39 RUS (часть #2)

1. МОНИКА

Закружило и завьюжило, снег в лицо, и не важно с севера он или с юга, или наоборот. На дворе штормил декабрь. Циклон «Моника» бушевал по всей Европе, не обошел он стороной и республику «П», куда я, Киля и Медведь, каждый день, несмотря на непогоду, настойчиво продолжали возить свою контрабанду.

Мы настолько привыкли к нашим полулегальным поездкам, что давно уже не испытывали ни малейшего стресса, пересекая туда-обратно госграницу на темно-зеленом «Мерседесе» в 123-м кузове, который теперь носил имя собственное — Бисмарк, в честь первого канцлера страны, создавшей это чудо немецкой техники. Каждый день мы прятали сигареты в тайник, располагавшийся в бензобаке нашей машины, каждый день обменивали польские «злотые» на российские «рубли», и каждый день пили кофе в одном и том же приграничном кафе на польской стороне за колючей проволокой с нейтральной полосой между двумя государствами.

Сейчас мы традиционно сидели за столиком в этом теплом уютном месте и наблюдали через стеклянную витрину, как в сторону полосатого шлагбаума по заснеженной дороге медленно пробираются грузовики с длинными тентованными прицепами.

— Самое обидное, то, что в мире столько прекрасного, а мы вынуждены харчеваться гамбургерами по четыре злотых за штуку, — сказал вдруг Киля и откусил немного от польской котлеты, зажатой между двумя половинками мягкой пшеничной булочки.

— А что тебя не устраивает? — спросил Медведь, помешивая ложечкой свое кофе в маленькой фарфоровой чашке, — Деньги есть, живем в свое удовольствие. Что еще?

— Знаешь в чем, между нами с тобой разница, — сказал Киля Медведю.

— Ну и в чем? — спросил Медведь.

— Разница в том, — продолжил Киля, — Что у меня мир огромный и круглый, а у тебя маленький, мерзкий и плоский.

— Да что ты, какие мы важные, — с ухмылкой сказал Медведь.

— Ладно тебе Киля, — попытался я сгладить непонятно откуда взявшуюся проблему, — Все люди разные. Каждый живет как хочет. Чего ты завёлся?

— Да он просто невростеник хренов, вот и завелся, -сказал Медведь, и сделал глоток кофе.

— Надоело все, — немного помедлив ответил Киля, и запустил свой недоеденный гамбургер в мусорку, стоящую возле входной двери кафе.

— Молодец Киля, трехочковый забил, — недовольно произнёс Медведь, — Метни еще стакан с колой в официанта, для полноты общей картины.

Киля ничего не ответил, он откинулся на спинку стула и затем произнес:

— Скучно, — сказал Киля, — Мы превращаемся в каких-то паганых дачников, которые до пенсии расширяют в своей квартире диагональ у телевизора. Или тратят свою жизнь на ипотеку, на какую-нибудь «однушку» в новостройке на окраине города, с перспективой так сказать на будущее. Не хочу я так.

— А как хочешь, — все с той же ухмылкой спросил Медведь.

— Я хочу, сделав вдох и выдох, прожить каждое мгновение этой жизни, — ответил Киля, — Вот как я хочу!

— Угу, — сказал Медведь, — Охрененный план жизни.

— Какой есть, — ответил Киля, — Я даже готов сражаться за это. Так давайте же сражаться, а не гамбургеры жрать.

— Да не вопрос Киля, сражайся, — сказал Медведь, — С твоей философией ты рано или поздно кони все равно двинешь. Это просто вопрос времени, да и только.

— Все лучше, чем трястись за свою шкуру, как пес паршивый, — ответил Киля, — Давайте замутим чего-нибудь, сколько можно уже прозябать без нормального дела.

— Давайте без давайте, — сказал Медведь, — Все у нас хорошо. Зачем дергаться? Лично я, ни на зону, ни на тот свет особо не стремлюсь, намерен жить долго, и преуспевать при этом, причем так долго, что может быть успею еще всем даже надоесть. Такой мой план.

— Медведь, тебе нужно было еще при рождении, вместе с метриками, выдать абонемент в крематорий, — сказал Киля и сделал через трубочку глоток колы из высокого бумажного стакана.

— В смысле? — насторожился Медведь.

— В прямом, — ответил Киля, — Такое ощущение что у тебя десять жизней в запасе. Жизнь она одна дается, и ее нельзя спустить в унитаз. Вот о чем я.

— Не кто и не собирается, — ответил Медведь, и затем спросил у Кили, — Что ты конкретно предлагаешь?

Киля задумался, и после продолжительной паузы ответил:

— Не знаю, — сказал Киля.

— Понятно, — сказал Медведь, — Радуйся тому, что у тебя есть. Наши поездки сюда, тоже знаешь, до поры до времени.

— Люди годами конрабас возят, и ничего с ними не случается, — ответил Киля, — Кроме дня сурка.

— Ага, — ответил Медведь, — Люди, возят по максимуму до тех пор, пока у них тайник не обнаружат. А потом все. Закрылась лавочка.

— Да, ладно, — ответил Киля, — На границе думают, что мы солярку таскаем в Польшу, а не сигареты. Все как бы легально. Таких туристов пол-области катается, за всеми не уследишь. По этой легенде мы еще сто лет можешь ездить и ничего у нас не найдут, только скучно все это.

