Жертвоприношение

пролог

Порой случается так, что люди, находясь в одном и том же месте, живут в разном времени. Они встречались на набережной каждую пятницу. Она, выпив утренний кофе, спешила на работу. А он, просидев у воды всю ночь, собирался домой, чтобы отпустить все мысли и до вечера спрятаться за плотными шторами. Его день подходил к концу. И, глядя ей вслед покрасневшими от бессонницы глазами, он не видел солнца, но прощался с луной, исчезающей в голубой бесконечности неба.

глава 1

Утро пятницы каждый раз становилось для Риты испытанием. Она работала в кафе на набережной уже три месяца, но так и не научилась успевать к началу смены. Заведение открывалось в девять утра, и для девушки это было сродни катастрофе. Рита заводила будильник на семь утра, на половину восьмого, однажды попыталась проснуться в шесть тридцать… но, каждый раз, сбегая по ступеням на улицу, она глядела на часы, которые немилосердно утверждали — время ровно без пяти девять. И каждое утра Рита почти бежала на работу, лишь иногда замедляя шаг, чтобы поправить волосы, непослушно выпадающие из наспех сделанной прически.

Не стоит судить ее строго, ведь ей было всего девятнадцать. С понедельника по четверг она ходила в университет изучать литературу, а в оставшиеся дни работала официанткой в кафе на набережной. Риту никогда не штрафовали за опоздания. Если бы ты смог увидеть ее, то понял бы почему — невозможно злиться на девушку с такими глазами, как у нее — ясными, добрыми и бесконечно голубыми. Глазами, которые бывают только у юных девушек, что вдыхают мир с присущими только им восторгом, надеждами и любовью.

Каждую пятницу Рита спешила, но, как это бывает в столь молодом возрасте, внимание ее не было ограничено желанием скорее добраться до работы. Она наслаждалась утренним солнцем, ведь в этом городе редко идут дожди. И от ее взгляда, конечно, не ускользал мужчина, которого она встречала утром каждой пятницы. Он настолько резко контрастировал с ней, что казался пришельцем из какого-то другого мира. Рита дышала свежестью утра, энергией молодости, желанием жить, не потеряв ни секунды из того времени, что отведено ей судьбой. А он казался сгустком усталости, ступал тяжело, словно каждый шаг отзывался в нем болью. Его взгляд не поднимался выше колен утренних прохожих. Рита видела этого мужчину уже много раз, но, почему-то именно тем ранним утром ей вдруг страшно захотелось узнать цвет его глаз. В мире есть сотни поводов завязать разговор с незнакомцем, но, по какой-то, никому не известной причине, Рита подошла к нему, чтобы заглянуть в глаза.

— Доброе утро!

— А? — мужчина посмотрел на Риту с нескрываемым удивлением. Со стороны могло показаться что он, будучи выброшенным на необитаемый остров и, свыкшись со своей судьбой, внезапно обнаружил, что на острове живет кто-то еще.

— Простите меня…. — голубые. Его глаза были голубыми. Она почему-то так и думала, — просто я часто вижу вас здесь. Я работаю вон в том кафе. Можно мне угостить вас кофе?

Мужчина глядел на нее с недоумением. Рита на секунду усомнилась в целесообразности своей идеи познакомиться с ним, однако, подумав, решила: если уж идти — то до конца:

— Рита. Меня зовут Рита. Просто мы с вами постоянно оказываемся в одном месте в одно время, и я подумала, что это может быть поводом для знакомства, — она смущенно улыбнулась, — тем более, что у меня отличное настроение, мне хочется с кем-то поделиться им, а вы, простите, конечно, выглядите уставшим. Давайте я налью вам кофе? Просто так. А?

Рита говорила и сама не верила в то, что стоит и уговаривает совершенно незнакомого мужчину, да еще и старше ее, выпить кофе. А он, с минуту подумав, произнес:

— Лев. Меня зовут Лев.

— Ого! — Рита улыбнулась. — Как Толстого?

— Ну, да, — он улыбнулся в ответ, — правда, обычно спрашивают — как царя зверей?

У него был приятный, спокойный голос. Из тех, что вселяет в женщин уверенность. Кажется, что обладатель такого голоса не может навредить и уж точно окажется хорошим собеседником.

Конечно, Лев согласился выпить с ней кофе. Уже много лет он не знакомился на улице, да и вообще редко с кем-либо разговаривал. В сущности, его жизнь в последние годы была настолько скудна, что внезапное появление Риты можно было бы назвать настоящим приключением. И они отправились в кафе вдвоем — юная девушка в сиреневом платье и мужчина, одетый в потертые черные джинсы, черную кофту с капюшоном, поверх которой он носил кожаную куртку с обрезанными рукавами. Они шли рядом и так не подходили друг другу. Сколько лет было тогда Льву? Я не знаю… Может сорок, а может, чуть больше. Это не так важно. Важнее было то, что тем ранним утром он не отправился, как обычно, в одиночестве домой, а зашел вслед за Ритой в кафе, дверь которого, открывшись, пригласила внутрь приятным звоном китайских колокольчиков.

— Тааак, Рита как обычно! — раздался из-за барной стойки чей-то голос. Он принадлежал парню с бейджем: «Семен, администратор».

— Это я ее задержал, — неожиданно для самого себя произнес Лев. — Я хотел выпить кофе и расспрашивал про ваше заведение, там на набережной.

— Ничего страшно, садитесь, пожалуйста, вот меню, — увидев Льва, паренек резко сменил свой начальственный тон на стерильную вежливость.

