Бесплатный фрагмент - Руководство по эксплуатации

Особая благодарность маме — Валентине Ивановне — организатору и вдохновителю всех наших побед, чьи «заметки на полях» подвигли меня на написание этой книги…

---

Чтобы было все понятнее — пару слов о себе.

От рождения до 15-ти с половиной жил, рос и развивался так же, как и тысячи и миллионы обычных детей, юношей и подростков в стране, которая тогда называлась СССР.

Первого августа 1982 года получил травму позвоночника: пятый и шестой шейные позвонки — вдребезги, спинной мозг на этом уровне — полный разрыв. Травму часто называют «травмой ныряльщика». Нырял на оборудованном пляже.

С той поры — полный паралич почти всего: от ног до груди и частичный паралич рук. Не работают пальцы рук. Пишу и печатаю, зажав ручку/карандаш/стилус (в моем случае — чаще всего тот же карандаш) между постоянно сведенными пальцами рук.

Соответственные проблемы из-за отсутствия нормального контроля организмом работы органов брюшной полости — от желудка до мочевого пузыря.

Характер не нордический. Но стойкий. Но эмоциональный. По собственным ощущениям — «мотает» от холерика до меланхолика.

С людьми схожусь небыстро, но надолго и накрепко.

Разговорчивый. ОЧЕНЬ разговорчивый! ☺

Предисловие

А оно мне надо?

А зачем я вообще сел и пишу эту книгу?

Проверить свои умения в складном изложении мыслей? Да как-то не вижу смысла. И книг научных написано и издано более десятка, и статей как популярных, так и научных более полутысячи наберется.

Подвести итоги собственной жизни? Угу… Лично мне сейчас хотелось бы верить, что итоги жизни подводить еще рановато. Многолетний опыт, как личный, так и общественный, говорит о непредсказуемости завтрашнего дня. Не говоря уже о будущем месяце или тем более годе. В странное время мы живем с точки зрения китайцев, но вроде как-то приспособились.

Мой взгляд на авторизованную автобиографию, как у моего друга Рубена Гальего в его книге «Белое на черном»? Ну разве что очень не напрямую, опосредованно.

Рассказать о себе — белом, пушистом, необыкновенном — ой, не смешите меня! Об этом всем, да и гораздо объективнее, могут рассказать люди, меня окружавшие и окружающие.

А вот вспомнить всех тех, с кем встречался, общался, развивался, благодаря кому жил и выжил, на мой взгляд, будет делом нужным. А вдруг и вы с ними тоже знакомы, а вдруг и вам они откроются с непривычной для вас стороны?

Да и шишек набито на долгом моем жизненном пути…

И если это поможет избежать хотя бы одного жизненного «синяка» у прочитавших сей опус, значит, уже пот и кровь израсходованы не напрасно. Да и, без ложной скромности, есть в чем на меня равняться и с чего, с кого брать пример. (☺)

Вот где-то так. А как оно получалось в реальности — вы сможете сказать, дочитав, я надеюсь, этот труд до конца.

Глава 0.
Чуть было не забытая

Исторический спор: что важнее: генетика или воспитание?

Дальше в книге все будет про воспитание, но и на происхождении Быкова Д. А. тоже хотелось бы приостановиться.

Какие корни дали рост каким стволам и веткам?

С самого рождения рядом были все бабушки и дедушки. Бабушки всю свою городскую жизнь занимались семьей. Ну а деды на момент моего рождения уже давно были пенсионерами. Что-то рассказывали внуку о своей жизни, о чем-то умалчивали. К сожалению, многое из тех рассказов стало понятным уже спустя долгое время после их ухода.

Папа и его родители — Быковы и Апальковы. Здесь история интересная, но хотя бы известная. По крайней мере, на 150 лет назад. Прадедушки с прабабушками моих дедушек и бабушек (мои три раза прапрапрадедушки, если быть лингвистически точным) перебрались на Южный Урал сразу после отмены крепостного права (в 1861 году). Поначалу землю арендовали, но к 1910 году накопили достаточно золота на выкуп земли под хутор Быково.

