Бесплатный фрагмент - Здравствуйте

моим дорогим, любимым…

Здравствуйте, люди

на обложке рисунок автора «Свеча надежды»

***

Не спешите звать на помощь,

Оказавшись вдруг в пустыне —

Всё равно, что звать на помощь

В людном городе в толпе.

Все пройдут лишь стороною,

Покрутив над бровью пальцем.

Обойдут все стороною,

В страхе крестясь на ходу.

Но без паники, без стрессов —

Оглядитесь хладнокровно.

И без паники и стрессов

Наугад возьмите курс.

Проложив через барханы,

Не сворачивая, — прямо

По зыбучим тем барханам

Прите на восток к шоссе.

Никакой вам автострады

Не сыскать ни жизнь, конечно,

Нет в пустыни автострады —

Только кварцевый песок.

Но зато надежда с вами

Будет, сил покуда хватит.

Не умрет надежда с вами —

Сможет и без вас прожить.

Таянье снегов

Снег сойдёт однажды всё же,

И весна откроет тайны,

Что хранила аккуратно

Под покровами зима:

Кошек и собак бродячих,

Женщин иль мужчин нетрезвых,

Возвращавшихся с работы ль,

Занесённые тела.

На чуток они вздремнули,

В темноте свернув с тропинки,

По нехоженому следу

Непроторной целины.

Занесёт протор позёмкой.

Насугробит снег намётом

И застелет многотонным

Плетом колким те их сны.

Что им снится? Сладко спят ли?

И изъянами проталин,

В черных, слякотных прорехах

Обнаружит их весна.

Вздрогнет вешним половодьем,

И заплачет с крыш капелью,

Удручённая подарком,

Что подбросила зима.

Тем, кто часто встаёт по ночам

Ночью  дом как будто больше,

Потому-то и опасно

По нему бродить в потёмках —

Можно в угол забрести.

Забрести и не вернуться,

И идти, идти всё дальше,

Натыкаясь лишь на воздух,

Спотыкаясь об него.

Помнишь, раз иной по стенам

Треск сухой и шорох ходит —

Это те, кто заблудились

В этом доме в темноте.

Не находят путь обратный

Замурованные в тверди,

Вот и ощупью простенок

Всё мечтают отыскать.

Им тревожно и печально,

Что когда-то так нелепо,

Встав с разнеженной постели,

В полусне пропасть смогли.

Вот и ты не зажигаешь

Свой ночник глубокой ночью,

Сбросив тёплое одеяло,

Шаг торопишь босых ног.

И отшлёпав пол ледышкой

Своих стоп, обратно мигом…

В этот раз вернуться, знай же,

Слава богу, повезло.

Девять окон и дверей я настежь отворю

Замкнула тела своего я девять окон и дверей.

К моей душе подкрался вор, — позвать на помощь ли скорей?

В темнице сердца я его связала и, воскликнув: «Ом!»,

Спустила шкуру я с него святым заклятьем, как бичом.

Лал-дэд, средневековая индийская поэтесса XIV века

Моей любимой Наташеньке

Ом! Девять окон и дверей я настежь отворю,

Друзей впущу я в дом, наполню комнаты простором.

Чрез главное окно я звук души пущу,

Чтобы летел он в мир, к душе другого…

Чрез два других окна я свет богов впущу,

И отражение людей как для любви образчик…

Пусть эти два окна расскажут: я грущу

Или расскажут всем, я счастье и не прячу.

Чрез два других окна наполню звуком дом,

Мелодией Земли, людей красивой песней…

Шепчи мне о мечте, о том, что мы вдвоем

Идем по парку золотому вместе.

Чрез два других окна я запахи приму,

Как радостных гостей, дарить тепло зашедших.

Пьянят, ласкают ли, иль освежающе зовут

К волне морской, иль на прогулку к лесу.

Чрез скрытое окно я мусор удалю

Из дома своего, весь хлам я вынесу тревожный.

Ведь в комнатах моих есть место лишь добру,

И места нет для лжи, и нету места злобе.

Последнее окно — закрытое для всех.

Я отворю его тому, кому я стану верной.

Я знаю он придет, он приоткроет дверь,

И он войдет в мой дом из приглашенных первым…

***

Наташеньке…

Вы… кажется… меня поцеловали,

Когда невинно я спала.

