Бесплатный фрагмент - Шпаргалки о любви

Интернациональный Союз Писателей

Международный (Интернациональный) Союз писателей, поэтов, авторов-драматургов и журналистов является крупнейшей в мире организацией профессиональных писателей. Союз был основан в 1954 году.

До недавнего времени штаб-квартира организации находилась в Париже, в данный момент основное подразделение расположено в Москве.

В конце 2018 года правление ИСП избрало нового президента организации. Им стал американский писатель-фантаст, лауреат литературных премий Хьюго, «Небьюла», Всемирной премии фэнтези и других — Майкл Суэнвик.

https://t.me/inwriter

https://vk.com/inwriter

http://inwriter.ru

https://web.facebook.com/groups/soyuz.pisateley

Библиотека группы «Стихи. Проза. Интернациональный Союз Писателей» в «Контакте» представляет…

Ирина Кульджанова

Меня зовут Ирина Кульджанова. Родилась, живу и работаю в Казахстане, в г. Караганде.

Образование высшее, врач психиатр-нарколог. Замужем, двое детей. В данный момент частный предприниматель.

Пишу всегда для своих любимых близких людей, с удовольствием и радостью. Поначалу это были письма, травелоги, заметки в блогах.

В 2014 году написала тексты для авторской рубрики сына на киностудии «Kids TV» — и был создан цикл «Эта волшебная планета» в проекте «Mad Lapus».

Затем появились рассказы, фантастическая повесть и один небольшой женский сентиментальный роман.

Шпаргалки о любви

— Ты не представляешь, как мне с ним хорошо! Вот скажи, дожить до сорока пяти и впервые влюбиться так, что забывать, как себя зовут — это как?

— Это чудесно! — Маринка, прижимая к уху телефон плечом, соорудила бутерброд и налила себе чаю. — И как тебя угораздило?

— Мариха, это всё? Это всё, что ты можешь сказать? Чудесно? — Яна, как всегда, возмущалась, вкладывая в процесс всю душу и энергию. — Да это обалденно! Улетно! Отпадно! Потрясающе!

Маринка в очередной раз подивилась, как её эксцентричная и активная подруга, способная заставить планету вращаться в обратную сторону, была по сей день совершенно и бесповоротно одинока. Все её романы, к которым она подходила прагматично и без особых иллюзий, были очень короткими и заканчивались ровно тогда, когда Яне надо было на работу.

То есть, наутро. Мужчины, западающие на неземных размеров самоуверенность и гораздо меньших объемов грудь и прочую красоту, не удостаивались ни номера телефона, ни обращения по имени. Красавчики, други и просто ковбои появлялись и исчезали, не оставляя и следов зазубрин в сердце и жизни Яны.

И вот сейчас происходило то, чего никогда не было. Подруга, отвечающая единственной фразой на все вопросы о мужчинах: «К черту ленивцев, жизнь полна приключений и без них!» уже полчаса выкрикивала в трубку слова восторга. В совершенно эллочколюдоедовской манере она озвучивала каждое слово иначе и выражалась энергично и односложно, и Маринке показалось, что Яне совершенно неважны её ответы, главное — дослушать и порадоваться. Произошедшие перемены в подруге её немного пугали.

— Здорово, Ян, я так за тебя рада! — Это была правда. Маринка, давно и безнадежно влюбленная и на годы застрявшая в статусе любовницы, совершенно не понимала, как можно просто жить. Хотя и отдавала себе отчет, что из них двоих более счастливой иногда выглядит подруга.

— Теперь-то мне ясно, с чего ты страдаешь, а я-то всё думала, тебе просто делать нечего! Уж прости, подруга! А, Мариха, я ж не просто так, по делу! — Ну, наконец-то вернулась прежняя Яна. — Мне тут надо кое-что проверить, откорректировать, ну, глянь, в общем! Как всегда, надо срочно, обнимашки, моя дорогая училка, всё сейчас отправлю!

В трубке запикало. Маринка устроилась поудобнее за столом у кухонного окна, посмотрела на чай и бутер и подвинула еще и розетку с медом. Что б уж совсем хорошо.

