Электронная книга - Бесплатно
Утопия
========== Книга 1. Пролог ==========
Дождь барабанил по окнам и крышам, на улице мученически завывал ветер. Но внутри царили тепло и уют. Тихонько потрескивал камин, мерно тикали часы.
— Очень приятно с тобой познакомиться, — не понять лицо этого человека. Человека ли? — Но время идёт… Время идёт, а истории пора начаться…
***
Плавное движение руки — водная гладь превратилась в макет страны смертных. Строители с магическими орудиями трудились вокруг форм, вычерченных на земле. Подростки и дети гуляли, играли, где друзья, где влюблённые, кто по лесу, кто по городу. Растительный и животный мир в Террии небогатые, однако фермеры и пастухи работали не покладая рук. Аристократы занимались своим развитием, не замечая слуг, снующих вокруг них. Иные развлекали друг друга на балах, встречах. Самое весёлое место, конечно, море. Здесь любой лунный эльф чувствовал себя в безопасности: враги не обладают флотом, от гнева Посейдона охраняют русалки и тритоны. У воды больше счастливых лиц, чем во всей остальной стране. Не отдавал грустью детский смех, взрослые переговаривались легко и непринуждённо, успокаивались и ворчливый старик, и грозный армеец. Вода — поразительная сила.
Стоило слегка скосить глаза, как радостные морские пейзажи сменялись полуразрушенной столицей. Над ней мрачно возвышались своды Дворца. Война закончилась почти два века назад, однако лунные до сих пор восстанавливались. «Массовый геноцид», так диктатор назвал это. Оправданно. Что же стало причиной? Сущая мелочь — недоразвитый младенец!
«В любом случае им есть, где укрыться…» — Селена поглядела на острова, покрытые чёрной дымкой. Затем на раскинувшуюся вдали империю солнечных. Она тоже изрядно пострадала. Ангхолсус утёр врагам нос, да так, что едва ли от носа что-то осталось. Впрочем, солнечных ни капли не жаль. Сами виноваты: к чему проливать кровь? Селена ненавидела детей брата с первой ночи их появления. И смертный народ, и родных племянников. Каждое их действие лишь подкрепляло это чувство.
Размышления прервал топот и резко отодвинувшаяся занавесь. Водная иллюзия рассеялась вместе с меланхолией богини.
— Манер вам не занимать, господин Гелиос! — бросила она вбежавшему брату. — Для чего, спрашивается, мы всем сонмом думали над правилами приличия? Чтобы ты их нарушал? Прикрой занавесь и выйди! Подожди, пока я оденусь.
Хоть бы что. Он отдышался и расположился на берегу пруда.
Богиня поднялась и задвинула занавесь.
— Ну? В чём причина твоего безобразного визита? — Селена обрызгала брата водой, когда вернулась на место.
— Свидание… состоялось! — воскликнул Гелиос.
— Таков нынче Гелиос, главный дамский угодник Олимпа? Смотри, как бы тебя не уделал сынок.
— Ты ничего не понимаешь! — вскочил он явно в ярости. — Она особенная, она совершенно особенная! Таких особенных, как она, никогда не встречал! — ярость незаметно стала благоговением. — Она самая прекрасная женщина на свете! Сеночка, она будет жить с нами, она точно будет жить с нами!
— Гелечка, с нами живёт столько твоих жён и детей, что мне абсолютно всё равно.
— Я люблю её, я её люблю! Мы поженимся, и у нас будет тысяча детей! — блаженно угрожал Гелиос. — Я счастлив, сестрёнка, я так счастлив! И ты будешь счастлива, когда с ней познакомишься. Она невероятная, просто невероятная! Хочу написать поэму, я так люблю её, так люблю!
— Я здесь причём? Дай искупаться.
— Не-е-е-т, Сеночка, ты обязана мне помочь, мне подойдёт любое женское тело. Даже сморщенное от воды. Идём! — Гелиос схватил её за руку и потащил в свои покои. — Так, сиди здесь, будешь помогать, — брат выглядел как никогда занятым. Он указал Селене на табуретку.
Комнаты Солнца пестрели роскошью — мраморные статуи, искусные гобелены, позолота из чистого золота, безумной красоты ковры… Этот список можно продолжать очень долго. Но работать бог искусств предпочитал на старом скрипящем столе, обгрызенным пером и обязательно на бумаге с жирными пятнами. Со стульями было крайне печально, трёхногая потрёпанная табуретка, на которой приказано было сидеть Селене, выглядела притягательно на общем фоне. Сам творец сидел в дырявом, устрашающе скрипящем кресле. Стены здесь давно ободрались, где-то проломились, все в разноцветных пятнах. Гелиос не гнушался писать и рисовать на них что-нибудь непристойное в порыве вдохновения. Паркет, видимо, был изуродован настолько, что даже хозяин постеснялся и прикрыл его ковром, тоже сомнительным. Где-то несчастный был обгрызен, где-то из него вырезали кружочки, где-то словно выжигали кислотой. За слоём грязи невозможно было разобрать узор уцелевших частей. К тому же, ослепительный солнечный свет не давал Селене видеть отчётливо.
Селена не сразу восприняла слова брата.
— Помогать? — переспросила она. — Прости, братец, я — кто угодно, но точно не поэтесса.
— Тебе и не нужно ничего сочинять, — донеслось из-под стола. Судя по летящим оттуда исписанным мятым бумажкам, он искал там относительно приличный черновик. — Просто красиво сиди. Уверен, это будет интереснее, чем пялиться на смертных. Нашёл!
Он закинул три оборванных грязных листа на стол. Выползая, Гелиос с сокрушительным стуком ударился о стол.
— Подери шёлк твои поганые уши, расстроенная струна! — завопил он и разломал стол напополам одним ударом. Селена подавила вздох. Интересно, как на это отреагирует Аполлон. Он тоже любил заглядывать сюда. В перерывах между гулянками и пастбищем.
Гелиос оценивающе оглядел сестру, удовлетворённо кивнул и принялся что-то усердно строчить.
— Готово! — слоны никогда не были так довольны, как он. — Я написал ей поэму, я написал ей поэму! Завтра же преподнесу.
Гелиос любовно погладил листки.
— Что ж, тогда я пойду, — отозвалась Селена.
— Дальше смотреть на своих любимых деток?
— Всяко лучше, чем сидеть… здесь, — Селена с трудом поборола приступ рвоты.
— Не знаю, не знаю, — он покачал головой. — Уже выдумала новый дар?
— Не лезь не в своё дело.
— Знаешь ли, не только я недоволен твоей щедростью. Уже трое смертных из числа лунных имеют статус божества. Я слышу невозможно много насмешек и опасений от других, настоящих богов. Мы должны поговорить. Хочешь, вместе с Эос.
— Ни один из них не является полноценным лунным эльфом, — возразила Селена. — Ангхолсус и Исида изначально околобожественные существа, а Гекату украл Аид без моего ведома. Ни один из них не стал богом благодаря моему попечительству. Первые двое добились этого сами, а Аид прельстился дарами, доставшимися Гекате от отца. Так что я не понимаю твои претензии. Может, ты просто завидуешь, что никто из твоего брошенного народца никогда не добьётся того же, что и мои подданные?
— Великий Хронос, да плевал я на этот народец! Меня волнуют подарки, которые ты даёшь смертным. С каждым поколением лунные маги становятся всё искуснее. Они хотят разрушить критову печать! Не пытайся скрыть это!
— Ну хорошо. Ты прав, — нехотя признала Селена. — И что дальше? Что мне делать?
— Не знаю, сестрёнка, не знаю. Сама расхлёбывай кашу, что заварила. Однако если ты не остановишь их… мы все в огромной опасности.
========== Глава 1 ==========
Штиль. Солнечно. Тишина и спокойствие, долгожданное блаженство. В громадных перьевых наушниках слышен лишь стук собственного сердца.
Судёнышко подплыло к группе сирен. Их пасти смешно открывались. Интересно, как они поют? Лучше, чем соловьи? Но как поют соловьи? Должно быть, иначе. Жаль, нельзя послушать ни тех, ни других.
Капитан подал сигнал, и каждый взялся за арбалет.
Как же просто их убить. Один выстрел в горло — и готово. Один воробушек будет опасней. Не говоря уже о стае.
Чтобы правильно разделать монстров, тела погрузили на борт. Нужны только волосы и чешуя.
Розовые сверкающие локоны, пухлые губы, милый носик. И эти глаза. Такие человеческие. Пустые. Мёртвые. Но людские. Не похожа она на монстра, заживо съедающего моряков.
Охотница открыла пасть. Ряд плотно прилегающих друг к другу маленьких клыков с заострёнными концами. От одного прикосновения ничего не случится…
— Ай! — палец пронзила острая жгучая боль. Мгновенно вытекла тонкая струйка крови. Зуб и, наверное, весь рот, был в чём-то липком.
Обрезая волосы и срезая чешуйки, охотница не думала ни о чём. Разве только о деньгах, полученных с этого заказа, и об отдыхе дома. Но когда пришло время прощаться с трупом… Глядя в две полные предсмертной боли бездны, невольно возникала мысль:
«Кто из нас чудовище после этого — ты или я?»
***
Эста недовольно перевернулась на другой бок.
До Инициации чуть больше месяца, а дел, как ей казалось, навалом. В первую очередь, нужно со всеми попрощаться. Ещё тщательно проверить снаряжение, припасы.
Эста знала, что племя — это большое скопление людей, живущих по странным правилам. Основное — дело всей жизни передаётся от отца. Есть три главных дела: охотники, воины и лекари. Охотники добывают дичь и побеждают чудовищ. Воины защищают племя от врагов, и захватывают новые земли. Если верить рассказам Вуаха (в каких Эста сомневалась, так как зачастую они были пьяными) раньше воины дрались насмерть за место вождя. Но потом ввели закон про отца, и вождём становился старший ребёнок.
Лекари готовят вонючие отвары, завязывают и клеят странные штуки. Есть также жрецы и дела рабочие, но о них никто не говорил.
В детстве Эста мечтала стать вождицей. Но Вуах сказал, что вожди целыми днями сидят в душной хижине и думают. А потом добавил, что для этого очень важны такие науки как математика, природоведение, обществознание и военное дело. Эсту испугала такая судьба.
У неё была странная семья, как и у всех в Птичьем лесу. Мать и дядя в молодости покинули племя и переселились сюда. Эста до сих пор недоумевала. Кто в здравом уме захочет жить в обществе птиц и разбойников?
Неизвестно, чем они занимались в племени, но в Лесу вступили в дом охотников. Мать умерла так давно, что Эста ничего о ней не помнила.
Её отец был лекарем, присылаемым от племени. Лучше бы не присылался. Одни проблемы от него.
До восьми лет он строго настаивал на том, чтобы Эста вступила в племя лекаршей. Она к тому моменту твёрдо решила стать охотницей. После небольшой борьбы почти без крови он согласился представить Эсту как дочь дяди и замолвил за неё словечко в племени. Эста переехала к дяде и росла как настоящая охотница. В десять лет она вступила в Дом младшей помощницей.
Приятные воспоминания. Но на них нет времени. Эста выцарапала ещё одну чёрточку на деревянной стене и с большим удовольствием вычеркнула её.
В соседней комнате храпел Вуах. Эсту кольнула вина. Скоро они расстанутся навсегда. Но у неё так много дел… к тому же, друзьям тоже нужно внимание. Как можно уйти, не дав затрещину Оргифу?
***
— Душенька, тебе всё же надо остаться, — старушка Вирни покачала головой. Её лицо светилось беспокойством, хотя их отношения нельзя назвать близкими. В детстве она подкармливала Эсту, да она пару раз принесла мясо с охоты.
— Птичий лес стоит оставить птицам, — возразила Эста. Способный чувствовать мир за пределами человеческих рамок с ней бы согласился.
— Эх, чуднушка ты! — Вирни закрыла лицо руками. — Повторяешь одно и то же из года в год, да объяснить не можешь! И кто в тебя эту дурь вбил?
Эста не стала спорить. Все попытки разъяснить это другим выставляли её дурой.
— Куда ж встаёшь? Останься хоть на минутку! Ты ничего не съела!
Две сияющие тарелки и пустота на месте пирожков это отрицали.
— Дел много, бабушка, — отмахнулась Эста.
Старушка тяжело вздохнула, но тут прибежал один из её многочисленных внуков, весь грязный и помятый. Она вмиг позабыла обо всём прочем.
В дверном проёме Эста столкнулась телами и взглядами с юношей.
— Привет, Эмм, — она не пыталась скрыть раздражение.
— Приве… тик, — произнёс он, задыхаясь. Он нёс коромысло с полными водой двумя вёдрами. — Пропусти… меня, — Эмм поставил коромысло и плюхнулся на пол в прихожей. — Подожди! — воскликнул он, когда Эста пошла дальше. — Ты в Деревню? — Эста кивнула. Вирни громко отчитывала мальчика на кухне и не заметила его прихода. — Тогда… сейчас, найду… — Эмм тщательно порылся в карманах. Чего там только не нашлось: сосновая игла, порванный пакет, несколько бумажек, кусок ткани и даже деревянная шкатулка. Будто они с Оргифом поменялись местами! — О, вот! — вскрикнул он, когда из кармана выпало нечто, завёрнутое в плотную бумагу. На фоне остальных сокровищ оно казалось чистым и аккуратным — Передай Лине, — попросил он и протянул свёрток. — Только не открывай!
— Разумеется, — хитро ухмыльнулась Эста. — А теперь плату в десять медяков.
— Эй!
— Четыре за доставку и шесть за сохранность. Можно только за доставку.
— Эста, ты…
— Ладно, шучу. Доставлю бесплатно, и даже открывать не буду. Хотя… посмотрю по настроению.
Эмм что-то крикнул вслед, но хлопок закрывающейся двери заглушил его.
Деревня звалась Радужной, но некоторые жители находили это унизительным, поэтому зачастую она просто Деревня. Эсте нравились оба варианта.
Благо, от дома Вирни идти недалеко. Её семья работала в огородах на границе с дикой землёй. Там лучший урожай, пусть иногда и прилетают чудовища.
Деревня представляла собой широкую прямую улицу. Существовали где-то неведомые «парки» и «скверы», но, по словам Лины, так здесь называли подворотни. Можно подумать, на севере эти странные места существовали! Там и деревня не сказать что есть, ни радужная, ни чёрно-белая.
Был тихий денёк: ярмарка нескоро. Ошивались в большом количестве только беспризорные сироты, вперив свои печальные взгляды в редких прохожих. «Прохудить кошельки», — подсказывало что-то Эсте. — «Ничего, ребята, скоро начнётся охота. Наши дадут вам мяса».
«Укромный уголок», наконец-то. Единственная приличная таверна во всём Лесу. Сюда обещался прийти Оргиф и здесь работала Лина. Скорее всего, недолго. Работать намного сложнее, чем воровать или сидеть на шее у подруги. «Вернее сказать, у её отца», — мрачно добавила Эста. Ей никогда не нравилась эта парочка.
В таверне было весело. Деревенские бабы убирали дом охотников, так что их погнали оттуда тряпками. Товарищи развлекались здесь. Как назло, все кроме Оргифа.
— Ну, как жизнь? — отсалютовала Эста и заметила ещё одну пропажу. — Где Лилна?
— Опять влипла, — отрешённо пожал плечами старик Боел, пока что глава, но не при делах. Несколько лет жизни он провёл бок о бок с фениксом. Питомец на прощание лишил его ног. — Надеюсь, вернётся. Потерять сразу двоих не хотелось бы.
— Ясно, ну я думаю, вернётся, — усмехнулась Эста. Во всей Утопии не существует одновременно настолько неудачливого и везучего человека.
Безмолвный сын Боела носил еду и напитки вместе с официантами. Ирин и Геля напряжённо рукоборствовали. Наклонял руку врага то один, то другой. Скорее всего, ничья, но Эста поставила два медяка на Гелю. Он ей больше нравился.
Анак был уже так пьян, что без движения распластался на столе. Вероятно, так и будет лежать, пока за ним не придёт мамаша. Малышка Маика радостно играла посудой. Вроде как ей было десять или двенадцать, да и на охоте она показывала себя неплохо. Но частенько вела себя на шесть.
— А где Оргиф? Он должен со мной попрощаться, — нахмурилась Эста.
— Слинял. Это ж Оргиф, что от него ждать?
«Вот разобью ему лицо при встрече», — разозлилась Эста. — «Будет знать. Пусть молится своим богам, чтобы мы не увиделись!»
— Эста! — к ней подбежала миниатюрная брюнетка. В форме и приличной причёске сложно было узнать Лину, но Эста смогла. — Ты моё спасение! Выйди и жди.
Эста не хотела, но пошла. Наверное, это важно.
Она бродила по скудному двору гостиницы, когда Лина, уже в привычном виде, выползла из окна.
— Всегда было интересно как изгибается твоё тело, — заметила Эста, когда они уже тихонько убегали в подворотню. — Туда же голова с трудом пролезает.
Лина что-то тихо буркнула.
— Прошу, забери меня отсюда! Я больше не могу! — со слезами на глазах умоляла она. — Это ужасное место! Меня там бьют и обижают!
Лина показала руки в красных ссадинах и фиолетовых синяках.
— Покажи, кто это сделал, и я сломаю его напополам, — обещала Эста.
— Не надо! Я лучше поживу немножечко с Ройсом, — мечтала она. — Он обработает мне раны и…м…я буду ему помогать. У него та-а-ак много работы!
— Да уж, понятно. Может, останешься там навсегда? Всё равно каждый раз возвращаешься.
— Перестань! Это просто такой период в жизни. Будешь ночевать со мной? — она оглянулась. Подворотня в полумраке не сулила ничего хорошего.
— Здесь? Конечно.
«Хотя лучше бы комнату с тараканами», — добавила про себя Эста.
— Я бы справилась и сама, — решительно заявила Лина. — Просто тогда ты меня не найдёшь.
— Не сомневаюсь, — съязвила Эста и кинула свёрток. — Эмм передал.
— О боги, опять какой-то глупый подарок, — скривилась она, разворачивая.
— Что там, что там? — Эста не вытерпела долгого молчания и прижалась к ней чуть не вплотную, пытаясь разглядеть. — Венок из перьев? Это то, что я думаю? Хотя на твою голову маловат…
— Да, это то, что ты думаешь! — зарычала Лина и разорвала подарок в клочья.
========== Глава 2 ==========
— Я этого не делал. Я даже не знал, что это произошло…
— Не ври! — вскричала Ами {?} [1. Великая мать (о богине Селене); 2. вежливое обращение к матери или мачехе]. — Это был ты! Я видела тебя. Кровь. И её. Не пудри нам мозги! Бхавеор, почему ты не веришь мне? Ни разу я тебя не обманывала, прошу…
Отец тяжело вздохнул. Он сидел спиной к жене и сыну и практически не говорил.
— Ами, пожалуйста, придите в себя! Как я мог это сделать? Я находился в другом конце Дворца! Если бы я правда туда ходил, меня бы увидели, хоть кто-нибудь да увидел бы! Зачем мне, наследнику престола двух империй, убивать какую-то служанку? Какие у меня могут быть мотивы?
— Понятия не имею! Ты убиваешь просто так! Ты чудовище, ещё в утробе ты был таким! — возопила она, вытирая слёзы на покрасневших глазах. — А может быть, жертвой должна была стать я. Ты всю жизнь только и хочешь, чтобы сжить меня со свету.
