Рыжая девушка с кофейником

Глава 1

ОДИНОКИЙ ПОЛЕТ

Ей снился сон: она идет по пыльной дороге, раздавливая босыми ногами лепестки цветов, сок от которых тут же превращается в кровь, которая густыми ручьями стекает по обе стороны от дороги в невидимый овраг…

Она проснулась от собственного крика. Оглянулась. Была ночь, до утра далеко…

Не зажигая света, она достала из-под подушки написанное накануне письмо, коснулась рукой головы спящего рядом мужчины, провела по волосам, словно прощаясь. Встала, накинула на плечи свой плащ, который черной громадной кошкой свернулся в изножьи кровати, на цыпочках вышла из комнаты и уже через несколько минут стремительно сбегала по лестнице вниз, на холод, в ночь…

***

— Логинов, я тебя сегодня не отпущу на работу, у тебя температура, во-первых, а во-вторых, сухой кашель…

Наталия, забравшись с ногами в низкое глубокое кресло, смотрела, как Игорь натягивает на себя толстый белый свитер, и злилась на то, что он совершенно не обращает внимание на ее слова.

— Знаешь, тогда иди, раз ты считаешь, что все, что я тебе советую — пустой звук. Больше ты не услышишь от меня ни слова.

Логинов повернулся к ней, задержав взгляд на ее спутанных длинных волосах, сбившихся на одно плечо, и миролюбиво улыбнулся:

— Может, ты и права… Вернее нет, я не то собирался сказать… Ты безусловно права. Но мне надо… Вот освобожусь после обеда и приду, лягу и буду пить все, что только ты мне не дашь… Можешь дать мне даже рыбьего жиру…

— От него слепнут. Поэтому я оставлю тебе вот на этом столике лекарства и записку, в которой будет написано, что сколько…

Но она не успела договорить: раздался телефонный звонок.

— Это тебя, — сказала она обреченно, даже не снимая

трубки: она привыкла к тому, что ее телефон стал средством связи ее любовника-прокурора с внешним миром. А если точнее, то МИРОМ ПРЕСТУПНИКОВ.

Она наблюдала за тем, как резко меняется выражение лица Игоря, понимая, что никакая сила теперь уже не сможет удержать его дома: опять что-то случилось, очередной труп.

Логинов положил трубку и как-то странно посмотрел на нее:

— Наташа, когда ты последний раз видела Полину?

— Вчера, а что?

— Она живет на Мичуринской, 6?

— Да, а что случилось? Ты же сам все прекрасно знаешь: и где она живет… и вообще она же в последнее время достаточно часто бывала у нас, чтобы ты о чем-либо подобном расспрашивал?.. Не молчи…

— Ты сможешь сейчас поехать с нами?

— Что с ней? — побледнела Наталия, которая и так все поняла, но еще надеялась, что это ошибка. «Это не Полина, это не Полина…»

Машина с Сапрыкиным поджидала их у подъезда.

Всю дорогу наталия не произнесла ни слова.

Полина была ее одноклассницей, «лихоманкой», как звали ее в школе. Сорви-голова, она постоянно была инициатором всех школьных терроров, начиная с массовых побегов с уроков (особенно по весне, по молодой зеленой травке) и кончая диверсией с крысами и воронами… Но это все в детстве. В двадцать лет она уехала из С., своего родного города, в Москву и стала проституткой. Накопила денег, вернулась домой и купила престарелой матери приличную квартиру, снова уехала и вот, наконец вернулась, месяц назад…

Высокая, огненно-рыжая, некрасивая, но какая-то необычная, оригинальная, яркая, с черными глазами и большим, с всегда густо накрашенными оранжевой помадой губами, ртом, Полина привлекала к себе мужчин своей естественностью, природным умом, позволяющим ей вести себя так, как хочется мужчине, и любвеобилием. Ей нравилось ее ремесло, поэтому сделав счастливым мужчину (хотя бы на некоторое время), она внушала себе, что счастлива сама, и это избавляло ее от хронической нравственной неудовлетворенности, присущей женщинам, по уровню развития и интеллекту превышающим обычных шлюх, но вынужденных таким вот образом зарабатывать деньги.

Когда Полина впервые пришла в дом, где вот уже более двух лет с наталией жил Логинов, шок испытали все, в одинаковой степени: Наталия — от неожиданности и радости, посколько всегда симпатизировала Полине, Полина — по той же причине, а Логинова поразили дивные горящие на свету длинные волосы Наташиной подруги. Хотя в тот же вечер, когда подруги, навекретничавшись на кухне, все же расстались, Игорь, услышав, как за Полиной закрылась дверь, сказал:

— Она проститутка?

Наталия молча мыла чашки и с каждым мгновением становилась все краснее и краснее. Ей было стыдно, только непонятно за кого… Она знала о Полине достаточно, чтобы назвать ее проституткой, но ведь это была Полина, Полина, ее одноклассница, с которой они провели столько чудесных лет вместе… Но как объяснить это прозорливому Логинову, который людей видит насквозь. Людей, но только, кстати, не Наталию, с которой вот уже сколько времени живет под одной крышей. Живет и ничего о ней не знает. Ни о ее бизнесе, ни о чем…

Она обманула его, сказав, что Полина живет в Москве и

собирается выйти замуж за одного бизнесмена. Наполовину

обманула, потому что Полина время от времени действительно

живет в Москве, а замуж она собирается выйти за человека,

с которым познакомилась здесь, в С., но в котором ПОКА не уверена. Да и непонятно, чем он занимается, хотя вполне вероятно, что и бизнесом.

