Бесплатный фрагмент - Звуки городов мира

ЕЛЕНА ЛУНИНА
МОСКВА

«Школа волшебной сказки»

История первая «Душа героев»

Писать нужно о любимых, о нелюбимых написано много.

Мы с Анной Алексеевной Шкуриной, рыжеволосой и синеглазой сказочницей пяти лет, шли по затихающим улицам вечерней Москвы.

— Стрела, ты слышишь? Город поёт, — племянница умела и слушать, и видеть, и чувствовать, и ощущать очень тонко, так что её слова не показались мне нелепыми фантазиями ребенка.

Я остановилась, закрыла глаза и прислушалась. Сначала слышался только равномерный гул проспекта Мира. Машины, машины, машины — они как будто всюду в этом городе.

— Стрела! Ты слышишь песню города? — голос первой ученицы «Школы волшебной сказки» звенел хрустальной убежденностью и верою. — Ты слышишь, как поют колокола?

Что с нами делают вера и убежденность. Слова маленькой волшебницы словно переключили какую-то скрытую клавишу в моём звуковом восприятии, и я действительно услышала колокольный перезвон. Звуки вырвались, словно, из глубинных пластов памяти древнего города.

— Рона, ты действительно хочешь написать рассказ о Москве? Почему? — задав свой вопрос, моя маленькая ученица ждала ответа, переключившись в режим ожидания, и я волей-неволей задумалось над её вопросом.

Почти за месяц обучения в нашей общей с Анечкой «Школе волшебной сказки» мы с моей ученицей прошли большой, очень непростой, но и бесконечно интересный путь и стали почти друзьями, хотя нас и разделяла разница во времени рождения в почти тридцать лет.

— Мне тема показалась необычной и интересно заданной. Мы могли бы попробовать написать этот рассказ вместе. Ведь Москва — это и твой родной город, Белая птица, — откликнулась я на вопрос племянницы.

Маленькая волшебница, что всего месяц назад начала своё обучение путям волшебной сказки, откликнулась сразу:

— Стрела, разве рассказ о Москве поможет мне скорее попасть с Семицветье и спасти радугу от серой болезни? Разве не ты учила меня словами твоего удивительного учителя Геннадия Петровича, что не стоит отвлекаться на посторонние дела, когда занимаешься чем-то очень важным?

Девочка опять перешла в режим ожидания ответа, а вот мне пришлось задуматься всерьёз.

Тем временем мы с Анечкой перешли проспект Мира и направились на нашу с ней любимую детскую площадку. Качели запели от прикосновения маленькой сказочницы, и их ритмичное полустон-полужалоба начало вплетаться в оркестровые звуки огромного города. Звук машин превратился в медлительное жужжание множества утомленных насекомых, спешащих закончить трудовой день. В окружающих домах буквально на наших глазах в окнах расцветал тёплый уютный свет, и я почти слышала летящие из окон звуки маленьких семейных симфоний. Вспомнился Бетховен. Затем в голове зазвучала фуга Баха, которую сменили прелюдии Шопена. Внезапно я услышала новый звук. Он был похож на звук скрипки — это запел и зашумел в моём сознании лесопарк Сокольники, а за ним и весь огромный Лосиный остров.

— Мама говорит, что многие музыканты видят звук как цвет. Ты об этом знаешь? — моя юная спутница, задав свой вопрос, слезла с качелей и потянула меня за руку. — Поедем к космонавтам. Я хочу услышать, о чём поют космонавты. Ты думаешь, они видели Семицветье? Я хочу у них спросить, видели ли они звёздную радугу.

Мы с племянницей взялись за руки и опять вернулись на проспект Мира. Чтобы доехать до Аллеи космонавтов, нам нужно было перейти через него на другую сторону и сесть в первый же подъехавший к нам автобус, троллейбус или маршрутку. Нам подходило абсолютно всё.

Первым на остановку подъехал троллейбус, шедший по девятому маршруту. До первой остановки «Метро ВДНХ» мы ехали молча. Я думала о музыке, радуге и музыкантах, ловя себя на том, что впервые еду по этому маршруту под звуки венского вальса. Это было очень необычное для меня ощущение, ведь по своей природе я не аудиал, и воспринимаю мир скорее сенсорно, даже в чём-то сомнабулистически.

Наконец тролейбус свернул с проспекта Мира на пересечение улицы Королева и ещё какой-то улицы, название которой моя память упорно не желала запоминать уже не одно десятилетие. Пора было выходить.

С этой стороны на Аллею космонавтов заходят не многие жители города, все остальные выходят на остановку позже, чтобы сразу попасть к устремленной в небо ракете и двинуться к центральному входу ВДНХ.

— Стрела, ты слышишь, как поют трубы? Они поют в честь героев? Ты слышишь? Я тоже хочу, чтобы однажды в мою честь зазвучала труба… Стрела, ты веришь, что однажды и в мою честь запоёт труба? — задав все эти вопросы, Белая птица смотрела на меня одновременно и внимательно и доверчиво.

— Многие герои живут без славы и почестей. В их честь не звучат трубы. Очень часто о них даже просто почти никто ничего не знает. Ты боишься остаться в безвестности, Белая птица? — мой ответный вопрос отозвался в тишине огромного и строго пространства неожиданным тревожным эхом.

Анечка надолго замолчала и не нарушила тишины между нами пока мы не прошли всю аллею насквозь и не подошли к памятнику Циолковскому.

— Ты ошибаешься, Стрела, — Анна Алексеевна говорила на этот раз твёрдо и решительно. — Я шла по аллее, и всё время слушала песни и рассказы, и музыку. Здесь всегда звучит музыка, и поют трубы, хотя этого пока ещё почти никто не слышит. Ты ведь тоже не слышала песню города, Стрела, пока по-настоящему ни захотела её услышать. Герой — это всегда душа, а душа — это всегда музыка. Это почти как гимн. У каждой души он свой, но все они сливаются в один огромный космический оркестр. Нужно только научиться слышать. Ты хочешь услышать?

Мы стояли вместе с моей маленькой ученицей перед огромным памятником основателя ракетостроения и всей космической науки и я вдруг осознала, что мы с Белой птицей стоим на земной заставе Пограничья Любви. Музыка ворвалась в моё раскрытое сознание как огромная сияющая звёздная радуга. Мир зазвучал, и я увидела Москву мечтателей, Москву поэтов, Москву звездочетов, героев и художников. Я увидела Москву сказочников. Она звенела, звучала, пела и переливалась всеми цветами звёздной радуги. Она существовала всегда. Её только было нужно научиться слышать и видеть.