— Ами, прошу, успокойтесь. К тому же, тело не нашли. Может быть, она просто заблудилась или сбежала.
— Не неси ерунды! Это убийство, и его совершил ты! Бхавеор, сделай хоть что-нибудь! — взмолилась Ами. — Накажи его.
— Я верю тебе, Хе, но он прав: доказательств никаких нет. Что я могу сделать? — по голосу нельзя было определить настроение.
Ами в отчаянии закрыла лицо руками.
— Я требую запереть его в башне на год! — воскликнула она. Отец недовольно хмыкнул. — За недостойное поведение. Почему ты можешь это делать, а я нет?
— Бертхемелли уже взрослый, нужен серьёзный повод для такого наказания. Мы не можем делать с ним всё, что вздумается.
«Надо же?» — промелькнуло в голове Бертхемелли.
— Нет! Не буду! Посадить его, и сейчас же! По-хорошему на кол.
— Со следующей недели на месяц.
— За убийство — на месяц?! Простых эльфов на век сажают, а то и на два, и далеко не в просторную башню! Год и с завтрашнего дня.
— Полгода со следующей недели. Это моё последнее слово.
Ами была вынуждена согласиться. Она вышла, хлопнув дверью.
Некоторое время они сидели молча.
— Ара {?} [1. Великий Отец (к богу Гелиосу); вежливое обращение к отцу или отчиму], я правда не знаю, с чего эти странные обвинения… Может, сводить Ами к врачу? Я раньше никогда не видел её в таком гневе.
— Ей сейчас очень плохо. Думаю, потом она извинится.
— Вы на моей стороне, Ара?
— Нет. Но мне, в общем-то, всё равно. Хотя и правда следует тебя наказать, я попробую ещё уменьшить срок. Когда она успокоиться. Не хочется совсем дурной славы, хотя куда уж дурнее. Иди к себе.
Бертхемелли повиновался.
Ночь назад…
«Всякий, имеющий живую мать, должен просить её благословения», — Бертхемелли постучал в дверь серебряным молоточком. — «Постулат тридцать три, страница пятнадцать, строка двадцать восемь», — внутри кто-то засуетился. Открыла низкая пухлая девушка. Увидев его, она засияла. Тут же спохватилась и поклонилась. Бертхемелли изобразил кокетливое выражение, если только его лицо было способно на подобное. — «Как же хочется понюхать её сердце», — он встряхнулся и с трудом отбросил эти мысли. Отец сказал: никак развлечений пока гости не уедут. Как можно забыть выпить лекарство, что вызывает привыкание?
— Зеночка, кто там? — донесся голос из глубин покоев.
— Терри {?} [принц Террии, страны Луны], моя госпожа, — опомнилась служанка.
— Пусть заходит.
Зеночка взяла его под руку. С их разницей в росте скорее прижала к груди. Бертхемелли сделал вид, что ему очень приятно. Девушка раскраснелась, бросая ему таинственные взгляды. «Жаль, что она пользуется парфюмом», — он принюхался. Карамель, никак не женское тело. — «Сложно и предположить запах внутренностей».
Конечно, перед императрицей они разжали руки.
Комната была очень скромной, для покоев такой особы уж точно. Маленькая квадратная с отполированными стенами. Из мебели только шкаф и стол с двумя стульями. В тени шкафа притаилась старая дверь, в комнату Зеночки. Бертхемелли иногда заходил сюда днём, поэтому знал. Посреди положили ковёр, но он смотрелся жалко: старый, уродливый, не подходящий общему интерьеру, кому он нужен? Разве что совести императора, обязывающей его купить жене хоть что-то солидное.
Бедно выглядела люстра с двумя магическими лампами. Их ледяной белый свет идеально вписывался в эту мёртвую, безупречную красоту. Также идеально смотрелись очаровательные обитательницы этого места. Противоположные друг другу карикатурные образы, — злая старая императрица и юная красавица-служанка, выполняющая все прихоти своей госпожи. Неплохая вышла бы пьеса. А если заменить императрицу на мачеху, а служанку на падчерицу, то получится настоящая сказка. Чудно, чудно!
— Здравствуйте, Ами, — Бертхемелли склонил голову перед госпожой. Он уже не мог развидеть эти образы.
— Привет, Берти, — кивнула злая мачеха. — Садись. Принеси нам булочек и чая, — бросила она красавице-принцессе.
— Сейчас же, моя госпожа! — девушка поклонилась и убежала.
— Что-то случилось, Ами? Вы чрезвычайно бледны, — спросил Бертхемелли. Как всякая уважающая себя злодейка, она всегда была «чрезвычайно бледна», и речь не только про цвет кожи. Но этой ночью её вид был особенно прискорбным. Если не знать кто она такая и что происходит в её жизни, можно подумать, она в трауре: нахмуренные брови, отяжелённый печалью взгляд, рука, непрестанно подпирающая щёку, и, что уже непозволительно, ссутулившиеся плечи. Императрице, кроме как в трауре, никак нельзя сутулиться! За плечо, склонённое на градус неправильно, спина Бертхемелли покрывалась рубцами плети.
Ами притворялась благожелательной и гостеприимной, но он чувствовал страх и недоверие.
— Как обычно, — она судорожно сглотнула. — Кошмары.
— Как ужасно.
— Всё в порядке, — женщина вздохнула и на ходу привела себя в порядок. От былого образа скорбящей вдовы остались только хмурый взгляд. — Будущее предстаёт передо мной в самых мрачных своих обличиях. Нельзя поддаваться панике. Вещие сны — один из миллиардов вариантов грядущего.
— Но мы же должны знать, что может случится? Чтобы не допустить худшего исхода.
— Наоборот. Если делать всё, лишь бы чего-то не допустить, в итоге это и получится. Уж поверь мне, сынок, я посвятила этому жизнь, — Ами замолчала. Заметив, что он собирается заговорить, она поспешно добавила: — Но ты, верно, не за этим пришёл? Ты так редко бываешь здесь, ужасающе редко!
— Действительно, я должен чаще вас навещать, Ами. Нет, я пришёл не за этим, я хотел…
Раздался стук.
— Зена? — уточнила императрица, как будто забыв о беседе.
— Да, моя госпожа!
— Принесла?
— Да, моя госпожа!
— Заходи.
Зеночка с серебряным подносом в руках оказалась в комнате.
— Приятного аппетита, — низко поклонилась она. Поднос стоял перед господами. Бертхемелли ощутил на себе двусмысленный взгляд и ответил служанке тем же. Он предполагал, что она имела в виду, но не понял, что хотел сказать он.
— Благодарю, — произнёс Бертхемелли. Ами что-то невнятно пробурчала. Оба взяли по кружке и по булочке.
Через некоторое время, посчитав, что имеет право, Бертхемелли продолжил:
— …я хотел получить ваше благословение, Ами.
— Благословение?.. — она недоумевала. — Разве не зав… — Ами осеклась и виновато опустила глаза. — Как я могла перепутать! Ах, прости! — она погладила его руку, почти не касаясь. — Поздравляю! И… даю тебе своё благословение. Наверняка зал уже готов к церемонии. Всё должно начаться… ближе к полуночи.
— За час до полуночи, — кивнул Берти.
Они сидели не больше пяти минут, обмениваясь светскими фразами. Ами старалась выглядеть беззаботной и счастливой, но её руки дрожали и мяли салфетки.
— Что же, Ами, чудесно поболтали, — Бертхемелли встал, решив, что имеет право. — Но, боюсь, мне придётся идти: Ара ждёт меня.
— Наверняка. Тогда увидимся на церемонии.
Он направился к выходу. Чай остался нетронутым, как и булочка.
— Терри? — шепнула служанка, провожая его. — С Ночью Лунного Рассвета.
— Спасибо, Зеночка, — Бертхемелли одарил её прощальной улыбкой. Её щёки зарумянились.
***
— Чудесный закат, правда, Ара?
— Определённо.
Бертхемелли с отцом сидели на балконе в покоях императора. Они молчали, а время шло.
— Бертхемелли?
— Да, Ара?
— Как ты себя чувствуешь?
Он замешкался, не ожидав такой заботы.
— Ну… волнуюсь немного. А так хорошо… — пробормотал он неуверенно. Скривившееся лицо отца не сулило ничего хорошего.
Сколько Бертхемелли не думал, какую роль в каком произведении ему можно дать, всегда упирался в это выражение лица. Он — отец, Ара, Теар. Его невозможно выдернуть из реальности. Стоит только начать размышлять где бы он смотрелся лучше, в любовной повести как строгий надзиратель главной героини, не позволяющий влюблённым быть вместе, или как мудрый наставник в приключенческом романе, тут же пропадают кривые губы и сморщенный нос, повязка на глазу, шрамы, всё… Остаётся только безликий образ, тень настоящего эльфа.
Может быть, отец и есть реальность? Бертхемелли часто казалось так.
— Это был тонкий намёк. Если ты ещё не понял, я спросил, выпил ли ты лекарства.
— А… ну… да.
— Точно? — Бертхемелли съежился от этого тона.
— Да.
— Ну смотри, — недоверчиво прищурился отец. — Натворишь чего-нибудь — с тобой тоже случится что-то плохое. Такой сотворили Утопию Боги. Понимаешь, о чём я?
— Понимаю, — протянул Бертхемелли, пристально глядя отцу в глаза. В глаз.
— Вот и отлично. А теперь иди, прихорошись как-нибудь. Выглядишь, словно вчера восстал из гроба.
— К началу церемонии буду похож на настоящего Теара {?} [император Террии].
— Очень на это надеюсь.
***
Таким блестящим и полным тронный зал бывал редко. Сверкающие в лунном свете хрустальные гирлянды слепили глаза. Под ними не менее ослепительно светились гобелены Великой Матери, сотканные словно из чистого серебра.
В зале было три стола: два длинных, уставленных вдоль и поперёк самыми разными деликатесами Террии: от запечённой селедки до гигантских устриц, по сотни типов супов на стол, рисы всех сортов и всех способов приготовления.
Гостей было ещё больше, чем еды. Они танцевали, веселились, сплетничали, восславляли власть. Были и одиночки. Они наблюдали со стороны с улыбкой.
Унылое зрелище. Жаль, нельзя расшевелить публику. Отец запрещает веселиться на праздниках.
— Терри! — к принцу подбежал молодой аристократишка. — Имею честь поздравить вас первым!
Он низко поклонился. Бертхемелли заметил толпу таких же, различных лишь возрастом, полом, лицом и одеждой.
«Это будет очень скучно», — осознал он. — «Жаль, что в моих покоях нет ни ножей, ни кинжалов. Я бы прихватил парочку-другую».
— Благодарю.
— Прекрасно выглядите, Терри! Поздравляю! — Бертхемелли скривился. Как иногда больна лесть.
— Благодарю.
— Вы прелестны! Поздравляю!
— Благодарю.
— Уверен, вы станете очень мудрым Теаром! Поздравляю!
— Благодарю.
Бертхемелли отбился от поздравляющих и сел за стол к родителям. По сравнению с гигантами для гостей, он был совсем крошечный, на шесть эльфов. На таких мелочах отец всегда пытался выглядеть скромным.
— Здравствуйте, Ара, здравствуйте, Ами.
— Здравствуй, здравствуй, Бертхемелли-Терри, — вальяжно проговорил отец.
— Привет, Берти, — едва различимо поздоровалась Ами.
— Вы чудно тут всё утроили. Я польщён, — не сказать, что Бертхемелли сильно впечатлился… — Вау… — отец схватил его подбородок и поднял. — Ара… вы ради меня… снесли купол?..
— Размечтался! — хрипло расхохотался отец и отпустил его.
— Что это тогда? Такое не может быть сотворено эльфийской рукой… — Бертхемелли вглядывался в ночное небо. В нечто, ужасно его напоминающее. — Это магическая реликвия? Не припомню подобного в архивах.
— Это, мой дорогой, тайна эльфийского народа.
— Механизм?
— Кто знает. Это наследие предков. Сколько ни обыскивали купол, ничего. Но на Ночь Лунного Рассвета {?} [ночь совершеннолетия (150 лет)] каждого нового императора оно появляется вновь.
— Как странно… Но почему об этом не пишут в книгах? Ни одного упоминания. И никто во всём Дворце не говорил. Зачем скрывать столь безобидную вещь?
— Мы лунные эльфы, — он криво усмехнулся. — Разве нам нужен повод чтобы что-то скрывать?
Бертхемелли не продолжил расспросов.
— Кажется, я слышу топот копыт, — заметил отец. Он хотел что-то добавить, но согнулся пополам, схватившись за голову.
— Может, всё же к врачу? — неуверенно предложила Ами, всё быстрее обмахиваясь веером.
— Мелочи! Что такое мигрень?! Ночь Лунного Рассвета, вот что важно! Какой я Теар, если не дождусь прихода гостей? Какой я отец, если уйду с такого праздника?
Она ничего не ответила.
Торжественно прибыли гости из страны Солнца: важно кивающий Нагат {?} [император Нагаты, страны Солнца] -старший, широко зевающая Нагата {?} [1. страна Солнца 2. императрица или принцесса Нагаты], она же крошка Раи, будущая властительница Нагаты и Террии, и Нагат-младший, мрачно шагающий позади.
— Доброй ночи, Дидаикей-Нагат, — холодно пожал руку солнечному отец.
— Доброй ночи, Бхавеор-Теар. Горячо извиняюсь за наше опоздание, — виновато произнёс он, окончив любезности. Сели согласно статусу: Нагат-старший напротив отца, Нагата напротив Бертхемелли, а Нагат-младший напротив Ами. Его статус конечно ниже, но он не может сидеть напротив Бертхемелли, когда они помолвлены с его сестрой.
Солнечный император уже наливал себе вино. Если присваивать ему какой-нибудь образ, так это либо изнеженный благами чиновник, либо бандитский атаман. Смысл сильно не менялся, но второе как-то посолиднее: чиновником можно родиться, а атаманом нужно стать. Если судить по тому, что пишут в исторических книгах, когда умер отец Нагата, у него было тринадцать живых братьев и шесть сестёр, и ещё двадцать мертвецов, и только Богам ведомо сколько незаконнорождённых. Умудриться задержаться на двести с лишним лет на престоле в таких условиях сможет только настоящий атаман. У Бертхемелли не было ни братьев, ни сестёр, но он каждую ночь сомневался, что доживёт до коронации.
— У нас случились небольшие неприятности на дороге, — признался Нагат-старший. — Видите ли, грифоны совершенно не жалуют ночей, тем более таких длинных и холодных, как в прелестной стране Луны. Но как только мы подъехали к Королевству Вечных Ночей, во всей Террии будто кончились приличные оленьи! То есть, приличные оленьи были, но нигде не могли предоставить должный уход грифонам. Пока доехали до столицы Королевства, потеряли практически целый день… целую ночь… сутки, в общем.
— Это мне следует извиняться, Нагат, — мягко прервал отец. — Там давно нужно построить крупный город, а то и пару. Граница меж Вечными Ночами и Утренней Росой, и лишь в одной старой столице солнечные могут найти приют. Стыдно. Вскоре я это исправлю: у нас с королём сейчас проблемы деликатного характера, — Бертхемелли не смог сдержать ухмылку. Можно сказать, он и был проблемой деликатного характера.
— Не беспокойтесь, у нас впереди целая вечность. Но не будем об этом.
— Как пожалаете.
Дальше они заговорили о спорте и театре, причём ни один из них явно не был заинтересован ни в том, ни в другом. Бертхемелли не стал слушать. Гораздо интереснее крошка Раи, грозная императрица Террии и Нагаты. Она весело махала ему, хотя выглядела уставшей. Она всего лишь маленькая девушка, которой по случайности предстояло вершить судьбу миллионов. Хотя по её внешности она явно особо симпатичная служанка. Солнечная Зеночка, не иначе.
— Берти, ты знаешь, ваши олени такие милые, — радостно засверкала она глазами. — Они белые, пушистые, и у них очень красивые рога! У вас вообще всё красиво. Жалко, что я не была тут раньше. У вас красивые белые дворцы, вместо мяса изящная нарезанная рыба, и олени с безумно мудрыми глазами, — Краецидис захлопала в ладоши. — Если бы тут было тепло и чаще светило солнце, я бы тут хоть всю жизнь прожила.
— Если бы тут было тепло и чаще светило солнце, это была бы уже Нагата, — Бертхемелли нежно ковырял салат. Сладостей не подавали, а ничего другого он есть не мог. — Но я рад, что тебе понравилось.
— А ты бы прожил всю жизнь в Нагате?
— После того, как чуть не сжёг себе ногу?
— Пф, да ты просто пятку обжёг немного! — надула губки Краецидис. Это она делала как настоящая принцесса, не поспоришь.
— Немного?! До сих пор остался!
— Ну не судить же целую страну по одному случаю.
— Не судить, — согласился Бертхемелли. — Да, я прожил бы там всю жизнь… — в её глазах появилась искорка. — …если бы меня во все места не кусали насекомые, если я бы не истекал потом круглосуточно, если бы солнце весь день не палило как в полдень, если бы я не обжёг…
— Ладно, всё, я поняла. Вы, лунные, просто очаровательные, но такие капризные!
Отец встал.
— Что ж, — прокашлялся он. — Этой воистину значимой ночью мой сын станет мужчиной. Это событие безмерно важно не только для нашей семьи, но и для всех эльфов! Скоро, совсем скоро, Террия и Нагата станут единой империей. За Бертхемелли!
— За Бертхемелли!
— За Бертхемелли!
Н-да уж, отец никогда не славился красивым слогом. Бертхемелли передёрнуло несколько раз, не то от всеобщего внимания.
Краецидис подняла бокал очень высоко для своего роста. Бертхемелли оценил её старания: горлышко бокала превосходило по высоте его голову. Учитывая разницу в росте, это очень достойное достижение.
Наконец, волна поздравлений стихла и можно было дальше скучать. Не то чтобы получать поздравления было шибко интересно, но приходилось придумывать, что на них ответить.
— У меня есть подарок для виновника торжества! — неожиданно вспомнила Краецидис. Бертхемелли напрягся. Она порылась в складках платья и достала завернутую в бумагу миску. — Та-да! — она сдернула бумагу, и взору Бертхемелли открылась миска, до краёв наполненная мёртвыми жуками с корочкой. — Сама пожарила.
— Раи у нас очень талантливая, — тоже вдруг проснулся Нагат.
— М… спасибо, — Бертхемелли осторожно принял подарок. Хоть бы не вырвало прямо в миску. — Я и не мечтал о таком прелестном украшении для своего стола.
— Нет-нет, это кушать надо, — Краецидис засунула в свой маленький ротик два огромных жука. — Вот так.
— Знаешь, я наелся…
— Ну ты хотя бы попробуй! Они совсем не сытные. Как орешки.
Бертхемелли растерялся. Он чувствовал взгляды гостей, слышал хихиканье. Осторожно взял жука и захрустел.
— М… как вкусно… — сдержать рвотный рефлекс было очень сложно.
— Ну вот видишь! Будешь ещё?
— Нет-нет, спасибо, я итак наелся…
Краецидис махнула рукой и пошла угощать остальных гостей.