Ее последний приезд домой был связан со смертью ее матери, которую она похоронила три недели назад. Грустила несколько дней, а потом — во всяком случае чисто внешне — обрела душевный покой. «Ты как ящерица, — сказала ей Наталия на поминках, на девятый день после похорон, — регенирируешься по схеме: раз и готово. Говорят же, что нервная система не восстанавливается…» «Если бы она у меня не восстанавливалась, я бы не сидела сейчас перед тобой, а лежала бы под кустом сирени на Воскресенском кладбище лет уже двадцать как…»

Некрасивость ее лицу придавали широкие скулы, неправильной формы нос и слегка выдающийся подбородок. Но глаза и волосы — были ее драгоценностями, которыми она очень дорожила и которым прекрасно знала цену.

И вот теперь, возможно, ее уже нет. Логинов молчит, не хочет расстраивать, поэтому можно вот так, сидя в машине, предполагать самое худшее… Но ведь если бы она, или кто-то, очень похожий на нее и проживающий на Мичурина,6, еще жив, то навряд ли Игорь сам поехал на место преступления…

И вдруг в голову пришла мысль совершенно противоположного характера: а что, если Полина сама что-нибудь натворила?.. Убила, скажем, кого-то?..

Разыгравшаяся фантазия Наталии помогла представить ей, как она в сумрачном тюремном коридоре стоит в очереди, чтобы вручить передачку с сигаретами «Bond» и ореховым печеньем — любимым лакомством подруги — несчастной узнице-Полине…

Она очнулась, когда увидела уже знакомый ей старый четырехэтажный дом немецкой постройки из красного кирпича и высокими узкими окнами, где жила Полина. Здесь, несмотря на ранний час, толпился народ, стояла машина скорой помощи, милицейский фургон и мотоцикл… Некоторые из зевак смотрели куда-то наверх, задрав головы. Наталия вышла вслед за Логиновым из машины и тоже посмотрела почему-то наверх: стадное чувство, очевидно, дало о себе знать… И ничего не увидела.

Она прошла сквозь толпу за Игорем, стараясь не прислушиваться к голосам, желая все увидеть сама и услышать из первых рук…

В нескольких метрах от дома на дороге лежали два тела, прикрытые картонными листами. Логинов опустился возле тела мужчины, поднял картонку и, взглянув на труп, сказал как бы про себя: «Выстрел в упор…» Когда же он открыл другой труп, Наталия почувствовала, как волосы на ее голове предательски шевелятся и дурнота обволакивает, как теплый вязкий кокон…

Да, это была Полина. Она лежала в короткой кружевной сорочке, полуголая в луже крови. Голова ее была разбита, и под ней образовалась лужа крови, которая уже потемнела и успела подернуться тонкой тусклой пленкой… Кровь, которая лилась изо рта, носа и ушей Полины, тоже успела подсохнуть и образовала тоненькие почти черные ручейки, стекающие под затылок; рыжие волосы, как лучи солнца отходили от головы в разные стороны…

— Она упала с крыши… Но перед этим успела его застрелить, — донеслось до слуха Наталии и она подумала о том, что если бы дом был, к примеру, двехэтажный, то Полина осталась бы жива…

Тот мужчина, в которого она выстрелила из маленького пистолета, который показывала Наталие в их первую же встречу, и был тем самым женихом, за которого она собиралась выйти замуж. Но не вышла. Да и он теперь никогда не женится. Ему не до этого… «Что это я?..»

— Игорь, мне можно подняться к ней? Обещаю тебе, что буду вести себя хорошо и ни к чему не притронусь… Разреши, — Наталия крепко держала Логинова за рукав и смотрела на него умоляюще. — Если ты сейчас мне ничего не скажешь, — шептала она ему уже со злостью, я влезу в окно с дерева…

Ты меня знаешь…

Логинов, слегка повернув голову в ее сторону, бросил:

— Сапрыкин, отведи ее, куда она просит, а то она последует примеру своей ЛУЧШЕЙ подруги и убьет меня моим же собственным пистолетом…

Сапрыкин, который всегда был ее палочкой-выручалочкой, взял Наталию за руку и повел за собой, расчищая себе дорогу широкими плечами и острыми локтями, обошел дом и привел в подъезд:

— Это что, твоя подруга?

— Да.

Они быстрыми шагами поднимались по гулкой лестнице, вдыхая прохладный и какой-то земляной воздух.

Дверь в квартиру Полины была незаперта: там уже трудились эксперты. Наталия знала их в лицо. Она завидовала им, как никому на свете. Это они имели право сняимать отпечатки пальцев и ИСКАТЬ… Сколько раз, оказавшись в подобных ситуациях, она хотела попросить их разрешения помочь им…

Но она не имела права. Она была всего лишь скромной (нет, это неправда, далеко не скромной) учительницей музыки и никакого отношения к прокуратуре и расследованиям не имела (еще как имела!) … Она помогала Логинову только ей известным способом. И назвать его дилетанским она уже не могла. Теперь не могла. Просто не имела права, потому что чувствовала: тот дар, которым она овладела, практически, в совершенстве, имеет право на существование. То есть наряду с дилетанским подходом и профессиональным, теперь существовал и еще один, интуитивно-образный, о котором знало всего несколько человек в городе. Те видения, которые посещали Наталию во время ее музицирования на пианино, помогли раскрыть не одно преступление. И даже не столько те, которыми занимался прокурор города, Логинов Игорь Валентинович (который поначалу, кстати, довольно скептически относился к деятельности своей подруги в расследовании преступлений и даже подсмеивался над нею, и только спустя некоторое время сам вынуждан был прибегнуть к ее помощи), сколько тайные преступления, замешанные на деньгах и частной жизни клиентов, которые обращались к Наталие как к последней инстанции… Клиентов поставляла (в основном) приятельница Наталии, Сара Кауфман, директор косметического салона «Кристина».