Медведь встал со стула.

— Найдут, не найдут, тут как повезет, сейчас важно другое, нужно заработать бабла столько, сколько сможем, чтобы в случае чего была подушка безопасности, подумай об этом на досуге, — сказал Медведь Киле, и затем добавил, — Пойду за кофе пока схожу. Возьмем с собой в дорогу. Кому какой? Латте? Капучино?

— А в чем разница? — спросил я.

— Латте — это когда кофе в молоко, — ответил Киля.

— А капучино — это когда молоко в кофе, — добавил Медведь

— Хорошо, — сказал я, — Давай тогда латте, только попроси, чтобы они его ложечкой перемешали.

Медведь купил кофе и вернулся к нашему столику, держа в руках картонный поднос, похожий на упаковку для куриных яиц. На подносе дымились три бумажных стакана с кофе.

— Медведь, слушай, — обратился я к другу, — А не махнуть ли нам куда-нибудь прокатиться? Давай развеемся. Чего мы вдоль границы все время маячим? Посмотрим, как там глубже, наша республика «П» поживает?

— Поехали в Дрыньск, — предложил неожиданно Медведь.

— Почему в Дрыньск? — спросили мы в один голос с Килей у Медведя.

— Не знаю, — ответил Медведь, — Мне кальсоны нужно купить…

— Почему нет, — сказал Киля, — Цель святая. Поехали.

До Дрыньска было ехать примерно восемьдесят километров. Мы мчались по так называемым польским шоссе, узким асфальтированным тропкам, еле расходясь боковыми зеркалами нашего «Мерседеса» с несущимся навстречу грузовиками. За окнами автомобиля, через забор из деревьев, растущих по обе стороны дороги, постоянно мелькали заснеженные поля, аккуратные кирпичные домики, украшенные мигающими гирляндами, старые кирхи и придорожные кафе. Все вокруг готовилось к рождественским праздникам и здесь это ощущалось, как нигде больше. Я давно уже заметил этот дивный парадокс. Стоит тебе только в новогодние праздники пересечь границу с родиной и попасть в Европу, как в место зимней депрессии, ты сразу начинаешь ощущать присутствие Рождества.

Заехав в город «Дрыньск» мы припарковались возле первого попавшегося магазина с надписью «Склеп» и отправились гулять по городу.

Дрыньск оказался небольшим, но очень старым и красивым польским городком, с узкими улочками и домами, построенными в восемнадцатом веке. Здесь тоже отовсюду торчали украшенные рождественские елки и прочая праздничная атрибутика столь близкая сердцу среднестатистического европейца.

Люблю уличных музыкантов. Тех что играют и зимой, и летом, не взирая на погоду. Они делают мир лучше. У них есть свое настоящее. Которое здесь и сейчас, которое не вписывается в рекламные вывески, стеклянные витрины, рождественские билборды, раритетные дома, не гармонирует со шныряющими по улице промоутерами, зеваками-туристами с фотоаппаратным синдромом от фирмы «Кэнон». Трудно представить, что какой-нибудь пожилой дедуля славянской внешности, в телогрейке, растягивающий сейчас перед нами эспандером меха своей видавшей виды гармошки, у одного из польских кафе города Дрыньска, вышел на улицу за большими деньгами. Он просто есть и все тут, он и его потрепанная гармошка. Виват дедуля!!! Жги свою мелодию и живи еще сто лет, играй, и еще раз играй. Никто не скроется от твоего «Прощания Славянки» в центре города Дрыньска.

Мы слонялись без дела по улицам, глазея тона местные достопримечательности, то на польских красавиц, и наконец, изрядно замерзший Киля не выдержал и сказал:

— Ну и чего мы сюда приперлись? — сказал Киля.

— Ну так, погулять, — ответил я.

— Что-то я уже нагулялся, — добавил Медведь, — Может вещей каких купим? Кальсоны, например. Все яйца в этом Дрыньске уже отморозил.

Осуществлять многочасовой шопинг, в поисках чего-то эксклюзивного, особого желания не было, так как туристическая прогулка по Дрыньску нас изрядно утомила. Поэтому зашли в магазин с названием «Склеп», возле которого был припаркован наш темно-зеленый автомобиль Бисмарк.

Супермаркет жужжал как разграбленный муравейник. Вокруг царила суетливая жизнь. Повсюду между витрин, с кое-как разложенным товаром, шныряли хитрые польские лица, шипя что-то непонятное себе под нос. То, что страна вроде как братская, а поговорить на русском языке здесь особо и не с кем, мы поняли практически сразу. Особенно досталось в этом плане Медведю.

Медведь зашел в первый попавшийся павильон и спросил у полноватого продавца с залысиной на голове:

— Извините, пожалуйста, любезнейший, скажите, есть ли у вас перчатки? — спросил Медведь.

При слове «перчатки», глаза у польского продавца оживились, как у школьника, знающего правильный ответ на поставленный учителем вопрос, и он, жестом показал Медведю на стеллаж, состоящий из одних только перчаток.

— Ренкавички? — сказал продавец Медведю м улыбнулся.

— Ну, рукавички, так рукавички, — сурово ответил Медведь.

Медведь подошел к полке, взял с нее несколько пар черных перчаток и снова обратился к продавцу:

— А что насчет кальсон? — спросил Медведь.

