12+
Реальная геополитика

Бесплатный фрагмент - Реальная геополитика

Особенности реализации геополитических замыслов

Электронная книга - Бесплатно

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее

Объем: 116 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

1. Ранний этап становления геополитики

Геополитика начала формироваться ещё в конце XIX века. Она возникла из попыток осмыслить, — каким образом особенности географического пространства влияют на социальную и экономическую жизнь размещённой в нём страны. К таким особенностям относили, во-первых — местоположение страны — континентальное или прибрежное. Во-вторых — размеры её территории, а также протяжённость сухопутных и морских границ. В-третьих — основной тип ландшафта (горный или равнинный) и, наконец — климат. Ведь с похолоданиями и засухами были связаны практически все крупные социально-экономические катастрофы в истории.

Например, Римская империя погибла во многом из-за похолодания климата в начале первого тысячелетия на севере Европы, откуда варварские племена двинулись в тёплое Средиземноморье, где было легче прокормиться. В начале XVII века в годы правления на Руси царя Бориса Годунова летние заморозки повторялись три лета подряд, в результате этого случились чудовищные неурожаи. В одном только 1601 году в Московском царстве от голода из-за неурожаев вымерло полмиллиона жителей, началось закабаление крестьянства, вспыхивали бунты. Вслед за этим последовало «смутное время», отмеченное глубокими политическими и военными потрясениями в стране.

Ещё один тяжелый, самый холодный за несколько тысяч лет период наступил в северо-западной Европе в конце XVII века. Тогда из-за неурожаев и голода население там сократилось более чем на треть. Поэтому с последствиями этого похолодания нередко связывают начало активного заселения Америки европейцами — люди ехали за лучшей жизнью из «оставленной Богом» Европы. Позднее, во времена Великой французской революции, и даже Первой мировой войны, продолжительные похолодания тоже сыграли не последнюю роль в этих исторических катаклизмах.

С другой стороны, потепление в странах, которые расположены в областях высокоширотной зоны Земли, обычно служило повышению продуктивности тамошнего сельского хозяйства. Это высвобождало рабочие руки крестьян, которые могли шире использоваться в промышленности и торговле и, тем самым, — способствовать ускорению экономического развития государства. Однако происходящее в последние годы изменение планетарного климата в сторону роста среднегодовых температур многие исследователи рассматривают как причину увеличения миграции населения из засушливых районов Азии, Северной Африки и Центральной Америки в более благополучные страны, расположенные в северных географических регионах.

Таким образом, судьба народов во многом определялась тем участком земного пространства, которое каждый из них занимал в ходе своего исторического пути. Мало того, все народы стремились обезопасить свои границы от внешних врагов за счет естественных рубежей земного рельефа, таких как горы, реки, морские проливы и т. п. В пору образования государств, когда население было относительно малочисленным, держать постоянную пограничную стражу или крупные гарнизоны для защиты рубежей могли позволить себе далеко не все. Поэтому в геополитике подразумевается, что рельеф территории, а не только её климат, определяют уклад жизни народа, а уклад — в свою очередь, формирует систему ценностей этого народа.

Термин «геополитика» ввёл в оборот шведский политолог, германофил по духу, Рудольф Челлен (1864 — 1922 г.г.). Он пытался определить геополитику как науку о государстве, которое олицетворяет собой «географический организм в пространстве». Челлен считал себя учеником немецкого учёного Фридриха Ратцеля (1844 — 1904 г.г.), который ещё в 1897 году опубликовал свою книгу «Политическая география». Именно там впервые была выдвинута мысль о государстве как «живом организме». Ратцель связывал эволюцию народов с географическими условиями их жизни, а также исследовал влияние этих условий на культурное и политическое становление народов. Он подвергал анализу географическое положение государств, преобладающие в них типы почвы и растительности, а также характеристики границ. В результате этого подхода родилось такое понятие как «Лебенсраум» — жизненное пространство. Государства вступают в борьбу за контроль над жизненным пространством, чтобы распространять на него свою власть.