На лбу мне локон поправляли

Едва дыша…

Сквозь сновиденья прикасанья,

Как будто приказанья,

Чтобы безвольной я была…

Вы поправляли одеяло,

Тревожась словно за меня

(Чуть звук нечаянный — меня не стало,

Чуть шёпот — я и умерла).

Я знаю, вы глядели нежно

На женское в ночных одеждах существо,

И так мятежно, мило и безгрешно

Ласкали взглядом вы его…

Так лишь, возможно, смотрит ангел,

Безвинный агнец иль дитя…

Вы… кажется… еще поцеловали,

Когда придумали меня…

Сквозь сновиденья я узнаю,

Что вы печалитесь потом,

Когда фантазия такая

Вас снова-снова покидает

В постылом одиночестве своём….

***

Милой моей Наташеньке…

Я придумаю все истины однажды,

И придут ко мне искатели ответов,

И мне пропуски раскрытые покажут,

Иль покажут к истинам билеты.

Назовут меня они пророком,

Чтить начнут как ветхую святыню…

Захотят — пусть назовут и Богом,

Отращу бородку длинным клином.

Поклоняйтесь, коль хотите, братцы.

Только вот бы жертв не приносили —

Не люблю я этого, признаться,

А люблю, чтоб женщин вы любили….

Ну и мужиков, конечно, тоже,

Даже тех, кто хил и в рост не вышел,

Даже тех, кто крив своею рожей,

Даже тех, кто сам влюблён в парнишек….

В общем, мне понравиться быть Богом,

Надо только истин напридумать….

Это, в сущности, ведь очень просто —

Как на землю взять и сплюнуть.

Ты моё…

Моей милой Наташеньке…

Жизнь очень простая и светлая вещь, когда есть двое, способные сделать ее между собой такой.

/Автор/

Ты моё

десенсибилизирующие средство…

Нервы, знаешь, как-то стали ни к черту,

Да и ни к Богу, однако же.

Ты искала для себя в мире место,

Помнишь?

Это место — моё сердце:

Вы с любовью там рядышком.

Осень.

Чувствую вновь обострение:

Гиперкинез и печаль, и боязнь одичать….

Знаешь,

ко мне всё ж милосердна вселенная:

Она мне послала тебя.

Ты моё

Средство для редкой возможности:

Говорить «Я есть для тебя»…

Ох! как мне надобно быть осторожным,

Чтоб вселенная ко мне милосердна была,

И ты своё место никогда не покинула,

никогда, никогда, никогда, никогда…

Картинки

Моей любимой Наташке-солнышку Макаровой

…а жизнь всего лишь склад

Из неотредактированного текста,

И каждый миг — слова, слова,

Набросок приближенных описаний.

Спешим определять, спешим давать названье

С детства,

И память как эскиз свершенных пожеланий…

В словах хранится груз

Событий словно знаний…

Мы доверять спешим и чувствам, и картинкам —

Когда-то мы давали имена всему,

Что видели мы сами,

И верили всему:

Насмешкам и слезинкам…

Судный День

Бредем восставшие из холода гробов.

Уж близок Судный День к великому свершенью.

Бредем к престолу, царствует где Бог,

И каждый жаждет мщенья.

Мы тлен, мы падаль, гной земли,

Грохочем мы костями по дороге.

Бредем спросить Его за все грехи,

Что Он чинил всем нам убогим.

Уж сломлена печать на боговых вратах,

Христос повержен, как и ангелы побиты…

Мы входим — оживает прах.

Бредем спросить Его за все обиды.

Но что мы видим?… Бог совсем пацан!

Малыш совсем Он несмышленый, братцы…

Он этот мир для игр создавал,

И как ребенок забавлялся…

Стоим и плачем, нету чувств в груди,

И мстить ребенку нам всем не под силам…

Забудем Богу, люди, все Его грехи,

Пошли-ка вновь лежать к своим могилам…

А дальше? Дальше пустота…

***

Когда-нибудь я стану старым:

Свершится жизни злое колдовство,

И от борьбы за молодость устану,

Наброшу на себя дрыхленья серебро.

И буду смирно ждать кончину,

Лукаво улыбаясь молодым,

Что, мол, для скорби нет причины —

Жить можно и таким больным.

Когда-нибудь я стану старым,

Быть может… через пару тысяч лет,

Когда от жизни и любви устану,

И смерти слать улыбками привет.

