Бесплатный фрагмент - Ультрафиолетовые цветы, или Пять причин для самоубийства

Ультрафиолетовые цветы или пять причин для самоубийства.

Бартоломью Рэй.

В этой жизни я был художником. Хотя почти все мои картины — не очень. Ну, одна картина все-таки стоящая. «Мысли громко кричат». Это автопортрет, по сути. Я нарисовал голову, верхняя часть которой была в огне и руки, сжимающие уши. Лицо исказилось, словно очень громкий звук где-то рядом.

Сейчас сижу на перилах и болтаю ногами, как первоклассник на скамейке. Туда-сюда. Я хочу закончить мыслить. Полететь вниз, последние секунды закидываясь адреналином по полной, и….тишина… тишина-а… Какие люди шумные. Мы не можем даже дышать так, чтобы этого не было слышно. Столько лишних слов, столько лишних движений, столько децибел…

Я не призываю никого умирать, нет. Наоборот, я желаю вам того, чему так и не научился. Это банально звучало и будет звучать на всех языках во все времена, пока Человек сохраняет мнимую человечность: Жить и Любить.

Может быть этот пост хоть кого-то заставит заткнуться на минуту и просто… помолчать. Остановить поток сознания и посмотреть на звезды.

#bartrayneverdies

* * *

Воскресное утро. Пару тысяч лет назад Иисус воскрес. Восстал из мёртвых. На часах двенадцать дня, а я не могу встать с кровати. Да и незачем. С работы уволился, не хочу вдаваться в подробности, естественно всё крутится вокруг денег. Мой босс прибрал к рукам лишнюю сотню баксов, для него это мусор. А для меня это целую неделю есть ужин. Чертовы деньги, деньги — грязь, они мне не нужны. Но они нужны для того, чтобы я мог жить. К сожалению. Вы представляете? Для того, чтобы просто существовать, для того чтобы ходить по земле и думать, я должен иметь эти бумажки. Но в последнее время мне кажется, что это они имеют меня, да-да.

Краткая сводка обо мне на сегодня: 30 лет, холост, не хочу детей. Главное никому не говорить, что я не хочу детей. Подвесят за то, что отличает мужчину от женщины, честное слово.

«Ты что, ненормальный?!»

«Да как ты можешь, это же будут ТВОИ дети!»

«Не поймёшь, пока отцом не станешь!» — восклицают окружающие меня. Если бы они знали, что у меня в голове, если бы они познали самую крупицу хаоса, которая есть мой разум, они бы никогда не «завели» детей. Да, с кавычками, потому что «завести ребенка» по контексту как «завести собаку». А, извините, собака и ребенок — немного разные темы. Это не покормил, выгулял, кинул кость и прикрикнул: «Сидеть!». Собака требует внимания, заботы, нежности, воспитания и максимальной передачи жизненного опыта в доступной форме. Шучу. Вы, наверное, поняли, я про ребенка. Я не могу дать ему всего себя, потому что я не знаю кто «Я». Не понимаю своего существования, не понимаю своей сущности и своего предназначения. И я — отец? Отец должен быть непоколебимой скалой защиты, средоточием любви и понимания. Он знает. А что, вы спросите? А ВСЁ. Все, что ему нужно, всё, что нужно ребенку, всё, что нужно для его развития, всё, что нужно сказать. А я ничего не знаю.

«Холодное утро ноября, укутаюсь получше в шарф. Надо покурить… Вредно, но ничего не могу поделать, мне нравится. Просто нравится. Почему я должен не делать этого? Потому что могу заболеть раком? Мне как-то всё равно. Не привык планировать на годы вперед. Вижу себя в ближайшем будущем, и всё. Зайду куплю кофе».

Только мужчина собрался было сделать первый глоток, как мимо пронеслась зареванная девушка и задела его плечом. Кофе наполовину выплеснулся, он по полной выматерился. «Мне так плевать на их слёзы… Когда-то я был в отношениях, вот та любила закатывать истерики, концерты, да так, что сам Бродвейский Театр оценил бы. Я только начинал рисовать, мне нужны были модели, в основном, конечно, девушки. Женское тело более… совершенно что ли. Более рисуемо, грациозно. Я рисовал и мужчин, но как, говорил дедушка Фрейд, разумеется, во всём лежит сексуальный подтекст, и меня больше вдохновляют женщины. Моя половинка не давала мне их рисовать. Визжала, орала, ревела, что не хочет, чтобы я этим занимался, не хочет, чтобы я «глазел» на других и так далее. Представляете? А ведь это единственное, что я умею. Я не могу танцевать, не могу делать супервыгодные коммерческие сделки, создать оружие, изобрести новый вид топлива. Всё, что я делаю — это передаю свое видение мира, пропуская через мир внутренний, посредством визуальных приемов, красок. Я что-то вроде Рассказчика. Барт рождён для этого. А она не хочет, чтобы я это делал. Не буду делать то, что делаю почти совершенно, тогда, наверное, покончу с собой. Ну а для чего жить? Если ничего не создаю. Отношения — это всегда оковы. Вы будете себя ограничивать во всём, делать то, чего не хочется, а то, что хочется — не делать. Например, ваш молодой человек приходит поздно вечером с работы, вы его встречаете, готовите ужин, мое посуду. А ваши подруги весело проводят время после 00:00 PM в каком-нибудь чертовски веселом заведении. Только не говорите, что вам не хочется к ним. Но вы убеждаете себя, что это неправильно, что ваш парень-то работает, и ему некогда развлекаться по ночам. Некрасиво будет, как-то.

