Торговец воздухом

Искренне благодарю тех людей, которые нашли в себе смелость первыми узнать некоторые подробности этой недорассказанной истории и, в той или иной степени, оказавших поддержку при ее написании — Дарью К. и Яну К.

Я очень признателен своим близким друзьям — Денису Х. за его беспрерывную моральную помощь и за его смелость в числе первых прочесть эту книгу целиком, а также Ивану К. за многочасовые разговоры о смысле всего этого.

Благодарю Д. Б., чьи рассказы о своей непростой судьбе за большим обеденным столом вдохновили меня на создание этой книги.

Глава 1

Миранде Лаукканен, без которой эта история не дошла бы даже до многоточия…

Где-то в Америке.

Наши дни.

Чистые зеркальные двери лифта, отражавшие лица служащих и посетителей здания делового центра, который был расположен в центральной части города, плавно раскрылись, словно облака проплыли по небу, тихо и без каких-либо препятствий, и из кабинки в коридор вышел человек в синем костюме. Идеально выглаженная рубашка холодного розового цвета в сочетании с галстуком бургундского оттенка и тщательно начищенными черными итальянскими туфлями придавали этому человеку утонченный образ. Он изредка опускал голову вниз, чтобы убедиться, что к обуви не прилипла какая-нибудь грязь.

Семнадцатый этаж. При выходе из лифта человек в синем костюме остановился и осмотрелся. Несколько человек, вышедших вместе с ним, разошлись в разные стороны. Перед ним стоял длинный стол-ресепшен, за которым сидели две миловидные девушки. За их спинами на стене были прикреплены таблички с надписями. Серебристые, блестящие буквы указывали названия компаний, чьи офисы располагались на этом этаже. Из четырех компаний справа человек в синем костюме знал только одну — известный коньячный дом HENNESSY. В левой части были размещены офисы одной крупной строительной компании и одной по продаже косметики и бижутерии. Самая нижняя надпись являлась и самой короткой — Бишоп. Именно к человеку, который носил эту фамилию, мужчина в синем костюме и направлялся.

— Здравствуйте, что вам угодно? — обратилась одна из девушек к посетителю с растянутой на все лицо улыбкой.

Он подошел к стойке и, улыбнувшись, сказал:

— Я в офис мистера Бишопа. Он меня ждет.

— Конечно, вам налево по коридору до конца. Офис 1749.

— Благодарю, — произнес мужчина и, развернувшись, отправился туда.

Идя по коридору, он ощутил, как протекали трудовые будни десятков сотрудников. Люди быстрыми шагами направлялись к дверям офисов, к своим рабочим местам, кто с пустыми руками, а кто с целой кипой деловых бумаг. Мужчины вышагивали ногами, обутыми в блестящую обувь, словно участники парада. Надетые на них костюмы представляли различные модные дома и бренды. Кто-то ходил в настоящих, а кто-то в тщательно скопированных пиджаках и брюках, не менее привлекательных, но более дешевых. Запястья их рук украшали часы, среди которых наверняка можно было найти точные копии оригиналов. Женщины, державшие свои спины свечкой, расхаживали в деловых юбках ниже колен, жакетах, блузках и туфлях.

Когда кто-нибудь проходил в офис, открыв дверь пластиковой картой, из него раздавался ропот сотрудников, будто открывалось не какое-нибудь помещение, а словно вскрывался улей с пчелами.

Коридор заканчивался, и мужчина начал вертеть глазами справа налево, разыскивая табличку с числом 1749 и фамилией Бишоп. Наконец, он увидел нужную ему дверь. Нажав на кнопку маленького прибора, раздался звонок. Не прошло и двух секунд, как он услышал ответный звук, прерывистый и быстрый, как у кенаря, который начинал распеваться. Посетитель взялся за ручку, потянул ее вниз и вошел внутрь.

Он сразу оказался в приемной мистера Бишопа. Теплая бежевая краска на стенах и темно-коричневый паркетный пол придавали этому помещению уют. Он удивился, что в приемной никого не было, хотя он ожидал увидеть здесь секретаря.

За другой дверью, ведущей в кабинет к психологу, шел разговор. Звучал только один голос, и мужчина понял, что это мистер Бишоп разговаривал по телефону, коротко отвечая на вопросы.

— Подожди минуту, — послышалось из кабинета.

Раздались шаги, а затем открылась дверь. В приемную вышел психолог, одетый ничуть не хуже — красивый серый костюм, рубашка в темно-голубую полоску, синий галстук и черные лакированные туфли. Он улыбался. На вид ему было около тридцати пяти-сорока лет, с приглаженными черными волосами и короткой бородой на лице.

— Мистер Дарем, доброго вам дня, — поздоровался психолог первым. Он двинулся к гостю и протянул ему руку. Посетитель протянул свою в ответ, и, когда их руки соединились в крепком рукопожатии, мистер Бишоп распознал волнение, которое испытывал этот человек. — Я прошу у вас прощения, но не могли бы вы немного подождать? У меня важный телефонный разговор, и мне необходимо его закончить. По правде говоря, этот разговор мог бы провести и секретарь, но, как видите, его нет, — мистер Бишоп указал раскрытой ладонью в сторону пустого угла, где когда-то, должно быть, находился стол для секретаря. — Вы можете присесть вот здесь. Я скоро закончу разговор и приму вас, как мы и договаривались.

Мистер Дарем утвердительно кивнул и произнес:

— Конечно, я подожду. Спасибо.

