Третий Доктор, или Исповедь амазонки
(Поэма-хроника)
Предисловие
Эта книга — мой опыт жизни с момента, когда было объявлено о том, что у меня рак молочной железы, и до сего дня. Мои страхи, сомнения, отчаяние, привыкание, смирение. И вопросы: почему это произошло? почему со мной? Не так уж я и плоха, чтобы платить такой ценой. Лихорадочные попытки помочь себе без хирургического вмешательства. Принятие решения. Операция и реабилитационный период. И жизнь После… Совершенно другая, не похожая на жизнь До… И ответы. Мои ответы. Именно для моей жизни, сложившейся в уникальных (как и для каждого человека) обстоятельствах, предназначенных для осознания своего предназначения, своей роли, своего счастья, своего пути. Как герой «Алхимика», считаю, что ничего случайного с человеком не происходит. Как и он, я старалась учиться на ситуациях, учиться у людей, учиться у болезни. Чему? Правильно жить. Как правильно? Не причиняя вреда. И прежде всего, самой себе. Этот мой экзистенциальный опыт, возможно, покажется кому-то надуманным, несвоевременным — всё ещё может быть. Но я справляюсь именно так и не жалею об этом, как бы не разворачивались события дальше. Диагноз — ситуация типичная, но потом каждый идёт своим путём. И чем раньше человек поймёт, что самое важное в стратегии выздоровления — это его решения, его действия, его ответственность, его знание о себе, — тем лучше для него. Болезнь — это часть Пути к себе. («Возлюби болезнь свою» — у Синельникова). Бороться с ней — отвергать себя. Уж лучше рука об руку дальше. Такая позиция нашла отклик в моей душе. И я иду Своим путём, как понимаю, как могу.
Книга — это одновременно эмоциональный отклик на всё, что происходило не только со мной, но и с моим окружением — в больнице, вне её стен, дома. То, что волновало, страшило, возмущало, вызывало протест и что вселяло надежду. О чём молчали вслух и говорили шёпотом.
Благодарю людей, которые помогли мне продвигаться по этому Пути: хирурга Запорожского областного клинического онкологического диспансера Николая Фёдоровича Щурова, руководителя школы самосовершенствования человека «Мистерия», психотерапевта Андрея Станиславовича Азарова, мою маму, мою дочь, моих подруг. Вам — умелые, добрые, умные и смелые — посвящается эта книга.
Однако, перечень врачей не полон. Есть ещё Третий Доктор — скромный и невидимый. В жизни каждого человека есть своеобразная доминанта, которая определяет его продвижение в ней. Это могут быть деньги, здоровье, авторитеты, дети, еда, мода, лекарства, ремесло, сила, алкоголь, слава и т. д. Для меня — это Слово и всё, что с ним связано: литература, драматургия, театр, хорошее кино, достойная речь, общение. Слова в мою жизнь вошли рано — в пять лет я бегло читала газеты. Чтение было такой же потребностью, как утоление жажды. Среди слов находила ответы на вопросы жизни. Слова изумляли, радовали, огорчали, призывали, настораживали, пугали, сеяли сомнение, возвышали, направляли. И утешали. И оживали. И хозяйничали. И выстраивали мою Жизнь. Поэтому и болезнь свою я понимала и ощущала сквозь слова, которые произносились вокруг меня, во мне и мною. И выход из сложившейся ситуации (излечение ли? сосуществование ли?) я увидела именно в правильных, нужных словах. Я увидела в них инструмент, лекарство, средство, подходящее именно мне, потому что, кроме слов в этой жизни, я не знаю ничего. Я филолог. Я люблю Слово. Слово — мой древний, преданный друг и лекарь — болело со мной плечом к плечу. И в минуты отчаяния, растерянности и страха я искала спасения в словах, как, впрочем, и многие из нас-болящих, далёких от филологии и любви к литературе, нуждались в слове-поддержке, слове-ободрении, в слове-уважении в до- и послеоперационный период. Поэтому в этой книге я сочла возможным и нужным высказать благодарность ещё одному врачу, семейному моему доктору — Слову.