Большая, многодетная семья сама вела немаленькое хозяйство. Как результат — раскулачили в 1930 году. И теперь на месте хутора — пустая земля в Увельском районе Челябинской области. Младших братьев и сестер бабушки и дедушки выселили в деревеньки с логичным названием Выселки. Дедушка, как старший брат, отвечающий за все и всех, оказался на два года в тюрьме Челябинска — с 1930 по 1932-й.

Историческая реминисценция. В то же время, как в челябинской тюрьме сидел мой дед, дед моего друга и одноклассника руководил всеми тюрьмами Челябинской области. Вот такой вот исторический пердимонокль.

Освободившись, дед Егор не только построил свой дом, но и в конце 1930-х проводил в летное училище своего старшенького. Папин старший брат, Леонид Егорович, не только успешно закончил училище, но и прошел «воздушным извозчиком» на По-2 три войны — Великую Отечественную, Советско-японскую и в 1956 году в Венгрии.

И, отслужив все положенное, вернулся в Челябинск к двум своим младшим братьям — Виктору Егоровичу и моему будущему папе Анатолию Егоровичу, который в 1959 году заканчивал совместное обучение с моей будущей мамой Валентиной Ивановной Киселевой в школе №55 Ленинского района Челябинска, с каковой они и соединились чуть позже.

А вот о маминых предках, увы, мне известно гораздо меньше.

В нашей стране с непредсказуемыми прошлым, настоящим и особенно будущим сопоставить описываемую жизнь и события в жизни маминых родителей с происходящим в мире удалось только тогда, когда спрашивать и уточнять было уже не у кого. А ведь с детства слышал бабушкины рассказы о том, как в восемь лет одинокая Вера, оставшаяся одна без родителей, из пригорода Петрограда с младшей двухлетней сестрой на руках приехала в Петроград и пошла работать прислугой. И лишь гораздо позже до меня дошло, что произошло это в 1917 году.

Слышал и рассказы дедушки Вани о том, как, строя себе дом, в 18 лет сильно повредил спину. И вдруг он неожиданно оказывается среди строителей Горьковского автозавода в 19 лет. Что с ним произошло в реальности, вряд ли узнаем. Но, как мне кажется, и здесь «отметилось» раскулачивание — уж очень точно подходит по годам.

Затем была работа на Ижорском заводе, где делали броню для кораблей и танков. Там дедушка и бабушка познакомились и жили спокойно до 22 июня 41-го года.

Выжили в первую зиму блокады, выжили при эвакуации рабочих Ижорского и их семей из окруженного Ленинграда (из трех взлетевших одновременно ЛИ-2 долетел только один), выжили в дороге до Урала. По весне 1942 года вместе с Танкоградом обосновались в Челябинске, где в декабре того же года родилась мама главного героя этого жизнеописания.

Валентина Ивановна и Анатолий Егорович целых 15 лет жили, не подозревая о существовании друг друга. И, познакомившись в седьмом классе, дальше расширяли и углубляли взаимоотношения вплоть до свадьбы 30 апреля 1965 года.

Не зря говорят — противоположности притягиваются. Индивидуалист, математик и логик Анатолий гармонично соединился с общественницей, эмоциональным гуманитарием — Валентиной, да так крепко, что и золотую свадьбу уже отпраздновали. Нашли они себя и в семье, воспитывая «сыночка и лапочку-дочку».

Семья росла и развивалась. И все было, как в обыкновенной советской семье, вплоть до 1 августа 1982 года.

Глава 1.
Детство

В начале было слово? Да нет! В начале был свой дом в Ленинском районе Челябинска, где автор и появился на свет в начале далекого 1967 года. Слово, конечно, тоже было, но чуть попозже.