Психолог кивнул в ответ. Улыбка с его лица не исчезала. Он скрылся за дверью своего кабинета и продолжил разговор.

Мистер Дарем сел в мягкое кресло, обшитое голубой тканью. Он начал рассматривать две картины неизвестных ему художников. На одной из них был изображен песчаный берег с деревянной лодкой. На берегу стояла женщина в белом платье. На руках она держала младенца, закутанного в пеленку. Справа и слева от нее находились два мальчугана примерно одного роста. Женщина с мальчишками и ребенком на руках наблюдали за мужчиной, который стоял в лодке. Море пребывало в спокойствии, а платье женщины совсем не колыхалось.

«Наверное, рыбак со своей семьей», — предположил мистер Дарем.

Другая картина также изображала берег моря, но здесь художник показал настоящий ураган с бушующей и пенящейся водной пеленой, где волны, достигая огромных размеров, обрушивались на пустой берег. Мистеру Дарему вспомнилась картина Айвазовского, «Девятый вал», которую он видел в книге с изображением лучших шедевров всемирно известных художников.

Он сидел и рассматривал картины, задерживая свой взгляд на каждой по несколько секунд, пока за дверью мистер Бишоп вел телефонный разговор. Несмотря на то, что он мог расслышать каждое слово, произнесенное психологом в своем кабинете, тем не менее в приемной без секретаря и отсутствия звука ударов пальцами по клавиатуре сохранялась обстановка спокойствия и умиротворения. Массивная входная дверь красно-бордового цвета, разделявшая общий коридор с приемной психолога, сдерживала суетливые звуки, проносившиеся по коридору.

Помимо картин мистер Дарем обратил внимание и на другие предметы скромного, но приятного интерьера приемной: стоявшее в углу комнатное дерево, посаженное в большой коричневый горшок, и высокую белую напольную вазу.

Мистер Дарем подумал, что, если учесть совсем небольшие размеры этой приемной, то наличие здесь еще какого-либо предмета, например, стола для секретаря, привело бы к тесноте. С теми же предметами, что здесь были, небольшая комната выглядела просторно.

Внимательно рассмотрев всю комнату, он впервые немного расслабился: уперся в мягкую спинку кресла, сложил ногу на ногу, а руки расположил на деревянных подлокотниках, поблескивавших от лака. Слегка опустив голову, мистер Дарем погрузился в свои воспоминания. На какое-то время, совсем непродолжительное, пропала мысль о цели визита к мистеру Бишопу. Чуть позже он усмехнулся над самим собой.

«И как мы могли дойти до такого?», — задался он риторическим вопросом, имея в виду под «мы» себя и свою супругу, Сьюзан, которая осталась дома, так как он ничего ей не рассказал о своем желании посетить мистера Бишопа.

Он взглянул на свои часы. Стрелки показывали пятнадцать минут четвертого. Встреча была назначена ровно на три часа дня.

— Нет. Всего доброго, — сказал мистер Бишоп своему собеседнику. Как оказалось, этими словами он закончил разговор.

Вновь послышались шаги. Дверь открылась, и из-за нее показался психолог.

— Прошу вас, мистер Дарем, проходите.

Мужина следом зашел в кабинет. Он увидел два кожаных стула, поставленных напротив стола.

— Присаживайтесь, — любезно сказал психолог, сев в мягкое рабочее кресло и указав на стулья.

— Спасибо, — произнес мистер Дарем, а затем занял одно из них. Сидеть было удобно.

— Я еще раз прошу у вас прощения, мистер Дарем, за то, что заставил вас ждать. Думаю, вы не сильно скучали? — поинтересовался мистер Бишоп.

— Нисколько, — ответил мистер Дарем, улыбаясь. — Я рассматривал те две картины, и они мне очень понравились. Вы не скажете, кто их художники?

— Да… Картины очень хорошие! — воскликнул психолог с гордостью. — Их нарисовал один мой бывший клиент.

— Серьезно? — спросил мистер Дарем с некоторой ноткой удивления.

— Да, конечно, — ответил психолог. — Только, вы ведь понимаете, что я не могу назвать его имени…

— Да, я понимаю. Во всяком случае — очень красиво.

Мистер Бишоп немного помолчал, смотря прямо на мистера Дарема. Улыбка с лица психолога не сходила, и она — мистер Дарем это уже давно понял — была искренней, а не натянутой. Психолог продолжил:

— Я дал ему небольшое задание, и эти картины — результаты его выполнения.

Мистер Дарем удивился еще больше. Он-то думал о каком-нибудь небольшом магазине или уличном рынке, где такие картины можно было достать по низкой цене.

— А в чем же именно заключалось задание? Неужели вы просто попросили его нарисовать две картины?

— Нет, — ответил мистер Бишоп. — Все значительно проще — я попросил его показать мне спокойствие и тревогу любым способом, каким он сам предпочтет. Он выбрал тот, которым владеет лучше всего — рисованием.

— Хм, значит, полный штиль в море — это спокойствие, а ураган — тревога.

— Здорово, правда?

— Да. С одной стороны — просто, с другой — гениально. Так значит, вы знали о его умении рисовать и были уверены в том, что он начнет изображать два этих явления с помощью картин?

— Не хочу показаться нескромным, но да. Я знал. Видите ли, он страдал тяжелым нервным расстройством, а лучшее лечение в таких случаях — физический или интеллектуальный труд.

— Вы еще и врач? — спросил мистер Дарем. Он подумал, что заданный им вопрос оказался чересчур резким.

