Третий доктор

Третий Доктор, или Исповедь амазонкиПримечания (слова, обозначенные звёздочкой) — на стр. 50

(Поэма-хроника)

Предисловие

Эта книга — мой опыт жизни с момента, когда было объявлено о том, что у меня рак молочной железы, и до сего дня. Мои страхи, сомнения, отчаяние, привыкание, смирение. И вопросы: почему это произошло? почему со мной? Не так уж я и плоха, чтобы платить такой ценой. Лихорадочные попытки помочь себе без хирургического вмешательства. Принятие решения. Операция и реабилитационный период. И жизнь После… Совершенно другая, не похожая на жизнь До… И ответы. Мои ответы. Именно для моей жизни, сложившейся в уникальных (как и для каждого человека) обстоятельствах, предназначенных для осознания своего предназначения, своей роли, своего счастья, своего пути. Как герой «Алхимика», считаю, что ничего случайного с человеком не происходит. Как и он, я старалась учиться на ситуациях, учиться у людей, учиться у болезни. Чему? Правильно жить. Как правильно? Не причиняя вреда. И прежде всего, самой себе. Этот мой экзистенциальный опыт, возможно, покажется кому-то надуманным, несвоевременным — всё ещё может быть. Но я справляюсь именно так и не жалею об этом, как бы не разворачивались события дальше. Диагноз — ситуация типичная, но потом каждый идёт своим путём. И чем раньше человек поймёт, что самое важное в стратегии выздоровления — это его решения, его действия, его ответственность, его знание о себе, — тем лучше для него. Болезнь — это часть Пути к себе. («Возлюби болезнь свою» — у Синельникова). Бороться с ней — отвергать себя. Уж лучше рука об руку дальше. Такая позиция нашла отклик в моей душе. И я иду Своим путём, как понимаю, как могу.

Книга — это одновременно эмоциональный отклик на всё, что происходило не только со мной, но и с моим окружением — в больнице, вне её стен, дома. То, что волновало, страшило, возмущало, вызывало протест и что вселяло надежду. О чём молчали вслух и говорили шёпотом.

Благодарю людей, которые помогли мне продвигаться по этому Пути: хирурга Запорожского областного клинического онкологического диспансера Николая Фёдоровича Щурова, руководителя школы самосовершенствования человека «Мистерия», психотерапевта Андрея Станиславовича Азарова, мою маму, мою дочь, моих подруг. Вам — умелые, добрые, умные и смелые — посвящается эта книга.

Однако, перечень врачей не полон. Есть ещё Третий Доктор — скромный и невидимый. В жизни каждого человека есть своеобразная доминанта, которая определяет его продвижение в ней. Это могут быть деньги, здоровье, авторитеты, дети, еда, мода, лекарства, ремесло, сила, алкоголь, слава и т. д. Для меня — это Слово и всё, что с ним связано: литература, драматургия, театр, хорошее кино, достойная речь, общение. Слова в мою жизнь вошли рано — в пять лет я бегло читала газеты. Чтение было такой же потребностью, как утоление жажды. Среди слов находила ответы на вопросы жизни. Слова изумляли, радовали, огорчали, призывали, настораживали, пугали, сеяли сомнение, возвышали, направляли. И утешали. И оживали. И хозяйничали. И выстраивали мою Жизнь. Поэтому и болезнь свою я понимала и ощущала сквозь слова, которые произносились вокруг меня, во мне и мною. И выход из сложившейся ситуации (излечение ли? сосуществование ли?) я увидела именно в правильных, нужных словах. Я увидела в них инструмент, лекарство, средство, подходящее именно мне, потому что, кроме слов в этой жизни, я не знаю ничего. Я филолог. Я люблю Слово. Слово — мой древний, преданный друг и лекарь — болело со мной плечом к плечу. И в минуты отчаяния, растерянности и страха я искала спасения в словах, как, впрочем, и многие из нас-болящих, далёких от филологии и любви к литературе, нуждались в слове-поддержке, слове-ободрении, в слове-уважении в до- и послеоперационный период. Поэтому в этой книге я сочла возможным и нужным высказать благодарность ещё одному врачу, семейному моему доктору — Слову.