Телефон завибрировал. Открыв сообщение, Марина уставилась в экран, ничего не понимая. Обычно это были ссылки на не особо грамотные рекламные тексты, которые Яна производила в жутком количестве. Маринка, кстати, не училка, а филолог, с удовольствием выуживала из этой мешанины всю техническую информацию о предлагаемом туристическом маршруте, открывала ноутбук, и… И шла пешком через тайгу, сплавлялась через пороги, встречала рассветы на обрывах, и фотографировала наглых белок, лис и иногда даже барсуков, пытавшихся стянуть что-нибудь из продуктов.

Марина путешествовала, запоминая прочитанное на разных сайтах — о запахах, звуках, собирая смешные истории — ей было достаточно всё это просто представить. Представить, как под рифленой подошвой ботинок пружинит усыпанная сосновыми иголками земля; или как плохо отмывается холодной абсолютно прозрачной водой из ручья чуть подмятая алюминиевая кружка; или как замечательно, наглядевшись на огромные звезды и замерзнув каждой клеточкой, угнездиться в спальнике и согреться…

Да, турагентство Яны «Леший» специализировалось на разработке и прокладывании экстремальных индивидуальных маршрутов по всей стране, а Маринка вела в качестве рекламы травелоги об этих путешествиях. Собирала вместе все междометья Яны, пунктир на карте от пункта А до пункта Б, просматривала сотни фотографий, залитых на яндекс-диск, находила массу отзывов на снаряжение, обувь, одежду. И, словно в бреду, садилась писать о том, где никогда не бывала. Давала тексту переночевать, вычитывала его утром и отправляла Яне.

— Не знаю, как ты это делаешь, но в следующий раз подай знак, что следишь за нами! — это означало, что Маринке снова удалось уловить настроение, плюсы и минусы нового маршрута, который Яна всегда проходила первая.

Но сегодня это было что-то новенькое.

«Обожаю тебя, мой масик! Когда ты смотришь на меня, растворяюсь в твоем взгляде, забываюсь, горю вся! «Прочтя следующие несколько строк в том же духе, Маринка удивленно замерла, а потом отставила кружку с чаем. Решила перезвонить.

— Ян, а ты мне что-то по ошибке отправила, глянь!

— Марих, ну ты чего! Я никогда ж не ошибаюсь!

— Но там личная переписка с этим… С …масиком! — Маринке было неловко и, вместе с тем, любопытно. Ну, в самом деле, если это писала Яна, что же там за мужчина такой? Что подругу так разобрало.

— Ну, всё верно! Ты ж у нас писака, подлатай там покрасивше, я как ты не умею… А хочется… Наволшебь мне пару-тройку шпаргалок, а? — Яна просила. В её голосе отчетливо проявились нотки робости, совершенно ей несвойственные. Маринка была в замешательстве.

— Подожди. Ты что, хочешь, что б я за тебя письмо ему написала?

— Нет, ну ты что, какое письмо! Письмо это уж совсем — прошлый век, так, подкинь несколько фразочек, ну что б проняло его до печенок! Очень надо!

— Ян, ты спятила! Я… не могу я, ты что! — Маринка почувствовала, как краснеет, и разозлилась.

— Да пойми ты! Я ж только равняйсь — смирно, упал-отжался могу… Смотрю — он в сети, так хочу ему что-нибудь написать, и ничего на ум не идет, хоть башкой о стену бейся! Ну, ты чего, мы ж подруги! — было понятно, что Яна всё решила и спорить бесполезно.

— Кто он? — Маринка выдохнула и решила, что это будет как обычный пост в травелогах. Информация, отзывы и немного фантазии. В конце концов, большего от неё никто ж не требует.

— Обожаю тебя! Его зовут Максим, он старше меня лет на десять-пятнадцать, какое-то у него двойное звание — то ли генерал-майор, то ли еще кто… Не суть. Видимся по расписанию, у него плотный график, он всё время на службе, а когда не на службе- то в режиме ожидания. Но мне всё равно! Мариха, он просто супер! Иногда прям крышу сносит, так и загрызла бы его в порыве нежности!

— Стоп! Ян, остановись! — Маринку душил смех. — Лучше расскажи, какой у него характер, что для него важно, кроме его службы.

