Бесплатный фрагмент - Солнце Алабамы

Солнце Алабамы

2010

Звякнул колокольчик, и Генри поднял глаза.

В булочную вошёл ничем не примечательный мужчина, чей возраст давно перевалил за 60. Аккуратно одетый, выглаженный пиджак на нём сидел идеально, хоть и было видно, что своё он уже отслужил. Такие сразу внушают доверие, про них ещё говорят, что «прост как валенок». Сняв слегка примятую ветром шляпу, гость показал свои глаза, которые лучились теплотой и жизнелюбием, хоть и таили в себе каплю непонятной неуверенности и неловкости.

Мужчина медленно прошёл от двери к стойке, за которой склонился дедушка Генри, что-то тщательно ища на нижних полках. Он всегда что-то терял, в силу возраста ли, или какой-то своей природной растерянности, но Генри часто замечал дедушку ползающим по полу на коленях в поисках старой кастрюльки или любимой миски для теста.

Опустив глаза на строчки открытой книги, Генри всё же не смог ни секунды сосредоточиться на написанном и вновь поднял взгляд на странного незнакомца, который так и стоял около стойки со свежими булочками, нервно теребя в руках поля такой же повидавшей жизнь шляпы. Он то и дело слегка оглядывался по сторонам, словно неуверенный подросток, не знающий, как начать беседу. Не было похоже, будто гость собирается купить ароматную булочку на завтрак, хотя они пахли так, что любой бы не удержался от кусочка свежеиспечённой сдобы по особому дедушкиному рецепту. Особенно с апельсиновым джемом… Но Генри невольно отвлёкся на мысли о выпечке, всё ещё исподтишка наблюдая за мужчиной у стойки.

Дедушка уже начинал всё звучнее греметь какими-то тарелками, не находя того, что ему нужно, и по старинке бурчать, как всегда веселя Генри, а за любопытным гостем собралась очередь из трёх завсегдатаев, которые коротали каждое утро в булочной перед тем, как бежать по привычным делам.

Наконец найдя, что было нужно, дедушка разогнулся с подносом каких-то формочек для печенья и столкнулся взглядом с незнакомцем.

На секунду наступило таинственное молчание, будто все посетители притаились в ожидании, а затем поднос с небывалым грохотом опрокинулся на пол.

Видимо, незнакомцем гость всё же не был.

1961

Солнце только занималось багряным рассветом, с неохотой просыпаясь из-за горизонта. Не было ещё и семи утра, а воздух уже не спеша превращался в настоящее пекло. Так было всегда в это время года в Мэдисоне. Не успевая проснуться и пятками прикоснуться к полу, люди уже погружались в омут влажной дымки и горячего прикосновения утра.

Не было ещё и семи утра, а Томас уже сидел на широких перилах крыльца, беспечно болтая ногой над любимыми мамиными кустами роз и читая томик литературы. Он всегда просыпался раньше других, чтобы успеть прочесть несколько страниц, пока не всполошиться весь дом перед завтраком и сборами на работу. Эти мгновения были упоительными минутами, когда Том мог побыть в тишине с самим собой и любимой книгой, насладиться ещё не успевшим стать непереносимым теплом утра и прекрасным рассветом, который отлично проглядывался за пусть и густыми садами.

Семейство Мельбурнов проживало на этой улице уже многие поколения. Наследники, сменяя один одного, меняли лишь домашний уклад, декор и ремонт дома, но никогда традиции и обычаи семейного древа.

Стоящий среди похожих особняков, пестрящих своим богатством и великолепием, сияя белизной мрамора и гранита на фоне цветущих розовых садов, особняк Мельбурнов казался невероятным исполином, прекрасным и волшебным ваянием архитектора. Трёхэтажный дом, где белый цвет не разбавлен ни каплей другой краски, а лишь яркостью цветов и кустов в саду, стоял в своём величии, дополненный колоннами и резными перилами с лицевой стороны, имеющий широкую террасу и несколько маленьких балкончиков, увитых густой лозой. Это ли не мечта каждой уважающей себя семьи в Алабаме?

Семейство Мельбурнов состояло из пяти человек, одной собаки, двух котов и штата темнокожей прислуги — садовника, кухарки, двух работниц по хозяйству и водителя, который был всегда под боком, если хозяевам было необходимо поехать по делам.