Как начал говорить в год, так до сих пор остановить никто не может. ☺

Но радость зелени со своего огорода продлилась недолго. Под натиском многоэтажек частный сектор «Порт Артура» исчезал. И в возрасте трех лет ваш покорный слуга переместился вместе с родителями в первую в своей жизни квартиру. Большой плюс житья в своем доме — не только приусадебное хозяйство. Родители папы жили с нами под одной крышей. Родители мамы были «значительно» дальше — в 200-х метрах. ☺ К тому времени все они уже были пенсионерами — проблем с гулянием, кормлением, общением не было.

Историческая реминисценция вместе с аллюзией и ретроспекцией (неявная цитата из памяти, мысленная отсылка, цитирование без кавычек). Порт-Артур — это потому, что район в 100 метрах от железнодорожной станции Челябинск на Транссибе. Через Челябинск везли солдат на Русско-японскую войну и обратно. Сама станция — с одной стороны путей, места под жилье для военных — с другой.

На улице Воронежской (ныне Масленникова) я прожил до школы. Под приглядом бабушек и дедушек наслаждался жизнью. В четыре года научился читать, в пять лет был записан в первую свою библиотеку и даже успел попробовать коллективное воспитание: целых полгода отходил в подготовительную группу детского сада.

Малая кармическая беда моих молодых лет.

Те, кто жил в СССР, должны помнить строившиеся в каждом районе двух- и трехэтажные кубики Комбинатов бытового обслуживания (КБО).

Не будет отдельных парикмахерских, химчисток, швейных ателье, будет одно сплошное телевидение… Извиняйте, КБО.

Вот с ними мне как-то и не везло. Наш дом сломали, построив на его месте новый бетонно-стеклянный комбинат. Переехав в квартиру, я думал: сбежал от кармы.

А вот и нет! Еще один комбинат начали строить в пятидесяти метрах от моей новой квартиры, на стройке которого я умудрился в теплое предпервоклассное лето сломать себе вначале руку, а потом и ногу. Как итог — в своей первой школе №77 мне физкультурой так и не довелось позаниматься — освобождение на полгода врачи выдали.

Историческая реминисценция. После всех прошедших лет, на мой взгляд, из трех КБО «рядом со мною по жизни» Масленникова, 17а единственный комбинат, что перестроился в общественное здание. Не стал частным офисом, как КБО на месте моего рождения, Барбюса, 110, но и не разваливается, как сейчас КБО на Васенко, 96, что рядом с моей школой №1, в которую я ходил со 2-го полугодия первого класса до выпуска. Ну и позже иногда бывал…

Что бы ни говорили про абсолютную плановость советского народного хозяйства, и планы давали сбой. Наше поколение — дети детей военных лет. Мало нас было изначально. Но при этом школ местами ну явно не хватало. И свое учебное десятилетие я начал в 1 «Б» классе школы 77.

Учеба в первом классе. Интересно было общаться со сверстниками. Сразу и много и мальчишек, и девчонок — с таким я, пожалуй, тогда еще не встречался. Даже подготовительная группа детского сада сразу показалась тихим и спокойным местом.

А вот сама учеба… Читать я умел с четырех лет, считал в объемах начальной школы еще до поступления в первый класс. Но вот, несмотря на усилия прекрасных учителей начальной школы, им мой «курицелапный» почерк исправить не удалось. Так и живем мы с ним на пару уже почти полвека.

Но подкатили и другие проблемы со здоровьем. Уж и не знаю, что было тому причиной. Может, экология, может, здоровье моего юного тельца перенапряглось и немного надорвалось. А может, то и другое вместе.

Даже просто дышать осенью 1974-го становилось все некомфортнее и некомфортнее. Говоря русским взрослым языком — хреновато становилось. Врачи поставили малоприятный диагноз — астма!

Историческая реминисценция. И поэтому сейчас, глядя на «больных астмой» чемпионов мира на лыжах и на велосипедах, ничего, кроме презрения, к таким клоунам испытывать не могу.