— Нет, — ответил мистер Бишоп, смеясь и успокаивая нервы посетителя — он заметил его неловкость от своего вопроса. — Будь я врачом, то никогда бы не назначил такого лечения, потому что так не принято.

Мистер Дарем вновь почувствовал облегчение, но ответ мистера Бишопа он воспринял, как некий сарказм.

— А что бы вы сделали? — спросил он.

— Ну, как и все врачи в нашей стране, — начал мистер Бишоп, — я написал бы несколько названий лекарственных препаратов на листке, цены которых в аптеках давно составляют три цифры до запятой. Затем я дождался бы его возвращения в свой кабинет и выдал ему другой лист с новыми препаратами, ибо те не помогли.

— Я думаю, вы слишком категоричны, — сказал мистер Дарем и облизал нижнюю губу.

Мистер Бишоп вновь засмеялся.

— Согласитесь, мистер Дарем…

— Фрэнк, — позволил он себе перебить психолога, нерешительно подняв кисть правой руки немного вверх, не убирая локтя с подлокотника. Мистер Бишоп обрадовался такому поступку — у Фрэнка зарождалась внутренняя симпатия к нему, и теперь их разговор обрел неформальный тон.

— Согласитесь, Фрэнк, — повторил психолог, — продолжительность болезни у пациента зависит от толщины его кошелька.

Теперь уже была очередь Фрэнка усмехнуться. Он одобрительно кивнул головой и проговорил:

— Да. Наверное…

— Однако, — мистер Бишоп немного отъехал на кресле и сцепил пальцы рук между собой, упершись в черные подлокотники. — я не консерватор, во всяком случае, пока я простой психолог.

«Вы не простой психолог», — подумал Фрэнк.

— Врачи и психологи, мои коллеги, не назвали бы лечением то, что я порекомендовал этому художнику. Но, как оказалось, это подействовало эффективнее всякого лекарственного препарата, которым себя пичкают больные по наставлению врачей. Соответственно, по моему скромному убеждению, этот человек прошел курс настоящего лечения, причем положительного — он выздоровел.

— Как это происходит? — поинтересовался Фрэнк.

— Очень просто — здесь важен сам процесс. Когда он услышал задание, в его голове тут же стали возникать мысли. Он начал думать, как ему изобразить спокойствие, а как — тревогу. Ведь что это такое — спокойствие и тревога? В чем они выражаются?

Фрэнку показалось, что эти вопросы были адресованы ему. Он начал размышлять над ответом, но затем понял, что мистер Бишоп просто рассуждал.

— Когда он в первый и, как оказалось, в последний раз в качестве моего клиента пришел сюда, — продолжал мистер Бишоп, — в процессе нашей недолгой беседы он сказал, что его любимое занятие — писать картины. Это то, что заставляет его быть по-настоящему счастливым. Только вот он не стал искать душевного облегчения в рисовании, наоборот, он выбрал куда более действенный способ по мнению большинства — алкоголь. Алкоголь вместе с теми лекарствами, что доктор прописал.

— То есть вы ему задали простое направление, дав маленький толчок.

— Да, — подтвердил психолог. — Все его беспокойства, его раздраженность и нервные срывы ушли, как только он принялся за работу. Он принялся за нее с усердием, со всей ответственностью, потому что это было именно заданием и ничем иным. В то же время, он испытывал удовольствие от своего любимого дела. Эти картины он рисовал на протяжении одного месяца, а потом пришел ко мне и показал их. Когда он зашел в приемную, и я его увидел, то сразу понял — он больше ни мой клиент, ни чей-либо другой и, самое главное, ни чей-либо пациент.

После того, как мистер Бишоп закончил, в кабинете воцарилась тишина. Фрэнк Дарем сидел на стуле и вспоминал то, что было изображено на тех картинах. Молчание прервал психолог:

— Он настоял, чтобы я взял эти картины себе как подарок. Я не стал отказываться, потому что они мне чертовски нравятся.

— Я повторюсь — просто и гениально, — сказал Фрэнк.

Опять молчание.

— Ну, а теперь давайте поговорим о вас.

— Ах, да… — подхватил Фрэнк, смеясь.

— Видите? Теперь и вы забыли о своей проблеме, так как ваш разум был занят другим.

Фрэнк чувствовал превосходство мистера Бишопа, но это его не раздражало, а наоборот радовало. После непродолжительного общения он окончательно убедился — этому психологу можно доверить решение проблемы, которая касалась всей его семьи. Уверенность мистера Бишопа, его манера общения, легкая и профессиональная, его внешний вид делового и напористого человека не оставляли даже малейшей возможности усомниться в том, что на него можно положиться. Фрэнк на долю секунды задержал свой взгляд на обручальном золотом кольце, которое было надето на палец левой руки психолога. Он подумал, что уж у такого человека, как мистер Бишоп, нет никаких проблем в браке, и его кольцо надежно свидетельствовало о счастливой супружеской жизни.

— Мистер Бишоп… — начал Фрэнк немного погодя. Он сделал небольшую паузу, набрав больше кислорода в легкие.

— Джеймс, — произнес свое имя психолог, воспользовавшись колебанием Фрэнка. Он знал, что его новый посетитель волнуется, как и каждый, кто к нему приходит впервые.

— Джеймс, — выдохнул Фрэнк, — мои проблемы связаны с моей супругой. Ее зовут Сьюзан. Хотя… На самом деле у меня много других проблем, например, сон. Вечерами мне трудно заснуть, а каждое утро трудно проснуться и заставить себя встать. Затем, проблемы продолжаются на работе…

— Кем вы работаете? — задал вопрос Джеймс.