Рита обошла стойку, взяла с вешалки фирменный фартук и, завязывая его на ходу, подошла к кофейному аппарату. А Лев, расположившись на высоком барном стуле, молча наблюдал за ее быстрыми движениями, покручивая пальцами бензиновую зажигалку. Не прошло и пары минут, как в его руках оказалась кружка ароматного свежесваренного кофе.

— Не обращайте на него внимания, — тихо сказала Рита, кивая головой на Семена, поправлявшего стулья в дальнем углу кафе. — Его недавно повысили, вот он и старается.

— Да ну, ерунда какая….

— Простите за наглость — но я очень хочу вас спросить, — смущенно улыбаясь, произнесла Рита, — а что вы делаете здесь по утрам? На набережной? У вас такой вид, словно вы просидели всю ночь…

— По правде говоря — так и есть, — ответил Лев. — Всю ночь.

— А зачем? — в глазах Риты заиграли искорки любопытства.

— Понимаешь…. — Лев начал говорить, однако внезапный шум за окном заставил его прерваться. Он обернулся и непроизвольно вздрогнул.

Источником звука оказались пять или шесть мотоциклов, шумно промчавшихся по набережной мимо окон кафе. Это были чопперы — переделанные серийные байки. На таких редко ездят новички. К тому же мотоциклисты были одеты в атрибутику одного цвета. И можно было сделать вывод, что проехали не просто любители двухколесного транспорта, а участники какого-то мотоклуба.

А потом он посмотрел на Риту и увидел то, что, наверное, меньше всего ожидал увидеть — улыбка исчезла с ее лица, а губы были нервно сжаты.

— Ты чего? — спросил Лев.

— Не люблю байкеров, — ответила девушка.

— А мне показалось иначе — ты боишься?

Рита не ответила Льву — она отвернулась, скрестила руки на груди и долгие несколько минут смотрела куда-то в сторону.

— А почему ты тогда не боишься меня? — прервал молчание Лев.

Девушка резко обернулась:

— В смысле?

— Ты не заметила? Я ведь тоже выгляжу как байкер — черная одежда, борода, косуха. — он потрепал свою куртку с обрезанными рукавами, — Только нашивок нет.

— Вы… да ладно… — на лице Риты застыло недоумение.

— Рита, не бойся. Я просто выпью кофе и пойду своей дорогой. Но, если можешь, скажи мне — почему ты боишься мотоциклистов? Простой интерес.

Девушка внимательно посмотрела на Льва, на секунду задумавшись, видимо решая — стоит ли продолжать этот разговор? А потом она откинула волосы, и он увидел длинный розовый шрам на ее шее, переходящий на левое плечо. Это был след от ожога.

— Это сделали байкеры. Мне рассказывали. Я была маленькой, когда они сожгли наш дом. Мы с мамой чудом уцелели. Я слышала, что раньше в городе было несколько банд. Вы знаете что-то о них?

«Рита, я знаю сколько, что это слишком много и слишком больно, чтобы взять и просто попытаться уместить в твою голову. А может…» — подумал Лев, пристально всматриваясь в ее голубые глаза.

— Рита, знаешь, я…

глава 2

Я так хорошо помню вечер, прожив который, понял, что никогда не буду собой прежним. Бывает так, что ты просто идешь по своим делам, делаешь что-то, не задумываясь, потому что это стало для тебя обыденным — такие, знаешь, повседневные вещи. Действия, к которым привыкаешь, повторяя их год за годом, каждый день. Ты перестаешь управлять собой, потому что теперь командует привычка. Ноги идут сами, в тысячный раз проходя один и тот же маршрут, а мысли, словно кружась где-то рядом, не имеют отношения к твоему телу, существуя сами по себе.

В тот вечер мои мысли оборвал звонкий мальчишеский голос: «Слышь, закурить дай!». Мне было шестнадцать, я, щуплый подросток, возвращался домой из художественной школы. Их было четверо, они были уверены в себе и, ухмыляясь, хрустели костяшками пальцев. Мы встретились на пустой улице, им было скучно, в глазах горело желание поразвлечься. Для этой цели я был идеальным кандидатом — сын доктора наук и заведующей факультетом в университете. Они ненавидели меня. За то, что я стоял перед ними в новой куртке, с аккуратной прической, держа в руках тубу, где лежали мои рисунки. У них же была ненависть, накопленная в карманах джинсов, которые они донашивали за старшими братьями. Неблагополучные дети неблагополучных окраин. Ненужные никому на свете. Привыкшие получать подзатыльники в ответ на желание быть любимыми. Что я мог им ответить?

— Я не курю…

— А я тебя не спрашиваю — куришь ты или нет! Я говорю — закурить дай пацанам!

Думаю, целиком описывать наш разговор не имеет смысла — ты и так прекрасно знаешь, как это бывает. Где-то минут через пять я лежал на асфальте, закрывая руками лицо и живот от ударов, листы с рисунками валялись рядом. На них четко отпечатались следы ботинок тех, кому я так мешал фактом своего существования.

Я знал, чем все должно закончиться, ведь это было не в первый раз — мне нужно лежать, по возможности не издавая звуков и, через какое-то время они, насладившись моей болью, уйдут, пнув еще разок на прощание. А я встану, отряхнусь, соберу то, что можно собрать, и пойду домой, думая об одном — скоро закончится школа, и я еду из этого ада.

