Бесплатный фрагмент - Так выпьем же чашечку чая…

Выпьем же чашечку чая…

«Во внешнем мире то шум и рев, то сон и тишь, бушуют войны, суетятся и умирают люди, одни нации гибнут, другие приходят им на смену, чтобы в свой черед сгинуть, а посреди этой оглушительной круговерти, этих взрывов и всплесков, на фоне вселенского движения, воспламенения, крушения и возрождения бьется жилка человеческой жизни.

Так выпьем же чашечку чая».

/Мюриэль Барбери, автор бестселлера «Элегантность ежика», 2006/

И грянула пандемия…

Все катаклизмы, так или иначе, сваливаются на голову человечества внезапно. Так и вирус с королевским наименованием накрыл черной мантией Воланда весь мир. Никто из нас еще в марте двадцатого не смог бы поверить в то, что закроются границы, опустеют водные, воздушные и наземные пути сообщения, люди, замкнутые в пространства своих квартир, с тоской узников будут взирать на пустынные городские пейзажи из окон без решеток. А чуть удивленные, восхищенные отсутствием угрозы дикие звери все чаще будут бродить по улицам мегаполисов…

Врачи, оказавшиеся во фронтовых условиях, будут ходить по лезвию смерти, ежедневно опасаясь принести вирус в семью или умереть. Старики будут вынуждены сторониться внуков или прозябать, порой без помощи, в одиночестве. Взрослым детям придется ставить сумки с продуктами у дверей родителей и надеяться, что они не погибнут там, за этой мифической защитой, при отсутствии медицинской помощи от имеющихся хронических заболеваний. Люди, потерявшие работу или ушедшие в вынужденные отпуска, будут судорожно искать средства к существованию, стараться не скатиться в долговую яму и не обанкротиться. Ну а власть имущие будут экспериментировать с внедрением в приказном порядке правил, порой не только идущих в разрез с правами человека, но и попирающих человеческое достоинство. Все оправдает Пандемия: и чрезвычайное положение, и социальный мониторинг, и бесконечное продление карантина. И не только то, что в настоящей реальности жизненно необходимо для спасения жизней, но и то, что в умах представителей власти каким-то диким образом трансформируется подчас в абсурдные приказы, штрафы и вседозволенность. Многое стало зависеть от их порой недалеких умов и авторитарных решений.

Позже история все разложит по полочкам и ответит на вневременные вопросы: что сделали — не сделали, правильно — неправильно, кто виноват — не виноват и за что или для чего нам было дано это испытание?

Я не берусь анализировать ситуацию ни с социологической, ни с экономической, ни с политической точек зрения. Это удел серьезных специалистов, которые в настоящее время еще не в силах во всем разобраться. Мне просто хочется описать чувства простых людей, для которых недавно минюст «разрешил использовать слово „простолюдин“ в официальном делопроизводстве». Это наши с вами чувства, наша с вами боль и наша с вами жизнь, тем более, что основано всё на реальных ситуациях, о которых я услышала из первых уст…

Так нальем же по чашечке чая, и послушаем эти простые истории…

Мария

Симптомы все-таки проявились. Зря я пренебрегла советами не выходить из дома. Но как же им следовать, когда дочь с трехмесячным ребенком не может выйти ни за продуктами, ни за лекарствами. Да и я еще не перешагнула черту группы риска — вполне еще бодра, продолжаю работать в музее, могу закупиться и принести детям всё необходимое. Вот и «дозакупалась», схватила-таки где-то заразу. Итак, что имеем: температура под 39, дышать тяжело, кашель. Весь набор Covid-19. Пора звонить в скорую. Звоню. Час, другой… Дозвонилась. Обещали приехать. Состояние хуже и хуже. Дочери боюсь говорить (как они без меня?), может, еще обойдется, может, просто обыкновенная простуда? Господи, почему не едут, уже вечер, так и помереть можно. Что же выпить: аспирин, арбидол, парацетомол? Советы разные, боишься ошибиться и сделать хуже.

Звонят. Приехали, наконец. Открываю.

— Бабушка, вам помощь нужна?

Я готова расплакаться: во-первых, — из-за «бабушки», во-вторых — «волонтер» без маски и перчаток и больше 15-ти я бы ему не дала.

