Школьный год Славы Светлакова

Пролог

Тридцать первое августа. Завтра в школу. День выдался непривычно прохладным. Изредка пролетали капли дождя. Порывистый ветер противно пробирался к самому телу, заставляя кожу покрываться мурашками. Однако это меня нисколько не расстроило. У меня появилась реальная возможность продемонстрировать ребятам дедушкин подарок. Летом какое-то время я отдыхал в деревне и получил в подарок (папа сказал, что это семейная реликвия) танкистские погоны, оставшиеся еще с самой войны. Черные такие погоны с интересной эмблемкой, совсем не похожей на те, что я видел в военторге. А на поле погон несколько поблекшим, некогда золотым, металлизированным галуном выложена буква Т. Причем, перекладинка чуть не втрое шире ножки. Интересная такая буква. Дедушка пояснил, что это знак звания старшины.

— Ага, старшины, — не поверил я тогда, — У старшины — широкая полоса вдоль всего погона, а тут…

— Так это же погоны времен войны, — улыбнулся дедушка.

— А ты был на войне?

Тут дедушка открыл расписную шкатулку и вытащил оттуда несколько медалей. Ух ты… На трех ленточках вместо привычных кружков висели звездочки. Оказывается, мой дед был кавалером ордена «Славы». Как бы мне хотелось получить в подарок медали. Но… они же не были мной заработаны…

Мне только дома папа рассказал, что Николай Иванович, мой дедушка заслужил все эти награды, совершив геройские подвиги… А то, что он дал мне боевые погоны, Стоит многого. Вот мне и захотелось похвастаться этими свидетелями давних теперь боев.

Нет, я не собирался махать погонами направо и налево. Смотрите, вроде, что у меня есть. Я поступил по-другому. Мне самому, не тетю Лару же просить, пришлось пришить погоны на серое, похожее на армейскую шинель, пальто. Вот в этом-то пальто я и направился в школу узнавать расписание на первое сентября. В общем, выглядел я будто солдат. Для большего соответствия я влез в сапоги и нацепил настоящий солдатский ремень.

На школьном дворе первым, кого я увидел, был Юрка Павлов. Он шел с таким расстроенным лицом, что мне даже стало несколько неловко за свой вид.

— Что случилось?

— Да, — он горестно махнул рукой, — нас с Валеркой в другую школу переводят…

— Брось… С чего бы это?

Мы с ним никогда не были особо дружны. Ну, одноклассники и одноклассники, и больше ничего. Однако, такое известие очень меня поразило. Юрка считался одним из лучших учеников нашего класса, и вдруг его и переводят? Валерка ладно, он учился с тройки на четверку. Его перевод казался вполне закономерным.

— Вроде как, мне до той школы ближе, — проговорил Юрка и тут же более громко и раздражительно продолжил, — нисколько там не ближе, даже дальше. А Валерка так вообще в новую школу будет мимо нашей ходить…

— Странно все это, — пробормотал я.

Но Юрка уже меня не слушал. Он стремительно уходил в сторону своего дома. Некоторое время я смотрел ему вослед. Действительно странно. Получается, что мы с ним каждый день будем встречаться по дороге в школу. К той школе, куда перевели Юрку, я живу гораздо ближе, чем к нашей, а он — наоборот. По идее меня нужно было переводить…

Я мотнул головой, отгоняя ненужные мысли и подошел к школьному крыльцу. И надо же, прямо на крыльце лицом к лицу я столкнулся с Мариной Орловой. Весь последний год я мечтал с ней подружиться, но все как-то не довелось. Может, в этом году…

1

В основном за лето у нас мало что изменилось. Разве что классный руководитель теперь у нас был, вернее была, другой.

Наша бывшая классная, Нина Николаевна, ушла в декрет. Это, то есть, собралась рожать ребенка.

Новая классная Елена Константиновна, сразу и не выговоришь, высоченная, она, наверное, даже выше моего папы, хотя он и сам-то не маленький. Мы ее сразу так и прозвали Каланча. Учить она нас будет русскому языку и литературе. Литература мне вообще нравилась. Я себя без книжки и не представлял. Но вот Каланча… пока неизвестно.