Но у меня тогда как-то все удачно сложилось. Историческая справедливость повернулась ко мне позитивной половиной своей двуличной физиономии. В Челябинске первое детское аллергологическое отделение организовал и возглавил Ярослав Игоревич Жаков. В ноябре я «был покладен» в его отделение в первой городской больнице. Как меня там только не кололи и не царапали! ☺ Не подумайте ничего этакого — просто пытались определить то, с чем мой организм сосуществовать отказывался, что могло довести до аллергического шока. Вспомните пробу Манту и умножьте раз на пятнадцать.

Все оказалось достаточно просто, но непривычно — аллергия на пух-перо. И стать наследником пуховых подушек и перин от бабушек и дедушек мне с того момента уже «не светило». Надо сказать, что окончательные последствия этих приступов астмы изжились лишь к классу шестому, когда я смог нормально бегать не только на 60 и 100 метров, но и на длинные дистанции, не останавливаясь каждые 2–3 минуты на «глубоко подышать».

Может, я и излишне оптимист, но с детства старался находить в любом глобально отрицательном что-то положительное. Вот и тогда. Пролежав в отделении, счастливо избежал шумихи, суматохи и неразберихи, связанных с переездом на новую квартиру.

Приехал и стал врастать и готовиться к серьезным переменам. Поменялось не только место жительства, но и место ученичества, и место молодежно-общенчества. А если без словесных выпендрежинок — поменял не только дворовую компанию, но и школу. И теперь уже до самого окончания хочешь не хочешь, можешь не можешь, но Первая школа.

«И бац! — вторая смена». Это тоже встречалось, но в меру и особо по жизни не напрягало.

Что было реально великолепно в новой квартире — вид на город. Умные люди выбирали место для храма на холме на высоком берегу реки Миасс. И «из нашего окна», расположенного в ста метрах от единственной тогда в Челябинске церкви, открывался изумительный вид на весь центр Челябинска. При этом все трубы с их дымами были скрыты от взгляда.

И вот уже 8-летний Дмитрий Быков направил свои стопы на обучение в школу №1 имени Энгельса. Руководил тогда ей один из педагогов-новаторов 1970-х годов Владимир Абрамович Караковский. В этой школе я учился, общался и жил еще девять с половиной лет.

И где с директором сталкивался физически. Ну были рядом кабинет директора и 1-е классы. Ну бегал я быстренько, никого вокруг не замечая. Ну попало маленькое пушечное ядро точно в центр корпулентной фигуры Владимира Абрамовича. ☺

Историческая реминисценция. Приемный экзамен перед первым классом в нашей «англицкой» спецшколе тогда профанацией не был. В начале 80-х на экзамене была «зарезана» внучка первого секретаря обкома КПСС, что аукнулось школе снятием статуса специализированной и присоединением «левой» школы.

Школьные годы чудесные. Вроде и избита эта фраза до невозможности, но истинности от этого не потеряла. И большая часть моих друзей спустя 44 года все еще оттуда — из первого класса школы номер раз.

Начав потреблять информацию в текстовом виде (говоря по-нормальнорусски — читать), никак не мог остановиться. Хотелось узнать все. Был по-юношески самоуверен, что смогу объять необъятное. Школьной программы, особенно по лично интересным предметам, категорически не хватало.

Куда пойти ЕЩЕ учиться? В НОУ (Научное общество учащихся), где тех, кто желал развиваться за пределы школьных учебников, поддерживали по всему тогда еще единому Союзу.

Научные секции весь учебный год, в зимние и летние каникулы — выездные сборы НОУ «Курчатовец» на всесоюзные конференции — скучно не было ни разу. Как к настоящим друзьям в гости, на сборы и конференции приезжали ТАКИЕ ЧЕЛОВЕКИ! Радуюсь и горжусь тем, что с одним из них — Александром Александровичем Боровым — дружим и общаемся до сих пор.

