Рунет

Предисловие

«Чем больше интернета, тем меньше социализма, и наоборот — чем больше социализма, тем меньше интернета»
Валерий Лобко, пионер Белнета

Первая версия этого текста появилась в январе 2008 года. В то время словосочетание «русский мир» не было таким эмоциональным и многозначным, как сегодня. Возможно, что многие вещи, о которых в тексте идет речь как о теоретических обобщениях, сейчас можно воочию увидеть в нашей повседневной практике.

Эта книга — слепок времени, возможно, посмертная маска того постсоветского периода непонятного перехода или исхода от социализма куда-то дальше, но без конечного пункта назначения. Как письмо без адреса до востребования на почтамте.

В название книги вынесено «Рунет», но его описание будет идти от противного, иными словами, будет рассматривать то, что не является им, хотя это не очевидно.

Декабрь 2015 года

Введение

После работ М. Кастэльса, «открывшего» галактику интернетаManuel Castells, The Internet galaxy: reflections on the Internet, business, and society (Oxford; New York: Oxford University Press, 2001)., который продолжил поиски «галактик» вслед за М. МакЛюэном с его «Галактикой Гуттенберга», очень трудно решится на «астрономическое открытие» подобных масштабов. Поэтому задача данной книги менее амбициозна — найти и описать в уже открытой галактике новое существующее «созвездие». Таким «созвездием» могут стать культурные последствия от локальных практик использования интернета в Беларуси, Молдове и Украине. Хотя справедливости ради следует отметить, что пессимисты имеют полное право говорить не о «созвездии», а о «черной дыре». При этом мы начинали рассмотрение данного вопроса в странах Восточно-Европейского Пограничья и пришли к выводу о необходимости включения данных локальных практик использования технологий на постсоветском пространстве в виде созвездия под названием Рунет.

Также стоит сразу же оговориться, что национальное интернет-пространство не может являться чем-то автономным, не быть включенным в глобальную сеть. В таком понимании его не существует, но не следует говорить о национальном интернете, исходя из контекста и восприятия интернета в рамках прежних, классических подходов к проблеме коммуникации. Когда национальное освоение очередной технологии коммуникации приводило к тому, что появлялась культурная практика, локальная культурная форма использования данной технологии в локальном контексте. В случае с интернетом ситуация принципиально иная. Более уместно говорить о национальных особенностях освоения и использования глобальных технологий.

В начале исследования мы также пребывали в счастливом и наивном неведении относительно белорусско-украинско-молдавских «интернетов»«Интернеты», Лукоморье, б. д., http://lurkmore.to/интернеты..

Объект данного исследования — сегмент глобальной сети интернет как социально-культурный феномен в исторической перспективе в Беларуси, Украине и Молдове.

Предметом рассмотрения является практика конструирования культурной идентичности в процессе репрезентации при использовании интернет-технологий.

Проблемы, которые существуют в локальных национальных интернет-пространствах достаточно глобальны: от выяснения вопросов относительно принципиальной возможности своего существования, до трудностей противостояния стремлению власти контролировать информационное пространство. Вопросами, которые побудили к написанию данной работы, были: что такое Рунет, можно ли относить к Рунету только сайты в домене. ru, или можно расширить это представление до всех сайтов на русском языке? В одном из аналитических отчетов Яндекса сказано, что «под „Рунетом“ подразумеваются сайты, написанные на русском, украинском, белорусском или казахском языках, а также сайты на любых языках, размещенные в национальных доменах. am,.az,.by,.ge,.kg,.kz,.md,.ru,.su,.tj,.ua или. uz»«Контент Рунета» (Москва: Yandex, 2009 г.), 1, http://company.yandex.ru/researches/reports/ya_content_09.xml.. Насколько Рунет вообще может быть «нашим»Henrike Schmidt, Katy Teubener, и Natalja Konradova, Control + Shift: Public and Private Usages of the Russian Internet (Norderstedt: Books on Demand GmbH, 2006), 14–20.? И насколько он является «Другим»? Ведь если принимать подобное определение Рунета, то с большой долей уверенности можно сказать, что белорусского и украинского интернет-пространства не существует. Цель этой работы — обосновать и найти пространство для собственного культурного существования онлайн. Таким образом, цель книги — концептуализировать механизмы и стратегии конструирования культурной идентичности посредством использования интернет-технологий.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

на основе описания и анализа национальных интернет-проектов определить степень самостоятельности (или зависимости) в развитии интернета в Беларуси;

изучить специфику механизмов конструирования культурной идентичности в национальных сегментах интернета на белорусском материале;

рассмотреть роль сетевой информации в формировании культурной идентичности;

продемонстрировать инструментальные средства конструирования культурной идентичности в процессе репрезентации;

прояснить степень преодоления советского культурного прошлого и уровень интеграции в глобальное информационное пространство.

Поиск ответов на эти вопросы позволял получить аргументированные ответы и о возможности существования национального сегмента интернета на русском, а не только на национальном языке. Также можно говорить о национальных особенностях освоения и использования технологииRobert Burnett, Web theory: an introduction (London; New York: Routledge, 2003)..

Гипотезы

Никаких национальных «интернетов» в Беларуси или Украине не существует (только в Северной Корее или на Кубе, но это скорее «интранеты»). Возможно, более корректно говорить о национальных особенностях освоения новых технологий коммуникации, культурных легитимных формах использования технологий.

Интернет-пространство Беларуси, Украины и Молдовы формируется и во многом определяется российской частью интернета. Это можно рассматривать как культурную колонизацию и как переживание (повторное) советского опыта культурной зависимости и русификации. Открытое информационное пространство с Россией влияет на процессы идентификации не только пользователей, но и создателей медиа проектов.

Рунет, претендующий на включение в себя всего русскоязычного виртуального пространства, может рассматриваться как сетевая империя. Или метафорически в астрономическом дискурсе как созвездие.

Методология и методы проведения исследования:

В основании данного текста лежат результаты двух исследовательских проектов: «Культурная идентичность в контексте Пограничья. Медиаландшафт Беларуси» (2004—2005), и «Конструирование национальной идентичности стран Восточно-Европейского Пограничья (Беларусь, Украина, Молдова) в сети Интернет» (2006—2007). Оба проекта были успешно реализованы в рамках программы «Социальные трансформации в Пограничье (Беларусь, Украина, Молдова)», администрируемой Центром перспективных научных исследований и образования в области социальных и гуманитарных наук (CASE).

Данное исследование выполнено в рамках парадигмы cultural studies / internet studies, в социологических традициях «обоснованной теории» (grounded theory) на основании исследовательских интервью и было инспирировано одним из классических текстов internet studiesChristine Hine, «Virtual Methods and the Sociology of Cyber-Social-Scientific Knowledge», в Virtual methods: issues in social research on the Internet (Oxford; New York: Berg, 2005), 1–13., а также статьей о возможностях новых медиа для изучения социумаChris Mann, Internet communication and qualitative research: a handbook for researching online, New technologies for social research (London; Thousand Oaks, Calif: Sage Publications, 2000)..

Метод построения выборки: теоретическая выборка, который понимается как «процесс сбора данных для генерирования теории, посредством которого аналитик собирает, объединяет, кодирует, анализирует свои данные и решает, какие из них собирать на следующем этапе и где искать их для того, чтобы развить теорию по мере появления. Этот процесс сбора данных контролируется появляющейся теорией»Barney G Glaser и Anselm L Strauss, The Discovery of Grounded Theory: Strategies for Qualitative Research (New Brunswick, N.J.: Aldine Transaction, 1967), 45..

Метод получения первичной информации: полустандартизированные глубинные интервью с экспертами (face-to-face), ориентированное на предмет исследования. Исследование проводилось зимой-весной 2007 года в Минске, Киеве и Кишиневе. Во время интервью осуществлялась запись с помощью цифрового диктофона. Всего было проведено 22 глубинных полуструктурированных интервью с топ-менеджерами и руководителями интернет-проектов в Беларуси (akavita.by, charter97.org, naviny.by, nn.by, onliner.by, red.by, tut.by, nmnby.org), Молдове (allmoldova.md, basa.md, forum.md, moldova.ru, newsmoldova.md, super.md, try.md), Украине (dialogs.org.ua, e-media.com.ua, history.org.ua, korrespondent.net, pravda.com.ua, ugmk.info, proua.com).

Обработка и анализ полученных данных: записи беседы полностью транскрибировались и обрабатывались с помощью программы MaxQDA. С ее помощью осуществлялось троичное кодирование (открытоеАнсельм Страусс и Джульет Корби, Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники (Москва: Эдиториал УРСС, 2001), гл. 52–62 Гл. 5 Открытое кодирование., избирательноеТам же, гл. 81–96 Гл. 7 Осевое кодирование. и осевоеТам же, гл. 97–119 Гл. 8 Избирательное кодирование.) и последующий анализ данных. Работа над текстом книги оказала существенное влияние на автора. Все начиналось с пиратской копии MS Word, а завершилась осознанно выбранной и установленной лицензионной версией программного обеспечения с открытым кодом LibreOffice.org в связке с использованием сервиса для управления библиографической информацией Zotero.org.

В тексте приводятся фрагменты проведенных интервью для передачи нарратива. Ссылки на них оформлены следующим образом: <459; 1.1.2.> «прямая речь эксперта», — где первая трехзначная цифра — это закодированный IP-адрес сайта, с руководителем которого проводилось интервью. Вторая цифра отсылает к рабочей таблице кодов (см. Приложение 2), которые были составлены при обработке транскрибированных интервью методом открытого кодирования. Затем в кавычках — фрагмент прямой речи интервьюируемого эксперта. Последующие аналитические процедуры, методологически базирующиеся на избирательном и осевом кодировании, проводились уже с учетом результатов открытого кодирования. Фрагменты приводятся без стилистических правок и искажений. Если во время интервью собеседники из Молдовы говорят Молдавия и Беларусь называют Белоруссией, то это не опечатка, а фиксация существующей дискурсивной ситуации на момент проведения интервью.

В нашем случае речь идет об изучении тех, кто оказывает влияние на аудиторию. Для того чтобы обосновать правомерность данной методологии, необходимо привести теоретические наработки, которые быле сделаны в рамках grounded theory (обоснованной теории)Glaser и Strauss, The Discovery of Grounded Theory.. «Во-первых, исследование должно носить итерационный характер, т. е. аналитический процесс должен чередоваться с процессом сбора информации или даже идти параллельно ему. Во-вторых, соблюдение этого принципа позволяет создавать в процессе исследования теоретическую выборку, цель которой — репрезентировать не исследуемую группу людей (объект исследования), а аспекты, свойства, характеристики или качества исследуемого явления (предмета исследования)»О. Б. Клюшкина, «Построение теории на основе качественных данных», Социс 10 (2000 г.): 97–98.. Для того, чтобы пробиться к этому скрытому языку самоописания, использующемуся только в контексте определенного дискурса, было предпринято следующее. На основании целей и задач исследования была создана развернутая система кодов, которая стала критерием для последовательной деконструкции интервью. После того как стройные нарративы были деконструированы на составные части (минимальная единица — одно предложение), и исходя из соответствия критериям в системе кодов, были собраны «новые» тексты, вторичные по отношению к глубинным интервью. Они представляли собой все многообразие высказываний по той или иной проблеме, обозначенной в системе кодов. На этом уровне работы с текстом индивидуальные высказывания экспертов не рассматривались как их личное мнение или частная точка зрения. Артикулированные точки зрения и мнения воспринимались как циркулирующие в этом дискурсе высказывания по данной проблематике. Здесь весьма симптоматичным можно считать частые повторы одних и тех же идей разными экспертами, что еще раз указывает, что это не их личные высказывания, а язык, используемый для самоописания в данном типе дискурса. После того, как эта часть работы была выполнена, был составлен аналитический отчет по каждому из разделов системы кодов, который и находится в основании данного текста.

