Бесплатный фрагмент - Загоскин, Лажечников, Мельников-Печерский

Предисловие

Если писатель при жизни имеет успех у читателя, но потомок про его творчество забывает — таких авторов относят ко второму ряду. Они практически не переиздаются, за редкими исключениями. Про их литературные труды чаще всего узнаёшь совершенно случайно, а уж про знакомство с ними и говорить не приходится. Редкий читатель, исходя из многообразия писательских имён, решится прикоснуться к чему-то, о чём его современники не имеют представления. Подобное отношение отчасти следует признать оправданным, исходя из истины — лучшее обязательно со временем отсеется от прочего. И не так важно, какой успех писатель пожнёт среди потомков, то чаще всего является непредсказуемым, зависимым от многих факторов, вроде складывающегося положения в обществе, в котором требуются определённые представления о полагающемся на текущий момент. Поэтому, кто сегодня нами причисляется ко второму ряду, когда-нибудь способен оказаться выше, в том числе войдя в золотой фонд литературы.

Для рассмотрения в данной монографии взят творческий путь трёх писателей. Во-первых, это Михаил Загоскин (1789—1852), чья деятельность была неразрывно связана с театром. С первых пьес Михаил получил широкую известность, периодически создавая постановки для сцены, он приступил к написанию романов на историческую тематику, показывая нравы, какими они были с древнейших времён и до современного ему дня. За всплеском интереса всегда следовало охлаждение читательского внимания. По смерти труды Загоскина в большей своей части не переиздаются, доступные только в дореволюционной орфографии.

Во-вторых, Иван Лажечников (1792—1869) — талантливый романист. Несмотря на заслуженный успех, считался за приверженца необходимости создавать художественные произведения по принципу необязательности соответствия историческим реалиям. Несмотря на это, Лажечников очень любил повторять, как один из романов высоко оценивал Пушкин, считая, будто тому предстоит быть в числе лучших произведений, написанных на русском языке. Писательская слава начала угасать ещё при жизни. Но Лажечников всё же оказывается востребованным и среди потомков, особенно в части таких романов, какие регулярно переиздаются, вроде «Последнего Новика», «Ледяного дома» и «Басурмана».

В-третьих, Павел Мельников (1818—1883), публиковавшийся под псевдонимом Андрей Печерский, из-за чего его принято называть двойной фамилией — Мельников-Печерский. Он — единственный, чьи работы находят спрос поныне, если говорить про дилогию о староверах, состоящую из восьми частей в двух книгах: «В лесах» и «На горах», тогда как прочие его труды крайне редко переиздаются. Изначально склонный к изучению нравов, Мельников взялся описывать своё путешествие в Пермскую губернию. В дальнейшем он изложил события, последовавшие за церковным расколом. Он же имел интерес к русско-польским отношениям, что следовало из напряжённости внутри Российской Империи, частью в себя включавшей Речь Посполитую, разделённую при Екатерине II.

Читателю обязательно предстоит задуматься, насколько важно помнить и знакомиться с литературными трудами писателей, ныне забытых или забываемых. Некогда писатели второго ряда не бедствовали, способные литературным трудом зарабатывать деньги, невзирая на прочие источники дохода, они приковывали внимание современников, умеющие заинтересовать и дать надежду на создание ещё более примечательных произведений. Время действительно отсеяло плоды их деятельности, либо читатель не в полную меру проявил способность к знакомству с творчеством Загоскина, Лажечникова и Мельникова-Печерского. Теперь появилась возможность ознакомиться с тем, о чём пришлось забыть.

Данную монографию можно рекомендовать читателю, кто нашёл интересным изложение в схожих трудах автора о творчестве Якова Княжнина, Дениса Фонвизина, Ивана Крылова, Михаила Булгакова, Александра Куприна, Константина Паустовского, Эмиля Золя, Джека Лондона и Джеральда Даррелла.

Михаил Загоскин

Комедия против комедии, или Урок волокитам (1815)

Некогда Яков Княжнин обрушился с гневом на Ивана Крылова, посчитав, будто тот написал произведение, его прямо изобличающее в порочных проступках. Отягощённый сообразительностью обязательно бы промолчал, но оного умения не хватило и ставшему впоследствии знаменитым баснописцем. Как мог не воспылать Княжнин, увидев столь похожую на него сатиру? А как начнут другие думать, ежели поймут, что именно похожим на себя Яков увидел? Получается, промолчи тогда Княжнин, всё бы сошло на нет. Теперь же, даже потомок знает, за какие дела к сему сказителю следует проявлять некоторую степень непочтения. Вот на то и указал Якову Крылов, объяснившись, что даже не мог предположить, будто, в им придуманном, кто-то обнаружит схожесть с собственной персоной. Может подобным историческим моментом и вдохновился Михаил Загоскин на пьесу, сделавшую его имя известным каждому завсегдатаю театров. Ведь упоминание Крылова не раз возникает в ходе бесед действующих лиц, вплоть до историй, где Иван обвинялся в прямом заимствовании сюжетов у Лафонтена.

А смысл произведения, названного Михаилом «Комедия против комедии» — объяснить зрителю, насколько глупо искать похожее на действительность. Зачем? Если кому-то нечто покажется обличающим, то не лучше ли промолчать? Другие могут судачить до потери сознания, ничего толком не доказав, покуда сам объект насмешки этого в своих поступках не обнаружит. Однако, представленное в пьесе общество задумало создать произведение, в котором всё будет перевёрнуто с ног на голову. В оном станется показан автор, едва ли не посыпающий голову пеплом, ибо неимоверно стыдится им измышленного. Станутся показаны и зрители, близко к сердцу принимающие происходящее на театральной сцене. Вот над кем надо смеяться, поскольку в них и кроется обличительная сущность сатирических пьес.

Надо ли приводить в пример всяческие психологические эксперименты? Когда человек реагирует на справедливую критику в свой адрес, не желая признаваться, насколько она близка к истине. Коли нечто подобное происходит, значит не надо ничего придумывать — всё так и есть. Тогда отчего столько бури негодования при лицезрении сцен, где девушки или юноши показываются нелепыми? Якобы такое им теперь не является свойственным, либо и вовсе никогда свойственным не было. Тогда, при столь ясном понимании этого, зачем поднимать бурю в стакане? Понятно — автор рассказал смеха ради.

Впрочем, человек — создание мнительное, способное надумать о себе такого, чего и близко за ним не замечается. Только для этого нужно держать рот закрытым и не противоречить! Иначе, всё опровергаемое станет считаться за чистую монету. Такова уж сущность природы людей. К такой мысли и будет вести зрителя Загоскин, дабы обличаемые наконец-то поняли, насколько обличение правдиво, так как оно их задевает. А если задевает, тогда точно является правдой. Это можно назвать парадоксом противоречия. Сделать с сей данностью ничего нельзя.

Какой теперь следует извлечь вывод? Возмутишься — скажут: значит, истинно так, иначе с чего бы стал возмущаться. Промолчишь — скажут: у него есть причины не реагировать, ибо боится признаться в действительности возведённого обвинения. Получается, суждения будут отличаться друг от друга исходными данными — смириться с ними всё равно придётся.

Надо признать, Загоскин вступал в мир литературы и театра с провокационной темы. Теперь он мог всяческий раз ссылаться на «Комедию против комедии», стоит кому-нибудь предъявить ему претензию. Посему, пиши о чём хочешь, тебя постараются обходить стороной. С обличителями лучше лишний раз не связываться!

Г-н Богатонов, или Провинциал в столице (1817)

Как не написать о провинциалах, собравшихся в столице? Тем более, эта проблема весьма актуальна для России во все времена. У каждого за душой есть нечто вне сердца государства — в провинции едва ли не дворцы. Для России начала XIX века то было и вовсе близким к норме. У помещиков имелась земля, её обрабатывали крестьяне, и жили они в тех местах. До столицы добирались по надобности, более потехи ради. Вот г-н Богатонов подался из имения, дабы частично пристраститься к высшему свету. Да возьмёшь разве путное с провинциала? У него собственный апломб, которому он изменять не собирается.

В столице пристрастие к французскому? В провинции подобного нет. Вернее, есть помещики, имеющие притязание, скорее заслуживающее высмеивания. Богатонов для себя такого не допускал. Ему не знание французского надобно, а уважение всякого мужика, который может отозваться о нём с почтением. Для зрителя требовалось подробнее объяснить причину. Загоскин предложил мадаму, нисколько не чурающуюся говорить на французском языке с ошибками. Главное, она говорит не на русском, сколь бы им умело не владела. Потому-то Богатонов и предпочитал оставаться вне французской речи, в которой он мог быть косноязычным.

Но в Богатонове всё же есть пристрастие к житью на широкую ногу. С тратами он никогда не считается, хотя следовало бы лучше следить за финансами. Даже постарайся его образумить и призвать к экономии — зря потратишь время. Когда ему приказчик скажет, что если так и дальше тратить, то уже сам Богатонов окажется у него в услужении.