Несмотря на свою сумбурную и беспорядочную жизнь, Полина умудрялась превратить свое жилье в образчик порядка и уюта. Поэтому ее квартира, в которой последние годы в основном жила ее мать, блестела, начиная от начищенного паркета и кончая хромированными кранами в ванной. Она знала толк в хороших вещах, а потому окружала себя ими с завидным постоянством. Энергичная, схватывающая все на лету, Полина оборудовала свое жилище новейшей бытовой техникой, оснастила все, что только было возможно, и за несколько дней до смерти сказала Наталии, что «пора в корне менять жизнь и рожать.» А нее была «любовь». И эта ЛЮБОВЬ лежала теперь с простреленной грудью на асфальте, прикрытая картонкой…

Наталия с Сапрыкиным бродили по большой квартире Полины, пытаясь найти хотя бы что-нибудь, что помогло бы понять суть происшедшего.

— Где нашли мужчину? — спросила она у одного из экспертов. Он ответил, что все самое важное в плане улик они нашли на крыше, где «возлюбленные» устроили нечто наподобие праздничного ужина с цветами и шампанским.«Там, на крыше его и нашли.»

— Поднимемся? — Наталия увлекая за собой Сапрыкина, вышла из квартиры и стала подниматься по лестнице вверх.

То, что они увидели, являло собой картину самой настоящей оргии: прямо на крыше был расстелен огромный, теперь уже залитый жиром и соусом, розовый ковер, на котором стоял столик с закусками и выпивкой и два стула. Рядом, здесь же на ковре, были раскиданы маленькие шелковые подушки. Но это не было романтическим ужином на двоих, слишком уж экстравагантными должны были быть отношения между возлюбленными, если они превратили стол в нечто совершенно непотребное: размазанная по скатерти горчица, гора птичьих костей на треснутом фарфоровом блюде, на котором разве что не ходили ногами, раздавленная земляника, опрокинутые тарелки с вылившимся соусом…

«Они либо дрались, либо предавались самым низменным утехам…» — подумала Наталия, а вслух сказала:

— Мне кажется, что я знаю, что здесь произошло… Вот, пройдем сюда, — она приблизилась к самому краю крыши и взглянула с ужасом вниз. — Они повздорили, Полина взрывная девица, он ей, очевидно, что-то сказал, не иначе, а она вот так бурно отреагировала… Достала из сумочки пистолет (сумочку можешь не искать, ее наверняка уже запаковали в пакет и отправили на экспертизу) … — она замолкла и извиняюще посмотрела на Сапрыкина, который своим молчанием сам спровоцировал ее на такие комментарии: она же говорила с ним, как с маленьким мальчиком! — Слово за слово, возможно, она узнала о его связи с другой женщиной… Причем, узнала неожиданно, иначе не помогала бы устраивать этот ужин… Он сильно разочаровал ее, можно сказать, убил морально… Вот она и взялась за пистолет, направила на него, а он, уверенный в том, что она ни за что в него не выстрелит, стал к ней приближаться и загнал ее, таким образом, к самому барьеру… А она возьми и выстрели… Ударная волна сделала свое черное дело, Полина не устояла на ногах (ведь к тому же она была еще и пьяна), оступилась и сорвалась вниз… Ужасно! — она зажмурилась, представив, какой силы удар пришелся на голову несчастной Полины.

Через мгновение взяв себя в руки, она заметила про себя: «У Полины словно два лица: одна Полина — аккуратистка, которая мечтает поскорее расстаться со своим прошлым и создать семью, нарожать детей, а вторая Полина — настоящая профессиональная проститутка, порочная изнутри, вся насквозь пропитанная цинизмом…»

Но вспомнив огромные глаза подруги, ее заразительный смех, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы: она не могла поверить в ее смерть. Не могла и не хотела.

Стараясь не попадаться на глаза Логинову, который, увидев ее, непременно отправил бы с кем-нибудь на машине домой, Наталия, поблагодарив Сергея Сапрыкина, друга и помощника Логинова, за все, что он для нее сделал в это утро, выскользнула из толпы и почти сбежала по небольшой улочке к набережной. Осмотрелась, вышла на пустую в этот ранний час дорогу и остановила такси.

— Домой, — сказала она и встретила удивленный взгляд. — Извините… — и назвала адрес. А минутой спустя, вспомнив лежащую в луже крови Полину, разрыдалась.

