Домохозяйки. Невесты. Шлюхи

Предисловие

Хочу сразу предупредить тех, кто доберется до конца: сюжета здесь не будет. Как и смысла. Все как в жизни. Потому что все рассказанные здесь истории реальны, как и герои. Правда, каждый из них перед публикацией попытался кастрировать свою историю, но получилось еще хуже, поэтому после недолгих препирательств все оставили в первозданном виде.

ПИ-ПИ… ПИ-ПИ…

«Мечтая бабочкой волшебной

Впорхнуть в антальскую жару,

Лежу личинкой на диване

И тихо колбасенку жру».

Только что пришло мне по вотсапу. От моего друга-гея. Его поэма, если, конечно, не врет. Я закашляла и двумя пальцами извлекла изо рта недожеванный кусок хамона. Приподнялась на кровати и протерла жирный экран телефона краешком пододеяльника.

У нас «духовная связь», раз половая невозможна. Нет, конечно, если бы я лежала в Москве, как он, я бы тоже жрала колбасенку в рамках подготовки к антальскому сезону. Но я лежу под Мадридом, в своем домишке. Жру хамон (здесь все его жрут). У меня, в отличие от друга-гея, сто пятьдесят уважительных причин лежать и жрать. Причем на одном боку. Страшно болит шов «вперед иголкой». Нет никакого настроения. Ну ни на что. И антальская жара мне в этом году не грозит. Я все еще принимаю поздравления с рождением ребенка, хотя уже прошло пять дней.

В этих обстоятельствах я домохозяйка.

А основное занятие домохозяйки в перерывах между заботами о потомстве и хозяйстве — это, конечно, зависть и скука. И телефонные звонки. Километровые разговоры. Как назло, недоступные именно сейчас. Друзья-геи затеяли кругосветку. Та подруга, которая в Москве, мчит по маршруту солярий — салон красоты — свидание. Не может включить хэндс фри, потому что наушник у нее в сумке, и, видите ли, у нее ногти накрашены. Звезда! Другая, что в предместье Лондона, только вылезла из душа и уже бежит с мужем в спортклуб, брать уроки тенниса. А я не то, что в ближайший год на теннис не пойду, я в своей машине смогу сидеть только на одной половинке жопы. Потому что когда еще заживет мой шов от эпизиотомии…

Я — страшно счастлива.

У меня — все есть.

Муж-дом-двое-детей-и-боль в заднице.

Здесь, конечно, надо дать необходимые пояснения, как я, девочка с московской окраины, оказалась под Мадридом. Очень просто. Свалила в эмиграцию.

Брачный second hand

Девять лет назад.

К необходимости этого шага меня подготовила мама. Причем моя эмиграция напоминала бегство.

Сначала она заводила:

— У тебя чернокожий ребенок. У тебя чернокожий ребенок! Как он будет учиться в школе, он же чернокожий ребенок!

— Что значит, «как он будет учиться в школе»? Как все! Он же чернокожий, но не дебил!

— Я проработала в школе сорок лет. Я знаю! Ему просто не дадут учиться в школе, он же чернокожий.

Начнем с того, что он не чернокожий. Он от араба. Хотя в белой футболке, которую два дня вымачивали в ванише, он значительно отличается от остальных детей. Даниэль потрясающе красив. Он передвигается со скоростью звука, а соображает еще быстрей. Он неуправляемый, это да. Но это уже проблемы педагогов.

Тогда мама зашла с другого конца.

— Тебе некуда поставить письменный стол!

— Какой стол, я только что выкинула люльку и купила детскую кровать!

— А когда он пойдет в школу, тебе некуда будет ставить письменный стол!

Это да, в моей просторной, но однокомнатной квартире его ставить некуда. Не сносить же из-за этого гардеробную комнату. Именно письменный стол и решил мою судьбу. Потому что поменять квартиру в Москве на большую гораздо труднее, чем поменять одну страну проживания на другую.

Ну, еще, конечно, стадия невесты, в которой я пребывала в московский период моей жизни.