— Я генеральный директор, — ответил Фрэнк и добавил, — наемный.

— У вас хорошая должность, Фрэнк, — подбодрил его психолог, — и ответственная.

— Да. Компания занимается производством пищевых продуктов. В основном это полуфабрикаты. Такая сфера деятельности предполагает постоянный контроль всех этапов производства, включая и соблюдение всех санитарных требований.

— Часто к вам наведываются с проверками?

— Не то слово, как часто. Вы слышали про тот случай на борту самолета, где пассажир, сняв крышку с пластмассовой посудины, увидел внутри вместе с едой кусок стекла?

— Только не говорите, что ваша компания отправляла упаковки с едой на тот самолет, — сказал Джеймс, шутя.

— Нет, нет, вы не подумайте, — произнес Фрэнк, посмеиваясь. — Просто, после того случая все словно с цепи сорвались. Незапланированные проверки со стороны контролирующих органов, которых не пересчитать, участились в два, а то и в три раза. Компания имеет хорошую репутацию, но одно дело — иметь ее, и совсем другое — сохранить, а в наше время оставаться не только наплаву, но и еще не обмазанным в, простите, дерьме, становится все сложнее и сложнее.

— Я это знаю по себе, — сказал психолог.

— Ну вот, так что вы сами понимаете, как тяжело мне работать, имея проблемы дома.

Джеймс, в свою очередь, немного помедлил, а затем задал следующий вопрос:

— Почему вы в начале своего рассказа о проблеме упомянули вашу супругу Сьюзан?

Фрэнк напрягся, а затем ответил:

— Наверное, потому, что во всей этой неблагоприятной ситуации меня больше всего волнуют мои отношения с ней.

— Да, но вы сказали, что ваши проблемы связаны со Сьюзан, — Джеймс Бишоп напомнил Фрэнку это не в качестве вопроса или уточнения, а в качестве утверждения, факта. Его голос звучал очень четко, с чуть повышенным тоном, чтобы придать особую важность этому утверждению. Фрэнк почувствовал скованность и неуверенность. — Не поймите меня неправильно, Фрэнк, — продолжал Джеймс, — но вы в самом начале сказали именно так. Я повторю ваши слова: «Мои проблемы связаны с моей супругой». Если вы что-то другое имели в виду, то давайте сразу разберемся с этим. Я задам вам такой вопрос — вы считаете, что все ваши проблемы — это последствия плохих отношений со Сьюзан?

— Нет, нет, — тут же ответил Фрэнк, приблизившись к Джеймсу. — Я хотел лишь сказать, что меня больше всего волнуют проблемы, возникшие, в том числе, и со Сьюзан в результате…

Фрэнк остановился.

— В результате чего? — начал его подталкивать Джеймс.

— Я сам не знаю, чего, мистер… Джеймс. Просто, все в одночасье пошло наперекосяк, — Фрэнк резко отодвинулся назад.

Джеймс Бишоп не только внимательно слушал Фрэнка, но и наблюдал за его движениями и мимикой. Он понял, что Фрэнк начал раскрепощаться.

— Не думаю, что у вас все началось в одночасье, Фрэнк. Если бы это было так, то вы бы знали ответ, потому что с этим было бы связано какое-нибудь плохое событие, например, смерть близкого человека.

— Нет, Джеймс, ничего такого не было. Все живы и здоровы.

— Значит, проблема зарождалась постепенно. Ее истоки могут находиться далеко в прошлом, но и сейчас они воздействуют на все стороны вашей жизни — на семью, работу, и так далее.

Джеймс заметил, что Фрэнк слегка поник: опустил голову, периодически закрывая глаза, а языком он то и дело облизывал губы.

— В самом деле, Фрэнк, нам не нужно с вами ходить вокруг да около, — заговорил Джеймс с тонусом в голосе. Фрэнк поднял голову и посмотрел в глаза психологу. — Я знаю, в чем заключается ваша основная проблема. Скажите, как живет ваша семья? В достатке?

— Да, конечно. Я ее полностью обеспечиваю, — сказал Фрэнк с гордостью, но от этого вопроса он еще и недоумевал. — Но как это может быть связано с моими проблемами?

— Вы много работаете? — Джеймс будто проигнорировал вопрос Фрэнка и задал следующий.

— Очень много. Бывает, я встаю рано утром, пока мой сын еще спит, и ухожу, а когда возвращаюсь поздно ночью, он уже давно лег в постель. И так может произойти и на следующий день. В итоге — мой сын меня практически не видит. Да и Сьюзан тоже.

— Сколько лет вашему сыну?

— Джошу четырнадцать. У меня есть еще старшая дочь, Эмми. Ей двадцать пять, но она не живет с нами. Уже два года как она вышла замуж и переехала в Балтимор.

Фрэнк вновь облизал губы.

Джеймс внимательно смотрел на него и слушал.

— А сколько лет вам? — спросил он.

— Сорок девять.

— Вы могли бы назвать свою жизнь скучной?

Такой вопрос Фрэнк не ожидал услышать, но он понимал, что мистер Бишоп подкрадывается к нему, нащупывая все новые и новые детали, словно маленькие шестеренки в огромном механизме, составляющее его жизнь.

— Как вам сказать, Джеймс… — Фрэнк призадумался. Мистер Бишоп ждал, что он скажет. — Я достаточно обеспеченный. У нашей семьи есть все, что должно быть, но…

— Но вы чувствуете, что что-то не так. У вас нет какой-то удовлетворенности от жизни, — закончил психолог фразу за Фрэнка.