А дабы не снижать тему галломании, Михаил ввёл в повествование петиметра. Для читателя нужно пояснить — это такие ценители всего французского, что их саркастически называют малыми господами, как слово «петиметр» дословно и переводится. Не факт, чтобы таковые поклонники всего французского отличались особым знанием предмета их вожделения, однако они стараются из доступных им сил. На деле чаще выходит то нелепым. А разве есть нечто лучше для комедии, ежели не ещё одно высмеивание чрезмерного франкофильства?

Случится Богатоновым всё-таки пристраститься к французскому, пускай и намереваясь отдать дочь замуж за петиметра. Может в том скажется желание воплотить для них самих недоступное. Да вон насколько следует быть похожим на француза? По сути, хватит заученных фраз. Об остальном можно уже и не заботиться. Лишь бы себя преподнести в выгодном свете. За душой у петиметра, чаще всего, ни кола ни двора. Такой вовсе не нужен помещичьей семье, так как ничего не сможет ей дать от себя.

Единственное средство спасёт Богатонова — стремительно заканчивающиеся денежные средства. Стоит финансовому потоку иссякнуть, как петиметр поймёт бесполезность продолжения пользования за чужой счёт нужными ему услугами. Щедрость наконец-то принесёт полезные плоды. Но и хорошего в том окажется мало. Благо, заканчивать пьесу требовалось на позитивной ноте. Потому-то и свершится должное произойти ещё в пределах первого действия — будет дано дозволение жениться дочери на князе, поскольку они были влюблены друг в друга, только никак не могли удовлетворить взыскательности родителей, отчего-то имевших пристрастие к красивой жизни, сколько бы сами не говорили об обратном.

Мог ли Загоскин с подобным сюжетом рассчитывать на зрительское к нему внимание? Ничего действительно нового он не сумел предложить, пойдя по пути драматургов, писавших аналогичные сюжеты задолго до того — ещё в годы особого расцвета галломании.

Лебедянская ярмарка. Вечеринка учёных (1817)

1817 год продолжился для Загоскина новыми театральными произведениями. Зачем-то он взялся написать интермедию «Лебедянская ярмарка», она же прозывается ещё и дивертисментом, то есть служит для увеселения публики, ставится между действиями другой пьесы, чем вносит существенное разнообразие, собой разбавляя общее впечатление от увиденного. Говоря проще, действующим лицам полагалось развлекаться, используя для того словесную перепалку. С другой стороны, так проще удержать зрителя в театре, всегда готового к неожиданностям. Но в том же году Михаил написал отчасти серьёзное произведение «Вечеринка учёных».

Загоскин снова вернулся к литературной теме. Вообще, писать — это достойное человека дело? Или же — дело сугубо постыдное? И кто им должен заниматься? Допустимо ли сановникам на высоких должностях к тому приложить руку? А ежели писать пожелает князь, либо княгиня? Зритель уже понимал — представитель княжеского рода и задумает заниматься писательским ремеслом, ибо имеет к тому пристрастие. Более того, захочет создать академию для писателей, потому и журнал будет издавать соответствующий интересам.

Причём ценит слово таким образом, что не простит ошибок. Особенно по нраву разбираться с пунктуацией. О трудах иных писателей можно целые трактаты созидать, опираясь на определённое место в его тексте, сугубо из-за не по правилам поставленной точки с запятой. Можно разбираться, хоть перебирай предков до самого отдалённого колена. Ведь должно стать понятно, зачем ставить точку с запятой именно тут, и никогда в другом месте. Впору вспомнить такое явление веков последующих, коим станет термин «граммар-наци», всегда имевший для образованного человека значение. То есть как педанта не назови — выбить из его головы блажь порою вовсе не сможешь.

Когда же будет вечеринка учёных? Загоскин к оной и подводит повествование. Зритель должен заранее быть готовым к увиденному. Он не сможет отказаться от просмотра мытарств княгини с искомым ею знаком препинания, коим является точка с запятой. Но и это не станет основным для сюжета действием. Этим Михаил начинал утомлять зрителя. Он писал уже третью пьесу, так и не умея нащупать твёрдой опоры для им рассказываемой истории. Вновь всё накладывается друг на друга, нисколько не способствуя лучшему пониманию.

В итоге зритель должен был внимать мнимой гениальности одного из действующих лиц, выдававшего себя за всем неизвестное лицо, тогда как являлся некогда популярным автором, ныне считаемым за покойного. Всё так бы и осталось без изменений, не случись его стихам кое-кому понравится, да до такой степени, что девица согласится выйти замуж за автора тех строк. Настоящий поэт окажется задет за живое, поскольку собственное авторство станут доказывать посторонние люди. Кто-то из них не опасался оказаться раскрытым, поскольку знал истинно написавшего стихи, к тому же пребывая в курсе — тот человек умер, значит и доказать своё авторство не сможет. Вполне очевидно, справедливость просто обязана восторжествовать, потому поэт обретёт счастье, объявив себя живым и никогда не умиравшим.

Теперь нужно сделать краткий вывод о достигнутом Загоскиным. Он написал удачную пьесу «Комедия против комедии», в последующем пока ещё не успев предложить более занимательного сюжета, к тому же отличающегося хоть какой-то основательностью. И всё же Михаил закрепляется в литературном мире. Он трудится при Императорских театрах и редактирует журнал, куда помещает свои заметки. Совсем скоро он устроится помощником библиотекаря в Императорскую публичную библиотеку. Что до написания пьес — они будут продолжать создаваться, но не по несколько за год, а чаще по одной.

Роман на большой дороге (1819)

Иная пьеса может уложиться в одно действие, особенно когда о чём-то хочется рассказать, а расползаться мыслью по древу нет желания. Для Загоскина была выбрана тема несчастной любви, местом действия — трактир. Как эти обстоятельства совместить? Нужно задать основное направление для мысли зрителя, чтобы он толком и не подозревал, к чему его пожелал подвести автор, да недоумевал от необходимости следить за тем, что ему итак доступно в любом питейном доме, располагающихся на пути следования из одного пункта в другой. Но вот рассказывается история той самой несчастной любви, сделавшей одно из действующих лиц удручённым. И когда на сцене наконец-то появится любимая им девушка, останется дождаться момента, как Михаил подведёт повествование к благоприятному для всех финалу.

Что есть трактир на пути? Первое назначение сего заведения — дать возможность отдохнуть с дороги и дождаться следующий экипаж. Раз так, то и бывать там должны все проезжающие, ставшие невольными участниками происходящего действа. Загоскин сразу обрушился на привычку россиян играть в карты, изрядно проигрываясь. Как не боролась Екатерина Великая с данной забавой, одолеть так и не смогла. Ничего не изменилось и во время правления царя Александра — в карты продолжали играть.

Зритель приходил в недоумение — ему предлагался в качестве объекта сочувствия азартный игрок. Хорошо, не он должен считаться за главного героя. Отнюдь, в трактире он встретит товарища, поведает ему о горестях, нехватке денег и отвратительном устройстве российских путейных компаний. Что же, товарищ ему составит компанию, ласково приняв и накормив до требуемой степени сытости. И всё это за право поведать историю собственных переживаний, ведь ему и не повезло с любовью.

Проблема в том и заключается — сильно полюбил и оказался не у дел. Прежде он пользовался спросом у женщин, становился предметом их страсти, но серьёзные чувства испытывать начал впервые. И встретил он решительный отпор. Только не со стороны несостоявшейся невесты. Имелась у неё тётка, определившая жениха на свой вкус. Для пущей верности увезла невесту далеко от его глаз. Потому пришлось ему смириться с судьбой. На счастье встретил азартного товарища, которому смог излить горечь переживаний.

Для удовольствия зрителя, Загоскин поместил в действие невесту, её жениха и тётку, позволив им в тот же вечер быть посетителями трактира. Надо ли говорить, какие эмоции должны были завладеть главным героем? Он буквально онемел. Скорее, сделал вид, будто онемел. Таким образом он и был представлен тётке, мол, пока та не даст добро на свадьбу, придти в себя не сможет. Вполне очевидно, тётка сжалится, молодой человек обретёт речь, бывший жених сделает вид, якобы так быть и должно. Получается, произведение заканчивается в положительном ключе.

Не станем судить о мотивах написания, приводить о пьесе умозаключения. Всему этому нет места. Разве лишь получится посмотреть на обыденность обстоятельств жизни людей второго десятилетия XIX века. Увидеть учреждение, практически прекратившее существование. Изменилась сама жизнь, не требующая задействования крепких нервов и терпения, дабы суметь добраться до необходимого места, до которого теперь доехать не составит труда. Конечно, драматурги всегда смогут разыграть похожее представление, для чего им особых обстоятельств и не потребуется. Путники могут встретиться, стоит автору того пожелать.

Ежели говорить, то об этом размышлять получится бесконечно. Хоть и не слишком правдив Загоскин, допустив излишне романтический сюжет. Однако, не нам его осуждать. Тем более, осуждать вовсе не требуется.

