Бесплатный фрагмент - Туманы, Слякоть, Кровь

1. Весна-весна, как воздух чист

Неба уже третий день не видать: туман заполонил

просторы степей. Снег никак не потает: то

заморозки вдарят, то оттпель замаячит. Дорогу

развезло — ни пройти, ни проехать…

И всё же людской силуэт замаячил вдали.

Высокий он был, как тополь, что стоял один

посередь поля; одет он был в плащ-палатку

и резиновые сапоги и хлюпал он по дороге,

усталый, — еле припоминая куда. Была за спиною

его сумка спортивная-дембельская, в пакет

пластмассовый завёрнутая, (чтоб не вымокла)

невисть чем набитая.

Лицо его украшал шрам, зияющий сквозь годовую

щетину, усталые глаза прожекторами озирались

по полю, глядели на высокий одинокий тополь,

на снег, на грязь…

Птиц не слыхать, зверей не слыхать, людей не

слыхать — ничего кроме его шагов не слыхать.

И звучат его шаги ровно, будто метроном, что

отбивает минуту молчания…

2. Хорошее место

Вдалеке виднелся домик, из которого в густой

туман исходил свет. На свету этом было видно, как

чёрный, сгорбленный силуэт глядит на дорогу.

Человек в плащ-палатке подошёл к двери и

несколько раз стукнул:

Тук.

Тук.

Тук.

Из-за двери показался старик, один глаз у которого

был прикрыт, а второй раскрыт до того широко,

что казалось будто это старый ястреб на тебя

глядит. И впрямь: седая борода его напоминала

поредевшие перья, лысая голова — макушку, а нос —

побитый временем клюв.

— Чего табе нада? — хрипит он старческим голосом.

— Далеко до станции? — отвечает ему

отчуждённо мужик.

— До станцяи? Две песни спел — ужо тама. А ты шо

за грибник такой? Я всех грибников в округе знаю,

а табе — ткнул он пальцем мужику в плечо — не знаю.

— Я?.. А ты шо за дед?

— Я? Матвеич, лесничий местный.

Мужик смутился, когда услышал это отчество,

но не смог вспомнить что за «Матвеича» он

встречал раньше. Чёрт… Стоило ли вообще

тогда смущаться?..

— Какой же ты лесничий, — продолжил он — если тут

кругом одно поле? Вон, — кинул мужик рукавом

плащ-палатки в сторону тополя — только этот

сорняк вон там стоит.

— А такой. Тут раньшо лес был, а щас его порубили…

Годов пять назад! Вот тут всё и поросло бурьяном,

никто ж` не смотрит! Всё одному Матвей'чу надо —

траву прорви, воров прогони…

— Ты ещё и сторож?

— Да я тут и пловец, и певец, и в дудку

пердец! Хе-хы!..

— А дудка… Тьфу, а ружьё у тебя есть?

— Само собою.

— Продашь?

— Мильён! — сказал он, открыв второй глаз так

широко, как он только открывался.

— А обменяешь?

— А шо у табе есть?

— Ну… Калаш разобранный. Соберёшь?

— Ага! Щас! А патроны к нему я где возьму?

— Ну… Макарыч есть.

— А как я табе медведя с этой пистюлечки

застрелю?

— Какие тут нахрен медведи, в Самарской области? — возмутился мужик.

— А такие!

— У Макара проникающая способность выше чем

у ружья, ты им хоть кита хлопнуть сможешь при

желании и умении…

— А патроны где брать? И кита где брать?

— Хм… И правда…

— А что ж` ты мне предложишь? — чуток нагло

спросил дед.

— Ножиков раскладных…

— Китаёзавских? Да за руж'о?

— Ну тогда вот тебе… Щас… Погоди… — забрался

мужик под плащ-палатку и стал там чем-то

шибуршать — Мильён! — выхватил он токарева,

щёлкнул курком и захохотал.

Дед перепугался, жалобно заговорил:

— Ой! Пошто? Зашто? Кому Матвеич чё

плохого сдел..?

— …хе-хе-е! Поверил? Скинь цену, вот я к чему. —

только сейчас Дед увидел, что палец Незнакомца

был не на спуске, а на затворной раме.

— Тыщи…

А мужик потянулся снова в карман, снова

начал там шибуршать… И достал из кармана

стодолларовые купюры, которые вручил старику.

— Ох! Эт` сколько ж` тут?

— Бери, да только распоряжайся грамотно. Не

нажирайся, как г'рится, а то я знаю вас, лесничих,

можете, блин, нажраться… И давай ружьё.

— Ой! Мялок, да спасиб` табе! — полез дед за ружьём

— А патрончиков не надо?

— Себе оставь, пригодятся ещё. Я тебе потом новое

ружьё приволоку: помповое, мощное… Всех

медведей в Самаре постреляешь!