— Ну… — Пауза затягивалась. — Понятия не имею… Слушай, да некогда нам обычно выяснять, мы и не говорим почти! А! Рубашку свою сам стирает и гладит! А еще… татуировка тигра на правом плече. Цветная…

— Всё с тобой ясно, подруга, влипла ты! — Маринка перестала сдерживаться и рассмеялась. Ладно, посмотрю, что получится.

***

Не получалось решительно ничего. Образ генерал-майора в возрасте «хорошо за пятьдесят», стирающего сам себе рубашку и вызвавшего в Яне такую бурю чувств, выходил очень ярким. Цельный, сильный, привыкший рассчитывать только на себя мужчина. Со своими тараканами под фуражкой. Вряд ли вообще нуждается в ворохе сообщений от потерявшей от него голову женщины. У таких всё по времени, по полочкам, в отдельных коробочках. Работа и чувство долга в самой большой, крепкой и доступной коробке, стоящей прямо перед глазами; рядом вещмешок с дружбой, рыбалкой, машинами, охотой — всем, где женщинам не место. Семья в заскотчеванной, не раз крепко потрепанной, задвинутой к стене простой коробке — случайно не свалится, достается редко. Но ценно и пусть будет. Несколько любовниц — коробочки подарочные, небольшие, чтоб много места не занимали. Томно-вишневый бархат, кружево потоньше и валящий с ног аромат. Внутри — малюсенький флакон с дурманом. Если расходовать бережно, то надолго хватит. Или потратить всё враз, и выбросить пустое.

Маринке представилась Яна, согласная уменьшиться до размеров малюсенькой упаковки. Вишневый её любимый цвет, между прочим. Яна, сложенная вчетверо и торча из коробочки коротко стриженным черным ёжиком, немного полепетала про масика и розовую нежнятину, потом утомленно вздохнула, огляделась и… Упаковка лопнула, Яна росла, как на дрожжах, локтями и коленками спихивая в тартарары красные коробочки и вещмешок. Вещмешок зацепился лямкой за какой-то гвоздик и повис, раскачиваясь. Яна удовлетворенно огляделась, сообщила Маринке: «Мой мужчина — мои правила», забралась в невесть откуда добытый спальник и уснула.

Да уж, это точно, Янка долго лепетать не станет. Ей вообще слова не нужны, она ж человек действия… Судя по всему — он тоже. Ну и отлично! Что у нас там в действиях? Жду, горю, вся в шелках; крыша поехала, увези меня ты в тундру, встал — упал — отжался! Но Янка хотела о чувствах…

Чёрт побери!

«Мне нравится, когда ты что-то рассказываешь. Так тепло и замечательно слышать твой голос. Иногда даже ловлю себя на том, что не понимаю ни слова — слова перестают что-то значить…»

«Всегда смотрю, как ты двигаешься — похож на большого кота, сильного, быстрого и с тяжелыми лапами»

«Когда я прокладываю новый маршрут, так же себя чувствую, как с тобой. Весело, холодно, любопытно, тяжело — и одновременно легко. Это мои камни, деревья, поляны. Моя дорога, которую я люблю, не смотря на мошкару и натертые ноги, обычные мелочи. Люблю, потому что мир с тобой — огромный, гораздо больше, ярче, яснее, чем без тебя»

В голову ничего не лезло. Маринка перечитала всё, что написала, и поняла, что эти строчки предназначены для совсем другого человека. Для того, кому она старалась не писать. Столько лет пыталась вычеркнуть из своей жизни. У которого обитала в малюсенькой коробочке на одной из полочек. Или в одной из самых больших, никогда не знала точно. Расставания навсегда. Примирения, от которых стирались границы в сутках и на карте. Случайные встречи в городе. Счастливо выброшенные на помойку дела и обязательства. Внимательные взгляды обоих, что бы не заступить черту. Часы на площади, которые не идут — а значит, время остановилось и можно всё!

«Знаешь, ты мне нужен.»

— Ян, привет! — Маринку слегка потряхивало.

— Мариха? Ты чего? Ещё не спишь? — голос Яны был бодр и подозрительно звенел. Маринка услышала, как подругу безапелляционно призвал мужской голос.

— Ян, я не смогу. Написать ничего тебе не смогу. И это, утром иду на маршрут с тобой. Даже если я завтра скажу «нет» — заставь меня, ладно?