— Спасибо, молодой человек, но я пока справляюсь, берегите себя…

Стараюсь заслониться шарфом и не дышать в его сторону.

— Вот телефон, позвоните, если надо, я в соседнем подъезде живу…

— Спасибо, дорогой, позвоню, если понадобится…

Закрываю дверь. Жду. Скорая приезжает уже ночью. «Вызовов много», — устало сетует врач, женщина лет пятидесяти. Она без маски и перчаток (!)

— Что же вы так? — спрашиваю.

— Да нет у нас такого количества, авось пронесет, — машет она рукой и начинает осмотр.

— Ну что, доктор, в больницу заберете?

— Почему же сразу в больницу, у вас пока только подозрение на коронавирус. Да и выглядите неплохо, сами передвигаетесь. А больницы переполнены, заразитесь еще там. Сидите дома, пейте лекарства, — она протягивает рецепт, — если не поможет, — звоните. А пока будьте дома на карантине 14 дней до выяснения.

Я расписываюсь в постановлении и нерешительно интересуюсь:

— Доктор, а как же я в аптеку пойду, если на карантине, да и сил нет…

О том, кто будет помогать дочери с внуком, уже не думается.

— Детей попросите, купят.

— Да у меня у дочери грудной ребенок, она не сможет…

— У вас аптека за углом.

— Но я же на изоляции, выходить-то нельзя?

— Ну, это, извините, ваши проблемы, у меня еще куча вызовов до утра. Выздоравливайте.

Врач уходит. Я, обессиленная, заваливаюсь на кровать и забываюсь мертвым сном до следующего приступа кашля. И так всю ночь: провалы, приступы, жар, дышать все хуже и хуже.

Утром звоню сестре в Москву. Она в ужасе:

— У вас в Питере что, КТ нет? Тестов не делают? Звони, добивайся, пусть кладут в больницу!

Звоню. Добиваюсь. Не только не кладут, но и увещевают:

— Женщина, как же вам не совестно, к вам же вчера приезжали, а другие еще ждут. У нас врачи по две смены дежурят, больных — море, а вы…

Мне становится стыдно. И опять: жар, приступы удушья, дышать почти невмоготу.

Звонит сестра:

— Ну что, положили, КТ сделали?

Описываю ситуацию. Сестра в гневе.

— Какая больница? Фамилия врача? Жди, сейчас разберусь…

Сестра у меня решительная, всю жизнь на руководящей работе трудилась, знает, как с кем разговаривать, требовать, добиваться (не то, что я, — амёбное и законопослушное создание). И хотя сейчас уже тоже на пенсии, но идет Ва-банк. Отключаться она не велела, звонит по другому телефону, поэтому я все слышу.

— Здравствуйте, с кем я разговариваю? Так, с вами из Роспотребнадзора говорят. Да, именно. Нехорошие сигналы к нам поступают, уважаемая. Хотелось бы знать: почему ваши врачи выезжают на вызов без масок и перчаток? Нет? Ни того, ни другого? Почему не обеспечили? Надеюсь… А почему людей с явными признаками ковида на КТ не посылаете? Сломался? А что, у вас в Питере один аппарат компьютерной томографии? А по вызову, когда состояние ухудшилось, почему не выезжаете? Да мне лично сейчас родственница позвонила в тяжелейшем состоянии: подозрение на ковид и никакой оперативной реакции. Да уж, надеюсь, записывайте…

Сестра диктует мои данные, и — о чудо! — уже через час я в больнице, берут анализы, назначают лечение, и я понимаю, что спасена.

Больница и правда переполнена, врачи не справляются, глаза у всех больные и усталые. Но они, насколько хватает сил, бьются за жизнь каждого, — низкий им поклон, нашим врачам, не имеющим порой средств защиты и рискующим своими жизнями. На соседней кровати стонет женщина: она переведена в нашу палату после аппарата ИВЛ. На нее страшно смотреть, видно, случай тяжелый. Диагноз мой подтверждается: подозрение становится подтверждением, — поражено 65% легких. И это еще ничего, бывает хуже. Я дышу сама — и это уже счастье!

