Тайна браслета Изольды

Одна реальная, неожиданная находка во время ремонта в одной из квартир Петербурга, натолкнула меня на создание этой странноватой, почти мистической истории…

Автор

Часть 1. Тайник

Глава 1

Павел быстрым шагом пересёк маленький дворик, зажатый со всех сторон старыми питерскими домами. Он открыл дверь подъезда.

Пологая широкая лестница еле освещалась лампочкой Ильича, обшарпанные стены с жалким подобием «граффити» на них, напомнили Павлу о беззаботных детских годах, проведённых в этом старом доме в центре Питера. Постояв несколько секунд на первом этаже, он устремился на третий, перешагивая сразу через несколько ступенек. У двери квартиры бабушки, его некогда горячо любимой и обожаемой бабушки, он остановился, с замиранием сердца вставил ключ в замочную скважину. Дверь со скрипом отворилась, и Павел шагнул за порог…

Здесь ничего не изменилось со времён его далёкого детства. Всё было по-прежнему. Сумасшедший двадцать первый век остался за толстыми стенами дома.

В квартире бабушки царила середина двадцатого века. Громоздкий «ждановский» шкаф занимал половину прихожей, стул с продавленным сидением тоскливо ютился в углу, зеркало на стене в роскошной резной раме и бра со шнурком, на конце которого вместо пластмассовой пупочки была вставлена большая круглая бусина — всё было как и раньше, только не было бабушки…

У Павла подступил ком к горлу. Он глубоко вздохнул. Запахло жареными блинами. На секунду ему показалось, что это бабушка стряпает на кухне и сейчас он услышит её голос:

— Паша, ты голодный? Иди мой руки, и быстро — на кухню, пока блиночки горяченькие…

Павел ещё раз вздохнул, снял ботинки и направился по широкому коридору, какие бывают только в старых питерских квартирах, в комнату.

Павлу было немного за тридцать. Он работал в городской клинике хирургом. Его родители уже два года жили за границей — в Марокко. Отец — профессор филологии, преподавал русский язык для иностранцев, мать — сценарист и писательница, отправилась вслед за мужем искать новые впечатления для очередной книги.

Бабушка завещала свою квартиру Павлу. Соседи полагали, что Евдокия — так звали бабушку Павла, в обиде на своего сына Андрея, так как он выбрал свою стезю в жизни — филологию, вопреки мечтаниям матери — стать биологом или же врачом.

Она, посвятившая всю свою жизнь генетике, изучению первопричины возникновения наследственных болезней, видела в лице сына продолжателя своих исследований.

Однако Андрею было совершенно наплевать на последователей Вавилова, его манили Шиллер, Гёте, мастер короткого рассказа — Чехов. Когда после выпускного Андрей сообщил матери, что поступает в университет на филфак, она, не произнеся ни слова ушла в свой кабинет и не выходила оттуда до позднего вечера. Мать не разговаривала с сыном несколько дней, но потом смирилась с его выбором. Андрей учился блестяще. Уже на втором курсе ему предложили работу на кафедре, а затем и аспирантуру. В двадцать шесть лет он уже имел учёную степень и Евдокия, хоть и не подавала вида, очень гордилась сыном и с удовольствием рассказывала знакомым об успехах своего отпрыска.

Когда родился Павел, она чуть ли не с грудничкового возраста ринулась прививать ему любовь к биологии. Он сызмальства знал, как устроено то или иное растение, почему у одних людей глаза голубые, а у других — карие, почему при одних факторах клетки живого организма бешено размножаются, а при других — гибнут.

Профессия Павла была предопределена. После окончания школы он с лёгкостью поступил в медицинский институт.

Сейчас Павел был довольно неплохим доктором, подающим большие надежды на будущее. Пациенты его любили, и смело вверяли ему свои драгоценные тела.

Чтобы уладить все дела, возникшие после смерти бабушки, Павел вынужден был взять внеочередной отпуск.

Порядок в квартире был совершенно чуждым явлением для такого человека, каковым являлась Евдокия. На письменном столе валялась куча разных бумаг, по всем четырём углам высились небоскрёбы из стопок книг. Пальма, давно забывшая, что такое тропические дожди, сиротливо стояла рядом со столом в огромной кадке, скорее походившей на бочку для соления огурцов, нежели на цветочный горшок. С фотографий, висевших в большом количестве на стенах кабинета, сквозь толстый слой пыли, с укоризной глядели лица предков и дальних родственников Павла.

Звонок мобильника, популярная битловская мелодия, заставил его отвлечься от мыслей об уборке. Звонил институтский приятель Денис. От лица многочисленных друзей напрашивался на новоселье. Было слышно, как в унисон с Денисом, кто-то поддакивал, подхрюкивал, направлял ход мыслей приятеля в нужное русло, периодически хихикал. Павел понял — компания к нему намыливается приличная.

С трудом отвертелся, пообещав непременно принять всех через пару неделек, после приведения в порядок изрядно захламлённой квартиры бабушки. Только он нажал сброс, как вновь запели «Битлы». На сей раз звонила мама. Объяснив ей, что всё в порядке, что питается он хорошо, что, в конце концов, он — взрослый мужик, что наследство оформил, вещи потихоньку перевозит, Павел перевёл дух.

— Ну-с… С чего ж начать уборку? — сам себе, вслух, задал вопрос Павел.

Его размышления прервал резкий звонок в дверь.

«Сегодня у меня какой-то аншлаг! Неужели эти оглаеды всё же решили приехать?» — подумал Павел и направился открывать дверь.

На пороге стояла Алиса. Смущённо улыбаясь, спросила:

— Не ожидал?.. Можно к тебе.

