Вселенная Надзора. Исправительные работы

Предисловие

История работы над этой книгой уходит корнями в те благословенные времена, когда оба ее будущих автора были еще школьниками. Это была весна нашей юности — импульсивная, скорая на оглушительные эмоции и решения без оглядки. Не могли мы похвастаться ни богатым жизненным опытом, ни литературными познаниями, ни писательскими навыками. Впрочем, по правде-то говоря, все равно вполне себе хвастались — что нам, запретит кто-то?

Мы с Серегой познакомились на Интернет-сайте популярной тогда комьютерной игры. Прекрасно друг к другу притерлись и совершенно спонтанно подсели на самый сильный наркотик на планете — на желание творить. Творить, создавать, выплескивать в любой доступной творческой форме бурлящую в молодой крови впечатлительность. Пробовали все: рисовали, дизайнили, делали модификации для игр. И писали. Поначалу плохо, грубо, до одури наивно. Страдали от критики (а обремененные хорошим вкусом рецензенты страдали от нашей писанины), ругались, терпели, потом начали учиться. И не бросали. Продолжали упорно экспериментировать, придумывать, работать. Так появился фундамент будущих «Исправительных работ» — наш первый крупный труд, повесть «Служба». Сейчас от ее прочтения кровь из глаз льется, но «Служба» хорошенько нам послужила — научила не графоманить под впечатлением от очередного фильма или игры, но работать. Серьезно, упорно трудиться над крупноформатной литературой.

Когда повесть увидела свет, мы с Серегой поняли, что все еще голодны. Что хочется еще — писать, придумывать, жить. Поэтому, пережив горячку от первого литературного успеха (по нашим меркам, конечно), мы придумали «Исправительные работы».

И написали.

Не быстро, ведь как раз взрослая жизнь подвалила. За три года. И были эти три года такими, что до сих пор гордость берет — роман стремительно рос и взрослел вместе с нами. Из тупого боевика превратился в нечто очень непростое, противоречивое и — главное — живое. Потому что получились герои, которые стали сами вести сюжет, уводя его от предварительных планов авторов. Потому что получился огромный мир, лишь часть которого затронули события «Исправительных работ». Потому что по ходу написания роман обретал такую полноту картины, такую самобытность, что авторам оставалось лишь записывать то, что вставало перед их мысленным взором. У «Исправительных работ» появился собственных дух, а авторы оказались лишь проводниками, которые помогли ему лечь на бумагу.

Настоящий, живущий роман. Понимание того, что это ты вдохнул в него жизнь — вершина творческого экстаза и самореализации.

Я ни за что не написал бы «Исправительные работы» в одиночку. С огромным удовольствием черпал творческую энергию моего коллеги, Сергея Юдина. Именно он своим творчеством вдохновил меня на подвиг первого литературного опыта. Именно с ним мы выстрадали «Службу». И именно с ним создали книгу, которую вы держите в руках. За все это, Серега, друг, я тебя благодарю.

Святослав Савенков.

Насколько трудно было тогда, несколько лет назад, представить, что мы доберемся до публикации, настолько же трудно сейчас вспомнить и осознать, с чего мы начинали. А начинали мы с мелочей — сцен, концепций, реплик, то общих и расплывчатых, то бессмысленно и бесполезно конкретных. Когда такого добра накопилось столько, что оно перестало помещаться в наших головах, мы начали укладывать его в более-менее последовательную и непротиворечивую картину мира, а потом и сюжета.

Обычно в таких случаях говорят «сел и начать писать», но для нас актуальнее «встал и пошел шататься по городу, проводя часы в увлекательных и столь же утомительных мозговых штурмах». Которые, к слову, мы до сих пор вспоминаем с ностальгией.

Сюжет придумывался, обдумывался, дополнялся и к такой-то матери выкидывался, текст писался, переписывался, обретал новое прочтение, стирался и снова переписывался. Завершая сюжетную арку или отвечая на автоматически возникающие вопросы, мы понимали: хотим и должны рассказать больше. В результате, первая версия злоключений героев дожила до наших дней в относительно целом виде, но сейчас это от силы треть книги, которую вы держите в руках.

Мы с моим дорогим соавтором по-разному воспринимаем литературу и как искусство, и как производственный процесс, но мы оба любим закрученные сюжеты, в которых каждому участнику найдется и мотивация, и характер. Поэтому мы прожили жизнь наших героев час за часом, не осуждая и не одобряя, но стараясь понять и объяснить. Мы привыкли, прикипели и по-своему полюбили их (хотя проследив весь их путь до конца, читатель, возможно, и не поймет нас). И мы надеемся, что примет наших героев и читатель, со всеми их недостатками, тараканами, страхами; постарается понять и посочувствовать им как живым людям и как детям своего жестокого времени. И вместе с ними выйдет в непонятный, жуткий и опасный мир.

Говоря о всяческих благодарностях первым делом я бы хотел выразить безграничное уважение своему коллеге, который проявил удивительные твердость духа и самоотверженность, доводя работу до конца. Прошли мы этот путь удачно или не очень, но мы его прошли, и в первую очередь это его заслуга.

Сергей Юдин.