Глава 2

ОЛЕЧКА ПЕРОВА

Логинов любил поесть, а это накладывало на жизнь Наталии, которая сама выбрала его в свои бой-френды, постоянную ответственность за его желудок. Она постоянно что-то готовила, варила, жарила и пекла. Правда, он как мог постарался ей облегчить жизнь в этом плане, купив необходимые электроприборы, при помощи которых Наталия научилась все делать достаточно быстро. Но даже с ними ей приходилось все время думать о еде. Словом, она попала в зависимость и теперь не знала, куда ей от нее деться. Было бы непонятно ее раздражение по этому поводу, если бы она нигде не работала и целыми днями смотрела телевизор и ела пирожные. Она действительно нигде не работала, уволилась из своей музыкальной школы по причине низкого заработка, но прочно заняла другую профессиональную нишу: вела частные расследования, за что получала такие деньги, которые позволили ей несколько раз съездить за границу, причем на два месяца. Она побывала в Латинской Америке и Европе, попутешествовала в свое удовольствие но, что самое удивительное, скрыла этот свой фантастический вояж от Логинова, сказав ему, что гостила у родственников в деревне. Это была самая чудовищная ложь, какую она позволила себе по отношению к нему.

Но после путешествия ее мировоззрение настолько изменилось, что ей все сложнее и сложнее стало понимать этого патологического альтруиста, каким был Логинов. Его полное равнодушие к деньгам, к этому источнику свободы и наслаждений, убивало в ней то чувство глубокого уважения, которое заставляло раньше смотреть на него снизу вверх и «открыв рот» слушать каждое его слово. Но исчезнув, оно не грозило послужить причиной их разрыва, напротив, Наталия как бы расслабилась и стала воспринимать своего друга просто как мужчину, с одной стороны, и человека, способного помочь ей в трудную минуту, с другой. Кроме того, они постоянно вели какие-то параллельные расследования, что очень сближало их. И все же так дальше продолжаться не могло: в смысле ведения домашнего хозяйства. Попадались весьма сложные и запутанные дела, которые требовали постоянного отсутствия Наталии дома. Но Логинов существовал, его надо было кормить, а для этого надо было, естественно, готовить. Готовить, значит, тратить драгоценное время. И тогда Наталия решилась на эксперимент и взяла на испытательный срок Соню, двадцатилетнюю смазливую девицу, которая потрясающе готовила. Она познакомилась с ней на вечеринке, устроенной Арнольдом Манджияном, другом и коллегой по работе Логинова, куда была приглашена и Соня, но только не в качестве гостьи, а повара. Без образования, она тем не менее готовила просто изумительно, но это, однако, не сыграло роль в обольщении Арнольда, на что она очень надеялась. Соня получила свои деньги и исчезла.

Но ненадолго, потому что узнала от общих знакомых о

том, что ее разыскивают в связи с работой. А разыскивала ее как раз Наталия. Она сама пришла к Соне домой и объяснила, что от нее потребуется в случае, если она согласится на них работать. «Чтобы в доме всегда было много вкусной еды, во-первых, чтобы велся журнал по элементарной кухонной бухгалтерии, во-вторых, и чтобы вести себя так, словно тебя в доме нет.» За все это ей обещали хорошо платить. Соня, которая маялась без работы уже полгода, с радостью согласилась. Тем более, что она имела право питаться в доме и иногда, если потребуется, ночевать. Для этого имелась небольшая темная спальня позади прихожей.

Логинов поначалу ничего не замечал, воспринимая присутствие Сони в доме, как очередную «клиентку» Наталии или просто блажь. Он уже привык, что в этой квартире постоянно кто-то от кого-то прячется. Если бы он приходил домой засветло, то увидел бы Соню стоящую у плиты, но так, как он возвращался очень поздно, то заставал ее либо уже спящую на диване в гостинной или же не видел ее вообще, поскольку она спала в «маленькой» комнате.

Он ужинал вдвоем с Наталией, уверенный в том, что все салаты и закуски приготовлены ее руками, и весьма удивился бы, узнав, что это не так и что в доме, практически, живет еще один человек.

***

Соня открыла ей дверь и сказала, что обед готов, а она сама собирается пробежаться по магазинам и навестить свою тетю, которая живет на окраине города. Она говорила быстро, немного картавя, и между делом подкрашивала ресницы перед зеркалом. И только когда подняла голову увидела покрасневшие глаза Наталии, замерла, опустив руки:

— Что с вами?

— Ты же Полину знала… Полину, такую ражую, громкую и веселую?.. Которая была у нас несколько раз… одноклассница…

— Конечно. Такую трудно забыть или не обратить на нее внимания. Огонь, а не женщина. — Соня вопросительно подняла брови и провела несколько раз расческой по волосам. — А что случилось? Ее бросил мужчина?

И Наталия подумала, что очевидно для Сони, как и для многих других женщин — именно этот факт считался бы самым большим несчастьем, которое только может обрушиться на голову.

— Нет, она погибла…

— Погибла? В катастрофе?

— Да нет, она упала с крыши… — и она в двух словах рассказала ей о трагедии, разыгравшейся на улице Мичурина.

Впечатлительная Соня, забыв о своих планах и визите к тете, села, обняв плечи и задумалась. Вспомнила Полину и то впечатление, которое та произвела на нее своим внешним видом: высокая, гибкая до гуттаперчивости, она ходила пружиня по полу босыми стройными ногами и любила смотреться в зеркало… На ее шикарные рыжие волосы Соня подумала, что это парик, но потом, приглядевшись повнимательнее, восхитилась, увидев, что они настоящие и, причем, некрашеные.

— Он ей что-то сказал, — вдруг сказала она, представив себе, ЧТО могло произойти на крыше. — Уверена, что он ей что-то сказал, чего она не вынесла, разозлилась ужасно. Скорее всего речь идет об измене. Ничто не может так разозлить, как измена.