Сначала использовалось открытое кодирование, которое применялось к транскрибированным текстам и позволило наклеить понятийные ярлыки, раздробить связную речь интервьюируемых на смысловые единицы. Затем приступили к двум другим оставшимся типам кодирования: осевому и избирательному. Собственно, это две разнонаправленные стратегии, которые позволяют получить более многомерный результат всей работы.

Отличительной чертой нашего исследования является то, что массмедиа изучаются исходя не из «обратной связи» полученной от аудитории, а изучаются и рассматриваются как самодостаточный социальный институт. При этом анализируются не внешние проявления социальной активности масс-медиа, а скрытые и недоступные для непосвященных нарративы самоописания. Анализируется внутренний дискурс медиа, касающийся описания закрытой и самодостаточной системы. Получить количественные данные относительно пользователей интернета при современном развитии технологии не представляется невыполнимой задачей. Подсчет и анализ активностей пользователя на сайте уже стали нормой для различных систем статистики (Google Analytic, Яндекс Метрика, LiveInternet, Akavita.by и другие).

Намного сложнее понять, какой культурный, национальный проект сформирован или формируется в головах у авторов и создателей ключевых национальных проектов. Четко и внятно данные проекты никогда не артикулируются, потому как они не переводятся и не трансформируются в какие-то другие единицы. Это как предложенные С. Холлом ментальные карты концептов — размытые и практически бесконечное поля культурных значений и смыслов, которые являются основой для общего культурного контекста, неких оснований, которые являются смыслообразующими.

Научная новизна и значимость результатов

Это одна из первых научно-исследовательских работ в Беларуси, выполненная в традициях такого исследовательского направления, как internet studies. И если в России изучение социальных аспектов интернет-технологий получает все большее распространение, количество диссертаций, в названии которых встречается слово «интернет» уже изменяется сотнями, то для Беларуси в какой-то степени все еще впереди. Первые шаги в этом направлении уже сделаны. Например, в монографии Чернявской Ю. В. «Белорусы: от „тутэйшых“ к нации»Ю. В. Чернявская, Белорусы: от «тутэйшых» к нации, Неизвестная история (Минск: ФУАинформ, 2010).. Впрочем, можно говорить о глобальной проблеме включения интернета в академические исследовательские практикиAcademy & the Internet, Digital formations, vol. 12 (New York: Peter Lang, 2004)..

Для данной работы под internet studies понимается совокупность исследовательских стратегий и практик, направленных на изучение социальных, культурных, политических и экономических отношений, которые возникают в результате взаимодействия пользователей как в сети (онлайн), так и по поводу сети (офлайн). Собственно, можно сказать, что internet studies — это применение исследовательских принципов cultural studies к новой технологии.

Данная работа посвящена изучению не технической стороны взаимодействия, а изучению особенностей социокультурного взаимодействия, ее можно рассматривать как попытку изучения влияния интернета на общество, того, что в каталоге Библиотеки Конгресса США маркируется как подраздел общей социологии: «Internet: Social aspects» или «HM851».

Структура и объем работы

Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и приложений. Главы структурированы, исходя из эмпирических данных, полученных в ходе проведенных исследований. Для всей работы была выделена одна центральная категория, вокруг которой и выстраивалась вся аналитическая работа. Эта центральная категория — национальный интернет, или точнее, национальное интернет-пространство. Для разработки и поддержания этой центральной категории на основе проведенных интервью были определены три субкатегории: Идентичность, Пространство, Влияние. Эти три субкатегории очень тесно взаимосвязаны и взаимодействуют между собой, как бы предлагая ответы на некоторые вопросы.

Влияние — как/почему? Культура как поле (поле в понимании П. Бурдье) борьбы за влияние, за власть (М. Фуко).

Идентификация — кто? Какие социальные роли тут существуют и могут быть предложены?

Пространство — где? Виртуальное пространство — это все хорошо, но что делать, когда мы пытаемся разграничить офлайн и онлайн? Отдельно рассматривается вопрос о возможности визуализации интернет-пространства.

В результате для каждой из этих субкатегорий отведена отдельная глава. Проблема идентичности интересует нас в контексте культурной идентичности. Каким образом социально-культурные практики, повседневные ритуалы определяют или влияют на определение нашей идентичности.

Исследовательский вопрос: с помощью каких механизмов и практик неолиберализм посредством культурного империализма, сконструированного в виде «пространства потоков» (space of flow) способствует размыванию культурной идентичности в национальном интернет-пространстве?

Почему книга по-русски?

Во-первых, книга написана для широкой русскоязычной аудитории стран бывшего Советского Союза. Во-вторых, для всех бывших и настоящих «советологов», изучающих наследие СССР, которые, как правило, говорят по-русски, для того, чтобы попытаться изложить доступные аргументы в пользу того, что СССР больше нет, а Рунет — это неолиберальная сетевая империя XXI века, которая на наших глазах становится воплощением «русского мира».

Как читать эту книгу?

Эта книга не является попыткой написать «как есть на самом деле», скорее это попытка представить одну из версий того, почему так происходит, почему интернет в наших странах развивается именно так, как мы видим, и что может измениться в ближайшее время. Следует оговориться и уточнить, какие аспекты экономической деятельности в интернете остались без внимания в данном исследовании. Так, ни в каком виде не рассматриваются вопросы, связанные с SEO-бизнесом (SEO — Search Engenires Optimasation. Умышенные манипуляции над содержанием веб-страниц и не только с целью оказать влияние на деятельность поискового сервиса).

Деньги пришли в интернет, когда появилась возможность влиять на выдачу результатов по запросам в поисковых машинах. Собственно, можно сказать, с этого времени началась бесконечная борьба между владельцами поисковых сервисов и оптимизаторами, занимающимися продвижением сайтов. Первые пытаются минимизировать возможность влияния на результаты работы поисковых роботов, вторые — наоборот, делают все возможное для того, чтобы получить возможность влиять на результаты работы поисковой машины. Это перспективная для изучения и достаточно интересная тема, но в рамках данного исследования она не рассматривалась. Собственно, этой теме посвящено огромное количество личных блогов, написаны книги и пособия. Если вы в поисках книги «Как поднять сайт в Яндексе по редкому ключевику?», или «Чем линкопомойка отличается от белого каталога?», или «Как продать морду без сквозняка?», то эта книга не для вас. Если вам нужен сборник советов «Как раскрутить сайт и заработать миллион за три дня?», то эта книга вас разочарует, потому что она не об этом. Закройте ее и со спокойной совестью отправляйтесь в путешествие по своему списку закладок.

Также за рамками изучения оказались вопросы, связанные с платежными системами и способами взаиморасчетов в интернете (Webmoney, PayPal и прочие). Равно как трудности и особенности, связанные с налогообложением заработанных в интернете средств.

Без заслуженного внимания останется и глобальный бум «доткомов» (.com) и их трагический обвал, который, несмотря на свою глобальность, не затронул страны изучаемого региона.

Теперь по содержанию книги.

В первой главе обосновывается правомерность изучения локального влияния таких глобальных технологий, как интернет, и социально-культурных последствий освоения данных технологий. В качестве примера рассматривается белорусский материал.

Во второй главе изучается феномен влияния в контексте борьбы за власть или право определять видение реальности. Специфика экономического влияния рассматривается отдельно от влияния на трансформацию культурных форм.

В третьей главе конструируется одна из возможных версий понимания процесса идентификации. Каким образом практики обретения идентичности в странах бывшего Советского Союза учитывают или зависят от советского прошлого. Как и почему понятие «советскость» пережило, собственно, сам Советский Союз.

В четвертой главе сравниваются подходы к изучению физического и виртуального пространств. Оценивается перспективность использования географических методов для изучения виртуальных пространств и разграничения офлайн и онлайн пространств?

В заключении представлены обобщения и выводы по итогам всего исследования.

Книга будет полезна и всем тем, кто интересуется изучением социально-культурных последствий развития технологий коммуникации и того, как интернет изменяет наши повседневные культурные практики.

Глава 1. Локальные и глобальные истории интернета

1.1. Локальность глобального

Интернет не первая глобальная технология, которая проходит через своего рода сито локальных особенностей, способствуя созданию новой локальной версии. История интернета может быть написана двумя путями: «Во-первых, как история коммуникативной сети, во-вторых, как история высокоэффективной технологии, которая привела нас к интернету в том виде, в котором мы знаем его сегодня»Jerry Everard, Virtual states: the Internet and the boundaries of the nation state, Technology and the global political economy (London; New York: Routledge, 2000), 22.. Впрочем, не совсем корректно утверждать, что роль информации и коммуникации крайне важна именно в современном обществе, а ранее это было неважно. «Доступ к информации всегда был одним из условий социальной власти, а экономика даже в самых примитивных обществах в значительной степени зависела от информационных потоков. […] Все общества являются информационными, но все они информационны по-своему»Alistair S. Duff, Information society studies, Routledge research in information technology and society (London; New York: Routledge, 2000), 172.. Если говорить не об информации вообще, а учитывать необходимость наличия таких технологических оснований для распространения информации как, например, электричество, то этот бесконечный период существования информационного обмена будет помещен в иные рамки: «Историки часто прослеживают, что начало информационного века связано не с интернетом, компьютером, или даже телефоном, но с телеграфом. Именно с телеграфа скорость передачи информации существенно отделилась от скорости человеческого путешествия. Тогда люди путешествовали со скоростью поезда»John Seely Brown, The social life of information (Boston: Harvard Business School Press, 2000), 17.. Люди, которые занимались и занимаются разработкой новых технологий, могут преследовать различные цели и руководствоваться различными мотивами в своей деятельности. «Целью информационных революционеров является создание новых систем — технологических, социальных, политических и экономических, которые адаптируются к людям, а не наоборот»Adam Brate, Technomanifestos: visions from the information revolutionaries (New York: Texere, 2002), 4.. Адаптация к потребностям людей включает и локализацию с учетом социально-культурных практик использования подобных технологий.

В ХХ веке через подобную локализацию прошли технологии радио и телевещания. Для понимания особенностей культурного освоения технологии Раймонд Уильямс предложил понятие «культурная форма»Raymond Williams, Television: technology and cultural form, 3d изд., Routledge classics (London; New York: Routledge, 2003).. На продуктивное использование концепции культурной формы применительно к интернету впервые обратила внимание Мария Бакарджиева: «„Культурная форма“ относится не только к новым жанрам телевизионного контента, но и к новым формам просмотра телевидения. Эти два взаимосвязанных аспекта понятия „культурная форма“ характеризуют отношения производства и потребления. […] Таким образом, формулировка Р. Уильямса делает активности пользователей видимыми на уровне культурной формы»Maria Bakardjieva, Internet society: the Internet in everyday life (London: SAGE, 2005), 19–20.. Такое понимание культурной формы может быть востребовано и при изучении последствий влияния интернета на общество. В данном случае культурная форма будет в включать в себя все аспекты взаимодействия с новой технологией создания, распространения и получения информации. «Проблематичность информации в наше время состоит в том, что она одновременно включает в себя эстетические, этические и политические ценности. Эти значения являются аспектами взаимоотношений аффекта и знания о социальном пространстве, отношений, которые генерирует исторические формы и временные события»Ronald E. Day, The modern invention of information: discourse, history, and power (Carbondale: Southern Illinois University Press, 2001), 114..