Но, как ты, наверное, догадалась, в тот вечер все пошло не по запланированному сценарию. Откуда-то издалека послышался крик: «Э, вы чего творите?» и хулиганы разбежались в разные стороны. Я поднялся и увидел перед собой взрослого парня, он держал за воротник куртки одного из напавших на меня пацанов. Парень был огромен и силен как медведь, носил длинную бороду, а на его куртке с обрезанными рукавами было множество непонятных символов. Не отпуская хулигана, он протянул мне руку и помог встать.

— За что били?

— Просто так… — ответил я, утирая нос рукавом.

Мужчина скривил рот и легонько ткнул хулигана кулаком в живот. Тот издал жуткий вопль и сложился пополам.

— Тебя не учили, что вчетвером на одного не нападают? Трусы! — мой спаситель перестал держать пацана, и тот упал на асфальт, продолжая мычать от боли. — Понял, как надо с ними? — сказал он, обращаясь уже ко мне.

Я смотрел тогда на этого парня и не мог собрать воедино все свои чувства — он был сильным, даже устрашающим, я восхищался его движениям и словами. Впервые кто-то пришел ко мне на помощь, защитил — меня переполняла благодарность.

— Как тебя зовут?

— Лев, — ответил я.

— О-о-о, ну с таким именем нельзя позволять себя унижать. Должен быть как царь зверей!

— Ну, да… — смущенно улыбнулся я.

— Да ты же кисни, пацан. Учись быть сильным. Подкачайся, — он шевельнул плечами, и его кожная куртка заскрипела, с трудом сдерживая мышцы. — Массу набери, пару ударов разучишь и хрен кто докопается.

— Угу…

— Ну ладно, давай, удачи тебе! Да, кстати, меня Шаман зовут.

Он протянул мне руку, я пожал ее и мои пальцы захрустели в его ладони — настолько сильным было рукопожатие. Мне запомнилась тогда одна особенность Шамана — несмотря на устрашающий вид, его взгляд был необычайно теплым — даже не знаю, как объяснить… Он смотрел в одну точку, а в темно-серых глазах словно плыли какие-то силуэты, так, будто Шаман глядит на мир из окна автобуса, едущего на высокой скорости. Это завораживало, его взгляд притягивал и не хотел отпускать. Ты на мгновение чувствовал себя человеком, который возвращается из дальнего путешествия, но дом еще далеко, поэтому можно расслабиться и, не думая ни о чем, насладиться дорогой.

А в тот вечер Шаман хлопнул меня по плечу, подмигнул и, сев на мотоцикл, уехал, оставив меня рассматривать сизые клубы дыма из выхлопной трубы. На его куртке, во всю спину, была нашивка — белый орел с нимбом около головы, а на груди я успел прочитать надписи — «мотоклуб Ангелы» и «вице-президент». Эти слова ни о чем мне не говорили, но я решил, во что бы то ни стало, узнать, что они означают.

глава 3

Ты открываешь глаза по утрам. Встаешь с постели. Умываешься. Пьешь чай или кофе. Надеваешь ботинки. Идешь по своим делам. Твоя жизнь решена на годы вперед. Не нужно думать о том, что правильно. Просто делай то, что говорят. Потому, что есть люди старше тебя и опытнее. Которые знают, что тебе нужно. Следуй инструкциям.

В эти двенадцать предложений я уместил всю свою жизнь к шестнадцати годам. Школа, потом домой. Уроки. Вечером художественная школа. Вазочки, яблоки, пейзажи. Потом домой. Иногда целый, чаще с синяками и в грязи. Ужин. Кровать. Утро. Школа, потом домой…

Мои родители занимались наукой всю жизнь. Мама заведовала факультетом биологии в университете. Папа был доктором наук. Они строили карьеру. Случайно, где-то между делом, появился ребенок. В разговоре с подругой мама, я случайно услышал, сказала, что если бы не декрет, могла бы сейчас быть уже ректором. Подруга ответила: «Дорогая моя, а налог на бездетность? Удержание шести процентов оклада, это как?». Мама кивала, соглашаясь.

Отца я обычно видел раза два в день — утром, он шнуровал ботинки, брал портфель и говорил: «До свидания, сын», и вечером: «Пора спать, сын. К урокам подготовился?». Когда я возвращался домой, в очередной раз избитый хулиганами, отец говорил: «Сын, это люмпены. Маргиналы. Они обречены спиваться под забором. Ты выше этого. Ты выучишься, станешь ученым. А они так и останутся никем». Я кивал, но эта информация не давала мне ровным счетом ничего — мне хотелось, что меня перестали бить на улице, но отец не знал, что для этого нужно. Он был маленьким, стареющим мужчиной с лысиной и очками для чтения бесконечных книг. А мама любила разговоры об университете, ей совсем не нравилось говорить обо мне.

И знаешь, что было самым страшным? Нет, не мое одиночество в кругу семьи. Нет. Самым страшным было то, что все это являлось для меня нормальным! Быть слабым, не говорить о своих чувствах, сдерживаться, когда бьют, прятать лицо от ударов за выставленными локтями. Говорить только: «Да, ты прав, отец», «Хорошо, отец». Не иметь друзей, потому что с друзьями гуляют в свободное время, а у меня его не было. Быть готовым стать таким же, как мои родители. Следовать инструкциям.