Наталия промолчала, потому что Соня почти прочла ее мысли.

— Ты, кажется, куда-то собиралась? — она очнулась от своих невеселых мыслей и как могла улыбнулась Соне. — Иди. Что у нас сегодня на обед?

— Блинчики, как вы заказывали, и суп. А еще кое-что, я придумала сама… К чаю.

— Сегодня я наверняка скажу Игорю Валентиновичу, КТО здесь

у нас все готовит… А то он ведь так и думает, что это я… А я просто бездельничаю…

Соня, которая тоже пришла в себя после такого ужасного известия, уже стояла одетая на пороге и собиралась попрощаться, как вдруг вспомнила:

— Ой, чуть не забыла… Вам звонила Сара. Она просила передать, что сегодня после обеда к вам должен зайти какой-то Перов. А в восемь часов вечера — женщина по имени Анна Петровна. Я записала все в блокнот, как вы и велели, он возле телефона, на столике… ну, я пойду?

Она ушла, а Наталия села на кухне и стала вспоминать Полину и все то, о чем они разговаривали с ней в последнее время. Она закрыла глаза, откинулась на спинку стула и словно увидела Полину, живую и пахнувшую розовым маслом, которое так любила…

« — … Я знаю, тебе интересно узнать, как я живу там, в Москве… Это всем интересно узнать, но я пока промолчу… Если ты думаешь, что мне стыдно, то это не так. Далеко не так. Я уже не та девушка, которая продается за двадцать немецких марок в ресторане и обслуживает клиента прямо в кабинке, не обращая внимание на официанта и присутствующих женщин… У меня своя клиентура… Да и вообще, я скоро, возможно, уеду насовсем…

— Куда? В Москву?

— Да нет, ИЗ МОСКВЫ…»

Они говорили на кухне. Была ночь, Логинов уже спал, а Соня принимала ванну. Наталия так и не поняла тогда эту фразу: «… из Москвы…» Но куда? За границу? Она что, собиралась замуж за иностранца? Хотела повторить маршрут знаменитой «интердевочки»? А почему, собственно, и нет? А что, если ей повезет и она будет счастлива там, в другом мире?

И еще она пожаловалась на здоровье, сказала, что «все врачи идиоты, им только людей доверять…»

Что касается жениха, то она говорила о нем мало, словно боялась расплескать счастье, которое переполняло ее при мысли о том, что она скоро выйдет замуж. Стоп. Но если она собиралась выйти замуж за… как его там звали? Гуров? Да, Полина почему-то не называла его по имени. Гуров и все.

Так вот, если она собиралась выйти замуж за Гурова, тогда откуда же это таинственное «… ИЗ МОСКВЫ?» С кем она намеревалась покинуть страну? Может, с Гуровым?

Она открыла блокнот и записала: «Гуров — узнать ВСЕ!!!»

И в этом ей поможет Логинов, Сапрыкин и Арнольд. Они все должны помочь ей узнать о нем все… Если уже не узнали.

Дальше. Что же дальше?

В дверь позвонили. Наталия вспомнила про Сару и поняла, что наконец-то явился клиент, впервые за последний месяц. Клиент — это новая работа и новые деньги. А деньги, это предполагаемая поездка в Тунис. Или проще, в Бухару. Хотелось экзотики, жары, пряностей и фруктов. «Только без Логинова… Только без него…»

Она открыла дверь и увидела перед собой высокого человека в очках.

— Я, наверно, к вам… Вам Сара звонила?

— Проходите, пожалуйста. — она впустила мужчину в прихожую, мгновенно отметив его испуганный взгляд, так хорошо знакомый ей, свидетельствующий о чрезвычайном волнении. И как бы в подтверждение этому он сказал, снимая зачем-то очки и близоруко щуря глаза: — Вы — моя последняя надежда.

***

— Значит, говорите, что ваша дочь исчезла около пяти дней

тому назад?

— Да, она ушла из дома 10 июня в семь часов вечера, и больше мы ее не видели. У нее была встреча с каким-то молодым человеком, его зовут, кажется, Сергеем…

— А вы не знаете, где они должны были с ней встретиться?

— Нет. Я мало что знаю о ее привычках, Оля очень замкнутый человек, скрытный…

— Она что, и матери своей ничего не рассказывает?

— Раньше, когда еще училась в школе, рассказывала. Они вообще были подругами, а потом… потом у нас с женой

— Она и сейчас живет с ТЕМ мужчиной?

— Нет-нет, она возвратилась буквально через неделю, у нас с ней был серьезный разговор…

— … и вы простили ее, ведь так? — Наталия смотрела на этого симпатичного тихого человека, и ей было нестерпимо жаль его: вот бы ей такого терпеливого и понимающего мужа. А вслух сказала: — А ваша дочь — нет.  Я угадала?

— Да, вы совершенно правы. Поверьте, я не настраивал Олю против Татьяны, это не в моих правилах, она сама все решила… Она словно вычеркнула ее из НАШЕЙ жизни. Она мне прямо так и сказала. Представьте, она утром, проходя мимо матери, даже не смотрела в ее сторону. И завтракала только после того, как Таня уходила на работу. Но если вы хотите спросить меня, не связано ли ее исчезновение с ее отношением к матери, то я могу вас уверить: нет, нет и еще раз нет. Она не такой человек, чтобы уйти из дома и даже не позвонить…

— Она любит вас…

— Да, наверное…

— А почему вы не обращались в милицию?