Часть І. Мастэктомия*
1
Car*
Стена, стены, стеной…
Сама, себя, собой…
Настенный календарь
Не точен — просто стар.
Остаться в длинном дне,
Отметкою в календаре,
И помнить до чиха в носу
Что и в котором часу
Стряслось, сказалось, сбылось
В тот месяц и день, и час,
Когда с прононсом в нос
Тебе возвестили: как раз
Сидите вы, хорошо,
Не то пришлось бы присесть.
Анализ, короче, дерьмо,
Вопрос: у вас деньги есть?..
Будто живёшь праведно,
И говоришь правильно.
А фейс у врача каменный.
«Рак, — говорит, — рак».
И эскулап, обрадованный
Улыбкой моей затравленной,
Мою судьбинушку горькую
«Вот, — резюмирует, — так».
— А может…
— Не может, слышали…
— А где-то спаслась…
— Не у нас…
— А травкою?
— После вмешательства.
— Гарантии?
— Нет. Обстоятельства
Вы сами себе рисуете
И по-любому рискуете…
И идут стада от врача к врачу —
Золотая орда: всё сама плачу!
Плачу и плачу
Острому мечу.
Жить или не жить —
Думать не хочу.
2 Больная
Страшно, но плакать нельзя.
Села на пол и режу тряпочки*.
Нужно прилично тряпья
На самодельные «ваточки».
На бывшую грудь накладывать
Да глаз промокать, вымачивать.
И чтоб мысли свои окаянные
В бесконечный платок замачивать.
Доктор доктору, знаете, рознь.
Кто оптом берёт, кто в розницу.
Привычен тут бабий стон.
Тут чести лишают горлицу*.
Тут чести лишают Лилит*.
И вовсе не тем, что отъяли:
В живое вживляют стыд
За то, что не женщиной звали.
А звали больную больной.
Безликой, любой и бесполой.
И больная рваная боль
В одежде стенала голой
Перед тем, как возьмут на стол,
Прокричат в предбаннике: подано!!!
Ты приедешь цельным куском.
Увезут тебя плотью обглоданной.
3
ОПМЖ*
*ОПМЖ — отделение патологии молочной железы.
ПМЖ необходимо.
Визу, слышишь, не дадут.
ОПМЖ — не ПМЖ:
Временный приют для Ж,
У которых Г и Ж
Непутёвый хитрый доктор
Скорректировал уже:
Г — её осталось мало.
Ж — заметна в неглиже,
Как подушка для инъекций
И мужское протеже.
4
Грудь
Моя белая-белая грудь,
Мой бутон, золотой и мягкий,
Мне уже пять десятков лет,
А ты яблоком сладким-сладким.
Всё вперёд задорный сосок,
Смородинкой и доныне.
И велюровый нежный кружок
Венчиком на вершине.
Афродиты* подарком живым
Помещаешься в тёплой ладони —
Совершенного мастера стиль
В совершенной ликующей форме.
Я тебе обещала быть,
Что тебя для себя отвоюю.
Ты моя, ты моя, моя грудь.
Я люблю тебя и такую.
Я люблю свою новую хворь,
Что пришла по старым ошибкам.
Согласилась я: пусть живёт.
И не очень ругала шибко.
У жилицы губка не дура —
Поселилась в красивом месте.
И понятно, что жильё сие
Выбирали мы с нею вместе.
Грудь моя, не хочу без тебя.
Ты не бойся, я не предатель.
Но клялась и молилась я зря.
Страх пришёл…
И велел — отъяти…
5
Неизбежность
Все умерли. Кто как…
В борьбе, смирении, мольбе,
В ругне, отчаяньи, распутстве,
В смятеньи, славе и пальбе
По воробьям, но без занудства.
Все умерли. Небесный счётчик
Оплату вывел на конвейер.
Кому? за что? в какие сроки?
