Бесплатный фрагмент - Вторая ночь от Рождества, или Забытое преданье

Вторая ночь от Рождества, или Забытое преданье

Испокон веков хранит славянский народ славные тради­ции своих предков. Никто, конечно, уже и не помнит, как они рождались, — уж очень глубоко уходят их корни в дале­кое прошлое русского народа. И отрадно сердцу русскому от того, что до сих пор нерушимой остается народная вера в то, что не на пустом месте и неспроста появлялись эти традиции, а их ревностное сохранение и почитание — дело поистине святое и благодатное. Тем более что время от вре­мени, в подтверждение своё, нет-нет, да и случаются в такие вот, особо почитаемые на Руси дни, поистине удивительные и завораживающие истории.

Вот надо же сотвориться такому в Святые вечера?!..

Во вторую ночь Рождества разыгралась в Залесье силь­нейшая метель. С нетерпением ожидая её окончания, сидел народ в праздном безделье по избам. Только лишь иногда совсем уж отчаянный гуляка решался выбраться в такое ненастье на двор, да и тот тут же возвращался восвояси, нака­занный зимней стужей за свое безрассудство.

— Егорушка, сынок, вставай! Дрова в подтопке заканчи­ваются, изба настынет. Сходи к поленнице, принеси охапку. Вона как нынче зима лютует, не околеть бы.

— Зима на Святки лютует — примета хорошая. Знать, до­брый урожай будет, матушка. А за дровами сейчас схожу, вот только рукавицы надену.

Не без труда преодолев сопротивление буйствующей ме­тели, Егор отворил дверь и выскочил во двор.

«Ух, как глаза порошит, и темень такая, хоть глаз коли! А морозище! Брр! Вот уж где черти тешатся! — думал Егор, пробираясь по глубокому снегу к поленнице в сарае. — Возь­му поленьев из средины побольше, всё посуше будут».

Набрал Егор поленьев полные руки до самого подбород­ка и уже в избу возвращаться собрался, как вдруг слышит за спиной человеческий голос.

— Помоги сынок!

«Чур, меня, чур! Почудилось или взаправду кто помощи просит?» — насторожился Егор.

— Не робей, обернись. Не обижу.

Егор растерянно обернулся на голос… Чуть левее от по­ленницы стоит старый-престарый пень-колода для колки дров. Рядом у стены топор приставлен, чуть дальше — «ко­зел» для распилки бревен, и. больше ничего. Сараюшко-то небольшой совсем, отец покойный, царство небесное, в по­запрошлом годе срубил на скорую руку для хозяйственно­го порядка. Только вот как-то пень-колода, Егору не совсем обычным показался — будто голова большая человеческая с бородой. Хотя, чему дивиться? В такую ночь ненастную, да еще и в кромешных потемках мало ли чего померещить­ся может.

— Кто здесь? — на всякий случай, для успокоения, спросил Егор.

— Я это, я. Правильно смотришь, Егорушка. Твой пень-ко­лода, — ответил голос.

«Чудны дела твои, Господи! Пень говорящий!» — изумился про себя Егор, отбрасывая в сторону дрова.

— Что ж ты такое есть, гость непрошеный? И чего от меня надобно?

— Да ты шибко не дивись парень, — отвечает пень. — В рож­дественскую пору у нежити много обличий. Сами-то небось с матушкой плошку с молоком для домового за печкой дер­жите. А?..

— Скажешь тоже, ведь то домовой — Хозяин! — многозна­чительно потряс Егор рукавицей у головы. — А вот ты?.. Дело совсем другое. Что за наказание Господне? Вместо колядок на двор всякая нежить является?

Пень-голова сконфуженно закашлялся.

— Господь тут ни при чём, сынок. Не поминай всуе. Это дела бесовские, вовсе не вам в наказание. Сил моих больше нет служить проклятому, а и поделать с этим ничего не могу. Связан я заклятием.

— Складно молвишь, — озадаченно почесал затылок Егор, — да вот верится с трудом. Кабы своими глазами не увидал, ни в жисть не поверил бы. Вот ведь незадача! В такой праздник великий нельзя отказать просящему, а чего тебе надобно — ума не приложу. Ну, — допытывался он у пня, — что делать с тобой прикажешь?! А?.. Да и зябко тут однако вот так распотякивать, поди, не Липень на дворе.

Пень-голова немного призадумался.

— А знаешь, что?.. Ты меня, как матушка ко сну отойдет, в дом снеси, поведаю всё как есть, — оживился пень. — Выслушаешь, а потом уже и решишь по душе, как со мной быть. Хочешь — смилостивишься, хочешь — в печи со­жжешь.

— Величать-то тебя как? Что там у вас у вашего брата есть, имена аль клички какие? — подбирая с земли поленья, поинтересовался Егор.

— В мире мертвых нас Душами кличут, а при жизни Дубыней величали.

— Дубыня, говоришь? Хорошее имя. Что ж, Дубыня, да­вай на том и порешим. Дрова вот в избу снесу, погожу, пока матушка почивать ляжет, и тотчас за тобой вернусь. Поси­дим, покумекаем, авось на чем сладимся.

Снес Егор дрова в избу, поленьев в печь подбросил. Ма­тушка тем временем узвар заварила, блинов напекла. Стол накрыли, помолились, как водится, и отужинали на славу.