Художник не спеша идет по мосту, ледяной ветер треплет волосы. «Сыро. Высокий, этот мост. Внизу река шумит, так мощно и гулко. Где там сигарета…»

Всё-таки, люди не все идиоты. Придумал же кто-то курить! Как это произошло? Какой-то умник решил попробовать что-нибудь новенькое и стал жечь все растения подряд, прежде чем нашел табак? Как он вообще додумался до этого? Сидел такой и решил: «А что если положить щепотку вот этой травки в трубочку и втянуть дым?»

«А будет офиге-енно. Внимание, тело! Поставка порции отличного никотина, а также сотен микроэлементов, убивающих тебя!» Ветер дует настолько сильно, что сдувает сигарету, она начинает тлеть быстрее. «Тоже покурить хочет. Что насчет встречи с картинным магнатом?. Он любит молодых и не сильно известных, не избалованных художников. Стефан Кромсвольд. Швед или немец, но мне пофиг, я не националист и не расист. Вот скажите, НУ КАКАЯ РАЗНИЦА, в каком месте планеты родился он? И КАКАЯ РАЗНИЦА какого цвета кожа, лишь бы не чёрный. Шучу. Это абсолютнейший антигуманнейший идиотизм, не любить людей по признаку цвета кожи. Ладно просто людей не любить, это понятно. Кстати, вот скажите, кто самый известный и лучший баскетболист? Майкл Джордан? Или Коби Брайант? А боксёр? Майк Тайсон? Или Мохаммед Али? А самый быстрый человек мира? Усэйн Болт? Что этих ребят объединяет? Правильно. Они чернокожие. Вы понимаете, к чему я? Эти парни действительно сильные, они показывают истинные физические возможности человека. А не те, кто вдесятером с битами и цепями избивают какого-нибудь бедного ниггу в подворотне.

Ладно, что-то я тут разговорился сам с собой, хех… Мне пора на встречу.

Художник быстрым шагом пошел вдоль моста. На нем длинное тёмное, серо-дымчатое пальто, черные джинсы и высокие черные ботинки.

«Вполне по-деловому. Внимание, знатоки, вопрос!

Что отличает мужчину с хорошим вкусом от мужчины с плохим? Тик-так.

Ответ: ботинки и часы. Вы можете носить какие угодно драные джинсы и ужасную футболку с бессодержательными надписями, но если у вас хорошие часы и обувь, это вкус…»

Подойдя к названному месту, осматривает его:

«Это полузаброшенное с отваливающейся облицовкой здание раньше принадлежало виноделу, во дворе несколько складов, погребов. Идеально. Лофт, так сказать. Современная архитектурная тенденция уводит от лоска, напыщенности и дороговизны. Простота, лаконичность, индустриальные нотки — вот это. Нашли старый ржавый вентилятор? Отлично, подойдет как предмет интерьера. Можно лампу в него вставить, оригинально. О, а что за здоровенная труба? Будет вместо вешалки».

Услышав сзади шаги, оборачивается и видит мужчину лет пятидесяти пяти, высокий, толстоватый, тёмно-коричневые усы и густые седеющие брови.

Он застенчиво улыбается, и очень сильно картавя, говорит:

— Мистерр Ррэй?

— Рэй. А вы Кромсвольд?

— Да, да! Крромсвольд. Не стойте на улице, сегодня ветерр пятнадцать метрров в секунду, прромозглый до жути!»

«Боже, как он картавит. Такого „рр“ я еще не слышал».

— Спасибо.

Они проходят по железной лестнице, в здании два этажа. Лестница скрипит, гремит под сравнительно небольшим весом. Заходят в офис, где старые кожаные диваны, разинув гигантские рваные рты, очень ненавязчиво зовут прилечь.

«Я жду, когда мне предложат хотя бы сесть. Художник, как никак, интеллигент, черт бы меня побрал».