С кем и куда? в какие двери?
Сейчас? Год? Месяц? Двадцать лет?
Пока в потоке: жну и сею.
Подвешенный Дамоклов меч*
Падёт на сломанную шею.
6
Обиженная клетка
(Взгляд на процесс)
Что-то случилось! Сбой! Тормоз! Атас!
В ступор приходят клетки.
Сигнализирует растерянный гомеостаз*:
Неполноценные детки!
Делится, дескать, клетка, но
Потомство, прикинь, галимо —
Примитивно, тупо, дебильно, зато
Много и вредоносно делимо.
Как же спасительный апоптоз*?
Кто гложет «опавшие листья»?
Разводит руками фагоцитоз* —
Не знаю… У нас, вроде, чисто…
Войско врага в самом центре меня.
Бесконтрольно растёт и плодится.
И назвал Гиппократ* это словом «краб» —
За хамское его любопытство.
Подальше, поглубже проникнуть внутрь —
Изгадить и плоть, и кровь.
Почему? Потому что никак не вернуть
Удалённый контент* — «любовь».
А причина — когда-то отец и мать
Подарили друг другу обойму ран.
И комочек зачатый, не ждан-не зван,
Получил в первоклетке живой изъян.
Изначально та крошка ущербной была.
Может быть, ей любви не хватало.
Поискала на ощупь, на крик — не нашла,
И от горя раковой стала.
И теперь, разделяясь, не имеет плодов,
Не спешит к созидательной цели.
Её «дочки» не знают ни мам, ни отцов —
Материнские цитадели*.
Отныне дочерних цветов у них нет.
Все самки — одна в одну.
И сбирается вещий иммунитет*
На гражданскую на войну.
Но не знают солдаты врага в лицо,
«Все свои», — говорят паспорта.
И служивым ребятам совсем невдомёк
Рассмотреть, что модель не та.
И напрасно упрямится строгий ген,
Охраняя структуру и обязательства,
Поражённый тоской и унынием член
Требует иные себе обстоятельства.
Ему в умном теле не хорошо.
Не хорошо в великом теле поруганной крупице.
Количеством взять! А для этого — что?
К доминированию устремиться!
Песня клетки
Я просто делюсь.
Пусть меня будет много.
Теперь на меня хватит времени.
Я просто смеюсь.
И, хотя недотрога,
Наливаюсь стерильным бременем.
Я просто слепа.
Я просто не вижу,
Чем сфера моя очерчена.
Я просто глупа
И в вопросе престижа
Неопытна и доверчива.
Здоровые, умные,
Мной одержимые,
Стенают: как быть и как справиться?
А я наступаю
Прицельно, с нажимом,
И мне это, знаете, нравится.
Я клон,
Я безмозглая злая картонка,
Тревожный, пустой барабан.
Так первообида пра-пра-ребёнка —
Внезапным возмездием нам
7
Планета ракообразных
(Фантасмагорический фарс)
Как много меченых клешнёю роковой,
Перстом раковым, роковым браком,
роковым воплем,
Икаровым* страхом:
Падение — тоже полёт — вниз
К холодному солнцу, ватным облакам,
В минус! по шкале икс,
В штопор! прямо к ногам
Ловкача Посейдона*. Он из Икаров
Куёт кораллы, с Гермесом* в доле,
И служит Мамоне*.
Коварные крылья!
Безумный Дедал*
Напрасно свободу пообещал
Сыну — вина вины отныне —
Сухого красного
В море солёного, но сладкого
От воска топлёного…
Вина, чтоб забыться, убиться, решиться
Быть снова быть и снова у моря.
Вина, чтоб простить Дедала и Посейдона….
Люди вышли из вод.
По сей день, по сей дон —
Дна — на дне — днём и дном
Там живёт и тоскует, и ждёт
Тот, кто раб Посейдона — краб.
Вот он вышел из вод,
Огляделся окрест — ест
Всё подряд, без причастья — грех.