В общем, день первого сентября, начался с линейки, на которой поздравили нас с началом нового учебного года, говорили еще какие-то слова. Вроде того, что вы, то есть мы, пионеры, что мы должны учиться, учиться и учиться… Ну, и дальше все в таком же духе.

После линейки завалились мы в класс.

В классе как-то особенно приятно пахло ремонтом. Нет, не тем ремонтом, когда все перевернуто вверх дном, и всюду валяются обрывки старых обоев, различный другой мусор, а тем ремонтом, когда все сияет чистотой, когда еще не совсем выветрился запах свежей краски, когда солнце отражается от блестящих поверхностей. Удивительно, даже учиться захотелось. Хотя сам процесс учебы мне всегда нравился. Тем более, что мне особо и напрягаться не приходилось. Все, как говорит папа, на лету схватываю.

* * *

Первым уроком, как, впрочем, и ожидалось, был русский язык. Наша Каланча сразу же превратила урок в классный час. И начала она его с крайне неприятного пересаживания: ей почему-то хотелось, чтобы мальчик обязательно сидел с девочкой. Зачем бы это? Не все ли равно как и с кем мы сидим?

Моей соседкой оказалась Оля Першина — скромненькая невзрачная девчонка. Не то, что Марина. Ее бы лучше со мной посадили. А с Мариной оказался Генка Белянов. А с другой, стороны, кто мешает общаться вне школы.

Перемена заполнилась рассказами о проведенном лете.

А мне вспомнилось не что-нибудь, а рыбалка с дедушкой, с тем самым, который подарил погоны.

«Встали мы тогда рано. Утро еще только занималось. Солнце едва-едва поднималось над полями, напоминая не привычный шар, а скорее что-то вроде увеличительного стекла на синей, словно подушке. Где-то свистела одинокая пташка. И вдруг заливчато заголосил петух:

— КУКАРЕКУ!

И тут как прорвало. То в одном дворе, то в другом дворе раздавались эти самые КУКАРЕКУ!!!

С удочками через плечо мы двинулись через поле. Почти на уровне груди колыхались волосатые колосья ржи. Изредка среди высоких стеблей одиноко синели резные васильки. Я наклонился было сорвать цветочек.

— Не трогай, — остановил меня дед.

— Почему?

— За целый день он все равно умрет и завянет. А тут он живой и красивый.

— А разве цветы живые?

— А как же… И им тоже бывает больно…

Мы подошли к реке. На поверхности весело плескались солнечные блики. Возле самого берега густые заросли камыша. Коричневые мохнатые шишечки еле слышно шелестели под легким ветерком.

— Здесь и будем ловить?

Дедушка вместо ответа прижал к губам палец, дескать, тишина…»

— А ты, Славка, где отдыхал? — чей-то вопрос вырвал меня из воспоминаний.

— На море, в Анапе, — неожиданно даже для себя проговорил я.

Спасительный звонок отвлек от выдумывания подробностей.

Следующим уроком была история. Надеюсь, в этом году у меня получится исправить прошлогоднее положение, когда у меня вышла одна единственная тройка — как раз по истории. Я обязательно должен попасть в число хорошистов, или ударников, как в прошлом году их называла Нина Николаевна. Тем более, что я собирался подружиться с Мариной, а она у нас как раз — отличница.

Вот с такими мыслями я и возвращался после первого школьного дня домой.

Идти не больно-то и хотелось. Все равно дома мачеха. Может, тетя Лара и неплохая женщина, но это же не мама. Хотя папа вроде бы хорошо к ней относится. Это его дело, а я не особо намерен.

Что я там не намерен, мне так и не удалось придумать, как навстречу мне попался Генка Белянов, одноклассник. Мы с ним ходили в футбольную секцию с первого класса. Правда, особой дружбы между нами как-то не сложилось. Разве что приятельские, как говорит папа, отношения. Но лучше уж с приятелем, чем с чужой теткой. На удивление, Генка уже успел сбегать до Кулинарии и сейчас старательно жевал коржик, обильно посыпая тротуар крошками.