Историческая реминисценция. Сан Саныч всю свою научную жизнь отдал Институту атомной энергии имени И. В. Курчатова, что, однако же, предполагало и очень долговременные командировки. С 1986 по 2007 год работал в Чернобыле. Может, я и социальный экстремал (в мечтах), но одно из того, что не получилось сделать в жизни — вживую посмотреть на 4-й реактор ЧАЭС, где Александр Александрович до первого Майдана был Научным руководителем по ядерной и радиационной безопасности объекта «Укрытие» (защитно-изоляционное сооружение над четвертым энергоблоком Чернобыльской АЭС).

Я бы в баскетболисты, конькобежцы, дзюдоисты, из лука-стрелисты (дальше каждый читатель может продолжать сам, вряд ли сильно ошибется) пошел — пусть меня научат!

С чем ну никак не мог определиться — это с видом спорта, которым заниматься. Перепробовал много чего. В результате остановился на ГО (их еще не совсем корректно называют японскими шахматами), в которые и сейчас по Сети продолжаю играть почти каждый день. А если б тогда уже существовала федерация ГО, то мог бы гордиться званием мастер спорта СССР.

Но даже всего этого не хватало для израсходования всей моей бурлящей энергии. И стройка очередного (!) КБО в ста метрах от школы (Васенко, 96) давала возможность ее выплескивать.

Как ни автор, ни его друзья-одноклассники не получили хоть какой-нибудь серьезной травмы, играя в догонялки, прыгая по шестиметровым сваям, — для меня «сие тайна великая есть».

И на какие разные дела эта энергия тратилась? Умненького-разумненького, правильного мальчика там и рядом не стояло. А был нормальный живой пацан, попробовавший сигареты в 12 и алкоголь в 13. Дрались и в классе (а потом дружили), и класс на класс (а вот тут в дружбу перерастало редко).

В чем повезло? Друзья-товарищи были со знаменитых тогда (и отнюдь не хорошим поведением) районов Челябинска: Радиозавод, Остров и других, поэтому по городу гуляли мы достаточно спокойно, без излишних стычек.

Глава 2. 
Где мои 15 лет, или Последнее лето детства

Оно наступило вполне себе предсказуемо — с первых в жизни школьных экзаменов. И лишь одна оценка там выбивалась из привычного ряда — пятерка по русскому. Спустя 37 лет открою «страшную» тайну: я точно знал, где на столе у преподавателя лежит билет №26 (друг, пошедший на экзамен чуть раньше меня, на нервах взял сразу два билета, один из которых ему пришлось вернуть). Вот этот билет я и повторял минут двадцать, одновременно прося одноклассников НЕ БРАТЬ самый правый на столе билет.

Историческая реминисценция. Много лет прошло, но я все еще считаю «тетради для экзаменов» от Людмилы Ивановны Журавлевой лучшим учебником современного русского всех времен и изданий.

Видимо, экзамены внесли в мой организм изрядную дозу аффектации и эмоциональности. Как-то прямо посреди подготовки к очередному экзамену умудрился поспорить о том, что брошу курить. И опыт, и объемы курения были уже не детскими: три с небольшим года, пачка сигарет выкуривалась за неделю. И ведь даже помню, на что спорили… Спор-то я выиграл, только вот выигранного до сих пор так и не получил. ☹

Приключений этим летом вообще хватало. И вначале они были больше со знаком плюс. Интересные и неожиданные.

То меня, немаленького и нехиленького на тот момент, в моем районе встречает и приглашает заниматься тренер по прыжкам с шестом. А может быть, и вырос бы второй Бубка? ☺

То неподалеку от школы ловят и предлагают «бездвоздмездно, то есть дадом» (Винни-Пух от «Союзмульфильма©») сделать модельную прическу и снять (не меня, а прическу) в передаче на Челябинском телевидении. Надежность фиксации волос лаком «Прелесть-Люкс» помню до сих пор. Целую неделю ходил, сохраняя красоту, не моя голову.