Выражаем огромную благодарность нашим семьям и друзьям, всем тем, кто поддерживал нас словом и делом. Говоря о самоотверженности и вообще невинных жертвах среди гражданского населения, считаем необходимым поблагодарить наших первопроходцев и невольных корректоров, разгребавших последствия наших первых баталий с русским литературным языком:

Елену Токмакову

Марину «Min Gard»

Дениса Сапронова

Отдельную благодарность выражаем автору обложки данного издания Михаилу Полякову — художнику, который лучше нас понял, что же мы хотим увидеть.

Савенков Святослав, Юдин Сергей, август 2013 год.

Пролог

Взбаламученная ложкой чайная гуща медленно и степенно опускалась на дно кружки. Брэндон Мэллори дождался, когда та уляжется, и снова сделал короткое движение рукой, вызвав новый вихрь темной массы.

Его коллега проследил за манипуляциями Брэндона и грустно вздохнул.

— Это параграф, дружок.

Мэллори улыбнулся и приподнял вопросительно брови.

— Который же?

— Сорок пятый. Помешательство.

— Не так уж и плохо, — засмеялся Брэндон. — За него хотя бы не расстреливают, как за двадцатый.

Алексей Грим, поморщился, мигом теряя всю ленивую веселость.

— Все настроение испортил, черт бы тебя подрал.

Брэндон пожал плечами и вновь сосредоточился на кружке. Темные снежинки рвались ввысь, словно вспугнутые низко летящим вертолетом.

— Если у меня и впрямь помешательство, то не так страшен черт, как его малюют, — произнес он. — Но я думаю, это все же не оно.

— А что?

— Ностальгия.

Грим задумчиво взглянул на клубящиеся в кружке Мэллори темные щепотки заварки.

— И что же тебе это напоминает?

— Метели, — с готовностью отозвался Брэндон. — Я читал, что раньше деревенская зима не обходилась без долгих метелей, на несколько дней. А снег доходил аж до крыш.

Алексей нахмурился.

— Сомневаюсь. Это какой же должен быть снег, чтобы завалить десятки метров?

— В деревнях не строили многоэтажки. Были маленькие домики в несколько комнат и, может быть, чердаки под крышами.

— Не врешь?

— Нет. Ты не знал, что ли?

— Никогда не любил историю.

Брэндон покачал головой.

— Этой истории всего шесть десятков лет, дружок.

— Поправка. Нашей новейшей истории лет двадцать. Она начинается с тех самых пор, как Совет Структур начал строчить учебники со штампом «Одобрено СГБ», а на меня это действует угнетающе.

— Поэтому ты не знаешь историю?

— Ну да, — без стеснения признал Алексей. — Новейшая история — это как познавательные брошюрки о сексе для молодежи. Ничего действительно нового, да и написано скучно. А старые учебники хрен найдешь.

Брэндон покосился на него.

— Ты так спокойно об этом говоришь, как будто это нормально.

— В темные времена живем, — пожал плечами Грим. — Надо вперед двигаться. Бессмысленное оглядывание назад никому не поможет. Марок на этом точно заработать не выйдет. Нам, считай, и так повезло.

— С чем же?

— С тем, что работаем не на заводе и не в конторке, а в Службе внешнего контроля. Хороший гражданский статус, вкусная жратва, годные сигареты. А у надзирателей из Департамента всегда есть, из чего самогон гнать.

Мэллори усмехнулся.

— Так ты будущее хочешь строить?

— Ну, — почесался Грим, — по крайней мере свое.

— Как бы мы тут ни жили благодаря Картеру хорошо, будущее наше не здесь.

— А где?

Брэндон кивнул в сторону обзорного окна.

— Там.

Алексей снова поморщился.

— Брэн, мужик, заканчивай. Скоро обед, а я хочу подойти к перекусону с каким-нибудь, да аппетитом. Не надо сейчас о зоне карантина. Ни к чему это. Я не суеверный, но на Барьере лучше не…

Он резко замолчал, подался к монитору, пристально вгляделся в изображение.

— Ну вот, — мрачно пробормотал он. — Как в воду глядел…

— Что там? — напрягся Мэллори.

— Вроде, пробежал кто-то. Ты ничего не заметил, а?

Брэндон нахмурился, ругая себя за невнимательность. «Не стоит так много чая жрать», — выругался он про себя.

— Нет, не заметил. Но я и не смотрел. Проворонили что-то? — осторожно спросил оператор, вглядываясь в мрачные угловатые громады зданий, застывшие на мониторах.

— Да черт его… — Алексей зло цокнул языком. — Когда ремонтники обещали систему наладить?

— Да уже все работать должно было. Надо солдатам сообщить, пусть группу зачистки вышлют.

— Угу, давай, — мрачно поглядел на товарища Алексей. — У нас сегодня дежурит Служба городской очистки, а не Надзор. Этих сам знаешь. Они погуляют, ничего не найдут, после чего нам звиздюлей всыплют по полной программе. Делать им, что ли, больше нечего?

— Что-то я тебя не понимаю, — нахмурился Брэндон и машинально отхлебнул половину оставшегося чая. — Ты аберранта видел или нет?

— Да… — дежурный неопределенно помахал пятерней. Жест сей мог означать что угодно: от «определенно, вызывай наряд» до «кажется, дождь собирается». — Вроде мелькнуло что-то. Что ты, уродов этих не знаешь? Только и умеют, блин, что мелькать.