Такую жизнь можно проживать бесконечно долго. Годы, десятилетия. Можно вообще никогда не просыпаться. Ведь как понять, что ты спишь, если сон кажется реальным? Тем вечером, когда Шаман спас меня от хулиганов, я словно приоткрыл на мгновение глаза, на долю секунды скинул с плеч состояние дремы и увидел мир, о котором не знал раньше. И знаешь что? Тот мир понравился мне больше, чем мой собственный. Вдохнув однажды пьянящий запах силы и неизвестности, я не мог оставаться прежним.

Через несколько дней, утром, мне нужно было встать пораньше, мы завтракали всей семьей. Долго собираясь с силами, проклиная собственную нерешительность, я, наконец, произнес:

— Отец, а кто такие байкеры?

— Бездельники, — не отрываясь от газеты, промолвил отец, — катаются на мотоциклах, будят по ночам нормальных людей.

— Ты почему спрашиваешь? — спросила мама.

— Да, так… Интересно…

Отец отложил газету и сказал:

— Сын, не занимайся ерундой. У тебя через год выпускные экзамены. Зимой в художественной школе аттестат получишь. Об учебе думать надо, — он многозначительно поднял вверх указательный палец.

— Да, ты прав, отец…

Я, в общем-то, знал, что родители не помогут мне с поиском информации. Не понимаю — зачем я тогда их спрашивал? Хотя нет, понимаю — а у кого еще? В мире не было ни единого близкого человека. Просто с отцом и матерью я жил под одной крышей.

Но любопытство, сравнимое разве что с зубной болью, терзало меня. Не давало спать по ночам. Во сне мне грезились мотоциклы, таинственные огни и серые глаза Шамана — человека, изменившего мою жизнь.

Чтоб ты понимала — задача найти информацию в то время была не из легких. Интернет еще не изобрели, а среди тысяч книг, накопленных родителями в нашем доме, вряд ли нашлась бы хоть одна про мотоциклы. Но, после нескольких беспокойных недель меня осенило.

У моих родителей была машина — редкость в то время. Ученые являлись элитой, отец был единственным автомобилистом в нашем дворе. С присущей ему педантичностью, каждое воскресенье, в полдень, он спускался вниз с ведром и тряпкой, чтобы начистить машину до блеска. Я знал, что иногда он ездит в автосервис за несколько кварталов от нас. Меняет масло и…. что там еще меняют в машинах? И после пытки отчаянием от неразрешенности поставленной для самого себя задачи, я все-таки набрался смелости и отправился в сервис, чтобы спросить про байкеров там. В автосервисе точно кто-нибудь должен знать.

Однажды днем я вышел из дома, чтобы пойти в художественную школу, однако свернул в другую сторону, навстречу мечтам. Сердце колотилось — а вдруг не получиться? Что тогда делать? Нет, соберись, придумай что-нибудь. Вперед!

Через пятнадцать минут я стоял у распахнутых ворот автосервиса. Кого спросить? Двор казался вымершим, там не были ни души. Но через пару минут из гаража появился какой-то парень в засаленной робе, на вид он был чуть старше меня:

— Тебе чего?

— Добрый день. А вы чините мотоциклы?

Он усмехнулся:

— А ты из какого клуба?

— Я просто… мой отец чинит у вас машину, он попросил узнать. Ему предложили мотоцикл, но там надо что-то починить.

— А… Академик что ли?

— Он доктор наук.

— Что за байк?

— Harley-Davidson, — это была единственная марка мотоциклов, которую я знал.

Парень из автосервиса почему-то помрачнел, и ответил:

— Э, брат, не советовал бы я вам с этим связываться.

— Почему?

— На Харлеях только «Ангелы» ездят. Можно крупные неприятности поиметь.

— А где их можно найти?

— «Ангелов»?

— Ага.

— Так известно где. В конце набережной, где промзона начинается. У них там гараж. Но, послушай совета — не суйтесь туда. Там народ сложный, скажи отцу — пусть лучше на машине катается.

— Ладно, я передам. Спасибо большое. До свидания.

— Давай, удачи.

Мы попрощались, парень снова вернулся в гараж, а я… Я отошел немного от сервиса, оглянулся и, убедившись, что улица пуста, начал прыгать от радости. У меня получилось! Теперь я знаю, где искать!

глава 4

Мне доводилось слышать, будто восточные мудрецы утверждали, что человеку в жизни отведено определенное количество вдохов. И люди просвещенные стараются дышать осторожно, размеренно, чтобы не потратить впустую то, что дано свыше. А вдруг мудрецы были не совсем правы, и нам дается не какое-то количество вдохов, а ограниченный круг событий, который мы способны пережить за отведенную нам жизнь? И ты можешь сам выбирать — растянуть это количество на десятки лет или прожить наполненную событиями жизнь за считанные годы. Мне такая версия нравится больше, наверное, потому что применительно ко мне она, кажется, работает.

Прошел год после моей встречи с Шаманом. И это время было для меня по-настоящему сумасшедшим. Загоревшись идеей, вдохнув запах неизвестной, но такой привлекательной жизни, я научился многому. Например, обманывать и скрываться.

После того, как мне удалось узнать о местонахождение гаража «Ангелов», я стал разрабатывать план, как попасть в это место. Промзона на набережной была километрах в десяти от моего дома, туда ходил один автобус раз в час. В условиях отсутствия у меня свободного времени, выкроить момент, чтобы сгонять туда и обратно было сложно. Поэтому я стал ждать.

Помнишь, по вечерам я ходил в художественную школу? Так вот, к Новому году занятия в ней закончились, мне дали аттестат и не воспользоваться таким подарком было нельзя. Говорят, в экстремальных условиях мозг человека начинает работать в разы быстрее. Я до сих пор удивляюсь тому, как быстро мне, человеку, еще совсем недавно беспрекословно подчинявшемуся словам родителей, удалось научиться обманывать.