Без приличий, с открытым ртом — смех.
Без особых последствий рост —
пролонгированный погост.
И готовится праздновать праздно
Победу
Планета ракообразных,
Крабовидных, клешнезадых,
Пучеглазых, панцернокорых,
Канцероносов* земноводных
Жизнесосов нерукотворных.
Смысл жизни — сплошные драки:
Краб на краба и рак на рака.
Море на море, река на реку —
Каюк здоровому человеку.
Куда ни глянешь — всюду раки.
В отсутствии плоти для атаки
Юркие щупальца вооружили
Смазкой интимной и хозяйственным мылом.
Беда — туда, где полые клетки —
Пустые и звонкие фальшмонетки.
Полые клетки — пустые соты.
Полые люди — полуидиоты.
Бойся-не бойся, прячься-не прячься —
Клешнёю ржавой зацепит в трансе.
И уже скопом в смертельном танце
Молитвы хором Ему авансом.
Теперь, как все, — человек-рак.
Он плохо видит, его будут драть
Врачи, медсёстры и рыбаки —
Задрочат, короче, кому с руки.
Он Рак — новоиспеченный Канцер и Ген.
Ликует, пузырится канцероген.
Кто ж виноват? Кто затеи отцы?
Может, египетские жрецы?
Может, лемуры или атланты?
Кто накосячил по прейскуранту,
Код человеческий оплатив,
Взялся за гуж да не смог донести?
Кто отработал Вселенскую взятку —
Выбить людей пешим порядком,
Без Хиросимы, без Нагасаки*?
Кто провернул операцию «Раки»?
Эх-эх-эх-эх!
Что от сердца — то не грех!
От печёнки — не в серьёз!
Живы будем — не вопрос!
Клетка плетью мне грозит:
Надо гостя пропустить.
Примешь метку прямо в лоб —
будешь главный антрофоб*.
Будешь, главно, хоть и глуп,
Ракофил и раколюб,
Ракодел и ракосхрон.
Ты на службе, Ракотрон!
Клетка в клетку с клеткой крепко
Липко зыбко сеткой мелкой
Жутко шуткой хлипко в будку
В клетку прутьев гибких
ветхих и натянутых от века
Гонит, ронит, золит, ломит
Человека, человека.
8
Стыд
Два вопроса волнуют больного — беда!
Деньги и денег — всегда.
Как сказать, предложить?
Заплатить — не платить?
Страх и пот. И живот…
Как смотреть? Прямо в рот?
За него? Сквозь него?
В пол? В сторону? В гвоздь?
Стыд.
Брось!
Все дают: в доме скорби
Часто зыбок рассвет.
Все суют: даже если гарантии нет.
Все кладут: даже если цирроз в печень.
Все займут: даже если вернуть нечем.
Все придут: это как грибок, плесень.
Все поют согласно одну песню.
Надо! Да! Надо! Два!
И горя от стыда
(Безысходность придумав
От большого ума)
Дать!
Вам!
Срам!
По щекам!
Кому?
Эгрегору* одному и
Вам, кто у власти, Вам!
Да платите им столько денег,
чтоб наравне резали богатых и бедных.
Чтоб не мялся в ладони комочек денежный,
Обезличенный, обезвоженный,
И в кармане, наконец, обездвиженный
(Палка ниже, ростом ниже мы)
Обесцененный тихим страданием
За укол прямо в боль в утро раннее.
Да ведь вот беда, что не справиться.
Можно не давать, да не нравится!
Вдруг, за доброту, потеплей взглянут.
Надо их кормить — они тут живут.
Надо их поить, не вода с лица,
Им работать в кровь здесь приходится.
Это мы сюда на недельку-две,
А у них, считай, нет просвета в дне.
Понасмотрятся человечьих слёз!
Вот за это неучтённый им идёт платёж.
Ну а мы с тобой да с одной бедой?
Кто ж такие мы?
Те, кто на убой…
9
Будни
Не место, не место для драм,
Приличия там, уважения.