Потом мы вернулись домой на Алексеевскую и разошлись по соседним квартирам. Город засыпал, а я всё слышала песню, что подарила мне моя удивительная пятилетняя ученица. Москва пела колыбельную.

ЛЯНА ПОЛОНОВА
УЛАН-УДЭ

Ночь самая прекрасное время, когда голубое небо сменило свой наряд на чёрный шелк, усыпанный звездами. Воздух становится свежим, и приятная прохлада ласкает кожу. Легкий ветерок шумит в зеленых листьях тополя. Зажглись уличные фонари вдоль дороги. Неоновые подсветки украшали вывески торговых центров, здания театров.

Но больше всего мне нравилось смотреть на фонтан, который находился возле театра оперы и балета в стиле сталинского ампера, воды которого были подсвечены красными, фиолетовыми, синими неоновыми огнями. Он был волшебен. То как вода в вальсе поднимается, а после опускается, небольшим количеством капель обрызгав меня.

Слушая звуки пианино, и, смотря на вальс воды, я забылась. Что-то волшебно и чарующие было в этой игре воды. Все смешалось воедино. Звуки воды, пианино, моего сердцебиения.

В какой момент появилась застывшая балерина, в нежно-голубом платье я не знала. Её руки были подобно крыльям лебедя. Каждое движение было полно грации и легкости. Она взлетала над фонтаном и плавно опускалась на водную гладь. Я не могла отвезти взгляда.

Но вот она застыла и обратила свой взор карих глаз, в которых сверкали звезды, на меня. Она подошла ко мне и присела возле меня.

— Ты найдешь свое счастье, — ласково шептала она, смотря в мои глаза.

После она поцеловала меня прохладными губами в лоб и растворилась в каплях фонтана.

* * *

Я не знаю, что это было? Реальность или сон?

Не знаю. Но слова той девушки постоянно крутились в моей голове. Счастье? Какое? Может деньги? Было бы не плоха. Но я нет. Вскоре я поняла, о каком счастье говорила та девушка.

Я работала кассиром в небольшом магазине. Крутя мешочки, я думала, когда уже будет одиннадцать и можно будет отправиться домой, но время было только двадцать один пятьдесят. Я тяжело вздохнула. Ещё час.

И в этот момент на кассу поставили энергетик и шоколадку. Обратив внимание на товар, я подняла взгляд на того, кто стоял передо мной.

Он был старше восемнадцати лет — это точно. Но больше всего меня поразили его светло карие глаза. Было ощущение словно я тону в этих омутах, не в силах выбраться. Его улыбка покорила мое сердце, отчего оно билось учащенно. Я чувствовала, как горят мои щеки от смущения.

— Здравствуйте. Пакет не надо, — мягким баритоном проговорил он.

— А… Здравствуйте. Хорошо, — запинаясь, проговорила я, дрожащими руками пробивая товар и нажимая кнопки для расчета.

Я не смела больше поднять на него взгляд.

— Спасибо, вам за покупку, — быстро пробормотал я, переключаясь на другого покупателя, который в этот момент подошел на кассу.

Вскоре этот красивый парень ушел. А я, обслуживая другого покупателя, пыталась успокоить сердце. Как же он, все-таки красив… Жаль, что это первая и последняя наша встреча.

Так думала. Но в душе надеялась, что все же нет.

Я начала краситься, следить за тем, как выгляжу на кассе, волосы постоянно заплетала в косу, которая мне шла.

Коллеги удивлённо смотрели на меня. И понято почему, ведь я постоянно в шишке, без косметики и в мешковатых одеждах.

Но мне было все равно.

Я ждала лишь его одного. Но прошло два месяца, а он так больше и не зашел в магазин.

С каждым днем боль от разочарований становилась сильнее. Я старалась не унывать. Но не получалось.

Вместо пианино в моём плей-листе играла грустная поп-музыка.

Но в жизни всегда крутые повороты.

В ту ночь я решила прогуляться по Арбату.

Легкий дождик стучал по крышам домов, по желтым листьям деревьев. Осеней холод пробирался сквозь теплую мастерку, поверх которую я одела черный жилет. В наушниках пел Бурито «Пока город спит». Грусть тяжелым комом застряла в горле. Я к глазам подступали слезы.

Я прикурила сигарету, выдыхая густой горький дым. Снова небо черное, но уже без звезд. Два часа ночи. Арбат пуст. Фонари горят, освещая дома когда-то живущих здесь купцов. Но сейчас они служили лишь для магазинов и кафешек.

Всё же красиво. Я рассматривала дом купца Кампельмана, который был украшен скульптурами атланта. Пройдя дом и фонтан, который был украшен металлическими рыбками, я подходила к музею города.

Я устала. Может отдохнуть? Почему бы и нет. Антон Павлович явно не будет против моей компании. Решено.

Я села так, что спиной опиралась на его руку, в которой он держал трость. Я закрыла глаза, стараясь не думать ни о чем. Капли дождя стекали по лицу. Но почему-то они и обжигали. Нет… Только не снова.

Разве я не смирилась уже с этим? Почему я продолжаю думать о нём? Какой в этом смысл?

— Девушка, вам плоха? — кто-то тормошил моё плечо. И голос…

Я быстро приняла сидячее положение, не веря тому, что вижу. Передо мной стоял он. Тот, кто после одной встречи не покидал мои мысли, тот которого я постоянно видела во сне.

Я не могла вымолвить слова. Все те же карие глаза, но с беспокойством. Те же чёрные волосы ежиком.

— Вы в порядке?

— Да… Всё нормально, — пробормотала я, чувствуя, что, не смотря на осенний холод, щеки пылают.

— Вы где живете? Давайте я вас провожу? — спрашивал он, пристально смотря мне в глаза.

— Нет… Правда, не стоит. Я сама дойду, — проговорила я, вставая со скамейки с Чеховым.

— Девушкам опасно гулять в такой поздний час, — сказал он, идя за мной.

— Ни чего страшного в этом нет. Я уже привыкла, — сказала я, стараясь не обращать на него внимания.

Но как же все во мне пело и кричало от радости. Мне хотелось кинуться ему на шею, обнять его за крепкие плечи и целовать. Это в моих фантазиях он стал для меня родным и значимым, но в реальности мы друг другу чужие люди.

— А вы упрямая, — со смешинкой сказала он.

— Какая уж есть.

— Мне кажется, я где-то вас видел? — задумчиво проговорил он.

— Всё возможно. Город не такой уж большой, — ответила я ему, чувствуя, как всё во мне ликует от счастья. Неужели он помнит обо мне? Нет. Бред.

