Здравствуй!
— Здравствуй,
Счастье!
— Ты хотел
Мерзких тел?
Может, душ
Дерзкий куш
И монет?
Нет — так нет…
— Здравствуй!
— Явствуй!
Не сумел —
Твой удел.
Неуклюж?
Счастье — чушь?
Черный цвет?
Ты эстет!
— Здравствуй,
Рабство!
— Беспредел?
Под прицел?
Так разрушь,
Вольный муж,
Раритет,
И привет!
До тебя
Бесполезно любя,
Снизойду до тебя,
Чтоб дышать этой мерзостью вместе.
Свою душу губя,
Жизнь твою теребя.
Ты представишься черной невестой.
Не поможет мольба.
Светлым силам, скорбя,
Среди нас не останется места.
Бесконечно любя,
Снизойду до тебя,
Чтобы быть из единого теста.
— — — — — — —
— Ты будешь томно убивать!
— Я не нарочно…
— Ты станешь мерзко предавать!
— Поверь, мне тошно…
— Ты продолжаешь унижать!
— Я просто, в шутку…
— Ты хочешь мысли отражать!
— Одну минутку…
— Нельзя все время делать вид!
— Тебе вернется…
— Во мне желание свербит!
— Не достается…
Когда умрешь
Когда ты, милая, умрешь,
Забудут сомном.
По крыше станет теплый дождь
Лишь плакать скромно.
Ты в том дожде ко мне придешь
И нежно, томно
К себе тихонько позовешь
Из серых комнат.
Конечно, слов ты не найдешь,
Они никчемны.
Дождем с собою заберешь,
Печалью черной.
В тех каплях ты еще живешь,
В ручье огромном.
Я знаю: любишь — не вернешь,
Никто не вспомнит.
Мне жаль себя — ты не даешь
Любви бездонной.
Другим плевать, что отберешь-
Бесцеремонны…
Лист
В глубине зеленых кружев
Я упал, как желтый лист.
Больше ветви стал не нужен,
Это древо — эгоист.
Стал беспомощным растеньем
Посреди густых аллей.
Наблюдаю за цветеньем
Дикой россыпи полей.
Свет сюда не долетает,
Меркнув в чуждой глубине.
Кто — то с листьями играет.
Может, тени, что извне?
Их числом порядка сотни.
Солнце выдаст суть игры:
Изменение полотен
По сезону. До поры.
В миг полуденных видений
Больно боем бьют часы.
И, как обморок, движенья
Тихо лягут на весы.
Словно сам вонзился в грезы
И поверил, что ничей.
Капли с неба — время, слезы
От безжалостных лучей.
Клетка неба — паутина.
Как вернуть былую стать?
Неуемная картина:
От земли скорее встать
Долететь за ветром в небо,
Чтоб увидел белый свет,
Что я там, где раньше не был,
Что меня как будто нет…
Старик
Печально… первый крик, и ты старик!
Не греет больше ласковое лето.
А раньше от заката до рассвета
Во сне, без сна ловился каждый миг.
Напрасно: враг и друг исчезли вдруг,
Пополнив именами скорбный список.
Грядет и твой черед — тот час так близок,
В который одолеет злой недуг.
Как странно, старина, устроен мир!
Богат иль беден, знаменит — истлеет,
Кто слаб здоровьем — отойдет быстрее,
И будешь по нему читать псалтирь…
Такими стали
Ответьте, почему такими стали?
Не мы такие, верно? Трудно жить.
Мы ото всех давным давно устали,
Трудней всего чужое сторожить.
Язык и уши знать хотят: любили?
Ответы враз: конечно, и не раз!
Любовь нелепа, ею дорожили,
Когда со смехом сыпался отказ.
Наверно, быть циничным нынче модно.
Мы свыклись с этим имиджем давно.
Так можно себя чувствовать свободным
И думать, что на всех нам все равно.
Всему есть время? Время всех нас лечит?
Нет, скажете, совсем наоборот.
Оно своей холодностью калечит,
Пуская новой смене свой черед…
Сам себе доктор
На улице холодно, грязно и морось,
В подъезде гуляет сквозняк.
К любимой кровати, от лифта ускорясь,
Примкну, обнимая тюфяк.