Почти сразу после школьных экзаменов — долгое путешествие по диким местам Зауралья. Лагерь челябинского НОУ тем летом проводил сборы на корабле в речном круизе от Омска до Салехарда.

Дикая природа и такая разная история на расстоянии вытянутой руки. Тут тебе и место заключения Алексашки Меншикова, тут тебе и зарождение сегодняшних «Газпромов» и «Роснефтей».

Вроде и не так далеко от Челябинска, а жизнь — совершенно другая. В чем-то проще из-за изолированности (с дорогами плохо, с Интернетом и спутниковыми телефонами на тот момент совсем никак). А то встречаешь такое, что в те времена не то чтобы в Челябинске, но даже и в Москве не увидишь.

Россыпи невиданных «зверей» — катушечных видеомагнитофонов вместе с видеокамерами и катушками пленки к ним; тропические соки с кусочками фруктов в огромных металлических банках. Ну и вкуснейшие дикоросы и дикорыбы. ☺

Историческая реминисценция. Со связью сегодня на нефтегазовом севере Западной Сибири, конечно, улучшилось. Но очень многое осталось неизменным. И пельмени с обычными для нас свининой и говядиной там по-прежнему зачастую больше ценятся, чем с привычными для них олениной и рыбой.

Глава 3. 
Травма и первый год новой жизни

Вернулись с севера Тюменской области на юг Урала, а тут ЖАРА! Все, кто могут, выезжают «на воды». Вот и мы собрались к знакомым в сад на озеро Смолино.

Пляж садов завода Колющенко был забит до предела, да и понтон был какой-то маленький и короткий. Душа и немаленькое тело (182 сантиметра, 80 килограммов мышц и костей с минимумом жира) хотели чего-то большего.

И направили ноги на соседний пляж — тогда это был пляж «обкомовских дач» (дачи для членов областного комитета КПСС и их семей). Только вот логики молодого математика на реалии жизни, увы, не хватило.

Кто мог представить, что песок, убранный с одной стороны неширокого, метра в полтора, понтона не выкинут, как положено, на берег, а просто перекинут на другую сторону понтона?!

И решивший нырнуть ласточкой главный герой вместо двух метров глубины ощутил своей головой песок и камни лишь в полуметре от поверхности воды. Сила инерции при такой массе тела и скорости превысила прочность шеи.

Утонул. Ни белых тоннелей, ни черных дыр, ни всей предыдущей жизни не видел. Но так как народу на пляже было много, успели вытащить и откачать.

Так началась совершенно другая жизнь. Скорая привезла меня в городскую клиническую больницу скорой медицинской помощи. Спустя почти сорок лет становится понятно, что многих проблем после травмы можно было бы избежать.

Если бы знали…

Если б могли…

Если бы знали спасатели (сейчас мы это видим в любом кино и сериале), что нужна фиксация позвоночника при любом подозрении на его повреждение до начала любых активных действий.

Если бы знали, что 12 килограммов груза, подвешенных к челюстям (а-ля «вытяжка»), дают гораздо меньше эффекта, чем точная и надежная фиксация места повреждения.

Если бы знали о том, что страшной беды — пролежней, можно избежать, просто положив больного на поролоновый матрас, регулярно меняя положение тела больного.

Увы, ничего вообще из перечисленного в 1982 году не применялось. Состояние было «совсем не ахти», и приехавший в середине сентября из НИИ имени Бурденко (Москва) Петр Яковлевич Балглей так и не решился в тот момент на операцию.

Историческая реминисценция. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Как к простому челябинцу приехало московское светило? Светило без малейшей доли иронии. Вспоминаю с теплотой Вадима Павловича Соловьева, работавшего в то время в ЦК ВЛКСМ, без которого этот приезд не состоялся бы в принципе.

К ноябрю мой организм врачами отделения нейрохирургии был приведен в удобооперируемое состояние. И все было готово, но произошла задержка на два дня: в Москве похороны Брежнева.