— Масик, ну я сейчас, ну это важно. — Яна ворковала куда-то мимо трубки.

— Янка! Да, чёрт побери, это важно! Скомандуй ему смирно и выслушай меня! — она услышала мужской хохот в трубке и похолодела — Яна с ней разговаривала на громкой связи.

— Смиииирррррно! — Послышались шаги. — Мариха, ты гений! Смирно — это то, что надо! Заводит не по-детски! Говори, я в кухню ушла.

— Янка! Я тебя убью сейчас! У меня тут жизнь рушится, а ты…

— Мариш, ты чего? Что случилось то?

— Я не могу без него!

— Ясно. Викендовский синдром, блин. Завтра уходим в сплав, так что напивайся своих противорыгалок и вперёд. И закройся на ключ, я с утра заеду, сама тебя из дома выковыряю. И-да, ничего не знаю, пиши для масика! — и, явно вернувшись в комнату, — Вольно! Разойдись! Ого, как ты разо…

Маринка поскорее нажала отбой. Быстро закрылась на ключ и отодвинула задвижку. Булькнул телефон. Сообщение. Так поздно! Что-то случилось!

«Привет, Маришка. Я рейсе, пришлось срочно вылетать, не предупредил. Вернусь через два дня, сразу позвоню.»

Ещё одно!

«Летим в дождь, взлет через двадцать минут. Целую твои пальчики, малыш»

Довольная, пробормотала: «Вот истеричка!», написала «Жду, горю, вся в шелках и горизонталях!» отправила и зажмурилась. Услышала, как пришел ответ, и приоткрыла один глаз. «Приземляюсь ровно через 46 часов 18 минут. Плюс 56 минут на дорогу. Ждать! Огонь не тушить, шелк не снимать!». Рассмеялась, думая о том, что за эти два дня Янка протащит её по всем водоворотам, какие только найдет.

«Только как теперь лететь, хулиганка?»

«Нууу… Я же как-то сплавлюсь на байдарках в шелках! Так что вперед, мой герой!»

Маринка угнездилась в кровати, в голове была каша и радостный сумбур, но самой чудесной была мысль, что коробочек не существует. Просто сердце, просто чувства. Взяла телефон и набрала одно-единственое сообщение для Яны.

«Полной и безоговорочной капитуляции не будет. Но ты можешь рискнуть!»

Бейшара

Спина болела день и ночь. Завтра нужно встать пораньше, а то за опоздание Наташа-тате будет ругать и из зарплаты вычтет… Ничего, он встанет. Зато в конце недели, наконец, получит деньги. Конечно, почти всё отдаст агатаю — матери отправить, квартиру оплачивать и еду покупать, он же не бейшара какой-то, ему уже шестнадцать, сам на себя зарабатывает. Добавит остаток к тому, что скопил за четыре месяца и купит настоящий смартфон, а свою разбитую древнюю Нокию еще и продаст.

В груди сладко затеплело от предвкушения, и сразу захотелось спать. Глухо закашлялся — ночи были холодными, и он кашлял уже несколько дней. Пора проситься ночевать хоть в кухню, под стол… При мысли о кухне Муха почуял, как свело живот — надо заснуть поскорей, а то есть захочется невыносимо. Он укутался в дерюжку, которую ему выдала сноха вместе с одеялом и причитаниями: «Ой, баяй, летом еще ладно, но как ты осенью там спать будешь…» Там — это на балконе, который не был даже застеклен… Прошло уже больше четырех месяцев, как Муха приехал на работу в Казахстан из Киргизии и работал на складе. Первые недели ему по ночам снились бесконечные вереницы мешков с мукой, которые почему то заполняли не склад, а пустой внутренний двор дома. Его дома в Оше. Просыпался с тоской. Затекшие за ночь ноги, не помещающиеся во всю длину на узком и коротеньком балконе, были одеревенелыми и ничего не чувствовали. Он с трудом вставал, как на ходулях входил в единственную комнатку квартиры, где в разное время суток проживало вместе восемь человек. На ходу просыпался. Сегодня снова опаздывал, бегом, бегом, кусок лепешки с собой прихватить — потом, в перерыве, зажует. Перепрыгивал через ступеньки в подъезде, рывок до остановки, повезло, впихнулся в маршрутку… Еще успевает… Вот только опять не поел.