Мистер Мельбурн, Гарри Мельбурн младший, если быть точнее, представлял из себя настоящего потомка рода Мельбурнов. Высокий и статный, в свои пятьдесят лет он мог дать фору любому юнцу, как отлично сохранившейся красотой настоящего мужчины, так и силой, и не скрытой мощью широких плечей, осанки и скрытых под костюмом мускулов. Гарри младший до сих оставался подтянутым и физически здоровым. Среди своих приятелей по клубу он всегда выделялся. Тогда как Мэлоун и Питер уже давно перестали следить не только за своими растущими животами, выбивающимися из-под туго затянутых ремней и жилетов, но и за количеством выпитого вина или виски за двойными порциями лобстеров в масле. Свои лысины они ещё хоть как-то пытались скрыть дорогими шляпами, но едва ли это у них искусно получалось.

Гарри Мельбурн всегда выделялся. Куда бы он ни заходил, казалось, что все кругом сразу готовы кинуться ему в подчинение. Дворецкие спешили открыть ему дверь, официанты смотрели именно на него, когда в компании они вместе делали заказ в ресторанах, его бокал наполнялся, едва он успевал допить предыдущую порцию. От женщин тоже не ускользали его стать, красота, богатство и какая-то скрытая природная сила и влияние этого великого человека. Не помогали даже ни кольцо на пальце, ни жена рядом. Большая часть именитых домохозяек Мэдисона так и таяла при виде мистера Мельбурна. Мужья, лысеющие и толстеющие от обеспеченной жизни, отходили на второй план. Гарри младший же всегда держался с ними учтиво, но холодно, как с вынужденными знакомыми, при этом всегда уделял много внимания жене, разговаривал и смотрел на неё, открывал перед ней двери и пропускал вперёд, подавал пальто и подливал вина. Чем ещё больше поражал всю женскую половину городка.

Воистину сын своего отца и представитель влиятельного рода.

Миссис Сесилия Мельбурн, в девичестве Макинтош, была изящной, миниатюрной женщиной, которая рядом с супругом казалась ещё меньше. Сесилия также умела себя подать, словно фирменное блюдо на золотом блюдечке. Всегда стильно одетая, светлые волосы в причёске волосок к волоску уложены так, что никакой ветер не мог их растрепать. Сильная и властная, но при этом сдержанная, как и все дамы её положения в обществе. Иногда она казалась холодной и отстранённой. Пока дети были маленькие гораздо больше уделяла внимания своему маникюру, нежели играм с ними. Однако любила она их намного сильнее, нежели показывала, просто прятала это за маской интеллигентной, богемной представительницы богатого рода, главным правилом которого было — соответствовать статусу.

В роду Мельбурнов испокон веков существовало правило заводить множество детей. Комнаты здесь всегда были наполнены детскими криками, которые тут же пресекались нянечками, оставленными присматривать за чадами, пока взрослые отбывали на деловые встречи домохозяек или посиделки в клубе главы семейства за порцией сигар и игры в карты.

Однако Гарри младший и Сесилия слегка разбавили установившийся порядок вещей, произведя на свет всего лишь троих наследников, а ни как завелось когда-то, пять или даже больше.

Самый первый сын, услада очей мистера Мельбурна, Уильям Кристофер Гарри Мельбурн, или просто Уилли для своих, был истинным сыном своего отца. Ещё в колыбели Гарри младший не мог налюбоваться на своего первенца, который позже вырос в настоящего, крепкого мужчину, готового постоять за свою семью. Отучившись на юридическом факультете, Уилли вернулся в родной город и, перескочив рубеж в 26 лет, устроился в крупную контору Мэдисона, чтобы блюсти законы и отстаивать права обычных людей. Должно было казаться, что старший сын, любимец родителей, а с ходом лет превратившись в настоящего красавца и завидного жениха для всей округи, любимец публики, должен был бы поднабраться самовлюблённости и бравого эгоизма. Но Уилли всегда оставался для всех просто Уилли. Строгие адвокатские костюмы, которые он носил как на работу, так и зачастую после, не сумели заклеймить его строгостью и высокомерием. Он всегда улыбался и был весел, шутил со знакомцами и теми, кого видит впервые, был душой компании и тем, на кого всегда падает глаз. Высокий и красивый, с идеальной стрижкой тёмные волосы были разделены на пробор, а игривость во взгляде едва ли выдавали в нём адвоката, которым он славился до мозга костей.

Вернувшись в родные края, Уилли заслужил репутацию профессионала своего дела, хотя с тех пор прошло не больше года. Он не страшился браться за сложные дела, отстаивал честь своих соседей. Часто можно было услышать, что он согласился защищать кого-то про боно, то есть за бесплатно. В суде он побеждал не всегда, каким бы округа не рисовала его заслуги, но уважение и любовь коллег заслужить ему удалось, что весьма прельщало самолюбие Гарри младшего.