— Если бы только это, — пробормотал Брэндон и опустошил кружку. — Зря мы про двадцатый параграф вспомнили… Я все же с операторской свяжусь, а то черт его знает… Лучше пересмотреть, чем недосмотреть.

Отодвинув кружку, дежурный потянулся к трубке связи, когда на столе вдруг загорелся красный огонек вызова.

— «Операторская», — прочитал флегматично Алексей. — Кажись, уже недосмотрели.

— Мэллори, тридцать девятый участок, — ответил на вызов Брэндон. — Да, хорошо. Наконец-то. Принято. Есть подозрения, да. Проверка нужна. Сейчас и займемся. Конец связи.

Опустив трубку на место, Брэндон развернулся на стуле и кивнул Алексею:

— Починили аппаратуру. Давай-ка, отмотай минут на десять запись, надо перепроверить нашего аберранта.

«Хотя чего их перепроверять, ё-мое», — добавил он уже про себя, вытряхивая неоднократно использованную чайную гущу со дна кружки и заготавливая новую заварку. Аппаратура на Барьере работала в автоматическом режиме. Если в зону видимости стационарных турелей попадало что-то живое, не имеющее проблесковых маячков, пулеметы открывали огонь. Если же аппаратура фиксировала маячки, дежурным поступал соответствующий звуковой сигнал. Правда, согласно процедуре, когда солдаты выходили в зону видимости турелей, те отключались. Древнюю рухлядь вполне могло переклинить, так что никто не хотел рисковать. «Уже вторая поломка за месяц, ё-мое», — с досадой подумал Брэндон. Турели-то работали, но вот системы оповещения накрылись.

— Опаньки! — воскликнул Алексей. — Подойди, полюбуйся.

Оставив свежезаваренный чай остывать, Брэндон приблизился к пульту наблюдения и вгляделся в застывшее на повторе изображение. Нечто, едва различимое на фоне городского мусора, солдатом явно не являлось. Сейчас не являлось. Да, некоторая его часть в свое время определенно была человеком, и сейчас в бурых, белесых и чуть зеленоватых хитросплетениях жил, мышц и прочей биомассы четко просматривались обрывки форменной одежды. На груди и рукавах аппаратура уверенно выделяла проблесковые точки. С другой стороны, даже не слишком остроглазый наблюдатель обязательно отметил бы, что у носителей такой формы обычно не бывает нескольких пар щупалец и чего-то крайне неуютно напоминающего кривые зазубренные клешни. Да и перемещаются они обычно не резкими целеустремленными рывками, словно рвущаяся с цепи овчарка.

— Красота, — сказал, как сплюнул, Брэндон, уже вызывавший операторскую. — И ты смотри, проскочила такая мразь с меткой как раз в тот момент, когда у нас опознавалка не работала… Операторская, я Мэллори, тридцать девятый участок. У нас прорыв, семь минут назад аберрант прошел перекресток. С маячком, да. Ушел в сторону старой пятиэтажки, где ресторан еще. Принято. Конец связи.

Повесив трубку, Брэндон задумчиво посмотрел на стынущий чай. Желание что-то пить или есть пропало без следа.

— Ну что, — устало произнес он, проведя ладонью по седеющим волосам, — вырубай турели, сейчас группа зачистки подойдет.

Алексей кивнул и забарабанил пальцами по клавиатуре. Брэндон с неприязнью взглянул на мониторы. Располагалась внешняя линия Барьера далеко не по периметру городской застройки, а глубоко внутри, так, что еще около километра в сторону пригорода оставалось дикой территорией. Камеры выхватывали из темноты позднего вечера довольно унылую картину: никаких глобальных разрушений, никаких вывороченных кусков асфальта. Только парочка сгоревших остовов автомобилей и кучи брошенного здесь с полвека назад мусора, покрытого пеленой пыли. Плюс обгорелые участки асфальта там, где солдаты с огнеметами сжигали трупы отстреливаемых аберрантов.

Через пару минут в объективы камер слежения попала группа из двух десятков тяжеловооруженных людей. Увешанные массивными бронежилетами и пластинами щитков, с надетыми противогазами, солдаты медленно приблизились к ресторану и долго всматривались во тьму.

— Что они телятся? — нервно проворчал Алексей. — Вот вечно так: как вместо Надзора пришлют СГО, так они по часу каждый шаг обмозговывают.

— Ну так выйди к ним, — хмыкнул Брэндон, — объясни, как работать. А еще лучше изобрети лекарство против вируса мирмелантов и других паразитов.

— Есть уже одно лекарство, — отвернулся Грим.

— Да, — кивнул Мэллори. — Пуля в лоб. Не слишком обнадеживает, наверное. Поэтому не надо парней подгонять.

Ничего не обнаружив, солдаты медленно двинулись в здание ресторана, прикрывая друг друга и следя за скрытыми во тьме углами. Аберранты отличались невероятным проворством и звериной реакцией, поэтому бойцы оставались начеку. Наконец последний солдат скрылся за стеной.

Установилась неуютная, поощряющая воображение тишина.