Часть І. Мастэктомия*

1
Car*

Стена, стены, стеной…

Сама, себя, собой…

Настенный календарь

Не точен — просто стар.

Остаться в длинном дне,

Отметкою в календаре,

И помнить до чиха в носу

Что и в котором часу

Стряслось, сказалось, сбылось

В тот месяц и день, и час,

Когда с прононсом в нос

Тебе возвестили: как раз

Сидите вы, хорошо,

Не то пришлось бы присесть.

Анализ, короче, дерьмо,

Вопрос: у вас деньги есть?..

Будто живёшь праведно,

И говоришь правильно.

А фейс у врача каменный.

«Рак, — говорит, — рак».

И эскулап, обрадованный

Улыбкой моей затравленной,

Мою судьбинушку горькую

«Вот, — резюмирует, — так».

— А может…

— Не может, слышали…

— А где-то спаслась…

— Не у нас…

— А травкою?

— После вмешательства.

— Гарантии?

— Нет. Обстоятельства

Вы сами себе рисуете

И по-любому рискуете…

И идут стада от врача к врачу —

Золотая орда: всё сама плачу!

Плачу и плачу

Острому мечу.

Жить или не жить —

Думать не хочу.

2 Больная

Страшно, но плакать нельзя.

Села на пол и режу тряпочки*.

Нужно прилично тряпья

На самодельные «ваточки».

На бывшую грудь накладывать

Да глаз промокать, вымачивать.

И чтоб мысли свои окаянные

В бесконечный платок замачивать.

Доктор доктору, знаете, рознь.

Кто оптом берёт, кто в розницу.

Привычен тут бабий стон.

Тут чести лишают горлицу*.

Тут чести лишают Лилит*.

И вовсе не тем, что отъяли:

В живое вживляют стыд

За то, что не женщиной звали.

А звали больную больной.

Безликой, любой и бесполой.

И больная рваная боль

В одежде стенала голой

Перед тем, как возьмут на стол,

Прокричат в предбаннике: подано!!!

Ты приедешь цельным куском.

Увезут тебя плотью обглоданной.

3
ОПМЖ*

*ОПМЖ — отделение патологии молочной железы.

ПМЖ необходимо.

Визу, слышишь, не дадут.

ОПМЖ — не ПМЖ:

Временный приют для Ж,

У которых Г и Ж

Непутёвый хитрый доктор

Скорректировал уже:

Г — её осталось мало.

Ж — заметна в неглиже,

Как подушка для инъекций

И мужское протеже.

4
Грудь

Моя белая-белая грудь,

Мой бутон, золотой и мягкий,

Мне уже пять десятков лет,

А ты яблоком сладким-сладким.

Всё вперёд задорный сосок,

Смородинкой и доныне.

И велюровый нежный кружок

Венчиком на вершине.

Афродиты* подарком живым

Помещаешься в тёплой ладони —

Совершенного мастера стиль

В совершенной ликующей форме.

Я тебе обещала быть,

Что тебя для себя отвоюю.

Ты моя, ты моя, моя грудь.

Я люблю тебя и такую.

Я люблю свою новую хворь,

Что пришла по старым ошибкам.

Согласилась я: пусть живёт.

И не очень ругала шибко.

У жилицы губка не дура —

Поселилась в красивом месте.

И понятно, что жильё сие

Выбирали мы с нею вместе.

Грудь моя, не хочу без тебя.

Ты не бойся, я не предатель.

Но клялась и молилась я зря.

Страх пришёл…

И велел — отъяти…

5
Неизбежность

Все умерли. Кто как…

В борьбе, смирении, мольбе,

В ругне, отчаяньи, распутстве,

В смятеньи, славе и пальбе

По воробьям, но без занудства.

Все умерли. Небесный счётчик

Оплату вывел на конвейер.