Из идеи «Лебенсраума» вытекают несколько политических следствий, которые Ратцель называл «законами пространственного роста государств». Согласно этим законам пространство государства растёт вместе с ростом культуры населяющего его народа, причём это происходит одновременно с развитием всех сфер деятельности в государстве — идеологии, производства, торговли и т. д. Этот рост государства осуществляется путем поглощения более слабых соседей, а изменение силы и могущества государства как организма отражает его граница, играющая роль периферийного органа. В ходе роста государство борется за наиболее ценные места — реки, побережья, ресурсы земли.

Таким образом, геополитика по Ратцелю предполагает, что географическое положение государства и размер его территории составляют важный ресурс внешней политики любой страны, особенно когда её основной внешнеполитической задачей становится силовая конкуренция с другими странами. Этим воззрениям благоприятствовала среда общественного мнения в Германии, начиная с середины XIX столетия, когда многие болезненно воспринимали несовпадение между границами своего государства и границами расселения немцев, а говоря точнее — германоязычного населения, особенно в землях Центральной и Восточной Европы. На этом основании ряд германских политических деятелей предлагал расширить пространство Германии, чтобы объединить всех немцев в рамках единого государства.

Однако широкое применение понятия «геополитика» началось позже, после выхода в свет монографии Рудольфа Челлена «Государство как форма жизни» — уже в разгар Первой мировой войны, в 1916 году. В этой книге Челлен утверждал, что не каждая страна обладает необходимыми качествами для того, чтобы играть ведущую роль в международных отношениях. По мнению Челлена у такой страны среди основных характеристик должны быть: территориальный рост, близость её владений друг к другу, внутренняя целостность и политическое единство.

Мировая история показывает, что пространственная конфигурация государств не является неизменной. Страны могут распасться на составные части, к примеру — Польша была стёрта с карты Европы в результате разделов этого королевства в 1772, 1793 и 1795 годах, а в 90-х годах прошлого века произошёл распад Югославии, Чехословакии и Советского Союза. Напротив, малые страны могут объединяться в большие государства, именно так в 1860—1870 годах происходило формирование двух европейских держав — Германии и Италии. Однако некоторые государства не претерпевают пространственных изменений на протяжении веков. Так Великобритания, расположенная на островах, четвёртое столетие остаётся без изменения своей пространственной конфигурации.

С подходом Челлена хорошо согласовывались взгляды других основоположников геополитики, которыми считаются представители англосаксонской традиции в разработке вопросов военной стратегии. Один из них — американский адмирал Альфред Мэхэн (1840 — 1914 г.г.). В своём исследовании «Роль морских сил в мировой истории», опубликованном в 1890 году, адмирал Мэхэн на примере приморских государств Западной Европы показывал, что их судьба во многом определялась особенностями положения этих стран на континенте, конфигурацией их береговых линий, а также численностью и характером населения.

При этом Мэхэн выделял два потенциально враждебных типа развития государств. Их особенности выражались в противопоставлении сухопутного и морского могущества. Именно они лежали в основе количественного роста того или иного народа. Островные или прибрежные народы полагались на морскую силу и образовывали морские державы. Когда народы формировались в глубине континента, они могли полагаться только на свою сухопутную силу. Мэхэн рассматривал морскую мощь в качестве первоочередного средства мирового господства, поскольку она даёт возможность атаковать неприятеля вдали от своей территории и обеспечивает надёжную защиту в случае вражеского нападения. При этом он утверждал, что «контроль над морским регионом гарантируется в первую очередь флотом, во вторую — позициями, должным образом выбранными и удалёнными друг от друга; в этих базах флот отстаивается и с опорой на них он может реализовать свою силу».

