К читателю
«Гипнос… в греческой мифологии — персонификация сна, божество сна, сын Ночи и брат Смерти… Гипнос спокоен, тих и благосклонен к людям, в противоположность беспощадной Смерти…» Сон всегда был тайной, загадкой для человека. Как всякая тайна, он необыкновенно привлекателен, недаром вокруг этой загадки столько всего: и народные верования, и сказки, и предсказания, колдовство… Интерес к снам характерен для всех эпох человеческой культуры. К постижению феномена сна стремилась наука, недаром создан Институт снов. Платон считал, что сны могут служить источником творческого вдохновения. Сон –один из инструментов достижения внутренней свободы и попытка понять себя…
Сонный вечер
***
Сонный берег, тихий бриз,
то ли спишь, а то ли чудо:
из-под тучи, плавно вниз —
люди с крыльями, откуда?
***
Ветер стих на вечер глядя,
солнце ласково погладит
от затылка к руслам рук:
ты отстала от подруг?
Морщит грудь под черной майкой,
бьётся баховская чайка.
Не отбейся по пути,
это я звала, прости.
Оглянёшься? — Взгляд — насквозь —
глаз, как лед, зеленоватых.
Обрети и снова брось,
ты ни в чём не виновата.
«Слишком хочется» — скажи,
но опять острее жажда,
и, взахлёб пытаясь жить,
будешь выпита однажды.
Обернешься? — Вызов талии.
Ощутишь прямую связь:
лежа по горизонтали,
вертикалью возносясь.
***
Во сне я стану другой
И впредь туда ни ногой:
Где смотрят прямо в глаза,
Да только верить нельзя.
Стена. Золотится лук,
Все рядом, хватает рук
С огня убрать молоко —
С тобой простятся легко.
И выгонят — гордо молчи —
Торшер золотой в ночи.
На кресло накроют плед,
Как не было, как и нет.
Но все это не по мне —
Пейзаж сосновый в окне,
Блужданье в старой вине,
В глубоком зелёном сне.
Я там давно не живу,
Теперь вздохну наяву —
И впредь туда ни ногой,
Настолько стала другой.
***
Стоит выйти из тела на цыпочках
И лететь в иные миры —
Там, на фоне тягучей скрипочки
Нераскрывшиеся дары.
Как бы ни были кротки спящие,
Тихий мальчик будет тиран,
Потому что чаще и чаще
Терпит боль от душевых ран.
Потому что мужчину с проседью
Тянут юности берега,
Далеко она, Феодосия,
И дорога к ней дорога.
Вот и женщина в длинном платье,
Прикорнувшая на кровать,
Вероятно, за что-то платит.
Может, стоило рисковать?
Может, стоило тронуть кистью
Теплоту пустого холста,
Не бояться железных истин,
Побросать их как ворох листьев
С высоты большого моста?
Столько лишнего поднакоплено,
Настоящему не чета.
А душа, налетавшись допьяна,
Догадается, в чем мечта.
***
Засыпаю в волшебных огнях —
Что за елка попалась такая?
Ощетинилась — просто страх —
Разобрать ее — не пускает.
Засыпаю я быстро, без слов —
Все они, как хвоя, устарели,
Драгоценный улов новых снов —
Огнедышащие акварели.
Наливается сладкая синь
От салюта огней многоточье,
Золотое сияние вин
Утешает заждавшихся ночи.
Опрокинется навзничь рассвет,
В золотое добавь киновари,
Растворенную ранее дверь
Потревожит мой старый товарищ.
Где зелёный хранитель и скит,
Несогласное дерево-диво?
Славно ёлка шарами горит,
Торжествующе и горделиво.
Не елка
Не елка нынче, а фонтан,
сорвали сетку — порх ракетой!
Как будто птичий караван
под потолок рванула цветом.
Электромузыки разряд,
расплавленых шаров капели.
Ее диковинный наряд —
огонь на бархатной постели.
Она — как выскочка, дитя
прикинувшись большой и рясной,
такую все всегда хотят,
но только ждут ее напрасно.
Сказать пушиста — ни о чем,
весь лапник мощный не рядами,
а густо, жизнь в ней бьет ключом
и полыхает точно знамя.