— Ох! Да-а они у нас, все медведи, у зоопарки, а

это я так, старый дурак, цену сябе набивал! А это…

— оглянулся старик зрячим глазом по округе

— Где ж` подвох?

Подвох, зараза, был, но деда мужику не хотелось

огорчать, потому он сказал:

— Нету подвоха, но есть желание побыть

тимуровцем. Тяжко небось в этой дыре живётся?

— Да ну! Место хорошее, кто б` что не говорил.

Единственное — за провиянтом в деревню

ходить нужно, но это ещё терпимо… А сам-то

ты, сынок, как?…

— Да небо копчу…

— И что ж` оно? Коптится?

— Да… — бросил он рукав плащ-палатки в

сторону поля и уставил глаза в небо — Вон

как всё закоптил…

3. Станция

Небеса покрыты облаками, поля покрыты

снегом, снег — туманом, в тумане виднеются

деревца, покрытые льдом… Мужик прячет нос

под плащ-палатку, идёт одной рукой придерживая

сумку, другой — мотая по ветру.

Хлюпает под ногами прошлогодний снег, деревца

стоят чёрными силуэтами в тумане, тернии

раскинули ввысь… А в далеке виднеется улица,

с мокрой шиферной крыши льётся потоками

вода, бредёт куда-то дворник. Простуженным

кажется всё каким-то.

Сторож на станции скучает, в руках кружка с

чем-то горячим паром исходит…

Смурной день, одним словом.

Хлюпает по просёлочной дороге мужик в плащпалатке в сторону железнодорожной станции,

дохлюпал, стучит в дверь каморки сторожа:

Тук.

Тук.

Тук.

Сторож открывает, поправляет очки, говорит:

— О! Не прошло и года! Где ж` ты был,

воин-интернационалист?

— Воевал-интернационализдил. Привет, старик.

Как калаш? Прочистил?

— Угу. А ты свои калаши-ножи-противотанковы`

ежи загнал?

— Нет…

— Говорил же, не станут эти привереды

подржавевшие волыны брать… И ножи у всех

в карманах есть.

— Ну, теперь зато уверены, что никто не будет. А

ты говорил: «У мя контакты, кому хош, шо хош

задвину, хоть говна шмоток…»

— Да не пер'жувай ты! Придумаем что-нибудь…

Кто ж` знал, что местные на этот склад армейский

нарвутся и спрос упадёт!

— Ладно, хрен с ними… А укорот как, нормалёк?

— Так точно! — сказал немолодой сторож, как по

буграм проехал — Машинка — щёлкнул он складным

прикладом — атас! Хотя ещё в бою не проверял…

И не дай бог проверить.

— Во. А то захотят эпизод из этих… Как их… Во!

Из вестронов повторить — поезд грабануть, и не

знаешь, что делать!

Сторож чуть ухмыльнулся.

— Эт` ты шутишь так? — спросил он, поправляя очки.

— Да кто ж` этих брито-пустоголовых знает? УАЗик

мой на месте, кстати?

— Так точно! — сказал он, вновь пропрыгав

голосом по буграм.

— А пёс?

— По станции погулять отпустил. Он вроде никого

съесть не должен — утро — станция пустая.

Мужик высунул нос из каморки, похлопал по ноге.

Из тумана вышел пёс: шерсть бурая, в пятнышках,

глаза чёрные, угольные.

«Ну, давай сюда лапу, заяц.» — говорит мужик

в плащ-палатке.

Пёс непонимающим взглядом смотрит на него.

На нос ему с крыши падает капля, и он начинает

трясти мордашкой, чтобы её смахнуть. «Давай,

заходи… Заяц.» — говорит мужик в плащ-палатке.

Пёс заходит неспеша, будто конь в стойла, мужик

за ним закрывает дверь.

Минует время… Слышится в каморке разговор:

— …ну я и решил, как тех кренделей обнёс, на

дно залечь. Думал в Воронеж податься, да

чего там делать? Да и к тому же, там рынок

этот настроен: можно по улице походить, на

торговца оружием нарвёшься. И непременно все —

прапорщики-афганцы…

— О как! А кто ж` тебе доложил о ситуации с

местным рынком? — спросил сторож, потягивая

чай из кружки.

— Так я там весь февраль и сидел…

— О-о-о… Да я слышал, Воронеж — город большой…

Там и на стуле-то посидеть бесплатно не дадут.

— Да был один крендель… Я ему с гопотой в его

дворе разобраться помог, он меня и приютил.

Он ведь сам служивый, без ноги остался. Его

все звали: «Одноногий Жора»

,он с палкой

вместо ноги ходил…

— И ты этих гопников… — провёл он большим

пальцем по горлу — Вж-жик, и все дела?