Десять часов впервые на Урале проводилась такая операция. Очнулся я уже в реанимации.

Было ли это в реальности, теперь уже никто не скажет. Но помню я, еще не отошедший от наркоза, обсуждение врачами моих жизненных перспектив — в смысле временного отрезка, сколько еще мне суждено просто пожить.

Историческая реминисценция. Из четырех врачей, присутствовавших у кровати меня, прооперированного, Петра Яковлевича Балглея и Арнольда Израилевича Козеля, увы, уже нет с нами. Юрий Иванович Сафронов — мой лечащий врач в больнице скорой помощи — пенсионер, а молодой ординатор Паша Лихолетов дорос до Павла Вениаминовича — врача высшей категории той же больницы в том же самом отделении.

А я посрамил научные предположения и перекрыл их прогноз продолжительности моей жизни раз этак в семь. О чем, мне думается, никто из нас не сожалеет.

В результате десятичасовой операции лишился разбитых вдребезги двух шейных позвонков, на место которых встала и работает часть моего бедра.

Вынырнув из полубессознательного состояния первых месяцев, начал обживаться в отделении.

Чего и кого там только не встречалось! Молодой жизнепрожигатель, упавший аж с девятого этажа и сломавший себе лишь две кости на ногах; офицер-десантник, упавший всего лишь с третьего этажа и поломавшийся так, что его едва могли удерживать в живом состоянии; впавший в кому и умерший от падения со скамейки в парке студент…

И профессиональный торговец наркотиками, который мало того что выжил после двух ударов обухом топора по голове (вмятина в голове в два взрослых кулака производила неизгладимое впечатление), но еще и уехал из отделения за рулем своей машины в сторону небезызвестной долины в Средней Азии.

И вот, спустя почти год, весенней порой возвращаюсь домой. Из ставшего почти родным отделения нейрохирургии — домой!

Вот где папины очумелые ручки раскрыли свой созидательный, реабилитационный потенциал. Матрац на кровать, коленоупор, устройство для разработки пальцев рук, самодельная кварцевая лампа — все папа сделал сам. В продаже этого не существовало и тогда, а чего-то нет и до сих пор.

Убедительное пожелание читающим — учиться не только на моих ошибках и упущениях, но и на удачных решениях и находках. Если жизнь так сложилась и из больницы вы выписываетесь с резко отрицательными изменениями своего физического состояния, обязательно выделите время на:

1) подумать, что надо сделать к вашему возвращению;

2) осуществить эти изменения ДО ТОГО, как вы вернетесь домой.

Тем более сейчас и бесплатных и платных вариантов для приспособления под себя среды обитания в достатке. Пандусы, комнатные и уличные коляски, широкие проемы дверей и поручни по стенам как в комнатах, так и в ванной с туалетом.

Историческая реминисценция. Осмелюсь утверждать, что мы с папой нашли оптимальнейший вариант для нахождения тела в горизонтальном состоянии без вредных последствий в виде пролежней — функциональная кровать, пусть даже самая простая [на крайний случай сойдет обыкновенная современная кровать с большими свободными расстояниями между ламелями (горизонтальные пластины, обычно из шпона, с разрывами между ними в раме кровати)] + лист самого плотного поролона 10–15 см толщиной.

А чтоб было совсем хорошо, удобно и недорого — найдите, как и я, фирму, обрабатывающую поролон, для мебельщиков вашего города. Выбор гораздо больше, чем в любом магазине, цены — гораздо ниже. Кроме того, они еще могут нарезать матрасы, подушки и тому подобные приспособы по вашим индивидуальным размерам и потребностям.

Весна и лето 1983 года — еще и время поиска вариантов излечения. Мама перемещалась по всей стране, которая тогда еще называлась СССР, с севера на юг и с запада на восток.

