. Ты еще успеешь присоединиться к обреченным.

Инедирт пристально посмотрел на Вэдана.

— И если вы с Мэниром вернетесь, я помогу вам избежать суда.

Вэдан выудил из кармана ключ зажигания.

* * *

Джоанна остановила запись. Тела замерли в нелепой позе, словно вывешенные на просушку простыни, которые перепутал и закрутил ветер. Все было уже понятно и так.

И боже, как же отвратительно это выглядело.

А она еще сгорала от стыда, устанавливая камеры скрытого наблюдения в спальне. Идиотка.

«Но что мне было делать?», подумала Джоанна. — «Родить ему ребенка, как он хотел? И сидеть дома, оплывая, превращаясь в тупую домохозяйку?»

Самое обидное, конечно, заключалось в том, что Джоанна не изменяла мужу. Хотя нельзя сказать, что двадцатитрехлетней блондинке с огромными зелеными глазами не поступало подобных предложений. Хотя бы за последний месяц, что она провела в качестве переводчика при землянах. Они составляли словарь вместе с переводчиком гостей, высоким импозантным красавцем Дэйно Каарегом. Его немного портили лепестки жабр по обеим сторонам шеи. Выглядели они так, словно Каарега укусил вампир, да так и оставил в теле жертвы свои клыки. Но Джоанна отказалась стать любовницей Каарега не из-за этого недостатка во внешности. Она на самом деле любила мужа и не представляла вместе с собой никого, кроме Вугаса. А Вугас не потратил зря ни одной минуты за это время. И откуда только взялась такая прыть и выносливость!

Джоанна медленно вытащила из пачки сигарету и закурила. Руководитель миссии намекал ей, что земляне готовы взять кого-нибудь с собой, для подготовки на месте ответного визита с Надежды. Так не желает ли Джоанна… Как хорошо, что она не дала ответа сразу.

«Это должно выглядеть как несчастный случай», подумала Джоанна.

Джоанна раздумчиво посмотрела на блестящую кофеварку. Агрегат уютно расположился на боковом столике сразу при входе в кухню. Состав напитка можно было установить в автоматическом режиме и вручную, но реальный выход зависел от качества заправленных зерен.

Или иных ингредиентов.

Джоанна прошла в кладовку, где муж хранил реактивы для опытов. Нужная твердая пачка с упреждающими надписями обнаружилась на верхней полке. Джоанна натянула рукав блузки на кисть и взяла пачку.

«Эти ученые такие рассеянные», подумала Джоанна и улыбнулась.

Глава I

Кианейс в серебристой диэлектрической куртке вошел на Площадь Горя последним. Ворота захлопнулись. Тринадцать людей сбились в кучку посредине Площади Горя. Два других биоробота уже собирали у них идентификационные браслеты.

До появления кэцэров в Империи Сареасов не существовало даже обязательных удостоверений личности. Правящая элита, сареасы, были немногочисленны. Истинное имя человека было принято скрывать, добавляя к первой букве окончание «эйно», но сареасы все если и не знали друг друга по именам, то, по крайней мере, через знакомых и родственников. Для идентификации преступников по совету Хранителя Оружия пользовались отпечатками пальцев, собранными в единой базе. Однако после вторжения инопланетян все изменилось. Член Совета Трехсот, Кэйно Лиарег, был единственным, кто общался с кэцэрами лично. Он утверждал так же, что кэцэры касались его. Сразу, как только Совет Трехсот выбрался из ловушки в Диразе, одежда Лиарега была тщательно изучена на предмет следов, оставшихся после контакта с кэцэрами. Действительно, были обнаружены следы некоего вещества. Определить его природу оказалось невозможно, но главное все же удалось установить.

Кэцэры были лишены ДНК.

Существование живых — и к тому же разумных — созданий, у которых отсутствует ДНК, вызвало бурную реакцию в научных кругах. Практическим же следствием этого факта была замечательная возможность отличить человека от инопланетянина.