— Ваша дочь очень хозяйственная, Нагат, — издевался отец. Ему жуки перепадали не меньше, чем в третий раз. Принцесса питала к нему странные чувства.
— Бертхемелли тоже ничего, — Нагат жевал угощение с неподдельным удовольствием. А может, действительно нравилось? Ещё одна странность солнечных? Впрочем, Дагурлаук на старания сестры ответил примерно тем же, что и Бертхемелли.
— Я пока что не умею жарить жуков, — возразил Бертхемелли.
— Всё ещё впереди! Что-то случилось, Теар? — «обеспокоился» Нагат, глядя как Теар морщится и хватается за голову.
— Сожалею, вынужден вас покинуть, — с трудом поднялся отец, стискивая столешницу. — Мне нужен врач.
— Может, вас проводить? — услужливо предложил Дагурлаук. У Бертхемелли всё сжалось внутри. Какой-то мальчик, едва закончивший младшую школу, лучший помощник, чем родной взрослый сын!
— Справлюсь. Извини, Бертхемелли.
— Ничего. Поправляйтесь, Ара.
Бертхемелли проводил его взглядом. Он не понимал что чувствует. Вроде немного обидно, а вроде… задышалось легче.
Было скучно. Помимо Краецидис, мечущиеся посреди гостей, смотреть не на что. Но в один момент появилась Она. Непонятно откуда. Должна была зайти в ворота, но словно всё это время здесь и была. Такая прелестная. Её кожа как матовый шоколад, глаза похожи на небесную глазурь, а волосы будто сахарная пудра. Бертхемелли впервые за многие годы почувствовал как растёт аппетит.
Бертхемелли задумался. Всё в Ней говорило о принадлежности к солнечным: огромные миндалевидные глаза, большой нос и губы, ослиные уши, тёмная кожа, пышная фигура… только белоснежные прямые волосы совсем не вписывались в эту картину. Ничего удивительного в полукровках нет, правда она выглядит уж очень взросло и по ней никак не скажешь, что она рождена после войны. Внешность обманчива. Бертхемелли волновало другое: две косы-шапки на её голове и полумесяц на лбу. Полукровка может верить во что хочет. Но такие явные атрибуты культуры лунных при таком солнечном виде совершенно непозволительны. Интересно, что о ней скажет отец. Надругательство над Великой Матерью — серьёзное преступление.
Женщина направлялась к нему. Удивительно, казалось, никто кроме Бертхемелли её не заметил. Он разглядел у неё в руке фонарь с прикреплённой связкой ключей и нож за поясом. Сначала недоумевал, а потом понял.
— Идём, — велела женщина и повела его куда-то.
— Идём… — Бертхемелли подчинялся беспрекословно. Гости будто не замечали, даже Ами и Нагаты, хотя они сидели друг от друга на расстоянии вытянутой руки. «Должно быть, мне это кажется», — подумал Бертхемелли. — «Я счастлив. Никогда у меня не было такого прекрасного видения…»
— Вы, должно быть, госпожа Геката? — они шли по узкой крутой лестнице без перил. Одно неверное движение — и сорвёшься в тёмную бездну. «Это не башня, это скорее колодец. И влажность соответствующая. Во Дворце никогда не было такого. До чего странен мой внутренний мир». — У вас фонарь, ключи и нож.
— Верно.
— Вы ведёте меня в царство Аида, да?
— Нет. Ещё рано.
— Тогда куда?
— Мне нужно вручить тебе кое-что.
— Правда? Буду очень признателен. Я люблю получать подарки. Особенно от таких обворожительных дам.
— Это скорее подарок судьбы.
— Неужели? Могу ли я получить подсказку?
— Увидишь.
Они шли ещё некоторое время. В конце концов, остановились перед небольшой дверью. Госпожа Геката всунула ключ в замок и щёлкнула им раз десять. Бертхемелли пролез, согнувшись в три погибели. Он увидел круглую тесную комнатку, необычно светлую. Ни одной магической лампы. Уникально яркое естественное освещение. Из мебели только чёрный алтарь, на которой крошечная серебряная коробочка. По краям пола прорыт небольшой ров, в нём густая холодная жижа, не то белая, не то всех цветов сразу. «Интересные у меня желания, конечно», — подумал Бертхемелли, наблюдая за госпожой Гекатой. Пожалуй, в этой комнате она смотрелась идеально. Она, конечно, перестала быть похожей на шоколадный тортик, зато предстала пред ним настоящей богиней. Бертхемелли не был уверен, какой образ ему нравится больше.
— И что же мы будем здесь делать? — спросил Бертхемелли.
— Проведём ритуал, получишь то, что должен, — госпожа открыла коробочку.
— А потом?
— Потом ты вернёшься на праздник, а я пойду по своим делам. Снимай очки и становись на колени.
Бертхемелли затрепетал. Какое странное видение! Никакой крови, органов, криков, боли… Красивая женщина в пикантной обстановке, до чего же чудно!
Ему в лицо брызнуло что-то холодное и липкое.
— Ай!
— Т-с-с-с! — она приложила палец к его губам. Он почувствовал, как госпожа Геката прижимает его голову к себе и что-то одевает на шею. Что-то холодное и длинное. Цепочка. К ней прицеплено что-то маленькое, но довольно тяжелое. Бертхемелли потянулся ощупать новую безделушку, но госпожа схватила его за ладони одной рукой, другой подняла его лицо вверх. Бертхемелли запутался, сколько у неё рук и какого они размера.
Глаза его округлились. Наваждение? Нет, всё не уходит… Он и правда видел! Как будто его глаза были здоровы, как будто так было всегда. Он видел очертания, оттенки, детали…
Бертхемелли радостно улыбнулся сияющей полной луне. Она улыбнулась в ответ, сверкнула и… побагровела. Звездное небо стало свинцовым, воздух потяжелел и запахло дымом.
Он неуверенно пополз назад. Огляделся. Никого. Ничего. Только эта комната, теперь кроваво-красного цвета, и небо.
Слышалось рычание, луна начала делиться на две, как клетка в учебнике биологии… Вот и всё видение?
УБИЙЦА! УБИЙЦА! УБИЙЦА!
Бертхемелли вскрикнул и отскочил от испуга. Последнее, что он услышал, был глухой стук.
А первое, что увидел — лицо Краецидис, дремлющей на его кровати. Он ощупал шею. Амулет. Бертхемелли поднёс его к глазам, уже обычным, в очках. Амулет Селены.
***
Очень неудобно жить в вечной ночи, не умея видеть в темноте. Особенно, если что-то нужно сделать незаметно.
Бертхемелли положил карту и магическую лампу на пол, а сам шарил по потолку. Он с трудом доставал, хотя порой не пролезал в двери и арки из-за роста. Что-то щёлкнуло, и люк открылся. Они везде одинаковые, остаётся надеяться, что это комната Зеночки, а не отца.
С трудом Бертхемелли просунул вещи наверх и попытался забраться сам. Он зацепился за ручку люка и пробовал подтягиваться. Успехи сомнительные, но кое-как удалось просунуть туловище в комнату. Комната Зеночки, замечательно.
Ноги не вмещались. Пришлось перевернуться на спину.
Он чуть не соскользнул обратно, когда кто-то подхватил его плечи.
— Терри! — Зеночка помогла ему подняться. — Что вы тут делаете? С Ночью Лунного Рассвета, кстати.
— Благодарю, — Бертхемелли поправил очки — Мне нужна твоя помощь, милая.
Отвратительно. На что не пойдёшь ради великой цели.
— Терри, я с удовольствием, но можно чуть-чуть попозже… Госпоже нездоровиться.
— Я быстро. Это срочно. — Зеночка нахмурилась, но внимательно слушала. — Дай прочитать Дневник.
— Нет. — она покачала головой. — Нельзя. Госпожа даже Теару не всегда разрешает.
— Прошу тебя, это очень-очень важно, — умолял Бертхемелли. Зеночка осталась непреклонной. — Я просто отойду, и почитаю. Совсем недолго. Не буду мешать. Я как прочитаю, сразу уйду, пожалуйста. Ты не представляешь, как это нужно мне.
Зеночка тревожно смотрела на него.
— Ладно… Десять минут. Не больше.
«Предала свою госпожу ради меня», — Бертхемелли неслышно двинулся за ней. — «Я точно ей Предназначен {?} [имеется в виду, что она очень влюблена]. Не думаю, что настолько обаятелен».
Они тихо прошли в спальню императрицы. Ами рыдала, простила о помощи.
— Тс, тихо-тихо, — Зеночка присела на кровать, поглаживая госпожу по руке. — Всё хорошо, здесь никого нет, тссс, вот, выпейте…
— Он здесь, убери его отсюда! — вопила Ами. Глаза её были открыты и абсолютно белы. — Убери убийцу!
— Тсс, здесь никого нет, только вы и я, вы и я, моя госпожа… Вот, отвар, тихо-тихо, всё хорошо… — причитала Зеночка, осторожно подпаивая госпожу. Она успокоилась, кажется, задремала, иногда постанывала или всхлипывала, но лежала спокойно.
Зеночка приоткрыла полку на прикроватной тумбочке и вытащила оттуда очень толстую тетрадь.
— Только совсем немного. И очень аккуратно, — произнесла Зеночка одними губами. — И лучше выйдете. Вы тревожите госпожу.
— Спасибо. Большое спасибо, Зеноис.
Бертхемелли принялся читать дневник. Листы были тонкими, на многих были мокрые пятна, на паре листов даже с бордовым оттенком. Исписаны настолько мелким почерком, что не везде можно было узнать слово или букву. Со зрением Бертхемелли и тусколым светом магической лампы текст сливался в чёрно-синий монолит. Кое-как он нашёл ночь, которая ему нужна, сегодняшняя, точнее, уже вчерашняя. Вот оно… море… Дядя?..
— Стой, стой, прошу, ещё немного! — умолял он безнадёжно. Голова разболелась.
— Нельзя. Простите, я итак разрешила вам невозможное, — Зеночка подкралась к тумбочке и положила туда тетрадь. Ами в кои-то веки спала спокойно. — Мне нужно поспать, прошу мне вставать через три часа.
— Конечно, я всё понимаю. Но… давай кое-что обсудим? В подземелье.
========== Глава 3 ==========
Он умер. Кора бесстрастно смотрела на холодный труп, обезображенный болезнью. Он мечтал умереть достойно, хотя понимал, что совсем не воин. Будет ли он доволен, будет ли он счастлив, узнав, что покинул мир живых отощавшим, посинелым стариком? Гордиться ли он ею? А чем гордиться? Что она сделала?
Отец погладил её по плечу.
— Как ты? — его лицо сияло чем-то особенным. Когда разговор шёл о смерти, он всегда становился таким.
— Не знаю… Не могу принять это. Не могу принять его смерть.
— Ничего, дорогая моя, скоро привыкнешь. Это поначалу так тяжело. Потом станет легче. Намного легче. Пойди, пообщайся с кем-нибудь, развейся.
Он отошёл к очередному приятелю.
По залу расставили несколько столиков с едой, за которыми располагались компании по пять-шесть эльфов. Было здесь и пару человек, но они, как и всегда люди, скорее всего пришли только поесть. Что ещё нужно этим низменным созданиям? Господин Молгоч презирал людей, говорил: «Человек — создание неблагодарное, безрассудное. Они животные, и должны всю свою жалкую жизнь благодарить и почитать богов за то, что те дали им сознание, подобное эльфийскому. Человеческое отродье если и должно ступать на наши земли, то только в качестве раба». У Коры были иные взгляды, но к людям она тоже тёплых чувств не питала. Как иронично, что кто-то из них пришёл на похороны господина Молгоча!
Торопливые шаги и скрип половиц. Наконец-то! Явился Молгоч-младший, ныне единственный. Кора встряхнулась, отсеивая непутёвую шутку.
— Прошу прощения, — выдохнул вошедший. Он запыхался, явно спешил. — Дороги… Матушка хотела приехать, но осталась по здоровью. Она передаёт свои соболезнования, — сообщил он непонятно кому. — Аде! — пожал он руку папе. — Жаль, у нашей встречи такой печальный повод. О, это твоя мелкая? Так вымахала! Я уж подумал, невесту ты чтоль новую нашёл. Привет…
— Кора.
— Да, прости. Знаешь, имён много, всех не упомнишь… Принёс я тебе книжёнку. Ну она такая, внушительная, осилишь?
— Спасибо.
Книги толще Кора никогда не видела. Длина была совсем не такой впечатляющей, но текста достаточно много. Кора полистала тонкие странички. Писал не каждый день, мог не писать месяц, два, полгода, но писал навалом. Он говорил Коре, что хочет хоть как-то запечатлеть себя в истории. Что ж, если Кора добьётся успехов, то он и правда прославится и этот дневник приобретёт значимость. Хотя кому это интересно?
Дальнейшие события Кора совсем не могла вспомнить. Может, сознание настолько перегрузилось, что не могло воспринимать происходящее, а может, кофе, которое принёс папа, на самом деле не кофе.
— Хорошо у вас тут, — оценил Долгот, только войдя в дом. Он решил поужинать у них. — Одиноко только. Тяжело наверное без Шимуры?
— Привыкли как-то, — пожал плечами отец. — Что есть будете? У нас только утренний омлет и суп вчерашний.
— Н-да, от главного повара в деревне я ожидал большего, — загоготал Долгот без тени злорадства. — Как твой ресторан?
— Ушёл оттуда лет двадцать как, — нехотя отвечал папа. Он остановился на супе.
— Ого! Как хорошо, что я не пошёл туда. Был бы крайне разочарован. Ты чего ушёл? Мы вроде ровесники, а поговоришь с тобой — так ты глухой старик!
Отец расставил тарелки. От супа шёл пар.
— О! — воскликнул Долгот. — Выглядит съедобно.
— «Съедобно»? Обижаешь!
Они вели непринуждённую беседу, иногда переругиваясь. Долгот посидел ещё некоторое время, и попрощался, ссылаясь на дела и долгую дорогу.
Домик у них был двухэтажный, папа спал внизу в гостиной, а Кора в своей комнате наверху. Её мутный взгляд зацепил дверь. Приоткрытая дверь в соседнюю комнату. Совсем чуть-чуть, точно меньше дюйма. До смерти матери это была родительская спальня. Потом папа запер её, и Кора никогда не видела, чтобы туда кто-то заходил. Почему она открыта?
Кора колебалась. Вряд ли там что-то интересное, а отец может расстроится. Ему может показаться, что Кора нарушает семейные устои. Только вот почему дверь не заперта?
Кора нервно оглянулась. Отец гремел посудой, что-то недовольно бормоча. Кажется, про неё вообще забыл. Он и не заметит, главное сделать всё быстро и тихо…
Кора на цыпочках подкралась к двери. Оттуда веяло холодом. Казалось, что снег и лёд чувствуются также, как эта комната. И какой-то странный запах. Пряный и немного приторный. Неприятный. Что же там такое?
Кора в предвкушении коснулась дверной ручки кончиками пальцев…
— И? Что ты там увидела?
Кора аж отпрыгнула.
— Н-ничего, — затряслась она. Как страшно!.. Она никогда не видела папу в такой ярости. Разве она сделала что-то плохое?
— Ничего? Ты уверенна? — он схватил её за руку и отвёл к другой комнате.
— Да. Я просто подошла.
— Просто подошла значит. Понятно. Отныне не смотри в сторону этой комнаты, даже не думай о ней. Чтобы до утра я тебя не видел.
— М… Угу… — только и смогла выдавить Кора. Она прислушалась. Тихий скрип и вздохи или бормотание… Кора впервые пожалела, что в её комнате хорошая звукоизоляция.
«Паразит», — неуверенно позвала Кора, перебирая жемчужное ожерелье. Одна она бы сошла с ума.
— Тут как тут, — ответил голос в голове.
«Это… это всё сон, да? Скоро я проснусь, господин Молгоч позовёт меня на чай, а папа будет улыбаться и шутить».
— Может и да, а может и нет. Откуда нам знать.
«Разве ты не видишь мир по-другому? Разве ты не видишь больше, чем земные существа?»
— Конечно нет. Мы многим отличаемся от сухопутных крыс, но даром предвидения не владеем.
Кора молчала.
— Ты разочарована?
«Нет, просто… — она не знала, что сказать. — Не пойму, куда катиться жизнь».
«Бедная маленькая Кора, — причитал он. — Ещё даже не подозревает, что её ждёт».
«О чём ты? Говорил же, что даром никаким не обладаешь…»
Тишина. Дурак. Пусть идёт куда подальше со своими шуточками.
***
Утро началось неприятно. Кто-то явно заходил сюда. Окно было закрыто, хотя Кора всегда открывала его, порой настежь. Некоторые книги лежали совершенно не на своём месте. Папа рылся в её столе? Или это был не он? А кто ещё мог зайти ночью? Кошмар, у неё не заперт ни один ящик…
Кора вышла из комнаты. Взглянула на запретную дверь. Закрыта, очевидно, на замок.
Спускаясь, Кора поняла, что чего-то не хватает. Чего-то привычного, но немного раздражающего. Она остановилась. Ощупала шею… Ожерелье! Он говорил с Паразитом? Зачем? Что происходит?
Всё внутри похолодело. Зачем, зачем, зачем она пошла к этой дурацкой двери! Чтобы там ни было, оно не стоит… не стоит всего этого.
— Доброе утро, — она села за стол. — Что готовишь?
— Ты так долго спала. Уже почти двенадцать.
— Ой… Ну… вчера был тяжёлый день, наверное, перенервничалаю
Он продолжал готовить, не оборачиваясь.
— Настолько потрясли похороны?
— Конечно… Господин Молгоч был мне очень близок. Для меня он, считай, член семьи.
Отец нервно хихикнул.
Повисло напряжённое молчание.
— Я хотела извиниться… — скомкано начала она.
— За что?
— За… вчерашнее. Мне не стоило подходить к той двери.
— Забудь. Там нет никакой двери. Лучше неси газету. Почитаем, что в мире твориться.
— Ладно… — Кора послушно встала и пошла к почтовому ящику. Если папа так реагирует, наверное там что-то запретное. Нет. Не может быть. Он просто скучает по любимой и не хочет осквернять её память. — Вот и я.
— Читай.
— Подожди. У меня тут ожерелье пропало. Случайно не знаешь где оно?
— Откуда мне знать? Наверное, ты сняла его на ночь и забросила куда-то.
— Нет, я никогда не снимаю его. В комнате какой-то бардак. Окно закрыто и книги не на месте. Мне кажется, кто-то рылся там.
— Тебе нужно отдохнуть от учёбы. То какая-то непонятная дверь, то комната. И вчера ничего не происходило, кроме похорон, пусть хранят его Боги, господина Молгоча. Погуляй, подыши свежим воздухом, покушай хорошо. Давай уже газету читать.
— Да, конечно.
«ПРОПАЛА ДОЧЬ ГОСПОЖИ ЛЕМИРЕ!
Неделю назад госпожа Лемире возвращалась с переговоров и, оказавшись дома, обнаружила пропажу. Она обыскала каждый уголок земель Ле Мире и отправила письма во все населённые пункты Союза Кланов Лесных Эльфов. Однако никто и нигде не видел царевну. Листовки отправлены во все крупные города, скоро будут и в провинциях.