Я выяснил, что Центральная библиотека работает до девяти вечера. Ехать туда нужно было с двумя пересадками, около сорока минут, плюс время на ожидание автобуса на остановке. Итого выходило, что соврав отцу о том, что я буду готовиться к поступлению в библиотеке, мне удалось выкроить целых пять часов времени, с пяти до десяти! Это был триумф!

В середине января у меня впервые получилось отправиться к гаражу «Ангелов». Из окна автобуса я наблюдал, как мимо проплывают дома, улицы, и, мне казалось тогда, что они уходят безвозвратно, остаются там, позади, где-то в другой жизни, в которую я не хочу возвращаться. Неожиданно повалил крупный снег. Наш город южный, температура даже зимой редко опускается ниже плюс пяти градусов, а уж снег я и вовсе видел пару раз в жизни. А в тот день, выйдя из автобуса на конечной остановке, очутился словно в густом тумане — настолько мощным был снегопад. Однако через десять минут снег прекратился, в просвете между облаками снова засияло солнце.

Я огляделся. Бесконечные заборы, упирающиеся в небо заводские трубы, желтые стрелы подъемных кранов для разгрузки судов, но ни одного мотоцикла. Я решил прогуляться. И, пройдя через несколько абсолютно одинаковых кварталов, мне удалось найти то, что я искал — в самом начале промзоны, между улицей и набережной на огороженном забором пятачке находился внушительных размеров черный ангар. На его крыше была большая надпись — «мотоклуб Ангелы».

Я заворожено смотрел на огромные буквы. Но радость моя мешалась с разочарованием — территория была пуста, там не было ни одного человека, равно как и мотоциклов.

— Ну, что ж, — сказал я тогда вслух самому себе, — будем ждать.

Тот вечер я провел, сидя на камне напротив мотоклуба. Часам к восьми начало темнеть, ни малейших признаков жизни в гараже не было. В половину десятого вечера я, с сожалением и разочарованием, побрел к остановке, чтобы успеть домой. И, уже сидя в кресле автобуса, сквозь мутное стекло окна, увидел, как мимо промчались три мотоциклиста. На их спинах были нашивки с белым орлом, увенчанным нимбом. Это были «Ангелы». Я подпрыгнул на сидении так, что кондуктор оглянулся и неодобрительно посмотрел на меня. Но мне было наплевать. Я был на верном пути.

Спустя неделю наблюдений мне удалось выяснить, что «Ангелы» собираются в своем гараже ближе к десяти вечера. И это была проблема. Я не представлял, как вырваться из дома в такое позднее время. Но, судьба решила сделать мне подарок — в конце февраля на выходные родители уехали на какую-то научную конференцию. Мир был у моих ног.

Вечером пятницы я, сев на последний автобус в сторону промзоны, поехал в гараж «Ангелов». Мыслей о том, как добираться обратно домой, у меня не было. Я надеялся на удачу.

Посидев часа полтора на ставшем для меня родным камне напротив гаража, я стал свидетелем чуда. К полуночи площадка перед ангаром преобразилась до неузнаваемости — стройные ряды блестящих, начищенных до блеска Харлеев, свет от костров, горящих в десятках расставленных по территории бочках, громкая музыка. Байкеров было, наверное, около тридцати. Они были одеты во все черное, и у каждого на спине куртки были нашивки с белым орлом. Кто-то просто пил пиво, в другом конце асы показывали, как ездят на заднем колесе. За столами устраивали армрестлинг, разминались и ждали своей очереди желающие показать удаль в кулачном бою. Мужчины щеголяли мышцами, покрытыми многочисленными татуировками, на которые с восхищением смотрели красивые женщины.

Я заворожено глядел на происходящее, пытаясь разглядеть в толпе Шамана. Его не было видно. Тогда, набравшись смелости, я решил попробовать пройти в клуб.

— Заблудился, малец? — у ворот путь мне перегородил здоровенный байкер. Они что, все такие огромные?

— Я ищу Шамана.

— Не знаю такого, — сурово ответил охранник.

— Он состоит в клубе.

— Слушай, парень, шел бы ты отсюда.

— Пустите меня внутрь, я найду его, — фраза вырвалась сама, я не успел даже подумать о своей невиданной смелости.

Охранник усмехнулся:

— Знаешь, парень, сюда нельзя зайти пешком, можно только заехать на байке. Это правило клуба. Где твой байк?

— У меня его нет.

— Ну, вот будет мотоцикл, приезжай, поговорим, — байкер шумно хлебнул пиво из бутылки и раскатисто засмеялся.

«Вот черт», — подумал я тогда. Но, делать было нечего, поэтому, развернувшись, побрел к дому. Путь был неблизким. Зато, глубокой ночью, открывая дверь квартиры, я улыбался от того, что в моей голове уже созрел новый план.

Через несколько месяцев, поздней весной, я крутил диск телефона, набирая номер из газеты объявлений. А через пару часов крутил уже ключи от старенького потрепанного мопеда. Той весной я похудел на четыре килограмма, потому что откладывал все выделенные родителями на питание деньги, но цель того стоила.

Парень, продавший мне мопед, вкратце объяснил, как надо ездить и пожелал мне удачи. Он просто не знал, что удача и так было на моей стороне — родители снова были на конференции, а предстоящая ночь обещала стать особенной. Заезжать в свой двор я, конечно, не стал, а оставил мопед у дома через дорогу, накрыв брезентовым чехлом.