Минут двадцать Мэллори и Грим нервно вглядывались в мониторы, ожидая вызова. Не забывая следить за общей обстановкой и готовые в любой момент вновь включить турели, Брэндон время от времени поглядывал на темный провал входа в ресторан. Успокаивало лишь одно: если бы с солдатами что-то случилось, туда бы уже выдвинулась другая группа. Скорее всего, с огнеметами и взрывчаткой.

Но нет, ничего с людьми не произошло. Совсем. Скоро группа солдат вышла из здания и двинулась обратно. А еще через пару минут Брэндон принял сообщение:

— Тридцать девятый, это операторская. Прокопалась-таки сволочь в город, придется связаться со Службой городской очистки, сообщать о прорыве. Давайте, конец связи.

Глава 1

Брызнув водой себе на лицо, Филипп смыл последние следы мыльной пены. Он долго не поднимал головы, задумчиво глядя на то, как крошечные водопадики стекают с его ладоней, запястий. Ударяясь о жестяную раковину, ручейки воды разлетались миллионом брызг. Отмечая их не повторяющуюся форму, глядя на отблески света Филипп недоумевал, как же так вышло, что раньше он не замечал разнообразия и богатства окружающих его предметов. Удивительной мозаики используемого для бритья мыла, завораживающего круговорота воды в раковине. Всех этих простых, но таких невероятных вещей.

Мужчина поднял взгляд и долго рассматривал свое лицо. Серые, возбужденно блестящие глаза, короткий нос с широкими крыльями, разбегающиеся по вискам и лбу трещинки морщинок. На себя Филипп тоже обращал преступно мало внимания. Жизнь бойца Сопротивления не позволяла задумываться о том, насколько страдает гигиена. Вокруг глаз раскинулась паутина извивающихся сосудов, сломанный нос косил направо, а в морщинах давно уже обосновалась грязь. И все же Филипп выгодно отличался от многих своих товарищей, потому что в глазах его светился интеллект и горел идейный огонек. Мужчина считал, что ему есть за что жить. И он надеялся, что сможет достойно умереть.

Сглотнув, Филипп глубоко вздохнул. Его била легкая дрожь — бесконечная роскошь, которую он мог себе позволить только наедине с самим собой. Остальные бойцы группы не должны были видеть его таким. Разве что опытный Максим, но и с ним Филипп старался не показывать слабины.

Филипп оторвал хмурый взгляд от зеркала и покосился на часы. Половина десятого. Улицу уже наверняка укрыли предтекающие ночь сумерки. Время пришло. В последний раз шумно втянув воздух, мужчина убедился, что дрожь его оставила, и тихо вышел из ванной.

Комнату заливал скромный свет настольной лампы, на подмогу ему спешил яркий экран работающего телевизора. В помещении собрались все, кроме приглядывающего за улицей из соседней комнаты Артура и держащейся в стороне от отряда Майи. Максим с завидным аппетитом уплетал добытый у знакомых сухпаек, временами удовлетворенно покряхтывая. Стэнли, как всегда молчаливый, сидел на подоконнике, чистя пистолет. Временами он поглядывал через неплотно задвинутые шторы на улицу. Лори лежал, растянувшись во весь свой двухметровый рост, на кровати. Бойцы молчали, прислушиваясь к телепередаче. Фантазийные тени, вычерненные на стенах слабым светом, едва шевелились, подобно траве на слабом ветру.

Бросив взгляд на экран, Филипп презрительно скривил тонкие губы, увидев девушку с приятными чертами лица в белой одежде. Вечерний выпуск новостей, как же.

— В результате решительных действий сотрудников патрульной службы Департамента Надзора за правопорядком, убийцы были обнаружены по горячим следам, — говорила диктор мелодично и спокойно, делая выразительные ударения на ключевых словах. Филиппа вдруг охватила злость. Он знал, что стоит послушать девушку подольше, и он начнет мысленно повторять последние услышанные слова. — Территория вокруг жилого дома на границе Второго и Третьего Блоков была оцеплена, жильцы эвакуированы. Городские службы ввели в районе режим специальной операции. На предложение сдаться преступники ответили автоматическим огнем. К счастью, никто из гражданских и правоохранителей не пострадал.

Лори раздосадовано цокнул языком.

— Не люблю я Красное Крыло, — тихо сказал он. — Маньяки и те еще уроды. Ни дисциплины, ни веры. Но что они так вот просто сдохли — жаль. Могли бы отправить на тот свет хоть кого-нибудь из надзоров или сгбшников.

Как раз закончивший с ужином Максим протяжно отрыгнул и глухо рассмеялся.

— Чем отправлять-то? У «крыльев» нормального оружия почти нет. А если бы и было, то все равно без толку. Они не бойцы, они дегенераты с засратыми мозгами и кривыми руками.

Лори усмехнулся.

— Потому что так лидер Джамал говорит?

— Да, — просто ответил Максим. — Потому что так говорит лидер Джамал. А еще потому что я их видел. Они больные. На всю голову.

Диктор продолжала вещать.

— В результате штурма, предпринятого сотрудниками Службы гражданской безопасности и Департамента Надзора за правопорядком, боевики были ликвидированы. На месте работает оперативно-следственная группа, режим специальной операции в районе сохраняется.

Лори задумчиво покосился на Максима.

— Может, врут?