Госпожа Лемире не впервые переживает подобную потерю — около ста лет назад пропала её первая дочь, Её Высочество Аврора Лемире, примерно в том же возрасте. Есть подозрения об убийстве: в её комнате был найден окровавленный нож и следы крови, прядь её волос. Пропало немного денег и любимые украшения царевны. Тело Её Высочества не было найдено. Убийство мог совершить только кто-то из прислуги, но никто не заходил к царевне в комнату — по их словам, она приказала не докучать ей.
Однако совсем иначе пропала Её Высочество Персефона Лемире. Всё её вещи на месте, в день пропажи она вела себя как обычно. Свидетели говорят, она просто исчезла.
Её Величество крайне подавлена, она отказалась давать нам интервью, но, возможно, даст свои комментарии позже. Из-за её состояния в землях Ле Мире сейчас бушуют ужасные метели и ураганы, практически каждый день град. Местные говорят, что те немногочисленные растения, что росли на холодной почве, сейчас умирают. Эльфы сбегают оттуда сотнями, но, возможно, их это не спасёт — непогода медленно расползается, и бури уже достигли соседних республик. Если это продолжится, Её Величество ждёт судебное разбирательство.
Просим всех читающих не игнорировать эту информацию. Внизу портрет Её Высочества, за её находку госпожа Лемире обещает сумму в тысячу золотых монет и её попечительство. Чтобы сообщить о находке, обратитесь в полицейский участок Вашего населённого пункта».
— Надо же, а должна была выйти замуж за осеннего принца, — заметила Кора, рассматривая портрет принцессы. Папа только пожал плечами.
Рассказы о знаменитостях, реклама, политическая пропаганда, прогноз погоды… Ничего интересного, но папа слушал внимательно. Газеты были для него особой ценностью.
***
Годовщина знакомства с Паразитом. Единственным другом Коры. Уже месяц она пыталась жить без него — она словно лишилась зрения или слуха. Папа говорил, что он не перестаёт искать и не перестанет, пока не найдёт. Но надежда уже покидала Кору.
Словно это было вчера, Кора помнила унылое настроение после тяжёлого дня в школе. Шесть уроков, куча домашки, одноклассники со своими дурацкими подколами, да ещё папа сказал, что домой можно только ночью. Оставалось только идти к старикам, но она тогда не была настроена ни на какое общество.
Маленькая Кора жевала бутерброды в теньке на цветочном поле. Тогда была зима, летняя зима, без снега, льда, с зелёными деревьями. Только прохладным ветерком. Но этого было достаточно, чтобы спугнуть летних. Кора была наполовину лемирийкой.
— Девочка, — донёсся хриплый голос со стороны реки. Прямо позади Коры.
Она увлечённо глядела в учебник и жевала остатки «обеда». Тряслась, как кленовый лист.
— Девочка, пожалуйста, помоги…
— Мне папа не разрешает… с незнакомцами разговаривать, — Кора от страха перепутала учебник и бутерброд, и в итоге выронила всё на траву.
— Прошу, мне очень нужна помощь.
— Я могу позвать кого-то из взрослых.
— Не надо. Можем мы… разделить трапезу?
— Что?
— Дай колбасу. Пожалуйста.
— Ладно. Держи. Только не ешь меня, — Кора кинула колбасу и убежала. Она толком не разглядела то, что с ней разговаривало. Только белую голову и маленькие красные глаза.
Когда чавканье прекратилось, Кора осторожно выглянула из убежища.
— Ты почему ещё тут?! — создание вело себя вполне дружелюбно, но Кора всё равно боялась. — Поди прочь!
Он захихикал.
— Я очень устал, можно мне передохнуть пару часов?
— Нет! Нельзя! Я… дочка местного графа, это моя территория! И я приказываю тебе убираться!
— Оу, прошу прощения, юная барышня. Могу ли я скромно полежать на дне вашей речки?
— Нет, не можешь! Тебе что ли речек мало? Плыви в другую!
— Прошу вас, я ужасно себя чувствую!
— Наши соседи — людское племя Мавайн. Если они узнают, что в нашей речке завелся какой-то белый дядька, они тебя мигом изловят, и…и…суп из тебя сварят!
— Какой ужас! Что же мне делать! Помилуйте, госпожа!
Кора непреклонно покачала головой. Его это не сильно волновало.
— Раз уж ты не уходишь, расскажи что-нибудь, — приказала Кора. — А то мне скучно.
— Рассказать?
— Да. Я очень люблю сказки. Ты знаешь сказки?
— Сказки? Пожалуй, да…
Он запел. Что он там пел, Кора помнила плохо. Какую-то ужасно усыпляющую песню. Она заснула спустя несколько минут после того, как он начал. Проснулась, когда было уже совсем поздно, а рядом с ней лежало жемчужное ожерелье и маленькая записка: «в благодарность за вашу милость, графиня :)»
***
Никого. Ни единой души. Речка безмятежно продолжает медленное течение, и ничто не тревожит его покой. Абсолютная тишина. Ветер стих, не слышно пения насекомых. Коре казалось, она осталась совсем одна, в мире нет больше никого.
Она вскочила и умчалась прочь с поляны. Домой, скорее домой! Может, у него просто дела? Может, он заболел? Вдруг ему запретили с ней общаться?
Кора не могла долго обманывать себя. Он не пришёл. Ему всё равно. Кора ему попросту не нужна, как и всем остальным, Кора всего лишь надоедливая девчонка, которая верит в то, чего нет.
***
Месяц пролетел незаметно. Кора старалась как можно больше загружать себя делами и заданиями, чтобы не думать о Паразите. Папа не гнушался давать ей поручения, можно сказать, у неё всё выходило удачно. Она всё равно не могла забыть его, навязчивые беспокойные мысли роились в голове. Что с ним, почему, как… Сколько Кора не отгоняла их, они преследовали каждый раз с новой силой, будто какое-то проклятие. Может, он правда её заколдовал? Только зачем?
Благо, наступил день, когда было совершенно не до него. День отъезда. Почти всю жизнь она готовилась к этому. Вещей у Коры было немного, но она взяла все самую малость нужные книги и тетради, сумки получились внушительные. Первую половину дня она собиралась и болтала ни о чём с отцом, а ближе к вечеру они отправились в ближайший город, оттуда уже на вокзал. Повозка прибывала глубокой ночью, ждать пришлось час или два.
— До сих пор поверить сложно, что ты уезжаешь, — покачал головой папа.
— Мне тоже сложно это принять. Не представляю как я буду одна, без денег, без работы… — Кора тяжело вздохнула. Дальнейшая жизнь казалась туманной. Сможет ли она поступить? Если не сможет, пойти работать? Или лучше поехать домой? Доедет ли она вообще до столицы?
— Ну ты главное первое время переживи, а там уже видно будет. Я по возможности буду помогать. Уверен, всё будет хорошо. Не унывай.
— Спасибо, пап, — они обнялись.
— Да, кстати… — замешкался отец. — Нашёл вчера, — он протянул Коре жемчужное ожерелье.
========== Глава 4 ==========
— Может, не стоит? Откажешься? Почему меня не пустили? Вдруг это обман? Ловушка? Останься со мной! — Эвридика вцепилась в него, как утопающий в протянутую руку.
— Не переживай, — засмеялся Орфей. — Я шёл к этому всю жизнь, меня ничто не остановит. А после мы будем жить как раньше. Только побогаче.
***
Блеск, сияние и слава. О чём ещё может мечтать молодой бедный музыкант? Наверное, только выступить перед настоящими Богами.
Самодовольная ухмылка не сходила с лица Орфея. Он там, где должен быть
Он, как смертный, сидел в самом низу, наряду с приближенными к земной жизни существами. Конечно, это было оскорбительно — Орфей полубог, и находиться ему следует рядом с равными, а не среди отребья. Но тайна есть тайна. Да и на конкурс его бы не допустили: участвовали лишь чистокровные смертные.
Орфей с восхищением осматривал вершину. Вот где слава, вот где настоящее величие!.. В самой середине на двух больших тронах восседали Селена и Гелиос. Сестра выглядела умиротворённо. И отсюда можно чувствовалось её великолепие, особенно в нежном лунном свете. Слева сидел её брат. То и дело он нетерпеливо дёргал ногой или поправлял волосы. С его стороны стоял вечный полдень для солнечных обитателей Олимпа. Орфей в их числе.
Под ними сидели другие боги. Между тронами близнецов — ветхий бородатый старик и тощая женщина в бархатном алом платье. Их сидения украшалось орнаментом.
Справа от него сжалась нервная девица, почему-то рыжая, что не свойственно детям ночи. Она всё время оглядывалась и привскакивала. Одета в комбинезон, сотканный из листьев, а у неё в ногах разлеглось огромное дикое животное. Кабан? Чего только лунные не выдумают!
Рядом с ней пустовали два место, третье заняла угрюмая женщина в чёрном с завязанными глазами.
На стороне Гелиоса очаровательная девушка мило улыбалась сидящему рядом парню, завивая локоны на указательный палец.
«Наверное, это и есть мой отец», — Орфей не знал, что чувствовал.
Несколько мест пустовали. Хотелось сесть на одно из них и отчаянно закричать: «Я один из вас! Я достоин!».
С затаённой обидой Орфей отвернулся от верхушки и мельком взглянул на другие ряды. Разве сравниться эта мелочь со сценой?
Она действительно впечатляла. Поскольку выступали в основном накиамы — придурковатые певчие девушки-птицы — построена она на дереве. Очень большая, как и само дерево. Даже Дворец, в котором не раз приходилось выступать Орфею, был в несколько раз.
Кроме происхождения, она ничем не отличалась от других сцен — полукруг под крышей. Кулисы были под стать общему стилю: сшитые из листвы.
Единственный минус был в том, что построена она очень высоко. Увидеть что-то можно только со среднего ряда. С места Орфея оставалось наслаждаться ветвями дерева, норовившими залезть в лицо.
Крылатые волновались гораздо сильнее уверенного в себе Орфея. Они скакакали с ветки на ветку, о чём-то болтая между собой. Одна из них обеспокоенно перебирала перья, от чего они блестели ещё сильнее. Это так раздражало! Нахалки крали у Орфея кусочек славы, которая у них есть с рождения, пока он сидел по соседству с отбросами!
Одна сидела и на лунной стороне и значительно отличалась. Не ёрзала, не прыгала, лишь задумчиво разглядывала поляну. Она была гораздо меньше и худее, зато крылья имела большие и совсем другого цвета. Орфей слышал о единственной в своём роде лунной накиаме Исиде, но почему-то думал, что она, как и большинство лунных, сценическим искусством не интересуется. К тому же, она богиня магии.
Неизвестно, сколько мгновений было упущено в томительном ожидании, пока одна из солнечных накиам не вспорхнула со своей ветки и не оказалась в центре сцены.
— Дорогие гости, — её голос звучал в голове. Орфей потерялся в пространстве. Слова, которые он должен был ловить ушами, сами шли в его разум. — Сегодня не очередное весёлое выступление, а настоящее торжество, — она сделала паузу. Орфей обомлел, ожидая услышать о первом смертном, выступающем перед Богами. — Сегодня соединятся две судьбы. И это не просто радость, это дело жизни и смерти! Ради сегодняшнего события мы искали таланты со всех миров, со всех уголков света, и, уверенна, никто не уйдёт разочарованным! Поздравляю от всех нас господина Аида и госпожу Персефону со свадьбой!
***
Полдень в самом разгаре, невыносимая жара, самое время купаться. Но на берегу пусто. Простой народ в это время работал, дети в школе, а элите не до того — скоро День Солнечного Рассвета принцессы, и все из кожи вон лезли, чтобы оказаться в списке приглашённых.
Только одна девушка. Неподвижна, как статуя, взор её направлен в чистое небо.
Порыв ветра потревожил густые волнистые рыжие волосы. Будто ожила. Она встряхнулась.
На её ладони плавно приземлилась маленькая роза. Словно не замечая колючих шипов, эльфийка трогала и разглядывала цветок. Откуда? Такие водятся только в Междулесье и на северных границах Империи. Как это возможно?
Ни души. Если кто-то и подбросил, то умело прячется.
— Наверное, тебе тоже одиноко. Появился невесть откуда, и точно также исчезнешь. Совсем как он.
Она вздохнула и замолчала.
— Он принёс мне столько счастья, радости, любви… столько боли, грусти, разочарования. А ты? Что ты принесёшь мне?
Тишина.
— Глупости. Но я никак не могу успокоиться. Не надо было его отпускать, пусть бы он кричал и толкался… А вдруг «конкурс» — это картинка? Вдруг на самом деле он нашёл другую? Даже принцесску эту… Он обещал, что мы будем вместе всегда, может ли быть какое-то выступление быть важнее меня? Точно другая…
Шшш… Хссср… Девушка завертелась во все стороны, от испуга бросая драгоценную розу. Последнее, что она увидела, были огромные белоснежные клыки.
Безмятежный берег пронзил визг.
***
Праздник был очень пышным. Молодожёнам пели оды сверкающие накиамы и русалки с хитреньким взглядом, каждый поздравлял их и дарил что-нибудь. Всюду благоухали цветы, блестели драгоценные камни, радостно кричали гости… а Орфея так и не пригласили на сцену. Он скучал, воя от нетерпения про себя. Главный гость не получает заслуженное внимание! Издевательство! На земле все готовы перегрызть друг другу глотки за его присутствие на мероприятиях.
«Это лишь вопрос времени», — злорадно ухмыльнулся Орфей. — «Очень скоро ни один праздник Олимпа не обойдётся без меня.
— Дорогие гости! — объявила уже другая накиама. — Скоро начнётся застолье, но перед этим мы предлагаем вам уникальную возможность! Как вам известно, мы долго искали изюминку для свадьбы царя… и нашли её там, где не ждали! Но с одним условием! Не смейте разочарованно вздыхать! Поверьте, вы будете глубоко поражены тем, что вам предстоит послушать. Приглашаю на сцену певца Орфея из Нагаты!
У Орфея открылось второе дыхание. Праздник не был таким скучным, гости такими раздражающими, а накиамы сияли не так ярко. Орфею предстоял долгий подъём за минуту — что такое какая-то лестница, когда вот-вот настанет главный миг в его жизни?
В глазах зрителей читались сомнения.
— Смертный?
— Серьёзно?
— И что же он может нам показать?»
— Тише-тише-тише! — воскликнула ведущая. — Не забывайте о нашем договоре. Вдруг певец обидится и передумает выступать? Мы не хотим потерять драгоценного гостя! Кроме того, что вам предоставлена честь выступать на свадьбе многоуважаемых Богов, — обратилась крылатая к Орфею. — Если вам удастся впечатлить госпожу Персефону, ярую ценительницу музыкального искусства, вам полагается щедрый приз — волшебная Золотая лира, зачарованная самой богиней Исидой.
Орфей мельком оглянулся. В лапках Исиды поблёскивало что-то золотое. На солнце должно сиять ярче любых накиам!
— Что же, удачи. Затмите нас!
Ведущая упорхнула.
Ха! Конечно затмит! Во всей Утопии, включая Олимп, нет такого голоса, как у него. Пальцы играли так, будто давно сроднились с лирой! Этой музыке подчинялось то, что не всегда подвластно богам — природа. Если песня прикажет, река потечёт в другую сторону, а гора станет цветущем полем. Его голос лечит болезни и очаровывает сердца. Только поборет ли он смерть, впечатлит ли царицу мёртвых?
Орфей быстро оценил судью. Неописуемо милым личиком и идеальной фигура.
Орфей встречал множество красавиц, но красивее — только одну. Мысль об Эвридике согрела душу.
Другая часть Орфея, музыканта, а не мужа, приглядывалась: сможет ли Персефона стать музой, подобной Эвридике?
Конечно нет. Эвридика — нежная мечтательная мелодия. Она всегда улыбалась и согревала. Персефона — жестокая сказка, что раз за разом пленяла слух, пока не достигла того, что ей нужно. Она зла и делилась лишь холодом.
Орфей не готовился ни к одному из своих концертов. Сочетания аккордов и нот появлялись на ходу. Конечно, ошибки и глупости возникали часто, но не замечались слушателем, очарованным сладким волшебством.
Выходила балада. Каждый куплет повторял предыдущий с большим и большим напряжением.
Чувствовалось, что боги не столь подвержены действию его голоса. На царя мёртвых магия подействовала очень слабо, на накиам и вовсе не сработала.
Зато Персефона покорилась с первых строк, как обычная смертная. Орфей предполагал, что она может не быть богиней. Кто же? Небесного цвета кожа и белоснежные кудри… совсем не лунный образ, но ещё меньше солнечный.
Накиамы всё равно были в восторге. Восхищённые шепотки после того не прекращались вплоть до следующей песни. Орфею это льстило. Переманил на свою сторону самых опасных конкуренток! Чего и следовало ожидать.
Следующей песней Орфей выбрал одну из любимых композиций Эвридики, только изменил аранжировку, как обычно. Простая лирика, без сюжета, но цепляет за душу. Эффект тот же — восторги, аплодисменты, благоговение.
Орфей пел всё, что, как ему казалось, могло подойти Персефоне. Это продолжалось очень долго.
В один момент у него иссяк репертуар, пальцы онемели, а голос охрип.
— Спасибо за внимание, — дрожащим от усталости голосом выдавил он. Его встретили бурные аплодисменты. Орфей улыбнулся и поклонился зрителям.
Персефона промолчала, обменявшись взглядами с Исидой. Накиама кивнула и спустилась на сцену с Лирой в руках. Лунная птичка казалась единственной, не питавшей восторгов к его концерту. Это кольнуло самолюбие Орфея, но волна аплодисментов, прокатившаяся по амфитеатру, когда тот взял лиру, утешила певца. В самом деле, кто такая эта Исида, когда другие боги от него без ума?
Объявили застолье. Орфей думал, что их отведут в отдельную комнату для еды, но всё оказалось куда сложнее — зал со скамеечками и сидениями по велению Исиды превратился в столовую.
Летающие тарелки с насекомыми для накиам, длинные роскошные столы с румяными блюдами для обычных гостей и личные столы для богов. Водным обитателям пришлось труднее всего — блюдца с рыбой и другими морепродуктами они ловили на воде, столовые приборы им не положили.
Едой, однако, никто не интересовался. Только накиамы ели с ужасающей прожорливостью — миниатюрные девочки могли за минуту глотали десять и больше тарелок. Другие гости гуляли, занимали места, на которых им не положено быть, общались с богами и высшими существами как с равными, и никого ничего не смущало.
Группка девчонок и смущённый паренёк бежали к Орфею. Он натянул обворожительную улыбку, а про себя думал: «И всё это правнуки и праправнуки богов. А мне, как родному сыну Аполлона, тут находится категорически запрещено. Забавно».
Девочки как могли расхваливали певца, а он скромно отмахивался, хотя в сторону с каждым словом похвалы счастливо вздыхал. Юноша расспрашивал про песни, Орфей плёл какую-то ерунду.
— Ва-ау! Иногда даже жалею, что я не смертный. У вас так интересно. Легенды, мифы, сказки, предания… Ладно, мне пора. Большое спасибо, господин Орфей! Буду ждать вас на следующем празднике.
Орфей, чтобы не казаться наглым, ел понемногу. В один момент он увлёкся, и перестал обращать внимание на окружающий мир. Какая неприлично вкусная еда! Нельзя так баловать кого-то!