И всё же забавно вышло. Хоть я и не просило его, но все же он провёл меня до дома. И всё это время мы разговаривали. Он шутил, а я смеялась. Счастье переполняло меня. Если бы я могла взлететь, взлетела бы.

И на следующий день я снова встретила его в магазине на кассе.

* * *

Пять лет прошло с того момента, как мы встретились. Ты играешь с нашей трех летней дочкой, а я сижу на парапете фонтана, чувствуя, как на спину попадают капли воды.

Я улыбаюсь счастливо, смотря на своих любимых и дорогих.

Прохладные руки обвили мою шею.

— Ты молодец, — прошептал мне на ухо ласковый голос,

А после все исчезло.

Неважно, что это было, главное то, что я имею.

ЕЛЕНА ИСЛАМОВА
НА КРАСНЫХ БЕРЕГАХ

Город смотрит. Тихо шуршит листьями летом и осенью, и покрывается белыми хлопьями зимой и весной. Кругом тополя. Люди борются с ними, а они всё равно растут, пускают ветви из спиленных стволов и раскидывают всюду белый пух, словно ребёнок конфетти.

Город совсем мал и по возрасту, и по размеру. В сравнении со своими старшими братьями он ещё малыш, ведь и сотни лет не стукнуло ещё с тех пор, как на красных берегах Камы поставили первые дома.

Красные берега. Берега красивой реки по имени Кама. Краснокамск, так его назвали.

Город наблюдает за тем, как ярким костром зажигается на одном его конце солнце. Город наблюдает за тем, как оно медленно растекается на горизонте, на другом конце. Как по ночам в чёрных небесах зажигаются серебром звёзды. Как днём шумят его улицы, полные жизни, словно вены алой кровью.

Скольким историям он стал свидетелем! Он видел, как прилетали на озеро лебеди, пока не стало ни лебедей, ни озера. Он видел, как улица за улицей поднимались ввысь дома: сначала деревянные, а затем и бетонные. Он наблюдал, как рождались дети, умирали старики, женились и разводились молодые, как люди плакали от горя и от счастья, как они жили.

Город слышал сотни историй; хороших и плохих. Он копил их, как люди копят фотографии, нанизывал эти истории на нить своей жизни, как драгоценные камни на бусы.

Вот этот изумруд: история о маленькой девочке, утонувшей в пруду. Она спасла подругу, но сама захлебнулась.

Сапфир: история о женщине, трудолюбие и доброта которой помогли многим детям научиться правильно говорить.

А эти чёрно-красные рубины хранят всех тех, кто однажды ушёл на войну.

Розовые кварцы искрятся россыпями и гроздьями. Они таят так много.

Видны на нити и авантюрины. Вот этот, самый маленький и самый нелепый, особенно интересен. Ведь детские страшилки так любопытны.

Город застывает, вглядываясь в него. Он вспоминает…

Это было давно и современные дети уже не пугают друг друга такими небылицами, да и старая кинобудка теперь снесена и больше не зияет на всех черными провалами маленьких окошек.

— Там призрак живёт, я тебе говорю! — шепчет семилетняя девочка с двумя косичками.

— Призраки не живут! — категорично отвечает ей вторая. Она ничуть не младше первой. Курносая, большеглазая, с огромным красным бантом на макушке.

— Не важно, — отмахивается первая. — Говорят, что всякий, кто войдёт внутрь, тут же умрёт! Призрак немедленно убивает любого!

— Призраков не существует, — возражает черноволосый мальчика. — Я слышал, что там живёт какой-то маньяк.

— Людоед! — встревает ещё один мальчишка, только на сей раз не такой смуглый и с рыжевато-русыми волосами.

— Маньяк, я сам слышал!

— А я слышал, что людоед!

— Не спорьте, там живет призрак.

— Призраки не живут, — снова замечает девочка с красным бантом, но на нее никто не обращает внимания.

А город хихикает, и его смех тихо шумит в ветвях высоченных сосен, траве и кустах, что обступают старое заброшенное помещение.

Дети спорят, но так и не могут прийти к общему мнению, а решить кто прав, тем не менее, столь необходимо. В конце концов, это несправедливо, ведь теперь неизвестно кто из ребят был прав, а кто лгал!

— Предлагаю пойти и посмотреть, — сообщила девочка с красным бантом.

Не то чтобы ей было любопытно, кто прав, но старое здание так заманчиво глядело среди деревьев своей необычной формой, что сил не было терпеть. Хотелось внутрь! Хотелось посмотреть что там! Очень хотелось, но одной было страшно. И вообще, она же девочка, а девочки не лазают по заброшенным домам, даже если очень хочется!

Вот в компании — это другое дело. Это уже не она полезла, а они все вместе полезли!

— Ты с дерева упала?! — первая девочка покрутила пальцем у виска. — Там же призрак! Стоит тебе зайти в его дом, и он тебя убьёт!.. Фьють, и всё!!!

Девочка с косичками сделала красноречивый жест, желая подчеркнуть свои слава, и показать, как именно будет это загадочное «фьють».

— Да нет там никаких призраков. Там просто живёт маньяк. Но днём он там не сидит, ясное дело, так что никто никого убивать не будет.

Смуглый мальчишка был столь убедителен, что даже девочка с косичками засомневалась.

Город снова захихикал. Уж он-то знал правду. Он всё знал.

Девочка с косичками испуганно посмотрела на заброшенное здание, похожее одновременно на странный гриб и башню. Эдакая коробка на ножке. Хотелось посмотреть, но было так страшно.

Но вдруг и впрямь там никакого призрака нет?

А если есть?!

Девочка замотала головой и отступила на шаг.

— Значит, мы пойдём без тебя. А ты стой здесь и жди нас.

— Если закричим, то беги за взрослыми, — дал напутствие второй мальчик: тот самый, который утверждал, что в старой кинобудке живёт людоед. — Ты только поторопись, а то нас съедят!

Девочка с косичками мрачным взглядом наблюдала за тем как её друзья идут к дому, к тёмному провалу двери, который высился в полуметре над землей. Черноволосый мальчишка подтянулся и запрыгнул внутрь.

У девочки с косичками замерло дыхание, а сердце забилось так часто, как могут биться лишь крылья бабочки.

В дверь забрался второй мальчик, и они оба стали помогать девочке с бантом. И тогда девочка с косичками не выдержала:

— Стойте! — она побежала к ним. — Подождите меня! Я с вами пойду!

Черноволосый мальчишка усмехнулся, но ничего не сказал и помог ей забраться в дверь.

Вверх уходила узкая круглая бетонная лестница. Мелкие камешки, иголки и листочки, залетевшие сюда, устилали пол. Пахло подвалом.