Добрый малый (1820)

Как пишутся произведения? Ставится определённая цель, исполнения которой автор добивается. Чаще хватит размера повести, либо рассказа, но автор стремится к написанию объёмного романа. Тогда возникают произведения, наполненные длиннотами. Отчасти тому удовлетворяют и драматургические произведения. Порою достаточно одного действия, тогда как ни три, ни пять — не раскроют лучше того, к чему автор и без того подвёл зрителя. Собственно, Загоскин допустил к благочинному семейству человека с гнильцой. Вполне очевидно, сему типу не суждено задержаться, покуда он не будет выведен на чистую воду. Зритель это понимает сразу, тогда как Михаил предпочёл растянуть пьесу на три действия, ничего дополнительного в повествование не добавив.

При понимании происходящего спешить всё-таки не следует. Это со стороны всё кажется очевидным, пока не коснётся тебя лично. Разве дойдёшь до нужной мысли, даже отягощённый знаниями о подобном развитии событий? Отнюдь, скорее останешься в дураках, нежели поступишь наиболее оптимальным образом. Ежели так, благочинное семейство примет в своё расположение доброго малого, буквально готового разбиться в лепёшку, только бы оказаться угодным. Как пример: стоило запомирать попугаю — помощь ему оказал как раз добрый малый. Откуда у него такие знания в области экзотических птиц? Этим вопросом зритель не должен задаваться.

Добрый малый первое действие входит в доверие к благочинному семейству. Тем временем, он же начинает выходить из доверия зрителя, поскольку Загоскин не старался скрыть его истинной сущности. Тогда и возникало ощущение обязательно должной последовать развязки. Интересовало другое: сделает ли Михаил произведение многогранным? К сожалению, пьеса останется в предсказуемой плоскости. Сперва втирание в доверие, затем появление сомнений, а под занавес разоблачение. Как раз хватит для сцен на три соответствующих действия.

Как же вывести доброго малого на чистую воду? Сам он себя не выдаст. Будет действовать уверенно и планомерно, пока не добьётся, допустим, дочери отца благочинного семейства. Это потом можно будет показать себя с истинной стороны. До того нужно продолжать угождать. Загоскин не нашёл ничего лучше, как ввести в пьесу подельника, решившего заработать на молчании, либо иначе, но при том шантажируя доброго малого. Зрителю вновь становилось понятным, к чему Михаил принялся за повествование именно в подобном духе. Коли добрый малый не совершит ошибок, кто-то к тому его должен побудить.

Дочь в благочинном семействе имела глаза на том же затылке. Ей не удавалось разглядеть очевидную натуру доброго малого. Наоборот, за гнусного типа она принимала другого, кого добрый малый желал от неё отдалить. Зрителю оставалось посетовать на излюбленные приёмы драматургов, постоянно обыгрывающих схожие ситуации, где кому-то обязательно следует оставаться ничего в происходящем не понимающим. Как же тогда окончательно расставить все точки? Тогда Загоскин пошёл на совсем уж не представляющий интереса сюжетный ход.

Михаил позволил членам благочинной семьи ознакомиться с текстом письма, бывшее написанным добрым малым. В оном он — довольно гнило — говорил о своих планах, осуществления которых готов добиваться самыми нелицеприятными способами. После такого уже никто не станет доброго малого воспринимать прежним образом. Вот тут-то зритель и начал сомневаться, так как любую ситуацию можно поставить с ног на голову. Отчего добрый малый окажется выставлен в чёрном цвете? Что же, видеть более представленного на сцене — нет смысла. Загоскин показал вполне прямолинейное повествование, без подводных камней. Зритель уже должен был быть заранее готов — особыми изысками Михаил давно никого не удивлял.

Богатонов в деревне, или Сюрприз самому себе (1821)

Загоскин решил вернуться к образу Богатонова, чтобы суметь повеселить зрителя очередной комедией, а заодно осудить подражание мышлению западного человека. На театральных подмостках ожидалось проведение маскарада, для чего был приглашён заграничный специалист по иллюминации. Но это делается для разговоров о постороннем, тогда как требуется внимать делам самого Богатонова. Оказалось, что у него крестьяне избирают между собой представителей в депутатский дом, где те проводят заседания и принимают решения. Насколько они подлежат исполнению — данный аспект Богатоновым не оговаривался, только если не считать, что де те депутаты вольны распоряжаться крестьянским бытом на их усмотрение. А зритель продолжал внимать дальнейшему повествованию с осторожностью. Впрочем, Михаил внесёт ясность в события, наглядно доказав, насколько полновластная воля одного способна к решительности во время бездействия многоголосицы.

Что до самого Богатонова — он надумал жениться на дочери соседа. И не беда, ежели ей минуло восемнадцать лет, а ему уже пришла пора переходить на седьмой десяток. Девица та симпатична не столько внешне, сколько приходится по нраву манерами, поскольку папенька соизволил отдать дочку на обучение в иностранный пансион. Как видно, Загоскин задумался о глубине наполнения пьесы. Для зрителя ставилось несколько сюжетов, за которыми предстояло одновременно следить.

Насколько серьёзно воспринимают замыслы Богатонова прочие действующие лица? Они его поднимают на смех. Однако, шансы жениться у него всё-таки имеются. Причина в нужде соседа, оказавшегося в финансовом затруднении. Тут уже не о женихе из княжеского рода думать, лишь бы кто вообще взял. Вместе с тем, над Богатоновым потешаются, вполне намереваясь вместо девицы отдать ему в жёны даму в годах, более прочих достойную сочетаться брачными узами с годящимся ей в почти сверстники господином.

Зрителя всё же больше интересовали депутатствующие крестьяне. Загоскин о них и не думал забывать. Михаил создал абсурдную ситуацию, начав с затей опять же Богатонова. Захотелось тому из пушек палить, тем радуя собравшуюся публику. Это привело к пожару в деревне. Требовалось проявить волю и дать приказ о задействовании средств тушения. Как же быть? Решение о том должны принять депутаты. И, как всегда, они не оказываются способными быстро и адекватно отреагировать, погрязая в обильных словами прениях. Всем ясно — деревне предстоит сгореть. Разве мог Богатонов продолжать оставаться безучастным? Заодно и зритель понимал, к чему Михаил пытался его склонить. Да, всегда должен быть человек, способный принять решение без разговоров с посторонними лицами, ведь по каждому моменту у всякого человека имеется особое мнение.

На том можно заканчивать выискивать цельное зерно в пьесе Загоскина. Вполне очевидно, действие закончится, так и не придя к какому-либо итоговому варианту. Ни свадьба на молодке не удастся главному герою, ни его затеи не обернутся для него благостью. Просто зритель сможет насладиться происходящим, для чего пьеса и была написана. К чему бы Богатонов не обращался, всё шло против него. Загоскину то и требовалось. Им выписан не очень уж и яркий персонаж, скорее сатира на разномастное дворянство, в основе своей самодурствующее, так как не знает, чем ещё этаким занять себя, дабы спастись от скуки.

С 1820 года Загоскин обосновался в Москве, теперь он писал для театров древней столицы России. Пока ещё не способный громко заявить о себе, он всё же должен вскоре обрести подлинный успех. Хотя, до истинной известности ему нужно написать роман, чем он и займётся на исходе третьего десятилетия тогдашнего века.

Урок холостым. Деревенский философ (1822). Репетиция на станции (1827)

При всей популярности пьес Загоскина, сам он трудился более при театрах, мало уделяя внимания собственному творчеству. «Богатонов в деревне» — последняя его крупная пьеса этих лет, так как затем Михаилом написано несколько коротких драматургических произведений в одно действие. Например, комедия «Урок холостым, или Наследники» примечательна стихотворным наполнением. Суть свелась к принуждению девицы на замужество с мужчиной, старше годами в три раза. Зритель в подобном развитии событий вспоминал похождения Богатонова в произведении Загоскина от прошлого года. Зачем потребовалось повторяться? Видимо, мысли Михаила были заняты совсем другим.

В 1822 году написан водевиль «Деревенский философ». Начал Михаил издалека — с описания любви, тоскливо отзывающейся в душе одного из действующих лиц. Как обычно, невеста уводится другим женихом, избранным для того её родственниками. Да было бы кем — напыщенным деревенским философом. Тот, прямо скажем, — гусь. А гусь — важная птица на селе. Не свезло ему взлететь выше, вот и остановился на наиболее выгодной партии, покуда и этого не потерял. А если появится возможность выпорхнуть из гнезда пониже, переместившись повыше — обязательно так поступит. Для того его требуется расколоть. Само собой, дело за этим не станет. Да и зрителю будет интересно понаблюдать за крушением планов человека, чей апломб должен встать ему в копеечку.

Скучно: должен был сказать зритель. Загоскин постоянно повторяется. Всему этому уже находилось место в пьесах! Отчего тогда оно должно повторяться вновь? Не добавляя более необходимого, Михаил созидал незамысловатый сюжет, внося в него незначительную долю живости. Могло показаться, достаточно сменить жанровую принадлежность произведения, как зритель переменит отношение. Удивительно, но везде пишут о популярности пьес Загоскина. Что же, их содержание не говорит о чём-то уникальном и достойном обязательного лицезрения. Требовалось обновлять подход к творчеству.