— Садитесь, мистерр Рэй. Перрейдём срразу к делу. Я видел несколько ваших карртин. Они заслуживают отдельного места в моей галеррее. Как вы могли заметить, я сейчас занимаюсь перреездом, расширрением, так сказать. Поэтому я надеюсь на вашу помощь.

Так как у Бартоломью больше нет вариантов, то, естественно, он отвечает:

— Конечно, мистер Кромсвольд. Я к вашим услугам, чем могу помочь?

Он сам нашел Рэя. Три его картины были выставлены на продажу через интернет-сайт.

«Эфемерный» — ростовой портрет человека, чье тело наполовину прозрачно, левая часть начинает исчезать, и сквозь нее виден тусклый свет от фонаря. Вечер, сумерки, в небе несколько звезд. Акварель.

«Помнишь?» — портрет старика, выполнен простым карандашом, который сидит в инвалидном кресле и смотрит на фотографию, где он молод, с девушкой, им лет по двадцать. Сверху над стариком такое облако воспоминаний, где они цветными карандашами нарисованы обнимающимися.

«Окно Бога» — это городской пейзаж, в середине чёрно-синяя река, на берегу стоит готическое здание, наверху ужасающие горгульи, небо заполонено черными клубящимися тучами, в правой части небольшой просвет, где яркое солнце продирается сквозь всю эту толщу, пробивая своими лучами дорогу.

Бартоломью размышлял как-то насчет своих картин: «Нет, у меня не все такое пессимистическое, хотя постойте, вру… Всё. Но я совсем не пессимист, это только поверхностно, я дышу тьмой, понимаете? Я с ней подружился и… Она подарила мне способность видеть сквозь неё. Там, где другие ничего не замечают, кроме бесконечной темноты, я вижу бесконечную красоту, хотя это и пугает. Никто вам не говорил, что будет легко, а если говорил, то врал. Хэппи-энды только в фильмах, к сожалению».

Так вот, Стефан Кромсвольд владелец строительной фирмы с оригинальным названием «Молоток Кромсвольда» и по совместительству ценитель прекрасного, также владелец целого этажа в Национальной Галерее Искусств. Там он собирает картины, которые ему нравятся, которые выкупает за копейки у стариков, или за огромные деньги на аукционах. У него своё видение, и, по праву, его можно считать «мыслящим». Добился всего сам, ему не помогал ни папа, ни дядя. Только острый всепоглощающий ум — его оружие. Пускай и выглядит как дурак. «Я ведь зарегистрировался на его сайте, где выставил на продажу картины. Написал, что цена договорная, потому что не знаю, сколько. Не могу перевести то, что создаю в денежный эквивалент. Через четыре дня со мной связался Стефан и вот, я сижу в его офисе».

— Мистерр Ррэй, дело в том, что я накупил достаточно много карртин, и они не помещаются в Национальной Галеррее. А выкупить еще один этаж они мне не позволяют, это ведь достояние стрраны, наррода. Боятся, что я в итоге завладею всем зданием, снесу его и постррою какой-нибудь небоскрёб, хе-хе-хе, прредставляете? Небоскррёб! Хе-хе-хе.

«Еще одно РР или ХЕ-ХЕ и я засуну тебя в грёбаный диван!» — думал Барт, но сказал:

— Какой бред. Зачем вам сносить Национальную Галерею? Если не можете её купить, вы можете её построить.

— Именно, Бартоломью, И-М-Е-Н-Н-О! Вы прравильно мыслите, мне это нрравится. Я так и подумал, я прросто сделаю свою галеррею, и назову её…

«Только не Кисть Кромсвольда»

— …Кисть Крромсвольда!

Барт мысленно сделал фэйспалм.

— Очень оригинально, в вашем стиле.

— Я действительно сделаю свою галеррею. И я хочу, чтобы она была неповторримой. — в его голосе прозвучали стальные нотки, взгляд стал устремленным и прищуренным.- Ваши карртины показались мне достойными, поэтому я осмелился снять их с прродажи, уж прростите что хозяйничаю.

— Ничего страшного, мне ведь только лучше.

— Да, конечно же. В общем, я хочу в крратчайшие срроки здесь все обустрроить, и мне нужно, чтобы вы, с командой лучших граффитчиков-райтеров, расписали стены как снарружи галерреи так и внутрри.

— Хорошее предложение, я только «за».

— Это еще не всё, — Стефан Кромсвольд немного мялся, затем приподнялся, опираясь на подлокотник дивана, и вкрадчиво сказал, — Я хочу, чтобы вы были только моим художником, — и натянуто улыбнулся.

«Твою мать! Он гей! Ну что за чёрт! Так и знал, что есть подвох… Ну почему в это мире всё через жопу?» Видимо, бурный негодующий поток мыслей очень явно отразился на его лице, что заметил бизнесмен.