Приведем несколько примеров локальных особенностей освоения интернета или создания собственной культурной формы для конструирования новой идентичности. Так, согласно исследованию М. Кастельса и П. Химанен, для финнов «информационное общество — это новая идентичность, которая спроектирована, чтобы заменить прежний образ Финляндии как лесной экономики или спутника Советского Союза. Информационные технологии для Финляндии — это способ показать себе и всему миру, что это больше не бедная или зависимая страна. Конечно, это способ реакции на „колониальную“ историю под влиянием Швеции или СССР»Manuel Castells, The information society and the welfare state: the Finnish model, Sitra, no. 250 (Oxford: Oxford University Press, 2002), 135.. На первый взгляд, параллели между ситуацией с конструированием идентичности в Финляндии и в Беларуси не очевидны. «Финская идентичность разработана на основе опыта долгой истории выживания: биолого-экономического выживания, политико-культурного выживания и даже выживания против внутренних демонов идеологически мотивированного насилия в первые два десятилетия независимости Финляндии. Финское национальное государство получает свою легитимность, в конечном счете, обеспечив выживание, или, выражаясь по-другому, гарантируя жизнь в условиях „пост-выживания“ посредством информационного общества и государства всеобщего благосостояния»Там же, 139..

Свой особый путь в понимании социально-экономического развития и освоения для этого интернет-технологий есть у и Китая. Надо сказать, что учитывая численность населения и количество пользователей интернета в Китае не удивительно, что китайская культурная форма использования интернета претендует на статус самостоятельного объекта для изучения в рамках интернет-исследований, например, «China Internet Studies»Jack Linchuan Qiu и Hargittai Eszter, «China Internet Studies: A Review of the Field», в Academy and the Internet (Peter Lang, 2004), 275–307., «Китайское киберпространство и гражданское общество»Zixue Tai, The Internet in China: cyberspace and civil society, Routledge studies in new media and cyberculture (New York: Routledge, 2006)., подробный отчет об инфраструктуре для мобильного интернета в КитаеAlex Lightman, Brave new unwired world: the digital big bang and the infinite Internet (New York: J. Wiley & Sons, 2002), 268–98. или изучение феномена «силиконизации» — стремления создать свою локальную «кремниевую долину», создавая особые условия для IT-предпринимательстваNgai-Ling Sum Informational Capitalism and the Remaking of «Greater China»: Strategies of Siliconization //Fondation nationale des sciences politiques, Cyber China: reshaping national identities in the age of information, 1st ed, The CERI series in international relations and political economy (New York: Palgrave Macmillan, 2004), 231..

В случае с США история взаимовлияния технологий и культуры «началась намного раньше, чем 50-е годы ХХ века […], но и сегодня можно увидеть разницу точек зрения в обсуждении культуры, которые окрасили наше видение web в абсолютно разные цвета»Aaron Barlow, Blogging America: the new public sphere, New directions in media (Westport, Conn: Praeger, 2008), 123.. И эти локальные отличия в понимании технологии учитывают национальный контекст, который включает «национальную коллективную память, способствует формированию культурной самобытности, начиная с формального образования национальное государство способствует усилению чувства истории, идентичности и социальных пристрастий в национальных терминах»Chrisanthi Avgerou, Information systems and global diversity (Oxford, New York: Oxford University Press, 2002), 115..

С некоторыми оговорками можно сказать, что слепая вера в потенциал новых технологий приводит к появлению своего рода культа интернета. «Культ интернета основан на ряде убеждений, часто сильно упрощенных, так как все они приводят к одному фактору. Отправной точкой и центром, из которого эти убеждения излучают это видение мира, в котором единственной реальностью, единственной правдой является информация»Philippe Breton, The culture of the Internet and the Internet as cult: social fears and religious fantasies (Duluth, MN: Litwin Books, 2011), 57.. При этом не всегда проясняется, что имеется в виду, какая именно информация.

Эта книга — своего рода попытка уклониться от подобного влияния культа интернета. «Реальное развитие интернета может быть проанализировано как плод борьбы противоречий между двумя моделями: стратегия интернет-для-всего, которая является матрицей этой новой религиозности, и более прагматичный подход всех тех, кто видит интернет как ценный инструмент, но лишь инструмент»Там же, 128.. Об ошибочности универсального понимания интернет-технологий, в частности, того, что для любой задачи или проблемы есть какое-то решение в виде соответствующего приложения, подробно написано в книге Евгения Морозова «To save everything»Evgeny Morozov, To save everything, click here: the folly of technological solutionism, First edition (New York: PublicAffairs, 2013).. В данном тексте далее будем понимать интернет как инструмент. В нашем случае это инструмент для конструирования культурной идентичности.

Сегодняшние подходы к пониманию культуры существенно отличается от тех, что были предложены в советский период белорусской истории, когда возникала уникальная ситуация, в которой благодаря однообразию советских массмедиа, обслуживающих интересы партийной элиты, медиа исключались из составляющий культуры и классифицировались как средство борьбы за умы. Поэтому массмедиа оказались на периферии гуманитарного знания в полном распоряжении интеллектуалов, связанных с подготовкой журналистов. О возможности анализа массмедиа, как важной составляющий части современной культуры речь не шла. Впрочем, подобное высокомерное отношение к медиа было свойственно не только для СССР. Западноевропейская традиция также предлагала весьма скептическое понимание значения массмедиа в обществе в середине ХХ века. Интеллектуалы, которые пытались анализировать функционирование массмедиа не как сторонние наблюдатели, а как активные участники процесса, рисковали оказаться зачисленными коллегами в разряд журналистов, а не исследователей. Длительное время и интеллектуалы вынуждены были выбирать между работой академической или журналисткой карьерой (см. подробнее П. БурдьеПьер Бурдье, О телевидении и журналистике (Москва: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», Институт экспериментальной социологии, 2002), 17–88, http://bourdieu.name/content/burde-o-televidenii-i-zhurnalistike.).

Тут нельзя не сделать оговорку, что, говоря об идеологии, «мы должны иметь в виду, что с „идеологией“ у нас есть две основные традиции, которые в значительной степени не взаимодействуют между собой: описательная и критическая»Peter Dahlgren, The political web: online civic cultures and participation (Houndmills, Basingstoke, Hampshire; New York: Palgrave Macmillan, 2013), 170.. Идеология мобилизует индивидов, превращая ряд из них в субъектов посредством интерпелляции. Интерпелляция свершилась, если окликаемый признал себя тем, за кого его принимают — идентификация произошла. Существование идеологии и интерпелляция субъектов, по мнению Луи Альтюссера, суть одно и то же явление. Функцию проведения принципов господствующей идеологии выполняют так называемые «Государственные Идеологические Аппараты», к которым Л. Альтюссер относил религиозные, образовательные, правовые, политические, профсоюзные институты, а также массмедиа, культурные учреждения и сфера знания. Как отмечает Славой Жижек: «Различие между когнитивизмом и cultural studies — это не просто различие между двумя доктринами или двумя теоретическими подходами; в конечном счете, это гораздо более радикальное различие между двумя совершенно различными условиями или, скорее, практиками знания, включая оба различных институциональных аппарата знания. И это измерение „теоретических государственных аппаратов“, используя формулировку Альтюссера, критично»Slavoj Žižek, «Cultural Studies versus the „Third Culture“», The South Atlantic Quarterly 101, вып. 1 Winter (2002 г.): 31.. Идеология, согласно двум тезисам Л. Альтюссера «репрезентирует воображаемое отношение индивидов к реальным условиям своего существования»Althusser L. Ideology and ideological state apparatuses //Mapping ideology (Verso, 2012), 123., а также «обладает материальным воплощением»Althusser L. Ideology and ideological state apparatuses // там же, 125..

Использование технологий массовой коммуникации и перспективы ее развития рассматриваются и Ричардом ХоггартомHoggart R. The Future of Broadcasting //Richard Hoggart, An English temper: essays on education, culture, and communications (London: Chatto & Windus, 1982), 161–73.. Одна из проблем, которая еще даст о себе знать, скрыта в том, что аудиторией востребованы возможности индивидуального отбора и потребления информации, что противоречит интересам и возможностям национального и интернационального вещания. Добавим, что эта возможность индивидуального потребления информации наиболее полно реализована в интернете. Иными словами, эта проблема обострилась с появлением интернета.

Р. Уильямс предлагает три возможных варианта понимания коммуникации как производстваMeans of Communication as means of production //Raymond Williams, Problems in materialism and culture: selected essays (London: Verso, 1980), 50–53.: 1) значение коммуникации редуцировано к медиуму, приспособлению, обеспечивающему процесс коммуникации; 2) утверждает некоторое значение коммуникации в смысле производства, по-прежнему оставаясь в рамках различий между природой и технологией; 3) отделение коммуникации от производства и наделение коммуникации возможностью порождать новые социальные миры, новую социальную реальность. Собственно феномен коммуникации подвергается тщательному анализуRaymond Williams, Communications, 3rd ed, Pelican books (Harmondsworth; New York: Penguin, 1976)..

Рассмотрение изучения медиа было бы неполным без двух программных статей Стюарта Холла «Cultural Studies — Two Paradigms» и «Сultural studies and its theoretical legaсies». С. Холл определил две доминирующие методологии в подходе cultural studies: структурализм и культурализм. Искусство уже не единственная форма культуры, а не более чем одна из возможных социальных практик. Культура понимается не как деятельность, а как способ жизни, более того, это не сам способ жизни, но то, что его пропитывает как коммуникативное ядро всей социальной практики, когда нет различия между высокой и низкой, духовной и материальной, абсолютно вся человеческая практика становится культурой.

Теория культуры изучает взаимоотношения между элементами образа жизни в целом. «Культура не есть практика или простое дескриптивное суммирование морали и народных нравов общества, как это представляется некоторым антропологам. Она прочитывается во всех социальных практиках и есть сумма отношений между ними»Hall S. Cultural studies: Two Paradigms What is cultural studies?: a reader (London; New York: New York, NY: Arnold; Distributed exclusively in the USA by St. Martin’s Press, 1996), 34.. Общее между структурализмом и культурализмом — культура понимается как означающая практика, лишенная жесткого детерминизма.

При этом cultural studies понимаются как «дискурсивная формация»Hall S. Cultural Studies and its Theoretical Legacies // Stuart Hall: critical dialogues in cultural studies, Comedia (London; New York: Routledge, 1996), 262., лишенная раз и навсегда определенного объекта и субъекта исследования. Занявшись изучением того, что на протяжении последних трехсот лет не считалось культурой, а понималось как не-культура, cultural studies изменили и представление об объекте и методологии исследования современного состояния культуры. Продукция и содержание массовой культуры, массмедиа, культуры меньшинств и маргинальных групп — изучение и понимание организации и функционирования этих элементов дополняют и изменяют академический дискурс.