Далее было разработано несложное устройство, позволяющее быстро провести анализ ДНК. Сначала подлинность человечности проверялась патрулями кианейкама, вооруженными переносными идентификаторами. Предписывалось так же проверять каждого, кто стучится в твой дом. На воротах жилищ сареасов появились датчики, анализировавшие любой образец ДНК. Они были связаны с собственной биометрической базой дома. Туда вводились данные тех сареасов, кому был разрешен доступ в данное здание, в первую очередь — домочадцев. Датчики имели разнообразную конструкцию — от небольшого устройства, в которое требовалось плюнуть, до изящного условного отпечатка ладони, куда прикладывали руку. Во втором случае устройство анализировало капельки пота, который в небольших количествах всегда присутствует на коже. Некоторое время спустя аналогичные датчики были установлены на всех воротах Цачеса. И когда накопилась крупная база данных, был принят закон, кратко называемый законом тройного равенства. Суть его заключалась в следующем.

Каждому гражданину империи был присвоен личный номер. Сареасам принадлежали числа разрядностью до миллиона, поскольку даже по самым оптимистичным прогнозам их никогда не стало бы больше. Лерцам — все остальные значения. У каждого гражданина, чья ДНК еще отсутствовала в сводной биометрической базе, был взят образец. Каждый образец ДНК был занесен в биометрическую базу, таким образом, что получалось тройное равенство: сареас А=№1=соответствующему образцу ДНК.

По поводу порядковых номеров в Совете Трехсот начались ожесточенные дебаты, из-за которых страна оказалась на пороге гражданской войны. Примирить спорящих удалось отцу Вэдана, Аэниру Дарэнгу. Он предложил нумеровать сареасов не в зависимости от значимости заслуг, а самым простым и непредвзятым способом — по алфавиту. Сам он от этого ничего не выигрывал, иероглиф, с которого начиналась его фамилия, был пятым с конца. На протесты либералов, с которыми под любым солнцем у любого правительства достаточно хлопот, что закон тройного равенства является чрезмерным для обеспечения безопасности и ущемляет права и свободы гражданина, был дан ответ, что эта мера не ограничивает ни одного сареаса в его передвижениях. Проход блокиролся лишь при получении результата, которого в базе не было, то есть, при отсутствии у проверяемого объекта ДНК. Так же эту меру поддержали представители правоохранительных органов. Было справедливо замечено, что такой порядок сильно облегчает поимку преступников. Однако Венесуэнс, Республика Великого Болота и Ретернленд отказались принять это нововведение. Гражданской войны все же не удалось избежать. Сареасы ее проиграли. Безопасность каждого гражданина обошлась очень дорого.

Как и опасались либералы, вскоре базы данных стали вскрываться преступными сообществами. Ситуацию усугубляло то, что параметры системы не допускали существования двух объектов с одинаковой ДНК. Для однояйцевых близнецов были введены номера с литерами, допускавшие идентичность, близкую к ста процентам. Так, номер Вэдана, выбитый на браслете, был 15361А, а Тэнира — 15361Б. При анализе ДНК литерных учетных записей особое внимание уделялось характеристикам внутренних спейсеров рибосомных генов. И когда преступники меняли значения учетных записей, присваивая одному объекту значение ДНК другого, на практике это означало, что исходный владелец данной учетной записи должен быть мертв. Говорили так же, что вовсе не преступные сообщества вскрывают базы, которые защищены лучшими противовирусными системами, а работники кианейкама торгуют номерами уже умерших сареасов, уклоняясь от регистрации факта смерти. Впрочем, все эти споры отгремели еще до рождения Вэдана. К тому времени, когда он подрос настолько, чтобы иметь браслет (было доказано, что кэцэры не могут воплотиться в объект, чей объем не превышает шестнадцати литров), Цачес уже весь был, по выражению отца Вэдана, учтен. И привык к этому.

