Пришла зима
Такой зимы мы ждали много лет,
Но вновь не оправдались ожидания.
Мороз за тридцать. Снега почти нет,
Но есть зато — фигурное катание!
Вмиг превратились улицы в каток —
Нам лишь коньков сегодня не хватает…
Какое удовольствие зато!
Но о тепле народ уже мечтает.
Увы, народу не нужна зима…
Народу подавай обратно лето
В его насквозь промёрзшие дома.
Ему же потерпеть чуть-чуть советуют…
Но до весны ещё так далеко —
Ещё январь во всю не разгулялся…
Сидеть и просто мёрзнуть — нелегко.
Я ждать тепла с народом не остался.
Я настежь свои двери распахнул
И в мир шагнул морозный настоящий,
Как будто в детство сам себя вернул,
Чтоб надышаться воздухом звенящим
Как в том давно забытом январе…
Мороз и солнце! Что за чудный день!
Похоже, всё сошлось в календаре…
Оставьте же в квартирах ваших лень!
А что мороз? На то ведь и зима…
И пусть она вас больше не пугает,
Да и погода не сошла с ума —
Скорее те, кто так её ругает…
…Когда-нибудь потом на склоне лет
Когда зима такая же вернётся,
Прохожий, исполняющий балет,
Чему то своему вдруг улыбнётся…
Быть может, это будешь даже ты,
Сегодня отвергающий морозы.
И вместе с ними детские мечты
И чьи-то замерзающие слёзы…
Поседели берёзы
Поседели берёзы.
Только их седина
Лишь причуды природы,
А не чья-то вина.
Им, берёзам, неведом
Человеческий страх,
И не мучает совесть
Их в берёзовых снах…
Они даже не знают,
Что вдруг стали седыми,
Потому что весной
Будут вновь молодыми.
Ну, а мы не берёзы,
Мы обычные люди.
Мы с тобою седыми
Навсегда теперь будем…
Но пенять на природу
Нам с тобой не к лицу —
Наша долгая жизнь
Подошла уж к концу.
Ну, а в ней было всё:
И надежды и слёзы,
И часы ожиданий,
И вот эти берёзы…
Мы с тобою под ними
Упивались любовью,
Как берёзовым соком,
Перемешанным с кровью
Молодой и горячей.
Молодой и горячей —
Просто мы не умели
В наши годы иначе…
Просто мы не умели
По-другому любить,
И когда отлюбили,
Не смогли позабыть
Вкус той первой весны
У себя на губах.
И какой-то неведомый
Нам пока ещё страх…
Страх о том, что пройдёт
Это чувство когда-то.
Только кто, мы не знали,
Будет в том виноватым?
И причём здесь берёзы,
Даже пусть и седые…
И напрасные слёзы…
Где ж вы дни молодые?
Последнее признание
Холода. Холода наступили….
Вечный холод в замёрзшей душе.
Мы друг друга давно отлюбили
И про это забыли уже…
Холод в сердце. Холодные взгляды
И в словах нет ни капли тепла…
Может быть, нам его и не надо —
Всё равно жизнь к концу подошла.
Холодеют и тело и руки.
Холода. Холода. Холода…
И остался лишь миг до разлуки…
…А тебя я любила всегда!
Вакханалия зимы
Ну, вот и снова снег идёт весь вечер…
Вновь все тропинки к милой занесло
И ждёт она напрасно нашей встречи
И зря опять выходит за село…
За белой пеленой зимы проклятой
Исчезло всё — и лес и горизонт…
За что же мы пред Богом виноваты
За эту круговерть со всех сторон?
И почему он усмирить не может
Всю эту вакханалию зимы?
А может, ты испытываешь, Боже
Разлукой нас? Как долго сможем мы
Любить и ждать. И дни и даже годы,
Но ведь не век зима и этот снег.
И у природы нет плохой погоды —
Плохим бывает только человек…
…Но ждать я не хочу и мчусь я лихо
К своей любви. Ты только, позови…
Мне ангелы кричат: видали, психа!
Но ангелам не ведом вкус любви.
Разлучница моя
Зима и не зима. То лёд, то пламя,
То вдруг мороз, то дождь, что льёт с небес
Который день. Природа шутит с нами,
Хотя какой природе интерес?
Её непостоянство нам известно
К нему уже привыкли мы давно
Быть может в канцелярии небесной,
Забыв про нас, пьют ангелы вино?
У них кураж. У нас одни заботы:
В чём выходить на улицу опять
И брать ли зонт сегодня на работу,
А может валенки? Хотелось бы нам знать…
Но связи нет не только с небесами.
…И ты не отвечаешь на звонки
И ангельскими прямо голосами
Опять одни гудки. Одни гудки…
Стоим на трассе вот уже полсуток.
На трассе лёд, а впереди подъём…
Вернёмся мы, наверное, под утро,
Но если тот подъём переживём.
Мой друг «Камаз» — не хилая машина
И не в таких бывали мы делах,
Вот только жаль, нет рядом магазина,
Да и с бензином тоже полный швах…
…Зима и не зима. Но мы не в силах
Хоть матом, хоть без мата изменить
В ней ничего… А утром ты спросила —
И чем теперь смогу я объяснить
Что в той задержке я не виноватый?
Молчу как сыч. Боюсь завраться вдруг.
Боюсь, что ты пошлёшь меня обратно
В объятия нетронутых подруг…
Я иду по январю
Я иду по январю.
Чудная погода!
Я иду по январю —
В шестьдесят четыре года…
Было много январей
Тёплых и морозных,
Когда — минус пятьдесят…
Были даже грозы,
Когда зимняя гроза
Небо разрывала.
Было много январей…
Всякое бывало!
Только в каждом январе
Новый год был с ёлкой —
Радость нашей детворе.
Крики без умолка
В моих детских январях
Вспоминаю снова…
Жаль, в моих календарях
Рождества Христова
Никогда не находил
В виде красной даты…
Потому в те январи
Не вернусь обратно!
Утки
У старого моста кормили уток
И голубей нахальных прямо с рук,
Но вот однажды как-то ранним утром
Не оказалось уток наших вдруг…
А над мостом вороны да метели
Кружили лишь. И вместо речки лёд.
Знать, наши утки тоже захотели
Тепла как мы. Отправившись в полёт…
А мы весну ждать даже чуть устали
И просмотрели все свои глаза,
Но утки почему-то пролетали
Всё мимо нас в высоких небесах…
И стало пусто у моста над речкой
Такой вот в нашей жизни поворот…
Не нам судить про уток тех, конечно,
А вдруг они вернуться через год?