Вместо ожидаемого, Загоскин на годы замолчал, может занятый деятельностью вне литературных трудов. Лишь в 1827 году им написан ещё один короткий водевиль «Репетиция на станции, или Доброму служить — сердце лежит». Сия халтурка представляла программу действий на мероприятие в честь дня рождения князя Дмитрия Владимировича Голицына. Даже события развивались не где-то там, а на второй станции от Москвы, имевшей прозвание Солнечной горы.

Именно на станции предстояло собраться всем действующим лицам водевиля. Основное слово взял трактирщик, жалобно прослезившийся от появившейся в людях прижимистости. Ему раньше казалось, коли станция рядом с Москвой, то и деньги польются рекой. Однако, может оттого москвичи и богаты, потому как не тратятся по пустякам. Хотя, не всякий москвич обладает достаточными финансовыми возможностями для пролития на других с трудом собранных крох. Вот и пребывает трактирщик на второй станции от Москвы в безденежье, так как сам определил — народ скорее до Твери дотерпит, чем по выезде из Москвы дозволит потратиться.

Действующие лица водевиля не скрывались от зрителя. При желании он мог каждого из них определить, некоторые и вовсе давались под собственными личинами, вроде актёра Щепкина. Потому и прозывается сей литературный труд Загоскина халтуркой. Чествование Голицына определяется сразу, не вызывая никаких сомнений. Конечно, покровительство князя к Загоскину могло иметь важное значение, отчего к Михаилу не может быть никаких претензий. В конце концов, он оказывался волен проявлять талант любым угодным ему способом.

Это нам — читателям — кажется, будто писатели думают о вечном и создают вечное для вечности. Они же — писатели — зарабатывают на кусок хлеба, потому пишут на те темы, от которых получится лучше и больше откусить.

День первого представления новой пьесы (1823)

Писателю всегда хочется говорить о наболевшем — о мешающем свободно творить, не оглядываясь на возможность возникновения недовольной мины на лице читателя. Этого избежать не получится, всё равно найдутся люди, не желающие принимать текст в созданном для внимания виде. Причём, как не старайся — не найдёшь всеобщего признания. Объяснение даётся человеческой предвзятостью — каждый желает видеть определённое, без присутствия чего непременно выскажет неудовольствие. Иной человек терпеть не может чужого успеха, уже за то негативно реагируя. Вот и Загоскин решился показать двух беседующих, объясняющих, насколько тяжело авторам стремиться к достижению максимального соответствия желаниям читателя.

Действие представлено в виде сценки. Молодой писатель беседует с опытным человеком, вполне вольным считать, что съел пуд соли на умении отличать успешное произведение от провального. И когда он будет приводить веские доводы, писателю останется ссылаться на примеры великих драматургов, чьи работы не находили должного отклика у современников, хотя после входили в золотой фонд литературы. Как пример, речь идёт про «Мизантропа» Мольера и «Федру» Расина, встреченных зрителем с превеликим негодованием. Что тут поделаешь, иногда нужно создавать произведения, думая изначально о потомках, более способных оценить деяния предков.

Касательно труда молодого автора сразу даётся пояснение — писано так, будто с натуры. В век расцвета романтизма подобное воспринималось без воодушевления. Но где расцветал романтизм? Во Франции. В России никогда твёрдых литературных пристрастий не возникало, так как русский писатель непременно стремился к отражению естественного хода вещей, избегая приукрашивания. Видимо, в драматургии действуют особые законы, мало связанные с общим курсом. Не должны действующие лица иметь сходство с настоящими людьми, им непременно следует оказываться набором определённых качеств, тогда как другие черты окажутся напрочь стёртыми. Поэтому, одна из основных причин должного последовать провала — стремление к натуральности.

Имелись в обществе ценители особых литературных сюжетов. Кто-то мог советовать добавить побольше любовных сцен, иной — требовал убрать подобное вовсе. Если угодить одному из них, тогда, как минимум, некоторому количеству людей придёшься по вкусу. Если посчитаешь допустимым забыть о чужих интересах, думая о собственных, на выходе получишь общее презрение. Раз взялся повествовать, должен сразу ориентироваться на определённого читателя или зрителя, иначе не жди благосклонных откликов. Впрочем, могут и вовсе промолчать, что, может быть, даже хуже.

Впору молодому писателю задуматься, насколько он готов соответствовать ожиданиям. Зачем ему такие душевные терзания? Проще отказаться от ожидаемой постановки и навсегда покинуть литературное ремесло. Так можно говорить, ежели писатель намеревается пользоваться успехом у современников. Однако, может статься и так, успех не придёт и впоследствии, практически никогда не приковывая внимание потомков. Собственно, таким образом можно говорить про Михаила Загоскина, оставшегося в числе писателей второго ряда, редко вспоминаемый и совершенно не читаемый. Большая часть им изданного так и осталась в старой орфографии. Причина очевидна — читателя Загоскин найти уже не сможет.

Как тогда быть со сценкой «День первого представления новой пьесы»? Следует взять за основу размышления о писательском пути, обязанном находить соответствие между желаемым автору и ожидаемого читателем. При соответствии — обеспечено внимание. В обратном случае лучше не горевать. Когда душа просит творить, нужно не упускать сего благословенного момента. Никто не знает наперёд, для чего человеком созидается определённое действие. Вполне вероятно, ибо почему бы такому не быть, и творчество Загоскина сможет обрести преданного поклонника. Всё зависит от обстоятельств.

Благородный театр (1828)

Сколько желание творить в ящик стола не откладывай, наступит время творить. Можешь делом заниматься, но через себя не переступить. И Загоскин всё равно должен был пьесы сочинять. Он может и к другому стремился, но стремление к творчеству не смог унять. Решил написать он в шутку о том, как в шутку пишут творения во славу скуки дней. Оказалось то, если не лучшей, то одной из лучших затей. И было это на пороге наступления иных влечений. Станет Загоскину дело до иных творений. Пока же, шалость и есть шалость, творил Михаил, поэтизируя самую малость. Слабо заметны в речах действующих лиц рифмованные строки… проще говоря, довольно те строки на рифму плохи.

Загоскин не абы чего писать взялся, он театр осуждал. Разве кто подобного подвоха от Михаила ожидал? Показанной оказалась провинция с дурной стороны, где живут люди культурные, но среди них культурных попробуй найти. Злятся в провинции, когда провинциалов в театре представляют, показывая так, словно на периферии люди дурака валяют. Всякому ясно, театр обличает будто бы пороки на селе, где живут то в хандре, то навеселе. Вот то и обидно в провинции живущим, ведь показывается на театральных подмостках об их гнетущем. Как поступить? Очень просто, как оказалось. Оттого воображение и разыгралось. Нужно самим постановку на сцене поставить, театралов завзятых знатно ославить.

Вроде верная затея ожила под пером Михаила. Он и взялся показывать, да вот его идея та и утомила. Наскучила задумка к действию третьему уже, стал он задумываться, для продолжения искать сюжет где. Расстроить осталось постановку, не допустив её воплощения на сцене. Объяснить легко — нет актёра на замене. В жизни случаются подвохи, значит никак не избежать суматохи. Например, устроить свадебный переполох. Дать наследство действующему лицо — вариант в той же мере не плох. Да как быть с ожидаемой постановкой в действии, допустим, четвёртом? Остаётся сожалеть, покатится в бездну она с чёртом.

Важность пьесы начинала угасать, должен был это Загоскин понимать. Но отступать назад, отказываясь от созданного ранее? Незачем! Следовало окончить старание. Но над потугами театралов посмеяться, Михаил и прежде в этом старался отличаться. Вспомнить позволительно первый его литературный труд. Если о нём помнят, то и «Благородный театр» поймут. Отличий мало, нисколько не изменился повествования мотив. Да вот теперь Загоскин творил, о пользе для театра явно забыв. Давал представление верное, вполне себе обличал… Зачем только сам останавливаться стал? Застопорил повествование, толком не развивая. Вот и получилась комедия у него — никакая.

Впору сказать, о чём помышлять Михаил смел. В прозе он себя показать захотел. Скоро выйдут из-под пера вещи плана исторического, написанные в духе сложения беллетристического. Заживут жизнь герои на полотне былых времён, будут воплощением разных племён. Загоскин станет писателем на диво всем, сочинителем, который не боится важных тем. Таким его запомнят на некоторый срок, раз он писать столь для современника притягательно мог. Посему, коли от театра предстоит отойти, Михаил отойдёт, всё равно способный силу для драматургии снова найти.

Остановим колесо из пьес, краткий всплеск которых заметен в данный миг. Давно сошёл увлечений ими пик. Раз сказано, к чему склонялся отныне Загоскина интерес, так о том и поведём рассказ, иной раз придавая пьесой творчеству Михаила вес. Что до «Благородного театра»… не срослось. Не нашлось сил закончить пьесу с толком. Не нашлось!