***

Я слишком юн еще,

Чтобы моя постель была чиста,

Свободна от романтичных, нежных, искренних фантазий;

Ещё меня пленяет мира красота,

Ещё не замечаю грязи.

***

Нож острый звёздной гильотины

Отрубит голову очередному дню;

И кровь стечёт с небес твердыни,

Где вечер бросит жертву к алтарю.

И там, у храма на краю

Затушит тихо уголёк лучины.

И тело дня падёт на землю тенью,

Пронзённое насквозь бесчисленностью игл;

И над безлюдной, бесконечной степью

Засветят сотни миллиардов дыр.

И лишь они осветят плавность игр

Теней в закат, секущий небо плетью…

2003 г.

Вариант 2

Нож острый звёздной гильотины

Отрубит голову очередному дню,

И кровь стечёт зарёй с твердыни,

И бросит жертву к алтарю…

Погибнет снова день навеки,

Не возродиться никогда…

Дитя смежает сонно веки,

Глаза тускнеют старика…

Всё в жизни бегло и напрасно,

Лишь вдох и выдох этот день…

Взимает дань палач прекрасный —

И кровь рассвета режет тень.

Остановиться… оглядеться —

Кругом одна лишь пустота…

Пусты слова, пустое сердце…

И катится по эшафоту голова.

25.07.15

Сказка

Принцесса плачет день и ночь,

Принца съел дракон ужасный.

Королевству не помочь,

Положение опасно.

Разъярен клыкастый зверь,

Потревоженный от спячки,

И грозит он всем теперь

Разорвать в куски в горячке.

Спал он многие века,

Охранял свой сон тревожный

И богатства в сундуках,

И чудес склад всевозможных,

Ворожейные дары

Со всего большого света,

Колдунов, царей земли…

И прознала всё принцесса.

Захотелось деве сей

Те драконьи все богатства…

Принцу мчать велит коней,

Пусть погибель ждет клыкастый.

Близок сказочки итог:

Принца съел дракон ужасный,

Королевство всё поджёг…

Положение опасно.

***

Милой Наташеньке

Ты, наверное, не знаешь,

Где на свете безопасно,

Где медведица большая

Светит всем, кто очень счастлив…

Ты не знаешь в мире место,

Где печали исчезают,

Где всё праведно и честно,

Где земля подобна раю…

Знаешь лишь, что жить так больно,

Много плачешь, много злишься…

Где же место, где любовью

Можно от недуг лечиться?

Где то место, где спокойно,

Где касаются так нежно,

Поцелуи где способны

Согревать уставших сердце?..

Ты не знаешь… но с надеждой

На меня бывает смотришь:

Молишь взглядом: где то место?

Не могу и я припомнить.…

Ты женщина

Наташеньке…

Вкрапленье вдохов в выдохи постели;

Чиста еще как в детстве простыня…

Метели мыслей словно серебро похмелья;

Свирелей трели; золотые мели

На побережье гаснувшего дня…

Ты наготой смущаешь рой вселенных,

Ты негой и истомой манишь плоть мою…

И в розовой заре, в сиянье вечера смиренном,

И в пленном счастье, трепетном и… тленном,

Ласкаешь, лечишь прокаженную судьбу…

Я твой навеки заточенный в нежность,

В безумство веры, — я паломник неземной любви…

И в голубом дворце целую в груди вечность;

Беспечность суждена, и решена конечность

Той роковой рождественской зари…

Ты — символ волшебства, ты — женщина и мера

Всех ритмов и приливов у меня в груди…

И в фиолетовой мечте лекарство от потери,

И от неверий, недоверий, сомнений и истерий

И от глубокой жизненной хандры.…

***

Наташеньке…

Потихонечку стучится полночь

Молоточком робким в циферблат,

Серебрится звёзд густая россыпь

На твоих, любимая, плечах…

На двоих хрустальное созвездье

Осыпает нас потоком грёз…

Прикоснусь губами к междометьям,

Полным счастья искреннего слез…

На твоих щеках мои слезинки,

На твоих коленях холодок от губ…

На твоих волосиках песчинки —

Капельки моих любовных мук…

Погляди, луна как озорлива,

Без стыда подглядывает к нам —

Как я становлюсь приливом и отливом,

Бьюсь волной к твоим я берегам…

Ты целуй, целуй меня, родная —

Точно ветер ты ласкай маяк,

Корабли чтоб бурю прорывая,

Добрались до пристани тебя…

Ночь светла, и на душе спокойно,

Зря не верят люди в чудеса,

Разве ночь собою не способна

Растворять друг в друге нас всегда?…

Мой оберег

Моей милой нежной Наташеньке

Как долго я блуждал

В распутьях заблуждений,

Как долго я бежал

От страхов в заточенье…

Словам то Будды, то словам Христа внимал,

И верил я в надежду и в спасенье.