— Может, и врут. Нас это шатать не должно. Сгбшников завтра все равно на всех хватит.

— Президент Картер на встрече с высокопоставленными сотрудниками Службы гражданской безопасности и Департамента Надзора за правопорядком обратил особое внимание на рост преступности и активизацию бандподполья. Городской лидер призвал усилить работу по поиску и ликвидации террористов.

— Это он про нас, падла, — довольно заявил Лори.

— Тогда я его обрадую, — отозвался Максим, заметив замершего на пороге Филиппа. — Искать нас не придется. Правда, командир?

Лори и Стэнли обернулись к Филиппу, улыбнулись.

— Садись, — пригласил его на свободное место Максим. — Как раз твоя порция осталась, еле-еле сохранил. Говорят, Совет хочет сократить халявное питание для граждан — вместо двух раз, будет один.

— Слышал об этом, — кивком подтвердил Стэнли. — Причем работа в городских конторах будет как и раньше повышать гражданский статус разве что до одной дополнительной порции.

— Да. Так что где жрать третий раз в день — непонятно. Повезло вам, — ухмыльнулся Максим, — что я знаю, где еду раздобыть. Иначе бы тапки грызли, как весь город.

Филипп молча прошел в комнату, взглянул на телевизор, стиснул зубы. Заметив выражение его лица, бойцы замолчали.

— Если завтра все выгорит, — отрывисто произнес Филипп, — то о голоде забудем. Выключите телевизор и зовите наших.

Экран мигнул, изображение свернулось в малюсенькую точку и исчезло. Лори пошел за Артуром и Майей, Максим с пониманием посмотрел Филиппу в глаза.

— Все будет в порядке, командир, — серьезно сказал он.

Филипп слабо улыбнулся. Он задумчиво поднял взгляд к потолку. Перед завтрашним делом стоило кое-что сказать. Несколько слов, которые, если он преуспеет, помогут бойцам в трудный момент. Которые смогут что-то в них зажечь, запалить огонь. Помочь им выжить. Филипп мало чего хотел так сильно, как увидеть завтра вечером своих людей живыми и здоровыми. Увидеть их победителями.

Он никогда не готовил речей заранее. Нужные слова всегда сами приходили в голову, потому что ему всегда было что сказать. Он достаточно натерпелся в этом городе, чтобы найти для него пару определений и пожеланий. Так что когда Лори вернулся в комнату, ведя за собой Артура и Майю, Филипп уже успел достичь нужной кондиции. Его разрывал коктейль из злости, обиды, усталости и надежд.

Мужчина поднял горящий взгляд и медленно осмотрел своих людей. Собранных, уверенных, переживших слишком многих своих соратников. Они смотрели на него и ждали.

— Итак, мы здесь, — с трудом сдерживая эмоции, заговорил Филипп. — После всех этих лет мы здесь. Вам может показаться, что это конец нашего пути, но это не так. Мы не в конце, друзья, а лишь в начале. Наверное, в это сложно поверить, но доверьтесь мне, как доверялись все эти годы. Вопреки ропоту недовольства, который я слышу, вопреки всему злу, которое завтра встанет против нас. Доверьтесь мне, потому что я точно, я абсолютно уверен: завтра мы не отправимся к Единому, но откроем ему дверь в этот мир.

Максим одобрительно кивнул. Филипп не удержал благодарственной улыбки.

— Все мы, собравшиеся в этой комнате, кого-то потеряли в борьбе с Советом Структур. Все мы видели, как наших друзей и близких рвут пули, секут осколки, жрет огонь. Поэтому я не буду рассказывать вам о том, почему мы здесь. Но даже лучших из нас иногда гложут сомнения, одолевает страх. Поэтому я напомню, кого мы идем убивать. Мы идем убивать мразь из Службы гражданской безопасности, которая забирает и пытает людей. Мы идем убивать тварей из Надзора, которые не стыдятся даже своего скотского названия. Мы идем убивать Картера.

Лори закашлялся, опустил взгляд. Здоровяк Артур нервно дотронулся до перечеркнутого желтоватым пластырем сломанного носа, Стэнли вздрогнул.

— Мы идем убивать Картера, — повторил Филипп. — Самопровозглашенного президента. Демона, чудовище, слугу Иного, который построил в этом городе ад имени самого себя. Потому что все, что мы знаем, сделал этот человек. Он создал лагеря. Он запугал всех тюремными поездами, навсегда увозящими людей через зону карантина в Город-17. Он утопил граждан в крови революции, а потом — в болоте коррупции и преступности. Он доводит людей до самоубийств, разоряет экономику, превращает наших детей в тупорылых отморозков с автоматами, которые ходят строем и готовы собственную мать зарезать. Он — чудовище, копающее нам могилу. Но его ждет шикарный сюрприз.

Филипп с трудом перевел дыхание.

— Мы двадцать лет терпели этого монстра и его детище — Совет Структур. Эту ораву ублюдков. Но теперь время пришло. Картер больше не даст никаких интервью, не будет плеваться ложью и пафосной чушью в уже давно не верящий ему народ. Потому что завтра мы объединимся с пятью другими группами и выполним, наконец, нашу миссию, к которой нас так долго вел лидер Джамал. Завтра мы убьем Картера. А без него эта обезглавленная гиена, Совет Структур, сдохнет в течение нескольких дней. Как и предсказывало «Кредо свободного человека» мы пройдем испытание. Как и говорил Джамал, мы прекратим этот кошмар.