— Да, — подтвердил Фрэнк. — Да. Это так.

— А почему вы пришли именно ко мне?

Прозвучал вопрос, которого Фрэнк боялся больше всего. Он сумел в свое время выбраться из нищеты и самостоятельно встать на ноги. По городским улицам или в офисе компании Фрэнк всегда ступал с гордо поднятой головой. Фрэнк Дарем, человек, уверенный в своих силах, даже в своем превосходстве над другими, кто его окружал, пришел в смятение от элементарного и, одновременно, такого сложного для него вопроса.

— Я… — начал Фрэнк, — я слышал о ваших методах, которые вы используете при работе с клиентами, точнее, с семейными парами, — Фрэнк провел левой рукой по своему затылку. Ему показалось, что там что-то защемило, но это было лишь самовнушение. — Я также слышал, что ваша работа в этой области весьма успешна, и пары, которые участвовали в этом… в этом… — Фрэнк не знал, какое слово подобрать, — в этом деле, оказались очень довольными.

— Откуда вы знаете, что они довольны?

— Я… просто я слышал об этом…

Джеймс Бишоп улыбнулся и расслабился в лице. Пока Фрэнк говорил, тот все время сидел с серьезным видом, навострив уши.

— А почему с вами не пришла ваша супруга?

— Она ничего не знает о моем визите к вам.

— Вы с ней даже не посоветовались?

— Я сначала хотел встретиться с вами — узнать подробнее об этом методе и потом сообщить ей.

Фрэнк чувствовал себя студентом, который сидел на экзамене, пытаясь четко ответить на все вопросы, заданные экзаменатором — мистером Джеймсом Бишопом. В кабинете вновь настало молчание. Джеймс подкатился обратно к своему столу и положил на него руки, расставив локти в разные стороны. Смотрел он куда-то в сторону. Фрэнк ждал, когда психолог заговорит.

— Вы когда-нибудь смотрели порнофильмы, Фрэнк?

— Ну… конечно, — проговорил тот, немного смутившись. Ему еще никогда не доводилось разговаривать об этом с другим мужчиной. — Как и все, я думаю.

— И наверняка наблюдали на экране групповой секс?

— Да.

Джеймс прекрасно знал ответы Фрэнка на эти вопросы заранее. Однако он решил не начинать разговор таким образом, чтобы эти сведения звучали как факты, установленные им самим, так как не хотел ставить Фрэнка в более неудобное положение, показывая, что он знает о его «скелетах в шкафу».

— Как вы думаете, Фрэнк, что движет людьми, которые участвуют в подобном? Чего они хотят?

«Того же, чего хочу и я», — подумал Фрэнк.

— Получить новые эмоции, — начал перечислять он, — новые впечатления, может быть, даже, навыки…

— Даже те люди, что специально участвуют в постановках?

— Нет. Там, думаю, всем заправляют деньги.

— Рад это слышать от вас, Фрэнк, — сказал Джеймс, довольствуясь таким ответом. — Конечно, ответы на подобные вопросы могут показаться слишком очевидными, но мне нужно было удостовериться. Это важно для моего личного, внутреннего спокойствия.

— Я понимаю, — одобряюще кивнул посетитель.

В последующий один час Джеймс Бишоп подробно рассказывал о своем методе, который был, по его словам, необычайно прост, но, в то же время, необычайно сложен в исполнении.

Глава 2

Двумя неделями ранее.

Джеймс Бишоп ощущал напряженную атмосферу суеты, словно в здании, в котором он находился, собралась стая муравьев, небрежно перебиравших лапками в поисках личинок, обмазанных медом.

Он сидел на стуле в гримерной перед зеркалом, по периметру окруженном светильниками, пока девушка подготавливала его лицо для съемок в одной из самых популярных телевизионных передач, регулярно выпускаемых в эфир. Название передачи было достаточно длинным и не совсем обычным: «Открытые окна закрытых домов». Джеймс знал, что передача транслировалась не в прямом эфире, а в записи, но даже здесь, во время съемок, когда было достаточно времени для успешного завершения всего съемочного процесса, прежде чем запись пустят в эфир в вечерние часы спустя несколько дней, никто из участвовавших в создании очередного выпуска не мог сказать, что он спокоен. Джеймс непрестанно слышал раздававшиеся в коридоре недовольные, ворчливые высказывания начальников в адрес подчиненных за плохую работу.

Девушка непринужденно махала кисточкой перед лицом Джеймса, уже не нанося на кожу специальную пудру, а смахивая пылинки с его лица воздушным потоком. Казалось, малейший промах в ее работе мог стать катастрофой не только для нее, но и для всей передачи. Закончив свою работу, она коротко сообщила:

— Вы готовы, мистер Бишоп.

— Спасибо, — поблагодарил ее Джеймс. Он внимательно вгляделся в отражение своего лица в зеркале. У него возникла мысль, что девушка переусердствовала, наложив слишком много бледной пудры. В конце концов, оставив эти мысли, он поднялся со стула, отряхнул пиджак и направился к выходу из гримерной. Оказавшись в коридоре, он свернул направо, в сторону главной съемочной площадки, где вовсю работал обслуживающий персонал.

