Цветы в поле дифлексии

Юмор есть остроумие глубокого чувства

Федор Достоевский

Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слезы

Николай Гоголь

История этой брошюры началась с того, что, уезжая со своего шестого клиентского интенсива, я придумал анекдот, но не успел рассказать. А уже через три года — на восемнадцатом воронежском интенсиве «Гештальт-терапия — практика отношений» — я рассказал его тренеру Вершинину Андрею. Он анекдот поддержал, и из меня попёрло. За 12 дней я придумал много анекдотов, которые понравились терапевтам, тренерам и клиентам, а некоторые из них поддержали идею публикации анекдотов.

Как достаточно долгому клиенту, мне известно, что смех и юмор — соответствуют такой форме защиты в контакте, как дифлексия. И оставаясь дикими клиентом и ни разу не обучающимся в группе, я начинаю брошюру с вспоминания известных мне определений и идей о дифлексии, юморе и анекдоте. Если сами анекдоты — результат моего обучения и подражания величайшему в СССР клоуну Юрию Никулину, то это введение — подражание лекциям известных мне гештальт-терапевтов. С единственным отличием, что я сейчас не преподаю терапевтам, как проводить психотерапию, а пишу ту лекцию, которую хотел бы прочитать сам (как это рекомендовал в своё время знаменитый и плодовитый писатель Стивен Кинг — пиши книгу, которую сам бы хотел прочитать) — не о том, как «работать в любом поле», а о том, как «жить в любом поле». И я себе представляю, что большинству читателей этой брошюры интереснее узнать про «поле дифлексии», чем про «цветы в поле», что намного более интересно мне, как нетерапевту.

А для психолога самым крупным авторитетом должен быть Зигмунд Фрейд, обращавший внимание на взаимосвязь остроумия и бессознательного. И согласно его представлению — остроумие — это психосоциальный сигнал — попытка достичь удовольствия, сняв напряжение от социальных напряжений и правил: один другому делает смешно, сохраняя при этом серьёзный вид. И смех над остротой является признаком удовольствия от освобождения энергии, ранее блокирующей социальные запреты — чаще всего по отношению к чувству враждебности. Выходит, что остроумие помогает людям раскрепоститься и сблизиться.

Второй крупный исследователь природы смеха — Анри Бергон — в своей интереснейшей книге «Смех» замечает, что в основе юмора находится человек. Некая механистичность человека, вместо ожидаемой гибкости. Причём особенно важно мне кажется выделить вслед за ним разницу между драмой и комедией. Первая концентрируется на сложной истории конкретного человека, а вторая — на упрощённой истории абстрактного, к которому эмпатия снижена. И смех является своеобразным наказанием за косность — попыткой включить более сложного человека — дать психологического пинка застывшему. Отсюда вырастает остроумие подражания, пародий и повторений. И эту мысль философ развивает до идеи о том, что с помощью юмора всякое общество пытается вывести из человека косность прошлого общества — подтолкнуть к косности настоящего. Мне это подсказывает красивую и приятную идейку о том, что с помощью юмора коллектив делает шаг из «там и тогда» в «здесь и сейчас». И если там и тогда остаётся «драма жизни», то «здесь и сейчас» — сама жизнь. По этому поводу Анри Бергсон отмечает, что повторение драматического переводит его в комическое — а то какой-то сплошной конкурс сироток получается. И, наконец, самая сильная мысль философа — что юмор — это здоровое сумасшествие. Тогда получается, что остроумие — это попытка перевести нездоровое сумасшествие — в здоровое.