В результате возник связный дискурс о массмедиа и доминирующей идеологии, но при этом полностью лишенный левой идеи и критического потенциала по отношению к власти. Вопрос власти игнорируется исследователями, что приводит к появлению своего рода «теоретического бриколлажа»O’Connor A. The Problem of American cultural studies // What is cultural studies?, 189.. Это направление поддерживается исследователями, которые «редко как-либо связаны с существующими политическими и культурными движениями и которые удивляются тому, что это возможно»O’Connor A. The Problem of American cultural studies //там же, 190.. Увлечение изучением конструирования репрезентации приводит к полному игнорированию реального источника репрезентации, подрывая основополагающий принцип исследований репрезентаций, утрачивается возможность прорыва к реальности.

Потенциал cultural studies, состоящий в том, что «исследования культуры в академической среде — единственная сила, которая обладает потенциалом вносить в нее изменения»Pfister J. The Americanization of Cultural Studies //там же, 296., полностью нейтрализуется посредством институционализации в академической среде. Четкое местоположение cultural studies в гуманитарном дискурсе объясняется весьма просто, ведь «если cultural studies не является учением, то для него и нет места в академической сфере»N. Denzin, «From American Sociology to Cultural Studies», European Journal of Cultural Studies 2, вып. 1 (1999 г.): 131., хотя при этом признается дискурсивный характер cultural studies. При этом сultural studies настроены неизбежно критически по отношению к политике дисциплинарного знания, что указывает на невозможность «институционализации в пределах традиционных академических дисциплин»Nelson C. Always already cultural studies: academic conferences and a manifesto // What is cultural studies?, 283..

С некоторыми оговорками можно утверждать, что cultural studies и media studies сыграли важную роль в формировании открытой исследовательской парадигмы internet studies.

Первоначально изучение интернета базировалось на понимании технических и техологических особенностей коммуникации. Собственно, еще до появления наиболее популярного протокола коммуникации www — world wide web, который теперь и ассоциируется с интернетом вообще, имели место попытки изучения особенностей взаимодействия и организации человеческой деятельности. Это привело к появлению такого направления в науках о коммуникации, как CMС — Computer Mediated Communication. О появлении СМС можно говорить «после изобретения первого компьютера после Второй мировой войны, или, по крайней мере более уверенно, после того, как в 60-ые годы ХХ века были разработаны прототипы современной электронной почты»Crispin Thurlow, Computer mediated communication: social interaction and the Internet (Thousand Oaks, CA: Sage Publications, 2004), 14.. СМС можно определить как «процесс человеческой коммуникации, опосредованный компьютерами»John December, «Notes on Defining of Computer-Mediated Communication», Computer-Mediated Communication Magazine 4, вып. 1 (1997 г.), http://www.december.com/cmc/mag/1997/jan/december.html., «посредством которого люди создают, обмениваются и воспринимают информацию с помощью сетевых систем телекоммуникаций (или не подключенных к сетям компьютеров), которые облегчают кодирование, передачу и декодирование сообщений. Исследование СМС рассматривает этот процесс с точки зрения различных междисциплинарных перспектив, концентрируя внимание на некоторых комбинациях таких факторов, как: люди, технологии, процессы и эффекты»John December, «What Is Computer-Mediated Communication», 2000 г., http://www.december.com/john/study/cmc/what.html..

С развитием технологических возможностей росло и число сервисов, которые были доступны для использования. При этом появились статистические (количественные) данные относительно активности пользователей. Когда число пользователей оказалось сопоставимым с аудторией различных традиционных медиа, то наступило и качественное изменение в изучении интернета. Начались эксперименты, которые продолжаются до сих и касаются возможности использования методов культурной антропологии, этнографии, социологии в киберпространстве.

Отдельно следует отметить исследовательские проекты, фокусирующие свое внимание на изучении культурных особенностей освоения современных телекоммуникационных технологий и формирования своего собственного культурного киберпространства. Эволюция развития интернет-технологий, в том числе и формирования понятия о web 2.0, приводит к тому, что и традиционные представления о культурных, политических, социальных явлениях также приобретают приставку web 2.0. Она отсылает к идее, что «распределенная сеть из создателей и участников, большинство из которых любители, используя самые простые инструменты для производства информации, может создать информационный продукт, который будет превосходить результат работы профессиональных, авторитетных источников»Chadwick A., Howard Ph. Introduction //Routledge handbook of Internet politics, Routledge international handbooks (London; New York: Routledge, 2009), 5.. Ключевое слово «может».

Возрастающее влияние интернета на фоне падающего влияния традиционных медиа (прессы, радио и телевидения) усиливают интерес не только к изучению интернета как новой технологии коммуникации, но в том числе и к изучению интернета как киберпространства, в котором разворачивается социальноеBrian McNair The internet and the changing global media environment // Routledge handbook of Internet politics //там же, 217–29. и где выстраиваются новые политические отношенияBennett L., Toft A. Identity, technology, and narratives transnational activism and social networks //там же, 246–60..

Здесь уместно упомянуть о концепции непреодолимого «цифрового разрыва» или «цифрового неравенства» (digital divide), которое имеет место быть не только в случае рассмотрения доступности современных телекоммуникационных технологий в странах, перед которыми борьба с голодом и нищетой стоит на первом месте. Ведь цифровой разрыв есть и в Европе. Как своего рода новая форма прочтения культурного разделения Европы на Восточную и Западную, в связи с тем, что «цель обеспечения всеобщего доступа к компьютерам и подключения к Интернету до сих пор не достигнута»van Dijk J. One Europe, digitally divided // там же, 288.. И тут можно говорить о еще одном изобретении Восточной ЕвропыЛарри Вульф, Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения (Москва: Новое литературное обозрение, 2003)., подобно Ларри Вульфу, но уже в цифровом измерении. Впрочем, эта социальная проблема, связанная с использованием интернета, анализируется ван Дейком по четырем критериям: мотивация, физический доступ, цифровые навыки и использованиеvan Dijk J. One Europe, digitally divided //Routledge handbook of Internet politics, 288.. Собственно, идеи относительно нового социального устройство ван Дейк подробно излагает в книге «Сетевое общество»Jan van Dijk, The network society: social aspects of new media, 2nd ed (Thousand Oaks, CA: Sage Publications, 2006).. Проблема, на которой мы еще остановимся более подробно, заключается в том, как мы рассматриваем интернет: как принципиально новую технологию или как новые социальные формы коммуникации, которые обусловлены появлением и распространением интернета. «Концепция сетевого общества не является синонимом для понятия информационного общества — это дополнение к нему. Мое убеждение состоит в том, что оба понятия неразрывно связаны между собой. В концепции информационного общества подчеркиваются изменения содержания деятельности и процессов в современных развитых обществах. В концепции сетевого общества внимание переключается на изменяющиеся формы организации (инфра) структур этих обществ»Jan van Dijk, The deepening divide: inequality in the information society (Thousand Oaks, Calif: Sage Pub, 2005), 146, http://www.utwente.nl/gw/vandijk/research/digital_divide/..

Но все это шире, чем инфраструктура для доступа в интернет — это о неравенстве в доступе к знанию. «Цифровое неравенство — это новый термин для старого концепта […], означающий неравный доступ к знаниям в информационном обществе. Это определение, следовательно, базируется не на технологии, а скорее на смысле нашего отношения к технологии»Jeremy W. Crampton, The political mapping of cyberspace (Chicago: University of Chicago Press, 2003), 142..

До тех пор, пока интернет не был частью социальной жизни и повседневной практикой миллионов, изучение интернета основывалось на понимании технической природы, на понимании того, каким образом возможна та или иная технология коммуникации? Какой протокол связи наиболее предпочтителен? Но по мере распространения интернета и снижения входного ценза для пользователей (сегодня количество пользователей персональных компьютеров практически равно или может быть равно количеству интернет-пользователей, т. к. на сегодняшний день компьютер без возможности подключения к интернету не рассматривается как полноценное рабочее место).

Когда интернет начинает включаться в сферу социального и культурного, то оказывается, что не меньшее значение и интерес для исследователей вызывают социальные последствия использования той или иной технологии. Того, каким образом онлайн-технологии оказывают влияние на oфлайн-практики. Как минимум это таит в себе угрозу пересмотра отношения и восприятия базовых культурно-структурирующих элементов, которыми являются время и пространство. Новейшие технологии коммуникации практически полностью аннигилируют пространственные и временные ограничения. Впрочем, «для культур с ярлыком „менее развитые“ создание условий для доступности информационных технологий может являться гораздо более низким приоритетом, а возможно, и не быть приоритетом вовсе»Richard Holt, Dialogue on the Internet: language, civic identity, and computer-mediated communication, Civic discourse for the third millennium (Westport, Conn: Praeger, 2004), 224..

Тут как нельзя кстати приходится изобретение интернет-времени (тринадцатый меридиан), которое измеряется в битах (24 часа — одна тысяча бит)«Internet Time Swatch. beat», 23 октябрь 1998 г., http://www.swatch.com/zz_en/internettime/itime_howitworks.html.. Появление 23 октября 1998 года этого коммерческого тринадцатого меридиана вызвало волну критики и, собственно, не было понято пользователямиTom Sarazac, «Swatch „Internet Time“ — Scam or Stupidity?», 25 октябрь 1999 г., http://www.tomsarazac.com/tom/opinions/swatch.html.. Но при этом открыло новые возможности для рассмотрения темпоральной составляющей киберпространства.

Наметив некоторую преемственность в internet studies традиций cultural studies, вернемся к методологическому обоснованию нашего исследования. На фоне возрастающего количества текстов о том, как изучать социальные и культурные проблемы в киберпространстве, проблематичность изучения сетевого общества, отметим лишь некоторые из них. Кристиан Фукс в книге «Интернет и общество» рассматривает политэкономические основания в различиях пониманиях киберкультуры и приходит к мысли, что «основной антагонизм киберкультуры находится между киберкультурой сотрудничества (социализации) и конкурентной киберкультурой (отчуждение, изоляция, фрагментации). Первая культура основана на ценностях, идеях и структурах обмена и построения отношений, вторая — на значениях, идеях и структурах, которые возводят границы, конструируют классы и разделяют людей. Киберкультура сотрудничества основана на идее единства в многообразии — диалектической взаимосвязи Одного и Многих. Конкурентная киберкультура — на идеях единства без разнообразия и разнообразия без единства — разделение Одного и Многих»Christian Fuchs, Internet and society: social theory in the information age, Routledge research in information technology and society 8 (New York: Routledge, 2008), 333..

Джеймс Слевин в своей книге «Интернет и общество» говорит: «Когда мы рассматриваем, каким образом интернет делает возможным новые способы использования и артикулирована информации — в том смысле, что способствует реорганизации общественных отношений — тогда мы изучаем, как интернет участвует в передаче культурных ценностей. Следовательно, это теория передачи культурных ценностей, которые должны обеспечить нам основу для понимания воздействия интернета»James Slevin, The internet and society (Malden, MA: Polity, 2000), 55..

Значительное количество работ посвящено рассмотрению проблемы легитимности использования уже распространенных методов проведения полевых исследований в киберпространстве. Посвящены тому, как проводить исследования в интернетеDoing Internet research: critical issues and methods for examining the Net (Thousand Oaks, Calif: Sage Publications, 1999). по аналогии с традиционной этнографиейЕ. Ярская-Смирнова и П. Романов, «„Делать знакомое неизвестным“: этнографический метод в социологии», Социологический журнал 1–2 (1998 г.): 145–161. и формирующейся виртуальной этнографиейChristine Hine, Virtual ethnography (London; Thousand Oaks, Calif: SAGE, 2000)., а также каким образом можно изучать сетевые сообщества и как можно исследовать влияние культурного освоение интернета на все остальные офлайн-практикиBakardjieva, Internet society..