— Пойдёмте поднимемся, — предложил рыжевато-русый мальчишка.

Дети кивнули и зашагали по неудобной крутой лестнице, опираясь на стены, чтобы не упасть, задерживая дыхание в предвкушении чего-то необычного, удивительного.

Город затаился, пристально следил за детьми. Вот уже последняя ступенька и очередной прямоугольный провал, ведущий в единственное помещение с двумя маленькими оконцами.

Дети делают последний шаг…

И город смеётся, вновь шуршит листвой, манит наружу теплым ветерком, солнечными бликами, запахом трав и сосен. И правда, какие могут таиться чудеса в старых забытых всеми зданиях? Лишь пыль, грязь и скверный запах, а снаружи лето, осень, зима и весна. Снаружи город со всеми его звуками, с шумом машин и автобусов, со свистом ветра, с солнечными зайчиками на лице, с душным сухим запахом, свершено городским, немного пыльным, но таким родным и знакомым. С играми, с людьми спешащими куда-то и к кому-то. С тихими ночами.

Куда до этого старым заброшенным кинобудкам.

ДАРЬЯ САВЕЛОВА
КИНГСТОН

Чайки рвут карибскую гладь когтистыми лапами и разносят истошные крики до вершин Голубых гор. Облака — пернатые дикари, тонут в лавандовом небе и выдыхают, когда крикливые охотники собираются в стаю и исчезают где-то в веренице улиц Тренч-Тауна. Послушай, как они щелкают клювами над грудой мусора. Будто столпотворение в гавани или на рынке воскресным утром. Тебя накрывает волна? Ты знаешь, к какому берегу, она тебя прибьет? Наведи фокус, нажми кнопку, упади в огненную лаву, что течет по переулкам и подворотням.

С кирпичной стены, соскакивает парень в шапке-растаманке. Узнаёшь? Заглянем к нему в гости в Новый Кингстон? Хотя бы на мгновение. Ты ощущаешь это дуновение регги? Комната без лишних деталей, гитара, парочка отверстий от пуль в изголовье кровати. Аромат марихуаны, забирается в нос и качает расслабленный бит, внутри коего целая вселенная. Рассказать тебе о растафарианстве? Я могу часами болтать об избранном чернокожем народе, о раскачивающемся ритме с ударением на слабые доли. Но вижу, ты хочешь двигаться дальше. Мы еще вернемся к этому явлению и потанцуем одурманенные звездной ночью.

Пора бы перекусить и перевести дух, насладится тропическими видами и глубокой бескрайней линией горизонта. Ред Хиллз Роуд встречает нас с тобой ароматом вяленого мяса. Я обожаю мясо! Возьмем его с собой и пересечем автостопом парочку невидимых границ. Предлагаю закурить и выпустить воинственные клубки дыма прямо в открытое окно. Водитель вместе с нами, втянет морской коктейль и шлейф специй, что нагоняет каждого в прибрежной зоне. Бери от жизни всё, мой друг! Вездесущий регги-мотив двигает тела прохожих, и ноги самопроизвольно ведут нас в круговорот беззаботности.

Сны наяву и шепот ветряных мельниц, заглушают словесные протесты поющих людей в ямайском триколоре. Не останавливайся, двигайся вперед. Я немного задержусь в этом хаосе. Уличные оркестры овладеют твоим вниманием, и ты забудешь обо мне. Не думай, я не ухожу, я всего лишь прогуляюсь над крышами и продумаю для тебя интересный маршрут: Национальная галерея в Рой-Вест-Билдинг с обширной коллекцией работ местных художников, музей Араваки, ботанический сад Кеслтон, парк Кайманас, Национальный Театр танца, Африканский Музей, Музей форта Чарльз-Маритайм и, конечно же, торговый район Девон-Хаус, где ты сможешь выбрать сувенир на память. Я наблюдаю, как ты улыбаешься незнакомке со стаканчиком рома в руке. Наше «пиратское спиртное», невероятно популярно. Ямайка занимает первое место по количеству питейных заведений, ты знал? Отрицательно киваешь, тогда прислушайся к моему сердцебиению… Орех, имбирь, шоколад, ананас, мёд и даже перец, сочетают в себе вкусовые особенности тростникового напитка. Чёрная патока затуманивает твой разум, так же, как взгляд этой темнокожей богини.

Летим, у нас в запасе три часа до рассвета. Нельзя упустить столь драгоценные всплески моего присутствия. Я не вечен, я переменчив, я легок на подъем и ты мой добрый друг, не единственный алмаз в моем сундуке сокровищ. Скоро я превращусь в бушующий циклон, и ты пропустишь ежегодный весенний карнавал. Слышишь, как засуетились чайки? Да, они чувствуют приближение шторма. Щелк-щелк. Запечатлел сей миг? Прекрасно! А теперь в путь, Ямайка рифмует строчки и смешивает краски. Она существует вне тебя, вне меня, и медлить не станет. Ты обязан напитаться энергией города до того, как сядешь в самолет и пролетишь над Полисадос. Возможно, ты больше не раскошелишься на очередное путешествие. Я понимаю. Работа, будничные заботы и нехватка времени. Поэтому, надевай очки, расправляй рубашку, что я чуть-чуть раздул своим дыханием и спеши навстречу приключениям.

Кингстон никогда не спит, не грустит, не застревает в одной точке. Заговоренный музыкой, шелестом хлопковых и мангровых деревьев, он шумит и зачаровывает. Он бурлит и приводит в неистовый восторг. Он — это я. Он — это ты. И мы с тобой стали одним целым. Готов отдаться моей непредсказуемой воле? Разреши вести тебя по нетронутым тропам и диковинным бухтам. Дай мне свободу! Согласен? Я рад, безумно рад! Сделай одолжение, не отпускай свою навороченную камеру. Хочу, чтобы о нас сохранилось как можно больше воспоминаний. Ведь за время нашей прогулки, мы сблизились. Я уже не просто пассат, я твой верный, лучший, слегка болтливый друг — пассат.

Кончики звезд, постепенно проваливаются в светлеющую даль. Придется проститься. Напоследок, я приберег для тебя нечто необыкновенное. Я заметил, у тебя много татуировок, а значит, ты парень не из робкого десятка. На языке араваков Ямайка — «земля ручьев». Так почему бы нам не завалиться в тату-салон и не выбить на твоей коже эту памятную надпись? Сидя дома, перед телевизором, ты будешь переноситься за тысячу миль, и грезить каскадными водопадами, карстовой котловиной Кокпит-Кантри с холмами и узкими долинами, где мы побывали на третий день твоего пребывания на острове. Вспомнишь мои рассказы о Джеймсе Бонде. И может быть, пересмотришь первый фильм этой франшизы, что сняли на моей родине. Да, я не сомневаюсь в этом. Ведь лучшие друзья так и поступают? Они рядом, чтобы не случалось в твоей жизни.