В руках она держала бесформенный полиэтиленовый пакет, со всех сторон которого что-то торчало и выпирало.

— Это тебе, — Алиса протянула пакет Павлу.

— Что это? — озадаченно спросил он, принимая пакет.

— Продукты.

— Продукты? Зачем?

— Как зачем? Есть.

Алиса шагнула через порог. Павел посторонился.

— Ну, ты чего? Паш? Пристукнутый какой-то.

Павел улыбнулся:

— Так и есть, пристукнутый. Точно ты подметила. Ты, давай, проходи в комнату, а я — мигом!

Он скрылся с продуктами в кухне.

— Проходи! Чувствуй себя, как дома! — прокричал он.

— Хорошо, хорошо! Прохожу! — отозвалась Алиса и направилась по коридору в сторону комнаты, с интересом осматривая всё вокруг.

Она подняла голову к потолку, провела рукой по стене:

— Обожаю старые квартиры… Потолки высоченные! Не то что в моей «хрущёвке». Паша, а сколько лет этому дому? Не знаешь?

В коридоре появился Павел, толкая перед собой сервировочный столик на колёсиках.

Губы Алисы тронула лёгкая улыбка. Ей давно нравился Павел, ещё со студенческих лет, когда она впервые увидала его в коридорах альма-матер. Высокий, с фигурой Аполлона и миндалевидными глазами цвета мокрого асфальта, он заставлял трепетать сердца многих Алисиных сокурсниц.

Их отношения начались с банальной дружбы. Алиса умела быть хорошим другом, эдаким «своим парнем», но дальше этого, как она ни старалась, их отношения так и не продвинулись: Павел, как воспринимал её, так и продолжал воспринимать просто хорошим другом в женском обличье.

Алиса вынуждена была сделать вид, что её всё устраивает. На самом же деле она заняла выжидательную позицию и при каждом удобном случае давала понять своему другу, что она всегда рядом и, что он в любую секунду может рассчитывать на её помощь и поддержку. В конце-концов ей удалось привязать его к себе на столько, что, когда она, по какой-либо причине, долго отсутствовала в его поле зрения, он начинал испытывать неясное беспокойство и тревогу.

И сейчас, глядя на Павла, толкающего перед собой сервировочный столик, уставленный чашками и тарелками с бутербродами, она ещё раз улыбнулась и пришла к выводу, что всё делает правильно.

— Давай проходи в комнату, любительница старых квартир, — изрёк, улыбаясь, Павел, — чай пить будем. А сколько лет дому? Я точно не знаю. Одним словом — много. Лет сто пятьдесят, а может и двести…

Аккуратно, чтобы не расплескать чай, Павел перекатил столик через порог, припарковал его у дивана.

— Милости прошу, сударыня!

Он указал Полине жестом на диван. Сам же, взяв чашку в одну руку, а бутерброд с сыром — в другую, устроился в кресле у письменного стола.

Алиса, опустившись на диван, с интересом окинула взглядом комнату.

— Жалко, Паша, что ты так и не удосужился познакомить меня со своей бабушкой. Интересный, наверное, она человек была? Книг столько… Кем она была? Биологом?

— Биологом, — отозвался Павел — а точнее, генетиком. Пыталась докопаться до первопричины возникновения наследственных болезней.

Он усмехнулся.

— Феномен у меня бабушка была. Она считала, что каждый человек обладает, так называемой, генетической памятью. То есть, при определённых условиях и внешних факторах, мы можем вспомнить всё о своих предках. Вплоть до того, как они выглядели, что делали. И помнят это наши клетки, а точнее — конкретный ген, передающийся от поколения к поколению по наследству. А мы, дураки, просто не умеем пользоваться тем, что дала нам природа.

Павел встал, протиснулся в щель между пальмой и столом, заходил по комнате взад и вперёд. Через некоторое время эмоционально продолжил:

— Не знаю, может, бабушка и права? И мы отмахиваемся от того, что просто лежит на поверхности. Ведь, как известно, всё гениальное — просто!

— А у меня предположения твоей бабушки не вызывают никакого сомнения, — отозвалась Алиса. — Разве у тебя не бывает такого: ты приходишь в незнакомое место, а тебе кажется, что ты уже здесь был? Или происходит какое-то событие, а ты просто уверен, что всё это уже происходило? Что это, как не генетическая память? Нет, Паша, мы ещё очень плохо знаем самих себя… Человек — это большая непознанная планета. И если мы знаем, где какой орган в нашем теле находится, это ещё не означает, что мы познали человека полностью! А душа? Интеллект? Наши мысли? Природу их возникновения никто до конца понять не может. Пытаются понять… Только лишь пытаются. Это тайна за семью печатями, божественная тайна, которая лишь приоткрывается для особо одарённых личностей. Такой, видимо, и была твоя бабушка.

Павел выслушал монолог Алисы, на секунду о чём-то задумался, затем произнёс:

— Да… Бабушка мыслила очень нестандартно. Для меня всё гораздо проще. Белое — это белое, чёрное — это чёрное и пытаться разглядеть в этом всю скрытую цветовую гамму я не стану. Зачем? Я каждый день оперирую людей и вижу: сердце — это обычный насос. Биологический, сделанный из клеток и тканей, но всё же — насос, сосуды — трубы, по которым течёт красная жидкость, под названием — кровь. Обычная физика и никакой лирики. А душа… Пока жив человек — она у него есть. Не стало его — умер мозг, нет разума, интеллекта, значит — нет и никакой души! Всё очень просто и понятно.

— Нет, Павел. Ты не прав, — очень серьёзно произнесла Алиса, — душа у человека есть и после смерти. Она вечна.

