Ультранормальность

Здравствуйте, искренне хочу поблагодарить Вас за творческий труд. Великолепный слог, прекрасная конструкция произведений. Никогда не доводилось встречать подобное изложение мыслей. За столько лет — это словно глоток свежего воздуха. В пучине стремительной деградации — это надежда и месседж. Искренне благодарю. Не останавливайтесь на достигнутом, это не просто произведения — это источник силы и вдохновения для движения.

Добрый вечер, уважаемый автор. Я пишу это письмо, прекрасно осознавая, что оно никогда не будет прочитано, в тоже время понимаю — это последний шанс. Хотелось бы поблагодарить Вас за творчество, которым радовали на протяжении нескольких лет. Это действительно качественный и серьезный труд интеллектуально безбедного человека. Хороший слог и конструкции, темы раскрыты, вопросы актуальны, чувства после прочтения противоречивы, однако, философские рассуждения героев заставляют по иному взглянуть в глаза современной действительности. Я искренне рад, что где-то есть человек чрезвычайно талантливый, и, что более важно, является современником и говорит на родном языке. И вполне возможно этот человек определит завтрашний день, поскольку взгляд его устремлен далеко сквозь десятилетия.

Любопытно, что за необходимым для нового дела инструментом он спускается всё глубже вниз, по хронологической лесенке. Оставив в свое время за полной освоенностью набоковские и саше-соколовские синтаксические вольности, в «Дяде Ване» Дубовицкий неожиданно обратился к опыту советских писателей-фрейдистов, которых почему-то полагали юмористами: Олеши и Зощенки. А в «Ультранормальности» добрался уже и до футуристов — но не по прямой линии Хлебникова и Маяковского, а по кривой словесного иезуита Алексея Кручёных. «Ультранормальность» — чистый «дыр бул щыл убещур»; стихотворение это совершенно не зря умные люди называли «дырой в будущее». Столь же неглупая Зинаида Гиппиус полагала пророчеством того, «что случилось с Россией». Между тем, роман «Ультранормальность» как раз футурологичен, описывает политическую и бытовую реальность 2024 года, да и написан (усомнимся в авторской датировке), надо полагать, к столетию, плюс-минус, рождения крученыховского шедевра, и всего, что он породил в 1917-м…

Продукт совершенно не равен концепции, более того, совершенно непонятно, зачем вообще нужны сложные концепции, если их результатом становится политический продукт такого качества, как показан в романе. Зачем нужно психолингвистическое программирование, если в итоге партия все равно освоит любой выделенный бюджет, по центральной площади страны бегают неоязычники в волчьих шкурах, со сцены с обличительными речами выступает бывшая проститутка, а кандидат от силовиков просто пытается перекрыть оппонентам весь кислород?

Такова Россия Натана Дубовицкого. Читая об этом пестром политическом и бытовом пейзаже, где некому сочувствовать и где «никого не жалко», понимаешь, почему Сурков никогда не признается в том, что он — Дубовицкий. Потому что, если автор романа работает помощником президента, то это означает только одно: Россия из окон Кремля выглядит именно так. Немытой, нечесаной и взбесившейся субстанцией, у которой нет будущего, если её вовремя не перекодировать с помощью «альтернативного языка»