Пан Твардовский (1828)

В 1828 году поставлена опера «Пан Твардовский», автором либретто выступил Загоскин. Сюжет касался польской легенды о шляхтиче, продавшем душу дьяволу в обмен на сверхъестественные способности. Михаил предложил собственное трактование, поместив в центр повествования историю любви между Юлией, должной стать женой Твардовского, и Красицким, получившим от отца в наследство лишь принадлежность к шляхте. Зритель не должен был обманываться, на сцене полагалось происходить явлениям, раскрывающим мистические ноты повествования. Твардовский действительно выходил мрачным колдуном, в чьей воле добиваться желаемого мановением руки.

Загоскин предлагал зрителю оказаться в дремучем лесу ночью. Красицкий брёл с табором цыган, не имея определённых целей. Случилось разразиться непогоде. На счастье действующих лиц, они узрели брошенную избушку. Тогда же зрителю впервые показывался Твардовский, шедший вершить тёмные дела, никого не ожидая встретить. На сцену явится дух, обязавшийся помочь пану овладеть умением повелевать материями. Зритель к тому моменту понимал, для Твардовского обладание Юлией вторично — он мог обойтись вовсе без оного.

Что делать Красицкому? Будучи влюблён, он не имеет возможности приблизиться к Юлии. Последняя встреча влюблённых случилась три года назад, ещё до войны России с Османской империей, на полях сражений которой Красицкий пропадал. Юлии не хотелось верить в смерть Красицкого, но сведений о нём она не получала. Вполне понятно, почему Загоскин не позволил молодым встретиться, иначе повествование сложилось бы другим образом.

Следовало расстроить свадьбу Твардовского и Юлии. Как? Загоскин не стал создавать больше потребного. Зритель желал увидеть эпичность происходящего на сцене, остальное для него казалось вторичным. Ежели так, усилий прилагать не потребуется. Твардовский сам сведёт себя в могилу, излишне уверовавший в собственные силы. Михаил даже отнесётся к его желаниям с почтением, создав не просто представление о злодее, а о человеке, способном бороться за принципы, не соглашаясь с ними расставаться и в миг поражения. Окончание оперы — погребение Твардовского под развалинами замка.

Зритель мог гадать, действительно ли погиб Твардовский? Разве чернокнижник столь легко умирает, не уничтожаемый с применением специальных средств? Вероятно, Загоскина не раз просили дать разъяснение. Иначе как объяснить, что шестью годами позже Михаил напишет цикл рассказов «Вечер на Хопре», в числе которых окажется повествование, сообщающее читателю дальнейшие детали. Никак не перерабатывая созданный сюжет, Загоскин поместит героя-современника в места жизни Твардовского, оставив мнение — пан не умер, продолжая существовать. Это вполне соответствует легендам, частью придерживающихся мнения, будто пан Твардовский застрял между небом и землёй, обязанный дожидаться Страшного Суда.

Как понимает читатель, сюжетное наполнение оперы не отличается замысловатостью. Однако, стремление к созданию мрачных повествований — особенность перехода со второго на третье десятилетие XIX века, учитывая включение в процесс и такого именитого писателя, за какового принято считать Николая Гоголя. Но Гоголь к написанию оперы «Пан Твардовский» ещё не начинал создавать художественных произведений. Тут стоит скорее говорить о влиянии немецких классиков, внёсших обязательный элемент мрачного начала в литературу.

Обязательно скажем, основная смысловая нагрузка ограничивается первым действием, тогда как далее Загоскин заполнял повествование по остаточному принципу. Создав основное для понимания происходящего на сцене, затем Михаил дописывал до логического финала. Иное он измыслить не мог, обязанный следовать сложившимся представлениям о деятельности легендарного пана Твардовского, добавив элементы романтизма и мистицизма. На фоне возвышения и падения чернокнижника, тенью пройдёт любовь Юлии и Красицкого, изначально вторичных для показываемого действия.

Столичные жители в провинции (1829)

Как хорошо начинать писать красивый сюжет, но быстро разочарование наступает, в лучших чувствах автор оказывается задет, продолжать работать над произведением забывает. Отложено в долгий ящик, никогда не должно быть извлечено назад, может правильно поступает классик, понимая, никто не будет результату рад. Всё от личного нежелания творить, когда тема избитой кажется. Теперь сделанного не изменить, даже пусть читатель от ожиданий мается. А всё почему? Задумал Загоскин банальное описать. И вёл он действие к тому, о чём не желал повествовать. Не Сумароков он, прошли годы вольности в драматургии. Другой положен для театра тон, уж были времена такие.

Кто не ездил из города погостить в имение? Забывая о городской суете. Имел от увиденного большое впечатление, изменив привычной жизни в столицы черте. А столиц в России прежде имелось сразу две: Петербург и Москва. Каждая — представлена своей судьбе. Тема тех распрей стара. Почему бы не свести на селе сердца жителей столичных? Он — петербуржец, она — москвичка. Сюжет, прямо скажем, из отличных. Да вот кто он? Да и кто она: певичка? Нет, барские слуги. Впрочем, баре любят в той же поре. И зрителя уши не так уж туги. Верит зритель — не случиться беде.

Так бывает порой, когда через слуг показывается пристрастие бар. Это удобно очень, ни чьей чести не задевая. Проще разжечь в холопской душе пожар, внимания на горести сих людей не обращая. Как было бы хорошо, полюби друг друга баре, смогут тогда слуги найти счастье по себе. Не бывать бы только некой сваре, не то страсти молодых суждено погибнуть в барском огне.

У Загоскина слуга отправился в дом барышни одной, ибо барин его напроситься в гости желал. Он тут по делу, но мается тоской, а барышни той он внимания страстно алкал. Имел желание придти на чаепитие, встретившись наедине желательно. Хотел он сделать открытие, поступить крайне доброжелательно. А как и о чём далее следовало продолжать? Загоскин толком не представлял. Стал Михаил сюжет нащупывать, искать, да ничего полезного не сочинял.

Зачем-то барышни показывался быт, её беседы с прислугой приводился разговор. Налёт ожидания барских приключений оказывался смыт, собирал Загоскин сущий вздор. Ни к чему, разве о чём-то всё-таки сказать намеревался. Вдруг выйдет оговорки нужный мотив. Михаил и вправду старался, может к чему вёл повествование, забыв. Не способный развитие для действующих лиц нащупать, Михаил вовсе забросил писать. Сей запутанный клубок читатель должен распутать, огорчение писателя понять.

Всё просто, кажется именно так. К другой участи Михаил готовился последние годы. Ему ниспосылался явный знак, писать роман — вот веяние новой моды. Брался Загоскин романтизировать былое, про Смутное время стремился говорить, и создаст он вскоре такое, чему быть его лучшим трудом предстоит. А с драматургией быть как? Найдётся и для неё когда-нибудь место в думах Михаила. Как говорится, из зерна вырастает злак, да только если не бросить земли мимо. Всему свой черед, потому пусть отложены о театре думы будут, новый период Загоскина ждёт, благодаря чему его и помнить будут.

Что же с гостями столичными? Чем закончится жениховство слуги? Остаётся думать, не должны статься баре горемычными, осуществят желанья свои. Но к тому Загоскин не подводил, мало ли о чём хотел повествование сложить, скорее всего сюжет его банальный утомил, раз предпочёл о нём забыть.

Юрий Милославский, или Русские в 1612 году (1829)

Русским ничего не жалко. Они готовы Отечество отдать, лишь бы о нём проявили истинную заботу. Но если посчитают нужным, потребуют вернуть своё обратно. Примерно так обстояло дело в Смутное время, когда разошлись мнения у населения на дальнейшее продолжение существования. Одни пожелали принять власть польского Владислава, пообещавшего сохранить единство государства, другие отстаивали местные интересы, тем грозя разрушить целостность страны. Чью позицию занять? Герой романа Михаила Загоскина предпочёл дать клятву верности иностранцу, лишь бы Россия продолжила существование.

С первых страниц читателю даётся представление о сложности обстоятельств. Кругом полно казаков, которым главное бы платили, тогда они пойдут воевать за кого угодно. И полно поляков, почувствовавших себя хозяевами. Так создаётся впечатление, будто казаки утратили вольный дух, выродившись. Касательно интервентов иных мыслей быть не могло. Коли пришли на Русь, овладели ею, так всё лучшее должно достаться им, какие бы заверения не давал Владислав. Видя такое отношение, русские не могли мириться с узурпацией, желая скинуть с престола неугодного им теперь правителя. Как же дальше поступать Юрию Милославскому, чьи принципы не позволяют становиться клятвопреступником?

Жизнь будет тяжело для него складываться. Он понимает некогда поселившееся в нём заблуждение, но теперь ничего не изменишь. Придётся страдать. Он примет удары судьбы, стойко перенося лишения. Может Загоскин о том не думал, но отчего верным Владиславу в произведении остаётся лишь главный герой, тогда как все прочие выступают против него? Ожидаемо видеть отрицательное отношение к Юрию, клеймение его предателем, как бы он не говорил, что поступал из лучших побуждений. Загоскин будет его неизменно оправдывать, создавая у читателя впечатление, будто Владислав действительно мог принести благо стране, выполняй он данное людям обещание.