Пока он шел по длинному коридору, никто из работников не обратил на него внимания — все с головой ушли в свою работу. Главная съемочная площадка представляла собой большое помещение, в котором одна из сторон была закруглена. Именно для этой стороны специально была подобрана изящная мебель белого цвета: кресло для ведущего и широкий диван для гостей. Мебель была выставлена друг напротив друга и немного повернута в сторону к зрителям. Между зрителями и гостями передачи располагались кресла, по четыре с правой и левой стороны, для особых приглашенных — так называемых экспертов, которые активно участвовали в дискуссиях. Позади экспертов находились несколько операторов с камерами, установленными на высоких штативах — их объективы направлялись на ведущего и гостей. Еще имелось несколько камер сверху, парящих в воздухе и охватывавших всю оставшуюся часть студии.

Джеймс Бишоп прошел по студии и остановился в ее середине, оглядывая своим взором все пространство, что его окружало.

— Десять минут до начала съемки! — прозвучал голос из приемников, спрятанных где-то сверху.

К нему подошла его давняя знакомая — Бриджет Оллфорд. Именно благодаря ей Джеймс находился здесь. Она работала главным редактором в одной крупной газете. Ее деловые связи позволили ей через нескольких людей дойти до телевизионных боссов, которые проявили интерес к личности Джеймса Бишопа, поняв, какой информацией они стали обладать и которую они могли теперь донести до масс, увеличив и без того большой рейтинг.

Бриджет улыбнулась Джеймсу и спросила:

— Ну как?

— Все хорошо, — спокойно ответил тот.

— Думаешь, стоит это делать?

— Об этом мы узнаем позже, — сказал Джеймс. Он добавил: — Слушай, у меня с лицом все нормально? Мне показалось, что девушка в гримерной наложила на меня слишком много пудры.

— Нет, — слегка усмехнувшись, ответила Бриджет и дополнила: — Но все морщины тебе запудрили.

— У меня их и не было, а сделали так, как будто я был ими покрыт.

— Ты же сам прекрасно понимаешь, Джеймс — придется терпеть. Долго терпеть. И какие-то там причуды телевизионщиков ничто, по сравнению с тем, через что тебе предстоит пройти.

— Я знаю, Бриджет. Я благодарен тебе.

Они немного молча постояли.

— Жаль, что Верна не смогла приехать сюда.

— Поверь, будет лучше, если она посмотрит по телевизору. Хотя для нее и так это будет настоящей пыткой.

— Я схожу за кофе, — сказала Бриджет. — Тебе принести? Еще есть время.

— Нет, спасибо. Мне нужно собраться с мыслями.

Бриджет удалилась, оставив Джеймса одного, но, как оказалось, у него совсем не было времени, чтобы привести свои мысли в порядок — он почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему локтю. Обернувшись, Джеймс увидел человека, который смотрел на него, довольно растянув улыбку. Казалось, от зубов этого человека мог отражаться свет — настолько они были белоснежными и идеально ровными. Этим человеком оказался Брэндон Фейн — бессменный ведущий программы. Его волосы уже давно поседели, а спина постоянно находилась в чуть согнутом положении. Многие его поклонники, а их было немало, особенно женщины, то и дело обсуждали занимаемое им кресло ведущего на протяжении уже двадцати пяти лет, и все гадали, когда он уйдет на покой, надеясь, при этом, что этого никогда не произойдет. Брэндон Фейн обладал всеми навыками шоумена, и никто из молодого поколения не мог сказать точно, получил ли он их в процессе своей долгой карьеры на телевидении, или он уже был ими наделен с самого рождения.

Лучезарная улыбка Брэндона Фейна околдовывала каждого, с кем он общался, однако, на Джеймса она не могла повлиять столь магически, как на остальных.

— Готовы, мистер Бишоп? — спросил Брэндон.

— Уже давно, — ответил Джеймс, сохраняя внутреннее спокойствие и силу духа.

— Я хотел бы с вами быстро обсудить несколько деталей, пока еще есть время до эфира.

— До эфира? — резко спросил Джеймс, сморщив лоб. Впервые в его голосе прозвучало волнение.

— Ну да. Это прямой эфир. Ну, так вот, Джеймс, как я понял, вы психолог, специализирующийся на семейных отношениях. Вы занимаетесь только проблемами брака?

На долю секунды Джеймс побледнел, а сердце внутри забилось быстрее. Брэндон не заметил в нем перемен, так как в своих руках он держал листки, в которых пытался через свои очки правильно понять смысл написанного о Джеймсе Бишопе.

Джеймс понимал, что нужно немедленно взять себя в руки. Уверенность прежде всего.

«Соберись, идиот, — начал он наставлять самого себя. — Какая тебе разница, прямой это эфир или запись».

— Да… — проговорил Джеймс, но ему показалось, что он ошибся — ответ был произнесен неуверенно. Чуть откашлявшись, он добавил более четким голосом: — То есть, не только проблемы брака. Я могу решить большинство проблем, с которыми сталкиваются люди.

— Хм… — пробубнил Брэндон, но его «хм» не было похоже на издевательскую ухмылку. Вместо этого прозвучало что-то вроде ответа «так», словно пометка галочкой в перечне уточнений. Однако у Джеймса ослабла способность профессионально мыслить и анализировать происходящее. После этого «хм» на него нашло раздражение и злость.

«Чертов старик», — выругался Джеймс и сглотнул комок слюны.

— Вы разработали свою методику один, или у вас были коллеги, которые поддерживали и помогали вам?

— Один.

— Но я так понимаю, у вас есть кто-то в качестве рабочего персонала, кто помогает вам в ее осуществлении?

— Есть.

Брэндон Фейн еще немного пробежался глазами по листочкам, а потом поднял голову и взглянул на Джеймса — тот уже пришел в норму.