Как оберег берёг молитвы и кресты,

Как заклинаниям я доверял знаменьям…

Как долго я блуждал,

Как бесконечны те версты,

В распутьях многих, многих заблуждений…

И была правда, и была, конечно, ложь…

Я понял только лишь сейчас, в чем Истина нетленна —

Я встретил человека, он мне сказал «тебя люблю я, ты живешь»,

И больше нет сомнений!

Пусть прав и Будда, прав во всем Христос,

Пусть берегут людей все обереги…

Я ж образ милой в сердце превознёс,

И больше нет сомнений!

Ты душу наполняешь точно чашу

Благословеньем на грядущий миг…

Я повстречал свою любимую Наташу…

И этой встречей Истину постиг!

Моей Наташеньке

…просто ты была всегда колдунья,

И в тебе живёт пугливо волшебство…

И порой душою неразумной

Ты дарить спешила всем его…

Люди — просто люди, их коварство

Лишь из страха зерен рождено,

От тебя несли жестокое лекарство,

И несли тебя сжигать в костер…

И ты плакала, моя колдунья,

И кляла в себе то волшебство,

И душой незрелой, неразумной,

Всё хотела вытравить его…

Люди — просто люди, пусть коварство

Губит то, что было рождено…

Ведь они не знали, ты несла лекарство

Ты несла любви святой костер…

***

Есть тонкое величие в ночных роптаньях,

Во тьме пугающей до дрожи роковой —

Соприкоснуться через страх к священной тайне,

Чрез ужас ощутить мир неземной.

Пройти сквозь панику, почуять нечто,

Что не присуще для дневных сует:

Ты знаешь, там, в стене за гранью млечной

Живет чудовище преклонных лет…

Оно тоскует без любви, печалится без ласки,

Оно себя терзает мыслями жестоко…

Ты слышишь, вновь в стене толчки дыханья часты?

Оно скорбит там одиноко…

Ты в туалет, не зажигая свет в квартире,

Спешишь стремительной слепой тропой…

Не страшно?… А чудовище в стене в соседнем мире

Всё ждёт, чтоб ухватить тебя рукой…

Всё ждет, чтоб утащить тебя с собой…

***

Затаи дыханье,

Завяжи глаза,

Вслушайся в далёкое беззвучье…

Тихий стон,

Тихий звон,

Тихое печальное нельзя..

Угадай все звуки светолучья.

Переливы перезвонов перводней,

Небытийных мыслей зарожденье,

Там купают огненных коней,

Гаснут шепотом там наводненья…

Различаешь звуки ты иль нет?

Ты еще не знаешь, всё имеет твёрдость,

Всё имеет вес, имеет запах, цвет…

На моей промежности потертость…

Я спешил туда, я гнал коня,

Сбились, стерлись у него копыта,

Издыхает он, подыхаю я…

Отправляемся мы с ним в забыто.

Вслушайся в тот гам небытия,

Не дыши, расслышишь все ты звуки —

Слышишь мерный звон?

Услышь, пожалуйста, ведь это — я,

Превращенный смертью

В тихий, тихий лучик.…

***

В одиночестве есть преимущество:

Никто тосковать по тебе и не будет,

Делить не будут твое имущество,

Говорить, что жил как ублюдок…

В одиночестве есть некий порядок:

Ты собран, сосредоточен… и пусть на себе…

А с кем-то… ты всё-таки просто придаток

К мужчине иль женщине, или семье…

В одиночестве есть созерцание

Движения мира, прозрачен мир в нем…

А с кем-то… одно лишь терзание:

Где? Сколько? Когда и почем?..

***

Падают птицы…

Оземь…

Насмерть…

Мило ресницы

Касаются нижнего века.