Проведя главного героя дорогой страдания, Михаил придумает способ найти выход из затруднительного положения. На помощь придут эпические богатыри, сражавшиеся на поле Куликовом против орды Мамая, известные под именами Александра Пересвета и Андрея Осляби. Будучи монахами, они встали на защиту Руси, обратив оружие против врагов. Разве это не разумное решение? Следовало отказаться от мирской суеты, а потом поступить согласно наставлению игумена, обязавшем пойти на подвиг для спасения Отечества от иноземных захватчиков.

Так получилось красивое сказание о заблудшей душе, желавшей лучшего, но ставшей игрушкой в руках дьявольского умысла. Пусть слог Загоскина далёк от идеала, отступления в повествовании уходят в дебри от основной сюжетной линии, главный герой окажется не до конца честным, то не отменит победу Дмитрия Пожарского над польскими интервентами. Основное требование к происходящим на страницах действиям Михаил выполнил, доказав способность раскаявшегося человека стать важной составляющей общего успеха.

Стоит согласиться, что Загоскин сумел показать, почему на Руси случилась политическая катастрофа, приведшая к утрате государственности. Не смутные представления о должном происходить стали причиной нерешительных действий русских, часть населения действительно поверила в возможность лучшей жизни, нежели до того приходилось терпеть на протяжении десятков лет, начиная с кровопролитных забав Ивана Грозного по вырезанию городов, отчего люди перестали быть уверенными в завтрашнем дне. Владислав пообещал принять православие, восстановить храмы, проявлять заботу о населении, чем заслужил симпатию здравомыслящих слушателей его речей. Другое дело, как это впоследствии реализовывалось.

Справедливость восторжествует. Поляки наедятся до отторжения. Самосознание в русских проснётся. Враг будет изгнан из пределов Отечества. А после счастье, любовь и страдания иного плана, без чего человеку никак нельзя обойтись.

Рославлев, или Русские в 1812 году (1831)

Любимая тема для обсуждения среди населяющих Россию людей — нелюбовь к отечественному при явном возвеличивании Отечества. Таков характер русского человека, не способного поддерживать достойные условия собственного существования. Ему вторят иностранцы, считающие русских варварами. Говорить об этом можно бесконечно, но для явного примера предлагается обратиться к произведению «Рославлев, или Русские в 1812 году», где всё расписано от и до.

Накануне Отечественной войны с Наполеоном самосознание россиян опять упало ниже некуда. Почти все готовы были поверить в величие французской армии, науки, языка и всего прочего. Верили с тем же успехом в превосходство турецкой армии, выученной французскими наставниками. Верили и слухам, будто армия Российской Империи проигрывает сражение за сражением, отдавая города и тем лишая страну принадлежащих ей территорий. Это казалось объяснимым, невзирая на то, что на самом деле русская армия никому не проигрывала, наоборот беря город за городом. Кто же знал в действительности о происходящем на театре русско-турецкой войны, толком никогда не являвшейся ведомой рядовому жителю России.

Не было веры и в способность русских людей к чему-то. Ежели требовался доктор, то лучше предпочесть выучившегося во Франции, нежели обучившегося врачеванию в Москве. Галломания продолжала процветать. Немудрено понимать, как дворянство относилось к культуре родной им страны, не умея до сознательного возраста сказать пары слов по-русски, зато с пелёнок прекрасно владея речью французов.

Ещё не случилось нападения армии Наполеона, то считалось проявлением безумства, так как такого не могло произойти. Требовалось проанализировать мотивы Императора Французов, дабы понять, зачем ему потребовалось идти на Россию, если перед этим он не сумел справиться с оказавшими ему сопротивление испанцами. Причина заключалась в Англии, значение которой Загоскин принижает. Не о том написано им произведение, оно о восприятии французской нации вообще, покорившей сердца и души россиян, дабы следом разом обрушить на них мощь армий всей Европы.

В войну не верили, но её начала ждали. Ненависть к французам росла, их несносный нрав напомнил русским польских и литовских интервентов времён Смутного времени. Некоторые граждане оказывались готовы в упор расстреливать ещё не ставшими врагами французов. И многие уже говорили, что не пожалеют сил, лишь бы оказать сопротивление захватчику, вплоть до уничтожения всего у них имевшегося — готовы были сжигать дома с имуществом.

На этом фоне требовалось показать историю похождений молодого человека, чья жизнь должна омрачиться драматическими событиями. Он благороден и верен Отечеству, в ближайших планах жениться, а после жить счастливой семейной жизнью. Надежды рухнули в мгновение, стоило невесте попросить подождать, а французам вторгнуться в пределы Империи. Молодой человек слышал известия, как армия Наполеона взяла Смоленск и направилась к Москве. Более не жених, он предпочёл встать на защиту Отечества.

Загоскин рассказал читателю о происходившем на полях сражений. Тяжело передать особенности ведения боевых действий тех дней. Солдатам требовалось держаться занимаемых позиций, невзирая на пушечные ядра, случайно обрывающие жизни. Необходимым считалось заниматься шагистикой, передвигаясь тем же образом, как при проведении парадов. Объяснение тому давалось разумное — так солдат забудет о грозящей ему опасности и сконцентрируется на других мыслях.

Когда Москва вспыхнет, главный герой повествования окажется раненным в пылающем сердце Отечества, скрываемый от французов. Дабы читатель понял картину происходящего, Загоскин отправил на его спасение человека, пошедшего на риск, облачившись во французскую военную форму. Надо ли говорить о благородстве такого поступка? Рискуя жизнью, он будет пробираться через сомнения встречаемых на пути противников, встречая ещё больше сомнения, отходя обратно в расположение русской армии, вынужденный заверять партизан в собственной благонадёжности, не считая прочих отщепенцев из пёстрого состава армии французов.

На событиях 1812 года Загоскин не остановился, дополнив повествование историями действующих лиц о заграничном походе. Вместо ладного рассказа, вышел набор зарисовок, довольно занимательных, но лишённых смысловой нагрузки. Важнее окажется внимать последним страницам, где перед читателем раскроется трагедия главного героя, едва не потерявшего голову, но лишившегося всего, о чём он смел прежде мечтать.

А русские всё равно останутся для французов варварами, ибо свою столицу они спалили, не тронув Парижа.

Аскольдова могила (1833)

После описания событий Смутного времени и Отечественной войны, Загоскин погрузился в далёкое прошлое, создав произведение о языческой Руси, стоявшей перед принятием христианства. Тогда у власти находился Владимир Святославич, жестоко укреплявший право на великокняжеский стол. Достигнув желаемого, он снова объединил страну. Требовалось понять, что могло его побудить отказаться от верований предков. И Михаил нашёл тому объяснение. Разве откажется правитель от религии, согласно которой народ будет его любить и не допустит помыслов об ином владетеле земель русских? Поэтому язычество падёт, уступив место греческой вере.

В качестве основного аргумента для княжеского страха потерять власть, Загоскин предложил отпрыска из ветви потомков Аскольда. Пусть этот страх необоснованный, ему вполне нашлось место на страницах художественного произведения. Для пущей верности Михаил сделал отпрыска беспомощным существом, росшим под опекой княгини Ольги, после утратив всякую связь с власть имущими, так и не узнав, кем он в действительности является. Вновь приходится говорить о плутовском романе, затрагивая литературные труды писателей первых десятилетий XIX века. Не имея ничего, главный герой повествования оказывается претендентом на всё. И тут-то приходит на помощь христианство, разбивающее смысл борьбы за власть во прах.

Греческая вера требовала молиться за каждого живущего. Особенно необходимо молиться за врагов, прося Бога наделить их благоразумием. Не допускалось мыслей о свержении тирана, либо другом способе разрешения проблем. Только с помощью смирения и постоянных молитв о лучшем должен проводить дни христианин. Имея в качестве подданных именно таких людей, правитель христианской страны обретал спокойствие, твёрдо уверенный в завтрашнем дне. Отпрыск Аскольдова рода не сможет причинить ему вред, поскольку влюбится в гречанку, примет её веру и перестанет представлять опасность.

Читатель согласится, излишне красивую картину создал в воображении Загоскин. Михаил показал рафинированных христиан, подобных жившим в первые века нашей эры. Может он забыл, какой жар коснулся последователей веры Христа, стоило им добиться права на доминирование? Уже не шла речь о покорности, тогда как язычники массово истреблялись. А ведь прошла едва ли не тысяча лет, прежде чем христианство коснулось Руси. В самой Византии не осталось настолько истово верующих, да и сама жизнь во Втором Риме нисколько не напоминала смиренную. Вполне можно допустить, что ретивые христиане переселялись на Русь, обретая покой среди языческих верований, где к ним терпимо относились.

Забыл Загоскин и о бедах, пришедших вместе с христианством, нисколько не оказавшем значения на братоубийственные порывы российских князей. Но обо всём этом сказано слов достаточно в соответствующим сим рассуждениям местах. Читателю требовалось хотя бы как-то обосновать принятие христианства на Руси, что Михаил вполне доступно объяснил. Никто не откажется верить, будто князь Владимир Святославич не стал бы симпатизировать воззрениям, позволившим на краткий миг забыть о распрях. Ведь единоличная власть не подразумевает права на постоянное ею обладание. В свою очередь появился инструмент, позволивший устранить всех неугодных, лишив их жизни за языческие верования.