— Ну, как тебе? — набив полный рот, проговорил он.

— Что как?

— Как тебе первый учебный день?

— А вот ты о чем, — я непроизвольно пожал плечами, — ничего особенного. Как и в прошлом году.

— Ага, — он еще откусил от коржика, — а на футбол пойдешь?

Футбола мне сейчас только и не хватало. Из-за этого самого футбола в прошлом году мама ушла. Встретила на турнире в Анапе дядю Сашу и уехала к нему жить. А нас с папой оставила вдвоем. Конечно, я не стал говорить всего этого Генке. Просто помотал головой.

— Ну и правильно, — неожиданно легко согласился со мной Генка.

Он наконец-то разделался с коржиком, и словно спохватившись, вытащил из портфеля еще один, протянул мне.

— Бери, — а на губах его появилась виноватая улыбка.

И внезапно он показался мне совсем неплохим парнем.

— А может в другую, какую секцию пойдем?

Это его предложение показалось мне привлекательным. Другая секция? Интересно. Вот только, какая? Валерка, например, ходит на бокс. Туда же? Что-то нет никакого желания. Я и так могу любому рожу начистить. Зачем мне еще бокс?

— Что скажешь? — Генка нетерпеливо заглянул мне в глаза.

Но что я ему мог ответить. Я еще и сам не решил, куда податься. Может мне с папой посоветоваться. Он когда-то занимался спортом. Правда, особых успехов не достиг, но все-таки…

— Я еще подумаю, — проговорил я.

— Подумай, — Генка неожиданно хлюпнул носом.

Он повернулся и, слегка подволакивая ноги, побрел к своему дому.

Чего это с ним?

2

Утром мы подрались с Толькой Редькиным.

Чего ему опять было надо? В последнее время он то и дело привязывается ко мне. Причин я, как ни старался, не находил.

Раньше, еще в первом и втором классе, мы даже дружили. Нас четверых — меня, Тольку, Сережку и Андрея — даже называли «четыре мушкетера». Мы всегда были вместе. Но потом что-то разладилось. Сережку с Андреем перевели в другой класс. Больше мы с ними не встречались. Времени не было. А наши встречи с Толькой все чаще заканчивались драками. Причем с переменным успехом.

Вот и сейчас, без видимого повода он принялся махать кулаками. Я тоже пару раз заехал ему по лицу.

— До первой крови! — заявил Толька, попав мне в глаз.

У меня словно звездочки рассыпались. Ну, точно, искры из глаз. Фингал будет точно. В ответ я смог только расквасить ему нос.

— Что тут происходит? — это Каланча. Кто-то уже успел позвать.

Ее только тут не хватало.

— Опять Светлаков?!

Причем тут я? И почему «опять»? Вроде ничего никогда и не было. Вел себя нормально… А драка? Что драка? Ну, стукнули друг другу по паре раз. И все… С кем не бывает. Велика важность.

— Что молчишь?

А чего тут говорить? Обычное дело. И я молчал.

— Так! — голос Каланчи приобрел угрожающие нотки.

Что она хотела сказать? Я не понял, так как именно в этот момент прогремел звонок.

Урок математики. Одно время, мне просто не нравилась математика. А сейчас я ее вообще ненавидел. Почему? Может из-за училки, Марии Мироновны, которая в этом году заменила нашу Нину Николаевну? Понятия не имею.

— Ладно, иди на урок.

Я отправился в класс. Толька еще раньше скрылся в дверях, успев напоследок показать мне кулак.

Почему все так устроено? Та же Каланча. Вот недавно, на уроке, так Ленку головой об доску шарахнула, что доска даже свалилась. Пришлось ее тогда обратно на стену водружать. И ничего. А Руфа, Зинаида Руфовна — учитель географии, только таким образом и ведет уроки. Им, значит, можно. А мы? Почему нам ничего нельзя?

— Почему не пишешь? — это Оля толкнула меня под бок.

С пера ручки сорвалась жирная капля чернил и плюхнулась на страницу. Огромная лиловая клякса расцвела на странице уродливым цветком. Ручка же была не шариковая, а автоматическая, та, в которую нужно было время от времени заливать чернила.