Любая женщина в течение жизни пребывает в трех состояниях. К невестам в обществе принято относиться с сочувствием. То есть общество понимает всю необходимость создания семьи, а так же всю безнадежность проекта. Невеста — это когда она рассчитывает каждый шаг и отмеряет секс с точки зрения будущих матримониальных перспектив.

Потом женщина переходит в разряд домохозяек. То есть отдает все свои силы и энергию на построение семьи. Настоящей. Крепкой, нерушимой, с мужем — детьми — собакой. То есть готовит, моет, убирает за мужем — детьми — собакой. Это и есть момент наивысшего семейного счастья. К домохозяйкам, как правило, относятся с завистью.

Есть еще и третья категория женщин. Когда женщина наконец понимает всю тщетность попыток жить для других. Начинает делать, что хочет. И нагло на глазах у других наслаждаться жизнью. Всем известно, эта женщина — ШЛЮХА!

Мое пребывание в невестах было неприятным. Да что там, отвратительным! На московском брачном рынке я в свои тридцать лет болталась где-то между невестами «секонд-хенд» и невестами «второй сорт». Жизнь каждый день напоминала мне об этом. Да что там, день, иногда и ночь подкидывала сюрпризы.

Например, в виде телефонного звонка от друга моего мокрожопого детства, из дома напротив. Веселого парня неопределенных занятий, ныне торчка. Вот и сейчас он был в состоянии легкой эйфории.

— Я вот тупо подумал…

«Тупо подумал». Отлично начинаем. Будильник показывает полчетвёртого ночи.

— А не зажить ли нам с тобой вместе?

— «Босх и Брейгель», — сказала я, — ты че курил?

— Не, это, не курил. Но вот я что тупо подумал. Раз ты неплохо сохранилась для своих тридцати, у тебя еще есть шанс устроить свою жизнь.

Мне на минуту показалось, что курила я. Я сидела на кровати и терла глаза. Так романтично меня еще никто никуда не звал.

— «Неравный брак». Слышал про такую картину?

— Не слышал, но, принимая во внимание, что у тебя стремного цвета ребенок, я согласен.

То есть, несмотря на мои печальные обстоятельства в виде возраста и малыша непонятного происхождения, он великодушно согласен переехать ко мне в квартиру и жить за мой счет.

— А что взамен? — окончательно проснувшись, спросила я.

— Ну я — отличный парень! — гордо ответил он.

«Но отличный парень — это не профессия», — сказала я сама себе и отключила телефон.

Турецкие приседания

Любая женщина, не важно, дружит она с головой или нет, по достижении возраста Х начинает мечтать о браке. В обществе принято говорить: «Если женщина в браке, жизнь удалась». А если ей пристроиться не удалось, логичнее сдохнуть, нажравшись хозяйственного мыла. Ничего, кроме жалости окружающих, эти особи не достойны. Поэтому я страстно желала к кому-нибудь прилипнуть и начать упоительную жизнь домохозяйки.

Ну где тут не впасть в отчаяние? Мне удалось пережить этот период, благодаря моей новой подруге Даше.

Дом, в котором я жила, был совсем новым. И никого из соседей я еще не знала. Когда я первый раз увидела Махмудика в грузовом лифте, я забыла, какой у меня этаж. Он занимал от грузового лифта ровно треть. Такой красивый турок. Когда я впоследствии узнала, сколько Махмудик зарабатывает, я вообще долго не могла глотать. Просто-напросто пропал глотательный рефлекс.

У Махмудика была жена Даша, которая, даже с каблуками, не доставала ему до плеча. Когда я познакомилась с ними, я подумала: «Как же Даше повезло с Махмудиком». Теперь, когда я знаю их десять лет, я думаю: «Как же этому Махмудику повезло с Дашей».

Они оба инженеры-строители. В большей степени, конечно, Махмуд. Это он последние годы возглавляет самые эпохальные стройки столицы. Даша в этих обстоятельствах домохозяйка.

Они познакомились в строительной компании. Махмудик был женат, как и положено, на турчанке. Его турецкий брак был прозаичнее подштанников. И ковырялся бы он так по сей день, если бы не встретил Дашу. То, что началось меду ними, лучше не описывать, бумага покраснеет.