— О нет, Барртоломью, вы не думайте, я не в этом смысле! Как-то непрравильно вырразился, я хочу, чтобы вы работали на меня, и все ваши написанные и пока не написанные картины прринадлежали мне!

«Фуух. Ну ладно, всё-таки пронесло», — художник вздохнул с облегчением.

— Вы заставили меня поволноваться, но я рад, что эти волнения оказались безосновательными. Я, в принципе, согласен, но только давайте сначала приработаемся.

— Замечательно, мистерр Ррэй! Замечательно! — воскликнул владелец крупной компании «Молоток Кромсвольда» и, схватив руку собеседника, сжал, и тряс, наверное, полминуты.

* * *

Дневник Б. Р.

В целом я не был аутсайдером, но и звездой тоже не был. Абсолютно обычный, с виду. Отдельный момент — у меня отличная память. Я помню много неожиданного. Есть воспоминание, когда мне было два года. Мы праздновали мой день рождения, и дядя подарил мне игрушку — большую красную машину, которая ездила САМА, у неё открывались дверки, откуда выглядывали копы и багажник, откуда показывался вертолёт. В общем, мечта любого мальчика любого возраста, это действительно крутой подарок. И да, потом мой брат разобрал её, ему хотелось посмотреть, как же она работает. Достал моторчик, подключил его к батарейкам и позвал меня, гордый такой, мол, смотри какой я молодец… Слёз было-о… Позже детский сад. Вернее сады. Мы переезжали часто, и я постоянно был новеньким. А вы знаете, как относятся к новеньким. Либо с пристальным вниманием, либо вообще без, либо с интересом, либо вообще без. И я был вот постоянно на какой-то крайности, вашу мать, просто дайте мне вон того маленького робота, я хочу поиграть, прекратите пялиться, пре-кра-ти-те! Мне было семь, и у нас был кот. Пушистый такой, забавный. Часто его тискал, и он терпел, не кусался. И как-то пропал на несколько дней. Но это вроде нормально, коты ж загуливают. Вот и мой загулял. Так я думал, пока не нашел его голову, кишащую червями, в кустах. В соседних кустах оказался извергнутым мой ужин. Соседский пёс, видимо, поймал беднягу. Здоровенная собака, пасть огромная, туда бы моя голова влезла, не то, что кошачья. Школа. Начальная была скучной. Начиная со средней, я даже иногда хулиганил с одноклассником Бобом. Мы не были друзьями, просто нас как-то сблизило одно дело. Однажды мы подкинули совсем не слабую дозу слабительного в ланч одному задире, который доставал нас. И вот, на уроке физкультуры этот придурок почуял неладное. Он побежал в туалет, но Барт-то не дурак. Я предварительно запер туалет изнутри и спустился по трубе вниз, подумаешь, второй этаж. Конечно же тот идиот даже не додумался уж на крайний случай забежать в женский. Это ведь не по-мужски, пацаны засмеют. Итог: наложил прям под лестницей, где его засекла уборщица. Представляете картину? Хотя, лучше не представляйте. Она выходит из своей каморки со шваброй, а там…

А теперь вопрос, знатоки! Как вы думаете, какое было прозвище у него после этого?

ЗАСРАНЕЦ. И так на всю жизнь. И не поспоришь ведь.

В старшей школе я уже плотно занялся рисованием, и мне вообще на всех пофиг было. Как и всем на меня. Я общался с одной девчонкой, Роуз. Она странная была, долбанутая слегка. Но мне это и нравилось. Зачем стандартные люди? Зачем нормальные люди? Это ведь скучно. Без своих особенностей, странностей мы совсем обычные. И желания у всех обычные, планы. Дети там, семья, дом. Я не говорю, что это плохо. Просто не стоит здесь останавливаться. Можно ездить всем вместе куда-то, можно развиваться, учиться новому, радоваться жизни, вместе творить что-то.

Я понял одну вещь. Для того чтобы быть хорошим человеком — достаточно просто не быть уродом моральным. Не обязательно тратить миллионы на благотворительность (хотя те, у кого они есть, пусть тратят), все эти нравоучения, нравственность, мораль… Ты просто не делай никому плохо. Ну иногда случается, ну извинился, ты ведь не хотел. А вот если хотел, то тут уже другое дело. Не будь говном.

В общем, мы с Роуз общались, иногда гуляли. Она тоже художница, у нее хорошо получалось. Творчески наши взгляды совпадали, было достаточно точек соприкосновения. Хотя я вообще не прикасался. А был не против. Но она вышла замуж за богача, который годится ей в отцы. Богач неплохой, она живет и радуется. Как-то утрированно. Хэппи энд? Посмотрим лет через «…дцать»…