Кто — он
Сто лет назад в таком же январе
В сыром и неуютном Петрограде
Жил был поэт. Сидел в своей норе
Страдал и пил и жил лишь Музы ради…
А за окном серебряный был век
И снег под солнцем ярко серебрился
И был поэт тот странный человек,
А может быть, он только притворился
Что он поэт? Он в рифмах своих — Бог.
Он Ангел и Предвестник дней грядущих…
И скоро он напишет эпилог
Про всех, про нас по Невскому бредущих
Толпой слепой навстречу новым дням
И новым революциям и бедам.
Не внемлем мы пророческим устам,
Что натворим, пока ещё не ведаем…
Зря спрашиваем: кто он — тот поэт?
Он лишь поэт. К чему все разговоры
Быть может жить ему осталось лет
Всего-то лишь до выстрела «Авроры»…
А через год иль два — январским днём
Таким же, как сегодня. Днём морозным
Мы вспомним в каземате вдруг о нём,
Поверившие в Бога. Только поздно…
Поездка в Петербург
Луна поблекла с первыми лучами
Ну, вот и солнце встало за спиной
А мы, минуя знаки с «кирпичами»,
Несёмся в Петербург на выходной.
Гаишник толстый, видно, не проснулся,
И нас он явно тоже прозевал…
А я в свой Петербург опять вернулся —
И я опять его не узнавал.
Дома, дома до неба с этажами
И с тучами на крышах. Так и есть!
И бабушка с коляской с малышами
На переходе отдаёт нам честь…
А может быть, ругает нас, как может,
Что всякие тут ездят день и ночь,
Увидев наши областные рожи,
И я бы поругаться был не прочь…
С уставшими бессонными глазами
Ведь три часа дороги — не пустяк
Мы передумать были бы и сами
Сейчас не прочь. Приехали. Под знак…
И полчаса потом мы препирались —
Штраф заплатить и сразу всем домой…
Ну, что ж они лишь к нам одним придрались?
Испортили такой нам выходной!
Проклятые дни
Ты себя не вини
Ты меня не вини
За такую судьбу
За проклятые дни…
Всё однажды пройдёт
Кто — до дома дойдёт
Ну, а нас не суди,
Тех, кто в них пропадёт…
Ведь и мы и они
Из одной все родни
Из одной все страны,
Но проклятые дни
Нас хотят поиметь
И сегодня и впредь,
Если что и дают:
Вместе всем умереть…
Вместе рядом лежать
Под звездой, под крестом,
В неизвестности ждать,
Что нас вспомнят потом…
….А потом никого —
Ни меня, ни его —
Лишь проклятые дни
До скончанья веков…
Вий
Последний год жила Россия
Как было в ней заведено,
Читала Гоголя про Вия,
А Вий был в нас давным-давно…
Ходил незримо вместе с нами
По кабакам и по бегам,
И в Первомай под красным знаменем
Врагов бить первым предлагал.
Шумела в праздники столица,
Хотя и был разгар войны.
И лица! Ах, какие лица!
И в них ни капельки вины…
А Вий вокруг ходил довольный
И всех их в списки заносил.
Ох, как им скоро будет больно!
Кричать и то не будет сил…
Пока же есть и хлеб и дело.
Пока январь. Последний год…
Но всем, как видно, не терпелось
Прибавить в будущее ход.
И всем хотелось изменений —
К примеру — нового царя…
Но тут пришёл товарищ Ленин —
Наш главный Вий. И с Октября
Что будет дальше, всё мы знаем…
Забросим Гоголя. И вот
Лишь год на новый поменяем,
Пойдём — одни на эшафот —
На нашу Русскую Голгофу…
Другие дружною толпой
В свой коммунизм за новым богом…
А мы, куда пойдём с тобой?
…Сто лет стоим на перепутье
И выбор вроде есть, и нет.
Пойдут одни — туда, где Путин.
Другие — лишь посмотрят вслед…
Мой дом
Спасибо маме с папой
За то, что я родился.
Спасибо маме с папой
За то, что пригодился
Я городу родному,
Таким, какой я есть.
За то, что город этот
И мама с папой здесь…
За то, что я останусь
С ним тоже навсегда.
Спасибо маме с папой
За лучшие года…
…Что было и что будет
Всё здесь — в судьбе моей.
Надеюсь, не забудет
В потоке лет и дней
Меня — его поэта
И город мой потом…
Ведь он не просто город —
Единственный мой дом…
Поэты
Все поэты немного пророки
И есть в них что-то от сатаны —
Им не чужды людские пороки,
Как и тяжкое бремя вины…
Потому они часто страдают
За других, тех, поверивших им,
Если в строчках своих угадают,
Когда новый разрушится Рим…
Если снова предскажут эпохе
Её скорый финал, сквозь туман…
Если скажут, что боги — не боги,
А их каждое слово — обман…
…Власть сама состоит из пороков,
Но у власти есть право решать:
Оставлять ли живыми пророков
Или, может, позволить сбежать…
Да — живые поэты опасны,
Но страшнее — те на небесах.
Они станут для всех несогласных
Вмиг святыми у нас на глазах…
…Нет, поэты совсем не пророки —
Они просто болеют душой
За страну. Ту, в которой уроки
Прошлых бед забывают порой.
Вопросы совести
Какое ты теперь имеешь право
Судить о том, что было, но прошло?
Делить людей на правых и неправых,
На тех, кто совершал добро и зло?
Их нет давно — ни красных и ни белых.
Зачем тебе их судьбы ворошить?
До прошлого тебе какое дело?
Оно ведь не мешает тебе жить?
Мне совесть задаёт вопросы эти,
А память моя словно трибунал…
Мне, правда, хорошо на этом свете,
Пока я полной правды не узнал.
А если вдруг узнаю, что с ней будет,
С бессовестною совестью моей?
И что тогда о ней мне скажут люди,
На склоне моих столь хороших дней?
А может, впрямь, я не имею права?
Но совесть почему-то вдруг молчит.
Вдруг и она от прошлого устала?
…Она же на меня донос строчит…
Повезло
Не видел я давно, чтобы так дружно
Народ наш на субботник выходил
И приглашать совсем уже не нужно…
Даёшь в стране субботник для водил!
Валит народ с лопатами и матом.
К последнему давно не привыкать…
И роет, роет, роет снег лопатой —
Своё авто не может откопать.
А снега навалило за ночь горы.