Почти все серьезно слушали. Стэнли приходилось приглядывать за улицей, но и он был весь внимание. Майя же хмуро взирала куда-то за спину Филиппа. Подавив вспыхнувшую на миг обиду, мужчина продолжал.

— Я не обещаю, что все мы переживем завтрашний день. Но что бы ни произошло, за что бы вы не сражались — за веру в нашего Единого господа, во имя мести или ради свободы, вы должны понимать одну вещь. Вы должны осознавать, что вы — лучшие люди этого города. И для меня было честью жить и бороться вместе с вами все эти годы.

Отряд зашевелился, бойцы молча посмотрели друг на друга. Филипп знал, что они уже давно сказали все нужное и товарищами и самим себе. И Филипп знал, что они готовы.

— А теперь спать, — распорядился он. — Лори, смени на посту Стэнли. Артур — ты тоже давай на боковую. Тебя подменит Майя.

Девушка стрельнула в него яркими глазами, нахмурилась. Филипп на секунду подумал, что она поняла его затею, но наваждение быстро прошло. Майя безразлично пожала плечами и вышла в коридор. За ней потянулись и остальные бойцы.

Выйдя из комнаты и добравшись до своей постели, Филипп поднял стоявший у изголовья автомат. Усевшись по-турецки на плед, мужчина принялся задумчиво разбирать оружие. Он удостаивал каждую детальку таким вниманием, какого иная жена никогда не получает от супруга. Причина была проста: оружие Филипп собрал сам. Когда в помещение вошел Максим, прошло уже немало времени. Вставив на место пустой магазин только что вычищенного автомата, Филипп сдул с цевья невидимую пылинку, передернул затвор и потянул за спусковой крючок. Оружие отозвалось сухим щелчком. Мужчина усмехнулся.

— Лучше бы тебе сменить старичка на что-нибудь другое, — покачал головой Максим. — Слишком серьезное дело намечается.

— Я уже был на серьезных делах, — улыбнулся Филипп. — И эта дрянь всегда была со мной.

— Командир, президента мы убить еще не пытались. Мы подрывники, и никто серьезнее патрульных Надзора с табельными пистолетами нам не встречался.

— Ты не понимаешь. Это не просто автомат. Это символ.

— Символ не защитит тебя от пуль. И не поможет достать сгбшника или надзора.

— Как знать, Максим. Сколько наших уже легло. Тех, кто был вооружен со складов СГБ и годами учился воевать. Все эти дорогие игрушки им не помогали.

— А тебе, получается, поможет что-то другое?

— Да, — просто ответил Филипп. — Мне поможет этот старый кусок дерева и металла. Потому что она дает мне сил. Это печать, понимаешь? Печать, которая скрепляет то что было до Сопротивления и после. Она не даст мне забыть о том, почему мы уже много лет живем в холоде и не доедаем, почему мне нельзя будет завтра поддаться панике и сбежать.

— Надеюсь, — усмехнулся Максим, — что эта твоя печать еще и стрелять тебя научит поточнее. Боец из тебя особо никогда крутой не был. Ты уж извини, командир.

Филипп махнул рукой.

— Хорошая речь, — сменил тему Максим. — Простая, но правильная. Хотя ты меня удивил.

— Чем?

— Ты говорил, как проповедник. Как Олдус Марш. Я никогда у тебя не спрашивал, но ты веришь в Единого? В Иного?

— Я верю в «Кредо свободного человека». И в лидера Джамала, который его написал.

— Я не о том спросил. «Кредо» — духовный труд.

— Спорный вопрос.

— Может быть. В нем говорится о правильном быте, и многим этого достаточно. Но я хочу узнать, веришь ли ты в то, что лидер Джамал пишет о вечном духе? О Едином?

Филипп отложил автомат, растянулся на постели, уставившись в потолок.

— Не знаю, — отозвался он через несколько минут. — Не знаю, верю ли я в Единого. Но я верю в пули.

— Картер — сильный враг. Опасный враг. Враг, который подчинил своей воле целый город. Думаешь, пуль будет достаточно, чтобы его одолеть?

— Думаю, да. А если их не хватит — у нас еще есть гранаты.

Максим хмыкнул, неодобрительно покачал головой, но промолчал. Лег на расстеленный по полу матрас. Филипп подумал, что старый боец заснул, когда тот вдруг подал голос.

— Остальные уже давно спят, — тихо сказал он. — А если и не спят, то какая разница? Отправляйся к ней.

У Филиппа что-то ойкнуло в груди, к горлу подступил влажный жаркий комок. Он долго молчал, не находясь, что ответить.

— Это так заметно? — спросил, наконец, он.

— Нет, — отозвался Максим. — Но я уже пожил на свете и на многое насмотрелся. Остальные слишком заняты собой, поэтому не беспокойся.

— Она жутко удивится, — натянуто усмехнулся Филипп.

— Не удивится. Женщины замечают такие вещи. Она все знает.

— Может, в этом-то и проблема. Она меня презирает.