На эти слова наш европейский друг сделал многозначительное лицо, в котором, однако, можно было отгадать глубокий вопрос.

Медведь решил, что продавец не знает слова «кальсоны» и поэтому устроил небольшую пантомиму. Он принялся размахивать в разные стороны руками и ногами, пытаясь в своеобразном танце, кое-как объяснить поляку, что такое кальсоны. Как мне показалось со стороны, вторая из его попыток была особенно убедительной. Несмотря на это, наш чужеземный продавец, по-прежнему, настойчиво показывал на все тот же стеллаж с перчатками.

— Кальсоны явно здесь не на пике спроса, — сказал мне Киля, наблюдавший стоя рядом со мной всю эту картину.

— Там, кальсоны, там, — снова сказал наш польский друг и показал Медведю на все тот же стеллаж с перчатками.

Медведь направил свои усилия по поиску требуемого товара согласно линии руки чужеземца, и обнаружил на полке перчатки, перчатки, перчатки, много перчаток и наконец стопку с черными кальсонами, причем очень небольшого размера, похожими тоже, на какую-то диэлектрическую резиновую перчатку для двухпалых инопланетян.

Медведь взял кальсоны с полки и показал их продавцу.

Продавец кивком подтвердил Медведевскую находку и произнес:

— Кальсоны, — утвердительно сказал продавец.

— А взрослые есть? — снова спросил у продавца Медведь, — Эти для детей, для взрослых надо. Для меня.

Уставший от нашей назойливости, польский торговец устало подошел к Медведю, взялся двумя своими пухленькими ручонками за эти крохотные кальсоны и резко, так, что у всех нас троих дух перехватило, развел руки в стороны, растянув кальсоны до предела в разные стороны, как резиновую ленту, максимально широко.

— Эффектно, — сказал я, при виде такого зрелища.

Сзади меня раздался женский смех, я обернулся и увидел стройную белокурую девушку, которая тоже не без удовольствия наблюдала за фокусами торговца-престидижитатора. Девушку звали — Агнешка. Это была высокая полька с отменной фигурой и шикарной белозубой улыбкой.

— Пойдем пан, — сказала мне Агнешка, — Покажа где еще ещч.

При виде длинноногой Агнешки, польский торговец разжал одну свою руку с растянутыми до предела кальсонами и те со свистом снова приняли свое обычное, компактное состояние.

2. АГНЕШКА

Во время своих последующих поездок в город Дрыньск, я всегда встречал Агнешку цветами, подобно тому, как советский народ когда-то приветствовал космонавтов. Мое случайное знакомство с полькой красавицей постепенно переросло в довольно странные отношения. Сначала я списывал все на разность наших менталитетов и языковую пропасть, которая пролегла между нами, подобно нейтральной полосе из песни Владимира Высоцкого, но со временем понял, что дело совсем не в этом. Просто Агнешка была сама по себе инопланетным существом, живущим по неведомым мне логическим законам, основа которых была — прямая связь с космосом. Незнание мной польского языка, конечно же было помехой нашему общению, но не существенной. Мы вполне понимали друг друга, на каком-то своем, птичьем диалекте, чем-то средним между моим русским и ее польским языком.

День шел к вечеру, и когда я в очередной раз пересек границу с республикой «П», в аудиоколонках машины репер по прозвищу Винт зачитал речитативом трек «Хочешь-Делай». Под трек все тех же Югов — «Поколение», я сдал партию контрабанды польскому скупщику Збигневу, и уже под композицию «Культуре Посвящаю», мой Мерседес-Бисмарк уже мчался по ночному польскому шоссе к космической возлюбленной в город Дрыньск, как вдруг мой мобильный телефон исполнил новую песню:

— Чешьч кохане, — сказала мне в телефонную трубку милая Агнешка.

— Привет, — ответил я, — Я уже еду.

— Кохане, у меня ноги не ходять, отказали, — сказала мне в телефонную трубку Агнешка.

Я резко ударил по педали тормоза. В ту же секунду мой Мерседес встал как вкопанный посреди автотрассы. Сзади издав протяжный сигнал клаксона на скорости меня обошла непонятно откуда взявшаяся на пустой дороге легковушка. Она проскользила по встречной полосе и скрылась из виду, оставив гореть вдалеке две яркие точки своих красных габаритных огней. Я медленно съехал на обочину дороги и выключил магнитолу. Рэп в салоне автомобиля стих и все пространство моментально погрузилось в тишину.

— Кохане? Цо там у тебе? — взволнованно спросила меня Агнешка.

— Как отказали ноги?! В смысле? Что случилось! Я уже еду к тебе! Лежи там не двигайся! Я скоро, — сморизил я что-то невменяемое в телефонную трубку.

— Одмувено, ни можешь спешить, — спокойно ответила Агнешка.

— Почему уже не спешить? — проглотив комок в горле я спросил у Ангнешки, — В чем дело?

— Одмувено, причем два раза, одмувена. Ни че ни стало, — спокойно сказала Агнешка.

Ничего не поняв из сказанного, я заглушил двигатель машины и решил до конца выслушать рассказ Агнешки.

— Так, давай по порядку, — сказал я Агнешке, — Как все было?

— Лежу я значит на канапе, смотрю сериал «Беспардонная милошчь», с этим французским актором, как там его, и пшистко, — принялась рассказывать Агнешка.