— Разве я похож на отца, который не обращается в милицию, когда у него пропала любимая и единственная дочь?

— Нет, извините, вы не похожи на такого отца… А что вам сказала обо мне Сара?

— Все, — он опустил голову. — Мы с ней старые друзья. Еще по университету. Она хорошо знала Олю, хотя Оля никогда не ходила в «Кристину», считала, что ей еще рано…

— Сколько лет Оле?

— Девятнадцать. Она закончила второй курс биофака.

— У вас есть ее фотография?

— Да-да, конечно…

У Перова было вытянутое бледное лицо с водянистыми голубыми глазами, редкие волосы и большие красные уши. «Электронщик, умница, несчастный человек.» Представляясь, он сказал ей, что работает в физической лаборатории. Наталия уже слышала об этой лаборатории и даже читала в газетах: недавно они получили большой заказ от финнов. Может, исчезновение девочки связано с работой ее отца?

— Мне нужны все ваши координаты, телефоны, адреса и прочее… И все, что касается вашей жены. Кстати, она знает, что вы сейчас здесь? Что вы рискнули обратиться к такому узкому специалисту, как я?

— Да… — он несколько замялся и покраснел, — понимаете, моя жена не верит в такого рода вещи… Она реалистка и надеется только на милицию.

— А вы — нет?

— Я? Я уже не надеюсь увидеть ее в живых и приготовился к самому худшему. Поймите, я знаю свою дочь… Если ее нет, значит, она НЕ МОГЛА вернуться домой. ФИЗИЧЕСКИ. Иначе я бы знал, где ее искать. Даже если бы она встретила мужчину и, предположим, уехала с ним, пусть даже и на край света, она бы позвонила мне оттуда и сказала, чтобы я не волновался… Поэтому теперь, когда я переполнен страшными предчувствиями, мне необходимо будет увидеть того, кто убил мою девочку…

— Но почему?.. Откуда такая уверенность?!.. — попробовала возмутиться Наталия, но встретила ТАКОЙ взгляд Перова, что опустила голову: она поняла, что он действительно приготовился к самому худшему и что теперь жаждет мести… Интуиция — это высший пилотаж нематериальной сущности.

— Хорошо, я сделаю все, что смогу… Я сама позвоню вам…

***

Он ждал ее у подъезда. Знал, что она появится примерно около семи. Потому что в восемь начинается последний сеанс фильма «Зеленый театр». Эта ненормальная ходила на этот фильм уже в течение трех дней, всегда в одно и то же время. Вместе с долговязым типом в клетчатой рубашке.

Он видел, чем они занимаются в кинотеатре на последнем ряду, и его тошнило от их приторной нежности, этих поглаживаний коленей, от мокрых поцелуев, звуки которых доносились до него.

Ему нужно было, чтобы она хотя бы на какое-то время осталась одна. На улице или, еще лучше, в кинотеатре. Там, как раз перед зрительным залом, есть такой закуток, завешанный красной бархатной портьерой, где они могли бы уединиться.

Как сделать так, чтобы девушка (а он прекрасно знал, что ее звали Ольга Перова) села к нему в машину?

Когда она вышла, он стоял возле подъезда.

— Мне нужно с вами поговорить, — он подошел к ней и посмотрел прямо в глаза. Он знал, что красив и должен понравиться Ольге. — Я слежу за вами.

— За мной? — она была удивлена и слегка напугана. Но с другой стороны, она была женщиной, а потому почувствовала всем нутром, что рядом с ней находится мужчина, который мог бы сделать ее счастливой. Это заложено в каждой женщине. Все женщины — охотницы. Даже замужние смотрят по сторонам в поисках потенциального спутника жизни. Очередного спутника жизни. Женщина — она как планета, которая может сорваться в один прекрасный день со своей оси и умчаться, раствориться в пустоте… И чтобы этого не случилось ей необходим спутник. Пусть даже и на одну ночь.

Он презирал женщин.

— Вы уже три раза были на «Зеленом театре». Я заметил вас… Вам так нравится Веселовский (он имел в виду режиссера-постановщика фильма; эту фамилию он запомнил совершенно случайно, когда ему пришлось просидеть весь сеанс, наблюдая за этой сексуально озабоченной парочкой)?

— Да нет… Не то, чтобы очень… — она казалась растерянной, однако, стояла рядом и делала вид, что никуда не торопится.

— Я понимаю, это прозвучит по-идиотски… Но вы мне очень понравились. Давайте с вами встретимся… Хотя бы завтра. Черт с ним, с этим режиссером… Вы, наверно, уже догадались, что это был просто предлог… Ну так как?

Он видел, как она заколебалась, как пламя свечи на ветру. Глупая курица. Хотя и хорошенькая.

— Я спешу, — сказала она неожиданно, вспомнив очевидно горячие и влажные ладони своего ухажера, который, истекая плотоядной слюной, уже ждал ее где-нибудь неподалеку, чтобы увлечь за собой в кинотеатр и потискать в темноте. Ублюдок.

— Если хотите я вас подвезу, но только с условием, что вы сами назначите место встречи и время… Не отказывайте мне… Я вас очень прошу…

Она оглянулась, словно хотела увидеть кого-нибудь, у кого можно было посоветоваться на этот счет: сесть в машину к незнакомому мужчине или нет? Ей льстило то, что он подошел к ней, к закомплексованной угрястой девочке в дорогом новом костюме с короткой юбкой, которая никого в своей жизни, кроме такого же неопытного и изголодавшегося по ласке парня, еще не знала. Да и его знала только по губам и рукам, не больше…

Она подняла голову и встретилась взглядом с темными большими глазами.