Горда голубушка. В окне
ей красоваться можно долго,
и это будет вызов мне
как и зиме — тягучей, волглой.
Елочный сон 1
В черный кофе — ночью черной —
день вливался молоком.
День наивней и покорней
Прямо здесь, недалеко.
И пружины канители,
и снежинки, и шары
лечь в коробку захотели
и притихли до поры.
И беда вчерашней приме
в бусах яростных огней,
как ее хозяин снимет
с трона, и простится с ней.
Отцвела, отвеселилась
царствуя среде гостей —
только месяц эта милость
длилась. В комнате пустей.
Отпечатать бы на пленке —
слишком уж была прямой
и взлетев на ножке тонкой
нравилась себе самой.
Завернут ее в простынку
рваную, связав сильней
лапы смяв, сломав вершинку,
и слегка вздохнут по ней.
Елочный сон 2
Вот бокал краями в темень,
светом радужным дразня,
полыхнет цветами всеми
брызгами обдав меня.
Весь сосуд повтор тюльпана,
через стекла жмет хвоя.
Снизу верх бежит по стану
Ярких искорок струя
Кто с казал что это елка,
не аквариум в ночи?
И воздеты ветки колкие
как плавучие хвощи.
Глубока ли грусть картонная
ангелочка и ежа?
И опять снегурка томная
замирает чуть дрожа,
все замрет от ожидания,
что случится тихий взрыв.
И закончится свидание,
Небывалым сном укрыв.
Елка цыганская
На цыпочках и пальцы растопырив,
Она готова выпрыгнуть из юбки,
Легчайшая из елок в этом мире
И самой свежей, кажется порубки.
Худышка, очень гибкая, подросток —
Живот наружу, даже шея голая
Хвоя густа — короткая, в наперсток,
И льдинка на стволе блестит как олово.
Вершинка траекторией небесной
Стреляет в потолочное покрытие
И ей у батареи жарко, тесно
Гирляндовое веточек обвитие.
Цыганским называют сочетание
Что под руку попало… Самоделки
Развешаны с рассеянным мечтанием,
Шары, снежинки, крашеные белки.
Ни стиля, ни подбора бижутерии
А только б ярко, только бы сверкало
Внизу на белой старенькой материи
Коробки, варежки, Снегурка, капли талые.
Пускай она цыганкою насмешливой
Небрежно и без всякого порядка
Явилась вдруг задиристо, невежливо,
Но долгожданная. И видеть это сладко.
Тебя мне явно не хватало
Тебя мне явно не хватало —
Ты милая! С вершинкой талой
и юбкою, неровно пышной,
и лет тебе ужасно мало,
но явно повидала лишнее.
Тебя, застывшую в сугробе
непросто было обнаружить,
и жещина в пятнинстой робе
и мы ее боялись обе —
вела к другим, что были хуже,
что были уже, заморённей.
А ты упругая пружинка —
чуть отвязали — прыг на корень,
шалишь, ко мне привыкнешь вскоре —
качнулась в строну, скажи-ка…
Стоишь — как будто голосуешь,
и руки вверх и пальцы веером,
дерзка, ярка и рукосуйна,
природа молчаливо-буйная —
рожденная суровым севером.
Замри, воробушек, не щелкай,
свети сереребрянной банданой.
гордись характер первоздданный
Ты выглядишь огромной, колкой
парящей птицей в душном здании.
И хорошо что зелень с меткой —
с подпалиной, немного рыжая.
Тепло огни твои колышет,
Ты хорошеешь всеми ветками
и на глазах все выше, выше…
елочный дождь
Смеркался день на душе и в сиреневой мгле
И Новый год уже шагал по земле,
И вино-водочные стыли, ледяная слеза,
А мы c тобой не решались даже слова сказать.
И все о чем поговорили тогда —
Да новый диск, ну совсем ерунда.
Она стояла и молчала у шкафа спиной
И ей не скучно и таинственно в доме одной,
И то, что нам уже пришлось проходить,
У этой юной елки все впереди.