Солнце жирными мазками, прошлось по бессонному холсту, и Кингстон приобрел важный облик. Следы ночного кутежа повисли на оконных занавесках, и я разбудил тебя своим внезапным бодрящим вихрем. Чемодан у двери гостиничного номера, звенит в ушах тысячей мелких колокольчиков. Завтрак, такси и аэропорт встречает дисгармонией звуков. Я сажусь на край железной птицы и свешиваю ноги. Щелк-щелк. Ты скорчил дурацкую рожицу и потер объектив зеркального фотоаппарата «Никон». Этот момент нашел местечко в твоем смартфоне, а не в этой дорогой красотке. Что же, и я хочу стать моделью.

Расправляю крылья, взлетаю ввысь и ложусь перед тобой грудой снимков, что ты сделал в промежутке, между нашим общением. Купи для них альбом и похвастайся родителям, коллегам, знакомым. И прошу, не забудь, как нам было весело, как нелепо я вел себя с твоими волосами на пляже, как проказничал и дразнил тебя в раю орхидей. В раю безграничного забвения.

АНАСТАСИЯ МЕЛЬНИКОВА

ЕКАТЕРИНБУРГ

Наш роман начался со снежка, который Он зарядил мне в лицо, едва я сошла с поезда. Хохочет гудками и стуком колес.
У нас с Ним значительная разница в возрасте — 267 лет, но это совсем не чувствуется. Мне было 18, когда мы познакомились, я была худая блондинка, а Он неописуемый красавец, длинноволосый, безукоризненно-стильный, с неизменной гитарой, стихами и сигаретами. Из Насти-зануды, с кучей комплексов, с кучей «можно-нельзя», «хорошо-плохо» одним своим поцелуем — весенним, ветряным, зеленым — Он создал меня, Настю-Ведьму. Кроме шуток, я тогда вся обложилась магическими талмудами классического шаманского образца, продвинутой эзотерикой попопсовей, амулетами из полудрагоценных камней, ленточек и серебра. Но магия была не в этом. Она была в бесконечной свободе.
Вы знаете, там растет красная трава. Если около магазина «Стрелец» (недалеко от Малышева) спуститься к Исети со стороны 8-го Марта, там есть такое местечко. Красная трава! Насмотревшись на нее идешь направо — к Цирку (советский модерн, выглядит космически)
Около Цирка — Пицца Миа, съедаешь там «Маргариту» с молочным коктейлем и снова к Исети, в поющие заросли ив, туда, где арка моста превращена в улыбку Тоторо. Если идти по ней дальше — доберешься до дома-музея Бажова, с его кружевами, тенями и театром «Шарманка»…
Как красив наш роман! Мы тогда только и делали, что творили чудеса и влюблялись друг в друга, считая идиотами всех, кто так не может!
Тогда я читала «Вампирские Хроники», и мне жутко хотелось побыть Габриэлой, матерью незабвенного вампира Лестата. И мой Милый позволил мне это — мы с Ним в ту пору так много ходили пешком, что туфли совсем разносились, а денег на новые было жалко, так я гуляла — в роскошном платье среди бело дня, и в дырявых туфлях. Если бы не Он, никогда бы у меня не хватило смелости! Как весело стучат каблуки по его асфальтированному позвоночнику!
А тот вечер, когда я начала танцевать? Было тепло и душисто, Он, как обычно, музицировал, и какая-то девушка решила танцевать Ему. Это была очень красивая девушка, одетая по-восточному, как она двигалась под звуки Его барабанов! А у меня хватило мудрости не закатывать сцену ревности, а присоединиться! Что ж — молодость редко отличается целомудрием… И мы танцевали для Него вдвоем.
Было весело эпатировать публику разными выходками, в ту пору у меня был сахарный поссум, Наполеон. Я обожала садить его на себя, предоставлять ему сделать выбор, где ему на мне разместиться, иногда он любил спать в рукаве, иногда -в капюшоне, а то и вовсе — занырнет в декольте и спит себе в тепле. Выходишь так в дендро-парк, тот, что напротив Гринвича, гуляешь около фонтана, людям улыбаешься. И вдруг ему надоест сидеть за шиворотом, высунет свою пучеглазую, любопытную и жутко-недовольную мордашку (ты бесишь! солнце бесит! где мои зоофобосы?! давай, давай, сунь палец, я его укушу!), и люди все шарахаются от неожиданности — кто это у вас там шевелится? Их удивленные лица становятся по-детски радостными, когда я разрешаю погладить зверя по спинке… Голоса счастья.
Ужасно весело, когда публика сама хочет делать что-то, для себя, невероятное. Я не знаю, почему те две девушки подошли к нам, сидящим на берегу Исети. Видимо, Он проболтался им, что я — актриса, раз я объясняла им, что такое посыл голоса, а потом показывала на практике — «Анупкаааа — орала я на всю Исеть», а следом и они — сначала тонко и перепуганно, а потом звонко, на опоре…
Гуляешь так с Ним весь день, и думаешь, что знаешь его центр весь, а потом вдруг прямо около Вайнера (местный Арбат, там есть памятники Майклу Джексону и Гене Букину) завернешь куда-то в переулочек — и оказываешься там, где ни разу не была, например, у музея плодового садоводства. А бывает, садишься в маршрутку и едешь куда-то до конечки, смеясь, когда водитель разгоняется, а его пассажиры начинают браниться…
Выходишь -а тебе в лицо душный запах цветов, вместо его обычного запаха реки, ветра, разноцветных новостроек и обворожительных домов 19-го столетия. Да, архитектура у моего Хорошего чудесно переплетается всеми временами.
Или ночью мы с Ним в полном одиночестве идем по широким, заглушенным темным небом улицам, под гранитно-черным дождем. Люди твердят, что опасно ходить по ночам, потому идешь с оглядкой, но кругом только озоновая свежесть и акварельно-размазанные фары машин, которым нет до нас никакого дела. И учишься любить ночь, дорогу, свободу. Дождь дробно соглашается: «да-да-да».
А как часто мы сидели в кафе «Космос», сколько съедено тортов «Даниэль» и «Эльдорадо» (неимоверно вкусные — бисквит, масленый крем, грецкий орех и сухофрукты: курага в «Эльдорадо», чернослив в «Даниэле, и бисквит там шоколадный), сколько блокнотов исписано там стихами под звуки дикой попсы; потом бежишь в трубу — чистить уши славным роком!
Сколько карьеров Он мне показал! Между спектаклями перерыв большой бывает, а по пути — гранитный карьер, весь в облепиховых аллеях. Гуляй, ешь ягоды, слушай птиц и рокот камней, глухо обрушивающихся из-под ног.
Все пропитано магией и романтикой.
Мы встречали рассветы на крыше Замка (Он богач, подарил мне целый замок), успокоив местных духов монеткой или кусочком шоколада. Завтракали, сидя на подоконнике арочного окна, любуясь Зеленой Рощей в полной тишине.
Когда пришла пора уезжать, мне хотелось целовать каждый его камушек. Я бродила, бродила с Ним, и старалась, чтобы каждое зеркало, окно, витрина, ловили меня с Ним. Чтобы я могла вернуться…
Вернусь…)