Собрав все именные браслеты, кианейсы передали их начальнику конвоя — человеку. Он скрылся в горбатой башенке контроля Тринадцатых ворот. Надо было стереть эти учетные записи из единой регистрационной базы. Теперь люди, собранные на Площади Горя, становились по-настоящему обреченными. После этой операции они уже не могли вернуться в родной город. Компьютерная база, контролировавшая все ворота всех городов Цачеса, переставала распознавать их ДНК.

Обреченные разбрелись по всей площади, и никто из конвоиров не препятствовал им в этом. Время строить их в колонну еще не пришло.

— Может быть, сейчас? — прошептал Вэдан.

Инедирт оставил электромобиль на одной из ближайших улочек и провел друга между Домом Гробовщиков и Домом Столяров. Вэдан прожил в Цачесе почти всю жизнь, но даже он не знал, что неприметная калиточка из дворика между цехами ведет на Площадь Горя.

— Не дури, — сказал Инедирт. — Они обязательно пересчитают всех перед уходом.

Вэдан попытался прощупать разум Мэнира телепатически, но это ему не удалось. Над площадью висело отчаяние, всеобщее и поэтому безликое.

— Они сейчас уйдут, — пробормотал Вэдан.

Инедирт прищурился.

— Давненько я этим не занимался, — пробормотал он. — Может и не получиться…

Один из сареасов приблизился к калитке, за которой прятались друзья. Вэдан увидел его безумно закатившиеся глаза. Очевидно, обреченный перед уходом из дома накачался какими-то наркотиками.

— Давай! — хрипло выдохнул Инедирт.

Вэдан приоткрыл калитку. Сареас, сложив руки на груди, двигался прямо на него неестественно твердым шагом механической игрушки. Вэдан схватил его за рукав, втащил во двор и оглушил нитсеком. Тело осело на брусчатку. Вэдан едва успел подхватить его. Инедирт осторожно потянул калитку на себя, чтобы она не скрипнула, закрываясь.

Ни один из кианейсов даже не обернулся в их сторону.

Вэдан присел над телом, откинул капюшон, вгляделся. Он надеялся увидеть жесткие черты Мэнира. Но это было бы слишком хорошо для правды. Лицо оказалось незнакомым.

— Вот повезло парню, — заметил Инедирт.

Они решили, что если случайно спасенный сареас окажется не Мэниром, Инедирт вывезет его в доки Цачеса и загрузит на один из кораблей, уходящих завтра вниз по Рарера. Вэдан являлся главой Корабельного сектора, и портовое расписание знал наизусть. Завтра утром «Красавица Руи» отправлялась в Республику Великого Болота. Код причала Вэдан тоже помнил. Он принюхался, но не уловил ни сладкого аромата аннире, ни кислого запаха аннубе.

— Я думал, он под кайфом, — растерянно сказал Вэдан. — Как-то странно он двигался…

— Я заставил его подойти, — ответил Инедирт.

— Я и не знал, что ты владеешь мыслебоем, — пробормотал Вэдан.

Хранители лично обучали каждого из бойцов. Два Звездных года назад мыслебой был в Цачесе одним из самых популярных боевых искусств, и, как сообразил Вэдан, расцвет мыслебоя пришелся на юность Инедирта. Затем Хранители почему-то перестали набирать учеников. Последним мыслебойцом, насколько помнил Вэдан, был печально известный Гезире Лежир.

— Снимай с него балахон, — ответил Инедирт. — Кианейс сейчас вернется.

Вэдан начал стаскивать с обреченного униформу. Рукава балахона оказались завязаны на спине, как у смирительной рубашки.

— Черное шутовство, — пробормотал он, сражаясь с узлом.

Наконец ему удалось распутать завязки. Вэдан стал надевать балахон, сунул руки в рукава и внезапно сообразил, что не сможет ни завязать их на спине, ни воспользоваться своим оружием.