— Отстань, — я отмахнулся от Оли.

Но отмахнулся я рукой, в которой как раз и была зажата злополучная ручка.

— Ой! — вскрикнула моя соседка.

Я недоуменно повернулся к ней. Нет! Только не это! Час от часу не легче. Надо же, все к одному. Олино лицо оказалось почти полностью залито чернилами. Девочка вскочила и, закрыв лицо руками, выскочила в коридор.

— Светлаков! — голос математички сорвалась на визг, — Что ты себе позволяешь?

— Я же не… — растерянно проговорил я.

— Вон из класса!!!

Что тут поделаешь. Как можно что-то ей объяснить? В любом случае окажешься неправ. Я понуро вышел из класса, даже не взглянув на Марию Мироновну. Мелькнул под ногами металлический порог раздевалки. Это как раз то, что надо. Мне хотелось укрыться от всех. Лицо горело от стыда. Не хотел я ничего такого. Я и предположить не мог, что чернила могут выплеснуться из ручки. Оля точно уж никак не заслужила. Как я смогу теперь ей в глаза смотреть? Это ж вам не драка. В драке что, двинул каждый по нескольку раз, все и закончилось. А тут много хуже… Странно только, что отца в школу не вызвали.

Прозвенел звонок. Я постарался забиться поглубже в чьи-то пальто. Грубый материал царапал лицо отдельными жесткими ворсинками.

— А, вот ты где, — Генка притащил мои вещи из класса.

А я и не заметил, что выскочил без них.

— Что теперь делать?

Странно, но единственным человеком, с кем я мог бы посоветоваться, теперь неожиданно стал Генка. Вот не думал, не гадал, а как-то так сложилось. Но, опять же, что он может посоветовать?

— Извиниться бы надо, — Генка зашуршал бумагой, доставая очередной коржик, — Завтра и извинишься.

— Почему это завтра?

— А потому, — он откусил значительный кусок, — что Олька уж домой убежала. Я только что видел. Вся в слезах…

— А к-как…

— Как у нее с лицом? Все нормально. Вроде светлей стало.

— А что она говорит?

— Точно не знаю, но тебя вроде не обвиняет…

— Не обвиняет? — У меня словно отлегло от души.

— Нет. Давай, вылезай. Тебя математичка зовет.

Странно, но почему-то никто так и не додумался придумать математичке прозвище. На мой взгляд, ей хорошо бы подошло… нет, не знаю. Мария, и Мария. Может, Зеленка? Тут можно придумать сразу несколько причин. Во-первых, она только что из института. Потому и заводится, как говорит папа, с пол-оборота. Надо же показать себя. А во-вторых, у нее и фамилия соответствующая — Зеленина.

В кабинет я вошел, понурив голову, всем видом стараясь показать раскаяние.

— Проходи, Светлаков, — это уже Каланча подхватила меня под локоть и подтащила к самому учительскому столу.

Куда без нее? Завуч все-таки.

— Рассказывай, Светлаков.

— Что рассказывать-то?

— А вот за что ты Оленьку чернилами облил?

Зачем она так? Ну, не подумал, что так получится. Не специально же я.

— Что молчишь?

Я бы и рад сказать, но как раз сказать-то мне и нечего. Все равно из них двоих никто не поверит, что бы я не… И я продолжал молчать. Эх, Нине Николаевне бы ничего объяснять не пришлось, она бы все поняла, а этим все равно не объяснишь. Они обе наперебой орали на меня странно похожими визгливыми голосами. По их мнению выходило, что я весь такой-растакой, что обо мне колония плачет, что все хулиганские поступки в школе исходят от меня. Я, наверное, рассмеялся бы. Тоже мне, нашли преступника, в пятом-то классе…

— А эта отвратительная драка…

— Ага, а я один, что ли дрался? Сам с собой? — я тут же вынужден был остановиться, близко оказался комок в горле. Еще подумают чего.

— Молчи уж!

Ну, вот и пойми этих взрослых. То, «что молчишь», то «молчи».