Понять, любовь ли это, нет ничего проще.

Просто поделить пользу на количество приобретенного геморроя. И, если этот показатель уверенно стремится к нулю или вообще уходит в глубокий минус, не сомневайтесь — перед вами любовь в чистом виде.

У Даши кукольное личико и мозги Робокопа. Она за минуту может в уме рассчитать все опоры Всемирного торгового центра. А еще у нее кукольные глазки, кукольные ручки и кукольная жопка. На нее стоит даже у меня, что уж там говорить о бедном Махмудике. Но, несмотря на гениальную инженерную смекалку, она не могла рассчитать все последствия секса на чертежном столе, и у Махмудика сорвало крышу.

В этих обстоятельствах даже у меня не повернется язык назвать Дашу шлюхой. Махмудику из всего женского населения не дали бы только слепые и безногие. И то по уважительной причине. Остальные дали бы все, если бы удалось его на это развести. Что ж теперь, весь женский пол обвинять голословно?

Он потерял кучу денег, дом, образцовую турецкую жену и приобрел Дашу. Ему даже пришлось приобрести российское гражданство, чтобы родня жены не сделала ему «кирдым-бердым», или как там называется турецкий харакири?

Сначала им было негде жить, но везде интересно спать. Ничто так не оживляет секс, как неуверенность в завтрашнем дне и бесконечные расставания. Он был красив, неутомим и ненасытен. Он сидел без работы. Без денег им все равно было интересно. Пока дело шло только о сексе, Махмудик был ловок и незаменим.

Всем мелким бытовым ремонтом, а также остальным хозяйством занималась Даша. Потом они купили квартиру в том самом новом доме, который строили, когда познакомились. В доме, конечно, сразу обнаружились конструктивные технические неполадки. Наверное, потому что они трахались на тех самых чертежах и что-то там помяли. А прорабы, когда строили, не разобрались. Ну, там, высохшее пятно приняли за округлое крылечко. Балкончики тоже вышли круглые. Поэтому на них плитку хрен положишь. А дом вообще на Google Maps напоминает член. Дашка чертила.

Потом у них родилась дочка, и Махмудик отправился застраивать Сибирь. Русским там, наверное, строить холодно. Последнее, что доверили строить русским в России, это БАМ.

Дома он появлялся, только если у него случались командировки в Москву.

Поэтому мы так быстро подружились, тем более что дети у нас были одного возраста. Все то время, которое раньше посвящалось построению крепкой семьи, теперь почти безраздельно принадлежало мне, поэтому мы решили детей в сад не сдавать, а развлекать их по мере сил сами. А заодно развлекаться самим, с утра до ночи ходя по очереди друг к дружке в гости.

Как-то раз я заглянула к подруге на чашку чая. Как принято у соседей — без звонка. Махмудик собирался на работу.

— Милый, у нас из-за входной двери сквозит!

— Где тИбе сквозит? Почему тИбе сквозит? — он угрожающе сдвигает шапку на бок, и между его бровей зависает туча.

Даша подкрадывается к мужу. На лице выражение девочки, забытой папой в песочнице.

— Между дверной рамой и стеной образовалась щель. Почти сантиметр. Из нее сквозит, — добавляет она почти шепотом.

— Что ты хочешь, чтобы я тИбе сделал? — в его голосе появляются угрожающие нотки.

— Хочу, чтобы ты сделал, чтобы не сквозило, — терпеливо и уже как-то неуверенно поясняет Даша.

Из его груди вырывался вздох, скорее похожий на предсмертный свист. Он начинает доставать из карманов липкие фантики, смятые чеки, использованные билеты и прочий ненужный мусор, который обычно валяется у мужчин в куртке. И начинает уконопачивать ими щель.

— ТИперь тИбе не сквозит? — спрашивает он так, что я начинаю причитать, что нет, хотя меня не спрашивали.

Потом он опирается рукой на стену, натягивает ботинки и, рассержено сопя, хлопает дверью. Несколько бумажных комков вылетают из щели и шлепаются на пол.