Легко и перепутать, чья гора?
Пока без драк, пока дошло до споров.
А кто забыл, куда ещё вчера
Поставил «мерседес» свой — просто курит,
А, может, ждёт, когда растает снег?
Ну, что ж, пусть ждёт. А я на этой улице
Самый, видать, свободный человек.
Хожу и наслаждаюсь красотою…
Ни руки не болят, ни голова!
Моё авто — в ремонте на постое…
И до весны в ГАИ мои права…
Без меня
Я к изменчивости мира
Отношусь вполне лояльно,
Но в подобной карусели
Как-то мне не по себе…
Я привык к стабильной жизни
Где-нибудь в деревне дальней,
К самому себе привык я
И привык к своей судьбе.
Вы меняйтесь с вашим миром,
Может, что-нибудь найдёте,
Вы меняйтесь, изменяйтесь,
Изменяйте — без меня!
А когда всё надоест вам,
Может быть, ко мне зайдёте?
Сядем вместе у камина
И тепло его огня
Вам тепло напомнит дома.
Но давно всё изменилось,
А точнее, изменили
Вы себя в себе давно…
Вы, без прошлого оставшись,
Слишком поздно спохватились.
Потому что мир изменчив.
Неизменно лишь одно —
Это Бог — создатель мира.
Так зачем его менять?
Чтоб изменчивостью мира
Слабость Веры объяснять?.
Страна великих чудаков
Жил да был на свете Чудик
В детстве весело чудил,
А вокруг смеялись люди:
Что он в этом находил?
Не заметно Чудик вырос —
Стал не чудик, а чудак.
В брюках, купленных на вырост,
Ну, ни дать, ни взять — простак…
Но не знали эти люди
Ничего про чудеса.
Он для них остался чудик —
Ненормальный — за глаза…
Ну, а он, с людьми не споря,
В мастерской своей чудил
И врагам на страх и горе
Нечто вдруг соорудил…
И однажды нечто это
Вдруг рвануло на весь мир
И стал чудик для планеты
Вмиг не чудик, а кумир…
Кто он — как-то раз спросили
У меня. А я им так:
Много чудиков в России —
Каждый первый в ней Чудак!
Ведь на них стоит Держава,
А за ней все мы — стеной…
Так, что лучше, Вам, пожалуй,
Обходить нас стороной!
Мороз
По телевизору всерьёз
Нам всё расскажут про мороз
И повторят потом раз пять:
Мороз! Всего-то двадцать пять…
Какой мороз, побойтесь Бога,
Всего лишь холода немного —
Но для страны уже беда!
Жаль, вы не знали никогда,
Что значит истинный мороз —
За пятьдесят. И не вопрос —
Как раз под самый Новый год
Во всю гулял всю ночь народ
И только утром он узнал
Мороза этого финал:
Замёрз газ в трубах. Это да!
А остальное ерунда…
А что сегодня? Минус пять?
А нам: Мороз! Кричат опять…
В тот день
В тот день он умер. Отошёл от жизни.
От революций отошёл и прочих дел.
Была зима в своём привычном виде —
Январь творил морозный беспредел.
И толп осиротевшего народа
Ещё пока не видно. Лишь в Кремле
Вожди решали чинно, благородно —
Предать ли Революцию земле?
Но партию предать и он не может.
Так пусть живёт он — смертью смерть поправ!
Родной стране бессмертием поможет,
Народную любовь сполна познав…
И лишь один усатый мысль лелеял:
Теперь он без него не пропадёт,
Уж если будет Ленин в Мавзолее —
Туда товарищ Сталин попадёт!
Всё вышло так, как новый вождь задумал.
И красный терем вырос у Кремля,
Как раз напротив нынешнего Гума…
Видать, напрасно ждёт его земля
Того кто умер в день январский давний…
Лежит всем на показ почти сто лет
Давно не человек, а просто Знамя
Побед великих и великих бед…
Баллада о вожде
Жил человечек маленького роста,
Учился в школе. Задавал вопросы,
Искал пути и сам их находил…
И брали Зимний бравые матросы
И оказалось быстро всё и просто,
А маленький невзрачный человечек
Из Смольного уже руководил…
Всё это будет — позже лет на десять,
Но час его покуда не пришёл,
Да и себя ещё он не нашёл,
Да и народу был не интересен…
А между тем, набрав ума и силы,
Немного полысел и постарел…
Жаль, пятый год в Женеве вместе с пивом
По молодости — просто просмотрел…
Россия пошумела, покричала,
Но без него. И спать легла опять.
Не зря же он марксизм учил на «пять»
И без неё решил — начать сначала,
Чтоб разбудить её, как раньше Герцен,
Подняв толпу — разрушить всё мечтал….
Он о России думал. Но не сердцем,
Он цифрами Россию просчитал…
И никогда не помышлял, не ведал,
А что в его — безбожника — душе?
И осенью в промёрзшем шалаше
Он план другим безбожникам поведал…
Потом был залп «Авроры» поздней ночью,
Потом экспроприации, ЧК, царя в расход
Отправил лично. Точно.
Не будет же в России врать народ…
И цифры, цифры — пирровой победы,
И беды, беды. Слёзы. Кровь. Война
Оставила свой след на век. А следом
Пошёл в стране Великий балаган…
И где же ты была, Фани Каплан,
Когда всё это и не начиналось?
А вот и Горки и он сам — усталый
От прошлых дел и будущих забот.
И тишина. Рыдающий народ…
И человечек маленький в Колонном
Лежит один. Он страшно одинок…
И даже с ним поступят беззаконно,
Чтоб даже мёртвым — мёртвым быть не мог…
Оставят зрить его — в пример потомкам,
В укор другим — не верившим в Итог.
Итог же оказался предсказуем:
И маленький вот этот, человек,
Расправившийся с первыми буржуями,
Не думал их увидеть через век.
Но всё пошло не так. А он лежит,
Как и лежал, в своём костюме строгом.
Он получил сполна, что заслужил
От партии своей. Но не от Бога…
Берёзовые сны
Помнишь, в парке мы с тобой целовались,
А берёзки в парке том любовались,
И завидовали нам дружно парком
И мечтали о любви столь же жаркой…
Дело было в январе в дни морозные —
Целовались мы с тобой под берёзами…
Нам пока что ждать весны не серьёзно,
Да и мы с тобой лишь сны — тех берёзок…
Моя императрица
Январь в парадные одежды
Природу приодеть решил
И всем наряды белоснежные
К утру с метелью вместе сшил…
Берёзки стали — королевы
И клёны стали — короли,
Кусты — пажи их, тоже в белом,
И все придворные Земли…
Зима весь мир преобразила
Сегодня правит бал — она.