— Нет. Она злится, но не на тебя. После реформирования боевых групп ей некем руководить, и она не привыкла подчиняться. Это пройдет.

— Надеюсь. Думаешь, мне стоит?..

— Уверен, — отрезал Максим. — Через сутки мы вполне можем быть мертвы.

— Ты прав.

Когда он вошел, девушка не казалась сильно удивленной. Света в комнате не было, но Филипп все равно мог разглядеть ее силуэт на фоне окна. Вряд ли кто-то мог сходу признать Майю привлекательной. Ее губы как обычно кривились в презрительной ухмылке. Ее фигуру как всегда скрывала грубая ткань камуфляжного комбинезона. На фоне кобальтового неба чернели забранные в хвост волосы, поблескивали холодные зеленые глаза.

Тихонько прикрыв за собой дверь, Филипп сделал пару шагов и замер в метре от нее. Так они стояли очень долго, глядя друг на друга. Девушка не выдержала первая.

— Ну? — требовательным тоном спросила она.

Мужчина прокашлялся.

— Ты понимаешь, — тихо начал он, — что это, быть может, последняя наша ночь?

— Чья это — наша?

Филипп отвел взгляд, помолчал.

— Ты — необычная, Майя.

Девушка усмехнулась, еще раз глянула в окно, сняла с плеча ремень автомата.

— Только не ори, — прошипела она, устремляясь вперед.

Она прильнула к нему всем телом, сильно толкнула в грудь, прижала к стене. Филипп быстро справился с удивлением, ответил на ее агрессивный поцелуй. Он учился у ее мягких полных губ, его руки искали под бесформенной одеждой очертания ее тела. Он хотел сделать ей приятное, не желал спешить, но ничего не вышло. Одной рукой Майя перехватила его запястье, затащила его под свою расстегнутую куртку, футболку. Вторая узкая ладонь скользнула вниз, бесцеремонно расправилась с его ремнем, опустилась ниже.

Почувствовав ее прикосновение, Филипп задохнулся от возбуждения, оторвался от хищных губ, его рука застыла на мягкой округлости груди. Майя не дала ему перерыва — вцепилась в горло, шибанула затылком о стену, впилась в него новым поцелуем. Чувствуя подступающий к груди жар, Филипп наконец вспомнил, кто здесь мужчина.

Резко освободив руки, он оттолкнулся от девушки, развернул ее лицом к стене, налег на ее спину. Не выпуская одной руки из-под ее футболки, другой Филипп опустился ниже, резко рванул штаны Майи.

— Ах ты зараза, — приглушенно пробубнила она. — Иж чего захотел!..

Филипп не ответил. Нащупав искомое, он резко двинул тазом, вошел в девушку, надавил на нее всем телом. Майя напряглась, ее ягодицы напружинились. Мужчина почувствовал, как она выгибается под одеждой, но не дал ей перехватить инициативу, схватил ее волосы за хвостик.

— Только не ори, — хрипло пробормотал он.

Девушка промолчала.

Они ритмично двигались верх-вниз, борясь друг с другом и с бестолковыми мыслями, пушечными ядрами носившимися в их головах. Им мешала мешковатая грубая одежда, сковывала необходимость соблюдать тишину, словно они делали что-то постыдное и гадкое. Тяжелое дыхание вырывалось вместе с едва ли сдерживаемыми стонами, страсть стучала в ушах бесконечным набатом, так что оставалось только гадать, действительно ли получается не шуметь.

Чувствуя подступающий апогей, Филипп оторвал вспотевшую руку от затвердевшей пирамиды сосочка девушки, обхватил ее бедра, подстроил под свой ритм. Майя обернулась, взглянула на него в упор. От ее жаркого дыхания Филипп совсем потерял голову, но в последний момент успел оторваться, отступить на шаг, тяжело дыша. Он понял, что почти готов, просительно взглянул на девушку, но та лишь усмехнулась. В следующую секунду она развернулась, поставила ему подножку и сильно толкнула в грудь. Мужчина упал, разрываясь между изумлением, еще не остывшим желанием и стыдом от того, что он забрызгал в падении сам себя.

Но не успел Филипп собраться с мыслями, как девушка оказалась на нем.

— Подожди, — хрипло буркнул мужчина. — Я же только…

— Поздно, — зло ответила она, обхватывая его бедрами.

После того, как все кончилось, Филипп еще долго лежал, размышляя, не грозит ли ему инфаркт, удастся ли еще когда-нибудь ублажить женщину, и что вообще сейчас произошло. Дыхание обезумевшим мулом рвалось из груди, ребра болели в тех местах, где девушка слишком сильно нажала руками. Когда мужчина все же нашел в себе силы приподняться на локтях, Майя уже стояла одетой у окна, зорко наблюдая за улицей. На плече висел автомат, на теле — бесформенная куртка, застегнутая до самого подбородка. На Филиппа она не смотрела.

Мужчина с трудом поднялся, ощущая в позвоночнике боль от твердого пола. Он неспешно оделся, посмотрел на девушку.

— Я не последний человек в Сопротивлении, — сказал он. — Я могу для тебя кое-что сделать. Что ты хочешь после того, как все это закончится?

Майя с удивлением обернулась, словно только сейчас его заметила.