— На диване лежишь? — переспросил я.

— Да, на канапе, — ответила Агнешка, и затем продолжила, — Ну как там его этого актора… виж о ким мув я, и вдруг, как сведет миньшень на ноге.

— Мышцу на ноге, — переспросил я, — Икроножную мышцу?

— Цо естчь икроножная? — переспросила Агнешка.

— Не важно, — ответил я, -Давай дальше.

— Дальше, я просто взвыла в голос, боль дзикий, и что самое наистрашнейша не пушта, — сказала Агнешка.

— Не отпускает, — перевел я.

— Да, не пушта, — сказала Агнешка, — Тераз я разумею футболистов, которые впадают в телевизор и кричат от боли. Тутай, лежу, значит стону, а потом вдруг так раз, и пушьчич.

— Отпустило, — сообразил я, — Короче, у тебя свело мышцу на ноге, а потом отпустило. Так?

— Да, — ответила Агнешка и засмеялась, — Кохане, высташиме же на серье.

— Ты перепугалась не на шутку, это понятно, — ответил я, — Ну, сейчас то все нормально, ходишь же?

— Тераз так, але потем, — сказала девушка.

Я засмеялся, завел машину и выехал на дорогу.

— Дрогий, наибарджей нидошечне неправда, — сказала Агнешка.

— А что тогда в этой истории самое смешное? — спросил я, — Если не считать того, что я только что чуть не поседел во время твоего рассказа.

— Цо то значит «поседел», — спросила Агнешка.

— Не важно, — ответил я, — Так, что там самое смешное?

— Наизабавнейша то, что я звонила до своего лекаря Давида Самуэлевича. Который на початку успокоил меня, а потем поведал, цо непоставит диагноз по телефону.

— Зачем врачу то было звонить? — сказал я, — Подумаешь ногу отсидела на диване. Тоже мне травма.

— Але только повесила телефон, как ноги опять опали и боль дзикий, — сказала Агнешка, — Я опять за телефон, звоню до моей подруге Франьчишке. Франчишка была заангожована в йоге.

— Занималась йогой? — переспросил я.

— Да, — ответила Агнешка, — Заангожована в йоге, але взяла телефон и поведала мне: «То у теби обводнение».

— Что еще за обводнение? — спросил я.

— Але обводнение, тераз, мало воды, — ответила Агнешка.

— Обезвоживание, — прояснил я для себя, — А почему у тебя должно было быть обезвоживание?

— У мне был то другий день диеты «2 Deis DIET?», — сказала Агнешка, — О тей диете я, кохане, пшечитала в кшенште которую мне дала Франьчишка. Там два дни в тугодне называне суровыми, чили правие без углеводов, а реста попросту чисте засилане по средиземноморским засад.

— Два дня у тебя были строгие, то есть, ничего не ела, а потом нужно питаться по средиземноморским принципам, — перевел я, — Ты с ума сошла!!! Ты два дня ничего не ела из-за своей дурацкой диеты?

— Франьчишка ми то самое поведала, — ответила Агнешка.

— Конечно тоже самое скажет, если у твоей Франьчишки голова на месте, — сказал я.

— Так муви: «Ошалелашь!!! Ты залекциважила залецинями з ксенжки!!! Там выражние есть написано, але не допустить обвожение, раз в дзень пить соленого бульону.

— Так ты даже воду не пила? — спросил я.

— Ни, — ответила Агнешка, — Ни воду, ни соленого бульона, как в ксенжи.

— Ты спятила!!! Это твоя ксенжи — это что, книга для самоубийц? — проорал я в трубку.

— Цо то есть «спятила», — переспросила Агнешка.

— Не важно, — ответил я, — Ошалелашь.

— Зараз так и Франьчишка муви, — ответила Агнешка.

— Да, к черту твою Франьчишку, — сказал я, — Срочно звони в скорую!!! Твой организм без этого гребанного бульона сейчас загнется! Ты через эту диету в реанимацию попадешь. Срочно вызывай себе скорую. Срочно!!!

— Кохане, ни мартвше, юж звонила, — сказала Агнешка, — Они юж были.

— Были уже? — переспросил я, — Так ты сейчас где? В больнице? Куда мне ехать?

— Ни, ни, я ни есть в спитале, — ответила Агнешка, — Я есть в дому. Лекари приехали, зазвонили мни до двери. Подобно як ветеран войны с битвы иду до двери, отчиняю, стою и падше на них як глупья.

— Почему, як глупья? — спросил я.

— Для тего, же буль минул, — ответила Агнешка.

— Стоп, стоп, стоп, — сказал я, — То есть, ты такая превозмогая боль, какими-то титаническими усилиями встала с дивана, идешь хромая к входной двери, подобно ветерану войны вернувшемуся со сражения, с каждым шагом тебе становиться все легче, и легче. А когда ты открыла дверь, то совсем все прошло, и ты такая стоишь на них и смотришь, а они?

— Они пытают, кто спарализовало? Гди больной? — ответила Агнешка, — Так ми встыд. Я в теде запомняла, что ломала диету и пила каве.

— Хуууу, — облегченно сказал я в телефонную трубку, — Не переживай, хорошо, что забыла, что ломала диету и пила во время нее кофе. Кофе и плохая память тебя спасли.

— Уратовало, — ответила девушка, — Кохане, так ми в стыд, так глупо тераз чую.