На белый танец пригласила
Даже меня она сама…
И отказать я ей не смею
И сквозь метель я к ней лечу,
Хоть танцевать я не умею,
Но быть любовником хочу!
Она — моя императрица —
По крайней мере, дней на сто…
Зиме бы надо летом сниться!
Какой красивый сон зато…
Что там за краем
У нас у каждого похожие дороги,
Но жизни колея всегда своя…
Дороги наши топчут ноги многих
И втаптывают в грязь нас почём зря…
И в нашей колее порой мы вязнем
И рвём порой сцепление с душой,
Но мы, как танки, не боимся грязи,
Тем более своей, а не чужой…
Лишь нашей колее мы доверяем,
По ней мы едем так же как живём —
То лезем в гору, то с горы ныряем,
Ну, а когда не едем — водку пьём…
Себя лишь под колёса не бросаем…
А протрезвев, опять спешим вперёд.
Мы здесь одни. И мы одни решаем,
Куда нас колея та заведёт.
А впрочем, беспокоиться не надо,
О том, что потеряем колею —
В конце её — икона и лампада
И Аллилуйю ангелы поют…
Всем, кто доедет — почести и слава
И вечный рай в конце той колеи,
Если налево ехать. А направо?
Там будет вместо рая край земли…
Поехали! Уж слишком интересно,
Что там за краем — вечность или смерть?
Но только жизнь не тронулась и с места:
Бессмертие сначала заиметь
Вам надо бы — сказала жизнь смиренно —
А я всего лишь жизнь. Мой кончен путь…
— Но колею туда мы непременно
Ещё с тобой проложим как нибудь —
Моя душа сказала на прощание.
Выходит, что и ей уже пора…
Я вновь один. Коней небесных ржание…
Шум крыльев херувимов. Скрип пера…
На Ладоге
Почти зима. Год сорок первый.
Мороз. Совсем как в январе.
И караван уже не первый
Уходит в ночь к Большой земле…
А в небе «мессеры» летают
И те, кто в них сейчас сидят,
Всё видят и, конечно, знают
Кого в полуторках бомбят…
Сквозь трещины по льду и сердцу,
Врагам, и смерти вопреки,
Мы будем жить! Вы только верьте,
Сжимайте крепче кулачки!
Сквозь страх, сквозь слёзы и морозы
Придёт в Кобону караван!
…Всё это из блокадной прозы
Давно уже известно вам…
…Но в этот день победы славной
На берег Ладожский придут
Все те, кто был той ночью давней
Средь бомб в полуторках на льду.
И внуков приведут с собою,
Чтоб знали — всё им показать,
И с той же детскою любовью
Спасибо, павшим здесь, сказать…
Снег
Горы снега на дворе.
Гималаи!
— Столько снега в январе
Нам едва ли
И за год перелопатить…
Может, хватит
Нам на этот снег проклятый
Жизни тратить!..
Не даёт никто прогноз
Нам по снегу…
Только лыжникам одним
В радость бегать.
А у нас, у всех авто,
А не лыжи!
В пробках мы
Торчим зато —
Злобой брызжем…
И звоним начальству вновь
По «мобиле»:
Мол, чужие КАД с утра
Всю забили!
Семья
Есть в родстве у меня
И хохлы и евреи
Близкие и по крови
И по чувству вины…
Если всех сосчитать —
Полстраны их имею
Только нет никого
Ближе — кроме жены…
Разбросало нас время
И проклятые войны
По стране необъятной
И всем нам не чужой…
Так и жили в России
Тихо, мирно, достойно
Ни кому не мешая,
Как в квартире большой…
Никому не писали,
Никого не искали
Имена и фамилии
Позабыли давно…
Уходили на небо,
А они и не знали,
Значит, встретиться нам,
Было им не дано…
Распадается мир наш
На частицы и атомы
И когда-то замкнётся
Вечный круг бытия…
Так давайте не будем
Мы считать виноватыми
Ни себя, ни других —
Все мы с вами — семья…
Понедельник
Перегаром бензиновым отрыгают дороги.
Сразу видно, что был у страны выходной…
Ну, а вы, что хотели? Мы ведь люди — не боги,
Мы садимся за руль, выпив не по одной!
Понедельник всегда день тяжёлый для Бога —
Успевают едва на Земле отпевать
Тех, кто выбрал вчера прямо к Богу дорогу,
Или просто решил у него побывать…
Ну, а мы по обочине что-то тихо плетёмся,
Не угнаться, похоже, нам за жизнью с тобой…
Только ты мне в ответ: мы же к Богу не рвёмся,
И не пьём, как они за удачу, с судьбой…
Первая оттепель
Январь вдруг вспомнил о весне
И ночью чудо совершил-
Висят сосульки на окне…
Видать, погреться сам решил!
И первой оттепели рад
Народ, уставший от зимы…
На улицах сплошной парад
И вместе с ним, конечно, мы
По первым лужицам идём
И даже дождь не раздражает,
Но это только этим днём,
А завтра, праздник завершая
Уйдёт январь. Февраль придёт
И возвратится всё обратно —
На крышах снег. На лужах лёд
И даже думать страшновато
О том, что ждут нас впереди
Ещё февральские метели
Или февральские дожди
Четыре с хвостиком недели…
Стареем мы
В понедельник нагрянул февраль
С неразлучной подругой метелью
И чуть-чуть похудел календарь,
Как и год, на четыре недели…
На четыре недели и мы
Постарели, подруга, с тобою…
Ты сказала: на месяц зимы!
Я с тобой согласился: тем более!
Быстро в старости годы идут,
Ну, а дней мы и не замечаем.
Был январь где-то рядышком тут,
А сегодня февраль уж встречаем…
Но пока у нас повода нет
Для февральской тоски и печали.
Лучше я прочитаю сонет,
Как с тобой мы зимой повстречались.
Грипп
Год обезьяны подложил свинью,
А вроде начинался так прилично…
Ругается народ: ну, мать твою!
Толпясь с утра в метро своём столичном.
Опять повсюду вводят карантин
Такая невесёлая картина!
Год високосный! Что же мы хотим —
Судачат старики у магазина…
Зима. И грипп пришёл очередной.
Вот невидаль, да каждый год такое,
Когда зимой, бывало и весной,
Такое время подлое, сырое…
Все разговоры только лишь о нём —
О гриппе свинском. Надоело даже.