Павел хмыкнул.

— Может и приведения существуют? А? Алис? — спросил он иронично.

— Ты не иронизируй, Паша. Всё это есть. Только не каждому это открывается. Нужно дар особый иметь. Вот я сейчас общаюсь с людьми, которые этим даром обладают…

— С кем? С психами, что ли? — перебил Павел.

— Паша! Это вовсе не психи! Это люди, обладающие тонкой организацией нервной системы. Они видят и чувствуют то, что не каждому дано видеть и чувствовать. Неужели ты до сих пор не принимаешь таких людей? Ты — врач, а не хочешь признать того, что такие люди есть! — эмоционально воскликнула Алиса.

— Именно потому, что я врач… я и не признаю всю эту чушь, всех этих, как их там… экстрасенсов! Ещё раз готов повторить — всё это чушь!

Павел опять заходил по комнате.

— Мне одного не понятно, как ты, тоже, между прочим, имеющая отношение к медицине, ведёшься на всё это? Ещё и диссертацию по всей этой ерунде пишешь! Как ты её назвала? Нарушения в психике? Так кажется? И после этого ты будешь утверждать, что все эти ясновидящие и экстрасенсы не психи? — Павел подошёл к Алисе и вопрошающе уставился на неё.

Алиса поняла, что продолжать разговор на эту тему дальше — бесполезно. Всякий раз, когда они касались тем, связанных с чем-то, чего невозможно объяснить с точки зрения логики и здравого смысла, они упирались лбами, но каждый в этой ситуации оставался при своём мнении и не принимал точку зрения другого: Павел называл всё это, коротко и ясно — чушью, Алиса же, опираясь на свой опыт общения с необычными людьми, утверждала обратное.

— Между прочим, — произнесла Алиса, — диссертация моя называется иначе: «Нарушения и патологии психики».

— Ай! — махнул рукой Павел, — не велика разница: что в лоб, что по лбу!

— Знаешь, Паша, дело не в названии, а в сути. А суть в том, что если ты чего-то не понимаешь, то не нужно утверждать, что этого нет!

В комнате воцарилась тишина. Павел подошёл к письменному столу и стал молча складывать книги на пол. Алиса присоединилась.

— Слушай, что-то я не понял? Ты что… решила мне помочь навести здесь порядок?

— А ты что? Против?

— Ну, в принципе, нет. Я, наверное, большой нахал — покушал «нахаляву», а теперь вот ещё и припахал девушку… — Павел лукаво улыбнулся.

Алиса, подхватив ироничный тон Павла, ответила:

— Да уж, вы батенька, действительно, нахал! Пользуетесь, без зазрения совести, услугами хрупкой беззащитной барышни!

— Да, кстати, барышня, сколько я тебе должен за кормёжку?

— Нисколько!

— Ну, здрасьте-приехали! Я альфонсом никогда не был и не буду!

Павел подошёл к дорожной сумке, нашарил в кармане кошелёк, достал тысячную купюру.

— Держи! Кормилица!

Алисе ничего не оставалось, как взять деньги. Она хмыкнула и игриво произнесла:

— Раз так, получите сдачу, милостивый государь! Продуктов было приобретено ровно на восемьсот пятьдесят рублей! — и она протянула Павлу сто пятьдесят рублей сдачи.

— Ну, вот и славненько! Разобрались. А то вздумала тут на содержание меня взять. Смотри у меня! — погрозил шутливо пальцем Павел, забирая деньги.

— Слушай, Алис, тебе не кажется, что вот эта пальма, — Павел ткнул пальцем в дерево, — находится совсем не на месте?

— Кажется, — отозвалась Алиса. — Я думаю ей будет лучше у окна. Там и света больше.

— Точно! — произнёс, потирая руки, Павел. Он присел на корточки возле южного дерева, попытался сдвинуть кадку с места. Кадка даже не шелохнулась. Павел почесал в затылке, дёрнул за край сильнее. Результат тот же — кадка стояла, как вкопанная.

— Гвоздями она, что ли, приколочена? — произнёс он с досадой.

Алиса подошла к Павлу и присела рядом. Вместе они попытались сдвинуть кадку. Та не продвинулась даже на сантиметр. Возникало такое ощущение, что пальма никак не хотела «уходить» со своего места.

Павел предложил Алисе попробовать не сдвигать её, а перекатить, слегка наклонив на бок. Его предложение увенчалось успехом и уже, минут через пять, пальма красовалась у окна, оставив на прежнем месте тёмный круг на полу.

Алиса опустилась на коленки, поковыряла пальцем паркет в центре круга.

— Всё ясно, что мешало. Смотри — паркет отваливается!

Павел наклонился и пошевелил паркетину, и та отскочила в сторону, будто пробка от бутылки с шампанским.

Алиса стала всматриваться в образовавшуюся щель в полу. Через какое-то время тихо произнесла:

— Паша, мне кажется там что-то лежит…

— Конечно лежит! — воскликнул Павел, вертя в руках отскочивший кусок паркета. — Черновой пол.

— Нет же… Свёрток какой-то… — удивлённо произнесла Алиса.

Павел усмехнулся, снова присел возле круга, попытался просунуть руку в щель. Рука не пролезала. Он подковырнул соседний кусок паркета и тот, на удивление легко, тоже отвалился.

Павел пошарил в образовавшейся полости рукой и через некоторое время извлёк наружу пакет, завёрнутый в старую, пожелтевшую газету. Он положил свёрток на пол, аккуратно развернул его. Внутри лежали женские украшения: цепочка, кулон в виде сердца, усыпанный мелкими камешками и браслет, весь изрезанный завитушками и вензелями.