— Ну сейчас то все нормально, — сказал я, и рассмеялся, — Ходишь же?

— Тшебе то браво, а я в тоби, може бракую, — сказала девушка, — Приедешь?

— Уже еду, — ответил я.

3. ЛОМБАРД и КАРМА

На четырех пеньках, посреди гаража, стояло то, что когда-то называлось темно-зеленый «Мерседес» в 123-м кузове. После нехитрых Медведевских манипуляций с гаечными ключами и отвертками, машина стала напоминать обглоданный скелет огромной рыбины триасового периода. По обе ее стороны торчали обнаженные металлические лонжероны и стойки, а круглые глаза-фары просто болтались на проводах, смирившись со своей неприглядной участью, они обреченно смотрели в пол. Вся обшивка, двери, багажник и еще какие-то ранее скрытые от человеческого глаза запчасти громоздились теперь у стен по обе стороны гаража. Медведь стоял возле верстака и варил сваркой какую-то железяку, зажатую в тисках. Он касался электродом метала и высекал из него яркие искры, подобно, подобно хрен знает кому.

— Ты что сделал!? — закричал Киля обходя металлический остов, оставшийся от машины.

Медведь снял черную сварочную маску и посмотрел на меня и Килю воспаленными зрачками своих красных глаз.

— Медведь? Зачем ты ее полностью разобрал? — спросил я друга, стараясь при этом держаться как можно более спокойно.

— Не полностью, а до основания, — тоже спокойно ответил Медведь, закрыл маску рукой и продолжил дальше свои сварочные работы.

— Тебе сказали только проверить работоспособность, подмазать, подкрасить, шланги там всякие поменять! Косметический ремонт! Ты что натворил!!! — кричал на весь гараж Киля.

Медведь опять откинул забрало сварочной маски и уже более внимательно посмотрел на раздраженного Килю.

— Шланги любой дурак поменяет может, а вот редуктор на заднем мосте сделать, тут навык нужен. Редуктору хана. Как вы только на ней еще ездили? — ответил Медведь, — Да и вообще, тут и по кузову работы хватает, и ходовка, и….

На утро следующего дня я был вынужден отправится на авторынок за запчастями для нашего многострадального «Мерседеса». Медведь взялся за дело основательно и похоже собрался полностью переоборудовать железного коня. Чтобы дело не затянулось на неопределенные сроки, а такая перспектива очень даже маячила, нужно было экстренно спасать нашего немецкого кормильца от рук фаната-механика, предоставив ему все необходимое для ремонта. По пути на авторынок, я собрался уладить еще одно мелкое дельце, которое находилось неподалеку.

Поднявшись по бетонным ступенькам крыльца ломбарда, я прошел через открытую решетчатую дверь, над которой висела камера видеонаблюдения и оказался в темном мрачном помещении, напоминающем логово вампиров из какого-то забытого временем фильма о графе Дракуле. В комнате было мало света, но зато было много всевозможных антикварных вещей, расставленных на полу, полках, витринах, подоконниках.

Вместо графа Дракулы, за стойкой прилавка ломбарда я увидел высокую рыжеволосую девушку в элегантном брючном костюме, внешне чем-то напоминающую диснеевскую принцессу Ариель. Это сходство было достигнуто искусственной косметикой и какой-то естественной непропорциональностью между носом, глазами и губами девушки.

Ариель что-то увлеченно рассказывала своей, по-видимому, новоиспеченной коллеге — низенькой блондинке с раскосыми глазами, все время смотрящими в разные стороны, и лениво подмечающими нюансы происходящего вокруг.

— Все что продашь за день, заносишь вот в эту тетрадь, — сказала рыжеволосая девушка своей подопечной, и достала толстую ученическую тетрадь из-под прилавка, — Все что будешь принимать — вот в эту.

Рыжеволосая Ариель достала из-под прилавка другую, не менее толстую, и не менее ученическую тетрадь, и тоже положила ее перед коллегой.

При появлении клиента маленькая блондинка, которую для удобства повествования в дальнейшем я буду называть Белоснежкой, оторвала оба своих раскосых глаза от тетрадей, лежащих на прилавке, и посмотрела в мою сторону. Рыжеволосая начальница не обратила на меня никакого внимания, хотя я стоял прямо возле ее непропорционального носа.

— Слушай, что я тебе говорю, через две недели меня здесь не будет, — строго выпалила рыжеволосая Ариель, видя, что ее подопечная Белоснежка пытается отвлечься от получения новых знаний.

— У нас посетитель, — сказала Белоснежка рыжеволосой Ариель.

Рыжеволосая посмотрела в мою сторону и произнесла:

— Ну и что, что посетитель. Вам чего? — обратилась Ариель ко мне.

Я достал из кармана мобильный телефон «Говорун 8800» ранее принадлежавший Самолюбову и протянул его рыжеволосой. Девушка взяла телефон, покрутила его в своих женских руках и механически произнесла:

— Коробка, зарядка, документы? — выпалила Ариель на автомате.

— За коробкой ехать надо. Мне деньги сейчас нужны, -соврал я.

Рыжеволосая Ариель недоверчиво посмотрела на меня оценивающим взглядом и сказала:

— Пятьдесят процентов от стоимости устраивает?

— Да, — ответил я.