Четыре стены никогда не услышат
Обиженной женщины плач
И детского смеха. Без них будет тише.
Наверно, я сам себе врач…
После навсегда
После сахара горчит.
Нежность подана так грубо!
Эти ноги, перси, губы
Не уймут меня в ночи.
А с рассветом вспомню ту,
В ком я клялся неизбежно.
И прощанье — тихо, нежно.
Послевкусье — в клевету.
После смерти все пройдет:
Память, мысли, ты и чувства.
Это верное искусство
Популярность обретет.
С незапамятных времен
Каждый кличется, как может.
Он влюбляется, хлопочет,
Только нет других имен…
Роли
В партере пусто.
Для кого играть?
Это искусство
Может побеждать,
Ища героев в масках,
И пантомимы краски
Верят в эту ложь.
Бредет степенно.
Сердце будет ждать.
Как преступленье —
Просто наблюдать.
Мой грим давно испорчен,
А я болезнью скорчен,
Добивает нож.
Так будь что будет,
Для меня — игра!
Пускай забудут —
Значит, мне пора…
Зачем живем? Кто знает?
Ведь сердце умирает
Без любви…
В окне светает.
В угол заверну.
Никто не знает,
Как судьбу вернуть.
Во тьме горю свободой,
Зайдусь по пьесе кодой,
Сможешь — оборви!
Душа, как птица,
Словно не умрет.
Остановиться.
Ночи напролет
Летать, но взмахи крыльев
К могильному бессилью
Припадут.
Ну а пока — что
Дух неистребим.
Об этом плачьте,
Я парю над ним,
Сменяя дерзко роли,
Но явки и пароли
Украдут…
Временами
Временами кажется:
Не сбылось — так скажется.
Кто — нибудь привяжется,
Многие откажутся.
Где-нибудь накажется,
Правдою окажется,
Что — нибудь завяжется,
Кое — что замажется.
Временами верится:
Кто — нибудь доверится,
Только ложью щерится,
В том удостоверятся.
Временем проверится,
Чашею отмерится.
Мало — так умерится,
Нечего манериться…
Временами чудится:
Все это забудется.
Правдою добудется,
Если нет — то нудится.
Непременно сбудется!
Трудится, осудится,
Будто бы простудится.
Правда или чудится?
Броня
Я не имею сложных знаний,
Но мне судьбою так дано:
Бродить средь заскорузлых зданий
И делать вид, что все равно.
В наследство дали мимоходом
Оттенки вычурных вельмож.
Но кто и как, откуда родом?
Их сын на отчима похож…
Я слышу, вижу и надеюсь,
Что свет мелькнет. Но без меня.
Вокруг скопились мерзость, ересь,
А к ним у нас своя броня.
Извращение
Иуда явится в раю,
Блудница будет прощена,
И в неизведанном краю
Они спасутся, лишь она
Припомнит полк желавших тел,
Что приходили к ней домой,
И в серебре тридцатку дел
Оставит сионист срамной.
Предатель все ж узрит Христа,
Лицо скукоженной судьи.
Осина тяжелей креста,
Сильней воспоминаний и
Да бросят камень вдалеке,
Ненужной казнию рука
Простит деянья налегке,
Повесит шеи свысока.
Пропасть
А сколько уже провалилось в ту бездну?
И я тоже скоро, наверно, исчезну.
За край этой пошлой и нудной земли я
Шагну, расправляя все крылья вдали, мы —
Последний хрипящий над пропастью голос,
Останется в прошлом, за что мы боролись,
На что мы надеялись, верили, ждали,
Но все же со временем в чем — то теряли.
Навечно лишь память, как чувство, и небо,
Откормимся вдоволь несбыточным хлебом,
Меняя мрак сумерек призраком дня,
И вот уже нет никого, и меня…
Простите за бег неуемных событий.
Хотите — не верьте, хотите — любите.
Я — правда, вовек не меняю игру. Ха!
Я зло для системы, и скоро умру, да…
Музыка
Лишь мелодия и ты,
Ночь и музыка.
К черту все эти цветы!
Встреть союзника.
Под рапсодию дождя
Ты несдержанна
И, немного подождя,
Вновь повержена.
Гром симфонии и ночь,
Чувства пение.