При этом важно отметить, что проблема разделения на качественные и количественные методы проведения исследований применительно к киберпространству решается относительно просто. Дело в том, что необходимые для аналитической работы количественные данные при определенных технических возможностях могут собираться автоматически, исследователю необходимо определиться с используемым инструментариемMann, Internet communication and qualitative research.. Тогда как качественные методы требуют обоснования и поясненийВ. Воронков, «От объяснения к пониманию: в развитие дискуссии», Телескоп 5 (2004 г.), http://www.teleskop-journal.spb.ru/files/dir_1/article_content120063896443531file.pdf.. Таким образом можно выстроить теорию на основании эмпирических данных полученных в ходе онлайн-исследованияUdo Kelle, «Theory Building in Qualitative Research and Computer Programs for the Management of Textual Data», Sociological Research Online 2, вып. 2 (30 июнь 1997 г.), http://www.socresonline.org.uk/2/2/1.html..

1.2. Статистический взгляд на интернет в Беларуси: 1994 — 2006

Эта работа не является попыткой рассказать историю, как все было на самом деле или выстроить хронологическую последовательность, своего рода интернет-календаря. Составление максимально широкой и полной классификации зачастую оказывается тем самым критерием подлинности существования в онтологическом смысле. Когда стремление все учесть и линейно (!) выстроить «объективную» последовательность событий, которые и станут историей. Собственно, это есть вполне возможный и допустимый путь. Но в результате мы предсказуемо получим рост числа пользователей от нуля до пяти миллионов человек (на сегодняшний день) в Беларуси.

Так история российского интернета и была оформлена в виде «Летописи русского интернета: 1990—1999гг.»Е. Горный, «Летопись русского Интернета: 1990—1999», 2000 г., http://www.netslova.ru/gorny/rulet/index.html.. На сегодняшний день доступны хронологии или сетевые летописи, сделанные по аналогии с летописью российского интернета: молдавская краткая летопись находится на server.mdhttp://nethistory.server.md/NetHistory.ldova», б. д., «NetHistory.Mo, а белорусская — в комиксах — на os.byСергей Осипов, «История байнета в картинках», 2002 г., http://www.os.by/history/., хотя подобные истории далеки от академической строгости. Впрочем, они и не претендовали на это.

Стремление написать позитивную историю нового общества (после появления интернета) уводит нас от реальных практик использования данной технологии. На сегодняшний день уже все реже можно услышать исключительно восторженные отклики о влиянии интернета на социум и о его потенциале для социально-культурных преобразований. «Киберфобия и киберэнтузиазм, похоже, уступили свое место киберскептицизму — убеждению, что интернет в конце концов имеет минимальное влияние на демократизацию общества»Corrales Javier Lessons form Latin America // Leslie David Simon, Democracy and the Internet: allies or adversaries?, Wilson forum (Washington, D.C.: Baltimore Md: Woodrow Wilson Center Press; Distributed by The Johns Hopkins University Press, 2002), 31..

Для обозначения подобного явления Е. Морозов предлагает термин «киберреализм»Evgeny Morozov, The net delusion: the dark side of internet freedom, 1st ed (New York: Public Affairs, 2011), 318.. А еще в конце 90-х годов ХХ века А. ШапироAndrew L. Shapiro, The control revolution: how the Internet is putting individuals in charge and changing the world we know, 1st ed (New York: PublicAffairs, 1999). и Д. ШенкDavid Shenk, The end of patience: cautionary notes on the information revolution (Bloomington: Indiana University Press, 1999), 142–44. сформулировали восемь принципов сурового «технореализма».

После знакомства с несколькими разновидностями скептического восприятия технических особенностей интернет-технологий просто невозможно остаться интернет-оптимистом. Поэтому в этой работе мы пойдем другим путем. Не претендуя на объективность представленной истории, попытаемся составить ряд событий, фактов влияния или взаимовлияния, которые можно редуцировать к одному ключевому вопросу — вопросу власти. Это не история интернета как технологии, скорее это о доступе к технологии и, как следствие, доступа к источникам влияния, т. е. власти. Это своего рода попытка аналитического повествования одной из возможных историй интернета в странах Восточно-Европейского Пограничья. В своих рассуждения мы будем опираться на данные, полученные в ходе исследования и будем ограничены ими.

Здесь же мы попытаемся сконструировать одну из возможных версий понимания истории становления или освоения интернет–технологии на примере белорусского интернета.

История белорусского интернета, несмотря на молодой возраст, уже в достаточной степени мифологизирована. Впрочем, нарративы тех, кто непосредственно связан с ее созданием, насыщены штампами и клише, которые традиционно могли бы встречаться в различных вербальных версиях историй. Соприкосновение с историей предполагает некоторую степень включенности в контекст. Собственно, для тех, кто живет и зарабатывает в интернете, история интернета — это как часть личной биографии. Это как собственная и очень личная и приватная история, которая не может быть рассказана всем. Скорее тут предполагается и ожидается некоторая степень сопричастности и включенности в процесс.

Еще необходимо обозначить какие-то рамки того, что понимается под интернетом. Если исходить из того, что интернет — это не только наиболее распространенный на сегодня гипертекстовый протокол http и www как стандарт его отображения, то окажется, что интернет — это и такой протокол как гуфер, это и электронная почта, это и телеконференции, и, конечно, еще фидонет.

Первые белорусские сайты появились не в Беларуси. Это были различные интернет-проекты, которые были созданы за пределами Беларуси, но так или иначе относились к белорусской тематике. Эти белорусские сайты были англоязычными, но они были сделаны белорусами и про Беларусь. Это были студенты, которые учились в американских, европейских университетах и просто делали в свободное время сайты про Беларусь.

Затем, когда развитие и удешевление технологий перевело компьютеры из числа дорогостоящей вычислительной техники в разряд бытовой электроники, то неизбежно снизился и уровень требований, предъявляемых к пользователям (как своего рода интеллектуальный ценз). И как следствие этого произошел существенный прирост пользователей. Кстати, о белорусских пользователях. Значимым отличием нынешних пользователей начала XXI века от пользователей первой половины 90-х годов ХХ века было то, что пользователи одновременно были и создателями, и авторами, и владельцами каких-то интернет-проектов.

Когда интернет перестал быть лабораторной игрушкой для интеллектуалов и появись те, кто начал пытаться зарабатывать в сети, то неизбежно и неотвратимо тут появились невидимые рыночные механизмы и стимулы для деятельности. Пользователи начинают трансформироваться в аудиторию, которой можно что-то продать — от карточек для доступа в интернет до нескольких гектаров лунной поверхности. Но подробнее об экономической составляющей речь будет идти ниже.

Что касается доступа в интернет, то ситуация еще более парадоксальна. Первым провайдером, который предоставлял доступ на территории бывшего Советского Союза, был Релком (Москва, Россия). Наличие адреса электронной почты, прежде всего на визитной карточке, какое-то время было показателем успешности владельца этой самой карточки. Такими показателями в разное время были факс, адрес электронной почты, адрес официального веб-сайта и номер мобильного телефона. При этом доступ в интернет, конечно, по технологии dial-up, носил не столько коммерческий, сколько экспериментальный характер, хотя и требовал достаточных финансовых затрат (оплата телефонной связи до Москвы, плюс стоимость доступа в интернет).

Из приведенных данных следует, что в вопросе развития интернета Беларусь оказалась в непростом (практически классическом) положении «между»: с одной стороны, доступ в интернет был возможен только при взаимодействии с восточным соседом, с другой стороны, первые собственные сайты были сделаны на западе. Можно говорить о том, что появление и развитие интернета после распада СССР в Беларуси, в некотором смысле предполагало (или предлагало) два возможных пути развития:

1. Национально-ориентированный западный проект, предполагающий достаточно высокую степень участия пользователей в создании и наполнении уже существующих ресурсов.

2. Русскоязычный восточный проект, который не предъявлял повышенных интеллектуальных требований к пользователям и не предполагал их активного соучастия в создании ресурсов. Скорее наоборот, предполагал потребление уже созданных ресурсов.

По состоянию на сегодняшний день можно констатировать, что второй проект оказался более жизнеспособным. Впрочем, он оказался более востребованным и в общественно-политическом контексте в целом, а на не только в интернете. Но это не означает, что ситуация не может измениться.

Дискуссии о том, сколько можно насчитать пользователей интернета в Беларуси, давно вышли за рамки социологического любопытства и стали политическим аргументом, что особенно остро ощущается в ситуации, когда интернет становится одним из немногих источников альтернативной информации о происходящем в Беларуси.

К 2000 году интернет-пользователи составляли всего лишь 0,5% населения Беларусиwww как политическая публичная сфера // М. В. Соколова и В. Н. Фурс, ред., Постсоветская публичность: Беларусь, Украина (Вильнюс: ЕГУ, 2008), 102.. Согласно результатам национальных опросов общественного мнения, проведенных НИСЭПИ в конце 2002 года, 15% взрослого (т.е. старше 18 лет) населения Беларуси являлись пользователями интернета (вне зависимости от частоты использования). Согласно последней переписи населения (1999 года), в Беларуси проживает 7.6 миллиона граждан старше 18 лет. Это значит, что к концу 2002 года количество пользователей интернета в Беларуси составило около 1.140.000 (+- 3%)! Из них регулярных пользователей (ежедневно и несколько раз в неделю) — 410.000. Если исходить из предположения, что среди белорусских тинейджеров (в возрасте 15—17 лет) количество пользователей интернетом также составляет примерно 15%, общее количество пользователей составит 1.213.000» (Национальный опрос. Методом face-to-face interview опрошено 1.500 респондентов старше 18 лет, предельная ошибка репрезентативности не превышала 0.03. Декабрь 2002г.)«Интернет как фактор демократизации в Беларуси», 22 март 2003 г., http://www.tutby.com/publications/analysis/3876/..

Эту оптимистическую традицию продолжили исследования НИСЭПИ. Так, согласно данным, полученным в ходе двух исследований в марте и сентябре 2003 года, наблюдается положительная динамика прироста пользователей: в марте пользователей уже было 17,1%, в сентябре — 17.3% (Национальные опросы. Методом face-to-face interview опрошено 1.500 респондентов старше 18 лет, предельная ошибка репрезентативности не превышала 0.03. март и сентябрь 2003г. Пользователи Интернета в Беларуси: проблемы и перспективы)«Пользователи Интернета в Беларуси: проблемы и перспективы», 6 январь 2004 г., http://www.tutby.com/publications/analysis/3906/..

С 2004 по 2005 существенно возрос процент населения в возрасте 12—49 лет, имеющий доступ в интернет. Если в 2004 году возможность выхода в интернет была у 48% респондентов, то через год таковых стало 61%. Подчеркнем, что это не национальная выборка, а выборка репрезентативная городскому населению. При этом возрастные рамки более широкие, чем у исследований НИСЭПИ.