Сесилия же души не чаяла в своей дочери. На сколько вообще можно обожать детей, не показывая эту любовь на публике.

Кетрин стала для неё настоящим подарком судьбы в семье, где по какой-то забавной шутке природы практически всегда рождались одни мальчики. Сесилия получила всё, что хотела, пусть единственную, но дочь, которая сможет разбавить мужскую атмосферу в доме.

Кетрин даже внешностью полностью пошла в мать. В свои 24 года она была достаточно привлекательной, с длинными светлыми волосами, спиралями ниспадающими на изящные, тонкие плечи. Голос её соловьём звучал из комнат, лёгкость походки так и манила последовать хоть на край света.

Все они, члены семейства Мельбурнов, были таковыми. Идеальными и совершенными.

Или хотели таковыми казаться.

Самый младший сын, Томас, был, пожалуй, единственным исключением. Нет, он не был ни отвратительным внешностью, ни хилым по натуре, глупостей за ним тоже никто не замечал. Его вообще почти никто не замечал.

Томас, симпатичный молодой человек на 4 года младше Уилли, был его полной противоположностью. От светлых волос и голубых глаз, без задорной искорки, а постоянно скучающих в обществе богатых снобов, до слегка опущенных плечей, будто на них легло тяжкое бремя. Что и говорить, оно и правда легло, ведь тяжело быть не таким, как вся твоя семья. Ни купаться в овациях и восхищениях окружающих, ни привлекать к себе внимание всей комнаты, когда входишь, ни отличаться какими-то заслугами на профессиональном поприще. А просто быть собой. Любить книги и время в тишине, гулять, но не в компании весёлых друзей, а природных красот Мэдисона. Мечтать о чём-то своём в глуши близлежащих садов.

Таким был Томас Мельбурн, всегда в простых брюках и льняной рубашке, выбивающейся из-под ремня, в меру измятых, но не до неприличия. И с книгой в кармане.

Том заканчивал последний курс в университете и вернулся в родные стены на летние каникулы. Тем и раздражал вечно занятого Гарри младшего. Тот никак не мог понять, почему его младший сын, явно лишённый всяческих амбиций, слоняется без дела и только почитывает свои книжонки. Да и дело он себе выбрал совсем не мужское. Повар. Какой мужчина, тем более перед которым открыты все дороги мира, благодаря деньгам и влиянию, перешедшему от предков, мог выбрать такое занятие! Гарри младший безумно любил своих детей, старался сделать их жизнь по-настоящему счастливой и обеспеченной, поэтому всегда поддерживал все начинания, от верховой езды Уилли, которой он увлёкся в 15 лет, до уроков рисования Кетрин, которая успешно бросила их после двух недель. А уплачено было за полгода вперёд.

Томаса он не ущемлял. Не стал препятствовать его порыву готовить изысканные блюда и печь торты, хоть пару раз и заводил разговор о том, чтобы сын обдумал всё ещё раз и как следует. Но всё было бесполезно. Смерившись, что Томас не одумается, отец предлагал хотя бы проспонсировать открытие своего ресторана, где бы сын смог стать шеф-поваром. Назвали бы ресторан соответственно «Мельбурн» и тогда бы уже никто в Мэдисоне не поглумился над юным поваром. Но такое будущее тоже было не по нему. Ресторан был мечтой Гарри младшего, не Томаса. Тот же хотел открыть своё небольшое заведение, полное тепла и уюта, а не богемного декора на стенах и блюд по сто долларов за порцию. Младший всегда поступал по своей душевной воле, но при этом никогда и никто не считал его эгоистом.

Вот и сейчас, Томас был сам по себе, сидел на крыльце и наслаждался покоем.

Вскоре из дома послышались шорохи, приглушённые голоса, которые с каждой минутой становились всё громче. Поместье Мельбурнов выходило из крепкой спячки и начинало подтягиваться к столу, который уже был накрыт в общей столовой на первом этаже. Они всегда завтракали и ужинали все вместе. Таков был обычай. Вокруг хлопотали две молодые негритянки, Минни и Джессика, которые всегда были готовы услужить хозяевам.