Иду сама наливать себе чай.

Даша берет баллон со строительной пеной, начинает менять на нем насадки. Движения ее точны и уверенны, как у того плохого парня из кино, что в полной темноте собирает «Калашникова». Глаза ее при этом прикованы к пятну на обоях. След от Махмудиковой пятерни, когда он надевал ботинки.

Пока я буду пить вторую чашку чая, Даша починит дверь и переклеит обои в коридоре.

— Зачем просила-то? Выпендриться хотела?

— Должна же от него быть хоть какая-то польза?! Мда…

Пять лет брака. Один перманентный ущерб.

Свободного времени у домохозяйки Даши нет ни минуты. Она сама проектирует и выпиливает встроенный шкаф. Поэтому мы едем с детьми в «Икею». Пока еще их можно оставлять на чужое попечение в игровой комнате. На Дашкином лице одна мысль энергично сменяет другую, и я понимаю, что все ее мысли гениальны.

— Мне не хватает маленького бегунка, чтобы все ящики в шкафу открывались и закрывались. Но эти козлы его сняли с производства. Я постою на шухере, и ты мне его скрутишь прямо с экспозиции.

— Почему это я?

— Потому что у тебя вид придурковатый, если заметят, то даже связываться не будут.

Вдруг на ровной дороге ее навигатор начинает визжать, как резаный, и требовать объезда.

Даша внимательно смотрит на дорогу и разговаривает сама с собой:

— Это же не трудно, крюк в пару лишних километров. Трудно — это когда остаток жизни в инвалидной коляске. Впереди торговый центр и пешеходный мост, — объясняет Даша, — их как раз Махмудик строил. У меня в навигатор все его объекты забиты. На всякий случай.

Вообще общение с этой семьей несказанно обогатило мой жизненный опыт. И глядя, с какой легкостью управляется со своей жизнью Даша, я испытываю зависть.

Зависть вообще бывает разная, но это, наверное, самое стойкое женское чувство. Бывает такая, что подруга завидует твоим обстоятельствам. Ты еще жива, а она уже примеряет на себя твоего мужа. Некоторые даже мысленно уже поселились в твоей двухкомнатной квартире. И отправили детей к бабушке в Саратов. Или лучше в районы вечной мерзлоты. У нас на карте их немало.

Эта зависть абсурдна. Непродуктивна. Кроме того портит анализ крови и карму. Людям более развитым свойственна другая зависть.

Они завидуют свойствам и качествам подруги. Ведь с ними она всего достигла сама. Вот, если бы мне парочку Дашиных талантов, звал бы меня в жены принц Гарри. Прям вижу, как он выбрал мне кольцо с алмазом в ювелирном. И алмаз этот был с ведро размером. Но я не Даша, и теперь уйдет мое колечко какой-нибудь шлюхе недостойной.

Вот так, качественно и с размахом завидуют интеллигентные люди. То есть я.

Так я завидую своей подруге Ангелине, невероятной и стильной бизнесвумен. Когда я смотрю на Ангелину, я понимаю, что такой мне никогда не стать. Ведь по сравнению с ней даже Хилари Клинтон — буфетчица. Или другой подруге, роскошной рыжей красотке. У нее длинное сложное имя, поэтому мой ребенок зовет ее тетя Кики. Ей идет.

Скажу, как на духу: я бесконечно завидую их талантам. А вот их жизням я не завидую нисколько. По той же причине я не завидую Даше. То есть нет, ее статусу, конечно, завидую, а самой жизни — нет.

Когда Махмудик, наконец, развелся и смог жениться на Даше, он стал разваливаться, как некогда могучий СССР.

Женщины и мужчины переживают свой переход в домохозяйки по-разному. Вот Махмудик, как «вышел замуж», сразу растолстел на десять кило. То у него заболит нога. То вступит спину. То его мучает чирей. То дергает зуб. Даша стоически переживает эти метаморфозы. Не говоря о том, что дома от него одни убытки.