— Дирт, — приглушенно сказал он. — Рукава здесь…

Запахло паленой шерстью — Инедирт прожег дырки в рукавах своим нитсеком. Вэдан высунул руку, приподнял балахон и спрятал нитсек за пояс.

— Скрести руки на груди, — сказал Инедирт.

Вэдан так и сделал. Инедирт обмотал его рукавами так, чтобы освобожденных рук не было заметно.

Лээт Гулназг, дружок Вэдана по Каартсузакрытая школа (высшая ступень), где обучались мальчики из самых знатных семей Цачеса, теперь работал в кианейкаме, в угрозыске. Больше девяноста процентов сотрудников составляли кианейсы. Гулназг занимался не уголовниками, а профилактикой бунта машин. Во времена зарождения биотехники о нем много и гневно писали публицисты и фантасты. Боевые биороботы попадали в так называемую «группу риска», поскольку многие обладали возможностью убийства людей, причем самыми различными способами. Однако Лээт и его предшественники хорошо знали свое дело. Ни разу за трехсотлетнюю историю возникновения и развития кианейсов ничего подобного не случилось. Лээт рассказал Вэдану о слабых местах казавшихся неуязвимыми биороботов. Вэдан решил выйти из города вместе с обреченными, найти среди них Мэнира, отбить его у кианейсов и бежать в джунгли. План казался простым и вполне осуществимым, хотя и рискованным. Но при виде боевых биороботов Вэдан растерял и ту, весьма малую толику уверенности в удачном исходе предприятия, которая у него была.

Инедирт затянул узел и повернул Вэдана лицом к себе.

— Пойдем со мной, — сказал Вэдан, когда он завязывал рукава на спине. — Я не справлюсь один…

— Справишься, — ответил тот и поцеловал его — торопливо, но и нежно. — Все, иди.

Инедирт накинул ему на лицо капюшон и открыл калитку. Она закрылась за спиной Вэдана в тот момент, когда начальник конвоя вышел из башенки контроля над воротами.

— В колонну по трое, — звучным, но лишенным каких бы то ни было эмоций голосом приказал кианейс.

Вэдан оказался в последней шеренге вдвоем с каким-то парнем, который с трудом держался на ногах. На этот раз Дарэнгу не пришлось принюхиваться. Аромат аннубе опутывал обреченного плотным коконом. Третьим в шеренгу встал кианейс. Нельзя сказать, чтобы Вэдана сильно обрадовало такое соседство, но выбора у него не было.

* * *

Когда Мэниру было лет семь, случилось так, что он в компании с друзьями разбил окно в школе. Воспитатель пожаловался отцу.

— Папа, я не виноват, — начал оправдываться Мэнир. — Это все…

И Чаар Самре сказал ему тогда:

— Это сареасы всегда ищут виноватого. А мы, лерцы, думаем, как теперь жить дальше.

И Чаар отправил сына уборщиком в док на месяц. Денег, сэкономленных на оплате работнику, хватило заплатить за стекло. Самре жили в центре первого города Цачеса, в особняке, ранее принадлежавшему благородному сареасскому роду, так что дело было не в деньгах.

И Мэнир запомнил урок на всю жизнь.

Сейчас, оказавшись на Площади Горя, он ни секунды не раздумывал о причинах того, почему его назначили обреченным. По закону, их объяснение и не требовалось. Совет Трехсот мог отдать на съедение любого. Впрочем, подросток и так уже догадался. Душевный друг Мэарит, Вэдан, рассказывал ему о гибели своего отца — наверняка и Чаар тоже насолил кому-то. Но это все это не имело значения. Каковы бы ни были причины, изменить их было уже нельзя.

Мэнир осмотрелся. Он использовал бы любой шанс улизнуть. Подросток быстро убедился, что сбежать с площади невозможно. К нему подошел кианейс — не тот, что забрал у него браслет и нитсек, а другой.