У самых ворот базы Муха услышал тихий скулеж. Некогда! Потом вздохнул, вернулся. Под пыльным кустом сидел щенок. Лопоухий и тощий. Жалкий. Непонятного цвета. Псёныш остервенело вгрызался в свои худые косматые бока, ежесекундно вылавливал блоху. Потом с нетерпеливым стоном отвлекался и начинал размашисто чесаться где-то за ухом. Терял равновесие, заваливался, и, не успев встать, снова утыкался всей мордой в обсмоктанный бок. На подошедшего Муху глянул затравленно, неуверенно мотнул куцым хвостом.

— Хлеб будешь? — Муха развернул пакет с куском вчерашней лепешки, отломил немного. Щенок смотрел исподлобья, заворожено принюхиваясь и позабыв про блох.

— На. — Хлеб исчез в пасти моментально.

— Бейшара…

Муха отчего-то вспомнил, как просыпался в детстве. Запах раскаленного тандыра и свежих лепешек ранним утром. Мамин цветной халат, пиалы зеленого чая и гулкую прохладу большого беленого дома в занимающейся жаре.

Мотнул головой. Нечего тут раскисать. Он же мужчина. Вынул телефон.

— Наташа-тате, это Мухаммед. Я уже тут, я вовремя. Нам на склад нужна же собака, хорошая, охранник? Я приведу щенка сейчас!

— Муха, где тебя черти носят? Уже пятиминутка прошла, машина на разгрузку встает, пулей сюда!

Какая еще собака, кто ее кормить будет?

— Я покормлю сам… пока… — Не видать ему теперь еще месяц телефона…

— Бегом!

Наталья Дмитриевна отошла от окна офиса. Видела, как тощий Муха бежал с маршрутки, и как кормил блохастого приблудыша своим теперь уже обедом, как звонил ей только что. Господи, дите дитем, как мог шеф его на работу взять? Куча родственников, и не нужен никому. Как там у них говорят? Бейшара…

Рецепты счастья

Баб Веру привезли в больничную палату в пятницу, поздней ночью — сухую, беззубую и совершенно седую. Скрюченную от боли. Иглы систем выныривали из тонких, пугливых вен, лекарство разливались под пергаментную кожу… Она ничего не видела и не слышала, не понимала, что у нее спрашивают, была не в состоянии что-то ответить. Ночь казалась бесконечной. К утру подкараулил сон — или это было полузабытье от тех лекарств, что все же проникли в ее тело. Мутное, туманное полузабытье где-то на грани между сном и тупой бесконечной головной болью.

Врач тронул спящую старушку за плечо. Она проснулась.

— Как Вы себя чувствуете? Голова болит?

— Да… И рука правая почему-то.

— У Вас случился приступ, судороги, и Вы упали на лестнице, помните?

— Нет… Ничего не помню… Раньше так тоже было… Только мне домой надо, там дед только и куры, еще Жерех… Голодны все будут…

— Домой пока не выйдет, разберутся как-нибудь без Вас… Недельку полежите, полечим, потом посмотрим…

Она не смогла встать, и обессилено уснула.

В субботний день посетителей с утра было много, но к старушке никто не пришел. Она сквозь слезы причитала вполголоса: «Ведь с голоду помрут все, и дед, и куры, и Жерех…”. Сания, соседка по палате, пыталась успокоить ее: «Баб Вер, ну что Вы, да все будет хорошо — говорили же, что уже было так, и ничего, обошлось, и в этот раз все обойдется!». Баб Вера, лежа на жесткой кровати, куталась в бурую, без единой пушинки, дряхлую шалёшку, натягивала до дрожащего подбородка тонкое больничное одеяло и тяжко вздыхала. Не веря в сказанное, беспрестанно смаргивала то и дело набегающие слезы. Отказывалась от сладостей, которыми была готова поделиться Сания.

К этой грузной моложавой женщине, занимавшей кровать напротив баб Веры, с утра беспрестанным потоком приходили родственники и подруги. В тумбочку уже гостинцы не помещались, и весь подоконник палаты, нарушая больничные правила, был уставлен пакетами соков, коробками конфет и восточных сладостей, завален фруктами. Баб Вера лежала, отвернувшись к стене, и почти не двигалась.