НАДЕЖДА ВОРОБЬЁВА
МОСКВА

Я люблю свой город. И пусть многое мне не нравится, но это мой дом. Моя Родина.

Я исходила этот город вдоль и поперёк. Пожалуй, мало осталось мест, где бы я не оставила след своей подошвы.

Сегодня, я хотела бы провести вас очень простым маршрутом. От Калужской площади до Арбата. Всего около семи километров.

Итак, пред нами памятник Владимиру Ильичу Ленину. Это самый крупный памятник в Москве. Двадцать два метра — не кошка чихнула. Когда я была маленькой, он пугал нереально. Особенно лица на постаменте.

На Калужской площади всегда ветрено и неуютно. Летом — палит солнце, зимой с ног сбивает вьюга. Даже шум машин от крупного перекрестка, кажется, стихает у основания постамента. Здесь же расположена самая крупная детская библиотека мира — Российская государственная детская библиотека. На самом деле, вход в неё ещё надо найти. Огромное здание с колоннами ну ни как не ассоциируется с детьми. Будучи студенткой педагогического колледжа, я имела в неё доступ. На редкость неприятное место. Обожаю библиотеки! Наверно, все, кроме неё. Мрачное и неприветливое место.

Площадь находится на возвышенности и с неё можно увидеть Москва-сити. Как, впрочем, из многих точек Москвы. Вот в сторону Москва-сити мы и пойдем.

Улица Крымский вал приведет нас прямо к центральному входу парка культуры и отдыха имени Горького. В дороге можно не разговаривать, всё равно не будет слышно. Шум от машин такой, что уши в трубочку сворачиваются. Стоит же зайти за ограду парка — начинается совсем другая история.

Когда-то здесь было полно аттракционов, и постоянно был слышен смех и визг детей. Теперь всё облагородили. Заменили асфальт, убрали аттракционы, почистили. Да, стало гораздо красивее, но лицо парка исчезло. Просто очередное место для прогулок.

Теперь, здесь зона более взрослых созданий. Мамы с колясками, молодежь и ухоженные старички. Для меня это что-то выхолощенное — не родное. Красиво — да, функционально — да. Пропал уют. И пусть не обижаются на меня защитники парка. Я всего лишь высказываю свою точку зрения.

Это как магазин с дорогими товарами. Всё ярко и празднично, но нельзя потрогать.

Пройдя по прямой парк, мы оказываемся у Андреевского моста. Столько шумихи было с его переносом с места на место. Деньги брали, чтобы пройти на другую сторону. Не знаю, как сейчас, но когда его только поставили, пускали по билетикам, чтобы просто посмотреть на Москву-реку.

Мы сюда ещё вернемся. А пока — следующий пункт — Нескучный сад.

Здесь гораздо бережнее отнеслись к изменениям. Даже шум разбивающихся речных волн слышен ярче и приветливее. Появились дорожки, фонари, отреставрировали охотничий домик и беседку-ротонду, принадлежавшие когда-то Трубецким. Кстати, в домике снимают программу «Что? Где? Когда?». Много лет назад, на пяточке, рядом с охотничьим домиком, собирались толкиенисты. Было весело, хочу я сказать. Пели песни, сочиняли стихи, рубились мечами из старых лыж. Это было настоящее братство.

Если пройти чуть дальше по набережной, можно обнаружить бывший каскадный фонтан «Ныряльщица» (в своё время её окрестили Голумом). Почему бывший — не знаю, но раньше по ступеням неторопливо стекала вода и, журча, попадала в красивый бассейн. Несколько раз ходила смотреть — сухо. То ли мне не повезло, то ли для девочки воды пожалели.

Вот в этом парке можно услышать, как шуршат опадающие листья, ссорятся белки и хрустит гравий под колесами велосипедов. К сожалению, парк Горького стал глухим местом.

Вернемся к Андреевскому мосту. По Пушкинской набережной, рядом с мостом стоит неприметный желтый дом — театр Стаса Намина. Никогда бы не подумала, если бы на карте не увидела.

Не доходя театра, в тени деревьев стоит странная конструкция — грот. В детстве думала, что там живут тролли. Оказался малый гротесковый мост. По легенде, чтобы принести счастье в семейную жизнь, молодожёнам надо пройти по этому мосту,

Перейдя Андреевский мост, мы окажемся на Фрунзенской набережной. Именно здесь, напротив парка Горького стоит монументальное здание Министерства обороны Российской Федерации. Но мы не будем в него внимательно всматриваться, мало ли что? А спокойным прогулочным шагом вернемся к улице Крымский вал.

Стоя на Крымском мосту, за парком Горького будет виден парк искусств Музеон и, собственно, новое здание Третьяковской галереи. Парк современный, довольно интересно засаженный полевыми растениями. У меня он отрицательных чувств не вызывает. Хотя ночной порой, я постараюсь туда не соваться. Подсвеченные статуи, вырастающие прямо из травы, вызывают двоякие чувства. С одной стороны — красиво, с другой — страшновато-то.

А вот дальше, находится развилка течения Москвы-реки, она разбивается собственно на Москву-реку и Водоотводный канал. Там виднеется остров Балчуг и, конечно же, бинго! Памятник Петру Первому. Это странное и огромное сооружение лучше рассматривать от сюда. Вблизи он ещё более несуразен. Но, если всё же подойти ближе, станет видно, что из подножья этого исполина бьют струи воды. Выглядит завораживающе!

Продолжим наше маленькое путешествие. Можно долго рассказывать о зданиях и чудесах Зубовского и Смоленского бульваров, но тогда, я не смогу сказать и пары слов об Арбате — Мекке каждого туриста. Достаточно сказать, что совсем рядом с улицей Арбат стоит Министерство иностранных дел. Сталинская высотка, которую, хоть раз, но видел каждый житель России. Пусть по телевизору, но её трудно не узнать.