Напрасны страданья у дам.
Терпенья, родные, терпения!
В перевязочной сип! да ой!
Отрывают бинты безжалостно.
В безысходности в стократ боль,
Но лекарств не нашли пока ещё.
«Быстрее! Давайте! Следующий!
Спирт — бинт — пластырь!
Фамилия?! Анализа нет ещё!
Спирт — бинт — пластырь!
Потом застегнётесь. Следующий!
Спирт — бинт — пластырь!
Мне надо бегом! Я заведующий.
Спирт — бинт — пластырь,
Ведущий, блин, а не смотрящий!»
И, пришибленная, как сомнамбула,
Как потерявшийся зомби,
Выходишь на ощупь, спиной
К двери, отвешивая поклоны.
Спасибо, родной, спасибо!
Спаситель, в живых оставил,
А мог бы, подлец, зарезать.
На кой церемониться с нами?
Трепещущими, болящими,
На тебя, как на Бога, глядящими,
Уже не пьющими, не курящими,
О прощении только молящими.
10
Золотая орда
«Накажу — увижу еду в палате!» —
Завотделением грозит составу.
И тянутся экспонаты в халатах
На продовольственную заставу.
В кровати нельзя! Будем жадными!
Врагу не оставим крошек в логове —
Прусакам иже с тараканами!
Изничтожим лазутчиков пошагово.
Из своих невидных квартир —
Порогов, дверей и стен —
Отважный солдат-кирасир
Берёт нас, пришельцев, в плен.
Он хозяин здесь. Он хан Кончак* —
Соискатель чужой еды.
Вездесущий рыжий Прусак —
Индикатор нагой беды.
Представитель несметной орды —
Тёмным золотом спины литы.
Караулит открытые рты
Бритых пленников и небритых.
Супервоинство у Кончака!
Мычит пленник, вдыхая отраву*.
А оно без потерь, с кондачка
Попирает такую забаву.
«Чистота… Может, хватит смешить, —
Иронично дрожит легковесное тельце. —
Вы уйдёте, а нам здесь жить.
Не бери грех на душу. Не целься!
Пусть пыхтит хозяйка-сестра.
Ей за это вроде бы платят.
Одинакова наша судьба:
Вас и нас одинаково травят.
Выше нос! Мы живы пока!
На здоровье оставьте усердие.
И к злосчастной судьбе прусака
Просим вас проявить милосердие.
Каждый должен свою работу
По совести выполнять.
А у вас, напомню, другая забота —
Жить по-новому начинать.
Да и если подумать здраво,
Что мы вам? Наших трупов тлен?
Если на леднике одичало
Голосит ваш отъятый член?
Всем своё. Мы не ваша добыча.
И хоромы скоблить не вам.
Вам — с победой домой возвратиться.
Нам — удерживать старый плацдарм».
11
Крабовые палочки
Каждое утро ровно в шесть,
За час до инъекций и перевязок,
Мы сходим вниз, чтоб неловко сесть
На одну из больничных лавок.
Бывало, молчим согласно и долго.
Тихо и птицы — чем не рай?
Пока на смену, по службы долгу,
Приходит бабушка Дай.
«Дай! Дай! Дай!» — сквозь прутья руки
С длинными пальцами и чёрными когтями.
Так старушка просит покушать,
Строго и страшно шевеля усами.
И мы делимся с ней передачами,
Зачастую почти не тронутыми.
А любит она крабовые палочки,
И просит приносить завёрнутыми.
Мы изводим себя зарядкой —
По два подхода за раз.
И с тревогой в рабочем порядке
Ждём сведений о наличии метастаз.
Метастазы — щупальца крабьи —
Во все стороны света моего тела?
Без ответа на вопрос:
«Какое вам до меня дело?»
Вам понравилась моя плоть,
Моё лёгкое, моё плечо?
В какой именно части вам хорошо?
Какую из них мне подогреть,
Чтоб было комфортно вам расти и жиреть?