На идеях адмирала Мэхэна о наращивании военно-морской мощи с целью глобального доминирования основывалась доктрина американского президента Теодора Рузвельта, выдвинутая им к началу ХХ столетия. Труды адмирала повлияли на геополитические взгляды правительств не только США и Великобритании, но и даже Японии, которая в конце XIX века начала активную модернизацию и укрепление своих военно-морских сил. Адмирал Мэхэн принимал во внимание, что моря и океаны составляют три четверти поверхности планеты, и морские перевозки выгоднее сухопутных. Поэтому отсутствие у больших стран выхода к морю может быть скомпенсировано только выгодным географическим положением относительно судоходных рек.

Изолированность от мировой торговли — большое испытание для сухопутных стран, поскольку они вынуждены догонять прибрежных соседей, включенных в глобальный процесс обмена товарами и технологиями. Неслучайно, что более половины мирового промышленного производства сосредоточилось в прибрежных зонах, а удачное приморское положение страны позволяет ей стать важным держателем транзитных грузопотоков. Так Турция, через территорию которой проходят проливы Босфор и Дарданеллы на пути из Чёрного моря в Средиземное и обратно, издавна использует их геополитический статус для укрепления своих позиций в Евразии.

Мало того, Турция приступила к созданию канала между Чёрным и Мраморным морями, который пройдёт параллельно проливу Босфор в европейской части страны. Это вызвано ростом судоходного движения в проливе, а также регулярно возникающими в нём авариями морских транспортных средств. И если сейчас время ожидания судов для прохождения пролива Босфор достигает 14 часов, то в будущем, с ростом товарооборота, этот показатель может вырасти существенно. Строительство канала с пропускной способностью в полтора раза выше, чем у пролива Босфор, планируется завершить в 2023 году. Для создания такой же альтернативы проливу Дарданеллы достаточно прорыть пятикилометровый канал из Эгейского моря в Мраморное в северной части турецкого полуострова Галлиполи. Построив альтернативные проливам каналы и создав дополнительную возможность прохода гражданских судов из Чёрного в Средиземное море, Турция получит право устанавливать как стоимость прохода по ним, так и его условия.

Тем временем в Иране началась разработка проекта строительства судоходного канала, который к 2030 году свяжет Каспийское море с Персидским заливом. В результате, выходящие к Каспийскому морю страны — Азербайджан, Казахстан, Туркмения и Россия — смогут вывозить свою нефть и природный газ в акваторию Индийского океана по морским маршрутам. Более того, военные корабли прикаспийских государств смогут выходить в южные моря без необходимости прохождения турецких проливов, что снизит их сегодняшнюю геополитическую значимость.

Географические природные условия Западной Европы — изрезанность береговой линии, обращённость к большим морям и Атлантике, издавна пробуждали стремление европейцев к заморским территориям и к развитию внешней торговли. После того как в конце XV столетия португальцы открыли морской путь между Европой и Азией, монополия сухопутного торгового Великого Шёлкового пути из Китая в Европу была подорвана. Везти товары по морю стало значительно безопаснее, чем через перевалы Гиндукуша, а также по степям и пустыням, где торговым караванам угрожали шайки разбойников.

На протяжении последующих столетий Великий шелковый путь приходил в запустение. Одновременно начали своё бурное развитие города Западной Европы, стоящие в устьях рек, которые, пронизывая европейскую сушу, сами служили торговыми путями. Развитие морской торговли потребовало от западноевропейской промышленности перехода на новые технологии кораблестроения. Оно базировались на деревообработке и металлургии, производстве парусного и артиллерийского вооружения, а также средств обеспечения дальней навигации — хронометров и оптических приборов.

Поставленный в стратегическом месте торговый пост или фактория всегда могли увеличить ресурсы морской державы при ничтожных затратах. Колониальной экспансией европейские государства стремились обеспечить своей промышленности приток сырья и максимальный рынок сбыта для своей продукции. Поэтому именно морские державы стали играть главенствующую роль в международных отношениях. Они формировали «торговые империи», в которых выгоды от контроля над торго­выми путями заметно превосходили любые издержки. Контроль над транспортными коридорами и стратегическими рын­ками привел западноевропейские государства к многовековому геополитическому доминированию по отношению к другим странам мира. К концу XIX века в Европе возникла геополитическая концепция контроля над морскими путями, которые опоясывают Евразию с запада, юга и востока. Обеспечивать такой контроль были направлены военно-морские флоты ведущих европейских держав.