— Не желаете ли аннубе, сареас? — спросил биоробот. — Или аннире, может быть?

В этот момент Мэнир понял причину отупелого молчания и спокойствия, в которое были погружены его товарищи по несчастью. То, что большинство были привезены из тюрем, он догадался еще раньше. На лице у многих были родовые татуировки преступных кланов третьего города Цачеса. И кисло-сладкий запах, заполнивший площадь при появлении обреченных, тоже был знаком младшему отпрыску клана Самре. Мэнир был так погружен в свои думы, что поначалу не обратил на него внимания.

— Нет, спасибо, — ответил он.

Кианейс отошел.

По команде Мэнир встал в колонну. Тринадцатые ворота открылись. Колонна обреченных под конвоем кианейсов двинулась по Тракту Раздумий. Голубые шестиугольники из неизвестного мягкого материала, которыми в незапамятные времена был выложен Тракт, мягко пружинили под ногами. Тракт Раздумий светился, оттеняя мрачность стонущих под ветром джунглей. Гроза собиралась еще с вечера, но мутное небо никак не могло разродиться дождем. Ветер схватил Мэнира за длинный подол балахона, рванул, но повалить подростка ему не удалось. Огорченный ветер взвыл так, словно процессия двигалась в ущелье Голосов Мертвых. После часа пути обреченные оказались на развилке, где от Тракта Раздумий отходила Тринадцатая дорога. Она и вела в Священную рощу. Кэцэры создали ее как место жертвоприношений. Говорили, что таких деревьев, как в этой роще, больше нигде в мире нет. Кэцэры якобы привезли дракхи с собой. На самом деле дракхи будто и не деревья вовсе, а некие полуживые существа, которые крепко держат обреченных своими ветвями, чтобы они не сопротивлялись кэцэрам. У Мэнира были все шансы проверить эти слухи.

Тринадцатая дорога была намного уже Тракта, и кианейсы перестроили обреченных в колонну по одному. Дорога вышла на берег Священного Озера, потянуло острой свежестью. Мэнир невольно подумал о том, что именно сейчас — время ночной охоты всех тех страшилищ, которыми оно кишело. Многие из мутантов, в том числе и легендарный хищник тежюс, с равным удовольствием питались как водными, так и наземными животными.

Только сейчас подросток осознал, что с ним случится. Все происходило слишком быстро, чтобы Мэнир успел задуматься об этом раньше. Шестнадцать лет — не то время, чтобы воспринимать смерть всерьез. Каждый знает о ней, но в глубине души еще твердо верит, что бессмертен. Оказавшись лицом к лицу с равнодушной бездной физического исчезновения и вдруг прочувствовав его, Мэнир едва не завыл от ужаса. Он пожалел, что отказался от наркотиков. Ощущения, когда тебя жрут заживо, явно не стоили того, чтобы переживать их в трезвом рассудке.

И в этот момент Мэнир услышал телепатический призыв, и узнал зовущего.

«Вэдан?», телепатировал он. — «Когти Джуура, ты тоже здесь?»

«Я пришел за тобой», пришел ответ.

«Ты думаешь одолеть кэкцэров?», мрачно осведомился Мэнир. — «Вот в этом?»

Он повел плечами, поскольку пошевелить привязанными к телу руками не мог.

«Не знаю», честно признался Вэдан. — «Дождемся, когда уйдут кианейсы, я освобожу тебя, и свалим. По Тринадцатой дороге до Моста, там спустимся в Рарера, доплывем до порта. Я тебя спрячу, а там видно будет».

Мэнир не стал напоминать другу, что жабр у него нет, и он чувствует себя в воде гораздо менее уверенно, чем сареас. С жабрами или без них, плавал подросток ничуть не хуже хрэша. Мэнир ощутил неописуемое облегчение и прилив сил.