А все, о чем поговорили тогда —
Ее знакомые, ну так, ерунда.
По телевизору вещал наш измученный вождь,
А между нами серебрился легкий елочный дождь.
На разговоры про салаты наложили табу,
Да разве этим замолишь судьбу?
И все, о чем поговорили тогда —
Что сколько стоило — да так, ерунда
Неповторимость момента обнаружишь не в лоб
И ты смеешься почему-то и слетаешь в сугроб,
И понимаешь, что, наверное, напрасно ты ждешь
Пока летает возле елки станиолевый дождь.
Но все, о чем поговорили тогда —
Когда увидимся еще? — Ерунда.
Что подарить вам
Что подарить вам? Полный мрак.
Текилу? может быть, коньяк?
Ведь я не знаю, что вы пьете
в гостях, в лесу и на работе.
И как напомнить эти дни —
мы были в городе одни,
кораблики под фонарями,
дырявый зонтик наше знамя.
Не нужно было пить вино,
зима таращилась в окно,
пока курился чай масала
одна рука другой касалась.
Что пожелать вам в эту ночь?
Возможно, счастья? Я не прочь!
Тахта огромная такая,
куранты бьют не умолкая.
А вы, всего скорее, знать,
и мне пора бы это знать.
Зимнее колдовство
В толпе, в снегу, под божьим оком,
Придется как угодно жить —
Начертаны рукою жестокой
Для жизни шумной рубежи.
Но не молчать мертво и голо —
Пылать, растапливать камин,
Раскатисто смеяться в голос,
Почувствовать себя людьми!
Сгореть бы там, где линий бег,
Где пламя и не понарошку.
Где пляска жаркая в окошке…
Оцепенение и снег!
Стоим недвижные, шагнуть
И то от робости не смеем,
собратья наши спины гнут.
мороз сковал подобно змеям.
Замерзли ветви и дома,
Заснула пьяным сном округа.
Заколдовала нас зима
И мы не чувствуем друг друга.
***
Сон свалит с ног,
но человек из сна
убить меня не смог,
и я с тобой честна.
Во сне была смелей,
чем тут, вблизи огня.
Попробуй одолей
не сонную меня.
Осенний сон
Не вишнёвый пожар георгин,
Не календул летят светляки.
Говорят тебе смолкни и сгинь,
Далеки мы теперь, далеки.
Накренён облепиховый ствол,
Руки яблонь заломлены вниз.
Пусть туман заблуждений прошёл,
Невозможное, снами вернись.
А когда прогорит этот ад,
И завянет обид вихревая метель,
Надо мной зашумит листопад,
Расстилая златую постель.
На берегу
На сонном берегу реки
Сидят в ленивой полудрёме
Невольные отпускники.
И ждут старинного парома.
Чтоб голос зычный выкликал
Счастливцев быстрой переправы,
Чья жизнь окажется легка,
Как путь от левого на правый…
Они заварят на огне
Питье медвяное крутое,
Ведя беседу о цене
Простого вольного покоя. И
скажет мальчик, что наук
Пороги вскоре одолеет, А
слёзы, след душевных мук,
Скрывать гораздо тяжелее.
И будут девушки полны
Наивно-грустного волненья
И мистикой отделены
От лени и банальных мнений.
Мужчина с опытом беды
Над суетой готов смеяться
И помогать на все лады
Поэтову смешному братству.
Безмолвной женщине бесед
Пространных явно не дослушать,
Нить серебра в ее косе
И голос горьковатый суше.
Но всё случится в свой черед:
фаюмский мальчик повзрослеет,
мужчина мудрость обретёт,
а девы — темную аллею.
Покинет женщину печаль,
Согреет восхищенье рядом,
Ей зыбку хочется качать,
А больше ничего не надо.
Пока клубятся облака,
Запомни, что душа просила —
Всё принесет с собой река —
Волну и ветер, стать и силу.
Земля как я
Земля как я: собрали всё, ушли,
а я осталась ночевать под снегом,
и надо мною облаков набеги,
и солнце в угасающей дали.
Земля как я — вот холод и покой,
и замолкают топоты и стоны,
а я, раскинув тело многотонное,
не шевельну немеющей рукой.