— Что ж, подробнее расскажете уже в эфире.

Брэндон улыбнулся и хлопнул Джеймса по плечу, после чего пошел в сторону одного из выходов, путь к которому пролегал рядом со зрительскими местами, где каждое уже было занято. Когда он приблизился к зрительской аудитории, раздались выкрики его страстных поклонниц, на что тот махнул ладонью, расплывшись в счастливой улыбке.

Пока Джеймс стоял в центре зала и отвечал на уточняющие вопросы ведущего, в студии прибавилось народу: несколько экспертов заняли места в отведенных для них креслах, у всех камер стояли операторы, проверяя оборудование и четкость картинки, а вокруг самого Джеймса кружилось еще большее количество людей. Удивительно, как он не заметил такой перемены, но неожиданно нахлынувшее беспокойство словно отстранило его от реальности, от всех этих людей, вовлекая в пучину собственных переживаний.

— Пять минут, — вновь раздалось сверху из динамиков. Теперь Джеймс знал, что ему осталось пять минут до эфира, прямого эфира. Через пять минут он будет сидеть вон на том диване, а напротив него — этот напыщенный старик. Он не столько боялся экспертов, которых уже стал рассматривать, пока те сидели и обдумывали предстоящую дискуссию, сколько именно прямого эфира. При записи он мог бы себе позволить промедление в ответах, мог бы найти время для обдумывания мыслей, прежде чем произнести их — потом монтажеры вырезали бы все лишнее, сделав из передачи живой, быстрый диалог. Прямой эфир этого не позволял. Думать нужно было быстро. Одно дело — несколько десятков зрителей в зале, другое — миллионы. Джеймс Бишоп всегда считал, что промедление перед одним человеком — показатель мастерства и профессионализма, показатель четкого обдумывания и выстраивания плана, стратегии, но промедление перед огромной толпой — провал, фиаско. Толпа, быстрая и непредсказуемая, сама потребует скорости. Иначе не поверят…

К Джеймсу через толпу пробралась Бриджет со стаканом дымящегося кофе.

— Ты почему не сказала мне, что это прямой эфир? — недовольным тоном спросил он у нее.

— Так, я думала, ты знаешь, — напрягшись, сказала Бриджет, а потом подбодрила его: — Все будет хорошо, Джеймс. Ты справишься.

Джеймс провел руками по своей голове, пригладив волосы.

«Не раскрывай себя. Что ты делаешь?» — обратился он к себе.

— Прости, Бриджет, — выдохнув, извинился Джеймс.

Бриджет ничего не сказала. Только улыбнулась.

Перед ними мгновенно появился молодой парень. На голову были натянуты огромные наушники, соединенные с микрофоном.

— Мистер Бишоп, мы начинаем. Садитесь вон там, на диван.

— Спасибо, — сказал ему психолог, а затем взглянул на Бриджет. Его молчаливый взгляд словно обращался к ней с просьбой пожелать ему еще раз удачи.

— Удачи, Джеймс. Все будет в порядке, — сказала она, поняв, как ему требуются слова поддержки. Если кто и знал Джеймса Бишопа так же хорошо, как и его супруга, Верна, которая отсутствовала, то это именно она.

Джеймс направился к дивану, в сторону, куда были наставлены камеры. Брэндон Фейн уже ждал его, расположившись в своем кресле.

— Садитесь напротив, Джеймс, — обратился он к нему.

Джеймс кивнул и медленно опустился на диван.

Эксперты пристально смотрели на него. Некоторые из них сидели, словно затаившиеся хищники в траве, изучая свою добычу. Мимо Джеймса не прошел ни один такой взгляд. Он смог побороть свой страх, неизвестный никому, и его восприятие мира пришло в норму. Он видел и слышал все, словно ястреб, восседающий на скале.

Съемочная площадка освободилась. Зрители ожидали начала. Джеймс попытался рассмотреть Бриджет и место, где она расположилась, но у него не получилось — в зале убавили освещение, сосредоточив большую часть света на нем и Брэндоне Фейне.

Голос, принадлежащий тому же человеку, который объявлял до этого промежутки времени до начала эфира, строгим голосом объявил:

— Тишина в студии! Выходим в эфир. Десять, девять, восемь, семь…

Джеймс перевел дух, сделав три глубоких вдоха через нос.

— …шесть, пять, четыре…

Брэндон немного нагнулся к Джеймсу, посмотрел прямо ему в глаза и с серьезным выражением лица сказал такое, от чего тот почувствовал, будто его облили бензином, и где-то сзади он услышал звук проведенной о коробок спички:

— Держитесь, Джеймс.

Затем Брэндон быстро вернулся в прежнее положение, дожидаясь окончания отчета и включения камер.

— … три, два, один. Эфир!

Брэндон Фейн обнажил свои белоснежные зубы и поприветствовал зрителей.

***

Тремя часами позднее.

— Тебе нужно выпить. Да и мне тоже, думаю, — сказала Бриджет.

Она провела Джеймса в свою гостиную, а сама ушла на кухню. Оттуда, открывая дверцы шкафчиков, она спросила:

— Что ты будешь?

— Виски со льдом.

Бриджет взяла два идеально чистых стакана и поставила на барную стойку. Достав бутылку дорогого виски, она наполнила им стаканы наполовину. Ее движения были быстрыми и нервными. Держа стаканы в обеих руках, она подошла к холодильнику, имевшему отделение для льда. Надавив на черный рычажок стаканом, сверху в него упали круглые кусочки затвердевшей воды. Она проделала то же самое со вторым стаканом и вернулась в гостиную к Джеймсу. Тот взял стакан, протянутый Бриджет, и дождался, когда она сама сядет на диван.