В 2006 году уже 32,7% респондентов ответили утвердительно на вопрос о пользовании интернетом (в октябре-ноябре 2006г. Центр системных бизнес-технологий SATIO подвел итоги осеннего омнибуса — маркетингового исследования, проводимого одновременно для нескольких заказчиков. В исследовании, которое проводилось методом личного интервью по месту жительства респондента, приняли участие 1 500 респондентов от 18 лет и старше во всех регионах Беларуси в городской и сельской местности. Выборка репрезентативна сельскому и городскому населению Республики Беларусь в возрасте от 18 лет и старше. Ошибка выборки составила +/- 1,8%.)«SATIO: Интернетом в Беларуси пользуется 32% взрослого населения», 22 декабрь 2006 г., http://www.tutby.com/publications/analysis/3907/.. Оказалось, что среди городского населения интернетом пользуется 38,1% опрошенных, среди сельского — 15,8%. Наиболее активными пользователями являются минчане (62,3%) и жители Минской (37%), Гродненской (32,6%) и Гомельской (30,8%) областей (данные от общего количества респондентов, проживающих в соответствующих областях). В 2013 году по данным Gemius Belarus / Datastream число уникальных белорусских пользователей вплотную приблизилось к числу пять миллионов. Здесь надо еще раз отметить, что наше полевое исследование проводилось в 2007 году.

Трудно оценить динамику ежегодного прироста пользователей из-за того, что речь идет не о лонгитюдном панельном исследовании, а о целом ряде автономных и не связанных между собой исследовательских проектов, каждый из которых строился по собственной выборке. Однако полученные данные позволяют сделать несколько выводов относительно динамики и характеристики белорусских пользователей интернета.

Во-первых, это устойчивая динамика роста числа пользователей. При этом рост достигается не только за счет подрастающего поколения, но и за счет включения в сеть пользователей среднего возраста.

Во-вторых, достаточно очевидное следствие, что подавляющее большинство пользователей сосредоточено в Минске и других крупных городах.

В-третьих, к приобщению к числу пользователей мешают языковые барьеры и границы в виртуальном пространстве.

1.3. Борьба за право номинаций: Белнет vs Байнет

Обсуждение риторических вопросов «А есть ли белорусский интернет? И если есть, то как правильно называть: Белнет или Байнет?» — периодически встряхивает сообщество белорусских пользователей интернета. Несколько примеров. Тема «Байнет. Феномен. (дискурс)», вызвала к жизни серьезные споры по данной проблеме на форуме onliner.by. От радикальных критических замечаний, что белорусский Интернет — это болото, в котором только и есть, что «полудохлые сайты с ворованным контентом, доф**ща обозревателей, никто не занимается сайтами серьезно, калечные сервисы и платежные системы, могучая кучка деятелей, г***ющих друг друга на только им интересных форумах, зависть и обезьянничество, отсутствие собственных идей и воображения»r00t, «Хар-ки байнета», 2 февраль 2006 г., http://forum.onliner.by/viewtopic.php?p=2834486#p2834486.. До оптимистических «Байнет — вполне осязаемая, четко обособленная от других нетов вещь»Храбрый Викинг, «отвечу на последний вопрос.», 3 февраль 2006 г., http://forum.onliner.by/viewtopic.php?p=2834486#p2836748..

Также были неожиданные предложения блокировать на форуме тех, кто использует малопонятные слова типа феномен и дискурс для обсуждения данной проблемы, т. е. попытки изучения сообщества пресекаются. Именно эта темы вызвала продолжение обсуждения на других тематических ресурсах. Из которых некоторые уже безвозвратно утеряны или удалены, например, «А что Байнет для Вас?» на форуме promo.webcom.by.

При этом стоит отметить также завышенные ожидания от интернета, что он полностью снимает представления о границах объединяя всех со всеми. Однако с последовательной стратегии отрицания существования национальных х-нетов, можно обнаружить интересную тенденцию, что «любой сайт, серьезно копающий по какой-то области знаний, а не по области на карте, выпадает из всяких „*нетов“»dikka, «Чем дальше в лес тем толще запары.», 6 февраль 2006 г., http://forum.onliner.by/viewtopic.php?p=2852275#p2852275.. Иными словами, для успешного проекта, перерасти национальные (локальные) границы просто необходимо. Наиболее успешные интернет-проекты труднее всего вписать в локальные рамки. Национального интернета как замкнутого и самодостаточного «пространства» не существует. Но национальный интернет как локальный способ освоения технологии имеет место быть. Принадлежность к национальному интернету — одна из стадий в развитии интернет-проекта. Выход на глобальный уровень как своего рода порог, показатель зрелости.

Изменить белорусскую национальную доменную зону –.by уже не представляется возможным. Хотя справедливости ради надо отметить, что за время работы над этим текстом появилась новая белорусская доменная зона. бел (кириллический домен).

Наша задача — выяснить, что общего у Беларуси и загадочного сокращения. by? Как уже отмечалось, национальная доменная зона. by была зарегистрирована 10 мая 1994 года. Но почему белорусским национальным доменом является. by? Сокращение. be отсылает нас к национальному домену Бельгии,.bg — Болгарии. Как можно увязать Беларусь (Belarus) и. by? <363; 3.8.> «Исторически BY это возникло из-за, по моему, безграмотного написания Белоруссия или как там белараша. Что там еще и оттуда появился этот „бай“. Какого-то 90-го года, совок. Записал так, так оно и пошло. Можно было забить более приличное».

Это ошибка, которую уже невозможно исправить. Перевести прилагательное «белорусский» на английский язык можно как byelorussian. Однако это возможно только в том случае, если отправной точкой в этом лингвистическом путешествии будет не Belarus, а несуществующая Byelorussia — английская версия существительного Белоруссия. Но Белоруссия — это понятие из того же семантического ряда, что и Малороссия, Молдавия, Туркмения, Киргизия и т. д. При этом украинский национальный домен. ua, а не. ma — производное от Малороссии. Парадокс, однако для определения наименования белорусской национальной доменной зоны было использовано не белорусское аутентичное название собственного государства на национальном языке. Получается, что в каждом доменном имени. by есть неизбежное напоминание о Белоруссии. Иными словами, тут уместно отослать к спору за право наименования Беларусь и Белоруссия в офлайне: <459; 3.8.> «Считаю извращением и уродством само слово „Байнет“. […] Ну потому, что это уродство какое-то лингвистическое. Причем здесь „бай“? […] Почему это должно называться „Байнет“? Причем тут „бай“? При чем тут домен, вообще не понимаю. Чего прицепились к домену? Мне это не нравится. Опять же прослеживается влияние постсоветского комплекса, раз в России есть Рунет, значит, у нас должен быть Байнет. Ну бред вообще!»

Если доменное имя. by [би-вай], то какие могут быть наименования для белорусского интернета? Так сложилось, что основная полемика с переменным успехом идет между наименованием Байнет и Белнет. Есть ярковыраженные адепты каждого из наименований. Компания «Ред Графикс» представила свою версию «Истории Байнета в картинках»Осипов, «История байнета в картинках»., признавая, что первоначально был термин Белнет.

В свою очередь, информационный проект, рассказывающий о происходящем в белорусском интернете, bybanner.com подходит к этому вопросу не менее принципиально и использует только понятие Белнет. Также можно найти разной интенсивности обсуждения этой лингвистической тонкости. Например, в сообществах Живого журналаbizzarebee, «Байнет vs Белнет», 24 июль 2005 г., http://pishu-pravilno.livejournal.com/1478295.html., а также аналитические статьи на тематических белорусских сайтах, например, IT-Belarus.netАнастасия Дудина, «Трудности перевода и самоидентификации. Расставить все точки перед „by“ пока не удается», 3 ноябрь 2005 г., http://it-belarus.net/publications/view/56/..

Одним из аргументов в пользу термина Байнет является аналогия с российским интернетом — именуемым «Рунетом». Где. ru — национальная российская доменная зона, которая почему-то читается не в английской транскрипции [ар ю], а как видишь, так и произносишь — ру. Но странно даже не это, а то, что. ru — это отсылка к Russia, что произносится как «раша», но российский интернет при этом остается «Рунетом», вместо «ар-ю-нета» или «ранета». Об особенностях заимствования и копировании российских культурных образцов речь будет идти ниже.

Иногда пользователи подводят даже филологические основания для определения наиболее адекватной терминологии: «Ответ зависит от языка. В русском языке орфография строится по морфологическому принципу, в белорусском по фонетическому. Потому и „Рунет“ а не „Ранет“. „Ру“ — морфема, имеющая смысл „русский“. В общем, не только „ру“, но и „рус“, но это уже детали. В русском языке обсуждаемое слово надо писать „белнет“»triogen, «Ответ зависит от языка», 25 июль 2005 г., http://pishu-pravilno.livejournal.com/1478295.html?thread=20573079#t20573079.. Иногда в эти споры включаются и иностранные эксперты, которые успели побывать в Беларуси до этого. По мнению Мартина Паульсена «белорусский интернет является более национальным, чем другие национальные сегменты интернета […], и понимание Байнета означает установление возможности для понимания Рунета»Martin Paulsen, «ByNet — Just Another National Internet?» (The Russian Internet in a Global Context, Passau, Altstadthotel: University of Bergen, 2011), 16..

Также в этой связи можно вспомнить многолетние споры белорусских веб-разработчиков и администраторов Яндекса по поводу добавления белорусских сайтов в раздел по территориальному признаку: сайты Беларуси или сайты Белоруссии. Сейчас — сайты Беларуси. Не будет лишним поблагодарить за это Яндекс еще раз.

Дискуссия о наименовании белорусского интернета не затухает, как и дискуссия о принципиальной возможности его существования (об этом ниже по тексту). Однако для дальнейшей работы нам необходимы рабочие понятия и наименования. Для обозначения белорусского интернета в данном тексте будет использоваться понятие Белнет. В пользу Белнета есть как минимум три аргумента:

1. Более корректная производная от названия страны — Belarus, но не Byelorussia;

2. Термин Белнет появился раньше, чем термин Байнет;

3. Белнет позволит избежать слепой кальки по аналогии с Рунетом.

Таким образом, для обозначения белорусского интернета в данной книге будет использоваться термин Белнет.

1.4. Выводы первой главы

Русскоязычное пространство намного шире, чем сайты, ориентированные на российских пользователей, и включает в себя множество ресурсов, никак не связанных с российскими пользователями. Доминирование русского языка в национальных интернет-пространствах не является признаком принадлежности и тем более лояльности к России, но указывает на включенность в созвездие Рунета. Под влиянием внешних факторов национальные сегменты интернета ощущают и признают свое зависимое положение и некое отставание. В зависимости от амбиций экспертов сроки отставания варьируются достаточно сильно. Здесь принципиальным оказывается вопрос о возможности или невозможности преодоления этого отставания и, как следствие, зависимого положения.

Можно говорить о стремлении осознавать себя неотъемлемой частью большого культурного пространства. Как и в годы СССР говорить на одном языке на одной шестой части суши, только теперь в виртуальном пространстве. В таком случае Рунет оказывается тем пространством «русского мира», которое отрицает исчезновение СССР и оживляет его в виртуальном пространстве.

Национального интернета как замкнутого и самодостаточного пространства не существует. Но национальный интернет как локальный способ освоения технологии имеет место быть. Принадлежность к национальному интернету — одна из стадий в развитии интернет-проекта. Выход на глобальный уровень как своего рода порог, показатель зрелости не только отдельного проекта, но всей национальной информационной системы в целом.

