Бесплатный фрагмент - Стать женщиной

БАБЫ

Между городом и тьмой — серый дым.

Только в дыме не спастись, не согреться.

А под шалями у баб животы,

У Георгия свеча, у Елецкой.

«Боже, смилуйся, победы нам дай!» —

В наши дни молиться — женское дело.

Крепким бабам и война — не беда,

Кабы знали, да рожали бы девок.

Им бы пасть перед иконами ниц,

А они себе стоят со свечами.

Разве кто-то бы услышал из них,

Как вчера одна в подвале кричала?

Выйдут в мир, зажмут ладонями рты,

Так и станут скоро ликами лица.

И растёт под полом сын-богатырь,

Над плечами уж скрипят половицы.

Налетят за ним вечерней грозой,

Через землю в небо вспышками молний

Унесут. И лишь наплечный узор

Под погонами весь город запомнит.

Я сама теперь весна-пустоцвет.

За водой идти — наплакала мало.

Счастье-счастье — никого рядом нет…

И кому я рукава вышивала?

ЧАПАЕВ

Бабушке Жене

На Кавказе-то в поле весь день поработай.

Мать покрикивает:

— Оденься!

Все плечи ведь спалишь!

— Да ладно, — отмахиваешься,

Дёргая крепкий осот,

Спустившийся бесконечным корнем

В землю, где холодно.

А вечером, неугомонная,

Ты отправишься в храм

В самом центре села

С чернокосой подружкой.

Тут и взрослому страшно перед громадиной,

На плечах богатырских держащей тёмные купола.

А вам, двенадцатилетним и смело-маленьким,

Хочется посмотреть «Чапаева»,

И чтобы не покупать билеты.

Потому и придётся в храм пробираться мышками

Сквозь подвалы и паутину,

По узеньким лазам,

Где ты, руки-ноги вытянув, помещаешься в полный рост.

Над тобою стена

Высотой до неба,

А тебе почему-то нетяжело.

Потом спрячетесь где-нибудь в алтаре за экраном,

Занявшим место иконостаса.

А с фресок ветхозаветных поглядывают всякие страшные:

Грешники, запряжённые в телеги на полстены,

Черти над ними с кнутами

По оголённым спинам с оттягом стегающие,

И где-то под потолком

Настоящий Бог,

Который смотрит всегда на тебя, где бы ты ни стоял.

Свет погасят,

Вы с подружкой сядете где-нибудь в уголке

Наблюдать, как бравый Чапаев с экрана

Расстреливает грешников и чертей.

Разве кто-то считал здесь по фрескам следы от пуль?

Бог под куполом улыбается.

А ночью тебя саму запрягут

В точно такую телегу,

Как грешника, за некупленные билеты.

По спине-то как больно с оттягом…

Стаскиваешь с плеч обгоревших колючее одеяло,

И трудишься, трудишься, даже во сне,

Во сне.

САМОЛЁТИКИ

Я не умела пускать самолётики,

бумага была слишком лёгкой,

и они приземлялись на пол к ногам.

Я сразу о них забывала,

их кто-то топтал,

оставляя на клетчатых крыльях

пыльные следы протекторов заношенных кед.

Никто не слышал, о чём кричит

каждый обречённый экипаж.

Даже не помню, кто меня научил

им правильно крылья складывать.

Сколько было неудачных и мятых?

Сколько крошечных парашютов-пушинок

не раскрывалось?

Но помню, как первый мой неупавший

летел над самыми головами,

лётчик крепко держал штурвал,

передавал земле, что справился с управлением,

поднимался выше,

меж облаков парил,

а когда закончилось топливо,

ощущал себя почти что Экзюпери.

И в конце посадил самолётик ровно.

Потом началось.

Я складывала их сотнями,

отпускала в окно.

Они разлетались над лесами,

морями,

скалами.

Приземлялись в безопасности,

где никогда не ступала нога человека.

Скоро лётчики научились стрелять друг в друга,

сбрасывать бомбы.

Ничего страшного —

они же игрушечные?

они же не вражеские?

Поднимаю лицо и вижу, что в небе красном

два белых крыла распахнуты.

Как же я рада,

что он не падает!

Он не падает!

ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ

…А принес из подвала стремянку,

Чтобы снять твою тень со стены…

Владимир Шемшученко

Ты, пожалуйста, верь мне, верь.

Трогал я не стену — плечо.

Чёрное пятно на канве

К небу устремилось грачом.

Сколько их за первым спешит?

Сколько задохнулось в руках?

Части нашей общей души,

Крестики, пробившие ткань.

Посмотри, я птиц не держу,

Потому что думать устал,

Каково им в холод и шум

С деревянных пялец взлетать,

Каждый взмах терпеть, каждый шаг

За иглу цепляться крылом.

Да куда там — ровно дышать?!

Даже тень нести тяжело.

БАБОЧКИ