Мужчина и женщина…

Ласки и распри,

Игры жестокие

По сокращению века.

Клятвы навечные:

В один день, в один час

Умереть бы нам…

Вот и торопятся они с исполнением.

Людишки беспечные

Не живут,

А блуждают по снам,

Кошмарами делают своё сновидение…

Падают птицы…

Оземь…

Не подпереть больше крыльев воздухом…

Падают листья в осень…

Люди завязывают глаза разговорами…

Словами набитые пазухи досыта —

С глупыми ласками, с умными спорами,

С необходимыми людишкам раздорами…

***

Я жду того, что перестану ждать.

Надеюсь, перестану я надеяться.

Зову уменье, как любовь не звать,

И одиноким быть осмелиться.

Так странно — одиноким быть, но избегать,

Так странно — мучаться тоской, но жить тоскую.

Смиренье призывать, но сердце не смирять,

Судьбу не принимать, но жить такой судьбою.

Как силы мне найти осилить этот путь —

Путь пустоты, путь одинокого мужчины?

Опять горит той жуткой болью грудь,

Что выедает яму посреди грудины.

Так странно — почему я до сих пор

Борюсь с той болью, почему к ней не привыкну?

Какой же бред — мой вечный приговор

Мечтать сломить судьбы своей причину…

***

Девочка плачет. Сделали больно.

Низ живота. Жутка боль.

Пьяный мужчина. Уже всё спокойно.

Окно приоткрыто. Рассыпана соль.

Ей лишь двенадцать. Мечты и игрушки.

Руки его холодны и потны.

Красные пятна. Простынь. Подушки.

Водка и хлеб. И батон колбасы.

Стихопатия

Душевнонагие в предел стихопаты,

Наотмашь живут, существуют взахлёб.

И мир этот им — только стены палаты,

Оббитые кожей — не ранились чтоб.

Они разбиваются всё же о мягкость,

Ломают суставы о наш поролон.

Горька им уютная пресная сладость —

Бросаются к прутьям палатных окон…

На прочность решётки — на прочность ладони,

Из бокса, из клети, из клиники проз

Шагнуть за запретный гнилой подоконник

Последним разбегом в стихийный стихоз.

Смирительной чёрствой и прочной рубашки

Порою по силам рукам их ремни —

И кто-то из окон уж жизнеэтажки

Ступил из прижизненной нервной судьбы.

Страшный город. диалог двух женщин

— Погулять сходила б, деточка,

Днём ведь в городе спокойно —

Улиц тоненькая ленточка

Солнцем занята, людна.

— Я же — маленькая девочка,

Что и даже подоконник,

В голубятне точно жердочка,

Высоченный для меня.

— Что ж боишься, моя деточка,

Вон, взгляни, как весел город,

Будто в фантике конфеточка,

Весь искрится от тепла.

Каждый там, как листья веточки,

Дружным бесшабашным хором,

Словно дачники в беседочке —

Чаша радости полна.

Я сама была ведь деточкой,

Был и друг мой сильный молод…

И теперь пошла на светоч я,

Если бы ходить могла

— Ой ли, мамочка, советчица,

У времён иной уж норов:

Зло накрыло землю сеточкой…

Как же буду там — одна?

В страхе так сердечко мечется

Даже здесь, за ширмой окон,

За доскою ставень, грезится,

Что жестока там толпа.

Так и ждёт, что ваша деточка

Выйдет дурочкой из дома…

Долетит уж скоро весточка

Скорбным голубем тогда.

И поведает — ни вечером,

И ни ночью скрытной, чёрной —

Днём, при всём при праздном зрелищем

Мир покинуло дитя.

У рябят там кепки в клеточку,

А глаза хищны недобро,

Караулят они девочек —

Горячи у них тела.

Ваша скромненькая деточка

Им отпор не сможет долго

Дать, падёт и станет немощно

Делать, что велит игра.

— Что ж плохого в этом, девочка?

И тебя не было б, может,

Через девять светлых месяцев,

Как на праздник я пошла,

Где со мною пьяных десятеро —

Всех кто старше, кто моложе, —

В парке на простой скамеечке

В муках жизнь тебе давал…

***

Прозревший в темноте увидит только тьму,

Услышит тишину и пустоту вдохнёт;

Рванётся из всех жил взглянуть на красоту,

Но в бездну черноты обратно упадёт.