Глава 2. Борьба за влияние в поле культуры

Почему мы начинаем говорить именно о влиянии? Традиционно интернет воспринимается как неиерархическая сетевая децентрализованная структура. Можно сказать, что интернет есть воплощенная на практике теоретической модель ризомыДелез Ж., Гваттари Ф. Ризома // Альмира Усманова, Философия эпохи постмодерна: Сб. переводов и рефератов (Минск: Красико-принт, 1996), 6–31.. Однако если попытаться перейти к практическому использованию ризоматической модели, то столкнемся с некоторыми трудностями. В первую очередь с тем, что в неиерархической структуре обнаруживаются странным образом оформившиеся центры влияния (узловые точки), которые притягивают пользователей и определяют тенденции.

Собственно, под вопросом оказывается сам способ централизованного распространения информации и все плюсы для контроля ситуации, которые можно из этого извлечь: дозирование, фильтрация, манипуляция.

2.1. Культурное влияние и культурная зависимость

Возможно, было бы более традиционно начинать говорить о феномене влияния в контексте «диалога культур»Лотман Ю. М. Культура и взрыв // Ю. М. Лотман, Семиосфера (Санкт Петербург: Искусство-СПБ, 2000).. Но этот подход был бы хорош для ситуации диалога или иного взаимодействия культур. При этом если мы понимаем универсальность интернета как технологии, то в данном случае можно говорить о другом измерении или понимании коммуникации: не коммуникация как борьба за доминирование ценностей, а коммуникация по поводу объекта, в нашем случае — интернет-технологии.

В случае с заимствованием в интенете можно говорить о стратегии «Ctrl + C» и «Ctrl + V» или (copy paste — скопировать и вставить). Плагиат подобного рода встречается сплошь и рядом. Но это может указывать только на тотально непреодолимую интеллектуальную зависимость плагиаторов, от их ментальных доноров.

Попытаемся избежать избыточного пересказа очень увлекательной истории появления интернета, точнее, перерождения организованной под военные нужды сети APANET в более гуманную структуру, то, что собственно сегодня и является интернетом. Все это чрезвычайно подробно написано у М. КастельсаCastells, The Internet galaxy. и пересказывать нет необходимости. Для нас интереснее как эта технология попала в изучаемый страны и какие это попадание оказало последствия.

Скупой на эмоции и прилагательные язык календарей и справочников свидетельствует:

19 сентября 1990 г. в базе данных InterNIC зарегистрирован домен первого уровня. SU — Советский Союз«Delegation Record for. SU», The Internet Assigned Numbers Authority (IANA), 19 сентябрь 1990 г., http://www.iana.org/domains/root/db/su.html.

1 декабря 1992 г. появился. UA«Delegation Record for. UA», The Internet Assigned Numbers Authority (IANA), 1 декабрь 1992 г., http://www.iana.org/domains/root/db/ua.html.

24 марта 1994 г. появился. MD«Delegation Record for. MD», The Internet Assigned Numbers Authority (IANA), 24 март 1994 г., http://www.iana.org/domains/root/db/md.html.

7 апреля 1994 г. появился. RU«Delegation Record for. RU», The Internet Assigned Numbers Authority (IANA), 7 апрель 1994 г., http://www.iana.org/domains/root/db/ru.html.

10 мая 1994 г. появился. BY«Delegation Record for. BY», The Internet Assigned Numbers Authority (IANA), 10 май 1994 г., http://www.iana.org/domains/root/db/by.html.

Отдельно отметим, что формальный возрастной критерий — кто старше или кто первым начал в данном случае не работает, точнее, не должен был бы работать.

Диалог культур и постепенное развитие, обогащение коммуницирующих культур может быть очень интересным для работы с культурными текстами, когда динамика коммуникации прослеживается на протяжении нескольких столетий. В нашем же случае, когда сам феномен и все, что с ним связано, имеют менее чем двадцатилетнюю историю, говорить о динамике, о длительном диалоге достаточно проблематично. Так как культурные и не только изменения происходят не столько на наших глазах, сколько непосредственно с нашим участием.

Заимствование и диалог культур — это очень даже приемлемая для конструктивного сосуществования форма. Следует обратить внимание, что эта коммуникация не совсем способствует взаимному развитию культур, т. е. когда диалог культур воспринимался на каком-то буквальном уровне как обмен образцами культурных ценностей и задолго до появления механически воспроизводимых произведений искусства, это было бы возможно. Теперь же, в изменившейся ситуации, диалог культур превращается в массовый обмен культурными знаками, на которые уже наклеены ценники.

В ситуации, когда одна из культур оказывается донором или гиперпроизводителем, а другая — реципиентом, потребителем этих культурных знаков, оказывается, что есть все шансы случайно и незаметно повторить судьбу колонии.

2.1.1. Заимствование / копирование

Когда проводились исследовательские интервью с экспертами, то термин «зависимость» никак не пояснялся, в том смысле, что множественность значений в его понимании не учитывалась. Если мы попробуем найти аналоги, например, в английском языке, то окажется, что зависимость можно понять и как addiction, и как dependece. Кстати, очень похожая ситуация «непроблематицазии» в русском языке категории пола: sex и gender и, как следствие, использование кальки «гендер».

Получается, что в случае взаимоотношений с Рунетом мы сталкиваемся с двумя видами зависимости. Зависимости (addiction) как привязанности, как потребности для стабильного существования. И зависимости (dependece) как несамостоятельности, как бесконечной ситуации пребывания в статусе «младшего брата» или просто подчиненном положении. Применительно к изучаемому вопросу можно использовать оба варианта понимания зависимости. При этом важно отметить, что «интернет служит механизмом доставки для многих зависимостей, которые лишены материальной субстанции в своем основании, особенно таких, как видеоигры, секс, социальные сети, азартные игры и другие»Jim Blascovich, Infinite reality: avatars, eternal life, new worlds, and the dawn of the virtual revolution, 1st ed (New York: William Morrow, 2011), 178..

Самостоятельность национального сегмента сети можно определять исходя из наличия и использования ключевых интернет-сервисов: поиск, каталог и почта. Вокруг этого все и выстраивается, и оценивать создание локально ориентированного сервиса в терминах копии и оригинала не совсем корректно. Тем более, что есть глобальные сервисы, которые весьма вольно обращаются с административными границами: <361; 2.7.> «Потому, что на самом деле ну вот тот же самый mail.ru используют с тем же успехом и беларусы, и украинцы, и россияне, и все кто угодно. То же самое и с gmail.com: им пользуется огромное количество людей разных стран мира, и тут никаких границ нет».

Собственно, копирование можно рассматривать как вполне рациональное нежелание в очередной раз изобретать велосипед. Исходя из этого копирование не следует оценивать с помощью прилагательных, а попытаться понять степень осмысленности копирования: что, почему и для чего копируется. А с этим есть некоторые трудности, причем это можно считать общей тенденций для изучаемых стран. <411; 2.1.> «Сначала что-то происходит на Западе. Потом с опозданием на несколько лет это повторяется в России, копируется. Потом мы копируем из России то, что происходит там, и часто некритично».

Более того, трагическое отсутствие критического восприятия при заимствовании, иногда приводит к зависимости (addiction), когда собственные навыки и практики создания культурных образцов, достойных подражания, рискуют быть попросту утраченными: <629: 2.1.> «В принципе в основном это идет обезьянье копирование иностранных ресурсов нашими же программистами». И это касается не только интернета, но и других сфер деятельности. <459; 2.1.> «Потому, что это копирование идет на всех уровнях: на уровне телевизионных передач, идет и в радио, в радиостанциях, клип и программы сами, идет такое вдувание».

2.1.2. Зависимость от Рунета

В годы существования СССР доступ к новым технологиям был строго ограничен и жестко контролировался. Централизованная система распределения и дозирования информации работала достаточно эффективно в смысле ограничения возможности для получения информации. В этом смысле можно считать очень показательным текст А. А. Клесова о первой интернет-конференции с участием советских ученых в 1983 годуА. А. Клесов, «Двадцать лет спустя, или Как начинался интернет в Советском Союзе», Порт-Фолио 6 (28 октябрь 2001 г.), http://www.port-folio.org/part55.htm.. Россия, оказавшаяся в роли получателя наследства СССР вместе с долгами и ядерным оружием, получила и уже налаженные каналы доступа в интернет. Влияние российской части интернета в странах Восточно-Европейскго Пограничья вынесено в отдельный параграф. Это сделано, прежде всего потому, что по мнению опрошенных экспертов оно наиболее ощутимо и превосходит все иные влияния.

Вопрос в том, что такое Рунет? Подробнее о проблематизации понятия Рунет (как символической культурной фигуры Другого) будет идти речь в третьей главе. Но будет уместным представить различные исследования, касающиеся Рунета. Парадоксально, что данное исследование ориентировано на изучение социальных аспектов развития и влияния интернета в странах Восточно-европейского Пограничья, но при этом постоянно приходится ссылаться и упоминать Рунет, чтобы показать существующие отличия. Можно сказать, что Рунет отрицает существование национальных сегментов глобальной сети стран бывшего СССР, включая все в себя и объявляя все русским.

Исходя из написанного и опубликованного о развитии интернета в России, можно сделать вывод, что изучением социально-культурных аспектов влияния интернет-технологий в Рунете в большей степени заняты исследователи за пределами России. Это и проект «Control + Shift: public and private usages of the Russian internet»Schmidt, Teubener, и Konradova, Control + Shift.. И исследование Reuters Institute for the Study of Journalism о политической составляющей Рунета, как используется интернет в России оппозиционными политиками и инициативамиFloriana Fossato и др., The Web That Failed: How Opposition Politics and Independent Initiatives Are Failing on the Internet in Russia (Oxford: Reuters Institute for the Study of Journalism, University of Oxford, 2008).. Попытки долгосрочного изучения публичного дискурса русскоязычной блогосферыBruce Etling и др., «Public Discourse in the Russian Blogosphere: Mapping RuNet Politics and Mobilization», Berkman Center Research Publication (The Berkman Center for Internet & Society at Harvard University, 19 октябрь 2010 г.). в рамках проектов Berkman Center Research Publication. Попытка картографирования Рунета в рамках проекта United Nations Research Institute for Social DevelopmentRafal Rohozinski, «Mapping Russian Cyberspace: Perspectives on Democracy and the Net», UNRISD Discussion Paper (United Nations Research Institute For Social Development, октябрь 1999 г.).. Специальный выпуск бюллетеня Russian Analytical Digest, посвященный русскоязычной блогосфере и интернету в РоссииAlexanyan, Karina и Alto, Palo, «The Runet — Lost in Translation», Russian Analytical Digest, вып. 69 (2009 г.): 2–4.. Все они в той или иной степени касаются социальных и культурных аспектов освоения новых технологий. Безусловно, они не игнорируют экономические аспекты интернет-технологий, но и не рассматривают их как приоритетные.