— Извините за беспокойство, — Орфей чуть не подавился курицей. С трудом сдержав кашель, он оглядел подошедшую. Крупная темнокожая женщина с ослиными ушами и белёсыми распущенными волосами. В роскошном белом платье с вплетёнными жемчужинами, большими и маленькими. Орфей не сразу заметил в её руках потрёпанный, кое-где поржавевший, фонарь с привязанной связкой ключей. Интересно, зачем такой влиятельной особе этот уродливый фонарь? Хотя нет, больше интересно как полукровка смогла стать такой влиятельной особой? — Обычно я таким не занимаюсь, однако сейчас я крайне впечатлена. Ваша музыка… потрясающий гипноз. Как вы это делаете, если не секрет?
— Просто играю… Это всего лишь музыка, никакого гипноза.
— Не стройте из себя несведущего, — Орфей никак не мог поймать её взгляд. — Вы смогли взять меня, что практически невозможно. Не поймите неправильно, но таких способностей не должно быть у чистокровного солнечного. Я сочла прямой вопрос лучшим решением.
Орфей потерял дар речи. Полукровка обвиняла его в нечестной победе и смела что-то сказать о происхождении!
— Признаться, я не очень понимаю о чём вы говорите…
— Правда? — женщина так резко посмотрела на Орфея, что он забыл, как дышать. Эти глаза… в них одновременно всё и ничего. — Полагаю, я ошиблась. Ещё раз прощу прощения за беспокойство, и приятного аппетита. Не подавитесь.
Она отвернулась и собралась уходить, как из бассейна рядом раздался цокающий голос:
— Ай-ай-ай, госпожа Геката, заигрывать с юным сияющим певчиком, пока ваш старый верный друг томится в тюрьме одиночества! Вы очень жестоки!
— Не лезь не в своё дело.
— Ах, вы совершенно не любите меня, госпожа! Предпочли мне красавца солнечного, да?
Орфей повернулся. Врага надо знать в лицо. Провокатором оказался тритон. Видна была белая голова, и руки, на которые эта голова облокачивалась, остальное скрылось в воде. Орфея выводил из себя его медленный, причитающий тон. Противный, жалобный, обвиняющий. Особенно раздражали красные маленькие глазки.
— Иди-ка лучше к своим русалкам.
— Я эти же песни в три раза лучше спою. Только для вас!
— Спой, — не выдержал Орфей.
— Смельчак! Ты должен трястись от одного моего вида. Уходи по-хорошему. Знаешь, с кем разговариваешь?
— Со всезнайкой, что хочет моего внимания?
— Прекратите немедленно! — женщина не удостоила их взгядом. — Благородные эльфы грызутся как дворовые собаки! Плыви отсюда лучше, и куда подальше, — бросила она тритону.
— Ну уж нет! Я не позволю ему трусливо уйти, когда он сам пригласил меня на бой! — вскочил Орфей.
— Я сказала, пошёл вон! — она обращалась исключительно к тритону.
— Не жалеете меня совсем, не жалеете, госпожа… — он бросил Орфею взгляд, полный злорадства, и смылся.
— Почему вы прогнали его? Я бы унизил отморозка публично!
— Он хотел задеть ваше самолюбие. Этот тип известный заговорщик и интриган, будьте аккуратнее.
Она удалилась. Орфей решил, что ни за что не оставит это просто так.
— Не меня ищешь, красавчик?
— Как раз-таки тебя.
— Какая честь! Чем обязан?
— Ты сказал, что споёшь в три раза лучше меня. Дерзай, — Орфей указал на сцену. Тритон задергал губами, пытаясь сдержать усмешку.
— Не кощунственно заставлять меня подниматься на сцену? У меня очень слабые ноги.
— Ничего, я тебя на руках понесу! — зарычал Орфей и вдруг опомнился. — Подожди… ноги? — тритон оскалился. Певцом овладел первобытный страх. — Белая кожа с чешуей, маленькие красные глаза и отсутствие носа… ноги… ты…
— …тот, кем пугают непослушных солнечных деток. Тот, из-за кого Нагат до сих пор снятся кошмары. Тот, кто навсегда останется пятном в истории эльфийских народов. Первый эльфорождённый тритон, великий и ужасный Ангхолсус.
***
Забытый богами старый серый дом. Запах пьяного грязного тела тётки. Орфея охватило отчаяние. Больше никого нет. Больше ничего нет.
Где-то далеко они смеялись и играли. Другие дети. Орфей подобрался к дыре во внешний мир. Когда-то она была окном.
Ни души. Колыхались на ветру её рыжие волосы.
— Эвридика! — счастливо закричал Орфей и выпрыгнул. — Эвридика! Моё спасение! Эвридика?..
Неподвижна, взор её направлен в чистое небо. Окровавленные руки сжимали маленькую розу.
========== Глава 5 ==========
Обратный путь длился значительно дольше. Несмотря на то, что подруги вышли на рассвете, в полдень они не прошли и половины. Лесничая заказала Эсте «пачек десять пёрышек, лучше больше», и дала неопределённый срок, зная, что охотница вскоре уйдёт. По пути Эста решила заглянуть к ней, но в сумке еле-еле собиралось на две. Эста старалась пристрелить любое встретившуюся птицу. На это уходило ужасно много времени даже со специальным ножом. Лина настолько умаялась, что не ворчала и радовалась привалам.
— Долго ещё? — простонала она, пока Эста снимала оперение с пары голубей.
— До хижины Веры около полутора часов, — Эста подошла к подруге, чтобы сложить новые перья и прикинуть их общее количество. Сумка уже напоминала подушку и ограничивала в движении, поэтому её несла Лина. «Пять, может даже шесть», — заключила Эста.
— И это не считая остановок! После такого в племя должны принять меня! Вот настоящее Испытание, или как это называется!
— Да ладно, — усмехнулась Эста. На самом деле, она тоже безумно устала и хотела кому-нибудь поныть. — Наслаждайся природой, дыши свежим воздухом.
— Я этим воздухом всю жизнь дышу, — пробурчала она, волочась впереди. Лина шла очень медленно. Впрочем, уж лучше еле живая подруга на тропинке, чем в лапах ястреба. — Я рассчитывала в это время быть у Ройса.
— Я тоже, — призналась Эста. — Мне нужны деньги, сама понимаешь.
— Не думаю, что они пригодятся в племени. Ты ж не в торговцы подаёшься.
— Ну а Вуах?
— Что Вуах? Волнуешься, что ему не хватит на выпивку? Захочет есть — поймает обед, — они входили в чащу. Лина перешла на полушёпот. — Не такой уж он и старый.
Эста одним выстрелом прикончила дятла, практически невидимого в полутьме. Она услышала, как стайка каких-то птиц — наверное, ворон, их здесь больше всего, — перелетела в другое место. Ну и ладно. Если это и правда вороны, Эста ни за что бы их не разглядела.
— Нужно же ему что-то оставить, — Эста говорила ещё тише, осторожно снимая перья. Крупный дятел.
— Почему раньше нельзя было об этом задуматься… — протянула Лина, тоскливо уставившись в сторону гор.
— Заказы есть всегда. Мы живём бок о бок с чудовищами, — Лина хотела что-то возразить. — Помолчи. Я слышу что-то странное. Не пойму, рычание или храп…
Эста прислушалась. Больше похоже на храп.
Любопытство изъедало её. Наверняка там какой-нибудь гигантский монстр! Не может же что-то не гигантское так громко храпеть. Хотя Лина не слышит. Таких звуков здесь не было никогда.
Эсту так и подмывало пойти посмотреть. Нельзя. Даже если там не гигантский, и вовсе не монстр, Лина не должна соваться туда. Тем более с драгоценными перьями. Оставлять её ещё опаснее. В Чащобе много разных тварей.
— Что там? — встревожилась Лина.
— Понятия не имею. Однозначно что-то большое. Что-то, чего раньше не было. Если вдруг, бросай всё и беги куда глаза глядят. Будь потише. Пошли сразу к колдунье, мы задерживаемся.
Так сделали. Эста горестно вздыхала по каждой пролетевшей мимо птичке.
Лесничая жила возле ручейка почти в горах. Лес там становился реже и можно было возвести хоть что-то. В Чащобе не то что построить, иногда просто пройти невозможно. О Вере ходили разные слухи. Например, что она сгубила пять своих мужей, живёт на свете вот уже третью сотню лет, что ей известно каждое дерево во всём Лесу. Эста не верила ни единому из них, однако Вера действительно казалась загадочной. Воображала из себя всемогущую, как и все маги.
Эста думала, что они заплутали, когда деревья начали редеть, а сквозь их бесконечные стволы пробился солнечный свет. Через какое-то расстояние стала видна настоящая тропинка. Может они ошибались, но по воображаемой карте Эсты дом колдуньи лежал прямо. Лина никогда здесь не была, и от этого шла ещё медленнее, чем прежде. Эсту сильно это раздражало, чтобы не срываться, она сосредоточилась на окружающем мире. Стояла удивительная тишь. «Значит, чудовище живёт в Чащобе», — задумалась Эста. — «Тогда оно, должно быть, совсем не такое огромное. Или живёт не на земле. Что это может быть? Могут ли птицы храпеть? Смешанные только, грифоны, дракономорфы… Только как такое существо смогло пробраться в Чащобу? Грифоны живут в горах, никак не на деревьях. Логово дракономорфов — это большая тайна. Могут ли они жить под землёй? Наверняка. Только зачем храпеть?»
Эста автоматически пристрелила какую-то птицу, подлетевшую к Лине.
— Опять?! — воскликнула Лина. — Опомнилась?! Пошли, я не буду терпеть это!
— Да успокойся ты, чего орать. Мера предосторожности.
— Мера предосторожности? Это воробей!
— Мало ли. Может, воробушек.
— Прилетел с Полей? На экскурсию?
— Замолчи уже. Мы дольше спорим, чем идём.
Наконец впереди показалась хижина Веры. Довольно грубое слово. Это настоящая изба — красивая, большая, из крепкого дерева, с украшениями. Эста не скрывала зависти.
Она постучала подковой. Колдунья открыла не сразу.
— Здравствуйте, девы, — величественно произнесла она. Глаза выражали презрение. — С чем вы пришли ко мне?
— Я принесла заказ, — Эста подала ей сумку с перьями.
— Прекрасно, — кивнула она. — Пойдёмте в дом, что на морозе стоять.
Они зашли в гостиную. Там было тепло и пахло свежими травами. Эсте не нравились эти запахи. Слишком напоминали о детстве.
Вера вывалила на стол содержимое сумки. Эста стыдливо опустила глаза. Колдунья холодно просверлила взглядом перья, а потом обратилась к Эсте:
— Что это такое?
— Заказ…
— Сколько я просила?
— Десять.
— А здесь сколько?
— Шесть.
— И? Сколько я должна заплатить?
— Сколько считаешь нужным, — Эста тяжело вздохнула.
— За такую скверно выполненную работу я не заплачу и медяка. Я просила крупные перья — а это что? Я обещала тебе высокую плату, дала сколько хочешь времени, а ты? У тебя есть хоть какая-то ответственность, если ты при таких условиях, являешься ко мне с этим? Бери серебряный и прочь с глаз моих!
Лина хотела спорить, но Эста увела её. Колдунью лучше не злить. Любую.
— Вот дура, — бросила Лина, когда они отошли достаточно далеко. — Нужны перья — сама пойди и налови. Птиц в лесу хоть обсчитайся. Не умеешь — потряси с перохвостов. Ещё и цену занижает!
— Ты сама на её месте дала бы десять медяков.
— Ну так это я. У меня денег нет. К тому же ты мне за бесплатно бы принесла. По дружбе…
— В смысле?
— …а она, богатенькая, сидит в своём лесу, и никому денег не даёт. Фу такой быть.
Эста захихикала.
До хижины Ройса они так и дошли, шутя и смеясь. Удивительно, но на них даже ничего не напало.
Ройса нашли в огороде. Он ругался себе под нос.
— Здравствуй, — Эста захлопнула калитку.
— П-привет, — Лина поправила причёску и натянуто улыбнулась.
— Твари, кто опять все папоротники пожрал… — ворчал Ройс, оглядывая полуживые растения. — Привет, — кивнул он Лине. Она зарумянилась и отвела глаза. — Чего так рано? Ещё неделя почти.
— Подругу провожаю. Вообще я уже готова.
— И что, ты хочешь, чтобы мы пошли по темени без предупреждения? Нет уж. Иди откуда пришла, не хочу видеть тебя лишний раз. Лина, а ты здесь для чего? — его тон значительно смягчился.
— Я… это… поговорить надо.
— Полагаю, наедине.
— Угу.
Они оба посмотрели на Эсту. Лина с просьбой, Ройс с требованием.
— Я никуда не пойду. — Эста скрестила руки на груди. Ураган и тот не смог бы сдвинуть её с места. — Как ты сказал, уже темно. А я устала. Не хочу пасть жертвой филина.
— Ладно. Поспишь на улице.
— Ха! Я сама тебя выгоню.
— Тот, кто огрызается, ночует в Чащобе.
— Может хватит, — вмешалась Лина. — Поспим в одной комнате.
— Хорошо, — Ройс заскрипел зубами. — Постой пока здесь, у нас с Линой важный разговор.
— Как скажете, — Эста уселась прямо на промозглую землю. — Если ваши тайные беседы затянутся — я выломаю дверь или зайду через окно. Я хочу спать.
Отсчитав семьдесят ударов сердца, Эста неслышно подкралась к двери и прислушалась. Разговор тихий. Ничего, нужно просто сосредоточиться…
— …разве ты не должен был остаться?
— Сейчас война, я нужен племени. Здесь будет дежурить моя ученица.
— А свадьба?
Эста сжала кулаки.
— Ещё не время.
— Ну и куда я денусь? Опять в деревню?
— А что, хочешь пойти с нами? Тебя не пропустят.
Лина тяжело вздохнула.
— Когда ты вернёшься?
— Не знаю. Как получится.
Они ещё о чём-то перешёптывались, а потом послышались шаги. Эста оказалась на том же месте в той же позе.
— Заходи.
— Чем-то вкусненьким пахнет. Голубятину жаришь? — звучит не очень вкусненько. Да и пахнет на самом деле.
— Это не тебе, — Ройс уселся за старый деревянный столик и злобно ухмылялся.
— Ещё как мне.
— Вообще-то… здесь только на двоих, — пробормотала Лина.
— Правда? — предательница! — Ну вот и отлично, тебе и мне.
— Ну уж нет. Я итак тебе ночлег предоставил. Бесплатно. Не наглей.
— Я и не наглею. Беспокоюсь о твоём здоровье. Скоро больше меня будешь весить.
— Только в твоих мечтах. Если я и толстею, то явно медленнее тебя.
— Я поделюсь с Эстой… — рядом с ними Лина выглядела тихой и робкой.
— Не надо! — хором воскликнули Эста и Ройс.
— Вообще съешь всё сама, — предложила Эста. — Молодой растущий организм, тем более такая тощенькая. Мне и правда надо сбросить, а Ройс такой старый, что ему такой порции на неделю хватит…
— Чащоба по тебе плачет, — Ройс указал на выход.
Эста преспокойно села рядом с ним.
— Кушайте, — Лина поставила две тарелки и удалилась.
— А ты? — взволновалась Эста.
— Я лучше посплю. На полный желудок кошмары снятся.
— Спокойной ночи, — крикнул Ройс. Интересно, он желал этого хоть раз Эсте? Лина затихла в комнате. — Ну вот. Обиделась.
— Это ты виноват. Слышал что-то о законе гостеприимства? Ещё древние эльфы придумали.
— Я соблюдаю закон. Лучше чем к гостям отношусь только к пациентам. А вот для бандитов у меня есть только коврик.
— Для бандитов? В курсе, откуда Лина пришла? Про Север там, Банду?..
— Это вообще сюда не приплетай!
— Сам на коврике поспишь, дурак.
— Дай поесть. Сколько можно пререкаться.
Им удалось расстаться без драк. Ройс спал на печи на кухне. Эста пошла в комнате, некогда принадлежавшую ей. Нахлынули воспоминания… Она встряхнулась и подошла к кровати. Там лежала Лина.
— Эй. Спишь?
Она не отвечала.
— Нет, — Лина нехотя повернулась к подруге лицом.
— Ты обиделась?
— Нет… — помолчав, — да.
— Эх, и что на этот раз?
— Почему ты ведёшь себя как будто тебе десять, а то и меньше? Пошла бы к Вуаху, там бы и поспала, и поела. Нет, надо обязательно испортить вечер нам с Ройсом! Зачем ты это делаешь?
Эста не хотела говорить правду.
— Я очень устала, а на улице хоть глаз выколи. Хочешь подвергнуть меня опасности только из-за своего комфорта?
— Пфф, да ты от птицы и во сне убежишь! Это скорее птица будет бежать от тебя. Какая опасность? Хочешь мне настроение подпортить, я знаю.
— Когда это я специально тебе настроение портила? — на этот раз обиделась уже Эста. Лина шикнула на неё. Эста скривилась, но продолжила уже тише: — Разве я виновата, что твоё настроение от любого вдоха меняется?
— Моё настроение так не меняется! Ты специально всё время всё портишь, чтобы разрушить наш с Ройсом покой.
— Я хочу поесть и поспать! Это так много?
— Хотела бы — пошла к Вуаху, — она отвернулась и сказала: — и вообще, отстань! Итак целый день на ногах простояла ради серебряного, теперь ещё и слушать это!
Эста развела руками и свернулась на полу, прямо в верхней одежде.
По ощущениям через несколько часов она проснулась. Это было не то резкое, охотничье пробуждение, когда слышишь, как кто-то крадётся или тихо рычит. А неприятное, постепенное, как после вечеринки или при тревожном сне.
В случае Эсты скорее плохое предчувствие. Сначала просто предчувствие, а потом голоса. Тихий разговор, слов не разобрать, кажется, смех. Тихие шаги, неожиданный скрип половицы. Вскрик, тоже негромкий, за ним снова разговор.
Эста, чувствуя, как внутри закипает гнев, медленно, как бы сонно, развернулась к кровати. Ну конечно. Лины нет.
Намереваясь сделать им сюрприз, Эста подползла к двери…
«Хотя», — вдруг подумала она. — «Пусть наслаждаются друг другом, раз я им не нужна. Радуйтесь, радуйтесь, будьте счастливы…».
Эста беззвучно отворила окно, не прикасаясь к скрипящей кровати под ним. Кое — как протиснулась сквозь маленькое отверстие на морозный двор. В детстве это было проще.
— Бр! Холодно.
Она мельком глянула на хижину. В палате для пациентов горел тусклый свет.
Эста скорчилась и решительно направилась к забору. По пути вырвала с корнем один из крупных папоротников Ройса. Сколько лет он его растил? Семь? Вот столько он и потеряет за то, что увёл её подругу.
Эста хорошенько замахнулась и швырнула его куда-то в лес. Она не знала куда он улетел, но вроде даже дальше, чем нужно. Ну и ладно. Поразмыслив, она растоптала только проросший, совсем крошку. Просто так, маленькая шалость.
Эста разбежалась и одним прыжком одолела забор. Приземлилась неудачно: затормозила коленями, чудом встала на четвереньки, а не разбила себе голову о землю. Зато далеко.