Кухарка, миссис Керри, широкая в талии, но, по её словам, в кости, никогда не вылазила из своего коричневого передника, который становился всё меньше по мере роста её округлостей. В свои 58 лет, она была ещё достаточно энергична. Из кухни всегда доносилось писклявое пение, пока она готовила свои знаменитые на всю округу пироги с абрикосами, запах которых тонкой вуалью развеивался над улицей. Дверь на кухню всегда была открыта из-за невыносимого зноя Алабамы, подкопченного включенной плитой и работающей духовкой. Как в этой гамме жары миссис Керри ещё не растеклась жирным пятном на одну из своих сковородок, никто не знал. Из открытой двери всегда текли ароматы тушеной говядины с особым соусом, секрет которого кухарка никому не раскрывала, печёной картошки и сладкого торта с меренгами и лимонным курдом… Устоять прохожему и не заглянуть всегда удавалось с трудом. А личный шофёр Мельбурнов, мистер Лерой, и вовсе перестал пытаться. В свободное от работы время он всегда заскакивал на кухню сквозь приоткрытую дверь и получал кусочек чего-то неизведанного его простяцкой душе, но такого нежного и вкусного, что он всегда испускал стон удовольствия, чем всегда умасливал кухарку.

Тогда пение миссис Керри всегда приправлялось восторженными криками мистера Лероя, и, проходя мимо кухни, Кетрин всегда добродушно смеялась.

Том прервался, когда до него донёсся лай их золотистого ретривера Клоди. Это был самый домашний и самый добродушный пёс, которого знал Томас, он никогда не сидел на привязи, так как порой казался более домашним, чем другие его обитатели. Позволь ему забраться на подушку, а разрешали ему это не часто, и Клоди будет счастлив, как ни одно другое создание на свете.

Лай не прекращался и исходил откуда-то с задней стороны дома. Томас закрыл книгу и обогнул дом, чтобы посмотреть, что так всполошило Клоди.

— Клоди, — позвал парень. — Эй, мальчик! Ты где?

Выйдя на задний двор, Томас увидел, что Клоди засунул голову под крыльцо и пытается что-то лапой достать из-под ступеней. Была б его воля, он бы залез туда целиком.

— Что ты там нашёл, дружок? — С насмешкой спросил Томас.

Достав из-под крыльца старую кость и вручив её Клоди, парень услышал голоса. Он думал, что родители уже давно за столом и сейчас будут причитать, где пропадает Томас. Но они были в дальней комнате первого этажа, которую когда-то давно Гарри младший переоборудовал под свой личный кабинет. Туда редко кто-то входил, не считая его и горничных, но сейчас из открытого такой жарой окна доносились сразу три голоса.

— … я так и знала, что так и будет! — Разгорячённо воскликнула Сесилия.

— Миссис Мельбурн, прошу прощения, я не могла и подумать, что…

Оправдывающийся голос был безумно похож на голос миссис Керри. Том не хотел подслушивать, но что-то заставило его остаться на месте, в тени абрикосового дерева, где его бы не смогли увидеть из окна.

— Ты здесь самая старшая! Ты должна была следить…

— Простите, мадам, я не знаю…

— Теперь твои оправдания не помогут.

— Потише, Сесилия, дорогая, — встрял наконец голос отца, который властностью и в то же время спокойствием заставил женщин замолчать. — Криками теперь точно не поможешь.

— Извините, миссис Мельбурн, я не думала, что так получится.

Четвёртый голос. Да что там происходит? За что отчитывают бедную миссис Керри, которая за всю жизнь и мухи не обидела. А этот новый голос принадлежит, наверное, Джессике, одной из их горничных и прислуг.

— Ясное дело, что не думала. — Уже спокойнее, но с нотками осуждения и злости проговорила мать Томаса. — И что же нам теперь делать, Гарри? По округе пойдут слухи. Мы окажемся в центре самого что ни на есть скандала!

— Ты права. — Ответил отец. — Лишняя молва нам не нужна. Пускай и горничная, но ты лицо этого дома, Джессика. — И после небольшой паузы добавил. — Была его лицом.

Томас как будто увидел, как глаза бедной, молоденькой горничной взметнулись на хозяев, моля их передумать и пощадить её.

— Отныне ты не сможешь у нас работать. Рано или поздно всё станет известно. Лучше не допустить этого как можно раньше.

По тону слышалось, что отец был непреклонен. Спокоен, как всегда. И как всегда непоколебим.

— Миссис Керри, никому не слова, — приказал он, — ни одна живая душа, как в доме, так и за его пределами, не должна знать этих отвратительных подробностей.

— Вот именно. — Поддакнула Сесилия.