И наше с ней общение протекает примерно так:

— Одолжи на пять минут пылесос. Вчера просила Махмудика пропылесосить.

— И Махмудик его сломал, — ехидно вставляю я.

— Да там ерунда, что-то с мотором. Открою — разберусь. Надо только кухню закончить. А еще вот, возьми, упражнения для жопы. ЕNVY — жопа. Английский с переводом и музыка приятная. Вчера, когда кухню красила, почти весь диск отсмотрела. Пока она не просохнет, я у тебя посижу.

Даша сама собирает кухню. Не то чтобы их бюджет не выдержал дизайнера и рабочих. Их не выдержит Даша. У дизайнера окажется плоское воображение и недостаток технических знаний. А рабочие своими неумелыми действиями доведут Дашу до инфаркта. Так уже было, когда Махмудик пригласил сварщика переделать батареи. Через полчаса Даша попросила его уйти, а аппарат оставить. Батареи Даши жгут, как освенцимские печи, несмотря на шестнадцатый этаж.

— Блин, у тебя же карниз сейчас рухнет. Я за отверткой пошла.

Я на кухне. Меланхолично режу сыр. Наверное, в свете поиска мужа упражнения для жопы это архиважно. Но сейчас мне хочется нажраться. Бытовой алкоголизм ненадолго отвлечет меня от мыслей о муже. На экране девчушка принимает позу, в которую я со своим радикулитом никогда не встану, и бодрым голосом советует мне делать «турецкие приседания». Входит Дашка.

— Вот теперь я точно знаю, что я делаю, когда Махмудик дома. «Турецкие приседания».

Мы выключаем телик и достаем стаканы. У Дашки в руке штопор и ящик с инструментами.

— Как ты можешь расслабляться, если у тебя течет бачок???

Текущий бачок не нарушает мой Фэн-шуй. Его нарушает статус матери-одиночки.

Я бы с удовольствием пожаловалась на него Ангелине и Кики, но им некогда. Кики сейчас как раз разводиться с одним мужем, покупает квартиру и съезжается с другим. Ангелина с мужем уже развелась. То есть формально еще нет, но уже сняла себе квартиру и переехала туда с трехмесячной дочкой. Они недолго побыли домохозяйками и снова перешли в стадию невест.

Заманчивый предложений

Я меланхолично размышляю о своих перспективах, а у подруг кипит жизнь. Пока Ангелина отвлекалась на построение семьи и вынашивание ребенка, ушлые родственнички разворовали ее бизнес. Я бы в таких обстоятельствах думала о суициде. Она продолжает оставаться холеной деловой блондинкой и думает о следующем муже. Кики занята поисками квартиры в центре, поэтому свежий развод с мужем ее никак не беспокоит. Дашка кладет плитку на кухне, а у меня единственным развлечением в последний месяц, помимо обязательных вечерних «Спокойной ночи, малыши», был поход вниз на собрание жильцов. Где мы умудрились сцепиться с консьержками.

Консьержки — это вообще отдельный вид населения. Так же мало и плохо изученный, как угри. То есть это ни рыба, ни тритон. Просто неизвестные науке гады.

Они еще помнят социализм и улыбают рот, услужливо распахивая мне дверь. Но я замешкалась на пороге и слышу: «Это та самая дура, которая таскается с турецкой шлюхой». Статус дуры я заслужила, будучи матерью-одиночкой. А турецкая шлюха уже пять лет в официальном браке. Но все равно шлюха. А знаете, как они это выяснили? На общем собрании жильцов нашего дома.

Самовыдвинувшиеся жилтоварищи, пару богатых дам, у которых в силу климакса осталось только одно приятное занятие — поруководить, решили провести капитальный ремонт холла с устройством в нем тропического зимнего сада. И озвучили смету. Из нее выходило, что я с сыном в этом году на Крит не еду. Потому что всех не сдавших деньги жилтоварищи сразу запишут во враги. Только представьте: нажить шестнадцать этажей врагов за одну минуту.