И тишина устойчиво длинна,
и думе удивлённой нет помехи.
Угадываю оды, годы, вехи
недвижной бесконечности без сна.
Затменье, страхи, сумерки зимы
Затменье, страхи, сумерки зимы,
Троллейбус — точно вызов неотложной,
И бестолково-бешеные мы,
Чего нельзя, то почему-то можно.
Куда, зачем езда по круговой?
Задымлено, обругано. И весело.
Кондукторша качает головой,
Задерживаясь возле наших кресел.
Ну, что бы понимала эта чудь
В мелированной и киношной химии!
Нам остается жить всего чуть-чуть,
Какими бы мы ни были плохими!
Хлещите по щекам пургой, дождем,
А вы, ребята, пиво открывайте.
Конечная? Но мы чего-то ждём,
Неуязвимые для брани и объятий.
И выходя, прощаясь насовсем,
Неловко расцепляя наши руки,
Как некую таинственную сеть,
Поймаем взор троллейбусной подруги.
В кабину, где зеркальный поплавок
Где ласковы и горячо-тревожны
Глаза ее напарницы, — ну вот,
Ты здесь, и дальше ехать можно.
Ты избалована теплом
Ты избалована теплом,
Тебя все ищут… Поделом
Досталось мне, провиницалке.
А неслучившегося жалко —
Наивных писем череды
Щумящей за окном воды
Слепящей маеты экрана —
Все слишком поздно или рано…
Ну сколько можно — маетой
у монитора плюс настой
тысячелистника и мёда
не заменить былой свободы.
Тогда казалось — счастья час
Дороже жизни, и рассказ
об этом будет очень крут,
Да полно. Этого ли ждут?
Но я сдержу невольный крик:
Ты покидаешь материк,
От сонной одури страниц —
К сиянию любимых лиц…
Смотри, оранжевая корка
На снег упала… Съехать с горки,
Вздохнуть легко и без помех.
Пусть снег идет. Мы любим Снег…
Ношу в себе остаток сна
Ношу его в себе его — глоток кофейный,
пока не хлынет горячо по венам,
и поплывет незримой легкой пеной
ведь никого не удивишь навеянным.
Ношу в себе остаток сна, прикрыв ночнушкой,
и совесть будто нечиста и жгуча,
снег засевает небеса седыми мушками,
теряет их и тает царстввенная туча.
Настанет никонец-то срок напиться словом
и ток пойдет гулять, шумя, по венам,
внезапно ощутив присутствие былого,
дописываю сон, да будет он нетленным.
Бултых — и я плыву
Бултых — и я плыву, и трав речных гряда,
во сне ли, наяву — неведомо куда.
Так голуба вода прозрачнее стекла,
и в ней мальков стада, но я-то как сюда?
Ни тени надо мной, ни звуков, ни ветров,
и мне не страшен зной, не нужен даже кров.
Касание воды и капли на виске,
и никакой беды, и счастье вдалеке.
О чём тогда печаль, которая легка
начало из начал, всё впереди пока.
И потому вода синее всех озер,
тепло, и не поднять на небо робкий взор.
Пока не подан знак, медлительно-честна,
и мир блаженно нем реальностью из сна.
Ягодные сны
1. Черемуха
В черемуховой тьме ночей,
по блеску нефтяному,
Доверчивый бежит ручей,
срываясь в омут.
Черемуховый ствол в обрыв
течением обрушен,
Замедленно собой укрыв
реку и сушу.
Черемуховых глаз тепло
и ртутная отрава —
В смятении моем оплот,
смиренье нрава.
Черемуховый жги костер,
не гасни до рассвета.
С черемуховых губ не стерт
и привкус этот.
Черемуховый сон — не врешь —
черемуховый омут!
Зачем, не унимая дрожь,
бросаешься, рывком плывешь
от берега — к другому?
2. Ежевика
Не прибой изрезал плес,
Лепестковый абрис тонкий.
Там, за руслами для слез —
Сумасшедшая воронка:
Тёмно-розовый не в счет,
Ближе ягодно-лиловый —
Ежевичным соком рот
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.