Мы с Фомичём напьёмся белым днём
И той свинье себя ещё покажем.
И всем докажем: истина в вине!
Но почему спешат все к фармацевту,
Как этот гражданин: настойки мне!
— А алкашам сегодня по рецепту!
Такие вот унылые дела:
Все лечатся от гриппа, как умеют…
Всё потому, скажу вам не со зла —
Врачи для нас давно не Панацея…
Брат
Где теперь ты братик, брат?
Почему всё так случилось?
И кто в этом виноват
Был, когда мы были живы?
Нет, конечно, я живой!
Как живу? Так, понемногу…
Ну, а ты, надеюсь, свой
Путь нашёл, конечно, к Богу…
Много выпито вина
Было вместе за те годы
Пока правил сатана
В душах наших. Но невзгоды
Кто-то смог преодолеть —
Что вполне было разумно…
Кто-то смог лишь умереть
От своей тоски безумной…
Бог решил, что я вторым
Буду в том семейном списке…
Поздним вечером сырым
Первым ты в свой путь неблизкий
От меня навек ушёл.
Даже и не попрощался…
А вопрос наш не решён:
Первым кто и где сломался?
Праздник без тебя
Я тебя приглашаю сегодня мой друг на мои именины,
Посидим, погрустим, посмеёмся, поплачем чуть-чуть
И вина по чуть-чуть, а потом будем чай пить с малиной,
Много думать о том, что прошло и что надо вернуть…
Просидим до утра у камина, как было когда-то,
И мечтать про себя будем как нам всё снова начать,
И смотреть друг на друга, улыбаясь чуть-чуть виновато,
И молчать очень долго и душою неслышно кричать…
А потом ты уйдёшь, и закончится праздник так быстро,
А потом я тебя провожать, как тогда, не пойду…
И погаснут в камине надежды последние искры
И тебе на прощание с неба не сорву я звезду…
Я тебя приглашаю сегодня мой друг на мои именины,
Хоть и знаю, что ты никогда больше в дом мой,
Увы, не войдёшь
И не будешь, как было когда-то,
Вино пить со мной из малины,
Но другого такого ты себе, как я был, не найдёшь…
Влюблённый Рафаэль
Закатилось вновь солнышко наше за далёкие сосны.
День, уставший за день, снова тихо отходит ко сну,
Оставляя на завтра нерешённые мною вопросы,
Оставляя мне на ночь в утешение эту весну…
Молодую, красивую, тёплую, как была ты когда-то,
Только мне утешения с ней не найти, не найти.
И в весну ту свою и к тебе я хочу вновь обратно,
Ну, а мне предлагают с этой новой куда-то пойти…
Но в любовницы мне или в судьи весны той не надо.
Пусть ласкает она тёплым ветром других в эту ночь,
Тех, кто будут весне этой,
Словно девушке первой, так рады,
Что, познав поцелуй, за него умереть уж не прочь…
Ну, а я, как-нибудь, дотерплю до утра, до рассвета
И один без тебя провожу ночь и встречу зарю,
И начну новый день, как и кончил, с твоёго портрета,
И прелестный твой лик наконец-то я боготворю…
Судьба
Я в конюшню Судьбы посмотреть, где стоят мои кони —
Где стоят мои годы и дни, вдруг случайно зашёл,
Но привратник седой мне сказал, что я здесь посторонний.
От Судьбы я обиженный тут же на долгие годы ушёл…
Но известно нам всем, от Судьбы не уйдешь никогда ты
Когда надо она тебя сразу и быстро найдёт…
Через годы предстал перед ней я. Но в чём виноватый?
Почему мне такой вдруг достался и рок и почёт?
Но знакомый превратник почему-то меня не встречает
И конюшня пуста и не слышно в ней ржанья коней
А Судьба моя мне слишком ласково вдруг отвечает:
Милый друг, у тебя не осталось на жизнь больше дней…
Ты их все промотал по дорогам, пытаясь укрыться
От меня и себя, и оставил себе лишь мечты
И остался ни с чем и теперь тебе жизнь твоя снится,
А привратник седой, не узнал? Так ведь это же ты…
И теперь твои дни в райских кущах у Бога пасутся
И душа твоя там. И теперь мы с тобой как семья
Знаю, можно с судьбой иногда на чуть-чуть разминуться
Но с собой никогда. Не всесильная даже и я…
Высоцкий
Я гитару настрою и спою про Высоцкого песню,
Не про то как он жил, как он пел, как он пил, кем он был,
Может быть, вам узнать и об этом теперь интересно,
Но я песню спою лишь о том, как он жизнь любил…
Он давно в небесах. Может с Богом давно подружился.
Но про нас не забыл. И он в нас, как и прежде, живёт
На порочной земле от безмерной любви чуть не спился…
Всё проходит — и жизнь и любовь. А Высоцкий — поёт!
Баритон его хриплый день и ночь в нашем бренном эфире,
На могиле цветы и поклонниц великая тьма…
Он бессмертье обрёл самым первым в физическом мире —
Чином этим его удостоила Вечность сама…
Надо так жизнь любить, чтоб до смерти ей всей отдаваться
И спектакль не играть, не играться, а жизнь свою жить,
Так, чтоб в душах чужих навсегда своим парнем остаться,
Не бояться уйти, не бояться со смертью дружить…
Много песен уже про него я за годы те слушал,
Пока мы без него. Нет, не правда, он с нами, он здесь!
Он свою и мою выворачивал песнями душу,
Потому что он в них весь Высоцкий. Как был и как есть…
Окуджава
Голос тёплый его согревал мою душу,
Когда было мне плохо, когда был одинок.
Его голос с пластинки я неделями слушал…
Было больше бы времени —
Вечность слушать бы мог.
Про бумажных солдат и про розу в стакане,
Про Судьбу и Надежду и про шар голубой…
Я не думал о том, вдруг однажды не станет
В этом мире его. Унесёт ли с собой
Свои добрые песни или здесь их оставит
Он ведь им — не певец, он от Бога поэт.
Или может кого-то за себя петь заставит,
Может, просто пластинки, но его то ведь нет!
Нет его — нет Арбата. Всё давно изменилось.
И Москва его песни здесь давно не поёт…
Ну, а мне Окуджава ночью снова приснился,
Как с гитарой своей по Арбату бредёт…
У каждого свой путь
По жизни я иду как по канату —
На первый раз я может и дойду,
Но если захочу пойти обратно,
То непременно в пропасть упаду…
Идти вперёд — закон канатоходца —
Всегда вперёд и только лишь вперёд!