Все дневные мысли — прочь —
И терпение.
Известка
Годами съедена известка,
Лежит в гнилом полу та горстка,
Смотря на ворох потолков и
Ржавчину своих оков. Мы
Новый мир вам не построим.
Он заражен пчелиным роем,
Который пасекой пасется,
В которой каждый не спасется.
И пусть шуршит ее роение,
У них свое на это мнение:
Червями съедена известка,
Лежит в гробу сухая горстка…
Приемка
Свет фонаря разделяет потемки,
Ходит по кругу. И слышится звонко
Шелест металла то тихо, то громко.
Это работает в месте приемка.
В очередь стань. Ты кто есть и откуда?
Может, Спаситель, а может, Иуда?
С грохотом ляжет землистая груда,
Раз! В никуда, словно из ниоткуда…
В форме весы взвесят все" за» и" против»,
Скинут тела в самосуд и на противень,
Будут смеяться мигалкой напротив и
Жалоба жарится в этот мотив или
С совестью женской начнет озираться:
Где — то озлобиться, где — то стесняться…
В члены советов собой избираться,
И достигать, чтобы в бездну сорваться.
Гелиос
Луч золотистый прольется,
Утром на кухне светло.
Ласково щедрое солнце
Нудит свое ремесло.
А на часах до рассвета —
Кофе и сорок шагов.
Если заблудишься где — то,
С небом ты будешь таков.
И небезгрешному телу
Гелиос дарит халат.
Вручит, пока не стемнело,
Теплый, пока не закат.
Поступок
Что бытие? Слепой поступок,
Который ждет пугливо рок.
Один проступок — и преступник,
Один лишь шаг — и долгий срок.
Кому в девичью лечь могилу,
Кому любовь всю жизнь врала,
Кому сума, тюрьма и вилы,
Кого беспечность прибрала.
Чему учили долго в школе?
Что заповедали отцы?
Один вопрос гнетет: доколе
В том свете будут подлецы?
Господи!
Подай мне, Господи, любви!
А остальное мир покажет.
Он промолчит иль слово скажет
И даст мне счастье на крови.
Подай мне, Господи, ума!
Ему будь чужда эта стая,
Что в поколенья прорастает,
Гуляя ветрено в дома.
На поле зреет урожай.
Подай мне, Господи, те корни,
Которые тебе покорны:
Расти, женись, корми, рождай.
Наверно, я тебе негож…
И нет ответа на скрижалях.
Земля и почва мне чужая,
Я в этом на тебя похож.
Гвоздями боль терпеть свою
Я на крестах людских посмею.
Другой свободы не имею.
Я на престол твой предстою!!!
Блаженный
Безлюдной тропкой без сапог
Он брел по снегу, путь далек.
Блаженный молча по земле
Шагал, как дух в одном крыле
И в голове твердил о том,
Что легче жить с одним крестом,
Чем тяготиться силой зла.
А люди крепче, чем она…
«Идти тому ведь нелегко,
Кто от Христа так далеко,
Кому же с Богом суждено,
Вдвойне труднее все равно.»
Костер
Ночь. Тишина. Горит костер.
В глазах моих он горечь стер.
Огонь пылает и пьянит,
С собою мыслею роднит.
Безумный жар, тепло в ночи.
Не нужно слов, ты помолчи!
Поленья красками звучат,
А угли немощно молчат.
Трещат сучки там, вдалеке,
А языки огня в руке.
Всмотрюсь в него, и на душе,
Что вся изъедена в парше,
Светло, весна, тепла рассвет.
А внутреннего света нет.
Горит душа, и ты поймешь,
Лишь только близко подойдешь!!!
Здесь искры яркие летят,
К себе всего забрать хотят!
Ночь. Никого. Горит костер.
Он так коварен и хитер…
Отходная
Я умираю, как и жил,
И прохриплю о том сейчас:
Не упокоен, горд подчас,
Душой своей не дорожил.
Страдать по жизни мне дано!
В тоске небытие искал,
Грехи, как дитятко, ласкал,
От плотской страсти я давно
Вкусил по тысячи личин.
Как горько это вспоминать!
Но начинаю понимать,
За что немилость получил.
Уроки участи земной…
Дыхания короткий срок.