В 1902 году видный исследователь вопросов геополитики — британский географ, профессор Оксфордского университета Хэлфорд Джон Маккиндер (1861 — 1947 г.г.) утверждал, что «торговое государство, обладающее островной безопасностью и далеко ушедшее вперед в условиях свободной международной торговли увеличит свое лидерство и, в конце концов, поставит весь мир в подчиненное положение». Именно поэтому главным средством защиты Британской империи не первое столетие служил мощный военно-морской флот. Он гарантировал, что иностранные державы не смогут вторгнуться не только на Британские острова, он и в британские колонии на других континентах.

Для доминирования на океанах британцы к окончанию XIX века развернули по всему миру сеть своих опорных пунктов, которые позволяли контролировать морские проливы, устья рек и острова в океане. Удачными местами британской геополитической экспансии стало множество прибрежных точек заморских территорий. Через британскую колонию Сингапур, например, шли все грузопотоки между Европой и Юго-Восточной Азией. Важность Сингапура была так велика, что когда во время Второй мировой войны он был захвачен японцами, премьер-министр Великобритании Черчилль назвал это «величайшим поражением» в истории Соединённого Королевства.

Не имея никогда сколь-нибудь серьёзной сухопутной армии, Лондон ревностно следил, чтобы британский военно-морской флот всегда был самым большим и сильным в мире. Многочисленные войны Великобритании со своими европейскими соседями никогда не являлись целью захвата столиц и метрополий этих стран, но всегда являлись борьбой за владение колониями и были направлены на уничтожение флота соперника. С войны за Испанское наследство (1701—1714 г.г.) и до Второй мировой войны Лондон твердо следовал своим геополитическим установкам, целью которых было обеспечение господства на море, над всеми жизненно важными участками морских путей, от Балтики до Китая. Ещё в XVIII столетии, чтобы контролировать узкий проход из Средиземного моря в Атлантический океан, Лондон поспешил захватить южную оконечность Испании — Гибралтар.

Благодаря упорному стремлению европейцев сократить морской путь в Индийский океан, в XIX веке был построен Суэцкий канал, а к 1870 году установлена прямая телеграфная связь Лондон — Бомбей через релейные станции в Египте и на Мальте. Это сделало возможным быстрое распространение информации о движении морских судов. В следующем столетии значение Суэцкого канала особенно возросло после того, как началась поставка нефти в Европу из стран, которые имеют выход к портам в Персидском заливе. Неслучайно, что даже после Второй мировой войны зона этого канала трижды становилась театром военных действий.

В настоящее время 80% торговых грузопотоков, проходящих через Средиземное море, замкнуто на страны акватории Индийского океана через Суэцкий канал. По нему идёт грузопоток из Юго-Восточной Азии, который составляет десятую часть всех мировых морских перевозок. Поэтому нынешний статус Суэцкого канала, который принадлежит Египту, был в 2013 году ёмко охарактеризован главой правительства Великобритании: «Если террористы или радикальные исламисты перекроют Суэцкий канал, франко-британский альянс возьмет на себя функции по его разблокировке».

Контроль над мировым энергетическим рынком сегодня невозможен без управления судоходством по Суэцкому каналу. В связи с этим любое вооружённое противостояние даже на юге Аравийского полуострова или в Сомали способно вызвать большую обеспокоенность в европейских странах, поскольку это может угрожать закрытием южного подхода к Красному морю из Аденского залива через узкий Баб-эль-Мандебский пролив, создавая тем самым риск перекрытия судоходства по Суэцкому каналу. Это вынудит танкеры и контейнеровозы огибать южную конечность Африки, что увеличит путь почти на четыре с половиною тысячи километров и приведёт не только к увеличению продолжительности транспортировки, но и к росту затрат на неё.