— А если увезете куда-нибудь? — неуверенно и как-то по-детски сказала она, чувствуя, что ноги сами понесли ее к машине.

Она не помнила как садилась в машину. В ушах у нее гудело от нахлынувших чувств. Она никогда в жизни не сидела рядом с таким красивым молодым парнем, да еще в такой шикарной машине.

Он лихо развернулся, и машина стремительно выехала со двора.

Глава 3

МОРОЗОВСКИЕ ЗОМБИ. ДОМ ПОД СНОС И РОЗОВОЕ МАСЛО ДЛЯ ПОЛИНЫ

Наталия решила еще раз побывать на квартире Полины. Но уже без свидетелей. Кроме того, у нее из головы не шла та сцена, которую она увидела на крыше. «Глупо, конечно, — считала она, — но ведь должен же кто-то убрать следы этого пиршества… Этот заляпанный ковер, остатки посуды…» Она не могла себе представить, кто бы мог всем этим заняться: ведь Полина осталась совершенно одна. Кроме своей матери (ныне покойной) и Наталии она последнее время ни с кем не общалась…

Поэтому перекусив, она поехала на Мичурина.

Главное, что у нее был ключ. Она взяла его со столика в прихожей: привычка, выработавшаяся за последние два года, когда ей приходилось по нескольку раз бывать на месте преступлений. Разве возможно что-либо расследовать, когда у тебя нет на руках ни одной улики и когда ты начисто лишен доступа к информации. А как часто случается такое, что эксперты, проработавшие на месте преступления несколько часов, оставляют, тем не менее, массу вещей, потенциальных улик, на которые на обращают внимания или же попросту недооценивают из значимость. Вот на такие случаи и приходится рассчитывать, откровенно воруя ключи или, по возможности, делая — рискуя быть застигнутой врасплох — их слепки.

Когда она поднялась на крышу, то была очень удивлена, не увидив ни единой крошки. Словно она перепутала крышу или же ей вообще все это приснилось.

И только когда она открыла дверь квартиры (разумеется опечатанной, но очень смешно, при помощи бумажной ленты, слегка смазанной клеем, которую ничего не стоило переклеить, когда ей понадобиться уже покинуть квартиру), то поняла, что кто-то очень заботливый перенес и ковер и посуду в дом. «Сапрыкин,» — почему-то сразу на него подумала она. Потому что больше некому. Логинову было как всегда некогда, а Сергей, зная о том, что Полина была подругой Наталии, просто не мог все это так оставить. «При случае обязательно спрошу и, если это действительно он, поблагодарю…»

Квартира выглядела так, словно ничего не произошло. Только полы не очень чистые, да пепел где попало от сигарет. А вещи все на месте. И кажется, что вот сейчас откроется дверь ванной и оттуда выйдет Полина и скажет: «Привет, я уж думала, что ты не придешь…»

Наталия заперла за собой дверь, вошла в комнату и села в кресло, пытаясь представить себе все то, что произошло здесь вчера вечером. Скорее всего, птицу — курицу или утку — запекала сама Полина.

Наталия зашла на кухню и открыла духовку: на нее сразу пахнуло запахом горелого жира и чеснока. Значит, она угадала. Фрукты принес ее жених. Он же и выносил из квартиры ковер, расстилал его, устанавливал журнальный столик — «вот он, стоит тоже в прихожей рядом с двумя складными дачными стульями» — помогал носить посуду и закуски. Они мирно беседовали, предвкушая праздник…

А что, если пришел кто-то третий?

Эта мысль явилась только что и сразу сняла тень подозрения с любовника Полины. «С Гурова, — вспомнила она его фамилию.

— С Гурова…»

Пока она о нем ничего не узнает, они будут топтаться на

месте.

Она стала искать сумочку Полины, в которой всегда можно было найти много чего интересного. Начиная с косметики и кончая пистолетом. Почти как у Наталии.

Но сумочки, конечно же, не было. Ее наверняка изъяли и увезли в прокуратуру. А жаль…

Тогда Наталия принялась выдвигать ящики письменного стола, перебирала какие-то бумаги, как ей сначала показалось, ее матери: свидетельство о смерти, ненужные уже справки, квитанции… Чувствуя себя в этой квартире не совсем спокойной, она сложила их в папку и положила в свою сумку: «Пригодяться».

В ванне на полочке нашла мазь, не крем, а именно медицинскую мазь «Флоретин». Зачем она понадобилась Полине? Ведь навряд ли она оказалась в ванной случайно. А что, если ею пользовался Гуров?

Вкладыш у мази отсутствовал, значит, надо было проконсультироваться у знакомых врачей, что это за мазь и в каких случаях применяется.

Открыв большой шифоньер, Наталия удивилась такому количеству костюмов и платьев Полины. Она предполагала, конечно, что у женщины, ведущей ТАКОЙ образ жизни, должно быть много нарядов. Но зачем она их привезла сюда, если не собиралась жить здесь долго?

Как-то все непонятно. Скорее всего, она блефовала со своим возвращением в Москву или путешествием «из Москвы». Это были ее мечты.