Но если вдруг в лучах чужого солнца
Остановлюсь. Лишь слава не умрёт…
Но не моя. Того — кто был здесь первым
И первым тот канат преодолел…
Всю жизнь мы ходим по канатам-нервам,
Но где-то должен быть тому предел!
…Канат — всего лишь крепкая верёвка,
А я хожу по лезвию ножа…
Причём туда-сюда без остановки,
Хоть иногда под пятками душа.
У каждого свой путь и правосудие:
Кого верёвка ждёт и нож кого…
Не нам решать, кем в будущем мы будем,
А может быть не будет ничего…
История любви
Историю любви своей пишу,
Но только что-то нужных слов не нахожу,
Тех прошлых слов лишь про любовь,
Про то, как я к тебе, любимая спешу…
А вместо слов одни метели за окном
И мысли в голове лишь об одном,
О том, что ты там где-то ждёшь
И обо мне грустишь опять, моя любовь…
Историю любви своей пишу,
И от восторга я почти, что не дышу,
И кровь кипит, перо скрипит,
Но нужных слов лишь про любовь не нахожу…
А вместо них один на небе лунный лик
И я склонившийся над прозою старик…
А ты всё ждёшь, моя любовь,
Когда скажу тебе я это всё… без слов.
Скрипка Паганини
В красавице Одессе, что у моря,
Играла скрипка. И шумел Привоз…
Скрипач — одесский Паганини — дядя Моня
В последний раз сюда её принёс.
Чтобы отдать её после концерта
Какому-то барыге за долги…
Ведь говорят, что музыка бессмертна,
Но и у музыки, выходит, есть враги.
А скрипка та не пела, а рыдала,
Как — будто понимала, что к чему,
И не по-человечески страдала
По скрипачу, по Моне своему…
Божественная музыка, ей-богу,
Предназначалась Богу в этот раз,
Чтоб он услышал и помог немного
Лишь одному из миллионов нас.
Возможно, Бог и слышал всё и видел,
Но Моне Бог сегодня не помог.
Быть может, Моня, чем его обидел,
Но музыкой обидеть он не мог…
Играла скрипка, души разрывая,
И слёзы вырывая с наших глаз,
И музыка её была живая —
Про Моню и про каждого из нас…
Играла скрипка на Привозе шумном,
А по Привозу шёл двадцатый год…
И кто-то из ЧК нашёлся умный —
Того барыгу взяли в оборот.
Вновь музыка играла, но не долго,
Пока и Моню с ней не увели…
Хоть человек, конечно, не иголка,
Но Моню больше так и не нашли.
И скрипка вдруг куда-то с ним пропала…
Никто не знает и до наших дней.
Ну, а она на небесах давала
Тот прерванный концерт. И Моня с ней…
Шерше ля фам
Не зря французы говорят:
Ищите женщину. Ищите!
А как найдёте, не спешите…
(Язык французский изучите)
Шерше ля фам. Шерше ля фам!
Жаль, не сильны вы во французском,
И чужд вам, в общем-то, Париж,
Но в захолустье нашем русском
Париж увидишь, когда спишь…
Бульвар вам снится Сен-Жермен
И вы на нём — красавец русский —
Вполне приличный джентльмен,
Не говорящий по-французски…
Шерше ля фам, шерше ля фам —
А без неё хана здесь вам!
…Зачем вам, мальчики, французский,
Чтоб охладить любовный пыл?,
Особенно всем тем, кто русский
В родной России подзабыл…
Там вас не ждут, да и красавицы —
Все из Торжка да из Твери…
И мужики лишь те им нравятся,
Кто по-английски говорит!
…Не лучше ль, чем «шерше ля фамить»,
В деревню съездить в гости к маме?
Издержки революции
— Гражданочки, у нас теперь свобода!
Кричал с трибуны явный ловелас.
Но в октябре семнадцатого года
Другой ему пришёл на смену класс.
— Товарищи, долой буржуев свору!
Теперь вы все для каждого из нас…
История попёрла сразу в гору,
Когда легло полкласса на матрас.
Теперь же говорим мы про издержки
И не ищите в правде вы изъян.
Ведь было: комисарши и консъержки
Вставали в очередь с утра к чужим мужьям…
Ведь революции нужны и командиры,
И те нужны, которых бы вели…
И вот по разнарядке шли в квартиры
Чужие жёны, но не за рубли.
Не говорите: это же позорно!
Ну, перегнули кое-что в ЦК,
Ведь есть у них отдел по беспризорным
И всё, как видите, у партии в руках!
…Простите, ради бога, за издёвку,
Всё было — всё прошло. Что говорить,
Но только мне за партию неловко,
Глядишь, могли б Европу покорить…
Коля Нема
Мне сразу скажут: для стихов не тема
Писать про всяких разных дурачков,
Про тихвинского, скажем, Колю Нему…
На них не заработаешь очков,
Не заработаешь ни славы и ни премий,
Возможно Сталинских и Ленинских, даст бог…
О партии напишешь — будешь в теме!
О дурачках — не пустят за порог
Высоких, столь желанных кабинетов…
О том, что издадут — навек забудь!
Издательства — для правильных поэтов,
Но вовсе не для тех — каких-нибудь…
…А я из тех каких-нибудь, а значит,
Пора про Колю Нему написать
И выполнить поэта долг. Иначе
Никто о нём не сможет рассказать…
…Кто он, откуда, я, увы, не знаю
Как и не знал, наверное, никто.
Давно его земля от нас скрывает…
И кто он был — больной или святой?
Вопросом этим вряд ли задаются
Живущие сейчас. Для них бы он
Сегодня был лишь тем, над кем смеются…
….А он для нас был — мастер похорон —
Смерть без него, похоже, не ходила
И даже просто не входила в дом.
Он незнакомцу выроет могилу
И помянёт, конечно же, потом…
Да и на свадьбы Колю приглашали
Для жениха с невестой — это честь…
И никогда нигде не обижали —
Не в каждом городе такой блаженный есть!
Но те дела, нас, тихвинских мальчишек,
Не трогали совсем — у нас свой мир…
Мы многое о нём от взрослых слышали
А посмотреть ходили лишь в трактир,
Где он бывал — с рожденья молчаливый,
Совсем не старый и не молодой
И не несчастный. Может быть, счастливый
С улыбкой детской, скрытой бородой…
Завидев нас, он часто суетливо,
Приют трактирный тут же покидал
Был взгляд его такой наполнен силой,
Хотя в душе он, видимо, страдал.