Около полуночи, задыхаясь от волнения, я вышел на улицу, чтобы отправиться в мотоклуб. Но на моем пути возникла проблема, которую получилось решить совершенно неожиданным способом. Я перешел дорогу, завернул во двор, где оставил мопед и застыл на месте. В каких-то пяти метрах от моей сегодняшней покупки, на скамейке пили пиво трое парней. В темноте не было возможности разглядеть лица, но, судя по их речи, где цензурными были только предлоги «ни» и «на», это были как раз те гопники, от которых я неоднократно получал по пути из художественной школы. «Давно мы не встречались», — проскочила в голове мысль. Да и, честно говоря, сегодняшний вечер был не лучшим временем вспоминать былое. Я решил подождать. Простояв около получаса, поглядывая на парней из-за угла дома, и, убедившись в том, что расходиться они не собираются, я решил рискнуть.

«Подойду к мопеду, встану спиной и, как ни в чем не бывало, поеду. В темноте не узнают», — таков был план. Он с треском провалился. Стоило мне подойти и убрать чехол с мопеда, парни мгновенно возникли рядом.

— Оооо, ты глянь, какие люди! — услышал я голос за спиной.

— Это твой, что ли? Дай-ка поглядим!

— Ребята, я спешу, мне надо ехать, — попытался возразить я.

— Да погоди ты, погоди, — сказал один из них, оттолкнув меня в сторону.

Я видел, что ситуация стремительно выходит из-под контроля. Один из парней взгромоздился на сидение и покручивал ручку газа. Другой подошел ко мне совсем близко:

— Это… ключи-то где? Дай покататься пацанам.

— Слушайте, мне правда надо ехать.

— Ты че?! — парень снова толкнул меня плечом. Его глаза, стеклянные от алкоголя, вызывали отвращение. — Я тебе говорю — ключи давай. Покатаемся, завтра придешь заберешь.

Внутри похолодело. Сейчас они отнимут мопед и это будет конец моим мечтам. Наверное, новый «я» окончательно родился именно в те минуты.

— Ладно, ладно, сейчас дам ключи, — моя фраза расслабила парней. Я открыл маленький ящик у заднего колеса, служивший багажником — прошлый хозяин мопеда оставил там гаечный ключ, объяснив мне, что некоторые детали механизма лучше периодически подкручивать, все-таки мопед был уже старенький.

Я достал ключ и наотмашь ударил стоящего рядом парня по голове. Тот, не издав ни звука, рухнул на асфальт. Два его товарища отпрыгнули назад:

— Ты охренел? Че творишь, ботаник?

— А ты подходи ближе, тебя тоже отоварю! — я кричал, не веря собственным ушам.

Один из парней сделал «розочку», разбив бутылку об стену, и приближался ко мне. Я сделал выпад, махнув ключом, он уклонился от удара и порезал мне щеку. Положение было критическим. Я чувствовал, как по лицу течет кровь, тело трясет от адреналина, а со спины набросился еще один противник. Парень схватил меня сзади, я машинально ударил его затылком в лицо и, развернувшись, добил ключом. В этот момент правый бок обожгла боль — это был парень с «розочкой». Хорошо, что на мне была плотная куртка. Через мгновение он тоже лежал на асфальте, держась за голову.

Парни валялись на земле, мыча от боли, а я стоял и не верил в то, что происходит. Впервые в жизни в драке били не меня. Однако радоваться этому обстоятельству было некогда. Мне нужно было ехать. Я с третьей попытки завел мопед и отъезжая, увидел в зеркало, как гопники тяжело поднимаются с земли.

— Живые, — произнес я вслух для самого себя, — Да хоть бы и сдохли!

Я ехал по пустым улицам ночного города, ветер щипал порезанную щеку, правая рука была вся в крови. Но все было неважно. Если это жертва, которую надо принести на пути к мечте, то я готов идти до конца.

Около часа ночи мопед, издавая все более страшные звуки, довез меня до ворот мотоклуба.

— Парень, ты прикалываешься? — байкер, стоявший на входе, задыхался от смеха.

— Мне сказали, что в клуб можно только заехать. Пешком нельзя. Вот я и приехал.

— Ты бы еще на лыжах приехал, а-ха-ха! Юп, эй, иди сюда скорей!

Человек, называвшийся Юпом, был раза в два больше других байкеров, и так казавшихся мне огромными. На его лице виднелась паутина шрамов, а на груди была нашивка «сержант». Он не стал смеяться, посмотрел на меня с интересом и спросил:

— Тебе чего надо?

— Мне нужен Шаман. Он знает меня. Ваш охранник сказал, что в клуб можно только заехать на мотоцикле, вот я и приехал.

Юп внимательно разглядывал меня:

— Ты чего в крови? И где ты этот велик украл?

— Я не украл, купил по объявлению. Пока ехал к вам, гопники хотели отнять его. Я не дал.

— Шамана откуда знаешь?

— Он спас меня в прошлом году.

Юп на минуту задумался:

— Ну, ладно, пошли. Сокол, — он обратился к охраннику, — присмотри за байком нашего друга, — лицо великана осветила улыбка.