Наталия увидела висевшее на плечиках красивейшее вечернее платье цвета спелого апельсина, в блестках, и хотела уже достать и приложить к себе, как вовремя одумалась: «Ведь

Полина мертва, она лежит в морге на ледяном столе, а ты собираешься примерять ее платье… Это почти мародерство…» Но уже через мгновение она думала не так: «Нет, это никакое не мародерство. Это нормальное поведение подруги, пытающейся примерять на себя не столько платье близкого тебе человека, сколько ЕГО ЖИЗНЬ.» И это было на самом деле: надев, к примеру, это платье, она скорее всего представила бы себя на каком-нибудь приеме или в номере московской дорогой гостиницы для иностранцев, где находила Полина своих клиентов.

Но когда она открыла правую створку шифоньера, то увидела нечто, поразившее ее воображение куда больше, чем оранжевое платье: великолепный ярко-красный парчовый жакет, расшитый стразами и сверкающий при электрическом свете, как драгоценность.

Она достала его и надела, Сунула руки в карманы и нащупала в одном из них листок. Это оказался телефонный счет. Московский. Это был подарок для Наталии, которая к своему большому сожалению не знала московский адрес Полины. А на компьютерной распечатке была щедро изложена вся информация о Полине: адрес, номера телефонов — и ее московской квартиры и той квартиры, где сейчас находилась Наталия. Значит, это оплаченные разговоры Полины с матерью.

Она сняла жакет и убрала его на место. Квитанцию бережно положила к себе в сумочку.

В ванной, в синем махровом халате, в кармане она нашла записку: «Гуров, ты свинья, больше не опаздывай. Я в магазине. Целую, твоя Поль.»

Наталия вышла из квартиры сама не своя. Ей показалось, что она прожила целый час Полиной. Словно надела на себя ее кожу и приобрела на это короткое время и ее мозги, и тело, и даже все запахи.

Надо было возвращаться домой, чтобы в спокойной обстановке обзвонить всех, кого возможно, на предмет установления личности Гурова. Знать фамилию — этого мало. Кто он такой, чем занимался, где и с кем жил? Кто был по профессии и прочее…

***

Пожалуй, это был первый жаркий день в этом июне.

Сиреневый опель Наталии напоминал плавящийся на солнце кусок черносмородинного мороженого.

«Пора покупать кондиционер», — подумала она, усаживаясь в душный салон и заводя мотор. И даже несмотря на жару и духоту, она просто обожала свою машину и пользовалась ей с удовольствием. Больше того, иногда, как это бывает почти со всеми опытными водителями, ей казалось, что она и ее машина — единый организм. И это ощущение спасало ее не раз во время рискованных погонь, когда от того, сумеешь ли ты вовремя свернуть в узкую улочку или объехать другую машину, зависела жизнь. В прямом смысле.

Наталия холила и лелеяла свою машину, но никогда не занималась ее ремонтом, предпочитая отдавать в надежные руки профессионалов, с которыми дружила и всегда с ними щедро расплачивалась. Но одной машины ей явно не хватало: что делать, если ее придется все же когда-нибудь отдать в профилактический ремонт? Красный форд ей все чаще и чаще приходил в голову и постепенно вытеснил все остальные марки, перед которыми она восхищалась. Но если покупать машину, значит, и гараж, а эти две покупки могут, наконец, разбудить спящего сном полного неведения Логинова.

Задумавшись, она доехала до своего дома и сразу же заметила стоящую неподалеку «волгу» Логинова. «Обедать приехал», — подумала она, и уже через несколько минут звонила в свою дверь.

Логинов встретил ее улыбкой: видно было, что он уже пообедал.

— Слушай, когда ты все успеваешь? — он обнял ее и прижял к себе. — Это было что-то необыкновенное. Особенно блинчики и что-то сладкое с орехами…

— Я могу тебе все объяснить… — Наталия уже собралась ему рассказать о Соне, но Логинов еще крепче обнял и у нее перехватило дыхание.

— Все потом. Ты сама-то обедала? Вы ведь женщины настоитесь у плиты и у вас пропадает аппетит…

— Да, я пообедала, — она вздохнула и поняла, что сейчас

Логинов приступит к своим «послеобеденным упражнениям»…

С каждым разом ей это нравилось все меньше и меньше. Было что-то такое в этих размеренных занятиях сексом, что придавало упорядоченность и стабильность (как ежедневное принятие пищи), но лишало романтизма и остроты. Но эти два качества она уже некоторое время с избытком находила в объятиях совершенно другого мужчины, которого, как ей казалось, тоже любила. «Что ж с того, что я люблю сразу двух мужчин?» — спрашивала она себя довольно часто, испытывая небольшие нравственные муки. И находила сразу тысячу оправданий себе на этот счет. Жизнь ее вообще сильно изменилась в последнее время, поэтому она, как и всякое другое живое существо, научилась меньше удивляться происходящим в ней переменам. Только одно ей иногда хотелось бы вернуть — частные уроки музыки, которые давали ей ощущение необъяснимой гармонии, несказанного тепла, когда она разучивала с маленькими детьми какую-нибудь фортепианную безделицу, и вносило резкий контраст в ее беспокойный образ жизни. Вспомнить хотя бы о тех делах, которые были связаны с серийными заказными убийствами и горами трупов… Как было бы хорошо после всего этого ада оказаться в уютном тихом кабинете наедине с каким-нибудь наивным шестилетним мальчуганом и разучивать с ним «Вислу» или «Как под горкой под горой»…