Обреченные добрались до Священной Рощи. Место жертвоприношения представляло собой круг из двенадцати деревьев. В центре круга стояло тринадцатое, самое мощное. Деревья до уровня пояса человека были покрыты лишенными листвы ветками, которые безжизненно висели и впрямь походили на сухие крючья. Кианейс бесцеремонно подтолкнул Мэнира к ближайшему дракху. Раздался неприятный скрип. Нижние ветви дерева зашевелились и плотно прижали подростка к стволу. Мэнир наконец заметил Вэдана — биоробот поставил его у соседнего дракха. Хозяйским движением потрогав ветки, кианейс чуть расправил их, чтобы Мэниру было легче дышать. Остальные обреченные уже стояли каждый около своего дерева. Каждый был плотно обхвачен ветвями. Кианейсы построились и ушли. В темноте сыто пророкотал гром.

Мэнир не мог толком разглядеть, что делает Вэдан. Подросток слышал только кряхтение, сопение, и скрип ветвей. Затем Мэнир увидел темную фигуру, приближающуюся к нему.

— Вэдан! — облегченно воскликнул он. — Скорее!

У сареасов не было принято называть друг друга истинными именами в присутствии посторонних. Но Мэнир рассудил, что все, кто случайно услышал настоящее имя его друга, уже никому не смогут рассказать об этом.

— Тихо ты, — пробормотал Вэдан в ответ.

Раздался треск, запахло дымом. Мэнир ощутил, как отпали ветви, державшие его. Обреченный на соседнем дереве зашевелился.

— Что вы там делаете? — раздался его голос.

Обреченный смазывал гласные — следствие аннире, бродящей в его крови. Но большая часть наркотика уже выветрилась из него. Он понял, что происходит.

— Побег! — закричал он. — Помогите и мне, умоляю!

— Бежим! — сказал Вэдан Мэниру.

Ему не надо было повторять дважды. Мэнир так резво бросился к выходу из Священной Рощи, что Вэдан едва поспевал за ним. Мэнир уже видел светлый пунктир Тринадцатой дороги, до нее оставалось рукой подать. И тут Мэнира пронзил ужас, безграничный, парализующий. Подросток застонал и повалился в мокрую от росы траву. Священная Роща наполнилась криками и стонами остальных обреченных. Из последних сил подросток перевернулся на спину. Мир то накатывал, как зубная боль, то снова исчезал. Нежные голоса шептали в его голове о прощении, о вечном покое. И все же Мэнир понимал, что сейчас произойдет, и душу его затягивало в черную воронку ужаса. Подросток увидел в черноте над собой бледное пятно — лицо склонившегося над ним Вэдана.

— Это… мысленное излучение… — ломаным эхом раздался голос друга. — Блокируй его! Ну же!

«МАМА», с усилием подумал Мэнир.

Мир перестал плясать в его глазах. Вэдан схватился за голову. Мэнир сообразил, что накрыло и его, и значит, уровень мыслепередачи поднялся. Он врубил второй блок:

ГЭДИР

А вот Вэдан не смог последовать своему совету. Он упал, едва не придавив собой подростка. Теперь Мэнир мог всласть налюбоваться на светящиеся фигуры, которые медленно приближались к Священной Роще со стороны озера.

— Вэдан, вставай, — с трудом ворочая языком, произнес Мэнир.

Друг не ответил. Только рука его зашевелилась. Вэдан натянул на запястье ременную петлю, на которой носили нитсек. Теперь он мог умереть, но фамильного оружия не потерял бы.

— За дерево, — хрипло сказал Вэдан.

Встать не мог ни один из них. Они поползли. Мэнир подумал, что их вид — две пьяные улитки на скользкой траве — здорово позабавит кэцэров. Злость придала подростку сил, и он стал двигаться быстрее. Нитсек же Вэдана сильно тормозил движение, цепляясь за траву и корни своей колючей головкой.