— С Анатолием я потом тоже переговорю.

Опять непонятно. Почему Редькин — Анатолий, а я — Светлаков. Никакой справедливости.

— Может директора позвать? — заискивающе спросила математичка.

— Какой директор, уважаемая Мария Мироновна? Сами разберемся.

А в чем тут разбираться? Ничего плохого я не делал. Драка? Так все дерутся. Чернила? Не нарочно же. Случайно.

— Ну, что, так и будешь стоять? — Каланча как клещами схватила меня за плечо, сильно встряхнула.

Я только помотал головой. Еще не хватало перед ними разреветься.

— Ладно, иди, — неожиданно проговорила русичка, — еще один проступок, будем вызывать инспектора детской комнаты милиции.

Я стремительно вылетел из школы.

Фу, пока пронесло…

3

Первым был урок физкультуры. Он мне всегда нравился. Только тут можно ни о чем не думать, а только бегать, прыгать и за это удовольствие еще и оценки получать. Красота одним словом. На этот раз Георгий Валентинович, старшеклассники еще почему-то называли его Плехановым, наш физкультурник, решил провести зачет по прыжкам в высоту. Раньше я никогда не добивался в этом особых успехов. Но должен же я когда-то справиться. Тем боле, что совсем недавно по телевизору шел новый фильм «Право на прыжок». Так там главный герой вернулся в спорт после операции. Неужели я не смогу? Тем более, что у меня-то никаких операций не было.

Первая высота — семьдесят сантиметров.

Это легко. Разбег, прыжок. Почти весь класс преодолел эту высоту.

Восемьдесят.

Одноклассники начали сходить с дистанции. На удивление с этой высотой не справился и Редькин.

Девяносто.

Отсеялось еще несколько человек.

Сто.

На этой высоте сошел и Генка. Из всего класса нас теперь осталось только двое: я и, как ни странно, Оля Першина. От нее я этого никак не мог ожидать.

Сто десять.

Мы все еще вдвоем. Оля, как мне кажется, меня простила, но я все равно хотел, чтобы она одержала победу. Весь класс, затаив дыхание, следил за нашим соревнованием.

Сто двадцать.

Оля ободряюще улыбнулась мне. Моя нога зацепилась за планку. Громкое дребезжание послышалось мне ехидной усмешкой. Зато Оля успешно справилась с этой высотой. Лишь задорно взметнулась косичка…

* * *

— Бежим скорее! — завопил Генка, подбегая ко мне сразу после уроков.

— Что такое?

День выдался противный. Шел назойливый мелкий дождь. Единственная радостное событие — это мир с Олей. А что, неплохая девчонка. Может, и стоит обратить на нее внимание…

— Э, да ты меня совсем не слушаешь, — протянул Генка.

Неужели обиделся? Не может быть. Не на что бы ему обижаться. Мы с ним не настолько еще дружим, чтобы обращать внимания на такие моменты.

— Да, слушаю я, слушаю, — несколько невпопад отозвался я.

— Ну, и о чем я говорил? — Генка схватил меня за руку и требовательно посмотрел в глаза.

О ЧЕМ?

— Ты предлагал куда-то бежать, но так и не сказал, куда…

— Ага, — он удовлетворенно отцепился, — около нашего дома ангар ломают.

Действительно, недалеко от Генкиного дома находилось странное полукруглое здание, почти полностью покрытое ребристым серебристым металлом. Почему-то все ребята называли его ангаром. Ходили слухи, что ангар принадлежал театру…

— Надо успевать, пока все не растащили.

И мы побежали. Мелькнули мимо нас мокрые, нахохлившиеся кусты с висящими на ветвях редкими листьями. Прохлюпали под ногами многочисленные лужи на асфальтовых дорожках.

Нас встретили непривычно распахнутые настежь ворота ангара. Внутри озабоченно суетились мужики, загружавшие какие-то тюки в крытый грузовик. Под стенами шныряли такие же пацаны, как и мы с Генкой. Явно что-то выискивали. Пока я растерянно оглядывался вокруг, Генка уже прихватил кое-какие вещи. Нечто замысловато изогнутое. Тогда и я принялся за поиски. Правда я не сразу сообразил, что именно следовало искать. Для начала прошелся около нескольких разломанных ящиков.