Кому? за что? в какие сроки?

С кем и куда? в какие двери?

Сейчас? Год? Месяц? Двадцать лет?

Пока в потоке: жну и сею.

Подвешенный Дамоклов меч*

Падёт на сломанную шею.

6
Обиженная клетка
(Взгляд на процесс)

Что-то случилось! Сбой! Тормоз! Атас!

В ступор приходят клетки.

Сигнализирует растерянный гомеостаз*:

Неполноценные детки!

Делится, дескать, клетка, но

Потомство, прикинь, галимо —

Примитивно, тупо, дебильно, зато

Много и вредоносно делимо.

Как же спасительный апоптоз*?

Кто гложет «опавшие листья»?

Разводит руками фагоцитоз* —

Не знаю… У нас, вроде, чисто…

Войско врага в самом центре меня.

Бесконтрольно растёт и плодится.

И назвал Гиппократ* это словом «краб» —

За хамское его любопытство.

Подальше, поглубже проникнуть внутрь —

Изгадить и плоть, и кровь.

Почему? Потому что никак не вернуть

Удалённый контент* — «любовь».

А причина — когда-то отец и мать

Подарили друг другу обойму ран.

И комочек зачатый, не ждан-не зван,

Получил в первоклетке живой изъян.

Изначально та крошка ущербной была.

Может быть, ей любви не хватало.

Поискала на ощупь, на крик — не нашла,

И от горя раковой стала.

И теперь, разделяясь, не имеет плодов,

Не спешит к созидательной цели.

Её «дочки» не знают ни мам, ни отцов —

Материнские цитадели*.

Отныне дочерних цветов у них нет.

Все самки — одна в одну.

И сбирается вещий иммунитет*

На гражданскую на войну.

Но не знают солдаты врага в лицо,

«Все свои», — говорят паспорта.

И служивым ребятам совсем невдомёк

Рассмотреть, что модель не та.

И напрасно упрямится строгий ген,

Охраняя структуру и обязательства,

Поражённый тоской и унынием член

Требует иные себе обстоятельства.

Ему в умном теле не хорошо.

Не хорошо в великом теле поруганной крупице.

Количеством взять! А для этого — что?

К доминированию устремиться!

Песня клетки

Я просто делюсь.

Пусть меня будет много.

Теперь на меня хватит времени.

Я просто смеюсь.

И, хотя недотрога,

Наливаюсь стерильным бременем.

Я просто слепа.

Я просто не вижу,

Чем сфера моя очерчена.

Я просто глупа

И в вопросе престижа

Неопытна и доверчива.

Здоровые, умные,

Мной одержимые,

Стенают: как быть и как справиться?

А я наступаю

Прицельно, с нажимом,

И мне это, знаете, нравится.

Я клон,

Я безмозглая злая картонка,

Тревожный, пустой барабан.

Так первообида пра-пра-ребёнка —

Внезапным возмездием нам

7
Планета ракообразных

(Фантасмагорический фарс)

Как много меченых клешнёю роковой,

Перстом раковым, роковым браком,

роковым воплем,

Икаровым* страхом:

Падение — тоже полёт — вниз

К холодному солнцу, ватным облакам,

В минус! по шкале икс,

В штопор! прямо к ногам

Ловкача Посейдона*. Он из Икаров

Куёт кораллы, с Гермесом* в доле,

И служит Мамоне*.

Коварные крылья!

Безумный Дедал*

Напрасно свободу пообещал

Сыну — вина вины отныне —

Сухого красного

В море солёного, но сладкого

От воска топлёного…

Вина, чтоб забыться, убиться, решиться

Быть снова быть и снова у моря.

Вина, чтоб простить Дедала и Посейдона….

Люди вышли из вод.

По сей день, по сей дон —

Дна — на дне — днём и дном

Там живёт и тоскует, и ждёт

Тот, кто раб Посейдона — краб.

Вот он вышел из вод,

Огляделся окрест — ест

Всё подряд, без причастья — грех.