Прикосновенье рук, горячих, потных, липких

Заставит вздрогнуть и испуганно бежать,

Разбиться о стену, и смех услышать хриплый,

И слезы от стыда растерянно глотать.

По запаху искать себе по духу близких,

Тела чужих существ до тошноты вдыхать.

И биться в кровь с врагом, не видя в этом смысла,

И из желанья жить, сражаясь, побеждать.

Опять твой враг в пыли, унижен и повержен,

Но радость ли полнит победный, гневный клич?

Не одиночества ли стон сорвался неизбежный

С разбитых губ твоих, и сплёл в объятий клинч?

Он доживёт свой век незрячим, но прозревшим,

День ото дня копя усталости побед,

Боясь, но приближая день, когда придёт покрепче

Соперник боевой и оборвет тот век.

***

Промозглые, сизые синью пуанты

С завязками серых, чернильных дождей

Оденет скиталец, и тронет он ванты

Кривых, сладко-кислых ветвей.

И хмарь вышины поселенья

Заблудится в горьком саду,

Христом упадёт в трав бесследье,

Чтоб там народить красоту.

Огней предвечерье в объятьях

Солёных, искристых руках

Как жжется беспутством. А платье

Уснёт чернозёмом в ногах.

***

Я от жизни смертельно устал.

Лезет в голову злой суицид,

Как же в небо смотрит душа,

Держит лишь перед Богом стыд.

Я от жизни не ведал забот,

Обошла она лаской меня,

Лучше б я при рождении здох,

Акушеры убили тогда….

***

Размазав кровью по стене,

Смотрю на ранку на запястье —

Как хорошо сегодня мне,

Прощай, земное моё счастье.

Пускай по капелькам бежит,

Уходит красное беспечно…

Всего лишь покидая жизнь,

Еду к другой уже на встречу.

Я знаю там покой и там любовь,

Всё что не видел здесь я прежде…

И вот свободен я душой

От тела грязного в одежде.

Без сожаления бросаю взгляд,

Как иногда бросают пить,

Что впереди? ни рай, так ад,

Но всё же лучше, чем влачить…..

***

Хочется смерти — но смерти красивой,

Жить это — пошлость — в мои-то года.

И от Христа не хочу я насилья,

Просто уйти незачем в никуда.

Просто смотрите, зажженная лампа,

В комнате свет — все предметы видны…

Щелчок выключателя — предметов не стало,

Не стало не боли, не любви, не вины…..

***

Что моя жизнь — одна лишь боль;

Судьба моя — одни страданья.

Приходит беспощадно осознание,

Что жизни я дерьмо и полный ноль.

И велико ничтожество моё!

Себя я проклял, я себя возненавидел.

И если б встретил я себя на улице, увидел,

То плюнул бы в отвратное лицо….

***

Сойти б со стапелей в безумство океана,

К громадам волн и облаков,

Проникнуться судьбою моремана,

Отбросить вмиг тщету пристанища оков.

Я не хочу богатств, я жажду нищеты просторов,

Быть перекатным как седой бархан.

Хочу пиратского, с лихачеством раздолья,

Чтоб был влюблен в меня безумно океан.

***

Полюбились мысли мне о самоубийстве,

Утешенья боли, взгляд в небытие,

Часто очень часто, в час, когда не спится,

Безмятежно в душу входят налегке.

Думаю, дивлюсь я, боли утихают,

Что было мучительным, стало как пустяк…

И с решеньем значимым я и засыпаю…

Недосуг лишь днем к решенью сделать шаг…

Может быть когда-нибудь, скорей всего во вторник,

Вторник уж не суетен, как вчерашний день… —

Мысли… так спасительны… грезить, уж покойник,

Мертвецу простительна глупость, чуждость, лень…

Слыл при жизни глупым я, и слегка ленивым,

Сторонился всех порой, был для всех чужой…

Я хочу лишь одного — гробик сиротливый,

На краю могилу со скромную плитой…

***

Скучно мне. Повеситься бы от тоски,

Но смелости такой не суждено,

Посеребрила седина мои виски,

Живу уж как-то «вопреки»,

Живу уж как-то «все равно».