— Да не, что ты… Их стоило, конечно же, но я не

стал. Так, одному по роже треснул, другие тут же

испугались, за ножики взялись… Ну я их выбил,

в руках покрутил — и в сугроб. Они перепугались,

втопить думали — я их хлобысь — в тот же сугроб, и

давай рожи снегом им растирать!

— Хе-хе! Надолго, небось, запомнили, шельмы!

— Да, это уж точно… На всю жизнь.

— А что ж` дружбан твой?

— А что ж` он? — погладил мужик, уже без

плащ-палатки, пса по голове.

— С дому никто из егошних тебя да дружбана твоего

— указал он на собаку — не погнал?

— Да нет, нет у него «егошних»…

— И жены у него — нихт?

— Хм… Он вроде зарекнулся, что его баба с

войны не дождалась…

— У-у-у… И он её — провёл он большим пальцем по

горлу — вж-ж-жик, и все дела?

— Да не показывай на себе… Примета плохая. Я вон,

показал раз, и вот — указал он на шрам на щеке —

еле зашили, а то б» жратва изо рта выпадала.

— Ой… Тьфу-тьфу-тьфу! Так что ж` с женой-то

его? Вж-жик? — провёл он большим пальцем…

По воздуху.

— Да нет… Стоило, конечно же, но он, наверное,

не стал. Но вот чего он с ней сделал — история

умалчивает, да и он сам, тоже. Явно из его дома

она с пинка полетела… Хотя намекнул он, что

где-то она там — в стороне публичного дома.

— О! В Воронеже и такое есть?

— Да там чуть не каждый дом — публичный. Всё

сквозь дом слышно, всё видно… А чего не

слышно, не видно — передаёт сарафанное радио.

Прохожие — публика, вот и получается: каждый

дом — публичный.

— Да не я не в том смысле, я про… Ну, этот… Борд…

— А-а-а! А может баба его и там, кто ж` её знает. А

может и — указал он наверх — там. Кто ж` ЕГО знает?

Сторож на него посмотрел так, якобы

недопонимая…

А он сделал большим пальцем по воздуху

«вж-ж-жик» и захохотал.

4. Незнакомец

Снег кружится над ночным Воронежем,

хрустит под сапогами, светят ржаво-рыжим

фонари, небо чёрное-причёрное, кажется весь

чёрный-причёрный и бескрайний-прибескрайний

космос насупился над Воронежем, будто школьник

над задачей, и думает: «Как бы её решить?..».

Катятся по улицам машины, где-то в дали отдаётся

грохот, скрип, порой вой сирен.

А порой выстрелы…

Переулок. Стайка из шести ребят в спортформе

сидит на лавочках и ящиках у закрытой прачечной.

Мимо них проходит какой-то человек…

— Эй! Ты чёт` на местных не похож… Не похож,

пацаны, верно?

«Верно.» — гундят пятеро в унисон.

Неместный в ответ лишь натянул потуже перчатки.

— О-о-о, да у нас тут дерзкий мальчик! — зажужжал

голос откуда-то из-за спин — Мы таких любим,

пацаны, верно?

В ответ никто ни сказал ни слова.

— Ну ладно, — продолжил он — я один…

— Ой бл`

,идиот… — сказал «Главарь» стайки — Значит

так, уважаемый — обратился он к Незнакомцу — за

проход тут принято платить, усёк?..

Незнакомец развернулся, стал уходить…

— Э! Это чё, бл`, за неуважение?! Я не договорил,

а он уходит?! Ну-ка, лошара, слушай сюда! —

Главарь встал с насиженного ящика — Э! Я к тебе

обращаюсь! Чё, проблемы какие-то?!

Незнакомец резко развернулся, выкинул руку в

сторону стайки, прозвучал щелчок, за которым

последовал оглушительный хлопок, за которым

почти не слышно было лязга затворной рамы…

Голова Главаря лишилась одной шестой части.

Он упал замертво.

Послышалось шипение струйки крови, бежавшей

из его головы.

В темноте хрен разберёшь, но судя по характеру

повреждений — Незнакомец выкинул в сторону

головы главаря руку с токаревым. Больше

распространённых пистолетов под седьмой

калибр я не припоминаю… Маузер, разве что,

да и тот поди-найди…

Хотя какое безмозглым шестёркам дело, из чего

вышибли мозги их пахану?

Незнакомец нажал на кнопку сброса магазина,

вынул его, отвёл затвор, выложил себе в руку

патрон, вставил его в магазин, сунул магазин в

карман, спустил курок.

С нетепичной для обыкновенного бандюка

ловкостью и в разы быстрее, чем вы это прочли…

Пистолет он сунул в нечто вроде кобуры на поясе.

— Мандец вам, ублюдки. — прозвучала фраза из его

уст смертным приговором.