Почти сразу на глаза попалось потертое бархатное полотнище со стоящим на задних лапах львом, вышитым золотыми нитками. Поначалу я принял этот кусок ткани с полу-оторванной бахромой за флаг. Разглядев его более внимательно, я сообразил, что это не далеко так. Сломанная палка, прикрепленная к полотнищу, располагалась горизонтально. С концов этого своеобразного древка вился увенчанный кистями золотой плетеный шнур.

Что же это такое, если не флаг?

На память пришли картинки из учебника истории прошлого года. С подобными «знаменами» изображались русские войска в Куликовской битве и в Ледовом побоище.

Как же их называла наша историчка Наталья Валерьевна?

Штандарты? Нет…

А, вспомнил — ХОРУГВИ!

Я намотал полотнище хоругви на древко и взял его подмышку. Теперь я всматривался разваленное сокровище более внимательно.

Металлическим блеском сверкнул нагрудник рыцарского панциря, иначе называемый кирасой.

И вот тут-то я загорелся азартом. Вдруг захотелось собрать полный доспех. Причем, в качестве некоего подобия носилок можно было бы использовать уже найденную кирасу.

Железка к железке. Я подбирал все, что можно было бы отнести к деталям доспеха. И вдруг, снова что-то габаритное. На этот раз на разбитой деревянной основе зеленел чеканенный шагающий лев.

— Это щит, — авторитетно заявил подошедший Генка.

Сам он тоже держал несколько железяк. В одной из них я легко опознал забрало. Зато другая явно была эфесом шпаги.

— Это еще не щит, — я провел пальцем по размочаленному краю, — но он будет щитом, как только я найду, куда прикрепить зверя.

— Я знаю, где искать.

— И где? — Я подозрительно взглянул на него.

— Возле магазина, — выпалил он, — там иногда выбрасывают бочки, а у них днища крепкие и круглые.

Рука Генки погладила чеканную гриву льва.

— Тебе бы еще начистить его. Для этого хорошо использовать мел.

Точно. Надо бы не забыть завтра прихватить мел из класса. А сейчас пора бы и уходить. Я вдруг вспомнил, что мне надо успеть прийти домой до семнадцати часов. В это время прибывала мусорная машина. С некоторого времени эта процедура стала моей обязанностью. Тогда у меня еще был Герон — хорошая такая собака, правда, не совсем породистая. Вот и было решено возложить обязанность по выноске мусора на меня, раз уж все равно надо с Героном. В прошлом году Герон умер, а обязанность осталась. Приятного в ней, конечно, мало. От машины идет тяжелый запах, вернее сказать — жуткая вонь.

Отказаться бы, но папа сказал, что мужчины не боятся трудностей. И действительно, не тетя Лара же будет с ведром таскаться. Она ж все-таки женщина, хоть и мачеха.

Я подхватил добычу и стремглав бросился домой.

— Хорошо, что ты успел, Слава, — тетя Лара вытерла руки передником. — А то уж я сама собиралась идти.

Я аккуратно сложил собранное в шкафу, подхватил ведро. Простучали под ногами ступеньки. Хлопнула входная дверь.

Возле подъезда уже собрались люди с кульками, ведрами, каким-то барахлом прямо в руках. Машина должна скоро прийти. Слышались приглушенные разговоры. Я поневоле прислушался. Говорили о скором начале нового строительства. О расселении нашей малосемейки. Подробностей мне узнать не удалось. Подъехала мусорка. Разговоры прекратились. А так хотелось узнать, что это за расселение такое…

4

— По домам? — Генка шумно отряхнул ладони после еще одного коржика.

Взгляд его мне показался тоскливым. Тут мне в голову пришла одна идея. А что если пригласить Генку ко мне? А что такого? Папа — на работе. Тетя Лара тоже придет еще не скоро. Как-то так сложилось, что друзей у меня не осталось. Вот с Генкой и начали более или менее сдруживаться. Тем более, что он, насколько я заметил, тоже ни с кем особо не общался.