Итак, Арбат. И сразу в голове всплывают слова песни Булата Шалвовича Окуджавы: «Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия…».

Это тоже свой, очень отличный от бульварного мир. Хочу сказать, что москвичи редко бывают в таких культовых местах, как Кремль, Арбат и иже с ними. Зря, на мой взгляд. Но, это правда.

Здесь свои звуки, краски и даже запахи. Это — матрёшечно-ушаночный рай туристов. Кого здесь только не встретишь, а уж иностранную речь слышать привычнее, чем родную.

На улице, длинной чуть больше километра можно найти всё что угодно. Книжные и ювелирные магазины, зоотовары, куча кафе, музеи и театры, в том числе, такой известнейший театр, как театр имени Вахтангова. Мимо него будет трудно пройти. Ведь рядом со сходом расположен фонтан «Принцесса Турандот» — напоминающий о визитной карточке театра — одноименном спектакле.

Вообще, мне Арбат напоминает восточный базар. Здесь можно купить кованые изделия, сделать татуировку, послушать бардов и поэтов, получить свой портрет. Всё — что душе угодно и ещё чуть-чуть. Это шумная улица перекликается весёлыми голосами множества очень разных людей. Здесь нужно и смотреть и слушать. За своими вещами, особенно.

Заканчивается улица большим перекрестком, с которого можно попасть на улицу Новый Арбат и входу к метро Арбатская. А вот, если пройти чуть дальше на север, минуя очень интересные дворики и закоулки, можно оказаться на Тверской улице.

Надеюсь, что вы захотели побывать здесь и услышать всё сами.

Спасибо, за компанию. С вами было чудесно.

ЛАРИСА ВЛАДЫКИНА
ПАТТАЙЯ

Кирилл Иванович с детства боялся высоты. А ещё больше он опасался летать на самолётах. Поэтому предусмотрительно запасся в Дьютике коньячком, и сейчас свысока посматривал в иллюминатор на мелькающие где-то далеко внизу города, реки, транспортные магистрали, отхлебывая обжигающий напиток прямо из горла. Спиртное растекалось по пищеводу, приятно обжигало желудок и дарило желанное спокойствие.

Отпуск Кирилл брал раз в три года, но в этот раз начальник сам настоял, чтобы сотрудник написал заявление, сам купил ему билет на самолёт и оплатил проживание в пятизвездочном отеле Паттайи.

— Езжай, — говорил он, — развейся. Паттайя — это ж рай для души холостяка! Таечки знаешь, как кошечки на Волкин-стрит мурлыкают! Мурр-мурр-мурр! Их голоса ласкают слух! По-русски совсем не разумеют, но язык любви понятен всем! Да чё я тебе рассказываю? С этим ты сам разберёшься! А море? Ты знаешь, какое там море? Не, ну конечно, купаться ты будешь ездить на острова! Но вечером! Вечером обязательно иди к морю! Послушай, как водная стихия переговаривается с сушей! Как они вместе перебирают ракушки, шуршат листьями по песку! Это лучшее лекарство от усталости! Фрукты опять же! Ты когда-нибудь видел жёлтый арбуз? Думаешь, он не спелый? А вот и нет! Если его сжать ладонями, он звенит, как монастырские колокольчики! А для передвижения по городу и окрестностям возьми в прокат байк!

Раздумывая над причиной неслыханной щедрости начальника, Кирилл Иванович задремал.

Очнулся он под мелодичный перезвон колокольчиков. В голове даже успела мелькнуть мысль, что самолёт разбился, и он, не просыпаясь, умер и попал в Рай.

Голова раскалывалась и звенела. В точности как тот желтый арбуз, про который рассказывал начальник.

Кирилл уселся на кровати и обвел взглядом помещение. Сунул руку в карман за телефоном — пусто. На всякий случай ощупал все пространство вокруг себя в поисках барсетки — нет ее. Да и… Кирилл Иванович высоко поднял руку и резко опустил ее.

— Куда ж меня нелёгкая занесла? Нет, это точно не самолёт. И даже не аэропорт. Отель? Не похоже.

За окном так пронзительно закричала птица, что казалось, колокольчики испугались и на мгновение замолкли.

Пошатываясь, Кирилл вышел из помещения, и, минуя небольшой тамбур, оказался на улице.

— Матерь Божья! — отпрянул Кирилл от обступившей его липкой жары.

Утреннее солнце слепило глаза, но Кирилл по силуэтам многоярусных крыш зданий догадался, что он в буддистском монастыре.

— Надо ж так было напиться… не помню, как здесь оказался! — вслух произнес Кирилл, а про себя подумал: вот это я вляпался!

Шум приближающихся мотоциклов нарушил звенящую гармонию. У ворот монастыря припарковалась группа байкеров. Рев моторов стих, и перезвон колокольчиков вновь заполнил тишину. Группа людей молчаливо удалилась к храму внутри сада.

О ноги Кирилла Ивановича потерлась сиамская кошка.

— О, вот и тайских девочек подвезли! — вслух невесело пошутил Кирилл.

***

Ровно через год, когда бомжеватого Кирилла Ивановича наконец-то депортируют обратно в Россию, он с гордостью будет рассказывать всем про Тай. И про Паттайю, конечно же. И про мурлыкающих кошечек. А ещё про великую силу поющего моря, и про спелые кокосы с желтыми звенящими арбузами.

МАКСИМ КАЛАШНИК
ЛОНДОН

Мастера на все руки

Многие спорят насчет осады порта Кале. Один французский конвой снабжения был блокирован английским флотом через два месяца. Пятьсот детей и стариков были высланы из города, чтобы остальные здоровые взрослые мужчины и женщины могли выжить. Одна из версий событий гласит: англичане не пропустили этих изгнанников, и они умерли от голода у крепостных стен. Эта версия противоречит данным фламандского летописца Жана Ле Беля, который высоко ценил Эдуарда III за его благородство и милосердие в отношении изгнанных: по его версии, король даже даровал каждому небольшой денежный подарок.

Я решил показать средневековый Лондон, Англию и свой художественный взгляд на эпизод столетней войны между Англией и Францией. Некоторые персонажи существовали на самом деле, другие выдуманы.

В комментариях будут сноски под рассказом.

________________________________________________________

— Тубал, не бойся и подойди к наковальне.

Мальчуган, с испачканным в черной саже и соплях лицом, неуверенно приблизился.