Без приличий, с открытым ртом — смех.

Без особых последствий рост —

пролонгированный погост.

И готовится праздновать праздно

Победу

Планета ракообразных,

Крабовидных, клешнезадых,

Пучеглазых, панцернокорых,

Канцероносов* земноводных

Жизнесосов нерукотворных.

Смысл жизни — сплошные драки:

Краб на краба и рак на рака.

Море на море, река на реку —

Каюк здоровому человеку.

Куда ни глянешь — всюду раки.

В отсутствии плоти для атаки

Юркие щупальца вооружили

Смазкой интимной и хозяйственным мылом.

Беда — туда, где полые клетки —

Пустые и звонкие фальшмонетки.

Полые клетки — пустые соты.

Полые люди — полуидиоты.

Бойся-не бойся, прячься-не прячься —

Клешнёю ржавой зацепит в трансе.

И уже скопом в смертельном танце

Молитвы хором Ему авансом.

Теперь, как все, — человек-рак.

Он плохо видит, его будут драть

Врачи, медсёстры и рыбаки —

Задрочат, короче, кому с руки.

Он Рак — новоиспеченный Канцер и Ген.

Ликует, пузырится канцероген.

Кто ж виноват? Кто затеи отцы?

Может, египетские жрецы?

Может, лемуры или атланты?

Кто накосячил по прейскуранту,

Код человеческий оплатив,

Взялся за гуж да не смог донести?

Кто отработал Вселенскую взятку —

Выбить людей пешим порядком,

Без Хиросимы, без Нагасаки*?

Кто провернул операцию «Раки»?

Эх-эх-эх-эх!

Что от сердца — то не грех!

От печёнки — не в серьёз!

Живы будем — не вопрос!

Клетка плетью мне грозит:

Надо гостя пропустить.

Примешь метку прямо в лоб —

будешь главный антрофоб*.

Будешь, главно, хоть и глуп,

Ракофил и раколюб,

Ракодел и ракосхрон.

Ты на службе, Ракотрон!

Клетка в клетку с клеткой крепко

Липко зыбко сеткой мелкой

Жутко шуткой хлипко в будку

В клетку прутьев гибких

ветхих и натянутых от века

Гонит, ронит, золит, ломит

Человека, человека.

8
Стыд

Два вопроса волнуют больного — беда!

Деньги и денег — всегда.

Как сказать, предложить?

Заплатить — не платить?

Страх и пот. И живот…

Как смотреть? Прямо в рот?

За него? Сквозь него?

В пол? В сторону? В гвоздь?

Стыд.

Брось!

Все дают: в доме скорби

Часто зыбок рассвет.

Все суют: даже если гарантии нет.

Все кладут: даже если цирроз в печень.

Все займут: даже если вернуть нечем.

Все придут: это как грибок, плесень.

Все поют согласно одну песню.

Надо! Да! Надо! Два!

И горя от стыда

(Безысходность придумав

От большого ума)

Дать!

Вам!

Срам!

По щекам!

Кому?

Эгрегору* одному и

Вам, кто у власти, Вам!

Да платите им столько денег,

чтоб наравне резали богатых и бедных.

Чтоб не мялся в ладони комочек денежный,

Обезличенный, обезвоженный,

И в кармане, наконец, обездвиженный

(Палка ниже, ростом ниже мы)

Обесцененный тихим страданием

За укол прямо в боль в утро раннее.

Да ведь вот беда, что не справиться.

Можно не давать, да не нравится!

Вдруг, за доброту, потеплей взглянут.

Надо их кормить — они тут живут.

Надо их поить, не вода с лица,

Им работать в кровь здесь приходится.

Это мы сюда на недельку-две,

А у них, считай, нет просвета в дне.

Понасмотрятся человечьих слёз!

Вот за это неучтённый им идёт платёж.

Ну а мы с тобой да с одной бедой?

Кто ж такие мы?