В ломбарде открылась дверь и в помещение зашли два стриженных по армейски курьера-охранника в черной форме без нашивок. При виде охранников рыжеволосая обратилась ко мне со словами:

— Пять минут подождите пожалуйста, — вежливо сказала девушка, — Я чуть позже вами займусь.

— Хорошо, я покурю пока на крыльце, — ответил я и вышел из помещения.

— За выручкой приезжают ровно в семь, каждый день, — сказала рыжеволосая Ариель своей напарнице Белоснежке и достала из-под прилавка опломбированный матерчатый мешочек зеленого цвета.

Я вышел на крыльцо и закурил сигарету. Решетчатая стеклянная дверь из-за жары была открыта и на крыльце было слышно все, что происходило внутри ломбарда.

— Охранники все время эти? — деловито спросила блондинка.

— Нет, к сожалению, все время разные, — ответила рыжеволосая Ариель блондинке Белоснежке, и затем обратилась к курьеру-охраннику, — Я же говорила вашему начальству чтобы присылали одних и тех же людей? В чем дело?

— У начальства и спрашивай, в чем дело, — грубо ответил курьер, — Давай быстрее, доставай где расписаться и не умничай, у нас регламент.

Расписавшись где нужно, охранники вышли на крыльцо и прошли мимо меня. Один охранник держал в руках маленький мешочек с выручкой, другой, что покрепче, тащил на себе большой опечатанный матерчатый мешок с чем-то явно тяжелым. Затем они сели в обычную легковушку, припаркованную рядом на стоянке, и уехали.

Продав телефон, я зашел попить кофе в недорогое кафе напротив ломбарда, интерьер которого был похабно стилизован под дорогой кабак, при помощи всевозможных пластмассовых изделий, «как-бы» под дерево. Сидя за столиком возле окна, я открыл блокнот со списком запчастей заботливо составленный мне Медведем и принялся читать.

— «Нижние сайлентблоки — две штуки, нижние шаровые — две штуки, продольные шаровые (груши), тормозные шланги, — повторял я про себя перечитывая список запчастей.

Я старался сосредоточиться на списке, но мои мысли постоянно сворачивали с этой дороги в сторону.

— «Интересно, что в этом увесистом мешке на плечах курьера? Неужели деньги?» — подумал я, и посмотрел через окно на вывеску с названием «Ломбард».

Работа в гараже по воскрешению «Мерседеса» в 123 кузове шла полным ходом. Медведь не жалел ни сил, ни себя, ни меня, ни Килю. Наш потрепанный временем тёмно-зелёный друг Биссмарк постепенно становился похожим на машину.

Лежа под Мерседесом, мы с Килей безрезультатно пытались открутить от его кузова, накрепко прикипевшие болты «подушки» кронштейнов задней балки.

— Там камер, наверное, внутри понатыкано, — сказал Киля, пытаясь открутить ключом гайку, со своей стороны.

— На входе одна точно есть, — ответил я, и уперся ногой в кирпичную стену, чтобы создать дополнительный упор и все-таки сорвать заржавевшую гайку, — Но это не проблема. Голову вниз, капюшон наверх и прошел мимо камеры.

Я резко рванул на себя ключ с одетым на него удлинителем, металлической трубкой, и гайка немного поддалась.

— Главное, чтобы внутри помещения их не было, — продолжил я свой рассказ, уже выползая из-под машины.

С баллончиком «Жидкого ключа», призванного помочь в откручивании гаек, Медведь подошел со спины к внимательно меня слушавшему Киле. Я сделал вид, что не замечаю Медведя.

— В помещении это плохо, — задумался Киля, — Тут пятьдесят на пятьдесят, что наши физиономии не срисуют.

— Риск всегда есть, — сказал я, — Нужно все разведать будет и придумать как обезопаситься от камер внутри помещения.

Медведь поднял баллончик на уровень головы и несколько раз коснулся рукой Килиного плеча. Киля резко обернулся. Медведь специально промахнулся пальцем рядом с кнопкой распылителя (сделал вид что хочет нажать на кнопку спуска баллончика). Киля хотел увернуться от предполагаемой струи из баллончика, но сообразив в чем дело просто засмеялся.

Всю неделю я ездил за запчастями для Бисмарка и пил кофе в кафешке напротив ломбарда, наблюдая за крыльцом этого заведения через окно. Курьеры-охранники действительно приезжали все время разные, и приезжали они ровно в семь вечера. По понедельникам вместе с выручкой, охрана постоянно забирала из ломбарда еще и загадочный мешок, так интересовавший всех нас.

Машина курьеров подъезжала к ломбарду, сворачивая с центральной улицы на перекрестке, затем пять минут следовала по улице имени «Десятилетия без советской власти». После того как выручка была сдана, охранники возвращались к машине, и выезжали от ломбарда по прямому переулку на проспект. На проспекте они сворачивали на право. Пересечь проспект, и повернуть налево варианта не было, так как движение машин было там довольно плотное, и нарушать правила дорожного движения было бы просто опасно.

К ломбарду вела еще одна дорога, запасная, через дворы, но, чтобы в этом случае попасть на место, машине охранников нужно было бы сделать приличный крюк, занимающий порядка пятнадцати минут.