Юп вел меня через двор, я чувствовал, как в воздухе бурлит энергия. Энергия свободы, приключений, та, которая заставляет сворачивать горы и умирать, исполняя мечты. Мы подошли к дальним воротам гаража, там я увидел стол, за которым сидели двое мужчин. Один был с темным ежиком волос, аккуратно подстриженной бородой и блестящей серьгой в левом ухе. На его груди я прочитал: «президент». А рядом сидел Шаман. Он увидел меня, поставил бутылку с пивом и сказал:

— Ничего себе, кого я вижу! Тебя каким ветром занесло?

Человек с нашивкой «президент» с удивлением посмотрел на меня и обратился к Шаману:

— Это что за пассажир?

— Все нормально, Сенсей, — ответил Шаман, — это мой друг. Ты как попал-то сюда?

— Шаман, — я начал говорить, а голос предательски дрожал. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не сорваться на крик, — я хочу вступить в клуб.

глава 5

Полярная ночь — тяжелое испытание для неподготовленного человека. Для жителей Севера естественно, когда почти полгода солнце появляется на считанные минуты, а вот приезжие испытывают сильный стресс от этого явления. Видимо, угнетенное состояние души вкупе с акклиматизацией и бытовыми сложностями стали причиной того, что молодая женщина почувствовала родовые схватки на восьмом месяце беременности.

Эти молодые люди работали полярниками. Той длинной северной ночью у девушки начались роды. Ее муж сел на снегоход и сквозь метель поехал в соседний поселок за врачом. Дорога была неблизкой, ситуация требовала действий и полярники привели из чукотского стойбища оленеводов настоящего племенного шамана. Аргументом послужило высказывание радиста: «Ну, чукчи ведь тоже детей рожают».

Колдун явился быстро, осмотрел роженицу, велел принести теплой воды и к утру, перекрикивая снежную метель, девушка родила мальчика. Младенец был очень маленьким и слабым, шаман посмотрел на него и произнес: «Не выживет». По щекам женщины текли слезы, она умоляла колдуна сделать что-нибудь. Шаман долго всматривался в глаза мальчика, потом сказал что-то на чукотском и, взяв охотничий нож, ушел в тундру. Он вернулся через сутки, к тому времени мать ребенка умерла из-за тяжелых родов, а отец так и не приехал обратно с врачом. Казалось, что малыш доживает последние минуты.

Колдун вошел в комнату, где лежал ребенок, и все присутствующие закричали от ужаса — шаман был с ног до головы вымазан кровью, грудь рассечена медвежьими когтями, часть лица превратилась в кашу, правый глаз и ухо отсутствовали. Он хрипло прорычал: «Отойдите», подошел к младенцу, достал откуда-то флягу, и, вылив содержимое на ладонь, стал рисовать на лице и груди ребенка какие-то символы, произнося непонятные чукотские слова. Жидкость была красной, похоже, он принес медвежью кровь.

Через пару минут шаман закончил, упал на спину, тихо произнес: «Отнесите меня в мою юрту» и потерял сознание. К ночи он умер. А утром полярники слушали задорный крик младенца — мальчик выглядел абсолютно здоровым. Метель кончилась, но врач так и не приехал. Забеспокоившись, двое мужчин отправились в соседний поселок. Когда они вернулись вместе с доктором, оказалось, что папа мальчика не доехал до больницы. Его так никогда и не найдут.

А спустя две недели с юга прилетел дед малыша, который, прижимая к покрытому седой щетиной лицу розовые щечки младенца, плакал и говорил: «Ничего, маленький, все будет хорошо». А мальчик улыбался, глядя на деда своими серыми глазами, в которых словно мерещились какие-то силуэты. Сейчас, спустя много-много лет эти глаза глядели уже на меня:

— Ты хочешь вступить в клуб? — переспросил Шаман.

— Да! — уверенно ответил я.

Шаман посмотрел на Сенсея, тот закурил и сказал:

— Чтобы стать кандидатом на вступление, нужны рекомендации как минимум двух членов клуба. Это во-первых. А во-вторых — наш клуб ездит только на Харлеях.

— Я могу дать ему свой байк, — это был Шаман. — А что? Мне через две недели должны новый привезти.

— Так ты хочешь за него поручиться? — спросил у Шамана Сенсей.

Шаман посмотрел на президента, потом на меня, затем снова на президента и сказал:

— Да.

— Ладно, сынок, — ответил ему Сенсей, — надеюсь, твоя интуиция и на этот раз не подведет. Но этого мало. Чтобы поставить вопрос на голосование, нужен еще один поручитель.

После секундной паузы, как гром среди ясного неба, прозвучал голос Юпа:

— Я за него поручусь.

Все присутствующие с нескрываемым удивлением смотрели на байкера-гиганта. Все, кроме Шамана. Он, хитро прищурившись, улыбался.

— Да ладно вам — чего суровые все, как на заседании суда. Мне вот пацан нравится. Говорит, навалял кому-то, пока к нам ехал. Велосипед свой защищал.

— Да ладно? — оживился Шаман. — Ты на велике приехал?

— Не, — ответил я, — на мопеде, купил сегодня по объявлению. Гопники отнять хотели, а я их избил гаечным ключом.

Послышался гул одобрения. Я тоже заулыбался.

— Ладно, — Сенсей выбросил окурок и хлопнул себя ладонями по коленям, — поставим вопрос на голосование. Приходи через неделю. Кстати, слушай, как тебя звать-то?

— Лев, — ответил за меня Шаман, — классное имя, на мой взгляд, даже прозвище не надо придумывать.

Сенсей подошел ко мне и протянул ладонь для рукопожатия:

— Ну, давай, Лев. Удивимся. Шаман, проводи друга.