Те, кто на убой…

9
Будни

Не место, не место для драм,

Приличия там, уважения.

Напрасны страданья у дам.

Терпенья, родные, терпения!

В перевязочной сип! да ой!

Отрывают бинты безжалостно.

В безысходности в стократ боль,

Но лекарств не нашли пока ещё.

«Быстрее! Давайте! Следующий!

Спирт — бинт — пластырь!

Фамилия?! Анализа нет ещё!

Спирт — бинт — пластырь!

Потом застегнётесь. Следующий!

Спирт — бинт — пластырь!

Мне надо бегом! Я заведующий.

Спирт — бинт — пластырь,

Ведущий, блин, а не смотрящий!»

И, пришибленная, как сомнамбула,

Как потерявшийся зомби,

Выходишь на ощупь, спиной

К двери, отвешивая поклоны.

Спасибо, родной, спасибо!

Спаситель, в живых оставил,

А мог бы, подлец, зарезать.

На кой церемониться с нами?

Трепещущими, болящими,

На тебя, как на Бога, глядящими,

Уже не пьющими, не курящими,

О прощении только молящими.

10
Золотая орда

«Накажу — увижу еду в палате!» —

Завотделением грозит составу.

И тянутся экспонаты в халатах

На продовольственную заставу.

В кровати нельзя! Будем жадными!

Врагу не оставим крошек в логове —

Прусакам иже с тараканами!

Изничтожим лазутчиков пошагово.

Из своих невидных квартир —

Порогов, дверей и стен —

Отважный солдат-кирасир

Берёт нас, пришельцев, в плен.

Он хозяин здесь. Он хан Кончак* —

Соискатель чужой еды.

Вездесущий рыжий Прусак —

Индикатор нагой беды.

Представитель несметной орды —

Тёмным золотом спины литы.

Караулит открытые рты

Бритых пленников и небритых.

Супервоинство у Кончака!

Мычит пленник, вдыхая отраву*.

А оно без потерь, с кондачка

Попирает такую забаву.

«Чистота… Может, хватит смешить, —

Иронично дрожит легковесное тельце. —

Вы уйдёте, а нам здесь жить.

Не бери грех на душу. Не целься!

Пусть пыхтит хозяйка-сестра.

Ей за это вроде бы платят.

Одинакова наша судьба:

Вас и нас одинаково травят.

Выше нос! Мы живы пока!

На здоровье оставьте усердие.

И к злосчастной судьбе прусака

Просим вас проявить милосердие.

Каждый должен свою работу

По совести выполнять.

А у вас, напомню, другая забота —

Жить по-новому начинать.

Да и если подумать здраво,

Что мы вам? Наших трупов тлен?

Если на леднике одичало

Голосит ваш отъятый член?

Всем своё. Мы не ваша добыча.

И хоромы скоблить не вам.

Вам — с победой домой возвратиться.

Нам — удерживать старый плацдарм».

11
Крабовые палочки

Каждое утро ровно в шесть,

За час до инъекций и перевязок,

Мы сходим вниз, чтоб неловко сесть

На одну из больничных лавок.

Бывало, молчим согласно и долго.

Тихо и птицы — чем не рай?

Пока на смену, по службы долгу,

Приходит бабушка Дай.

«Дай! Дай! Дай!» — сквозь прутья руки

С длинными пальцами и чёрными когтями.

Так старушка просит покушать,

Строго и страшно шевеля усами.

И мы делимся с ней передачами,

Зачастую почти не тронутыми.

А любит она крабовые палочки,

И просит приносить завёрнутыми.

Мы изводим себя зарядкой —

По два подхода за раз.

И с тревогой в рабочем порядке

Ждём сведений о наличии метастаз.

Метастазы — щупальца крабьи —

Во все стороны света моего тела?

Без ответа на вопрос:

«Какое вам до меня дело?»

Вам понравилась моя плоть,

Моё лёгкое, моё плечо?

В какой именно части вам хорошо?

Какую из них мне подогреть,

Чтоб было комфортно вам расти и жиреть?