Мануальный терапевт Николай Андреевич Касьян из-под Полтавы, Яков Михайлович Цивьян из Новосибирска, Валентин Дикуль из Москвы. Переключившийся тогда на нейрохирургию Гавриил Абрамович Илизаров (да-да, тот самый, что вернул в спорт Валерия Брумеля), Военно-медицинская академия (Ленинград).

Тогда казалось, что вот-вот произойдет медицинская революция и в лечении повреждений спинного мозга. Но даже до проверки теоретических изысканий на людях дошли лишь единицы.

Мы ли выбрали, судьба ли так сложилась, но на вторую операцию лег на кафедре военно-полевой хирургии Первого Московского меда, что работала при 67-й городской московской больнице. Там, в этой больнице, они и экспериментировали — вырезали большой затылочный нерв, пришивая его к корешкам спинного мозга выше и ниже места повреждения.

Положительной динамики не наблюдалось, а вот количество смертей после операции у них неадекватно выросло. И эксперимент закрыли еще даже до того, как мы вернулись из этого отделения домой в Челябинск.

Историческая реминисценция. Как ни грустно это признавать, но и спустя почти сорок лет во всем мире НИЧЕГО не придумано для излечения людей с повреждениями спинного мозга. Ни вживление в спинной мозг электростимуляции, ни шелковые нити, ни стволовые клетки, ни китайская народная медицина.

Чем пребывание в Москве и операция стали для нас? Напрасно потраченным временем и силами? Не думаю.

Приобрели новых друзей, я познакомился с «шейником» (человек с повреждением шейного отдела спинного мозга — самый тяжелый вариант при подобных повреждениях) с многолетним опытом выживания после одинаковой со мной травмы. Знакомство с Александрой Николаевной Транквилитати серьезно помогло в дальнейших самостоятельных занятиях лечебной физкультурой.

Такие странные повороты у географии и истории! Когда искали городскую клиническую больницу №6 Москвы, где работала Александра Николаевна, нашли клиническую больницу №6 при Институте атомной энергии имени Курчатова, ставшей печально известной всего лишь три года спустя, когда после Чернобыля там лечились ликвидаторы аварии.

Еще раз поездка в Москву вспомнилась, когда я уже работал в Америке. Когда, к сожалению для себя, обнаружил, что всемирно известный американский миллионер-шейник Кристофер Рив прожил после травмы гораздо меньше, чем мой подмосковный друг Володя из очень небогатой семьи из Чехова, имея при этом очень схожие повреждения в организме.

Но об особенностях медицины в разных странах — несколько позже.

Глава 4. 
Как я окончил школу

Учиться, учиться и учиться, чтобы не стать необразованным недорослем.

Учиться я продолжил, еще пребывая в больнице скорой помощи.

Где-то сильно облегчила жизнь общая начитанность, да и участие в олимпиадах до травмы тоже сказывалось. Всегда привык получать и понимать информацию в чуть больших объемах, чем просто написано в учебниках. Да и языки, что английский, что русский, которые всегда были головной болью, закончились в школьной программе к тому времени. Русский вполне официально, а английский — мне зачли восемь классов английской спецшколы за десять классов неязыковой.

Совсем забросилась математика. Моему учителю математики Александру Евгеньевичу Попову (тому самому, директору 31-го математического лицея Челябинска) было интересно, видимо, заниматься со мной лишь до травмы, когда ваш покорный слуга постоянно участвовал в олимпиадах по математике, один раз даже добравшись до третьего места в области.

А вот биологию с Ириной Ивановной Головановой, литературу с Ириной Александровной Шереметьевой, историю с пожизненно классной руководительницей Майей Петровной Золотаревой учил полностью и с удовольствием. Тем более в них ни я, ни учителя в сугубо узких рамках учебника и программы не оставались, копая и глубже, и «ширше».

Даже сейчас, спустя 30 с лишним лет после окончания школы, разбуди меня посреди ночи — расскажу соотношение признаков при моногибридном и дигибридном скрещивании. Легко вспомню год Ледового побоища и Куликовской битвы.