Тут выступила Даша. Она быстро и профессионально объяснила им, что им сделать со своей сметой. А потом предложила альтернативный вариант и за минуту в голове его рассчитала. Ее выходил красивее и значительно дешевле. Сумма оскорбила богатых жилтоварищей. Выходило, что их записали в нищеброды. Но больше всех почему-то возмущались консьержки. Можно подумать, в том тропическом саду для них включат искусственное солнце за наши деньги!

Тогда Даша сказала, что ничего сдавать не будет, и пинками начала подталкивать меня к выходу.

Но, несмотря на регулярно оплачиваемые мной взносы, мимо консьержек я хожу с опаской, потому что знаю, как легко они могут сделать жизнь невыносимой.

Неугомонная Даша все же распечатала листы со своей сметой и поручила мне разложить их по почтовым ящикам. Начиналась весна, и мне хотелось петь. Я набрала в легкие побольше воздуха, и вдруг я поняла, что на уровне моей груди кто-то дышит. Я опустила голову. Вдвойне странно, потому что я едва дотягиваю до метра пятидесяти, даже в туфлях для стриптиза.

Около меня стоял узкоглазый мужичонка и смотрел мне прямо в грудь. Глаза у него, тем не менее, открылись широко, но он быстро взял себя в руки. Видимо обычно его глаза находятся на уровне чужих пупков, и к пупкам он уже привык. А тут грудь в новом лифчике, который торчит из выреза. Ему понадобилось некоторое время, чтобы спросить:

— Ты здесь почтальон работаешь?

— Работаю, — вздохнула я.

— А живешь в этот ылитный дом?

— Живу.

— А я здесь евроремонты делаль! — самое главное ошеломительный штурм. — А у тебя есть московский прописк?

— Есть.

— Тогда давай с тобой вмести жить.

Тут я начинаю понимать, что к чему, и говорю:

— Не могу с тобой жить. У меня муж есть.

Но он не унимался:

— Я спрашивал у консьерж. Никакой муж нет.

Я даже растерялась:

— Нет есть, видишь ребенок ест (рядом стоит, заинтригованный, жует пачку смет). И муж ест, просто приезжайт рэдко, — в приступе эмпатии перехожу на его варварский язык.

Но он ни на минуту не обескуражен.

— А подруг у тебя есть? Только мне нужен порядочный и обязательно с московский прописк.

Представляю его рядом с Ангелиной или Кики, и у меня начинается форменный истерический припадок.

— Нет, порядочный ни один нет, все шлюхи!!!

Что такое хорошо и что такое плохо

Позже, дома я на минуту представила свое будущее рядом с таким Канатом, Намазом или Карнизом. И поняла, что быть невестой не всегда приятно. И относительно свежая грудь и новый лифчик это не аргумент. Аргумент — это «ылитный дом» и «московский прописк».

А выйти из этой грустной категории практически так же трудно, как перейти на следующий уровень компьютерной игры, не зная правил.

Здесь, как и везде, практикуются двойные стандарты. Обязательный атрибут девушки на выданье — это чулки и каблуки. То есть, приглядитесь, граждане сомневающиеся, и убедитесь, что вас не обманывают. Но, если ты серьезно вознамерилась перепрыгнуть из невест в домохозяйки, объект надо убедить в невозможном. То есть при наличии всех проститутских аксессуаров, сама невеста вовсе не подержанный «Шевроле» 1917 года. А новенький «Мерседес», даже без тест-драйва. Без продавленных сидений и окурков в пепельнице.

Про секс с женихом я вообще молчу. Сплошная армейская полоса препятствий, которая проходит через минное поле.

Правило 1 — удивляться, будто видишь ЭТО так близко в первый раз.

Правило 2 — не просить повторить, даже если ты не поняла, для чего тебя раздели.

Правило 3 — если тебя искупали в слюнях, расковыряли пальцами, а вместо качественного секса ты получила внутри работающий миксер — никогда, вплоть до смертного одра, в этом не сознаваться!!!

Правило 4 — у каждого свое. Это самое трудное, потому что может быть все что угодно. Например, не ковыряться в зубах за ужином, не ссать с открытой дверью и не позволять себе расистские высказывания.