4. В ОДИН ИЗ ПОНЕДЕЛЬНИКОВ

В один из понедельников, рано утром, дверь нашего ломбарда наконец открыла низенькая блондинка — Белоснежка. В тот же день, ее рыжеволосая напарница — Ариель, вылетела в отпуск из местного аэропорта «Храброво», о чем мне своевременно доложил Киля, проводивший девушку прямо до двери зала ожидания. Слежка за рыжеволосой Ариель велась нами уже несколько дней и доставляла всем немало хлопот. Подобно почетному караулу мы по очереди дежурили возле дома девушки, и уже изрядно подустали от тусклой однообразной жизни этой особы. Как только самолет Ариель оказался в небе, операция «Ломбард» перешла во вторую, решающую фазу.

Бодрым шагом я шел по улице имени «Десятилетия без советской власти», и наблюдал, как вдоль тротуара неспешно зажигались ртутные лампы фонарей, прикрученных к железобетонным стойкам линий электропередач. В середине улицы опоры, сделанные из бетона, заканчивались, и вместо них, начинались старые фонари, стойки которых были сделаны из дерева. С заменой этих опор, городские власти почему-то не спешили. По древней коммунальной традиции, видимо, на замену этих фонарей просто банально не хватило денег, или была какая-то другая причина, не известная среднестатистическому горожанину.

На улице было довольно людно, я шел по узкому тротуару, то и дело расходясь с темными силуэтами случайных прохожих, срезавшими свой путь по этому переулку в направлении проспекта «Молодости Ленина». Подойдя ближе к выезду на центральную улицу, где деревянные опоры снова превращались в железобетонные, и где стоял распределительный щит, названный кем-то, как РП-51, я остановился, достал из черной сумки, висевшей на моем плече инструмент, положил его на землю, натянул на руки желтые диэлектрические перчатки. Накидывая оранжевую жилетку на плечи, я аккуратно огляделся по сторонам. Прохожие шли по улице мимо распредящика РП-51, не обращая на мою деятельность никакого внимания. В своем наряде монтажника я вполне походил на заправского работника служб ЖКХ. Стараясь и дальше не привлекать к себе особого внимания, я со знанием дела подставил зубило в щель между дверкой РП-51 и ее корпусом, прямо под край замка, и ударил молотком. Дверка без труда открылась. Достав из своей сумки здоровые «бокарезы», я откусил ими одну жилу из трех проводов, выходивших из толстого черного кабеля, который по моим расчетам должен был отвечать за энергоснабжение всего ломбарда. Но вопреки ожиданиям, вместо требуемого светильника, закрепленного на здании ломбарда, и служившего ориентиром правильности моих действий, в тот самый момент, когда я перекусил кабель, потухла вся улица «Десятилетия без советской власти», а лампа на ломбарде продолжала гореть. Пришлось вернуть провод на свое законное место. Фонари вдоль улицы стали снова лениво зажигаться своими огнями.

Моя вторая попытка обнаружения кабеля электропитания все-таки увенчалась успехом и светильник на здании ломбарда наконец погас. Я снова огляделся по сторонам и убедившись, что рядом на тротуаре возле меня нет прохожих, в обход предохранителей, все тем же кабелем, питающим ломбард, несколько раз коснулся клемм высоковольтных проводов. Из распредящика РП-51 полетел фонтан искр. Довольный проделанным, я аккуратно прикрыл дверцу ящика и поспешил в середину улицы «Десятилетия без советской власти».

На встречу мне, со стороны проспекта «Молодости Ленина» в переулок завернул четвероногий силуэт, похожий на влюбленную парочку. Пройдя вглубь улицы, влюбленные, следуя закону подлости, зачем-то остановились именно напротив нужной мне деревянной опоры с торчащим на ее верхотуре светильником. Я посмотрел на часы, время работало против меня. Нацеловавшись вдоволь, влюбленная парочка поспешила дальше по улице, а я вынырнул из тьмы в свет и направился к запланированному ранее фонарю. На часах было без пятнадцати семь. Уже на ходу я достал из сумки железные «клещи», и приблизившись к опере сразу принялся ими быстро откусывать проволоку на железобетонных приставках-пасынках, между которыми был зажат деревянный столб. Откусив клещами два последних витка проволоки, я огляделся по сторонам и толкнул ногой деревянную стойку фонаря, но вместо того, чтобы перегородить улицу, фонарный столб приблизился к земле и завис на проводах. Я залез на мусорные баки, на которые по моим расчетам и должна была рухнуть эта проклятая опора, и откусил клещами один из магистральных проводов, мешавших приземлению столба. Оттягиваемая проводом с другой стороны опора наконец поддалась и упала на землю. Я с облегчением вздохнул и спрятал свой инструмент в сумку на плече.

На улице совсем стемнело. С мусорных баков было видно, как в начало улицы «Десятилетия без советской власти», освещая себе путь фарами, повернула машина. Я посмотрел на часы. Время было то самое. Укрывшись за мусорными баками, недалеко от лежащей на земле деревянной стойки фонаря, я решил дождаться приближающейся машины инкассаторов.

Доехав до моей поваленной опоры, машина инкассаторов остановилась и из нее вышло два курьера-охранника, один остался стоять у открытой водительской двери, другой подошел к заваленной опоре, снял с пояса рацию и произнес в нее:

— 1252, не могу подъехать к 357, обрушилась линия ЛЭП, следую маршрутом код 215, как слышите.

— 1252, вас поняла, следуйте, — донеслось из рации.