Пятеро человек, восемьдесят секунд

назад (семьдесят семь, если быть точным)

поддакивавших своему пахану вдруг потеряли

в уверенности…

Самый смелый из них, Гришка, выхватил складной

ножик, крикнул: «За Сашку порву, падла!» и

ринулся на Неместного.

Неместный отскочил от ножа, выпрямил Гришке

руку и вдарил снизу-вверх по локтю. Гришка

схватился за неё, начал кричать, ругаться, но долго

этого не продлилось: Незнакомец воткнул его нож

ему же в шею и крик сменился на хрип. Гришка

стоял пару секунд, но подсечка не позволила ему

пафосно упасть на колени, захлёбываясь кровью.

Он упал на спину.

Незнакомец оттолкнулся от земли правой ногой и

приземлился левой ногой на землю, а через миг —

правой… На… В голову Гришке.

Незнакомец окинул четверых гопников взглядом:

кто-то боится, кто-то злится…

Один из них схватился за дощечку, рванул на него

— он схватил его за руку, подтянул к себе и вдарил

по лицу, после чего вывернул руку, выхватил

оттуда дощечку и ткнул её верхней частью в лицо

другому нападавшему.

Следом на него ринулся третий — Незнакомец ткнул

в лицо и его, перехватился по-лучше и вдарил его

дощечкой по голове.

Оная треснула пополам, паренёк упал.

Второй нападавший, не успевший выковырять из

щёк щепки от той деревяшки, выхватил ножик.

Незнакомец, поймав его руку, вывернул её

на 270° против часовой, и согнувшемуся

рефлексивно гопнику сделал подножку*

,отчего

он завалился на бок. Момент — вторая голова

размазана по асфальту.

Четвёртый гопник же включился только сейчас —

в руках его была велосипедная цепь, от которой

Незнакомец увернулся, а в мгновенье и вовсе

схватил её левой рукой и накрутил на свою

перчатку. За неё же он подтянул паренька к себе и

вогнал кулак в его лицо.

Незнакомец замотал цепь на руке по-лучше,

треснул паренька по скуле и стал размазывать по

асфальту третью голову.

Храбрый же владелец дощечки привстал,

размахнулся и пнул Незнакомца в грудь.

Незнакомец отскочил от удара на спину,

стал отползать.

«Я! ТЕБЯ! ПАДЛУ!..» — кричал он, брызгаясь слюной

будто боксёрский пёс — «Н-НОГАМИ ЗАБЬЮ

НАХ!..» — его сбила с ног подсечка лежащего на

земле Незнакомца, который тут же бросился

на Боксёрского Пса с целью наискорейшего

усыпления бешеной особи, путём перорального

приёма велосипедной цепи, а после — башмака.

Иными словами, вдарил его несколько раз по

голове цепью, а после встал и добавил ещё одно

очко в счётчик разнесённых за сегодняшнюю

ночь голов.

Незнакомец окинул гопников взглядом, дополнил

ранее упомянутый счётчик ещё одним очком,

вызвав у второй жертвы дощечки обширные

черепно-мозговые травмы, обшарил карманы

работников ножа и топора и нашёл там…

Несколько стодолларовых купюр?!

(Примечание: Подножка — бросок в спортивной

борьбе, выполняемый за счёт того, что атакующий

ставит свою ногу сзади, сбоку или спереди ног

противника, образуя таким образом препятствие,

блокирует передвижение ног противника и

переносит центр тяжести противника через

подставленную ногу рывком или толчком.

Контратаковать данный приём без должной

подготовки и хорошей реакции затруднительно,

в отличии от той же подсечки. Несмотря на

эффективность, приём не очень зрелищный,

потому его редко показывают в фильмах, в

следствии чего широкой известности он не имеет.)

5. Ночь на станции

— …а что ж`

,боевые там, в Воронеже, братки?

— Не, ну они, конечно, боевые… Но в целом — от

местных почти не отличаются.

— Да?

— Ну да. Там район такой есть «Сектор Газа» — то ли

два, то ли три предприятия, считай, соседствуют

— один-в-один ваш стошестнадцатый километр.

Единственное, тамошние все с деревень, у них

головы чуть по-крепче…

Сторож сделал вид что недопонял, и очень,

хотя нет, и КРАЙНЕ недопонимающе посмотрел

на мужика.

— Ну, в смысле… Тугие они! С ними хрен

договоришься! Дураки одним словом! Вот!

— А-а-а! А я уж думал ты их того…

— Ну, не без этого. — сказал он, и захохотал.

— У-у-у… — протянул Сторож — Мнда, жестокое нынче

время. Хотя вот помню, у нас в Казани…

Сумерки легли на занесённые снегом поля. Вновь

образовался наст, вновь замёрзла вода, вновь