Универсальные сети —

Пальцы изысканной плети —

Самое лучшее застревает

У вас в желудках —

Недоделанные бедные дети!

Дети-матери. Дети-клети.

И вот чугунное слово впечаталось в мозг!

У доктора взгляд сквозь смех колюч:

— Есть, сволочь! Есть! Но мы не из тех,

у кого кишка тонка,

у кого родник слёз горюч!

Доктор внимательно — прямо в глаза:

Реакция не предсказуема.

Всё в порядке, док, моя депрессия

И тоска практически не доказуемы.

Не волнуйтесь, доктор, не упаду

И кричать в исступленье не стану.

Я к девчонкам своим пойду.

И там, может быть, оттаю.

«Ну что?» — растревожены глаза.

«Ну что?» — поздравлять ли сочувствовать…

Да, дорогие мои, да!

Есть! — и на постель чистую

Простынь зубами рвать —

Альфарекиново* неистовство.

Такое было один только раз.

Знать, от «лекарственной» температуры.

И больше нигде, ни за что, никогда

Не принимала слезоточивые процедуры.

Не мочила солёной влагой платки,

Пижаму и домашние наволочки.

Мы ещё вас разъясним,

Незваные крабовы палочки.

12
Сестринство

Братство — это крепче, чем родство,

Духа вольного мятежное единство.

А у нас — горя общего колдовство —

Благословенное святое сестринство.

Сильные, смелые сёстры мои,

Меченые Посейдоном и скальпелем.

Пили дикие слёзы свои,

Отвернувшись к стене, залпами.

А потом смеялись, за рану держась,

Чтоб от смеха саднила меньше.

И ночью, бывало, тихо песня лилась

О любви и последней надежде.

О калине над мутной и рваной рекой,

О надёжном заботливом дубе.

И гордилась, не кроясь, я каждой сестрой

И нечаянной светлою дружбой.

Ирина, две Томы и Нина-душа.

Дал Бог нам союз не спроста.

Что б ни было — жизнь на Земле хороша.

И нам она тоже Сестра.

13
Ещё раз о медицинской деонтологии*

*Медицинская деонтология — совокупность нравственных норм профессионального поведения медицинских работников.

Можно ошибиться — спутать блок, этаж,

Туалет — мужской или женский.

Но оставить в груди дренаж —

Это высший, блин, пилотаж!

Несравнимо крутое эстетство!

Да, неприятно. Вот это да!

И на старуху бывает проруха.

Но извиниться — да никогда!

Не выдумывайте! И в пол-уха

Выслушав жалобы, оценив деликатный стон,

Врач предлагает больной

Прекратить издевательства и выйти вон.

Что ж, работа не сахар, тяжко нести.

Не мёдом намазано — горько!

А правильно себя вести

В детском садике учат только.

14
«Мовчи та диш…»
(украинская поговорка)

Ошибаются все:

Мастера, прорабы, лётчики,

Почтальоны, курьеры, наводчики,

Адресанты, повара, пациенты,

Спонсоры и реципиенты.

Ошибаются все:

Дети, ученики, родители,

Молодые и долгожители,

Режиссёры, экзаменаторы,

Всемогущие администраторы.

Ошибаются все:

Профессионалы, любители, программисты,

PR-менеджеры и артисты,

Книгочеи, библиотекари, переплётчики,

Фрезеровщики и налётчики.

Ошибаются все:

Машинисты, метеослужба, таксисты,

Военачальники и букинисты,

Послы, дипломаты, страховые агенты,

Чиновники и, пардон, президенты.

Ошибаются все:

Банки, клиенты, метродотели,

Шоумены и модельеры,

Предприимчивые антрепренёры…

Безупречны только суфлёры.

Но врачам не подскажешь в лоб.

Моментально схлопочешь дробь.

Ты не суйся, учёный чулок!

Мы тебя вылечим впрок.

Умников сколько таких, как ты…

Мы на практике с хворью один на один.