А мы за ним с дразнилкой: Коля Нема!
А иногда и камнем по спине…
Ну а потом за это непременно
Устраивала бабка порку мне…
И много я в своём углу тех басен
Наслушался от бабки про него.
Я с бабушкой теперь во всём согласен,
Да, поступали мы не хорошо…
Но тайна Колина для нас осталась тайной.
Блажен, кто верит, что он был святой,
Забредший в мир наш, может быть, случайно…
А если он лишь человек простой?
Не уж то б в нас сочувствие исчезло
И состраданье заменило зло?
Не знаю я! Скажу об этом честно.
Быть может, Коле просто повезло
И с нашим городом и с нашею эпохой —
Родиться и прожить, как Бог велел…
…А в век наш нынешний — дебильный и жестокий
Я Колей Немой быть бы не хотел!
Конец января
У января, ну, надо же случиться,
Ринит и с крыш обильно потекло…
Ему бы отдохнуть и подлечиться,
А он размазал дождик на стекло…
И поднялась его температура —
В термометре зашкалило за ноль…
Но не поможет январю микстура,
Хотя на вид он — видно всем — больной!
А нам как быть? И вместо шапок — маски
И вместо валенок — калоши надевать?
— Товарищи! Гуляйте без опаски —
Ринит — не грипп. Не надо забывать!
Спасибо друг, а мы и, впрямь, забыли
Что в понедельник выздоровеет он…
И как? А так! Ну, нам же объяснили:
Его морозный кончится сезон!
Фантазии
Фантазии — почти уход из жизни,
Почти самоубийство для души…
Скажу по-современному: я в лизинг
Взял бы одну за русские гроши.
И выкупил её бы раньше срока
И на свободу сразу б отпустил,
Ведь от неё мне никакого прока…
За прошлые фантазии простил
Себя давным-давно. Если серьёзно —
Мечты — одно. С мечтами хоть летай!
Фантазии же — это просто грёзы,
Ну, а за ними чьей-то крыши край…
Они нам не дают ни в Бога веры,
Не позволяют верить и в себя.
Они — лишь страхи наши и химеры
И сатане какая-то родня…
Все фантазёры — дети! И заложники,
И вечные рабы чужих утех…
И лишь мечтатели сумеют невозможное:
С мечтой своей прожить счастливый век…
Волчий аппетит
Приехал Волк в Лесную Думу…
Все шепчутся: что он задумал?
Другие прямо: будет толк,
Если приехал в Думу Волк…
А кто он Волк на самом деле?
Гадали звери и галдели,
А вышел вот такой финал:
Был Волк тот —
Серый кардинал…
А кто в политике не сведущ
То поясняю сразу вам:
В лесном отделе был заведующим
По всем финансовым делам…
На самом деле был лоббистам-
Тем самым, думским — финансистом…
Решал вопросы быстро, прямо:
Давал на лапу. Но и сам он
Себе на лапу взять не прочь:
Ведь выучить бы надо дочь…
И престарелую волчицу
Отправить в Ниццу подлечиться…
А остального — всем им хватит
А если, что себе доплатят
Из своих заячьих зарплат…
И хоть не всякий Волку рад,
Но что кричите — не кричите
Здесь всё вполне демократично
В карман дают — дела идут…
А будет плохо — продадут
Чего-нибудь. Ну, скажем — лес
И сберегут свой интерес…
У нас ещё полно лесов —
А в думе хватит голосов…
…Мораль сей басни без намёков
Без поучений. Но жестока:
Умерьте волчий аппетит!
…Но кушать, кто же запретит?
29 февраля
Сказал мне друг: день нынче не из лучших!
Ну, а по мне — обычное число…
Сегодня вновь не выдал шеф получки,
Да и дороги снегом занесло…
Всё как всегда. И что в нём не обычно?
Подумаешь, число в календаре!
Есть много лишнего и в жизни нам привычной
И в марте будущем и в прошлом январе…
Зато для демографии подспорье
И для страны рабочих столько рук!
Так что, мой друг, давай не будем спорить,
А то, не дай нам бог, отменят вдруг…
У нас ведь депутаты всё умеют:
Часы переводить — вперёд — назад…
Что ты сказал? И тронуть не посмеют?
А я то, думал, ты совсем не рад…
Блажен, кто верует
Блажен, кто верует и верой той живёт,
Кто Храм душе своей давно построил…
А вот когда меня Бог призовёт,
Что мне он скажет? И куда пристроит?
Уж точно не садовником в свой сад —
Там грешного меня святым не надо.
А ведь Христос и грешникам был рад
И поднимал с земли всех тех, кто падал…
Но что-то не стыкуется во мне.
Я жить иначе просто не умею.
Так, значит, мне всегда быть в вечной тьме?
Я — человек! Но права не имею
Быть там, где все — в бессмертии своём?
Ведь сам Христос на крест взошёл за это…
Тогда пойду к Христу и с ним вдвоём
Мы разберёмся с Богом этим летом.
Но ночью ангел прилетел. Сказал: не надо
Спешить к Христу. Такой ты не один.
Дождись свой день. Тебе все будут рады,
Особенно наш Бог — мой господин…
…Видать, святоши надоели Богу,
Видать, он по поэтам заскучал…
Ну, что ж, спасибо. Поживу немного.
Тем более, я Музу повстречал…
Любви метаморфозы
Душе моей не спится по ночам,
Летает где-то, выбравшись из тела.
Вернись, душа! Я ей всю ночь кричал
Она же меня слышать не хотела…
Есть у неё, видать, важней дела,
А от меня она за день устала
И поболтать на час-другой ушла
К твоей душе. И навсегда пропала…
Сошлись в ночи две родственных души —
Моя, твоя… Среди полночной тьмы
Про нас забыв, им некуда спешить —
Они же не стареют так, как мы…
Мы в молодости нашей также точно
С тобой не расставались до утра —
Хотелось нам любви — любви бессрочной…
А мы кричим душе: домой пора!
…Ночь за окном. И отдыхает тело
От бренных дел и мимолётных грёз,
И от души, которая летела
С твоей душой там где-то среди звёзд…
Но может, и не души там летают?