Дрожащими руками я беру с тумбочки стакан горячего терпкого чая и, обжигаясь, делая маленькие глоточки, шепчу: «Доченька, внучек, я живу, не волнуйтесь, скоро я буду с вами…»

Я её урою…

«Я её урою!!!», — всегда спокойная Настёна вырывалась из рук мужа, пытающегося сдержать ее необузданный порыв души. «Урыть» она собиралась сватью, весьма экзальтированную и трепетно любящую себя особу. Мало того, что та звонила каждые пять минут беременной дочери и зятю и с придыханием великой актрисы прощалась с ними навсегда, утверждая, что поражена коронавирусом. Она еще требовала, чтобы те вызвали скорую (сама не в силах, а муж пьет валерьянку), записали ее на КТ (бесплатного не дождешься, но мы последнее отдадим ради здоровья), нашли ей место в больнице (сейчас редко кого кладут) и прочая, прочая. Сватья была статной, полной сил и здоровья женщиной, и в то, что ее прихватила корона, верилось с трудом. Но уже неделю все родственники были подняты в ружье. Нужно заметить: эпицентр был её стихией. Кто-то нес лекарства, кто-то звонил врачам, ну а зять с дочерью старались сделать все, что в их силах. Бегали по магазинам, выполняя очередную «последнюю просьбу матери», готовили и относили ей обеды: мамочка захотела бульончик (блинчики, котлетку).

— А папочка сготовить не может? — саркастически спрашивала у сына Настена.

— Мама, Ирочка говорит, что он беспомощен перед ее болезнью, сидит рядом, держит за руку и плачет.

— Беспомощен? Плачет!? — негодовала Настя, — он что её, первый год знает? Актриса доморощенная… Ей только и надо, чтобы все вокруг прыгали, но дочь-то беременную зачем волновать? О вас она подумала? Так и передай этой актрисе больших и малых академических театров, что если вы заразитесь, я ее урою. Так и скажи, что мама вас уроет. Понял!?

— Да понял, мама, не нервничай, главное — чтобы не подтвердилось.

— Скорая была?

— Четыре раза. И тест сделали, ждут ответа.

— Почему четыре раза? Скорые же перегружены, зачем лишний раз вызывать? А врачи что сказали?

— Говорят, пока ничего страшного, оставайтесь дома. На карантин посадили. Сейчас еще платную скорую ждут.

— Зачем?

— Не верит, не понравились ей эти врачи.

— Так. Терпение мое кончилось, еду туда. Все, до связи!

— Мама…

Но «мама» уже повисло где-то в сети. Накинув плащ, Настя выбежала на улицу, завела верный « опель» и, благо, не в Москве, — в Подмосковье не было таких драконовских мер и пропускной системы, — понеслась к сватье.

Пока летела, позвонил муж (все-таки сын нажаловался).

— Лопату взяла? — с места в карьер поинтересовался он.

— Какую лопату? — не поняла Настена.

— Ну ты же ее урыть собралась?

— Виталий, твой едкий сарказм неуместен. Она уже довела и нашего сына, и свою дочь, а той рожать вот-вот, так что это нужно прекратить. Или — или.

— Перчатки и маску хоть надень, воительница, — со вздохом сказал муж, зная, что не в силах что-либо предотвратить.

— Не волнуйся, я из-за её же собственного яда без маски с ней бы не встречалась…

— Ну ладно, как закончу дела, — подъеду.

— ОК, — Настя отключилась.

Двери открыл сват. Его взволнованное бледное лицо говорило о многом. Кругом царил беспорядок, пуговицы на его пижаме были застегнуты наперекосяк, редкие волосенки взъерошены, очки съехали с носа.

— Ангелиночка уснула, может, не будем тревожить, — робко спросил он, умоляюще посмотрев на Настену.

— Будем, — твердо ответила Настя, — промедление смерти подобно.

И решительно направилась к спальне. Подойдя, она услышала изможденный голос сватьи:

— Не плачь, доченька, я свое отжила, 50 — это почти старость, проживете как-нибудь без меня…

Настена решительно распахнула дверь: сватья живописно возлежала на ложе в темно-вишневом роскошном пеньюаре. Рядом виднелась маска под цвет оного. «Когда успела маску-то под цвет соорудить? — подумалось Насте. — Королева Елизавета, блин, — «картина маслом».

— Привет, Ангелина, как ты?