Эста быстро оценила своё состояние. Колени болят, руки в ссадинах. Мелочи. Эста покрепче завязала шнурки на сапогах — интересно, она прямо в них и спала? — вдохнула полной грудью и побежала. Побежала куда глаза глядят, чувствуя как свежий холодный ветер бьёт в лицо. Эста рассмеялась. Как же давно она не бегала! Просто так, не от того, что за ней летит гигантское крылатое чудовище, не от того, что от неё убегает редкая бескрылая птица, а просто — взяла и побежала!
Вскоре Эста выдохлась, ноги подгибались. Она остановилась отдышаться, прижалась к ближайшей сосне. Местность плохо узнавалась. «Должно быть, исток Кедровки, — задумалась охотница. — Да, точно. Мы с Ройсом ходили сюда рыбачить когда-то давно. Смешно было, что реку назвали Кедровкой. Здесь столько летучей рыбы, какая же она вкусная… Жаль она только летом. Я бы пожевала, если не племя».
Эста прошла дальше и да, вот она. Кедровка во всей своей ледяной красе. Не во всей конечно. Нужно увидеть настоящую реку, а не этот «ручеёк». Впрочем, здесь лёд ещё очень тонкий и далеко не везде, а самая живописная часть Кедровки, должно быть, ещё наслаждается бабьим летом в своей Чащобе.
В синеватых сумерках это место становилось ещё более одиноким, чем обычно. Эста не была восхвалителельницей красоты природы-матушки, но наверно впервые в жизни залюбовалась видами. Не было и мысли о том, что что-то прилетит снизу или сверху, спереди или сзади, что промелькнёт где-то редкий вид.
Зря. Из задумчивости Эсту вывел шум. Разговор. На мгновение у неё пропал дар речи. Посреди реки вальяжничали три русалки: одна прилегла на камне, точно как в старых книжках старушки Вирни; вторая полусидя полулежа раскинулась на кусочке тонкого льда, от третьей была видна только голова, и руки, которыми она тоже опиралась на льдину, только с другой стороны. Лица у них были абсолютно одинаковые: большие зелёные глаза, маленькие носы и рты и лоснящиеся золотые волосы. Различались они в основном по размерам, от большей к меньшей. Меньшую почти не было видно, но её голова выглядела крошечной.
«Ну вот, а Ройс говорит, что это я толстая», — хмыкнула Эста, рассматривая объёмные, неприкрытые ничем, формы самой большой.
— Эй, дамочки! — окликнула Эста. Они обернулись, но болтать не перестали. — Чего вы тут задницы морозите? Вода ледяная. Хватит ржать, потом икры нечем нести будет. Идите… плывите, то есть, отсюда.
— Мы отдыхаем от людей и сородичей. Прошу нам не мешать, — крупнейшая лениво помахала хвостом.
— Это наша территория. Если так хочется закалятся — плывите в Ледяное море.
— Мы так мешаем? — с жалостливой гримасой спросила средняя.
— Да. Это территория людей, мы не принимаем хвостатых. Знаете же про столкновения.
Двое поменьше ахнули.
— Малышка-охотница нам угрожает?! — ужаснулась средняя.
— Эми, не говори так! У меня итак чешуйки выпадают! — всплакнула маленькая и бросилась к ней в объятия.
— Не волнуйся, я встану цунами за свою младшую сестричку, — издевательски, но можно различить угрозу. Сверкнули металлические когти. Косит под сирену? Интересно. — Я давно хотела съесть такую большую девочку…
— Ты же ешь только мужчин! — удивилась маленькая.
— Я люблю деликатесы.
— Так, дамочки, — погрозила пальцем большая. — прекратили цирк, — маленькая, хихикая, вернулась на место. — Прошу прощения, милостивая государыня, мои сёстры такиииие взбалмошные. И всё же, мы останемся здесь, будьте добры не пронзить наши гнусные шеи своими стрелами справедливости.
— Эста, ну ради богов, нашла с кем спорить! С этих взятки гладки.
— Анак! — несло перегаром. Они пожали друг другу руки. — Ну как тебе посиделки в таверне?
— Неплохо, — он слегка засмущался. — Правда после них я проснулся здесь. Ну что поделаешь.
— Как обычно. А эти, — она кивнула на русалок, — давно тут?
— Да вот приплыли, и всё не уходят. Мне они говорили, что им куда-то там надо, и у них «небольшой привал».
— Как обычно, — невольно повторила Эста. — Идём. Они меня достали. Светят своими сиськами и ржут. Есть тут где присесть?
— Ага, — кивнул Анак. — Для рыбаков пеньки вырубили, я примерно там и оказался. Прохладно конечно…
Маленькая русалка на прощание послала Эсте воздушный поцелуй. Та показала ей средний палец. Русалки дружно засмеялись.
— А тебя как сюда занесло? — взгляд Анака заставил сомневаться в том, что он протрезвел.
— Да так, семейная ссора, — махнула рукой Эста.
— Как обычно, — усмехнулся Анак.
— Эй! Сначала дразнишься, а потом обижаешься, что над тобой издеваются, — Эста толкнула его в плечо.
— Больше не буду. Я с сердитыми женщинами не спорю.
— Особенно с хвостатыми.
— Сначала обижаешь, а потом ворчишь, что дразню.
— Наоборот.
— Ой, да иди ты.
Они помолчали.
— Ну и ладно, — Эста и не знала, о чём она говорила. Анак достал из куртки сухую кашу, не то гречневую, не то пшеничную, и задумчиво её грыз. — А пошли на Воробьиные поля? Просто… для разминки, скажем.
— Ничего себе у тебя разминки! Я пока инвалидом становиться не хочу.
— Да пошли, что ты. Просто пробежимся и пойдём обратно. Я давно там не была, хочу проведать воробушек.
— Угу. Мама твоя уже проверила.
— Эй! Не тебе тут шутить про мам.
— Я и не шучу. Напомнить тебе?
— Не надо. Ты всё знаешь по слухам. Всё было совсем по-другому. И вообще, мы не должны об этом говорить. О мёртвых либо хорошо, либо ничего.
— Я плохо о ней не говорил. Она мне конфетки покупала.
— Ну так пойдём или нет? Если не хочешь, я сама пойду.
— Ой, ладно. Умирать — так умирать вместе. Заодно и отдохнём, а?
— Тебе нужно быть позитивней.
— С тобой позитивней только так.
Эста посмеялась. Она плохо знала это место, но вроде шли куда надо.
— Воробьиные поля отличаются от всего остального Леса… — заговорила Эста.
— Может, не надо?.. — взмолился Анак.
— Надо! — Эста не принимала возражений. Анак поник. — На Полях не встретишь ни единого дерева. Птицы там живут в основном бегающие, а также воробушки. Обычные воробьи — это маленькие бестолковые птички, которые совершенно ни на что не годятся: мяса в них мало, перья абсолютно никчемные, и сами никогда не нападут. Но воробушков нельзя назвать даже их дальними родственниками. Единственные их сходства — это размер и оперение. И то, обычно воробушки более жёлтого цвета, чтобы сливаться с окружением.
— Как цвет может быть более жёлтым?
Цыц! Они живут под зыбучими песками Полей, из-за чего случайного путника поджидает опасность буквально на каждом шагу. Чтобы напасть, они огромной стаей выныривают из песка, окружают жертву со всех сторон и заклёвывают до смерти. Клювы у них побольше и помощнее, чем у их мирных сородичей, и смерть приходит очень быстро. Зачастую малыши-убийцы наедаются ещё в процессе убийства, а добычу отдают фениксу, которого охраняют. Фениксы, кстати, тоже далеко не безобидные птички. Обычно они прячутся за спинами защитников, но если у кого-то получилось их перебить, или просто пройти и пробраться к гнезду — скорее всего, феникс будет драться яростно и до смерти. Об этом, если что, я точно не знаю. Мне рассказал один старый-старый охотник, — Эста позабыла, что Анак её товарищ, а не заказчик, которого надо заболтать. — Он якобы поймал феникса и украл все яйца. Я ему не верю, но…
— Потому что воровать яйца можешь только ты?
— …но у него нет ног, а всё, что осталось от тела, в страшных ожогах. Он говорил, у фениксов огромные раскалённые острые когти, в клюве множество клыков, а перья у них горят, будто костёр, и что поэтому они селятся в пещерах. А воробушки им подчиняются, якобы фениксы королевские птицы и способны управлять разумом любой другой, а тому, кто сможет покорить феникса, он исполнит любое желание. Ну, в последнем он явно приврал, точнее, полностью придумал всё, а вот в остальное можно поверить. Кроме фениксов там живут страусы и киви. Ну, киви неопасны, если не трогать, а вот страусы обычно агрессивны. Они бегут на тебя с бешенной скоростью, поднимая огромные облака пыли. Убивают когтями, но если собьют, шанс остаться в живых невелик. Есть ещё корни подземного растения, которые прячутся в песке. Если на них наступить — схватят за пятку и… не знаю, утащат куда-нибудь? Судьба жертв неизвестна, — Эста умолкла.
— Я в восторге. Очень… красочно. Я представил себе не менее пяти сценариев смерти, это ли не успех?!
— Кому как… Нас должен вывести древний деревянный мостик. Ищи. — искали. — О! Кажется, сюда.
С этой стороны сосны, черная подмёрзшая земля, тот самый мостик, бурная река, с той стороны голая пустошь, слышно завывание ветра… Похоже на то, что надо.
— Слушай, а давай-ка вернёмся… — сглотнул Анак.
— Испугался?
— Конечно! Расставаться с жизнью… уже передумал.
— А я нет. Иди домой, только будь осторожнее. Русалки съедят, — подмигнула Эста и смело прыгнула на мостик. Он издавал такие звуки, как будто сейчас развалится.
— Эста, ты… — Анак не договорил и пошёл за ней. Он прошептал: — чтоб я ещё куда-то с тобой ходил…
На Полях плясала жуткая тишина. Пески не настолько зыбучие, как ожидала Эста, но сапоги жевали знатно. В случае чего спасение займёт больше времени.
— Эста, вернёмся, — шёпотом умолял Анак, подойдя к ней почти вплотную. — Это того не стоит…
— Да ладно тебе! Смотри как круто: бескрайние песочные просторы, светло, почти не холодно. Где ещё такое найдёшь у нас?
— Ничего не круто! Вернёмся, пока живы!
— Иди, коли хочешь. Наслажусь прогулкой в молчании.
— Чтобы до конца жизни винить себя в твоей смерти?
— В отличии от тебя, я никогда не пряталась за маминой юбкой, я выживала. Я выживала там, где невозможно было выжить. Ты думаешь, меня возьмёт какая-то стайка воробьев? Ты же понимаешь, что все рассказы преувеличены, а я живу столько же лет, сколько и охочусь?
— Тебе кажется. Потом пятьдесят раз пожалеешь. Если останешься в живых
— Проводить тебя до дома? Чтобы тебе не было страшно.
Анак закатил глаза.
— И кстати, не иди ко мне так близко, — заметила Эста. — Ограничивает движения.
— Боги, лучше работать прачкой за два медяка в год, чем всё это… — Анак поплёлся за ней следом.
«Тебе эта работа больше подходит…» — хотела ответить Эста, но услышала странный звук. Шелест перьев?.. Эста быстро осмотрелась. Если бы что-то взлетало здесь, то его было бы видно со стороны…
— Почему ты остановилась? — испугался Анак, схватив лук и стрелы.
— Тихо.
…значит, со стороны горы.
— Феникс! — взвизгнула Эста и, не думая, пустила несколько стрел в парящую огненную птицу. Всё мимо. Чтоб его… Эста заметила, как полыхает огромная область. Гнездо! — Отвлекай! — бросила она Анаку и побежала прямиком в огонь.
— Ты дура?! Бежим обратно!
Его голос доносился до Эсты издалека, будто из другого мира. Всё, что она видела — это огонь впереди и сверкающие золотом яйца.
Эста проскочила через пламя, чувствуя, как подгорает одежда. Она, не задумываясь, сорвала горящую ткань и схватила одно из трёх яиц. Можно ли умереть? От одного прикосновения? Эста не дрогнула.
С трудом она выбралась из огня. Всё смешалось: песок, яйцо, чёрные трупы воробушков, руки Анака, жгучая боль во всём теле…
***
— Пришла в себя? — спросил голос рядом с Эстой. Мужской.
— Не знаю… Пытается открыть глаза, — ответил другой голос. Девичий.
— Эста, — позвал мужчина, оказавшись над Эстой. Она глухо застонала. — Эста, ты слышишь меня? Скажи что-нибудь.
— Яйцо… где? — Эста почти не шевелила губами. Открыть глаза было тяжело. Она увидела над собой задумчивое лицо Ройса.
— С ним всё в порядке, — заверил он. Лекарь что-то писал на коленях.
— Где оно?
— В комнате. Успокойся, тебе сейчас не до того. У тебя всё тело в ужасных ожогах. Лина, кипяток. Хочу чай.
— Угу.
— Ну и что? — пожала плечами Эста и застонала от невыносимой боли.
— Да ничего, просто вместо того чтобы отдыхать перед тяжёлыми сменами, я вынужден что-то делать с тобой и твоим дружком-идиотом.
— Сделаю вид, что мне не всё равно.
— И правда, какая разница, всего-навсего массово умирают люди. А вообще, тебе не всё равно, пока не узнаешь, что в племя ты не поступишь.
— С чего?
— Как ты себе это представляешь? Мне страшно подумать как Лина будет тебя кормить, пока не придёт моя ученица, а ты собираешься проходить смертельно опасное испытание.
— Да ладно. На мне всё заживает как на собаке. Боль… потерплю.
— Смешно. Тебе даже ходить нежелательно первые пару месяцев.
— И что, ты только из-за этого хочешь разрушить всю мою жизнь?
— Я хочу разрушить всю твою жизнь? Ну да, это же я бросил тебя в огонь. Чем вообще надо было думать, чтобы побежать туда? Чем вообще надо было думать, чтобы сбегать из дома на Воробьиные, подерите их боги, поля? Эста, ничего не говори. Здесь излишни слова.
— Ну ладно, и что мне теперь делать?
— Лечиться. Дальше не знаю. Спасибо, милая, — он взял чашку с кипятком, которую занесла Лина. — О, ты сразу заварила? Как я люблю, крепкий, без сахара? Спасибо большое. Ты запомнила всё, что я тебе сказал?
— Угу.
— Прекрасно. Я выхожу завтра утром, Русланна придёт к вечеру, может быть, к ночи. С ней наверное будет воин или охотник, не пугайся.
Эста не слышала их. Она в отчаянии глядела в потолок, пытаясь осознать произошедшее.
========== Глава 6 ==========
— Ара? Вы меня звали? — Бертхемелли стоял у двери спальни отца.
— Тебе нравятся рыбки?
— Рыбки? Ну не знаю, они не очень вкусные…
— Я тебя не на банкет пригласил. Голову поверни немного, если боковое зрение отсутствует. Не туда.
— А…О, — Бертхемелли увидел на полу, напротив роскошной тёмной кровати гигантский аквариум, в котором плавали самые разные рыбы: красные, золотые, серые, чёрные, маленькие, большие, крошечные, огромные, круглые, овальные, одна квадратная…
— Может, скажешь что-нибудь кроме гласных звуков?
— Что? А…Я…засмотрелся. Мне нравятся. Как они у вас уживаются? Я слышал, рыбы постоянно убивают друг друга.
— Каким-то чудом, вероятно. Первые мои попытки они всё время съедали друг друга, порой заживо. А после того, как оставалась одна сильнейшая, она через несколько дней обязательно подхватывала какую-нибудь заразу и умирала. Я не сдавался, выделил самые мирные виды и стал селить их друг с другом. Ну, в итоге кто-нибудь обязательно должен кого-то убить, но в целом очень даже неплохо мы с ними живём. Кстати, когда они не ели друг друга, их трупы всплывали на поверхность аквариума. Было так весело вылавливать их… Не хочешь себе тоже завести?
— Эм… Я бы с удовольствием, но полагаю, что буду забывать их кормить. У меня они точно будут есть друг друга, — Бертхемелли нервно посмеялся.
— И то верно. Как тебе доверить государство, если ты даже с рыбками не справишься? Ладно, сейчас не об этом. Почему ты всё в дверях стоишь? Иди сюда, взгляну хоть на тебя. Садись, — он указал Бертхемелли на кресло рядом с ним. Как только он присел, отец лёгким движением руки снял с него очки.
— Ара! — вскричал Бертхемелли. Он прыснул. — Это не смешно!
— Не смешно, просто ты так реагируешь. «Ара!», — спародировал он возмущённый голос Бертхемелли и захохотал.
— Я ничего не вижу.
Ара захохотал ещё сильнее.
— Ты меня за идиота держишь или что? Мы живём с тобой бок о бок вот уже полтора века, конечно я знаю, что без очков ты ничего не видишь. Ты думал я их просто для потехи снял?
— Ну да. Вообще-то в будущем эта комната будет принадлежать мне и моим детям. Почему я не могу посмотреть на неё? Тем более я уже видел.
— Бертхемелли, ты переоцениваешь моё хорошее настроение. Оно имеет свойство быстро заканчиваться, особенно когда кто-то его испытывает.
— Извините за грубость, но я бы очень хотел видеть ваше лицо, когда я с вами разговариваю.
— Ничего, переживёшь. Если не хочешь уйти вообще без очков, будешь помалкивать, — Бертхемелли подавил вздох и тупо уставился перед собой. — Итак, о чём я хотел с тобой побеседовать. С завтрашней ночи ты отправляешься в Северную…
— Я невиновен. Никто не виновен. Зеноис может быть не умерла. Почему я должен нести наказание? — Бертхемелли услышал щёлк ключа. — Ара!
— Ты перебил меня.
— Извините, просто я очень возмущён.
— Не волнуйся, тебе они не понадобятся. А возмущение держи при себе. Существует всего три эльфа, которых ты обязан уважать: это я, Хе и Нагат. Неужели это так сложно?
— Извините, Ара. Пожалуйста, продолжайте.
— На чём я остановился? Башня в Северной, да. Думаю, ты примерно помнишь, но всё же напомню: комната маленькая, узкая, окна нет, из мебели старая кровать с твёрдым матрасом. Приём пищи один раз в ночь в размере кусочка хлеба. Думаю, за небольшую плату комендант согласится добавить ещё один или два.
— Большое спасибо, мне хватит одного.
— Как хочешь. Каждую ночь будут сеансы по несколько часов с Гуериннетом. Будешь сидеть там с завтрашней ночи до Рассвета Нагаты. Есть вопросы?
— Да. Сеансы обязательны?
— Конечно. Хе считает, что доктор сможет хоть как-то помочь тебе.
— Хорошо. Спасибо что сказали лично, Ара. И, раз уж так… можно спросить у вас кое-что?
— Попробуй.
— Благодарю. То письмо…
— Нельзя. Ниши, — кликнул он слугу. — Отведи Терри в его покои.
***
— Я не убийца.
— Терри, вы говорите это каждый раз. А потом признаётесь. С огромным удовольствием. Судя по вашим рассказам, вы жестоко убили не менее шести эльфов.
— Я врал. Я хотел внимания.
— Это я тоже слышал в прошлый раз.
— Я никого не убивал. Никогда.
— Вы так в этом уверенны?
— Конечно.
— Почему?