Зато у шлюх с этим всегда полный порядок. Им можно все. Можно честно сказать, что его щупальце у нормальных женщин вызывает только смех. И что по толщине он даст фору только зубной нити. Громко требовать шестого раза. При этом с утра, если она в отеле, заказывать кофе прямо в номер. Кинуть в него туфлей, если он попытается накормить ее завтраком в забегаловке неподалеку. А после завтрака можно смело требовать шопинг и выпить. Он будет хлопать дверью, обзывать ее сукой в смс. Он будет с нетерпением ждать следующего свидания. Будет таскаться за ней, как вековое проклятье. Но никогда не возведет ее в почетный ранг домохозяйки.

Полный абсурд и шизофрения налицо. Но почему-то это и есть суровая жизненная реальность.

Сегодня Даша рыдает. Вчера у них случился настоящий скандал. Чтобы не убить Дашу, Махмудик ломал мебель и кидал из окна табурет и санки. Консьержки оторвались от «Прекрасной няни» и коллективно оргазмировали на газоне.

Махмудик Дашу бешено ревновал. К сантехнику. Даша может все, но вот в говно нырять должны специально обученные люди. К однокласснику. Пришел с бутылкой, посплетничать и заодно день рождения отметить. Ко мне, потому что нельзя одновременно поить меня чаем и приседать со всей отдачей.

Но в этот раз драма разыгралась из-за столешницы. Трехметровой столешницы из цельного бука. Которую Даша везла из «Икеи» на «Ладе-Калине», потом тащила на шестнадцатый этаж, потому что она не помещалась в лифте. Потом красила, покрывала специальным средством от гнили, потом слоем масла, потом слоем лака и т. д. В общем, проделала весь сложный технологический процесс, гораздо более скрупулезный, чем при сборке ГЛОНАССА. Все это время столешница лежала на полу, и над ней денно и нощно трудилась Даша. А когда Даша на минуту вышла, Махмудик наступил на нее ботинком. Огромным «говнодавом» сорок пятого размера. В цементе и земле. Он как раз в них со стройки пришел.

— Что ты делаешь, конь ты педальный! — заорала Даша.

Столешницу было не спасти. Сколько не шкурь и не перекрашивай. Казалось, что и брак уже не спасти тоже. Как она смела, на МУЖА! Да еще таким словом!

После того, как из окон стало выкидывать нечего, он хлопнул дверью, а она вытерла слезы и принялась спасать оскверненную столешницу. Когда мы на ее кухне кормим детей, ее взгляд время от времени останавливается на этом отпечатке от подошвы.

— Иногда мне кажется, что он на мою жизнь наступил своим ботинком.

Я, вытирая Дашины слезы, рыдаю тоже, но не из солидарности, хотя Дашу мне очень жалко. А наоборот, от облегчения, потому что моя предполагаемая семейная жизнь была бы намного хуже. Меня бы после таких слов забили бы камнями на главной площади.

Поэтому здесь, наверное, стоит рассказать об отце моего ребенка, которого лицемерные консьержки кормят чупа-чупсами, а за спиной обзывают «сыном джигитского полка».

Мистер Мохаммед

Я и парочка моих подруг оказались на Шри-Ланке совершенно случайно. Как-то выпивая в баре и сетуя на нескончаемые и дорогие московские зимы, мы сдали свои квартиры и переехали в Коломбо.

На те деньги, что в Москве нам аккурат хватало на сосиски и бензин, на Шри-Ланке мы снимали двухэтажную виллу рядом с морем. А еще оставалось на шопинги, дискотеки и кто-быстрей-нажрется-party.

И даже на членство в закрытом клубе отеля «Хилтон».

Банановый остров — самое неподходящее место для поисков мужа, поэтому мы были безмятежны и счастливы.

Обычно мужчины скатываются мне под ноги яблочком-падалицей. Этот араб рухнул, как самый настоящий переспелый кокос. Прямо в тот же день. Точнее в ту же ночь, когда мы вошли в клуб отеля «Хилтон».