Я в смерть играл, не верил в рок,
А доверял судьбе иной.
Мне цель высокая дана,
И навсегда пребудет так.
Она изменчива, простак,
Вам первым взглядом не видна.
Я умираю, час иль два,
Наверно, все же крайний час.
Мелькают в памяти без вас
Отрывки, меркнет голова.
Хочу я миру рассказать,
Что не могу его простить,
Лишь боль телесную смягчить
И никого не наказать.
Я умираю, я один.
Уже не слышу чуждых фраз,
Не вижу ненавистных вас,
Я бог судьбы и господин.
Жалею лишь теперь о том,
Что не живу до сотни лет,
И после первый летний цвет
Из — под земли взрастет потом.
Закрою без рыданий глаз,
Никто не вспомнит обо мне.
Вполне вовне, мы наравне,
А сколько позже будет нас…
Остаток душ — и все ему!
То, что в наш век и не найти!
Все на престол хотят взайти.
Их миллионы — одному!
Последний бред о жизни той:
Я с гордо поднятым лицом,
В навозе возятся льстецом,
А тень не выглядит святой.
Желаю смерти на руках!
И в понимании немом
Нуждаюсь, чтоб в пылу прямом
Я исповедался в грехах!
В полуоткрытое окно
Тускнеет мне фонарный свет.
То вспыхнет ярко, то на нет,
Белеет вкрадчиво сукно.
Тот антураж в кругу дурном:
Лик озаряет правды свет.
А правда в том, что смерти нет!
Но мне не нужно о больном…
Я умираю, черт, отцы
Святые, сколько ждать?
Припоминаю вашу мать,
И скачут в ад по мне гонцы…
Протест
Мне зашивают мой рот,
Кричат: " Урод!»
Мне закрывают глаза.
Кто против — за!
Мне не дают кислород:
Такой подход.
Мне приглушают мой слух,
И звук затух.
Мне раздают тумаки —
Перегонки.
Мне запрещают писать,
Пора бросать.
Мне самому надоест
Былой протест…
Вампир
Он странствует по свету,
Питаясь кровью тел,
Во тьме желанья эти
Творя важнее дел.
Вампир. Белеса кожа.
В глазах горят огни.
Он все на свете может,
С ним движутся они —
Блуждающие тени,
В них не найти покой:
Безликие ступени.
Ни мертвый, ни живой.
Его везде встречают,
Доверившись словам
И в губы лобызают,
Предав Завет мечтам.
Лишь сумерки сгущают
Свой непроглядный фон,
Наивный взгляд прельщают
Его совет и он.
Предательская шея,
И тьма скрывает лик.
Как ласковая фея,
Укус срывает миг.
Упырь желает крови,
В ней тешится любовь.
Над низостью в полете
На землю хлынет кровь.
Он странствует по свету,
Питаясь кровью тел,
Во тьме желанья эти
Творя важнее дел.
Золото лучей
Когда луна мне выдаст вором тени,
То кажется, что кто — то там живет.
Безликие уснувшие ступени.
Ушедший мир свободу обретет.
Он словно невесом, он преподобный.
И мнится, словно жили раньше мы.
Люцерия сиянием загробным
Блистает в отражении тюрьмы.
А я слоняюсь с этими тенями,
Грядущее и прошлое забыв,
Танцую меж гвоздями и рублями,
Церквями, не поняв, где мой обрыв.
Наверно, здесь — у ночи половины.
Где юность с шумом в вечность отошла
Навстречу сильных мира гильотине.
Душа потемки намертво нашла.
Торгуйся, спорь до смерти с солнцем, счеты
Ему слепым к престолу выставляй.
Как сумерки — восторг, как день — заботы.
Размах веселья в келью доставляй.
К утру всегда сильнее жизни краски,
Которые плескают мимо нас:
И нежность губ, и радость женской ласки,
И пир с вином в непокоренный час.
Тот месяц будто в душу бестолково
Мне светит диким золотом лучей.
Да, вроде ничего в том нет плохого,
Но я на свете становлюсь ничей.
Танцпол
На часах уже поздно,
Через тернии — к звездам,
Через время к свободе,
По чужим переходам,
Чтоб встречать в толпе лица,
Как топтать половицы.
В этом свете коварство
Для небесного царства.