В исторических источниках почти ничего не говорится, как население Руси приняло христианство. Это не требуется объяснять, зная, что источники сохранились лишь благодаря церковным служителям, постоянно переписывавшим сведения о прошлом. Вполне понятно, никакого умиротворения наступить не могло. Русь будоражило, чему найдётся подтверждение в борьбе детей Владимира за власть. Пока же следует остановиться и принять точку зрения Михаила Загоскина. Всё, совершаемое во благо сейчас, завтра окажется источником неисчислимого количества бед.

Вечер на Хопре (1834)

Раз пошла речь о могилах, то давайте поговорим о нежити. Отнюдь, не Гоголь открыл жанр произведений об умертвиях для России, то сделал до него сам русский народ, издавна пересказывавший сказки о мертвецах, русалках и прочей чертовщине. Свой вклад решил внести и Загоскин. В его произведении собрались люди где-то в предместьях реки Хопёр и стали рассказывать друг другу страшные истории, при этом каждый раз сомневаясь в существовании потусторонней силы, однако всё-таки сохраняя уверенность — реальность чертовщины исключать не стоит. Может просто не каждому довелось с подобным столкнуться. Читатель будет постоянно находить подтверждение опровержению и при этом всё-таки знакомиться с историями, возможно имевшими место быть на самом деле.

Итак, повествование об умертвиях должно начинаться с кладбища. Именно там должны обитать ожившие мертвецы. У страха, как известно, глаза велики. Посему за нежить можно принять и пьяницу, буквально похожего на восставшего из могилы упыря. А при недостатке освещения и исходящему от его дыхания смраду — и подавно в том убедишься. Тут нужно не терять головы, брать себя в руки и не бежать без оглядки, чтобы не оказаться обсмеянным. Но сомнение остаётся. Поскольку Загоскин расскажет о пане Твардовском — персонаже польских легенд, будто продавшем душу дьяволу.

Всякая добротная история начинается издалека — с отвлекающих моментов, призванных расслабить читателя перед шокирующими обстоятельствами. Так и Михаил повеселил читающую публику, поведав про жену военного, сопровождавшую мужа в походах. Как раз для неё и будет искаться постой. Причём как раз в имении, построенном из разрушенного местопребывания того самого пана Твардовского. Надо ли говорить, что ночью в стенах разыгралось представление, ничем не уступающее «Вию»? Вроде бы история не похожа на выдумку, однако Загоскин призывает проверять все обстоятельства. И то, что очевидец падает в обморок и просыпается по утру, ещё не значит, будто его напугали хозяева имения, не желавшие никого принимать на постой.

Скепсис всегда возобладает. Это объясняется в истории с привидением, обитающем в одном итальянском поместье. Будто бы оно проходит сквозь стены, что уже не позволяет сомневаться в его существовании. Снова Михаил выступал с позиции сомневающегося. Он даже подробно объяснил механизм, как можно ходить «сквозь стены», когда в оных нет ни дверей, ни какой-либо иной возможности пробраться напрямую в соседнюю комнату. Для претворения плана в жизнь нужно иметь больше людей, остальное — дело техники. Опять же, нужно забыть про страх и не бояться лично разбираться с устраиваемым лично для тебя представлением.

И всё-таки требуется история, исключающая любое сомнение. Осталось рассказать о событии, услышанном от очевидца. Как читатель отнесётся к тому, будто кому-то удалось стать свидетелем действительной чертовщины? Её суть в том, что завзятому театралу было назначено явиться на представление знаменитой иностранной актрисы. Причём оно назначено на тот день, когда в России по религиозным соображениям веселья не устраивают. Более того, окажется, что на том представлении соберутся величайшие люди, но уже успевшие умереть. Напоследок выяснится, что и актриса к моменту выхода на сцену уже не числилась в живых, к тому же умерла она и не в России. Как-то это можно объяснить? Покуда сам с таковым не столкнёшься — всё равно не поверишь.

Как теперь читателю относиться к «Вечеру на Хопре»? Пусть истории от Загоскина останутся байками, слегка пощекотавшими воображение.

Недовольные (1835)

Царь Николай спокойно правил десятый год, отягощённый грузом собственных забот. А люди, что под властью его были, считай, за самодуров уже слыли. А что им, собственно, желать? Когда в государстве всё спокойно и нечего менять? Когда нет к реформам побуждения, тогда мельчают впечатления. Если и будет тяга к чему, то может только воды искусственной испить. Нарзаном, допустим, воду, прежде привычную, заменить. Посещать места, где воду ту подают. Высший свет будет там, где воду ту пьют. И недовольных хватит, кто не желает воды. Сказать бы тем недовольным: лишь бы не было войны.

Князья одурели от спокойных годин, каждый из них — так себе господин. Он и не князь, если приглядеться, коли хочется князю крестьянином одеться. Пожелает князь зимою, что летом даёт огород. В жаркую пору — пожелает колотый лёд. И живёт на широкую ногу, забыв про долги. Потому его шаги всегда широки и легки. Будет он жить без забот, не отдавая отчёта ни в чём. Об этом у Загоскина непременно прочтём.

Жизнь прожигало в России дворянство. Хорошо, если не скатывалось во пьянство. В карты играло без устали, в долгах ещё более погрязая. Просто жизнь тогда была такая. Русское опять перестали дворяне любить, им бы французским себя вновь окружить. Насмехались над патриотизмом квасным, далеко не уедешь ведь с ним. Иные из них знали в разумности толк, чтобы галломан или квасной патриот в споре умолк. В общем же, жили так, не заглядывая вперёд. Не знал никто из них, какое будущее дворянство в России ждёт. Спокойно при Николае, тот правил железной рукой. Как не ценить подобный покой?

Забава в высшем свете — слуг всюду рассылать. Иначе новостей из чужих домов не узнать. Нисколько не стыдно, дело нужное весьма. Будет о чём другим рассказать, хватит сплетней для письма. Или вот ещё о чём брались судить — выскочек не желали в высший свет вводить. Развелось желающих из низов пробиться, к таким никак нельзя хорошо относиться.

Когда хорошо в стране — плохим кажется ход вещей. Надо бежать! И бежать из России скорей. Бежать в ближнее зарубежье или в дальние края, куда угодно, была бы другая страна. Везде порядки хороши, только бы не порядками России они были. Кажется, русские никогда родных краёв не любили. Высшему свету, каким воплощением он не будь, нужно из России уехать, подальше от будней российских отдохнуть. Всё плохо в родных местах — и климат, и люди отвратны. А вот европейцы всех мастей, отчего-то непременно, приятны.

Что поделать с этим? Загоскин пытался найти ответ. И понимал: у некоторых русских совести не найти, ибо её нет. Они хотят в меду кататься, жировать. При этом больше прежнего желать. Обзавестись долгами, словно положено безответственным быть, и при требовании вернуть положенное — начинают они причитать и блажить. Недовольны всем, мало к чему имея сознательный подход. Должно быть, веселился над пьесой народ. Говорил Михаил открыто, прямо выражая укор. Да вот думается, принимали в высшем свете это за вздор.

Сказал Загоскин о наболевшем, не хотел он молчать. Таких тем в романах исторических не мог он поднять. А тут отдушина такая, говори, не боясь возражений. Чёрт с ним, с Михаилом: скажут, — чёртов он гений. Ежели так, можно правду громко вещать. Всё равно кругом недовольные, им нельзя угождать.

Аскодьдова могила (либретто) (1835)

Роман о Руси в исполнении Загоскина читателю по нраву не пришёлся. Может тогда понравится исполнение в виде оперного представления? Михаил обязался написать либретто. Если не читательское внимание, тогда зрительский восторг должен быть обеспечен. Сюжет им проработан, осталось выбрать нужное и избавиться от лишнего текста, скомпоновав материал для короткого просмотра. Так и получилась опера «Аскольдова могила», для чего потребовалось только использовать музыкальную составляющую и игру актёров. Перед зрителем начинало разворачиваться действие, ещё десять лет назад слывшее за опасное вольномыслие.

Читатель знает, эпоха дворцовых переворотов закончилась с воцарением Николая. Прежде, ещё при жизни детей Алексея Тишайшего, власть над российским престолом переходила в обстоятельствах напряжённости. Всегда присутствовал компонент, заставлявший литераторов обходить любое упоминание о чьей-то борьбе за право быть государем. Да и Николай начинал властвовать с восстания декабристов, вполне способном пресечь притязания Романовых на владение Россией. Однако, Загоскин затрагивал тему подлинных государственных переворотов, по сюжету претендовать на титул Великого князя мог осколок рода Аскольда, не согласный с притязаниями Рюриковичей.

Происходящее на сцене должно делиться на определённые эпизоды повествования. Обязательно следовало показать зрителю необходимость отказа от языческих верований, указывая на важность перехода в греческую веру. Предстоит создать на сцене образ древнерусской деревни с истуканами, на которых и косо посматривать всякий раз, стоит зайти речи о нежизнеспособности религии предков.