На африканском берегу Баб-эль-Мандебского пролива находится небольшое государство Джибути, бывшая колония Франции. За право строить военно-морские базы в Джибути разворачивалась нешуточная борьба, а власти этой страны превратили сдачу в аренду своей территории в прибыльный бизнес. Получив в 2011 году в Джибути в своё распоряжение бывший лагерь французского Иностранного легиона, американцы получили возможность запускать с этой базы разведывательно-ударные беспилотные аппараты. В Джибути свои объекты разместили также Япония и Саудовская Аравия. Однако если они носят вспомогательный характер, то китайская военно-морская база в Джибути свидетельствует о приоритетах китайской геополитики. В частности, — о важности для Пекина держать через Суэцкий канал надёжный торговый маршрут в Европу, защищённый не только от морских пиратов.

Оценка роли Суэцкого канала для Евразии позволила адмиралу Мэхэну сделать важное геополитическое предсказание для западного полушария. Оно касалось ещё не созданного к тому времени другого канала — для прохода судов из Атлантического океана в Тихий и обратно на широте Центральной Америки. Имелся в виду Панамский канал, открытие которого состоялось только в 1920 году. Рассматривая достоинства предлагаемого канала, Мэхэн замечал: «Карибское море утратит роль замкнутого бассейна <…> Оно превратится в регион с оживлёнными путями мирового судоходства <…> Со всем этим будет нелегко держаться в стороне от сложных мировых проблем. Положение Соединённых Штатов по отношению к каналу будет напоминать положение Англии относительно Ла-Манша или средиземноморских стран относительно Суэцкого канала».

Обосновывая геополитические перспективы своей страны, адмирал Мэхэн уверенно прогнозировал: «Коммерческий инстинкт, смелая инициатива в погоне за прибылью и острота ощущения возможностей её приобретения — всё это имеется в наличии в США. И если в будущем появятся новые потенциальные области для колонизации, нет сомнений, что американцы передадут им всю свою врождённую склонность к самоуправлению и независимому развитию». Так и произошло. Ради строительства Панамского канала США создали на территории, принадлежащей в то время Колумбии, сепаратистское движение. Оно отторгло нужный Вашингтону участок территории страны, где было учреждено новое государство — Панама, которое получило американский протекторат. Это дало Вашингтону право военного вмешательства в дела Панамы, чем он и пользовался весь XX век.

Панама не раз пыталась вернуть себе контроль над каналом и собственной территорией. Восстания вспыхивали неоднократно, но безуспешно. В последний раз, в 1989 году, США ввели туда войска, свергли президента, вывезли его на свою территорию и посадили в тюрьму, обвинив в торговле наркотиками. В ходе вторжения американцев погибли сотни панамских граждан. Но Вашингтон осознаёт большую геополитическую важность этого стратегического объекта и готов прочно контролировать удобный коридор между двумя океанами.

Однако уже существует проект нового судоходного канала, связывающего Тихий и Атлантический океаны, теперь — в Никарагуа. Проект осуществляется на китайские инвестиции, в основном — в интересах развития китайских межконтинентальных грузовых маршрутов. Канал будет взят китайской компанией в концессию после начала его эксплуатации. Этот водный путь из одного океана в другой станет серьёзной альтернативой столетнему Панамскому «ветерану». В настоящее время китайские торговые суда по количеству проходов через Панамский канал находятся на втором месте после американских.

Вашингтон уже выразил свое недовольство по этому поводу. Ведь в строительстве Никарагуанского канала помимо сугубо экономических целей просматривается важная военно-политическая составляющая. Проход хотя бы одной недружественной Соединённым Штатам подводной лодки, китайской или какой-либо ещё, с ядерными ракетами на борту через этот канал в Мексиканский залив создаст для американцев колоссальный риск, потому что их противоракетная оборона от удара из этой акватории не предусмотрена.