Шаман дошел со мной до ворот и, прощаясь, сказал:

— Молодец, братан. Я в тебя верю. Увидимся.

Я завел мопед и поехал домой по темным пустынным улицам. Начался дождь, капли были холодными и, падая за шиворот, заставляли тело дрожать. Но это не имело значение. Той ночью ничто не было важно. Потому что я возвращался с победой. Меня возьмут в клуб! Я был счастлив и смог уснуть только с рассветом.

Я еще дремал, когда услышал, как открывается входная дверь. Родители вернулись! Черт, сколько же я спал? Часы показывали шесть вечера. Быстро одевшись и выскочив в коридор, я встретил изумленный взгляд отца и понял, что кое о чем забыл — мое лицо украшал алый порез, полученный ночью в драке.

— Это что такое, сын?

Я открыл было рот, чтобы придумать какое-нибудь объяснение, но судьба распорядилась иначе — мне не пришлось ничего рассказывать отцу. В дверь позвонили и, спустя мгновенье, в коридоре стояли три милиционера во главе с участковым:

— Доброго дня. Мне очень неудобно, но нам нужен ваш сын, — участковый смущался, что отвлекает таких уважаемых людей, как мои родители, — на него поступило заявление. Нужно проехать с нами.

— Какое еще заявление? — мамин голос сорвался на крик.

— Причинение тяжких телесных повреждение. Есть информация, что он напал на отдыхающих подростков с металлическим предметом. Ночью поступило заявление.

— Вы что за бред несете? — отец отказывался понимать слова участкового.

— Заявление поступило, — мялся милиционер, — мы обязаны отреагировать. Я прошу проехать с нами в отделение.

За все время разговора родителей с участковым я не сказал ни слова. В голове крутилась мысль, что если «группа отдыхающих» действительно сняла побои, то это грозит мне реальными проблемами. Коленки подкосились, меня начало подташнивать.

Через несколько минут, когда милиционеры посадили мое ватное тело в патрульную машину, мы поехали в участок. Я сидел на заднем сидении между участковым и отцом. Отец молчал, за всю дорогу он не удостоил меня даже взглядом.

Следующий месяц я провел в следственном изоляторе для несовершеннолетних. Не хочу подробно рассказывать об этом месте, отмечу лишь, что там я прошел важную школу. Жестокость преступников-взрослых не идет ни в какое сравнение с нравами уголовников-подростков. Синяки не сходили с моего тела, однако и я научился отвечать силой на силу. Тогда, в камере изолятора, я понял одну простую вещь — ты можешь бояться, можешь, напротив, не бояться ничего, это не важно, но ты должен показать окружающим, что в тебе есть сила. Научись брать себя в руки, складывать ладони в кулаки. Пусть коленки трясутся, пусть начинает тошнить от страха, пусть хочется убежать — это нормально, но преодолей себя, принеси страх в жертву, вытерпи боль, докажи, что сильный и мир станет твоим.

Следователь, занимавшийся моим делом, был нервным хамом. Он часто срывался на крик, то и дело угрожая: «не сядешь на клистер, посажу на бубуку». Мои утверждения, что это я являюсь пострадавшим, его не интересовали. Он пугал меня пятилетним сроком. Я отказывался признавать свою вину.

Я подолгу смотрел в узкое зарешеченное окно камеры, разглядывая маленький кусочек неба, который оно смогло в себя вместить. Где-то там, под этим небом, заводят свои байки «Ангелы», а я… Наверное, они уже и забыли обо мне.

Мое дело тянулось почти месяц, когда следователь неожиданно поменялся. Явившись на допрос, вместо привычного истеричного крика я услышал спокойный, мягкий голос:

— Здравствуй, Лев. Присаживайся.

Новый следователь объяснил, что в моем деле были допущены ошибки, но он знает, как их исправить. Через неделю состоялся суд, я получил год условно за «превышение уровня необходимой самообороны» и прямо со скамьи подсудимых отправился домой. Родителей на заседании не было, поднимаясь по лестнице к двери своей квартиры, я кожей чувствовал всю тяжесть предстоящего разговора.

— Ты хоть понимаешь, что натворил, идиот! — отец кричал так, что, казалось, стекла его очков вот-вот лопнут. — Ты — уголовник! Что ты теперь будешь делать?! Экзамены в школе прошли, все нормальные дети получили аттестаты. А ты? Вот, полюбуйся!

Отец бросил в меня какую-то бумажку. Это была справка, о том, что я прослушал курс средней школы. Аттестат мне не выдали. Экзамены и выпускной я провел за решеткой.

Отец надрывался, крича о том, что такого, как я, возьмут только коров на ферме доить и бутылки собирать на остановках. Мама стояла в углу, скрестив руки на груди. Она молчала.

А я… а мне было все равно. Я думал о том, как быстро может измениться мир. Еще совсем недавно со мной просто не могло случиться то, что случилось. Считанные месяцы назад я не мог представить, что слова отца будут вызывать у меня равнодушие. Мне было абсолютно все равно, что он говорит.

«Позор семьи!» — так отец закончил очередную гневную тираду. Это были последние слова, которые я слышал от него. Он удалился в свой кабинет, шумно захлопнув дверь, а я надел куртку и вышел на улицу, чтобы никогда больше не возвращаться в этот дом. Мама? Она так и простояла все время со скрещенными на груди руками, не сказав ни слова.

глава 6

— Шаман, по-моему, мы второй раз уже здесь идем.

— Лев, ну-ка посвети.