— Пошли ко мне, — проговорил я, не подумав.

— Не, — он помотал головой, — давай лучше во дворе встретимся. Около твоего дома же парк. Там играть здорово.

Оказывается он знал, где я живу. И про парк правильно сказал. Может когда-то этот парк и был местом отдыха для взрослых, но сейчас в нем собиралась ребятня. Тем более, что там можно было найти уголки почти для всех. Разросшиеся деревья и кусты словно делили парк на множество укромных местечек. В общем идеальное месс то для игр. Особенно сейчас, когда осень полностью вступила в свои права, засыпая потрескавшийся асфальт тенистых дорожек яркой разноцветной листвой. Любоваться же осенним парком именно сейчас было некогда: у нас игра с Генкой.

Добежать до дома, бросить портфель и выскочить на улицу было делом нескольких минут. Генка уже был там. В руках у него была сделанная из толстой проволоки шпага.

— Ух ты, — я внимательно рассмотрел замысловато переплетенную гарду. — Сам делал?

— А то, — самодовольно усмехнулся Генка и взмахнул клинком.

— А почему не использовал ангарный эфес.

— Приберегу до лучших времен…

Свистнул проволочный прут, рассекая воздух. Щелкнул попавший под удар падающий одинокий кленовый лист.

Надо же, я вряд ли так же попал бы с первого раза. Генка же, как мне показалось, нисколько не удивился. Однако, мне тоже надо было раздобыть хоть какое-нибудь оружие. Иначе, какая же игра получится. Но, где же найти что-нибудь подходящее? Не ломать же ветви у деревьев. Хотя многие из наших знакомых именно так бы и поступили.

— Смотри, что я нашел, — завопил Генка, поднимая из-под куста внушительный обломок палки. — Точно подойдет.

Пожалуй, подойдет. Когда-то эта палка являлась хоккейной клюшкой, у которой оказался отломанным крюк. Я непроизвольно взвесил импровизированное оружие в руке.

— А во что можно играть таким разным оружием?

Генка посмотрел на меня с таким видом, что я чуть было не поперхнулся собственными словами.

— Что тут думать? — завопил он чуть не на весь парк. — Вспомни, какой фильм недавно в ДК показывали.

Я принялся лихорадочно рыться в памяти. Действительно, что-то там было с мечами. Помнится, еще раньше смотрел я это кино. В голове ярко всплыл эпизод из фильма, в котором доспехи одного из героев легко пробились мечом. Теперь-то я сообразил, что они были кожаные, а тогда… Еще немного, и название вспомню. И так уже на языке вертится.

— Спартак! — видимо устав меня дожидаться, выпалил Генка.

Точно, это то самое название. Помню, я еще удивлялся, что фильм совсем не соответствует книге.

— А кто будет Спартаком?

И вот тут Генка меня поразил.

— Никто, — он уверенно воткнул «шпагу» в землю, — мы будем просто гладиаторы…

Он рванул клинок из земли и, взметнув к хмурому небу, бросился на меня.

Я едва успел отскочить в сторону. Наше оружие столкнулось с громким треском. Мне даже показалось, что Генкин прут основательно погнулся. Ан нет, металл оказался достаточно упругим, чтобы достойно встретить удар. Теперь я перешел в атаку. Клюшка метнулась вперед, изображая копье, а может — трезубец, я еще окончательно не определился. Немыслимо изогнувшись, Генка избежал удара. Палка лишь слегка зацепила бок противника.

— Я победил! — я торжествующе поднял вооруженную руку.

— Ни фига, — сразу же заспорил Генка, — Один — ноль!

— В кино не было никакого счета! — возмутился я.

— А у нас будет, — заявил он и, бешено вращая «шпагой», бросился на меня.

Я отступал, слегка оскальзываясь на запутавшейся в траве опавшей листве. Неожиданно под ногу попался незамеченный в пылу боя пенек. Нога подвернулась. Клюшка отлетела в сторону. Газон больно ударил спину. Даже солнце поспешило выглянуть сквозь завесу облаков, чтобы увидеть мою промашку. Тут же подскочил Генка. Прут опустился мне на плечо. Однако боли я не почувствовал. Видимо, Генка все-таки сдержал удар.