2. «Русский вопрос» в классической геополитике

Таким образом, геополитика изучает отношения между пространством и политикой. Поэтому, переходя к основным идеям такого классика геополитики, как профессор Маккиндер, уместно начать с его концепции, которая касается самых обширных в мире пространств — российских. Эта концепция была выдвинута Маккиндером в докладе под названием «Географическая ось истории». Доклад был прочитан в британском географическом обществе в 1904 году. Именно в этом докладе центральная часть Евразии впервые была названа Хартлэндом (от английского «heart» — сердце и «land» — земля). Контуры этой территории практически совпадали с границами Российской империи.

В своём докладе Маккиндер отмечал, что на протяжении столетий обитатели Хартлэнда находились в невыгодном географическом поясе по сравнению с населением тех стран Евразии, которые располагались по берегам тёплых морей и в устьях крупных незамерзающих рек. Однако геополитический тип российских пространств создавал потенциальную опасность для британцев. Лондон был не в состоянии даже успешной морской войной нанести поражение этой огромной континентальной державе. Морские побережья не были решающими военно-стратегическими факторами для России, как, например, для Португалии, Испании, Голландии или Франции. Морская торговля в России была развита слабо, и британская гегемония на море мало затрагивала русских.

Неслучайно, что в мире до сих пор есть только две страны, которые могут похвастаться непрерывностью своего суверенитета на протяжении последних пяти веков. Это именно Великобритания и Россия. Но в своём докладе Маккиндер беспокойно указывал на возрастание сухопутного могущества Хартлэнда. Он отмечал: «Пока морские народы Западной Европы покрывали океан своими флотами, заселяя другие континенты, в разной степени делая своими данниками океанскую периферию Азии, Россия организовала казаков, и, расширяясь от своих северных лесов, контролировала степь…". При этом Маккиндер полагал, что миграция русских на юг представляет основную опасность для британских владений в Азии, в первую очередь — для Индии.

Такой выбор был закономерен для британца. За пять лет до этого, его видный соотечественник, публицист Джордж Натаниэл Кёрзон (1859 — 1925 г.г.), ставший вскоре вице-королём Индии, а позднее — лидером палаты лордов британского парламента, сказал: «Англия существует до тех пор, пока она владеет Индией. Не найдется ни одного англичанина, который станет оспаривать, что Индию стоит охранять не только от действительного нападения, но даже от одной мысли о нём». Но Маккиндера беспокоили и другие стратегические направления: «Россия заменяет Монгольскую империю. Её давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменяет центробежные рейды степняков. В целом, в мире она занимает центральное стратегическое место». И далее, он брался пророчествовать о будущем России: «Не похоже, что любая из возможных социальных революций существенно изменит её отношение к великим географическим пределам её существования».

Высказанные Маккиндером взгляды не были неожиданными для российских исследователей того времени. Они во многом совпадали с выводами, которые задолго до этого сделал русский социолог и публицист Николай Яковлевич Данилевский (1822 — 1885 г.г.) в своей книге «Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому». Эта книга была опубликована ещё в 1869 году. Её первые главы были посвящены, говоря современным языком, информационной войне против России, которую правящие круги Европы вели в годы Крымской войны (1853 — 1856 г.г.), и тому двойному стандарту, что практиковался в оценке действий России сравнительно с действиями других европейских стран.

В книге Данилевского недоумевающий иностранец говорит автору: «Взгляните на карту, разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массой, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар?». Нелегко было понять этот страх подданному Российской империи, поскольку в ходе всей предшествующей истории именно его отечество испытывало череду нашествий с Запада. Но, в отличие от публицистики Данилевского, доклад Маккиндера претендовал стать изложением геополитической теории. В ней Маккиндер даже старался найти формулу, «устанавливающую в какой-то степени причинно-следственную связь между географией и Всемирной историей». А поскольку теория Маккиндера была ориентирована на подготовленную к восприятию подобных идей аудиторию, то и получила широкий резонанс на Западе.