Павел присвистнул от удивления, бросил взгляд на Алису.

— Паша, мы клад нашли, — произнесла она.

— Похоже… — отозвался Павел. — Откуда он здесь?

— Может, твоя бабушка спрятала? — предположила Алиса.

— Ну, ты скажешь, бабушка… Делать ей больше нечего, как по всяким дыркам золото-бриллианты прятать. Да и …равнодушна она была ко всякого рода женским украшениям.

Павел поднялся, подошёл к дивану, сел, сосредоточенно о чём-то размышляя. Взгляд его затуманился. На какое-то мгновение ему показалось, что он летит в огромную бездну. Сквозь пелену тумана он увидел неясный силуэт мужчины, стоящего на коленях возле отверстия в полу и засовывающего внутрь какой-то свёрток. Павел силился рассмотреть мужчину получше, но силуэт его был нечёток, расплывчат, наконец, он начал таять и исчез так же неожиданно, как и появился. Павел закрыл глаза и провёл ладонью по лицу.

— Паша! Что с тобой?! — донёсся откуда-то издалека голос Алисы. Она трясла его за плечо.

Павел очнулся, посмотрел непонимающим взглядом на Алису.

— Господи, Паша! Что с тобой?

— Ничего. Всё нормально… Привиделось что-то…

— Ты меня напугал. Сидишь, смотришь в одну точку, и не реагируешь ни на что. Что тебе привиделось?

— Так. Пустяки. Чушь какая-то… — попытался улыбнуться Павел.

Алиса с недоверием посмотрела на него, ещё раз спросила:

— С тобой точно всё в порядке?

— Да. Всё окей! — бодро ответил Павел, однако его охватило неизвестно откуда взявшееся чувство тревоги. Последний раз он испытывал нечто подобное, когда делал самостоятельно первую в своей жизни операцию. С тех пор прошёл не один год и Павел, обладающий незаурядной выдержкой и хладнокровием, был неприятно удивлён этому вновь появившемуся состоянию.

Алиса аккуратно переложила в сторону украшения, взяла в руки газету, пытаясь разобрать текст статьи.

Часть букв потускнела, но всё же ей удалось прочесть небольшую заметку о пассажирском судне, затонувшем вследствие столкновения с айсбергом. Текст был следующего содержания:

«Крупнейшее пассажирское судно, построенное в 1911 году в Великобритании, водоизмещением свыше 46 300 тонн, длинной около 269 метров, шириной 28,2 метра, скоростью 25 узлов, во время первого плавания из города Саутхемптон в Нью-Йорк, затонуло, столкнувшись с айсбергом…»

Закончив читать, Алиса подняла глаза на Павла.

— Да это же… Титаник! — воскликнула она. — Он затонул в апреле 1912 года, если не ошибаюсь!

— Не ошибаешься, — отозвался Павел.

— Паша, значит… украшения спрятаны в 1912 году?..

— Возможно, — Павел подошёл к Алисе, взял газету, расправил её. — Смотри, ты права, газета 1912 года.

Он наклонился к Алисе, указывая на год издания газеты.

Она утвердительно кивнула.

— Слушай, Паша, а кто здесь жил в 12 году? Как думаешь?

— Понятия не имею… — задумчиво ответил Павел.

Он снова подошёл к письменному столу. Чувство тревоги не проходило. Павел стал насвистывать свою любимую мелодию «В пещере горного короля», в надежде, что художественный свист избавит его от этого дурацкого состояния.

Из раздумий его вывела Алиса. Она протягивала ему открытый кулон, внутри которого находился портрет необычайно привлекательной женщины. Тонкие черты лица, миндалевидные глаза, тёмные вьющиеся волосы, убранные в высокую причёску, поразили Павла.

— Смотри, какая красивая, — произнесла Алиса.

— Да, — ответил Павел, беря в руки кулон, — красивая…

Он сел в кресло и стал внимательно рассматривать портрет незнакомки.

Теперь таких лиц не было: мягкий овал лица, аккуратный вздёрнутый носик и глаза, потрясающие глаза. Их взгляд манил, завораживал, убаюкивал…

Павел почувствовал лёгкое головокружение, от пола к потолку стала подниматься белая дымка, на фоне которой, как на экране в кинотеатре, он увидел странное действие: женщина в старинных одеждах сидела в кресле, подле неё, на коленях, стоял молодой мужчина. Незнакомка одной рукой гладила мужчину по белокурой голове, другую — непринуждённо положила на подлокотник кресла.

— Павел, помоги! — откуда-то издалека донёсся голос Алисы.

Видение исчезло, так же внезапно, как и возникло.

— Паша, я никак не могу снять браслет!

Павел оторвал взгляд от портрета незнакомки и перевёл его туда, откуда его подруга взывала о помощи.

На запястье Алисы красовался браслет. Рука на глазах отекала, принимая какой-то багрово-синий оттенок. Девушка со слезами на глазах тщетно пыталась расстегнуть его. Однако изящное украшение явно не хотело выпускать из объятий её руку.

Павел, окончательно придя в себя, вскочил и кинулся к выходу из комнаты, крикнув: «Потерпи немного! Сейчас, сейчас!»

Уже через несколько минут он был возле Алисы, держа в руках клещи и пытаясь «откусить» ими заклинивший замок на браслете.

Как только он поднёс клещи к замку, кулон, лежащий на столе, сам собой захлопнулся и браслет, издав странный щелчок, раскрылся и с каким-то хрустальным звоном упал на пол.

Павел поднял браслет, с любопытством повертел его в руках, потрогал пальцем замок, несколько раз застегнул и расстегнул его — замок легко закрылся и раскрылся.