Другой эпизод — демонстрация засилья варягов. Пусть воины севера чувствуют себя вольготно на Руси. Но ведь и они поклонялись точно таким же истуканам, только иного свойства, каковых держали в родных краях. Варяги будут пировать, вспоминая прежнее житьё-бытьё, как чей предок на медведя с голыми руками ходил, как с ещё живого зверя шкуру спускал. Для зрительского веселья добавлялось скоморошничество, то есть создавался полноценный антураж былых дней.

Но самое главное развивается ближе к концу представления, поскольку появлялся Неизвестный, сообщающий тайную информацию, к которой следовало прислушаться. Негоже подданным княжеским с благолепием смотреть на государя, когда власть того должна быть повергнута. Кто силой стол великокняжеский отнял, обязан возвратить потомкам прежнего владельца. На каком основании? Сугубо в рамках понимания дворцовых переворотов, когда любое требование следовало признать законным, ежели человек, его выражающий, становился правителем.

Так бы и случиться непоправимому, не напиши прежде Загоскин роман, согласно сюжета которого порывы к власти у подданных сходили на нет, поскольку греческая вера не предполагает насилия, ведь христиане должны со смирением принимать ниспосылаемые на них испытания, в том числе отказываться от власти, когда дал клятву верности другому, хотя бы язычнику.

Поэтому на сцене развивалось ещё одно красочное действие — свадебное. Потомок рода Аскольда женился на христианке, сам оную веру принимая. Скоморошество становилось более богатым на содержание. Среди действующих лиц появлялся знаменитый музыкант древности — Садко, игравший и певший для услады слуха всех собравшихся на сцене и в зрительном зале.

Читатель, как и зритель, понимает, когда произведение ставится на сцене, в первую очередь значение имеет атмосфера. Не так важно содержание показываемого действия, сколь огромное внимание уделяется декорациям, костюмам и движениям актёров, тогда как прочее служит фоном. Конечно, при плохом содержании текста, зритель окажется недовольным, вполне понимающим, действие должно быть полноценным, наполненным богатством и для создания мысленных образов. На постановке по либретто Загоскина всё казалось соответствующим ожиданиям. Древняя Русь оживала на глазах, благо и сюжет подавался с давно забытой перчинкой.

Кузьма Рощин (1836)

Не судите людей, поскольку не знаете, какой путь им предопределён. Судьба сама решит, сколько отпустить лет виновному в прегрешениях человеку. Достойная кара обязательно настигнет. Как однажды случилось с Кузьмой Рощиным, жившим разбоем, пока обстоятельства не заставили переосмыслить существование, побудив стать достойным человеком. Обо всём требуется отдельный сказ. Сперва Загоскин пропел оду удали, чтобы создать миф о герое повествования, потом обернув сюжетную канву загадкой, заставив читателя думать, будто произведение состоит из несвязанных друг с другом частей. Судьба обязательно воздаст Рощину, с чем ему придётся смириться. Выпавший жребий не изменишь, если совесть не позволит выгадать и уйти от ответственности, с которой пришлось смириться.

Некогда, задолго до 1771 года, жил за Волгой Кузьма Рощин. Был он человеком лёгким на подъём, предпочитал в одиночку грабить экипажи. Взбаламутит крестьян, создаст у них обманчивое впечатление, использовав в качестве ложных подельников, нагонит тем страху на проезжающих, готовых отдать всё у них имеющееся, лишь бы живыми уйти. И этот же Рощин им ещё в долг даст из награбленного, дабы имели возможность накормить лошадей и слуг. Описать такого человека — бальзам на душу. С чьей же ещё помощью обыграть безалаберность чиновников, спокойно передвигавшихся и не прилагавших усилий для защиты? Всякому Рощин воздавал за неосмотрительность, прослыв потому одновременно разбойником и благородным человеком.

Да, теперь всё нет так, как было раньше. Прежде дома строили добротные, сквозняков не знавшие. Ныне возводят на итальянский и английский манер, к климату русскому не приспособленные. Об этом Загоскин посчитался обязательным рассказать. Но люди в прошлом находились более ответственные. Ежели разбойник, то не хладнокровный преступник. Ежели богач — разнеженное создание. С той поры изменилось малое. Остались и добропорядочные разбойники, уменьшилось лишь их количество. И вот про это Загоскину очень трудно оказывалось писать, поскольку цензоры критически оценивали любые проявления бунта на страницах произведений, нещадно вырезая сомнительного для них содержания фрагменты.

Михаилу пришлось смириться и придумать для продолжения произведения иные обстоятельства, должные настроить цензоров на положительное восприятие. Потому Кузьма Рощин пропадёт, растаяв в безвестности, будто обернулся волком и растворился в брынских лесах. Вниманию читателя Загоскин предложил другую историю, переместив место действия в Москву, когда в городе зверствовала моровая язва, уносившая жителей тысячами. Тогда случился вопиющий случай, закончившийся убийством архиепископа Амвросия, запретившего доступ к Боголюбской иконе Божией Матери, дабы люди не целовали её и тем не способствовали распространению чумы. Амвросий был растерзан толпой. Этот исторический факт Михаил выбрал для продолжения повествования.

Перед читателем судилище. Принято наказывать каждого десятого, предоставив право тянуть жребий. Вот тут-то и станет ясно, насколько судьба злопамятна. Будучи невиновным в преступлении, дважды неудачный жребий выпадет купцу, славному делами на благо города. Имеются и свидетельства его непричастности к убийству. Но почему он согласен принять выбор судьбы. Может от отчаяния? Моровая язва унесла всех, кто был ему дорог. Он остался один: без семьи и друзей. У Загоскина есть другой ответ, объясняющий, почему купцу суждено быть наказанным. И читатель это обязательно поймёт, осознав неизбежность бытия.

Отчасти, «Кузьма Рощин» — плутовской роман. Читателю показан человек из низов, сумевший воспользоваться предоставившимися ему обстоятельствами и добиться требуемого. Вместе с тем, возникает ощущение от желания автора пробудить в читателе яркие чувства, вскипающие на самой последней строчке произведения.

Искуситель (1837—38)

В год смерти Пушкина Загоскин писал «Искусителя». Определённой цели Михаил не мог иметь. Произведение складывалось подобно лоскутному одеялу, не представляя из себя цельного полотна. Читатель знакомился с историей провинциала, по мере взросления ставшего причастным к жизни большого города. Ему было чему удивляться, о чём Загоскин и писал. Вероятнее всего, «Искуситель» рождался в творческих муках, поскольку писатель обязан практиковаться в умении составлять разные истории, даже когда у него к тому нет желания. И оказаться «Искусителю» в числе забытых, не испытывай Загоскин необходимость опубликовать в 1837 году одну из частей произведения.

Представления о должном быть чаще всего не соответствуют ожиданиям. Привыкший к сельской местности, восхищается величием архитектуры городов. А впервые оказавшийся в городе вроде Москвы, испытывает ещё большее восхищение. О таком просто следовало написать, будто читатель тем сделает для себя открытие. Ведь нельзя переходить от описания пасторали к суете крупных поселений. Требуется дать читателю понимание изменений в представлении главного героя об окружающем его мире. Попутно Загоскин предпочёл рассказывать различные истории, вроде неудачной попытки цыган продать дефектного коня, убедительной речи начальника, отговорившего подчинённого от самоубийства, и сообщений путешественников, имевших удовольствие видеть знаменитых иностранцев.

Будто вне воли и какой-либо логической связи на страницах появляются истории о мистике. Одним из примечательных персонажей действия становится Калиостро, показанный Загоскиным в качестве честного человека, никак не стремившегося нажиться на людском горе, вовсе не являясь шарлатаном, ибо именно такие качества приписываются сему историческому лицу. Появляется на страницах и одно из интереснейших увлечений тех времён — обсуждение животного магнетизма, то есть месмеризма. Всё это обсуждается вполне серьёзно, словно имеет право на существование. Если читатель подумает, для чего Загоскину потребовалось описанием подобного разбавлять повествование, то придётся напомнить про принцип лоскутного одеяла.

Другой лоскут — обсуждение природных особенностей. Есть версия, якобы в России нечего смотреть, если сравнивать с той же Швейцарией. Отчего-то не мил некоторым русским вид уходящих за горизонт полей, где глаз не цепляется за громады объектов, вроде возвышающихся до неба гор или ниспровергаемых с небес водопадов. На это остаётся возразить единственным доводом — в России многое есть, нужно лишь приготовиться к длительной дороге, дабы найти требуемое.

Основное действие развивается в заключительной части «Искусителя». Это главнейший лоскут. Перед читателем возникает история взаимной привязанности двух сердец, ныне уже не вольных распоряжаться сковавшими их обстоятельствами. Любимая девушка давно заключила брачные обязательства, из-за чего нельзя к ней проявлять никаких симпатий, в том числе и заимствовать у неё платок. Единственный компрометирующий момент — переписка, с которой девушка не расстаётся. А если муж получит возможность ознакомиться с письмами? Тогда будет скандал, вполне достойный увековечивания в виде драматургического произведения. Может к тому и стремился Загоскин, понимавший, спасти «Искусителя» сможет только подобное развитие событий.