Кто-то взял Мэнира за плечо и перевернул лицом вверх. Свет прожектора, укрепленного на шлеме кэцэра, на миг ослепил подростка. Мэнир зажмурился, ударил головой чуть пониже источника света. Его лицо с чавканьем погрузилось во что-то мягкое. Безвкусное желе залепило нос и рот. Рука, сжимавшая его плечо, разжалась. Мэнир вскочил, вытирая лицо.

По Священной Роще метались, пересекаясь, лучи прожекторов. В их свете подросток увидел своего противника. Кэцэр лежал на траве. На нем был летный скафандр из гибкого пластика — устаревшая конструкция, которую теперь можно было увидеть разве что в кинохрониках времен, когда Хранители были еще живы. Свет от прожектора бил в небо. Стекло шлема было поднято, за ним виднелось вполне человеческое лицо. Но Мэнира это не обмануло. Он знал, что кэцэры сожрали всех Хранителей, и что инопланетяне могут принимать любой облик, который им заблагорассудится. Этот кэцэр принял вид одного из Хранителей — возможно, того, которого сам убил. Мэнир родился слишком поздно, чтобы знать Хранителей в лицо, и не смог бы сказать, пародия на какого именно Хранителя сейчас надвигается на него. Аккуратная черная бородка Хранителя стала удлиняться, распадаясь на многочисленные толстые жгуты щупалец.

Щупальца потянулись к Мэниру.

— Вэдан! — заорал подросток.

Но друг неподвижно лежал на траве. Раздался первый удар грома, яркая вспышка расколола небо. Лицо Хранителя расплылось. Мэнир увидел голый череп с огромными фасеточными глазами и подвижным хоботком. Щупальца схватили Мэнира. Кэцэр расстегнул скафандр до половины, поднял Мэнира и принялся заталкивать подростка внутрь себя. Инопланетянин оказался плотным, холодным и желеобразным. Вокруг сомкнулась тьма.

Мэнир почувствовал, что задыхается.

* * *

Вэдан перевернулся на спину. Оцепенев от ужаса, он смотрел, как кэцэр заталкивает Мэнира прямо в себя. Инопланетянин напоминал при этом ужа, надевающего себя на лягушку. Вся операция заняла не больше трех секунд. Из шлема остались торчать только обитые железом носки ботинок Мэнира. Инопланетянин издал хлюпающий звук, и исчезли и они. Кэцэр застегнул скафандр. Небо прочертила светящаяся стрела. Это взлетел первый из кэцэров. Он завис над Священной Рощей в ожидании собратьев, которые еще ужинали. К Вэдану вернулся контроль над телом. Кэцэры, видимо, уже съели всех, кого хотели, и перестали индуцировать подавляющее волю излучение за ненадобностью.

Вэдан вскочил — кэцэр отшатнулся.

Совершенно зря, между прочим.

Единственное, чего хотел в этот момент сареас — бежать прочь отсюда, как можно быстрее и дальше. Мэнир погиб. Идти на кэцэра с одним нитсеком, который перестал быть боевым оружием еще во времена Шэдана Харбогадана и превратился в знак высокого рода, было бы самоубийством. Тем более, что Вэдан был в обычной обуви, а не в боевой, у которой всегда делали резиновую подошву. Вэдан не собирался драться. Но когда кэцэр подался назад, Дарэнг понял, что уйти, сбежать ему не удастся. Инопланетянин его видел. В том, что кэцэрам хватило бы решительности преследовать свою жертву до самого Цачеса, сомневаться не приходилось. Вэдан ощутил холодный удар в грудь. Оставалось только погибнуть в бою. Он шагнул вперед, вытаскивая нитсек. Вэдан ударил кэцэра, вложив в удар весь тот ужас, который захлестнул его душу. Кэцэр упал. В тот же миг ногу и талию Дарэнга захлестнули щупальца. Инопланетянин и Вэдан оказались в одной электрической цепи. Вэдан едва успел выключить нитсек. Кэцэр оказался не только устойчив к электрошоку, но и знаком с правилами составления цепей. Инопланетянин мысленно заорал, призывая на помощь своих соплеменников. Вэдан ожидал чего-то в этом роде и легко заблокировал призыв. Дарэнг упал на кэцэра, привычным движением переводя нитсек в режущий режим. Одним ударом Вэдан отхватил щупальца у самого лица. Затем, ломая ногти, стал расстегивать скафандр. Кэцэр крутил головой, стараясь ослепить противника прожектором, и извивался всем телом, пытаясь сбросить сареаса.