Он пожал плечами:

— Странно… Замок не сломан, абсолютно запросто отщёлкивается.

Алиса растирала затёкшую руку, с опаской поглядывая на браслет.

— Не нравится мне всё это…

— Что не нравится? — переспросил Павел, ощущая какую-то странную лёгкость во всём теле и направляясь к письменному столу.

— А то не нравится — ты какой-то странный. Я не узнаю тебя. Браслет этот дурацкий… Слушай, давай назад положим все эти украшения. Тебе не кажется, что как только ты вытащил наружу этот пакет, стало происходить что-то непонятное?

Алиса подошла к Павлу.

Он стоял у стола и с растерянным видом смотрел на закрытый кулон, лежащий на столешнице.

— Слушай, — не слыша вопроса Алисы, проговорил Павел, — мне кажется кулон был раскрыт, когда я выбегал за клещами, — он удивлённо посмотрел на подругу.

— Ты… уверен в этом? — в свою очередь задала вопрос Алиса.

— Точно уверен, — твёрдо сказал Павел и положил браслет рядом с кулоном.

Он прошёлся взад-вперёд по комнате, подошёл к дивану, опустился на него о чём-то сосредоточенно размышляя. Алиса молча наблюдала за действиями друга, затем подошла и села рядом. Некоторое время они сидели молча.

Первой нарушила тишину Алиса.

— Паша, — нерешительно начала она, — ты, конечно, можешь считать меня идиоткой… Но я думаю, что мы вторглись куда-то, куда не имели права вторгаться. Такое ощущение, что мы зло какое-то выпустили наружу вместе с этими украшениями… Я понимаю, — продолжала она, — ты не веришь во всё это. Тебе кажется, что всё это, как ты выражаешься, ерунда. Я тоже раньше так считала, пока не столкнулась с людьми, которые видят и чувствуют то, что мы не можем видеть и чувствовать…

— Ты опять мне о своих психах начинаешь рассказывать?! Может ещё скажешь, что мы с тобой дьявола выпустили наружу? Он был заколдован в этом пакете, а мы его взяли и выпустили!? — раздражённо отозвался Павел.

— Ну, дьявола, наверное, нет… — как-то неуверенно произнесла Алиса. — А вот чью-то душу… Того, кто спрятал эти украшения, возможно и потревожили.

— Всё! Хватит! — ещё больше раздражаясь, воскликнул Павел и резко встал. Он опять заходил по комнате.

— Во-первых, с чего ты взяла, что тот человек мёртв? Может, он жив-здоров!

— Ну… если он живой, то ему уже больше ста лет, — возразила Алиса.

— Не факт! — парировал Павел. — Подумаешь газета двенадцатого года! Может украшения спрятаны в наши дни, просто их завернули в старую газету! Не допускаешь такого расклада?

Павел мерил шагами комнату.

— Ну, тогда получается, что их спрятала твоя бабушка, — робко произнесла Алиса.

— Бабушка? — Павел взглянул на Алису будто впервые её увидел, — Но зачем ей было нужно это делать? И почему мы не знаем об этом? Почему я этого не знаю? Мне-то уж, наверняка, она об этом рассказала!

— Паша, успокойся. Надо попробовать выяснить всё. У родителей своих спроси. Может, они что знают?

— Может быть, может быть… — повторил несколько раз Павел и снова сел рядом с Алисой. И вдруг он неожиданно расхохотался.

Алиса удивлённо взглянула на друга. Он резко оборвал смех и воскликнул:

— Прости, Алиса! Ну, разве не смешно, что мы с тобой два взрослых, образованных человека… Замечу, не просто образованных, а оба — медики…

— Извини, но я — психолог, — поправила Павла Алиса.

— Не важно. Училась-то ты в медицинском, как и я. Так вот. Оба медики и испугались какой-то ерунды! Каких-то побрякушек? Да, именно — побрякушек!

Он снова встал и нервно заходил по комнате.

— А всё происходящее просто объясняется. Первое — браслет рассчитан на более тонкую руку, нежели твоя. Вот она и стала отекать, когда ты нацепила его. Второе — не расстёгивался замок. Так ты его зацепила за прорезь в самом браслете! Третье. Я странный? Так это ещё проще объясняется — устал! Отдохну немного и буду, как новенький, без странностей! Ферштейн? — он наклонился к Алисе, разведя руки в стороны.

— Ферштейн, — отозвалась со вздохом Алиса. — А кулон?

— Что кулон?

— Кто кулон закрыл?

Павел задумался.

— Кулон?..

Хлопнул рукой себя по лбу.

— Ах я дурачина! Я же бросил его резко на стол, когда ты закричала. Вот он и захлопнулся! Вот ненормальные-то мы с тобой. Напридумывали чёрте чего! Стыдно даже кому сказать…

Алиса поёжилась, как от озноба:

— Ты прости, но мне всё равно как-то не по себе… Да и домой пора. Поздно уже.

Она взяла свою сумочку и встала.

— Ну, что ж, домой, значит — домой! Я тебя отвезу, — отозвался Павел.

Глава 2

«Опель» Павла мчался по ночному Петербургу из центра в район Гражданки. Ехали молча. Тихо играла музыка.

Первым нарушил молчание Павел.

— Что приуныла? — спросил он, мельком взглянув на подругу, задумчиво смотревшую в окно.