— Почему ты спрашиваешь? — спросила она. — Ты боевой командир, но это не твое дело.

Заметив его изумленный взгляд, она презрительно усмехнулась.

— А, я, кажется, поняла. Ты ошибся. Мы трахнулись, Филипп. Ничего более. Завтра нас всех наверняка перестреляют, так что мне захотелось секса, а никого лучше тебя рядом не оказалось.

Мужчина недоверчиво покачал головой.

— И дело только в этом? В самом деле?

— В самом деле. Ты не в моем вкусе. Я слышала, как ты разговариваешь. Ты — фанатик.

Филипп нахмурился. В его голове голосили самые разные мысли, но в груди уже вставал знакомый сгусток отчаяния и обиды.

— Отговорки. Ты так говоришь, словно не хочешь нормальных отношений. Так не бывает.

— Если и хочу, то не с тобой. Закроем эту тему.

Мужчина покачал головой, развернулся. Ему захотелось оказаться как можно дальше от этой комнаты. Остановился уже у самой двери.

— Завтра мы сделаем великое дело, — тихо произнес он. — После этого ты передумаешь, обещаю.

Майя задумчиво взглянула на него, слабо улыбнулась.

— Может быть. Но чтобы его сделать, нужно хорошенько выспаться. Иди спать, командир. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Лейтенант Ричард Ортега стряхнул согнутым пальцем попавшую на ресницу дождевую каплю и приподнял воротник пальто. Чертов дождь словно наждачкой поглаживал город моросящей мерзостью, которую пронзительный ветер сносил под самыми неожиданными углами. Временами небесное решето словно прорывало, и тогда на землю вместо измороси проливались целые водопады воды. Не спасали и козырьки подъездов, под одним из которых ютился лейтенант — водяная пыль одинаково успешно проникала под навесы кафе, в переулки и под кроны деревьев.

Однако не только дождь был причиной раздражения Ортеги. Главным раздражителем являлся невысокий среднего возраста человек, жавшийся к стене дома под тем же козырьком. В очередной раз встряхнув плечами и вызвав тем самым целый водопад грязных капелек, Ортега продолжил начатый ранее разговор:

— Нет, вы мне объясните: какого хрена?

— Лейтенант, вы как будто сами ничего не понимаете, — недовольно ответил мужчина, поглядывая на галопирующие по горизонту темные тучи. — Ваше дело переходит к нам, теперь это забота Службы гражданской безопасности, а не Департамента Надзора. Уймитесь и поезжайте разбираться со своими проблемами.

— Нет у меня проблем! — рявкнул Ортега. Но, заметив оживившийся взгляд собеседника, он поспешно добавил. — И не надо мне их. Я не ставлю, майор, под вопрос вашу юрисдикцию и полномочия, но это, черт подери, третье мое дело подряд, которое снимает в ключевой момент СГБ. — Ортега дернул головой и сдул свисающие с волос капли. — Я таких намеков, майор, — если это намеки — не понимаю. Мой долг как сотрудника отдела расследований, — заниматься этими самыми, черт бы их побрал, расследованиями! И если я лезу куда-то в сферу чужой ответственности, то было бы здорово об этом услышать!

Майор СГБ задумчиво потянулся за сигаретами, но, вовремя вспомнив про дождь, раздосадовано вздохнул.

Мимо тем временем проехал черный грузовик с затемненными стеклами. Приблизившись к внешнему кольцу оцепления, водитель остановил автомобиль, и из машины начали неторопливо выбираться вооруженные люди в камуфляжных комбинезонах городской расцветки, бронежилетах, масках и шлемах с тяжелыми забралами. Быстро проверив документы, стоящие в оцеплении солдаты в схожей форме пропустили новоприбывших через кордон.

Глядящий на все это Ортега сплюнул в лужу и перевел недовольный взгляд на молчащего мужчину.

— Что, штурмовиков тоже своих привлекли? Наши-то чем не нравятся?

— Да что вы, честное слово, как… — начал было майор, но замолк и безнадежно махнул рукой. — Прямо патриотический припадок какой-то! Уже даже это сравнивать начали! Какая разница, кто работать будет, наше УСО или ваша «Кобра»?

— У сотрудников отдела «К» двое бойцов погибли на прошлой недели в Шестом Блоке, — напомнил Ортега. — Слышали, наверное?

— Еще бы, — отозвался мужчина. — Зато накрыли крупную партию пропагандистских материалов и отработали замечательно по Армии Нельсона. Ваша «Кобра», смею напомнить, взяла его, Нельсона, телохранителя живым, что позволило нам действовать дальше. Это успех, лейтенант.

— Это не отвечает на вопрос о том, почему Департамент Надзора отстранили от сегодняшнего дела. В этой квартире, в доме за углом, находятся трое членов Сопротивления, выйти на которых…

— Не трое. Наблюдатели говорят, что их там больше.

— Не важно. Там бойцы Сопротивления, выйти на которых было крайне нелегко. Еще вчера утром о них ничего не было известно, а сегодня, когда в районе вводится режим специальной операции, на место приезжаете вы и берете, значит, дело себе. Какое дело, майор? — Ортега усмехнулся. — У меня создается, знаете, такое впечатление, что СГБ просто отрабатывает за мой счет ежемесячную норму раскрытия преступлений.