В отличие от тамильско-сингальского населения острова, в «Хилтоне» выпасались арабы, местный Jet Set. Причем, попадая в клуб, они нажирались так стремительно, будто единственное место, куда Аллаху забыли выписать клубную карту это «Hilton», Colombo.

С тех пор я уже нигде не появлялась без сопровождения моего нового друга.

На Новый год ко мне прилетела Ангелина. Черная от горя. Ее бросил испанский мачо-невротик. Три года он мучил ее ночными слово- и семяизвержениями по телефону. Закидывал гигабайтами собственных фотосессий. Вот он, стоя, сидя, лежа, в профиль, в фас и на мотоцикле. Он обещал сделать ее счастливой домохозяйкой, но был неуловим, как маринованный грибок на тарелке. И вдруг ни с того ни с сего женился на дочке своего босса.

Но судьбе и этого показалось мало. Она привела не совсем трезвую Ангелину на пляж при русском посольстве, где ей приглянулся огромный пузатый мужик в плавках «Алые паруса». Этакий «АнтиЛопес», понятно, кому назло. Он носил дикого цвета рубахи, трогательные сандалики, всех угощал дешевым пивом и казался добрым и очень-очень надежным.

Но на все вопросы о его профессии он молчал. Мы поспорили на вискарь. Я склонялась к мысли, что он наемный убийца. А наблюдательная Ангелина, что он медик.

— Видишь, как тщательно он моет руки. Это медик, — шептала мне украдкой подруга.

— С таким выражением лица он может быть только патологоанатом, — соглашалась я.

Вискарь я Ангелине проспорила. Это был стоматолог. Но не просто районный зубодер. Владелец собственной клиники на Кутузовском проспекте. Вот я бы к нему в кресло ни за что не села!

— И я, — затем Ангелина делала загадочное лицо и продолжала страшным шепотом, — поэтому он выходит к пациентам сразу в маске.

Не зная, что за подарочки судьбы дрянной нам предстоит вывезти с острова, мы с Ангелиной вовсю наслаждались нашими романами.

Моего нового друга все вокруг звали мистер Мохаммед, и меня это веселило страшно. Сам мистер Мохаммед был всего на пару лет меня постарше. Гладко выбрит со всех сторон. Он одевался по-европейски и разговаривал на таком богатом колониальном английском, что приходилось держать ухо востро. У него даже был свой автомобиль!

Серьезный бизнесмен мистер Мохаммед на парковке «Хилтона» имел длинное корыто без верха, затянутое каким-то стремным целлофаном, (чтобы голуби не срали), и передвигался исключительно на тук-туке. Мотивируя это тем, что, если он два раза заправит полный бак, на острове начнется неминуемый энергетический кризис.

Чем он занимался, даже после полугода тесного общения, оставалось для меня загадкой. Весь день он таскался с нами. Прерываясь только на молитву. А ночью нажирался в «Хилтоне». Единственным его объяснимым занятием была дневная послеобеденная прогулка по вонючей набережной. Там он раздавал монеты местным беспризорникам.

Когда он на пляже снял рубашку, я заметила, что все тело у него в мелкий рубчик. Как на костюмчике шестидесятых. Он весь, с головы до ног, был покрыт этими мелкими шрамами.

— Я вырос на улице, — объяснил мне он.

— Клянчил денежку на набережной?

— Нет, дрался за еду.

Потом, конечно, я расспросила его про всю семейную историю. Так, для сравнения. Из чистого женского любопытства.

Его папа жил в состоятельной семье и был правильным мальчиком. Пока не связался с неправильной тамильской девочкой. Ну, просто «монтеккикапулетти», арабский вариант. Тогда он женился на ней и, опасаясь родственного гнева, эмигрировал из приличной арабской страны на чумной остров. Чтобы там назло всем построить новую успешную жизнь.

Но успешно у них получалось только размножаться. Жить было негде, учиться не на что. Папа бродил по улицам в поисках работы. Мама в углу читала Коран. Многочисленные дети с утра до ночи паслись на улице. Без школ, без прививок и обязательного четырехразового питания. С одной парой обуви на троих.