Без смысла я живу и без надежды,

Нет цели, нет тепла и нет любви,

Я нечто для ношения одежды,

Я нечто, что находиться лишь между

Других таких же нечт, увы…

И думанье о том, что может там что есть,

За гранью этих всех бессмыслиц,

Какой-то Бог, какое-то бессмертье, какая-то там смерть —

Не трусостью ли рождена вот эта смесь

И бережет всех нечт от виселиц?

***

Вы умрете очень нежно,

Не рождались вовсе будто.

Бытие жаль неизбежно,

Обреченное рассудком.

Вас закинуло — живите,

Не спросив и просьбу вашу,

Есть чего-то, берегите,

Всё равно терять однажды.

Кто-то верит слепо в бога,

В пустоту слова бросая,

Ждет неведомо чего-то,

Ничего не ожидая.

Кто-то радуется встречи

С другом нежным и любимом.

Прозвучать прискорбно речи,

Уже завтра над могилой.

Время как-то не торопит

Человек, живёт, забывшись:

Дышит, ест, чего-то хочет

Иль не хочет с той же силой.

Правда в том, что все тревоги

Всё равно пусты как правда:

Ничего в самом итоге,

Жизнь — бессмысленная радость…

***

Я выстрадал все эти мысли,

Я выстрадаю их клевету,

Быть проклятым всеми, не чистым,

Покинутым в этом аду —

По мне уж вернее, желанней,

Чем гнить как святоша в раю.

Бросаю я в вашу моральность

Презренья слюну.

Презрел быть навеки хорошим,

Желанье любви не по мне,

Мне честь человека дороже,

А вам пресмыкаться в цене.

Вам совестью вашей в завете

При всеми всегда лебезить,

А я вот свободен на свете,

Мне не зачем лживый ваш стыд.

Мне не зачем вновь умаляться,

Проситься в объятья опять…

Спешу я всему удивляться,

Спешу никого удивлять.

***

Быть может, я пойму основы,

Быть может, отыщу итог…

Я убеждаюсь снова, снова,

Как много на пути дорог.

Число их бесконечно в мире,

И все к познанию ведут,

Одни из них намного шире,

Других пройти нелегкий труд.

Я выбирал одну дорогу,

И думал то моя стезя…

Но устремлял взор понемногу

Туда, другой где полоса.

И по другой шел очень долго,

Не зрел скитаниям конец…

Дорог на свете очень много,

И быть в пути важнее здесь,

Важнее чем найти такую,

Какую главной назовешь!

Идешь? Иди! — пусть смыслом будет

Лишь то, что ты сейчас идешь…

***

Я говорил, что я умру,

И все надеялись… как странно…

Все ждали, как-то по утру

Найдут мой трупик долгожданный.

Все так надеялись, что — вот

Поминки справят всё чин чином,

И зарывая в землю гроб,

С насмешкой скажут «…не мужчина».

«Он был никем, и в этом суть,

Был как рукав он не пришитый,

Свой отвратительный он путь

Прошел никем и не любимый…».

Ох, как мне хочется желать

Другим такого же принятия.

В том соль — мне глубоко плевать

На то, что и не буду знать я.

Я встретил Будду

Я встретил Будду на своем пути.

Я улыбнулся ласково и смело.

Я саданул ножом по трепетной груди…

Я убивал его умело.

Я встретил Бога на своем пути

Я улыбнулся ласково и смело.

Я саданул ножом по трепетной груди…

Я убивал его умело.

Себя я повстречал затем в пути,

Он улыбнулся мне и ласково и смело.

Он саданул меня по трепетной груди —

Рождался я на свет умело…

Смерти нет

Смерти нет, мой милый друг, —

Говорят, есть пустота,

Но и коль она вокруг,

Значит что-то есть,

А есть она.

Хоть пуста, в ней ничего,

Но она сама же есть…

И способно бытиё

Только быть,

Не зная смерть.

Колесо сансары

Моей милой Наташеньке

Кто ты в колесе сансары?

Лишь прохожий или друг навек?

Дева на ночь для хмельной забавы

Или мой любимый самый человек?

Тот ли ты, кто пожурит немного

Иль оценит, скажет, я хорош?…

Или кто во мне пробудит Бога,

Скажет мне, на свете ты живёшь?!

Скажет мне, ты есть, и нет сомнений

В том, что ты любим, ты дорог мне…

Милый друг, мой повелитель настроений..

Кто ты в этом чудном колесе?