Кто не с нами, тот против.
Свое "я" подло бросив,
Заслоняясь ладонью,
Как божественной бронью.
На делах еще рано.
Я зародыш с изъяном.
Перезрев на танцполе,
Буду с ними доколе?
В этом месте мытарство
И немного бунтарства.
Кто не с ними — тот против,
Хоть тела и напротив…
Твой плач
Палач, твой плач обескуражил,
А я ни в чем не виноват.
Сплошной стеной дурная стража,
Десяток их- один солдат.
От эшафота буду день я,
Потом все сгинет без следа:
Мои глухие убежденья,
Твои вопросы иногда.
Вскипит кровь в будущую драму,
В которой много лишних слов:
«Я гибну от чужого срама,
Прими же с гордостью улов»!
Пасха
Ликуйте, пасха настает!
Минуты ждать до наступленья.
Войну и голод, потопленье
В то время мир земле дает.
Он на неделе оживет,
К концу ее, но нет спасенья
От полубога в воскресенье,
Каиафа с Иродом нас ждет.
«Его распяли много лет
Назад», — вы вспомните ехидно.
По вам же плачет панихида
Сейчас, и сбудется Завет.
Неужели
Дороги, недели.
Унылыми ходят.
Тоску мне наводят.
Конец неужели?
В болезнях, без цели
Народ погибает.
Как выжить — не знает.
Вранье неужели?
Мозги на пределе.
Такими — стреляться.
Резон испугаться.
Я трус неужели?
Говорилось
В прелестном платье от Мальвины
Лежит безжизненно она.
В вуаль из нави полотна
Укрыта наспех вполовину.
И набок покрывало сбилось,
Застыл полуоткрытый рот.
Теперь им больше не соврет.
А что при жизни говорилось…
Родню
Я бред безумья напущу.
В умах людских пускай их точит.
В их головы его вмещу,
Кто смысл понять в дурном захочет.
Звенят утехи и бокалы
Под шум угрозы и ракет,
О чем святые предвещали,
Но этого в Писании нет.
У мертвых братьев и отцов
В задворках — порево подворий,
Займут дикарство мертвецов,
Их отбелит волна историй.
Для новых нужд, бесовских вер
Воздвигнут новые творенья.
Им предводитель — Люцифер
Диктует тексты — откровенья.
В юродстве задушу змею,
Переписал конец начала.
Смрад жизни с жаждой идеала
Мешает тленьем бытию.
И праздник смерти учиню
От беспринципности идеи.
Я тем врагов всех породню,
А остальные будут злее.
Тайная вечеря
Возлюблю несчастие твое.
Стану строить я ковчег, как Ной и
Сводится, что ты болеешь мною,
Твари в паре счастливы вполне.
Мы пируем за чужим столом.
Восседаем, тайная вечеря.
Нет нам ни надежды, ни прощенья.
Как ученики, но вчетвером.
От потопа нас спасет кровать.
Наплодимся вновь, и не иначе.
За стеной икона миром плачет.
Думаем, как это трактовать?
Праведно пальто, но все не то.
Всякое да обратится ложью.
Сталь ружейную возьмем из братских ножен,
Расчехлим, а агнцем будет кто?
Наседать в грехе мы будем сметь.
Крест похож на матушку — землицу.
Может быть, нам это только снится?
Ненавидеть выучимся впредь.
Рано
Еще не светает, так рано.
Вернись к недосмотренным снам.
Морфей исцеляет все раны,
Оставив свой утренний шрам.
Он милостью правды лишает,
В которой с лихвой угожу.
С рассветом полцарства ветшает,
Я нежно тебя разбужу.
На сцену
Бросайте подлого на сцену!
По силам гордым и лихим.
Пусть мерзость знает себе цену,
Чтоб исповедаться глухим
И в безобразии актера
Аплодисменты получать,
Скрываясь в зрителях от флера,
«О, браво, бис!», — себе кричать.
А за кулисами в дурмане,
Откланиваясь в темноту,
Считать билеты по карманам,
Поговорить начистоту.
Фарватер
Корабль портов морей глубоких,
Готовясь в заводи тонуть,
Бежит от шторма одинокий,
Не по фарватеру взял путь.
А край родимый утопает
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.