— Да всё думаю… О найденных украшениях…

— Не боись, — усмехнулся Павел, — прорвёмся! Покажу их знающему человеку. У Мишки есть знакомый ювелир. Если это какие-то важные исторические ценности, отдадим их в соответствующие инстанции. Если нет, то распорядимся ими по своему усмотрению. Ферштейн? — подмигнув Алисе, весело произнёс Павел (Ферштейн — по-немецки «понятно», была любимая присказка Павла, когда он пытался кому- либо что-то объяснить).

— Ферштейн, — без особой радости в голосе отозвалась Алиса.

— Паш, а всё же интересно, кто до твоей бабушки жил в этой квартире?

— Я ведь тебе уже говорил — не знаю! Сколько себя помню — бабушка в этой квартире всё время жила. Отец там родился, — Павел затормозил на светофоре, — мать бабушкина, прабабка моя — Пелагея, тоже здесь жила, — зажёгся зелёный свет и Павел тронулся с места. — Правда я не видел прабабку живьём. На фотографиях только. Она в блокаду умерла. Бабушка выжила. Ей двадцать с небольшим тогда было. Прадеда на фронте убило. Перед самым окончанием войны. До полковника дослужился. Уже в самой Германии погиб. Обидно…

Павел опять бросил взгляд на Алису. Короткая мальчишеская стрижка, вздёрнутый носик вызвали в нём какое-то непонятное чувство: жалость, смешанную с нежностью. Ему захотелось притянуть девушку к себе, обнять … « Уж не влюбился ли ты, дружище, в свою закадычную подругу?» — мелькнуло у него в голове. Павел отвёл взгляд от Алисы, поборов в себе неожиданный прилив нежности, произнёс:

— Вот пожалуй и всё, что я знаю о своих предках. А кто там? Что там до того было? Я понятия не имею. Тем более, что было в 1912-ом году…

— Надо бы узнать… — задумчиво отозвалась Алиса.

— Надо бы, — отозвался Павел и затормозил возле пятиэтажки по улице Верности. С усмешкой добавил:

— Будет чем заняться в отпуске.

Алиса повернулась к Павлу, чмокнула его по-дружески в щёку и выпорхнула из автомобиля. Павел проводил взглядом удаляющуюся фигуру подруги, вдавил педаль газа до упора и «Опель», с пробуксовкой, рванул с места.

Через полчаса он уже стоял в прихожей квартиры бабушки. Бросив ключи на стул, Павел подошёл к зеркалу, висящему на стене у входной двери.

Несколько секунд смотрел на своё отражение. Внезапно его сердце бешено заколотилось, по телу пробежали мурашки. В зеркальном отражении, позади себя, он увидел женский силуэт в старинных одеждах. Небольшая шляпка с вуалью наполовину прикрывала лицо женщины, капризный изгиб губ незнакомки тронула лёгкая улыбка. Павел, как вкопанный, стоял на месте и с ужасом всматривался в отражение за своей спиной.

Дама слегка наклонила голову, как бы приветствуя Павла, повернулась в профиль и проследовала позади него в сторону комнаты.

Павел постоял так ещё несколько секунд, затем резко обернулся. В коридоре было пусто. Он поднёс руку ко лбу, переместил её к глазам, мотнул головой, пытаясь привести себя в чувства, после чего вновь огляделся по сторонам — незнакомки не было.

Он решительным шагом направился в комнату, но и там тоже никого не было.

— Так, спокойно… Я в порядке, — успокаивал вслух сам себя Павел.

Браслет и кулон лежали там же, где он их и оставил — на письменном столе. Цепочка и старая газета — на полу. Павел поднял цепочку и газету, положил их рядом с браслетом и кулоном. Постоял некоторое время в раздумье, затем взял кулон в руки и открыл его.

— И кто же вы такая? — произнёс задумчиво Павел, глядя на фотографию незнакомой женщины.

Положив кулон в раскрытом виде на прежнее место, он опустился в кресло и пододвинул к себе перекидной календарь, стоящий в центре стола. Затем вытащил ручку из подставки и взял мобильник. Набрав номер, поднёс трубку к уху. Длинные гудки прервал заспанный мужской голос:

— Алло…

— Мишань, привет! — бодро произнёс Павел.

— Васнецов, ты что ли? — хрипло отозвался голос в трубке.

— Я, я, Миша. Разбудил? — в столь поздний час этот вопрос казался неуместным.

— Рехнулся?! Час ночи! Я с дежурства. Две операции сегодня внеплановые сделал. Совести у тебя нет!

— Дружище, ну не ворчи. Помнишь… Ты говорил, что у тебя есть знакомый ювелир? Знаток старины всякой…

— Иннокентий что ли? — отозвался Михаил.

— Во-во! Именно, Иннокентий! Не в службу, а в дружбу… Адресок его не дашь?

— Ну ладно… Раз уж разбудил… Сейчас гляну в записную книжку. А что стряслось-то? Я думал ты где на Канарах отдыхаешь?..

— Да какие Канары?! Издеваешься! Квартирным вопросом я занимаюсь! Забыл что ли? Сам же на новоселье собирался! — возмутился Павел.

— Ах да… Бабушка… забыл. Ремонт делаешь? — задал очередной вопрос Михаил.

— Вроде того, — усмехнувшись, произнёс Павел.

— А ювелир зачем? Помимо квартиры, золото-бриллианты бабушка завещала?

— Можно сказать, что и так, — нехотя ответил Павел.

— Ну, давай, записывай! Фурштатская, 25, квартира — 7. Записал?

— Да, записал! Спасибо огромное, дружище! Извини ещё раз. Спокойной ночи, — вежливо сказал Павел.

— С такими друзьями, как ты, покой мне только снится… Учти! От новоселья не отвертишься!

— Договорились! — улыбнулся Павел и нажал отбой.