О твоем замужестве

Наташеньке…

Знаю, ты испорченна замужеством —

Ужасти какие, просто ужасти.

О тебе же мысли кружатся и кружатся…

Мужества бы мне, просто мужества.

Можно ли исправить ту испорченность?

Верю я с недоверием.

Опечалилась моя небритость, сморщилась,

Безнадежность моя помрачнелая.

Вот такая вот в судьбе нестыковочка.

Под завязку жизнь заморочками…

Ах, издал бы закон светлый Вовочка —

Отменил бы у женщин испорченность…

Моей Наташеньке

Любимая, на полотне Ван Гога или Матисса

Я незаметный маленький штришок;

Стишок народного поэта, любителя матиться;

И у попа замоленный грешок…

Я лишь жучок в мультфильме «Пчёлка Майя»;

В конце кино в кружочке буква «цэ»…

За что ж любить меня, моя родная?

Во мне «великого» в помине нет…

Но знаю я, Ван Гога и Матисса

Уж точно не было за что любить,

Поэта из народа, что матиться,

Того попа, любителя грешить.

Любимая, нет, не нужна тебе собака,

Твой Карлсон я, «ведь я же лучше», верь…

Ни в пирогах — ты знаешь? — наше счастья,

А в том, что мы отыщем к счастью дверь!

***

Поругала мама дочку,

Больно бедному щенку.

Коротка и так цепочка,

Каждый жизнь живёт одну.

Вновь малышка заигралась,

Всё короче поводок,

Стал уже вдруг задыхаться

Бедный маленький дружок.

И заплакала малышка,

Не понятно почему,

Уж чужой сосед мальчишка

Будку делает щенку…

***

Помогаю папе с мамой

Елку украшать шарами,

Разноцветною гирляндою,

Серпантином и звездой,

Будет ёлочка нарядная,

Удивит всех красотой.

Я прижмусь сильнее к маме,

Расскажу на ушко папе,

Как ждала их я и верила,

Расколдуют перед сном…

Злая страшная волшебница

Заточила в детский дом.

***

Дождик капает по крыше.

Простудились даже мыши.

И котёнок наш чихает,

Пищу он не принимает.

Вялый он, и нос горячий,

Наш малыш, наш бедный мальчик.

Просим мы у мамы-кошки,

Поласкай его немножко,

Чтобы был здоров скорей,

Во дворе гонял чижей.

Был красивым и большим.

Плачет дождик, мы грустим.

***

Настанет и отпуск, и лето, и вечер…

Из рейса автобус я выйду встречать.

И снова ладони коснутся при встречи,

И снова в уста буду я целовать.

И сердце наполнится нежною лаской,

Как будто бы детской невинной мечтой,

Забьется так трепетно искренней сказкой,

Омоется светлой лучистой слезой.

И станет так просто и так всё понятно,

В душе безмятежность и радость во всём.

И даже сомненья, что это — приятный,

Приятный, волшебный, но всё-таки сон.

Прогулки по парку, вдоль набережной, к дамбе —

Ах, как бы хотелось чтоб длились всю жизнь.

Я знаю теперь в чём заветное счастье —

Идти рядом с девушкой, рядом лишь быть.

Вернёмся домой — уж почти что стемнело,

Вечерний чаёк, аромат, красота.

Потом обниму её я чуть несмело,

И снова сольются несмело уста…

Ночник в моей комнате — мир так уютен.

И что нам вся ночь — пролетит в один миг,

Вдвоём нам не будет нисколько не скучно

Как родственным душам, единым как мир.

И я до утра буду вновь наслаждаться

Присутствием ангела здесь во плоти —

И мило в объятьях моих улыбаться

Мой ангел мне томно вновь будет в тиши…

О! как мои руки шальные умелы…

О! как же внутри у меня ураган…

О! как же струной моё страстное тело…

О! как же горяч твой божественный стан…

Всю ночь напролет аромат нашей страсти

В уютном мирке будет нежно витать

Над пламенем жгучем пленительной ласки…

И будем обнявшись рассвет мы встречать.

***

Человек насупил брови,

Говорит, как мир жесток,

Что погряз он в сгустках крови,

И им правит злой порок.

Человек проходит хмурый,

Всё и вся как есть кляня —

Дураки одни и дуры

Окружают лишь меня.