При этом значительные усилия исследователей Рунета непосредственно в самой России связаны именно с экономическими сторонами онлайн существования. Прежде всего это сборники аналитических материалов «Онлайн-исследования в России», которые уже выдержали три выпуска в 2007А. В. Шашкина и М. Е. Поздняковой, ред., Онлайн исследования в России: тенденции и перспективы (Москва: Институт Социологии РАН, 2007)., 2010А. В. Шашкина, С. Г. Давыдова, и И. Ф. Девятко, ред., Онлайн исследования в России 2.0 (Москва: РИЦ «Северо-Восток», 2010). и 2012А. В. Шашкина, С. Г. Давыдова, и И. Ф. Девятко, ред., Онлайн исследования в России 3.0 (Москва: Издательский дом «Кодекс», 2012).. В них подробно рассмотрены различные методы проведения в онлайн-среде маркетинговых исследований для повышения эффективности рекламных коммуникаций. Также значимым является исследовательский проект Национального исследовательского университета «Высшая Школа Экономики», посвященный изучению экономики Рунета в 2011—2012Сергей Давыдов, «Исследование „Экономика рынков интернет-сервисов и контента в России 2011—2012“» (Москва: Национальный исследовательский университет «Высшая Школа Экономики», 2012 г.), www.rocid.ru/research2012. и в 2012—2013Сергей Давыдов, «Исследование „Экономика Рунета 2012—2013“» (Национальный исследовательский университет «Высшая Школа Экономики», 2013 г.), http://ЭкономикаРунета.рф. годах. К числу экономически сфокусированных исследований можно отнести и «Россия онлайн»Бартоломео Банке, Владислав Бутенко, и Ольга Коцур, «Россия онлайн. Влияние Интернета на российскую экономику» (Москва: Boston Consulting Groupe, 2011 г.)..

В меньшинстве оказались российские исследования, которые не изучают экономическую строну Рунета. Например, такие исследовательские проекты, как книга Евгения Горного, посвященная креативной истории РунетаEvgeniĭ Gornyĭ, A Creative History of the Russian Internet: Studies in Internet Creativity (Saarbrücken: VDM Verlag Dr. Müller, 2009). или изучение дискурса сетевых коммуникаций в рунете в исследовании Веры Зверевой «Сетевые разговоры»Вера Зверева, Сетевые разговоры: культурные коммуникации в рунете (Bergen: Department of Foreign Languages, University of Bergen, 2012)..

Но что объединяет и российских, и западных исследователей Рунета, так это понимание Рунета как пространства, которое превышает административные границы России. И в тоже время далеко не совпадая с границами распространения русского языка. С некоторыми оговорками можно сказать, что Рунет претендует на то, чтобы в некоторой степени объединить национальные сегменты интернета стран бывшего Советского Союза. Таким образом, можно сформулировать важное предположение для данной книги, что Рунет — это сетевая российская империя, в некотором смысле Российская империя 2.0 или пространство «русского мира».

Для подтверждения правомерности подобного утверждения вспомним работу Джоди Дин «Сетевая империя», которая опирается на текст Мишеля Хардта и Антонио Негри «Империя»Michael Hardt, Empire (Cambridge, Mass: Harvard University Press, 2000).. В своей работе она использует и анализирует три ключевых компонента из «Империи» М. Хардта и А. Негри, но уже применительно к рассмотрению глобальных телекоммуникационных сетей, а именно: «информация, сеть и спектакль»«The networked empire: communicative capitalism and the hope for politics», в Empire’s new clothes: reading Hardt and Negri (New York: Routledge, 2004), 266–73.. Применительно к рассматриваемой нами ситуации это указывает на возможные направления для анализа. Доминирование информации на русском языке, которая широко распространяется через тизерные, баннерные, контекстные рекламные сети, приводит к тому, что информационная насыщенность и ценность передаваемых сообщений теряет свою значимость, уступая зрелищности и визуальной привлекательности. Собственно, все это легко вписывается в «коммуникативный капитализм, в котором содержательная ценность сообщения менее важна, чем его меновая стоимость, его вклад в море информации, в поток или циркуляцию смыслов. Содержание не нуждается в понимании, необходимо только повторение, воспроизводство, пересылка. Распространение — это контекст, условие для принятия или отклонения сообщения»Там же, 275.. В результате мы являемся свидетелями поглощения глобальной капиталистической технокультурой самого феномена посредничества и сотрудничества в коммуникативных пространствах: «Диалектический антагонизм между сотрудничеством и конкуренцией лежит в самом сердце информационного капитализма»Fuchs, Internet and society, 120..

Мы можем наблюдать, как данное «имперское устройство работает и в ризоматических коммуникационных сетях, которые сами по себе уже выступают биополитическими, порождающими, продуктивными явлениями капитала, субъективности, самой жизни»«The networked empire: communicative capitalism and the hope for politics», 286.. Фактически можно говорить о симулировании информации, ее разыгрывании: «Это бесконечный цикл, который сохраняется ради себя самого для того, чтобы воспроизводить разницу между так называемыми „старыми“ и „новыми“ медиа. Старые медиа стремились доставить сообщения. В новых медиа сообщения просто циркулируют»Jodi Dean, Blog Theory: Feedback and Capture in the Circuits of Drive (Cambridge, UK; Malden, MA: Polity, 2010), 121, http://jdeanicite.typepad.com/..

В рамках нашего исследования мы пытаемся понять, в какой степени эта сетевая империя создана и функционирует в информационном пространстве если не всех стран бывшего СССР, то точно стран Восточно-Европейского Пограничья.

Взаимоотношение Рунета и Белнета — это зависимость или нет? Но это в какой-то степени риторика алкоголика, говорить о зависимости так прямолинейно. Ведь при этом если есть зависимость, то однозначно понимается, что есть и не-зависимость, некое непонятное нормативное или нормированное использование («пьет, но меру знает»), так и во внешнем влиянии. Есть, но в меру. При попытке выявить, что из этого может получиться, возникает масса дополнительных вопросов. Зависимость от Рунета как четкая привязка к «донору».

В такой ситуации может быть продуктивной попытка найти различия и сходства в понимании взаимоотношений национального интернет-пространства и Рунета с точки зрения белорусских, молдавских и украинских экспертов.

2.1.2.1. Белнет: — зависимость от Рунета

Взаимодействие Белнета и Рунета создает две радикальные и крайние позиции, два полюса. В данном случае эти позиции будут: непреодолимая зависимость: <411; 1.1.> «Русская культура более сильная. Там больше таких… ну заряд культурный, я не знаю, как сказать, ну больше классиков». И ее полное отсутствие: <494; 2.2.> «Я такой зависимости не нахожу. […] Если есть какой-то информационный ресурс, он востребован, но те, кто создает белорусские ресурсы, те кто ими пользуется, те, кто живет в интернете, как правило, люди, владеющие тремя — четырьмя языками и, собственно, о какой связи? Понятно, что большинство „навін“, новостей раньше появляются по-английски, по-немецки и по-польски. Как то этими языками владеют практически все, кто работает сегодня в беларуском интернете. Я имею в виду создателей продуктов оригинальных»

Тем не менее вопрос о зависимости либо ее отсутствии уже предполагает некое оценочное суждение. Хотя первостепенным по значимости является вопрос о наличии либо отсутствии данной зависимости: <363; 2.2.> «Вопрос влияния, вот влияние в негативном смысле — это получается знаешь как? Приходит более богатый российский интернет и с более лучшими качеством сервисами — он убивает на корню все белорусские. Ну ниша, из которой вот выколупался этот белорусский интернет — она есть. Я уже назвал: новости локальные и вот это все вместе и вот эта вещь, она создает белорусский интернет».

При поиске ответа на вопрос о зависимости от российского интернета и возможности преодоления этой зависимости все очень быстро переходит в плоскость тотальной культурной, политической, экономической зависимости от России. Символическая роль младшего брата все еще актуальная для нынешней системы власти. <556; 2.2.> «Фактически Беларусь сегодня позиционирована нынешними властями в качестве сателлита. […] Фактически самое непосредственное отношение к нам имеет то, что происходит в России, во всех остальных странах, даже самых близких все-таки оно в значительной степени опосредовано, опять-таки российским». Но эти попытки перенесения в онлайн закономерностей офлайн деятельности не всегда могут быть рационально обоснованы. И зависимость превращается в непреодолимую преграду для развития национального интернета. <411; 2.2.> «Во-первых, большинство деятелей интернета, к сожалению, не знает настолько английский, и проще копировать из Рунета. Они там хотя бы чаще бывают, а в западном интернете бывает мало кто и только на специализированных сайтах, а не на общих. Ну сколько человек бывает на yahoo? В лучшем случае почтой пользуются, остальное не читают, то же самое касается msn.com. Потому что там про другую жизнь совершенно все другое. Как бы нечего делать человеку. Разработчик пытается использовать опыт, который ну как бы близко лежит. […] А вторая причина более фундаментальна. Она заключается в том, что чаще всего наша аудитория к раннему копированию западных проектов не готова». Интересное замечание относительно раннего копирования. Получается, что новые проекты, которые доступны всем с момента их появления в сети, должны «вылежаться» или показать свою жизнеспособность, прежде чем они будут локализованы и ориентированы для белорусских пользователей. Но спустя некоторое время после появления того или иного сервиса создавать что-то подобное только для своих пользователей может оказаться просто нецелесообразно. <338; 2.2.> «Здесь мы пока все равно будем в роли догоняющих. Нам надо открывать те сервисы, которых у нас нет. В частности поискового механизма собственного. Разрабатывать, развивать. Я не знаю, наверняка это будет очень сложно просто потому, что это нецелесообразно».

Но ориентация на Россию и копирование «лучших» образцов именно там иногда приводит к отсутствию критического восприятия и осмысления создаваемых в Беларуси проектов. <459; 2.1.> «Копирование всех проектов и ориентация на то, что делается в Москве. Точно так же и здесь в названиях. Самый классический пример — это название точки обмена трафиком. В Москве есть точка обмена трафиком между провайдерами — пиринговая точка — называется она ММТС-9 или как это она назвалась RU-9, девятка. Почему девятка? Потому что она находится физически в телекоммуникационном узле международной телефонной станции номер девять, в Москве их несколько. […] В Украине сделали и тоже назвали ее девять. Сказали, что так вышло! Причем здесь девять? Они даже не задумываются, что это значит. Раз в Москве девять, значит, и тут должна быть девять. […] И в Беларуси называют BY-9. Я просто был вообще… BY-9. […] Это ж вообще, без комментариев просто, т. е. точка обмена трафиком BY-9. Так и пишут. […] Мы тупо и бездумно вообще сдуваем».

Значительно реже зависимость проявляется в заимствовании и шаблонов и клише, которые, скорее всего, в свое время также были заимствованы Рунетом. Но при этом они наполняются по мере возможности собственным содержанием: <459; 2.1.> «Хотелось статистики, которая бы отвечала таким требованиям. Это было как раз время зарождения таких сервисов вообще в мире. Были какие-то мировые акторы, были российские, вот они все были там на практически очень простом уровне, давали отчеты. Хотелось чего-то большего. Мы сделали так, как было свое видение. Допустим, при этом рейтинги были заимствованы у Rambler. Кстати, полностью один в один. Да, то, каким образом организовывать каталог и рейтинг, упорядочивание ресурсов по посещаемости и даже разделы и категории было так или иначе заимствованы».

Хотя глубина и характер этой зависимости от Рунета для белорусского сегмента сети иногда кажется фатально непреодолимым. Зависимость, обнаруживающая себя в первую очередь в голове, стремится всеми доступными средствами обосновать нормальность и неизбежность существующего положения. В осознании взаимоотношений с Рунетом есть темпоральное измерение: <411; 2.2.> «Да. Историческая! Ну Витебск, он же с Россией связан. Там все на Москву ориентировано, с его биографией, что он на полдороги. В Гомеле многие на украинские ресурсы ходят. В Бресте влияние Польши, Чехии». Хотя искусственное привнесение линейной истории не сильно упрощает понимание динамически развивающейся ситуации культурного влияния: <363; 2.2.> «Белорусский интернет в любом случае что-то откуда-то берет, в первую очередь из России».

2.1.2.2. Молдова: — зависимость от Рунета