— Потому что… потому что я нормальный эльф. Я здоров. Я не совершаю преступления. Я не убийца.
— Почему вы рыдаете, Терри?
— Потому что это несправедливо… это всё несправедливо! Я сижу здесь, как будто я правда сделал что-то ужасное, но я абсолютно невиновен! Я не убийца, я никогда не был убийцей! А вы, как всегда, добиваетесь моей истерики. Я не хочу вас видеть, я хочу домой…
— Терри, наши разговоры абсолютно конфиденциальны. Расскажите мне правду, это очень важно, прежде всего для вашего здоровья.
— Это неправда… отец использует тебя как шпиона. Я знаю.
— Почему вы так решили?
— Меня бы не заставляли из раза в раз заниматься с вами, если бы вы не рассказывали всё отцу.
— Теар знает только о том, что вы ему рассказали. Прошу, расскажите мне, что с вами произошло. Всё, что помните.
***
— и потом… потом мы отошли в её комнату, в подземелье… Она спросила, что я от неё хочу. И долго-долго смотрела на меня. Своими большими серыми глазами. Я нежно обнял её, прижал к стене, и…
— И?.. Что вы сделали?
— Замуровал.
— Что?
— Я её замуровал.
— В стене?
— Да. Заклинанием.
— Зачем вы это сделали, Терри? Что вас сподвигло?
— Я…я не знаю. Она была такая красивая. И парфюм уже развеялся… хотелось посмотреть, что у неё внутри. Я сдержался, как обещал! У меня не было с собой ничего острого. Я хотел просто обнять и поцеловать на прощание, пообещать новую встречу, но как только я прижал её к себе… я понял, что очень хочу увековечить её великолепие. Вы понимаете меня, доктор?
— Конечно. Вы считаете себя виновным в её смерти?
— Почему сразу смерти? Возможно, она ещё жива. Я до конца не уверен, как работает заклинание. Может, она будет жить, пока её не достанут оттуда, а может, она умерла.
— Тем не мене, вы считаете, вы поступили плохо?
— Я поступил не хорошо и не плохо. Разве её жизнь имеет значение? Всего лишь какая-то служанка.
— Но из-за этого вы сейчас сидите здесь.
— Из-за мнительности моей матери.
— Разве она не права?
— Не права.
— Вы только что сказали, что убили её.
— Я не убил. Она теперь часть Дворца. Даже если она умерла внутри стены, я об этом не знал.
— Незнание не освобождает от ответственности.
— Вы не имеете права в чём-то обвинять меня. Вы здесь, чтобы помочь мне.
— Я вас ни в чём не обвиняю. Хочу понять, как вы мыслите. То есть, вы уверены в том, что ни в чём не виновны?
— Да.
— Но остальные шесть убийств вы признаёте?
— Это… это была ложь… Причём тут вообще это?
— Хорошо, обсудим их позже. На эту ночь закончим.
— Вы расскажете отцу, доктор? Вы всё расскажете, да?
— Нет. Я не скажу ни слова об этом. Я обязан отчитываться только о вашем общем состоянии.
— А как же гражданский долг и всё такое?
— Мой долг — заботиться о вас.
— Вы не хотите спасти Зеночку? Я помню, где сделал это. Даже не попытаетесь?
— Вам не кажется, что вы просто ищите повод сбежать отсюда?
— Нет. Впрочем, вы правы. Не стоило даже предлагать. В конце концов, я жестокий убийца. До завтра, доктор.
***
— Я хочу домой.
— Вы так уверены в этом?
— Конечно.
— Однажды вы сказали мне, что готовы жить в землянке с нищими, лишь бы не возвращаться туда.
— Тогда… я многого не понимал.
— Теар больше вас не избивает?
— С чего вы взяли, что он меня избивает? Отец никогда не поднимал на меня руку.
— Вы говорили мне, что он жестоко избил вас, а потом пытался задушить.
— Это неправда… Я хотел оправдаться, когда сказал это.
— Вы так уверенны?
— Да.
— Вы жаловались на него очень много раз. Вы рассказывали, как он прижигал кончики ваших ушей. Как он заставлял вас часами стоять на гвоздях. Как он разорвал слугу голыми руками на ваших глазах…
— Нет! Нет! Это всё ложь!
— Вы рыдаете, Терри. Вам больно?
— Я… мне… вы лжёте! Я никогда такого не говорил! Молчите! Просто молчите! Я приказываю вам!
***
— Вы так счастливы, Терри. Вы улыбаетесь и смеётесь. Я редко вижу вас таким. Вам нравится убивать?
— Мне? Нет. Просто порой это очень весело.
— Что весёлого вы находите в этом?
— Ну… лица смешные. Иногда позы. Да и вообще, есть ли что-то ужасное в лишении кого-то жизни? Мне кажется, каждый эльф мечтает, чтобы госпожа Геката забрала его в царство Аида. Рядом с ней так хорошо! Я бы давно убил себя… если бы от моей жизни не зависело так много. Думаю, если бы мой брат выжил, я бы давно воплотил свою мечту.
— Вы хотите сказать, что, убивая кого-то, вы делаете ему одолжение? А сами вы хотите умереть из-за богини?
— Ну, получается, да. Вообще вы слишком обобщаете. Обычно, я не думаю именно об этом, но обдумывая всё позже, воспринимаю всё так.
— Понятно. Вы становитесь очень разговорчивым, когда не принимаете лекарства.
— Это правда. Когда я пью это лекарство… и остальные… мне кажется, я умираю изнутри. С ними ещё хуже, чем без.
— Пожалуйста, расскажите поподробнее.
— Ну… апатия и одновременно бессонница, порой я просто пропадаю в пространстве… а иногда… иногда я вижу очень странные вещи. То есть… там, где всегда была стена, я могу увидеть кости. Они как бы соединены друг с другом, и как будто являются частью стены. Иногда вместо костей мышцы. А иногда… иногда я вижу мёртвые тела. Они всегда разные, это может быть мужчина, женщина, ребёнок, их может быть несколько, это может быть голый скелет, а может и как живой… Я вижу их в разных местах: иногда оно привязано к люстре, иногда лежит на моей кровати, в углу моего кабинета, посреди коридора…
— Это происходит только когда вы пьёте лекарства?
— Да.
— Вы так в этом уверенны?
— Я не знаю… просто мне очень плохо. Меня преследуют мысли… и голоса.
— Я назначу вам другие лекарства.
***
— Терри, вы скучаете по дяде?
— Следите за языком. Ара впадает в бешенство при любом упоминании о нём.
— Теара здесь нет. Вы можете говорить всё, что захотите.
— Мне нечего о нём сказать. Он просто жалкий трус. Предал не только меня, но и Родину. Недавно Ара принёс сундук и письмо от него. Он думал, что способен подкупить меня подарками! Оказывается, каждый год он мне что-то дарил, а Ара скрывал это от меня. Ара поступил верно. Я был лучшего мнения о дяде. Я не думал, что он опустится до такого. Бросил меня, бросил страну, бросил всех и решил откупиться подарками! Если бы можно было, я бы кинул эти подарки ему в лицо. Нашёл, чем задобрить.
— Ранее вы говорили, что вам его безумно не хватает, что вы хотите получить хотя бы маленькую записочку от него. Что заставило вас поменять мнение?
— Я любил его, я скучал по нему. Я думал, он в записке или письме он начнёт оправдываться или извиняться. Или назначит встречу. Но нет. Он обвинил во всём моего отца и на десяти страницах расписывал свою великую любовь. И он ещё надеется на ответ. Если его так волнует судьба подарков, он бы сам пришёл ко мне, несмотря ни на что. Нет, о нём определённо нечего разговаривать. Я скучаю по нему, но я не хочу его видеть. Он упал в моих глазах ещё ниже. Вы понимаете, доктор?
— Понимаю. Вы не дадите ему ни одного шанса на прощение?
— Я никогда его не прощу. Я ненавижу его. Все ненавидят его. Вы ненавидите его, доктор?
— Я сохраняю нейтралитет.
— Ненавидьте его. Я приказываю, ненавидьте его!
========== Глава 7 ==========
Дорога дальняя и скучная. Спать не хотелось совсем, поговорить не с кем: из спутников трое в стельку пьяных мужчин и дремлющая бабуля с вонючим котом. Извозчик был занят дорогой. Паразит молчал, сколько бы Кора не звала. А конспекты и учебники вылетали из головы прежде, чем успевали туда влететь. Кора глядела в рассветное небо. Они ехали с полуночи и не проехали даже половины пути.
С каждым часом дороги она всё больше сомневалась в своих планах. В конце концов, стоит ли это того? В деревне негде учиться и работать, там просто нечего делать, а в столице столько талантливых и трудолюбивых эльфов, для которых Кора будет всего лишь очередным блеклым конкурентом.
«Всё равно стоит пытаться, — сказал ей однажды господин Молгоч, когда они заговорили об этом. — Не получиться, попробуешь ещё или займёшься чем-нибудь другим. Если не получиться вообще ничего, то ну и пускай. Не всем быть великими, не у всех счастье — это богатство и известность. Это кажется только в молодости, дорогая. Не заморачивайся так сильно».
Господин Молгоч… Кора помнила некоторые его мудрые цитаты почти дословно. Всегда она вспоминала об этом с улыбкой, но сейчас её мучали смешанные чувства. Трудно было осознать, что его больше нет. Казалось, он сидит в своём особняке, гладит черепашку и пьёт чай. Просто не в настроении, чтобы выходить…
Но его уже нет. Деревни уже нет для Коры. Она ни за что туда не вернётся.
Подобные мысли вселяли панику в Кору. Это неправда, она всегда сможет вернутся, будет такой же, как господин Молгоч. Всё равно в деревне больше нет учителей истории.
«Нужно читать, нельзя так бесцельно тратить драгоценное время. От этого зависит вся моя жизнь», — убеждала Кора себя. Решительно достала из рюкзака несколько тетрадок с конспектами. Лучше сначала повторить всё в общем, а потом уже подробнее разбираться с учебниками.
Но заученные строки только вызывали уныние и отвращение. Никак не запоминались, хотя пару дней назад Кора без сомнения могла рассказать всё это наизусть.
Кора чуть не рыдала от отчаяния и скуки. Почему же всё так скверно?
На дороге показалась таверна.
«Наконец-то», — облегчённо вздохнула Кора. — «Надеюсь, там есть приличный туалет».
— Так-с, дорогие, остановочка, — объявил извозчик. — Пару часов, не боле. Лошадкам отдых нужен. Ну и сами вы там отдохните от тряски.
Пассажиры вяло высыпались из телеги. Извозчик отвёл лошадь в конюшню, и сам пошёл в таверну, остальные мужчины давно зашли туда. Старуха куда-то исчезла вместе со своим котом. Вероятно, не навсегда: вещи оставила в телеге. Кора бродила туда-сюда, пытаясь собраться с мыслями. Природа здесь ей нравилась намного больше, чем дома: там жарко круглый год и летают насекомые. А здесь было прохладно, пусть и душно. Если бы ещё немного ветра…
— Эй, девица! — Кора обернулась. Извозчик. Что ему может быть нужно? — Чего бродишь? — он уселся на лавочку у таверны.
— Ноги разминаю, — Кора старалась выглядеть как можно спокойнее.
— Ясненько. Часто путешествуешь?
— Мм… честно говоря, я впервые выехала за границы родной деревни.
— О как. По тебе и не скажешь, что деревенщина.
— Можете мне поверить, там не живут дикари рядом с обезьянами.
Он засмеялся.
— Не принимай близко к сердцу, я сам из маленького города. Я имею ввиду, девицы народа лемире редко живут в летних деревушках.
— Моя мама оттуда. Она… была путешественницей.
— А тебя из деревни ни разу не вывезла.
— Она умерла, когда я была совсем маленькая.
— Соболезную, — неловкая пауза. — Ну, раз деревенская, сталбыть, не белоручка?
— Э… дома прибраться смогу.
— Да дома прибраться это дело твоё, личное, как сейчас говорят. Шить умеешь?
— Ну… немного.
— Пуговицу пришить, дырку заштопать?..
— Могу.
— Тогда не поможешь мне? Очень срочно и очень важно. Я тоже в стороне не останусь. Денег у меня особо не водится, но пару медяков найдётся.
— Ладно. Мне деньги не помешают.
— Да кому ж они мешают, — он рылся в большом чёрном чемодане. — От! Красота, — извозчик достал коричневую сумочку, похожую по виду на косметичку, и тёмную клетчатую ткань. — Эт я, значит, племяшке рубаху шил. Да только пуговицы пришить не успел, и она порвалась кой-где. Работы немного, но ей время да внимание нужно, а мне вас ещё везти и везти. Ну, справишься? — Кора осторожно взяла ткань. — Всё что надо в сумочке коричневой, — он указал на «косметичку». — Ну, я, если что, тут. Не буду тебе мешать.
Он сполз на холодную землю, повертелся немного и захрапел. Кора удивилась, но решила, что это нормально.
Она порылась в «косметичке», обнаружила там старую растрёпанную игольницу с двумя большими ржавыми иглами. Больше не было ничего, похожего на иглы. Порывшись ещё, нашла заполненный пуговицами мешочек, тоже коричневый. Их было настолько много, что он не закрывался даже наполовину. Вначале Кора невольно восхитилась, а потом обречённо вздохнула: все пуговицы были разные.
— Эм, — она легонько пнула спящего на земле извозчика. Он недовольно приподнялся, но как увидел её, смягчился. — Прошу прощения. Здесь все пуговицы разные. Я полагаю, это коллекция?
— Ооо, да! — воскликнул он увлечённо. — Я собираю пуговицы ещё с ребячества. С меня ещё все дети смеялись. Зато сейчас бы обзавидовались! Ха!
— …здорово. Я о том, можно ли их использовать в шитье. Должно быть, они очень дороги вам…
— Дороги конечно. Поэтому их нужно пришить на рубаху любимому племяннику. Понимаешь? Так передаётся любовь.
— …Здорово…
— Ну ты только похожие пришивай. Чтоб смотрелось нормально. И по размерам подходило.
Кора начала с дырок. Шить ржавой иглой было очень неприятно — она ужасно пахла, а когда входила в ткань, издавала странный шелест.
Вторая дырка оказалась слишком большой, Кора решила пришить заплатку. Немного поработав, она поняла, что вся ткань из этих заплаток состоит. Подобрала красно-бурую под цвет остальных, в основном красно-бурых и чёрных или тёмно-коричневых. Кора подумала, что швея из извозчика не очень. Однако, внимательно осмотрев рубашку, убедилась в обратном. Швы были очень ровные, аккуратные, как будто в ателье. Нет, швея из него потрясающая. Только в одежде вкуса у него даже меньше, чем у Коры.
Коре стало неловко. Она абсолютный дилетант, на пуговицах и дырках все её умения и заканчивались. А здесь работа, явно выполненная профессионалом. С другой стороны, он сам доверил это ей.
Кора печально раскрыла мешочек. Ей нужно шесть маленьких тёмных пуговиц с дырочками.
Перебрав чуть больше половины мешочка, Кора их нашла. Чего она только не видела во время поисков! Пластмассовые, железные, медные и алюминиевые, самодельные, не предназначенные для одежды, одна из глины и пара-тройка из картона. С дырочками, на заклёпках, вообще без средств крепления. Цвета были самые разные. Кора нашла одну совершенно удивительную, уникальную. Ни одна пуговица не была точной копией другой, но эта выделялась даже среди них. Она была прозрачной, с серебристым отсветом и восхитительным, для пуговицы уж точно, золотым узором в горошек. Таким балуется только народ лемире. Почему-то все авторы книг о расах и народах Утопии считали своим долгом упомянуть об этом. Но они бы не стали использовать золото. Подделка? Всё равно интересно.
— Эхм, надо проведать мою лошадку, — зевнул извозчик и встал так быстро и бодро, будто и вовсе не засыпал. — О, ты уже сделала? Дай посмотреть, — он грубо забрал у неё рубашку и критически оглядел. — Кривовато. Но сойдёт. Спасибо, ненаглядная моя. Как тебе коллекция?
— Впечатляет, — Кора аккуратно складывала пуговицы обратно.
— Потом расскажу тебе про них. Дай сюда, ты ещё неделю будешь складывать.
Кора поплелась в тележку.
Вскоре пришли мужчины, ещё более пьяные, вернулся извозчик, несколько минут ждали бабулю с котом. Кот выглядел более довольным, чем до остановки. Стоило только телеге затрястись, Кору начало клонить в сон.
***
— Малышка Кора? Я разбудил тебя?
«Что? А… да, наверное…»
— Хихик. Где ты была?
«Я? Там же, где и всегда. А ты почему-то не пришёл на день нашего знакомства».
— День нашего знакомства? Ааа… Кора, каждый год одно и то же! Я не могу запомнить этот день, время для меня течёт иначе…
«…и вообще, у тебя дела».
— Да. Между прочим, ты куда-то пропала на время, и до тебя невозможно было достучаться. Я волнуюсь! Что с тобой было?
«Не знаю. Ожерелье пропало, папа мне отдал вчера. Или позавчера… Перед отъездом».
— Перед отъездом?
«Я в столицу еду. Поступать»
— Ого! Сильно волнуешься?
«Угу».
— Ничего, всё пройдёт отлично, я уверен!
«Надеюсь… А у тебя что там?»
— Да ничего. Плаваю, рыбку ловлю, с детишками занимаюсь… Самая заурядная тритонья жизнь.
«Понятно теперь, что за дела».
— Ха-ха! Иногда правда много работы, но разве это интересно?
«Мало ли, даже на самой скучной работе может происходить что-то интересное».
— Не сказал бы, что мне скучно на работе, но тебе вряд ли интересно.
«Эх, мне бы хоть чем-то заняться. Ничего не получается, ни учить ничего, ни читать, в голову лезут странные мысли…»
— Моя ты хорошая! Всё будет отлично. Я тебе сладости принесу, детки дарят, хаха… Ну, я сейчас немного занят, если тебе ничего не нужно, я пойду?
Он пропал.
— О, ты проснулась? — весело спросил извозчик. — Готова слушать умопомрачительные истории?
— Да, — Кора уже не была так уверенна.
— Так-с, — хмыкнул он. — Достань мне пуговку какую-нибудь, — он подвинул к ней чемоданчик. — Я наизусть помню про каждую, — горделиво произнёс он. Кора не сразу вспомнила, что хотела спросить о той странной пуговице, и подала ему первую попавшуюся. Он долго и внимательно оглядывал её, а потом воскликнул: — А! Вспомнил! Эту я у однокашницы украл, хе-хе. У неё был такой пиджак, просто огромный пиджак, с папы сняла. Так вот, с него всё время опадали пуговицы. Она их находила и пришивала, но одну потеряла. То есть как потеряла, это я её нашёл первее, чем она. Ну и с тех пор эта малышка в моей коллекции. Хотя какая это малышка. Это просто огромная пуговица. Даже на меня пиджак тот большеват. Давай следующую, эту спрячь осторожненько. Антиквариат!
Кора впихнула её между другими пуговицами. В попытках найти ту, про которую она хотела спросить, Кора чуть не высыпала весь мешочек.