— Сынок, возьми инструменты. Приобщись к семейному ремеслу. Для кувалды ты еще мал, поэтому бери ручник* и фасонный*. Я помогу тебе.

Тубал принялся за работу. Прошло время. Мальчишка осознал, что уже находился не в отцовской кузне на милк стрит*. Он стоял возле огромного здания. Вокруг были люди в странных одеждах и по серым дорогам с белой полосой быстро ездили металлические нечто. Тубал испугался и прервал ковку.

— Наше ремесло не только, чтобы создавать подковы, сын! — улыбался кузнец. — Ты носишь имя Фовела*, отца всех кузнецов. У тебя дар, как и у меня. Прошлое, будущее или другие миры, ничего от тебя не сокрыто, ведь ты мастер из Лондона.

* * *

Четыре породистых белых полфрея*, везли карету через мост над Темзой*.

— Генри, нам точно нужно в этот ужасный район? Может он сам приедет?

Герцог Ланкастер* молча смотрел из окна повозки на рыбацкие суда возле Тауэра*. Он был недоволен компанией Кэтрин*, истеричной сестры своей жены Изабеллы*. Да и Лондон не любил. Ланкастера тошнило от грязных и помойных улиц этого города. Лишь в Стренде*, знатном квартале он мог еще находиться, но пришлось покинуть его по указу Эдуарда*.

— Генри?! — завизжала Кэтрин.

— Ох, прости. Приказ короля, дорогая. Человек, который нам нужен, не приедет в Стренд. Я сам не в восторге от происходящего и хочу домой, в Уэльс*.

Девушка надула губы и умолкла. Карета пересекла мост, покинув знатный район.

Когда они прибыли на Бреад-стрит*, мерзкий запах ударил по ноздрям гостей.

Люди из окон выливали свои испражнения и отходы. Пекари кормили остатками зерна свиней и лошадей прямо на узкой улочке перед пабом Табард*. Такое же заведение было и в Саутварке*. Наблюдая за происходящим, Генри и Кэтрин приготовили платки на выходе из кареты, чтобы заткнуть ими носы.

В Табарде обстановка была ничуть не лучше. Грязные и вонючие фермеры, осушали пинту за пинтой. Яркий наряд герцога из лоскутов с нашивками герба Дерби* и ванильное дорогое платье Кэтрин привлекали внимание абсолютно всех в пабе, за исключением одного человека.

Юноша крепкого телосложения с ожогом на щеке, спал сидя за столом, опустив голову. Он и был нужен Генри.

— Кузнец! — тормошил человека герцог.

— Отвааллии…. — прокряхтел юноша и захрапел.

— Господин Тубал! — закричала мерзким голосом на весь паб Кэтрин и это подействовало. Парень открыл глаза и привстал.

— Чтобы меня называли господином люди из Гростмонта*. Точно допился!

Собеседники Тубала почувствовали перегар, исходивший от него.

— Кузнец. Я здесь по приказу Эдуарда III, твоего короля. Указ с печатью! — герцог протянул документ Тубалу, но тот отмахнулся.

— Я знаю чего всем надо от меня! Но нет! Я завязал. Не тратьте свое…

— Господин Тубал! Пожалуйста, спасите моего Ральфа. Я в долгу не останусь! — заплакала Кэтрин, упав на колени перед юношей.

Трактирщик Табарда от удивления пролил кружку пива на гостей, когда увидел знатную даму, валяющуюся в ногах алкаша кузнеца.

— Леди, в этом нет смысла. Поверьте мне! — ответил кузнец расстроенным голосом, а вот тебе, — Тубал хотел привстать, но не смог и грохнулся на пол.

Все в пабе засмеялись, кроме Генри и Кэтрин.

— Дело особое. Отказаться не выйдет, так как живешь в Англии и должен чтить своего короля.

— Скажи это моему отцу, который пахал на графов, герцогов и корону всю жизнь. И к чему это привело?

Кэтрин обняла нежно Тубала и продолжала молить его о помощи.

* * *

Кузнец в карете слушал поставленную задачу. При осаде французского порта Кале*, король Эдуард позволил покинуть точку осады старикам и детям. Ведь английский флот перекрыл поставки продовольствия, и все население не выживет. Пятьсот человек покинули ворота Кале на рассвете, только вот до Франции они не дошли. Король надеялся, что этот жест доброй воли даст толчок для сдачи порта в ближайшие дни, но горожане отказались. Из-за затянувшейся осады король пришел в бешенство и отдал жестокий приказ. Эдуард нагнал и разграбил провизию людей из порта, которых выпустил. Через несколько дней жители Кале все же сдали город и присягнули на верность Эдуарду. Правда, они еще не знали, что их дети и старики убиты. Король Франции не стал поднимать флотилию против английских кораблей, узнав, что Англичане пощадили большую часть жителей. Он тоже не знал.

Корона ведала о способностях Тубала. Его цель — отправиться по ту сторону и все исправить. Кузнец откроет границу в иной мир и вернет убитых королем французов. Кэтрин же увязалась за Генри, так как ее возлюбленный Ральф служил канониром* на королевском флоте и погиб при несчастном случае во время проверки дульнозарядных* орудий.

— Тубал, твой отец помогал короне и возвращал многих, кто не должен умереть.

— Все умрут. И то, что правитель убил французов, все равно не спасет их. Вы только отчистите имя Эдуарда.

— Скажи, что нужно для задания?

— Корабль с кузней на борту, небольшая команда. И чтобы ты больше не упоминал отца.

* * *

На рассвете огромный купеческий корабль спустили на Темзу. Судно шло в сторону Бристольского залива*. Не все на борту верили в иной мир, где живут покинувшие нынешний, особенно монах Уильям.

Тубал ковал. Он изготовил несколько мечей и доспехов. Со временем вода стала похожа на звездное ночное небо. Луна стала ближе, а Земля дальше. Команда не могла поверить в происходящее, но кузнец перенес их на небеса. Монах перекрестился. Многие встретили умерших близких, говорили с ними. Здесь другой мир, где ушедшие живут заново. Тубал долго бороздил космический океан. Они маневрировали между астероидными рифами и проплывали в страхе возле черных дыр, сражались с местными пиратами. И наконец, цель достигнута. Всех французов нашли, как и возлюбленного Кэтрин.

Приближаясь к границе миров, Тубал улыбнулся, глядя на Ральфа.

— Иди же к ней!

Ральф разглядел лодку, которая плыла по звездной воде. В ней сидела Кэтрин, высматривала корабль. Он прыгнул за борт и поплыл к любимой.

Дальше за ней так же приближался Генри Ланкастер. Он окинул злостным взглядом кузнеца и направлялся дальше по течению.