Охранники погрузились в свою машину и начали сдавать задним ходом по улице «Десятилетия без советской власти». Я достал из кармана свой мобильный телефон и набрал номер Кили:

— Все в порядке, иду пить кофе, — сказал я.

— Тебя понял, скоро буду, — ответил Киля и повесил трубку.

Я направился по улице «Десятилетия без советской власти» прямо к кафе, что было напротив ломбарда. Впереди меня из двора на улицу выехал наш темно-зеленый Мерседес — Бисмарк.

Подъехав к ломбарду из Бисмарка вышло два курьера-охранника в черной униформе. Один был очень похож на Килю, другой на Медведя. Они поднялись по ступенькам крыльца и исчезли за входной дверью заведения. Через несколько минут эти же охранники вынырнули из двери ломбарда и направились к своей машине. Киля держал в своей руке маленький мешочек с выручкой, а Медведь тащил на себе большой опечатанный мешок с чем-то явно тяжелым. Затем ребята сели в машину и выехали на проспект «Молодости Ленина» с тремя плотными полосами движения.

5. ВСЕХ ВПУСКАТЬ, НИКОГО НЕ ВЫПУСКАТЬ

Я сидел за столиком в кафешке, что была напротив ломбарда и наблюдал за крыльцом этого заведения через огромную стеклянную витрину. Двор за окном был неплохо освещен фонарями со стороны проспекта «Молодости Ленина».

Официант принес мне чайничек с чаем, поставил его на стол прямо передо мной. Я дрожащей рукой перевернул первую страницу книги «Как стать миллионером», при помощи которой маскировался под обычного посетителя этого кафе. Первый абзац книги начинался словами:

«Война — это путь обмана, постоянной организации ложных выпадов, распространения дезинформации, использования уловок и хитростей. Когда такой обман хитроумно задуман и эффектно применен, противник не будет знать, где атаковать, какие силы использовать и, таким образом, будет обречен на фатальные ошибки», — гласила книга, которую я читал.

За окном кафе, у крыльца ломбарда, показались фары инкассаторской машины и из нее вышло два уже настоящих курьера-охранника. Они зашли в здание и в отличие от своих липовых предшественников совсем не спешили оттуда выходить наружу. Немного помедлив, я выдохнул, налил себе из чайничка чай в чашку и продолжил читать свою книгу дальше.

«Чтобы быть неизвестным для противника, следует всеми возможными способами искать и добывать сведения о нем, в том числе активно задействовать шпионов. Фундаментальный принцип состоит в том, чтобы никогда не полагаться на добрую волю других или на случайные обстоятельства, но с помощью знаний, активного изучения и оборонительной подготовки обеспечить невозможность внезапной атаки противника или добиться победы простым принуждением», — читал я усердно слова в своей книге.

Где-то через полчаса к ломбарду подъехало два черных джипа «Гелентвагена» из которых наружу вынырнуло несколько солидных ребят в черных пиджаках, затем вся эта компания тоже дружно зашагала по ступенькам крыльца ломбарда и исчезла за его дверьми. Я перевернул очередную страницу книги:

«Согласно „Законам войны“, первое — длина, второе — объем, третье — число, четвертое — вес, пятое — победа. Местность рождает длину, длина рождает объем, объем рождает число, число рождает вес, вес рождает победу. Поэтому войско, долженствующее победить, как бы исчисляет копейки рублями, а войско, обреченное на поражение, как бы исчисляет рубли копейками. Когда сражается побеждающий, это подобно скопившейся воде, низвергающейся в долину с высоты тысячи саженей. Это и есть форма,» — говорила мне книга.

Через час, на «Жигулях», у крыльца все того же ломбарда припарковалась и милиция. Менты даже поставили у дверей своего автоматчика, и тоже, как и все остальные скрылись внутри помещения. Время шло, в ломбарде уже была целая толпа людей и никто из них почему-то не спешил оттуда выходить.

— «Так я всю книгу до конца дочитаю», — подумал я, и продолжил чтение дальше: «Кто является на поле сражения первым и ждет противника, тот исполнен сил; кто потом является на поле сражения с запозданием и бросается в бой, тот уже утомлен. Поэтому тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает ему управлять собой. Уметь заставить противника самого прийти — это значит заманить его выгодой; уметь не дать противнику пройти — это значит сдержать его вредом. Поэтому можно утомить противника даже, исполненного сил; можно заставить голодать даже сытого; можно сдвинуть с места даже прочно засевшего.»

Наконец ломбард стал выпускать людей. Первыми вынырнули хозяева «Гелентвагенов». За ними следом на крыльце появилось еще двое мужчин. Один из них был в кожаной куртке, армейская выправка выдавала в нем бывшего офицера, другой человек был невысокого роста и очень тучный. Тучный что-то сказал тому, что был в кожаной куртке и направился к одному из «Гелентвагенов», дверь которого ему предусмотрительно открыл лысый паренек спортивного телосложения, ожидающий у машины. Мужчина в кожаной куртке дождался, когда джипы разъедутся и направился в сторону моего кафе.

Я продолжил усиленно читать свою книгу, но мысли в голове были совсем о другом:

— «Из-за ежедневной выручки ломбарда такой переполох вряд ли возможен. Интересно, что в этом загадочном мешке», — крутилось в моей голове.

6. ЭКЗЮПЕРИ