Универсальные сети —
Пальцы изысканной плети —
Самое лучшее застревает
У вас в желудках —
Недоделанные бедные дети!
Дети-матери. Дети-клети.
И вот чугунное слово впечаталось в мозг!
У доктора взгляд сквозь смех колюч:
— Есть, сволочь! Есть! Но мы не из тех,
у кого кишка тонка,
у кого родник слёз горюч!
Доктор внимательно — прямо в глаза:
Реакция не предсказуема.
Всё в порядке, док, моя депрессия
И тоска практически не доказуемы.
Не волнуйтесь, доктор, не упаду
И кричать в исступленье не стану.
Я к девчонкам своим пойду.
И там, может быть, оттаю.
«Ну что?» — растревожены глаза.
«Ну что?» — поздравлять ли сочувствовать…
Да, дорогие мои, да!
Есть! — и на постель чистую
Простынь зубами рвать —
Альфарекиново* неистовство.
Такое было один только раз.
Знать, от «лекарственной» температуры.
И больше нигде, ни за что, никогда
Не принимала слезоточивые процедуры.
Не мочила солёной влагой платки,
Пижаму и домашние наволочки.
Мы ещё вас разъясним,
Незваные крабовы палочки.
12
Сестринство
Братство — это крепче, чем родство,
Духа вольного мятежное единство.
А у нас — горя общего колдовство —
Благословенное святое сестринство.
Сильные, смелые сёстры мои,
Меченые Посейдоном и скальпелем.
Пили дикие слёзы свои,
Отвернувшись к стене, залпами.
А потом смеялись, за рану держась,
Чтоб от смеха саднила меньше.
И ночью, бывало, тихо песня лилась
О любви и последней надежде.
О калине над мутной и рваной рекой,
О надёжном заботливом дубе.
И гордилась, не кроясь, я каждой сестрой
И нечаянной светлою дружбой.
Ирина, две Томы и Нина-душа.
Дал Бог нам союз не спроста.
Что б ни было — жизнь на Земле хороша.
И нам она тоже Сестра.
13
Ещё раз о медицинской деонтологии*
*Медицинская деонтология — совокупность нравственных норм профессионального поведения медицинских работников.
Можно ошибиться — спутать блок, этаж,
Туалет — мужской или женский.
Но оставить в груди дренаж —
Это высший, блин, пилотаж!
Несравнимо крутое эстетство!
Да, неприятно. Вот это да!
И на старуху бывает проруха.
Но извиниться — да никогда!
Не выдумывайте! И в пол-уха
Выслушав жалобы, оценив деликатный стон,
Врач предлагает больной
Прекратить издевательства и выйти вон.
Что ж, работа не сахар, тяжко нести.
Не мёдом намазано — горько!
А правильно себя вести
В детском садике учат только.
14
«Мовчи та диш…»
(украинская поговорка)
Ошибаются все:
Мастера, прорабы, лётчики,
Почтальоны, курьеры, наводчики,
Адресанты, повара, пациенты,
Спонсоры и реципиенты.
Ошибаются все:
Дети, ученики, родители,
Молодые и долгожители,
Режиссёры, экзаменаторы,
Всемогущие администраторы.
Ошибаются все:
Профессионалы, любители, программисты,
PR-менеджеры и артисты,
Книгочеи, библиотекари, переплётчики,
Фрезеровщики и налётчики.
Ошибаются все:
Машинисты, метеослужба, таксисты,
Военачальники и букинисты,
Послы, дипломаты, страховые агенты,
Чиновники и, пардон, президенты.
Ошибаются все:
Банки, клиенты, метродотели,
Шоумены и модельеры,
Предприимчивые антрепренёры…
Безупречны только суфлёры.
Но врачам не подскажешь в лоб.
Моментально схлопочешь дробь.
Ты не суйся, учёный чулок!
Мы тебя вылечим впрок.
Умников сколько таких, как ты…
Мы на практике с хворью один на один.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.