С минуту они молчали. Каждый из них думал о том, что происходило в студии. После того, как камеры отключили, и эфир прекратился, Бриджет подбежала к Джеймсу, и, взяв его под руку, повела к выходу из студии. Она вспоминала, как ощутила там раскаленный воздух, которым был наполнен зал, как услышала одновременно восхваляющие и оскорбительные реплики в адрес Джеймса. Но, казалось, больше всех возбужденными в этот вечер были зрители в студии, включая и ее саму, Бриджет. Выйдя из здания телестудии, они сели в ее машину — белый Фольксваген, что был припаркован на уличной стоянке. Она заняла сиденье водителя, а Джеймс сел рядом с ней, и они, решив, что лучше всего сейчас укрыться у нее, поехали к Бриджет домой. Ее большая квартира находилась в одном из домов шикарного жилого комплекса, на тридцать седьмом этаже. Отсюда открывался прекрасный вид на ночной город, освещенный многотысячными огнями.

Бриджет, отпив, посмотрела на Джеймса. Тот сидел и ничего не говорил.

— Ты правда помог тому человеку? — спросила она тихо.

— Да, — ответил Джеймс. Он поднес стакан к носу и понюхал его содержимое, проделав небольшие круговые движения. После этого он отпил.

Бриджет восхищалась Джеймсом. Как он держался, как он отвечал на вопросы экспертов и зрителей, как он комментировал редкие замечания Брэндона Фейна, иногда насмешливые и глумливые. Как он выдержал такой натиск. Бриджет уже давно гордилась тем, что в свое время встретила Джеймса, и их отношения постепенно перешли в крепкую дружбу.

— Что ты намерен делать теперь?

— Все то же самое, что и до этого.

— Думаешь, теперь ты сможешь находить таких людей?

Джеймс не ответил сразу. Он немного сменил позу, больше утонув в кресле и расслабившись.

— Они сами будут находить меня. Человек всегда что-то ищет. Дав ему узнать о тебе, как о том, кто может ему это предоставить, он сам придет.

Внешне Джеймс был спокоен, как всегда, но внутренне он еще не остыл. Вместе с тем, внутри себя он улыбался, пока его лицо внешне выражало серьезность и сосредоточенность.

«Необходима разрядка».

— Позвони Верне, — попросила Бриджет. — Она волнуется. Я сейчас отвезу тебя домой.

— Да, — сказал Джеймс. Он сунул руку в карман своих брюк и вытащил телефон. Встав с кресла, он вышел из гостиной, приложив мобильник к уху.

Бриджет наблюдала, как Джеймс выходил, скрывшись в коридоре. Невзначай, сама того не осознавая, ее взгляд упал на его зад.

«Боже мой, — подумала она. — Как ей повезло… как ей повезло…»

Она слышала, как Джеймс разговаривал по телефону с Верной, его супругой. Джеймс ушел вглубь коридора, и до ее ушей доходили лишь звуки его голоса, но слова она не могла разобрать.

Бриджет допила виски. Она поднялась и отнесла стакан на кухню, оставив его на барной стойке. В ее походке появилась шаткость — столь быстро на нее подействовал виски в небольшом количестве.

Джеймс смолк. Бриджет решила, что тот закончил разговор. Повернувшись обратно, она увидела его перед собой. Он стоял с пустым стаканом в руке. От такого неожиданного его появления она слегка испугалась.

Он подошел к ней, прижал к барной стойке и, протянув руку рядом с ее левым плечом, поставил пустой стакан.

«Нужна разрядка».

«Верна…» — в голове у Бриджет крутилось имя супруги Джеймса.

Он резко схватил Бриджет за грудь и начал массировать. Грудь была большая и мягкая.

«Верна…» — снова пробежала мысль у Бриджет, пока Джеймс массировал ей грудь своими ладонями.

«Верна…»

— Джеймс… — медленно простонала Бриджет, сдавшись и закрыв глаза.

Через короткое время в квартире Бриджет из ее спальни раздался скрип кровати.

***

— Добрый вечер. Как всегда, в этот вечерний час в прямом эфире программа «Открытые окна закрытых домов».

«Прямой эфир… Зря я мало смотрел телевизор», — упрекнул себя Джеймс.

— В этой студии вместе с нами присутствует один гость, практикующий психолог, мистер Джеймс Бишоп, который намерен рассказать нам о специфике своей работы с семейными парами и не только.

Джеймс обратил внимание, что Брэндон не пользовался суфлером. Он смотрел куда-то вперед, на одну из камер.

— Мистер Бишоп, — обратился Брэндон к Джеймсу, — прошу вас, расскажите нам о своей работе и о… — Брэндон специально поперхнулся, — кхм, некоторых методах вашей работы с семейными парами.

Джеймс выдержал совсем короткую паузу и, определив, куда ему нужно смотреть, начал:

— Цель, с которой я сюда пришел, заключается в том, чтобы рассказать людям о возможности решения тех проблем, с которыми, я уверен, многие сталкиваются в повседневной жизни. Я…

— И что это за проблемы? — перебил Брэндон. Джеймс взглянул на ведущего, ожидая увидеть ухмылку на его старом лице, но увидел лишь серьезность и хмурость.

— Самые типичные, — ответил Джеймс. — Это и бессонница, и раздражительность, и чувство неудовлетворенности…