— Один — один, — воскликнул он, отскакивая назад.

Этого я никак не мог допустить. Подхватив с земли клюшку, я сильно ударил по «шпаге» Генки, надеясь выбить из рук.

— Ой, — вскрикнул Генка, выпуская рукоять из ладони.

Вытянувшись над увядающей травой в длинном выпаде, я дотянулся до него, но сам вынужден был упасть на колено. На штанине расцвело огромное грязно-зеленое пятно. Мачехе опять предстоит стирка. Пусть поработает. Может все-таки оставит нас с папой в покое.

— Два — один, — тряхнув головой, торжествующе проговорил я.

Между тем облака рассеивались. Солнце все больше наполняло жарким теплом осенние деньки бабьего лета. Видимо, последние теплые дни. Того и гляди, начнутся холода. Тогда играм в парке придет конец.

— Жарко, — я скинул куртку на ближайший куст.

Генка последовал моему примеру.

Бой продолжился. Теперь я стремился в основном удержать счет. Еще немного — и победа моя. Взяв клюшку двумя руками, я всеми силами противостоял Генке, не давая ему возможности нанести удар. А он упрямо и неудержимо рвался вперед. Снова и снова прут пролетал перед моей грудью. Мне едва удавалось отбивать разящие удары. Генка все ближе и ближе подбирался ко мне. Никак не ожидал, что он так ловок в фехтовании. Так и проиграть можно.

— Все, время кончилось. Я победил.

Я спрятал свое оружие среди практически голых ветвей куста.

— Время?

— Мне пора домой. Потом еще поиграем.

— Может не получиться, — голос Генки стал печальным, — нам дают новую квартиру. И она находится сравнительно далеко от парка.

— А где?

— Знаешь, где магазин «Темп»?

— Ну…

— Следующий дом за ним…

— Так это не так уж и далеко. Зато школа будет сразу через дорогу.

— Ну, да, — он печально улыбнулся, — До завтра?

— До завтра…

Мы пожали друг другу руки. Генка медленно поплелся домой, волоча самодельную шпагу. Кончик прута загребал листья, собирая своеобразный бурунчик.

Я долго смотрел ему вослед, до тех пор, пока фигура моего нового друга не скрылась за кустами и деревьями парка.

И только подойдя к двери подъезда, я сообразил, в какую секцию нам стоит податься.

5

В почтовом ящике явно что-то белело. Конверт. Странно, как его не заметил папа. Он вроде сегодня раньше меня пришел.

Я вытащил конверт, повертел в руках. Адрес на конверте возвещал, что письмо адресовано именно папе.

— Тебе послание, — крикнул я, заходя в комнату.

— Что там у тебя? — он взял у меня конверт.

Зашелестела бумага.

— Возрадуйтесь, мои дорогие! — папа помахал в воздухе листком бумаги.

— Что там у тебя случилось? — подошла тетя Лара.

— Смотри, — папа протянул ей листок. — Нам квартиру дают.

— Ну-ка, ну-ка, — она заинтересованно заглянула ему через плечо.

— Вот, же смотри, — папа разложил лист на столе и ткнул пальцем, — читай «Вам выделяется квартира…» Тут даже адрес есть. Можно прямо сейчас посмотреть…

Папа аж прямо светился. Раньше я совсем не понимал этого выражения. Что значит «светился»? Не фонарь все-таки. Зато теперь мне стало это понятно. Нам же квартиру дают! Не придется больше по длинному коридору бегать в душ или в туалет. Да, еще и очереди, особенно по утрам. У нас, как это называется, комната в малосемейке. А какая же у нас малосемейка? Папа, мама, то есть тетя Лара, да я. Итого — три человека. Нам как раз квартира положена. И вот, нам ее дали! Радоваться же надо. Еще неделю назад Генка хвастался, что в новую квартиру переезжает. Теперь вот подошла и наша очередь.

— Поехали! — завопил я, хватая папу за руку.