Он отодвинул календарь на прежнее место, сунул ручку в подставку и опять взял кулон.

Портрет незнакомки притягивал к себе, будоражил воображение. Чем дольше он всматривался в черты лица этой удивительно привлекательной женщины, тем больше у него возникало ощущение, что он её знает или, по крайней мере, встречался. Но когда? Где? Вспомнить этого он никак не мог.

Старинные башенные часы, стоящие у входа в комнату, пробили половину второго ночи. Павел перевёл взгляд от лица незнакомки на часы, зевнул, и, захлопнув кулон, положил его рядом с остальными украшениями.

— Всё, хватит. Пора спать! — произнёс он, вставая.

Как только его голова коснулась подушки, он сразу забылся каким-то странным беспокойным сном. Сначала ему снилась бабушка, которая что-то усердно писала, сидя за своим письменным столом. Павел спрашивал бабушку — что она пишет? Она молчала. Он пытался подойти к ней поближе и заглянуть в тетрадь, что лежала перед ней, но бабушка захлопнула тетрадку, а когда подняла на него своё лицо, то это была уже вовсе и не бабушка, а незнакомка из кулона. Затем он увидел Алису: на её руке был надет браслет. Алиса не-то плакала, не-то смеялась… Павел бегал за ней по комнате с кусачками… Алиса почему-то убегала, не смотря на то, что её рука, на которой был надет браслет, становилась всё больше и больше. Казалось, этому кошмару не будет конца…

Луч солнца, пробившийся сквозь щель в плотных шторах на окне, коснулся лица спящего Павла, пробежался по одеялу и упёрся в замысловатый узор на обоях. Павел открыл глаза и повернул голову в сторону часов. Было девять утра. Он потянулся, потом накрылся с головой одеялом и повернулся к стене. Вставать не хотелось. В голове медленно восстанавливалась картина прошедшего дня. Он вспомнил об украшениях, найденных под паркетом, о странных видениях, преследовавших его в течение всего предыдущего вечера и к нему в душу, тонкой змейкой, опять стала заползать тревога.

— Что же это в конце-концов со мной происходит? — задавал уже в который раз мысленно, сам себе, вопрос Павел. Объяснения не было. Наконец он вспомнил про Иннокентия, к которому собирался наведаться в гости и потолковать о ценности странных украшений. Эта мысль окончательно пробудила его ото сна и он, резко откинув одеяло в сторону, сел на диване. Нашарив ногами тапочки, встал и отправился по обычному утреннему маршруту, которому он дал шутливое короткое название — ТВК, что означало, соответственно: туалет, ванна, кухня.

Наскоро перекусив, он положил украшения в первый попавшийся полиэтиленовый пакет, засунул его в сумку и спустился во двор, где был припаркован его «Опель». Через несколько минут он уже мчался в сторону метро «Чернышевская», мысленно проклиная то и дело возникающие пробки. Наконец он добрался до Фурштатской. Остановив машину у дома двадцать пять, Павел вышел из машины, щёлкнул сигнализацией, а потом направился в сторону арки, ведущей во двор дома. Найдя нужный подъезд, Павел поднялся на второй этаж и оказался возле дверей квартиры номер семь.

Глава 3

Павел нажал кнопку звонка. За дверью раздался грозный собачий лай, а затем мягкий мужской голос произнёс:

— Рубин, тихо. Не шуми. Кто там?

— Извините… Иннокентий здесь живёт? — отозвался Павел.

— А кто его спрашивает? — поинтересовался мужской голос.

— Ещё раз извините за беспокойство, я от Михаила Геннадьевича… Павел. Павел Васнецов меня зовут…

Послышалось щёлканье замка, дверь отворилась, и на пороге появился седовласый мужчина почтенных лет, держащий за ошейник огромного дога.

Дог оскалился, показав гостю острые желтоватые клыки. Мужчина окинул взглядом с ног до головы непрошеного гостя, вопрошающе посмотрел ему в глаза.

Павел, с опаской посматривая на пса, произнёс:

— Ещё раз, простите за беспокойство… Я от Михаила Геннадьевича, — кивнув в сторону собаки, добавил — Солидный зверь.

Мужчина улыбнулся, потрепав собаку за холку:

— Да, молодой человек, без хорошего охранника в наше время… не обойтись. Проходите, раз от Михал Геннадича, — он сделал характерный жест рукой, приглашая Павла войти.

— А… охранник, как? Не против будет? — Павел опять кивнул в сторону пса.

— Охранник… без моей команды с места не тронется. Проходите, — мужчина посторонился, дав команду собаке — лежать. Пёс послушно улёгся у входной двери.

Павел оказался в прихожей, попытался снять обувь, но хозяин, заметив намерения гостя, предложил пройти так, не снимая ботинок. Павел проследовал за ним в просторную комнату.

Комната — это было мягко сказано, скорее — это был зал — большой просторный зал. Стены в нём были увешаны старинными картинами, между окнами, в простенках стояли огромные вазоны, из которых тянулись ввысь замысловатые декоративные растения: не-то, живые, не-то, искусственные — понять было невозможно, но было очень красиво и элегантно. Шторы на окнах, словно театральные занавесы, были изящно задрапированы, на потолке, переливаясь всеми цветами радуги, красовалась роскошная люстра, посередине комнаты стоял большой круглый стол, накрытый лёгкой светлой скатертью, вокруг стола, как в кабинете министров, расположились шесть стульев с высокими королевскими спинками. Завершал интерьер комнаты — старинный камин у стены, на котором стояли массивные бронзовые подсвечники. Хозяин квартиры, заметив, с каким интересом гость осматривает его обитель, пояснил:

— Люблю старые вещи. Знаете ли… Среди них мне дышится легче. Я — человек несовременный. Не могу принять всю эту скорость и суету теперешней жизни. Только дома душа моя отдыхает. А там, — Иннокентий махнул рукой в сторону окна, — там столько проблем, стрессов. Я и язву-то свою заработал из-за этой суеты… Кстати, Михал Геннадич, мне очень помог. Можно сказать, от смерти меня спас. Золотые руки у человека… А вы, случаем, не доктор? Или — художник? Фамилия у вас знаменитая… Васнецов, вы сказали? — Иннокентий с нескрываемым любопытством взглянул на Павла.