Но может это мы? Как и вчера…
А души наши тоже так считают
И крепко спят в обнимку до утра…
Возвращение
Я в вокзальные двери прорываюсь как будто на волю
После долгой разлуки я в свой город обратно спешу,
Но не верят глаза, и тоска отзывается в памяти болью
От того, что я город — свой город здесь не нахожу…
Может, я перепутал и сошёл не на том полустанке,
Может мимо проехал иль мой поезд с названием «Жизнь»
Завернул не туда и не к той, как бывало порой, спозаранку
И теперь я стою и не там и негде и ору: «Зашибись»!
И никто меня здесь и не ждёт больше и не встречает,
И очнувшись от стресса, я ловлю в неизвестность такси,
Но таксист молодой город мой, к сожаленью, не знает,
А ты сердце своё — мне душа прошептала — спроси…
Может сердце тебе путь в далёкое детство подскажет,
Да и память заставь вспомнить всё и себя напряги,
Будь как в детстве своём —
Любопытным и столь же отважным,
Сбрось годов своих груз и обратно в свой город беги…
Я послушал совет и помчался в забытое детство
Вспоминать имена моих улиц исчезнувших вдруг,
Даже лица мальчишек, тех, что жили со мной по соседству,
И в чужую холодную ночь ощутил тепло маминых рук.
Этот город чужой мне моим был, конечно, когда-то,
Я его ощущаю всеми фибрами детской души….
И мой город, которого нет, разве он виноватый
В том, что я возвращаться
В своё детство совсем не спешил…
Кукушка
Я прошу тебя, кукушка, расскажи хотя бы мне,
Серокрылая подружка, сколько лет
Той быть войне,
На которую отправлюсь завтра я, уже с утра.
Мне годков лишь восемнадцать
Только стукнуло вчера…
Я ж за девками побегать вдоволь так и не успел,
Не успел нацеловаться, так как просто не умел…
…Но кукушка всё молчала. Что-то, видимо, не так.
Потому, что этот мальчик
Сгинет в первой из атак…
А молчать нельзя кукушке. И пора вести отсчёт
Дней кому-то, лет кому-то. Ведь надеется и ждёт
Каждый с той войны вернуться обязательно живой
С орденами, и с чинами, и с седой, но с головой…
Это ведь её работа — разгонять печаль — тоску…
И с утра до самой ночи люди слушают: ку-ку!
И всегда с надеждой верят дни и годы и века
И не только в Бога. Но и — в суеверия пока…
Любовница
Я ведь всё же мужик с нерастраченной страстью
И силой…
И любовницу я до сих пор заиметь бы не прочь,
Чтобы каждую ночь она тихо ко мне приходила,
А уж чем нам заняться
Мы нашли бы на длинную ночь…
Мы бы чаю попили, а потом бы стихи с ней писали
Ну, а может, болтали просто так ни о чём до утра…
А потом уходила она в свои светлые дали,
А потом снова ждал я её точно так же,
Как ждал и вчера.
Только жаль, что мы с ней
Слишком поздно смогли познакомиться,
Хотя, впрочем, об этом
Вряд ли сильно жалеет жена…
И она не ревнует, ведь подруга моя
Лишь бессонница —
Я в объятьях её нахожу всё, что надо, сполна…
И усталый, к утру с ног валюсь,
И просплю до обеда.
Но однажды, прощаясь, мне сказала она: не зови…
Я сама по себе. Захочу и приду.
Может ночью на среду…
Ну, а я в эту ночь в первый раз крепко спал.
Без любви…
В горах
Шаг за шагом. Метр за метром. Вверх.
Далеко внизу под нами кружит стерх —
Он как будто белый ангел. Ну а мы
Шаг за шагом вверх шагаем в царство тьмы…
Далеко внизу алеет край земли,
А над нами уже звёзды свет зажгли,
Осветили хоть немного нам наш путь.
Мы пройдём свою дорогу как-нибудь…
И пока Господь к себе нас не призвал —
Мы устроим нашим душам здесь привал.
Отдохнём и снова с ними вверх пойдём…
И когда-нибудь к вершине той дойдём.
И хоть знаем мы давно — там Бога нет,
Но всегда он где-то рядом — смотрит в след
И пройти нам наш маршрут помогает,
И поверить в то, что здесь — жизнь другая…
Здесь ты чувствуешь себя — полубогом…
Но обратно нам пора в путь-дорогу.
Шаг за шагом. Метр за метром. Вниз.
Там внизу, пока что наша, ждёт нас жизнь…
Тмутаракань
Мы вдоль моря идём, а вдали чуть в тумане
Древний город Тамань. Мы с тобой на Тамани.
Мы с тобой на Тамани. Мы с тобою дошли
Аж до Тмутаракани — края русской земли…
Здесь история наша — о походах бесстрашных
О победах великих и обычных делах
И о предках здесь живших и о воинах павших
О Руси православной, о Земле в куполах…
И всем нам без укора: наши предки с Боспора!
Государство Российское к нам отсюда пришло.
Можно в это не верить. Говорю не для спора,
Если что-то и было — вместе с ними ушло…
Но я знаю прекрасно — здесь была Гермонасса
И друзья мои греки до сих пор здесь живут.
И с тобой мы сегодня на земле их прекрасной.
Почему не приехать, если в гости зовут!
Мы вдоль моря идём. И Азов чуть в тумане
Тихо плещет волной под ногами у нас.
Мы с тобой на Тамани в нашей Тмутаракани.
Приезжайте и вы на Тамань, хоть сейчас…
Грусть
Расплакалась зима и я в расстройстве…
Мне грусть её понятна — сочтены
Все дни её. А я в своём спокойствии,
Как висельник — в опале у жены…
И в нас двоих такая безысходность…
Увы, зиме судьбу не изменить,
Её опала длится меньше года,
Ну, а в своей — мне лишь себя винить…
А если так, всё это не смертельно,
Всё возвратится на свои места.
Вернёшься ты с морозом и метелью
И я вернусь к кому-нибудь тогда…
Ты не грусти пока, зима, по мне,
Смахни слёзу, забудь про эту грусть…
А я вернусь, конечно же, к жене
И обязательно к тебе ещё вернусь…
Три минуты
Кто, если не ты? Кто, если не я?
Кто, если не мы? Это наша Земля.
Это наша планета. И для всех, но одна.
Тебе, мне и нам она очень нужна…
Пусть боги на небе спокойно живут,
Но вряд ли они нас к себе позовут
Всех сразу и разом — хороших, плохих,
В запасе для нас нет планеты у них….
Кто, если не мы? Кто, если не ты?
Мы Землю спасём от пустой суеты
От злобы и страха, от подленьких дел?
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.