— Тихо-тихо-тихо, — извозчик нервно потрясывал свободной рукой. — Я эльф можт и добрый, но за пуговицы горой! Давай уже следующую, чо ты там роешься. Ооо! Эту крошку я у мамы взял. Она была хозяйкой ателье, ну и главной швеёй. У неё столько всякий штучек было! Ткани, нитки, иголки разные, и пуговицы конечно. Я их, бывало, потихонечку себе забирал — и под подушечку или матрасик. Ну про неё в целом интересных историй нет, следующую давай, — бегло оглядев следующую, он сказал: — Эту тоже у мамы, давай следующую. Ух ты! Вот это очень интересная история, — вскричал он так громко, что бабуля, приоткрыв один глаз, грозно на него посмотрела. Кора подала ему ту самую, прозрачную в золотой горошек. — Начну наверное с начала. Значится, было нас четверо — я и трое моих товарищей. Мы путешествовали, ерундой всякой занимались. И занесло нас как-то в земли Ле Мире. Тогда там очень отлично всё было, только цены бешенные, ну у тамошних наверное и зарплаты такие. А там же знаешь, особо бережно относятся к обычаям предков, дневных и ночных то бишь, музеев куча, есть семьи, которые как прямые потомки ночных. А мы тогда в карты играли, я проиграл… Ну короче, надо было украсть какую-нибудь вещь у одного богатея, имени не вспомню. Тут я и решил — отлично, и пуговицу заберу, и перед товарищами не опозорюсь. Я так-то не лыком шит, три высших образования с шитьём связано, трудовой стаж, всё такое, крутой короче. Устроился этому богатею за его костюмом ухаживать. Этот костюм непростой был, по его словам, он принадлежал кому-то из его ночных предков и нужен очень толковый уход. Ну а я фить — пуговку забрал и сбежал. Потом меня посадили правда и больше я не крутой: не примут с таким делом меня ни на завод, ни в ателье, ни ещё куда-нибудь. Но малышку эту удалось оставить! Я её вместе со всей коллекцией отдал товарищам, что благополучно смылись, когда меня арестовали. Потом, как вышел, еле как их нашёл. А эти негодяи взяли и продали большую часть! Благо, эту крошку побоялись, типа их тоже арестуют. Остальную часть я потом по всему миру искал, кучу денег потратил, кое где опять криминалом пришлось забирать, но некоторые так и не нашёл. Штук десять, может меньше. До сих пор стыдно перед ними, перед пуговицами, я хочу сказать.
«Нужно как-то попасть туда», — подумала она, сверля взглядом пуговицу, которую протянул ей обратно извозчик. — «Я должна увидеть музей». Кора сложила мешочек и достала тетрадки. Пока не наступила ночь, нужно попробовать что-нибудь поучить. Извозчик не навязывался, пожал плечами и продолжил ехать.
Она закрыла конспекты когда потемнело. Кора пролистала почти половину толстой тетради. Порой ей казалось, что столь пристальным взглядом она может продырявить или прожечь страницы. Она откинулась на спинку тележки. Ужасные дороги всё же в этой стране…
— А ты чего в столицу едешь? — спросил извозчик через некоторое время. Его голос был очень уставшим.
— Поступать.
— На кого, если не секрет?
— На историка.
— Ого! Ты умная что ли?
— Наверное.
— Круто! А я там живу. С самого детства! То есть, не совсем там, в крохотном городке рядышком, ну это уже без разницы. Жили, значит, не тужили вместе с моей семьёй: я, мама с папой и моим добрым братцем, земля им всем пухом, да пусть хранят Боги их души. Дожили. Братик мой в бизнесмены заделался. Ну, поголодали чуть-чуть, а потом как разбогатели! Ух! Ты столько во всей своей жизни не видела. Филонили мы в его особняке шикарном вместе с женой братцевой. Дофилонились. Братик-то взял и помер, а у них сын такой. Ну такой. Школьник. Всё время че-то покупать надо. А денежки кончаются. Вот сейчас живём в халупке какой-то, работаем, где получится. Ну в общем, довольно неплохо. После стольких лет безделья тяжко. Ну как-то живём. А не хочешь помочь кой-как?
— Возможно, — Коре уже не нравилась эта затея.
— Раз уж ты умная… не поможешь племяшке моему в ученьи?
— Я бы с радостью, но мне кажется, будет некогда…
— Да ладно тебе! Всё успеешь. Я в тебя верю.
— Может быть. И сколько вы будете мне платить?
— Эээ… ну… Мы тебе комнату отдельную выделим и кормить будем.
— То есть, вы хотите сделать меня рабом?
— Чёй-та рабом сразу? Тётя Ли вкусно готовит, мы добрые, не бьём, не издеваемся. Комнату самую лучшую дадим, там даже тараканов и клопов нет… почти.
— За еду работают только рабы.
— Да почему? Снимать жильё в столице дорого, а цены на продукты…
— Да заткнётесь вы когда-нибудь или нет?! — вскричала бабуля. — Поспать не дают, мухи лохматые.
— Ладно, — тихо продолжила Кора. — Попробую. Только вы мои пуговицы…
Он громко засмеялся, отчего бабуля аж запыхтела от злости.
========== Глава 8 ==========
Веру бросило в жар, когда она заканчивала шапку. Лес горел. Колдунья пристально посмотрела в окно. Воробьиные поля… Русалки! Были или до сих пор сидят.
Прислушавшись к своим ощущениям, Вера решила, что ничего очень срочного не произошло. Сейчас важнее всего Дар.
Она прицепила к шапке последнее пёрышко. Критически оглядев своё творение, Вера удовлетворённо кивнула, и нараспев произнесла заклинание. Шапка засверкала изумрудным огнём, и, когда сквозь каждое перо прошла магия, потухла.
Это последний Дар. Колдунья сделала лёгкий жест рукой, взяла шапку и спустилась в Подземелье по открывшейся широкой каменной лестнице.
Вера долго блуждала по длинным, запутанным коридорам. Тому, кто прошёл тут один, пять или даже десять раз они казались одинаковыми. Хозяйки Леса проводили здесь целую жизнь.
Она печально провожала взглядом тяжёлые тёмные двери. Спальня, ещё спальня, галерея, библиотека, покои Прародительницы, лаборатория… комната с Дарами.
Вокруг был белый свет. Вся мебель — сотня небольших серых ящиков, запертых зелёными магическими печатями, сверху тем же зелёным каллиграфическим почерком выведено: «Дары Хозяйки Птичьего леса». Ящик номер тридцать пять не был запечатан.
Вера бережно вложила внутрь него шапку, прикрыла и запечатала заклинанием. Потом отошла. Сама собой, словно из тонких зелёных ниток, образовывалась одна большая печать с красивым узором из разных цветов.
До чего прекрасно! Новая Хозяйка должна быть счастлива. Впрочем, это не важно — главное, чтобы они ей пригодились.
«Что же, нужно проверить Воробьиные поля», — Вера открыла окно и, обратившись белой вороной, вылетела.
Высокие сосны и пихты прикрывали резню ошалевших птиц, за ароматами хвои неразличима вонь крови и гниения. Вера не смогла сдержать ухмылку. Родной Птичий лес. Маленький мрачный мир.
Скоро он умрёт. Умрёт он, умрёт и она. Даже с высоты птичьего полёта слышен храп Эклипсы, чувствовалась дрожь земли.
Когда сгинут боги, драконица проснётся, и её ярость уничтожит старый мир. А потом, укрощённая колыбельной новых богов, она вновь уснёт, пока мир снова не постигнет хаос.
Навечно заперты в кругу Утопии три истинных бога — Дух Леса, созидающий и дающий жизнь; Богиня Смерти и Разрушения Эклипса, вековавшая в Утопии спящая дракониха; Бог Времени, седобородый старик Хронос.
Вера плавно приземлилась, обратившись человеческой женщиной. Всюду пепел, несколько сосен сожжены сверху, и везде оранжевые огоньки. Вера пригляделась. Перья. Феникс. Совсем молодой. Рановато для сгорания.
Хозяйка осторожно заглянула в пещеру, гнездо фениксов. Яйца в порядке, но с ними только одна особь. Их маловато.
Вера отошла, дабы не потревожить наседку. С Полями не случилось ничего страшного, только выжженная земля и сгоревшие сосенки будут восстанавливаться долго. Но сначала нужно найти феникса, пока он не сжёг ещё что-нибудь.
В стороне лекарской хижины что-то вспыхнуло красно-оранжевым. Вера полетела туда.
Удручающая картина: феникс бешено извивался в руках у молодого парня, уже искалеченного шрамами и ожогами. Вокруг них бегала хрупкая бледная девушка и лупила сковородой то одного, то другого.
— Вы что творите?! — Вера попыталась встать между ними. — Остановитесь!
Колдунья разняла их с трудом, чуть не силой. Первым делом она схватилась за феникса. Никаких признаков жизни, сломано крыло, нет следов огня. Разумеется, он не мёртв. Фениксы не умирают. По крайней мере не так, как обычно умирают живые.
Хозяйка бережно взяла птицу на руки. Огонь потух, перья уныло опустились и посерели, длинная изящная шея больше не может вытянуться.
Придётся насильно подвергнуть его Сгоранию. Как же не вовремя! Следующей ночью появится Дитя Леса, и ближайшие пятнадцать или даже больше лет Вере будет совсем не до несчастного феникса или иных птиц.
Вера грозно посмотрела на парочку. Девушка нервно озиралась и бормотала под нос, не выпуская из рук сковороды. Парень стоял с дрожащими от ран и ожогов руками, устало переводя взгляд с соучастницы на Веру.
— Ну? Что это такое?
Они переглянулись. Парень закатил глаза.
— Феникс… был.
— Это я поняла! Расскажите каким образом это произошло.
— Он сам на нас напал, — пожал плечами парень и тут же поморщился от боли. — Быть может, вы сначала поможете? — робко попросил он, показывая руки, на которых не оставалось живого места. — Видите ли, моя подруга тоже тяжело ранена, ей так сильно плохо, но она так хочет жить как раньше…
— Чего ради мне вам помогать? Вы убили священную птицу! Как это можно было сделать сковородой
— Ах, ну, он был ранен…
— Неужели? Люди задумали охоту на фениксов? В их гнезде пропало одно яйцо. Не находите странным, что сразу после пропажи он напал на вас?
— Э… ну… Госпожа Вера, я уверен, нас кто-то жестоко подставил! Я проснулся, пошёл завтракать, а в печи лежит это яйцо, такое красивое, оно будто бы и должно было там лежать! Я сначала не заметил. А когда нашёл его, прилетел феникс. У него в брюхе была стрела, — он замолчал. — Должно быть, это эльфы. Мне кажется, они давно метят на эти земли. Но это же эльфы, не могут просто прийти и что-то сделать. Им надо подкинуть гадость, чтобы в итоге всё поперемёрло. Знал я одну эльфийку…
— Довольно пудрить мне мозги! Где проклятая девчонка? — рявкнула Хозяйка.
— Проклятая девчонка?.. — парень нервно захихикал. — Должно быть, вы про Эсту? Она при смерти, не стоит…
Вера грубо оттолкнула его и зашла в хижину. Никого. Но одна дверь плотно закрыта.
С пугающим скрипом раскрыв её, разгневанная Вера ворвалась в комнату. Первое, что она увидела — ухмыляющееся лицо девочки, развалившейся на кушетке. Она была тяжело ранена, но казалось, будто это она тяжело ранила кого-то. А, ну конечно. Именно это она и сделала.
— Ты думаешь, что победила, да? — вкрадчиво прошептала Вера. Она слышала как «крадётся» за спиной подруга охотницы, наверняка приготовив сковороду. — Но ты глубоко ошибаешься, — отбросив магическим жестом подругу, Вера приложила пальцы к обожжённой шее.
***
Следующей ночью должно было появиться на свет Дитя Леса. Вере нужно было хорошо отдохнуть. Она истратила столько сил на большие проблемы, которые можно было не допустить, поборов маленькие слабости. Нет, люди всё же ужасные создания!
Вера укуталась в одеяле и прикрыла глаза, даже не завершив мелкие ежедневные дела. В жизни любой Хозяйки не может быть события важнее, чем Ночь Рождения. Из-за неправильного ритуала может не произойти следующего цикла! Если новым богам и удастся усыпить Эклипсу в одиночку, некому будет создавать жизнь и настанет Конец Времён.
Вера затряслась.
«Ничего», — утешала она себя. — «Самые неумелые и слабые Хозяйки справлялись с этим, я же вхожу в число долгожительниц. Всё будет идеально».
Встретить новорождённую Хозяйку считалось самым сложным из всей подготовки. Передавать все знания и умения не обязательно — ученица всегда сможет познать тонкое искусство владения Лесом, изучая книги и инструкции самых мудрых и могущественных Хозяек. Вера хотела научить ещё не родившуюся дочь всему, что могла сама. Отнюдь не из любви к детям или заботе о следующей Утопии. Вера страстно мечтала войти в число великих.
Она ожидала, что путь будет труден и неприятен, но сложности у неё появились в самом начале. Создавать Дары было страшным мучением: тысячи раз перечитывать пророчество, тщательно продумывать предмет под каждую из ста строчек, искать материалы… Это было ужасно.
Вера запаниковала, когда к ней пришло пророчество. Она думала, что скоро придёт конец ей и Лесу. Однако почти три века она создавала Дары, нервно ожидая видения о рождении Дитя.
«Сейчас мне нужно отдохнуть», — Вера смогла отвлечься от мыслей и размышлений.
Она спала всё время до назначенного часа. Ей ничего не снилось.
Вера проснулась потому что ей нужно было проснуться. Тут же, не переодевшись, пошла. Неспешно, как и предписывалась книгами с ритуалами.
Из Чащобы, сердца леса, Веру что-то звало. «Должно быть, колыбельная. Сейчас Лес поёт ей колыбельную, а потом буду петь я», — эта мысль вызвала смешанные чувства у Веры.
Когда вокруг сгустилась кромешная тьма, а колыбельная звучала громко и отчётливо, перед Верой открылась поляна, состоящая из темноты и зелёного свечения.
Вера вышла в центр, опустилась на колени и начала подпевать. При этом очень важно нежно звать её руками. Нельзя забирать у Духа Леса его дитя, но не стоит и ждать, что оно придёт само.
Внезапно поднялся страшный ветер, что-то бешено закрутилось вокруг Веры, но она продолжала. Чем дальше это продолжалось, тем громче выл ветер, тем быстрее крутились силы, тем страшнее было Вере.
Сначала ей стало тревожно от всех этих звуков, а потом она начала паниковать: ошиблась? Тогда из-за её оплошности погибнет Утопия, и она станет самой худшей Хозяйкой, пусть оценивать её будет некому! С трудом сдерживая слёзы, она продолжала.
Постепенно силы успокаивались, а ветер стихал. Снова зазвучала колыбельная, только теперь она вторила Вере. Когда они запели в унисон в руках Веры, всё ещё зовущих Дитя, создавался зелёный шар. Совсем крошечный, размером с горошину. Из сил, что кружились вокруг Веры, туда полилась энергия, и она наматывалась, словно пряжи. И горошина превращалась в маленький мячик, потом больше, больше и больше, размером с человеческую голову, с огромный арбуз, потом она начала как бы растекаться и приобретать младенческие очертания. Движения Веры становились всё медленнее, песня всё тише. Она умолкла и остановилась. В руках её появился настоящий младенец.
Пару секунд Вера просто смотрела на него, то есть, на неё, будто не понимая, что это такое. Когда ребёнок закричал, Веру осенило. Она прижала малышку к груди, всё ещё находясь в замешательстве. На дрожащих ногах Хозяйка поклонилась и побрела домой.
Только уложив девочку спать, Вера смогла полностью осмыслить происходящее. У неё было такое состояние, будто только что кто-то умер, а не родился. Кроме того, она так и не поняла, правильно ли всё сделала.
Она ничего не чувствовала, глядя на дочь. Вера не ожидала от себя неземной любви или материнского чувства, но до этого мысль о наследнице трогала её честолюбие. Сейчас внутри была непонятная угнетающая пустота.
========== Глава 9 ==========
— Ужасно, просто ужасно! — плакала Лина. — Вся моя жизнь идёт под откос! Из-за тебя!
На Эсту был направлен безжалостный указательный палец. Охотница смерила её усталым взглядом.
— Ну извини, что я не такая, как тебе нужно, — пожала плечами она, уже привыкнув к боли. Вообще-то, раны на ней уже затягивались, где там эти несколько месяцев, о которых говорил Ройс?
— Извини, что я не такая, как тебе нужно, — язвительно передразнила Лина. — И морда такая презрительная. Ты знаешь, как себя ведут, когда извиняются?
— Нет, не знаю. Я извиняюсь как могу, что мне ещё сделать? — Эста беспомощно развела руками. Впрочем, в её жесте было немало возмущения. Наверное, это лишнее, но что делать, если Лина и слушать её не хочет?
— Быть нормальным разумным существом! Ты хоть представляешь, сколько всего ты разрушила своей дурацкой выходкой?
— В том-то и дело, что не представляю! Ты ничего не говоришь толком. Только что я плохая. Что я разрушила-то?
Лина некоторое время колебалась.
— Видишь ли… — наконец решилась она. Её голос стал тихим, а интонации как бы напуганными. — Видишь ли, Ройс думал, что если ты удачно поступишь в племя — в чём мы не сомневались — то ты очень скоро станешь отличной охотницей, и через год-два тебя уже назначат на какую-нибудь должность. А племя давно посматривает на эти земли, и наверняка бы захватило их с твоей помощью. И когда они бы их захватили… Я бы тоже вступила туда как-нибудь… и…и…и мы могли бы пожениться…
Она густо покраснела и опустила глаза.
— Что-о?! — протянула Эста в ярости. — Да вы просто хотели воспользоваться мной! Это первое. Второе — что за идиотский план?! Ты серьёзно в это веришь? Ройс бы ни за что на тебе не женился! — Эста выпалила это сгоряча, но, увидев, как заблестели глаза Лины, добавила: — Я хотела сказать, он ни на ком бы не женился! Дело не в тебе…
— Почему? — дрожащим голосом спросила Лина. Она не пыталась скрыть слёзы. — Он так сильно любит меня…
— Ничего он тебя не любит! Он никого не любит! Он просто использует тебя. Я уверена, у него ещё миллион таких как ты…
Лина опустилась на пол, закрыв лицо руками. Эста бессильно вздохнула.
— Он недостоин тебя, вот что я хочу тебе сказать! — выкрикнула она в надежде, что Лина поймёт правильно хоть что-то. — Наверное, тебе кажется, что это какая-то неземная любовь, но это совсем не так! Ты найдёшь ещё кучу мужчин лучше него, а он просто глупый и жестокий дурак! Не трать своё время, не делай себе больно…
— Сейчас единственный, кто делает мне больно — это ты! — Лина с трудом выговаривала слова. Она выбежала, хлопнув дверью.
«Ну вот», — подумала Эста. — «Опять я всё порчу. Но ведь она не права! Не слышит ни единого моего слова. Я же совсем не хочу её обидеть, просто пытаюсь сделать как лучше. Нужно поговорить с Ройсом. Конечно, разговоры бессмысленны… кто сказал, что дело должно ими ограничиться?»
До вечера Лина и Эста так и не помирились, и даже не разговаривали. Эста провела день в уже обычной для неё скуке, из новых ощущений только постоянно болевший шрам от колдуньи. Лина, вероятно, готовила еду и убирала к приходу ученицы Ройса.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.