Снова прогрохотал гром, молния упала в Священное Озеро. Воды засветились неясным, фосфоресцирующим светом. Вэдан хотел ударить кэцэра нитсеком на максимальном напряжении, чтобы тот перестал дергаться, но побоялся навредить Мэниру, который все еще находился внутри. Серебряные стрелы молний били в Священное Озеро почти непрерывно. Вэдан содрал с кэцэра скафандр в тот миг, когда над Священной Рощей начался дождь. Куртка Дарэнга моментально промокла и прилипла к спине. Ливни Звездного Лета Миар всегда были неистовыми.

Вэдан увидел Мэнира. Подросток был словно запаян в прозрачное желе, которое изнутри занимало весь скафандр. Поверхность кэцэра выглядела влажной и маслянисто блестела в отсветах молний. Крупные капли забарабанили по телу кэцэра, оставляя глубокие светлые язвы. Кэцэр зашипел, задымился и снова мысленно завопил. Вэдан не смог заглушить телепатемму полностью. Свет прожекторов обрушился на него сверху. Вэдан ослабил хватку. Инопланетянин, воспользовавшись моментом, сбросил его с себя. Вэдан ударился спиной о мощный корень дракха. Кэцэр же, вместо того, чтобы прикончить противника, пытался застегнуть скафандр, чтобы взлететь.

Вэдан включил нитсек, воткнул его в самый низ скафандра и резко встал, разрывая кэцэра снизу доверху. Кипящее желе брызнуло в разные стороны. Вэдан успел подхватить падающего Мэнира. Он не смог удержать скользкое, облепленное горячими останками кэцэра тело. Вэдан и Мэнир вместе упали на истоптанную траву. Короткий болезненный разряд обжег запястье Вэдана. Вода с насквозь промокшего рукава залилась под браслет, и нитсек замкнуло. Сареас коротко вскрикнул. Конструкция оружия предусматривала такую ситуацию, и нитсек выключился.

Насовсем, ну или до ремонта, что сейчас означало то же самое.

Вэдан увидел на выбеленной светом прожектора траве чудовищные, изломанные тени. Кэцэры спускались на помощь своему соплеменнику. Руку, на которую попали брызги кэцэра, невыносимо жгло. Мэнир был без сознания — если не мертв, — а нитсек перегорел. Нитсеки электрифицировали не так давно. Благодаря своей шипастой головке он был довольно опасен и в качестве холодного оружия — но не против кэцэра же!

Вэдан вскочил, рывком поднял Мэнира, ударил его по лицу. Подросток открыл глаза.

— Беги! — закричал Дарэнг и толкнул его в сторону джунглей.

Мэнир ошалело помотал головой и скрылся в чаще.

Вэдан повернулся лицом к противнику, и вовремя. Одну из частей скафандра развернуло подобно чаше, и она уже наполнилась водой. Другая же часть стояла на траве как полая горка. Желе, разбрызганное по траве, стекалось под нее. Кэцэр оставлял за собой длинные белые лохмотья, похожие на нити вылитого в горячую воду яичного белка. Желе осталось слишком много, чтобы целиком уместиться под обрывком скафандра. Когда оно забралось под него целиком, он приподнялся над травой на высоту сантиметров сорока.