— Да, Васнецов. Но к художнику Васнецову не имею никакого отношения. Однофамилец. Я — коллега Михаила Геннадьевича. Хирург, — ответил Павел.

— Хирург? Это хорошо…

Но почему это хорошо, Иннокентий не пояснил. Он подошёл к столу, отодвинул стул, жестом пригласил Павла присесть, сам же — устроился с противоположной стороны, положив руки, сцепленные в замок, на стол, корпусом подавшись вперёд. Внимательно глядя в глаза Павла, Иннокентий произнёс:

— Ну-с, молодой человек, а теперь я вас слушаю. Что привело вас в скромную обитель одинокого старика?

Павел достал из сумки пакет, положил его перед собой, вытащил наружу украшения, пододвинул их поближе к Иннокентию.

— Вот… Иннокентий… Извините, не спросил, как вас по отчеству?

— Вениаминович, — отозвался Иннокентий.

— Так вот, Иннокентий Вениаминович, — продолжал Павел, — меня интересует ценность этих украшений, — Павел запнулся, пытаясь точнее изложить цель своего визита, — в общем, я хочу знать, если это конечно возможно… Когда эти украшения были изготовлены и, вообще, имеют ли они какую историческую ценность?

Иннокентий усмехнулся, перевёл взгляд с Павла на украшения, взял цепочку, покрутил её в руках, затем отложил в сторону. То же самое проделал с кулоном и браслетом. Затем молча встал, подошёл к старинному бюро, стоящему за дверью комнаты, вернулся на место, держа в руках массивную лупу. Долго рассматривал украшения через лупу. Наконец, отложил лупу в сторону.

— Вот что я вам скажу, Павел… — Иннокентий выдержал мхатовскую паузу, — украшения эти довольно старые… Цепочка и кулон где-то в начале двадцатого века изготовлены, точно дату не скажу, конечно. А вот браслет, — Иннокентий снова взял в руки браслет, — браслет… даже и затрудняюсь сказать… Он гораздо старше цепочки и кулона. Металл, опять же, странный какой-то, — Иннокентий положил браслет на ладонь и сделал движение рукой, как бы пытаясь оценить вес изделия. — Не золото это… и не серебро. А что точно? Определить на глаз не могу. Нужно анализ лабораторный делать. Так определить невозможно. Пробы никакой нет. Да и на цепочке с кулоном, кстати, тоже пробы нет… Такое ощущение, что кустарь какой-то делал всё это. Но кустарь талантливый. Мастер своего дела…

— А ценность? Ценность историческую они имеют? — напомнил вторую часть вопроса Павел.

— Ценность? — ювелир вновь взял в руки кулон, нажал на расположенный сбоку замочек. Кулон раскрылся и перед взором Иннокентия предстал портрет незнакомки. Он замолчал, некоторое время рассматривая фото, затем, бросив взгляд на гостя, произнёс:

— Чем-то она на вас похожа. Ваша родственница?

— Возможно, — уклончиво ответил Павел.

— Понимаю, — произнёс с усмешкой Иннокентий, — не в моей компетенции интересоваться происхождением этих украшений… Но, смею надеяться, они попали к вам законным образом?

— Самым что ни на есть законным! — поспешил успокоить ювелира Павел. — Это от бабушки моей. Наследство.

— Если наследство, то это хорошо, — улыбнулся Иннокентий, — драгоценные металлы и камни приносят счастье своему владельцу только тогда, когда они изготавливаются специально для него или же — достаются по наследству.

Откинувшись на спинку «министерского» стула, он продолжал:

— В крайнем случае, как в наши дни, покупаются новые. Владелец драгоценного изделия, молодой человек, со временем, передаёт ему свою энергетику, частичку себя, если хотите… Именно поэтому — не рекомендуется приобретать ювелирные украшения в скупках в качестве подарков. Нельзя носить чужие украшения на себе. Должно пройти немало времени, чтобы металл или камень очистились от прежнего хозяина…

Павел внимательно слушал пояснения ювелира. Он, человек, который верил в логику, в здравый смысл, в силу ума, он, не признающий ничего, чего нельзя было бы объяснить с точки зрения традиционно признанных наук, с удовольствием слушал информацию о необычных свойствах камней и металлов. Он старался не пропустить ни единого слова, исходящего из уст Иннокентия.

— А насчёт исторической ценности, — продолжал ювелир, — так это, как сейчас сказали бы, обычный ширпотреб. Красивый, изящный, но, всё же, ширпотреб. Хоть кулон и усыпан мелкой алмазной крошкой — ценности я здесь никакой не вижу. А браслет — тонкая работа. Явно, как я уже сказал, мастер своего дела сработал его.

Иннокентий вновь взял в руки браслет, протянул его Павлу:

— Вот, посмотрите… Видите, какой здесь замысловатый вензель?

Павел придвинулся ближе, посмотрел туда, куда ему указывал ювелир

— Посмотрите через лупу. Так будет лучше видно, — он протянул Павлу лупу. — Видите, что там написано?