Действительно, пока русские осваивали Сибирь и приполярные области, никто в Европе против этого не возражал. Внешнеполитические интересы Москвы и Лондона в XVI–XVII веках нигде не пересекались: пока британцы строили свою морскую империю, русские продвигались всё дальше на восток, осваивая таёжные пространства. Но в конце XVII столетия от голода и неурожаев, случившихся в северных районах Руси, русские люди стали бежать на юг, где образовались и росли казачьи общины. На Нижней Волге, на Яике и на Дону казацкое население росло особенно быстро. В период Смутного времени на Руси британцы даже обсуждали идею занятия и колонизации обезлюдевших русских северных земель. Однако Смута вскоре окончилась, и оба государства вновь стали торговыми партнерами — вплоть до выхода русских к Чёрному морю, Кавказу и Туркестану. Это геополитическое движение российского государства привлекло пристальное внимание британцев.

К середине XIX века, когда обе империи уже соперничали за контроль над Средней Азией, британской пропагандой был создан образ злобного медведя как символа враждебной России, а Маккиндер в своём докладе делал настораживавшие утверждения: «Русское господство в Хартлэнде <…> продвигалось к воротам Индии мобильной силой её казацкой конницы». Маккиндера не смущало, что между Россией и Индией высились труднопроходимые для кавалерии горные хребты, а также располагались такие суверенные государства как Персия и Афганистан. Важно было запугать британское общественное мнение.

И это несмотря на то, что задолго до доклада Маккиндера были опубликованы труды видного русского военного юриста и историка — генерала Терентьева М. А. (1837 — 1909 г.г.). Он объяснял продвижение России в Среднюю Азию «погоней за спокойствием», которое постоянно нарушалось «набегами диких племён из степи». Кроме того, в своей книге «Россия и Англия в борьбе за рынки» Терентьев раскрывал неблаговидную роль британцев в тайном вооружении туркменских племён. Поэтому строительство российских крепостей в степи было лучшим способом оградить центральную часть империи от разбойных набегов южных соседей. В те годы казахи захватывали русских поселенцев даже близ Оренбурга, а туркмены — на побережье Каспийского моря — рыбаков и их семьи, после чего пленных продавали в рабство на рынках Туркестана.

Однако британские стратеги хорошо помнили исторический прецедент, который и порождал их опасения о сохранности своих индийских владений. Он возник, когда в конце XVIII века британцы втянули Россию в войну с республиканской Францией. Британия была заинтересована в том, чтобы отвести от себя возможный удар армии Наполеона Бонапарта. Это было в традициях Лондона — воевать чужими руками до того момента, когда можно вмешаться и пожинать лавры победителя.

Но после побед над французами, которые одерживали фельдмаршал Суворов в Северной Италии и адмирал Ушаков на Средиземном море, Лондон обеспокоился военными успехами России и занял антирусскую позицию. Кроме того, в 1800 году британцы захватили остров Мальту, защитником которого руководители Мальтийского ордена ещё в конце XVIII столетия провозгласили русского монарха. Поэтому неизбежно началось сближение позиций Франции и России. В этом процессе Наполеон быстро достиг успехов, играя на чувствах императора Павла, который изменил своё прежнее отношение к недавним союзникам — британцам.

Император Павел даже согласился на предложение Бонапарта участвовать в походе на Индию совместным экспедиционным корпусом французских и русских войск. Причём Павел опередил Бонапарта и отправил отряд донских казаков, численностью более 20 тысяч сабель с конной артиллерией, через Оренбург «прямо в Индию». На это его подтолкнуло резкое обострение русско-британских отношений. Британцы, узнав о плане Павла, всерьез озаботились сдерживанием России на её южных рубежах. Британские дипломаты зачастили в Турцию, Персию и Афганистан, подталкивая их правителей к войне с русскими.

Мало того, в конце 1800 года произошло покушение на жизнь Бонапарта, а через несколько месяцев — и трагическая гибель императора Павла. В организации заговора против российского императора участвовал, как принято считать, британский посланник в Петербурге Чарльз Уитворт. Лондон слишком дорожил своей индийской «жемчужиной», особенно после того как североамериканские штаты вышли из-под власти британской короны. Поэтому современники тех событий не сомневались в том, что покушение на Бонапарта и гибель императора Павла были следствием замысла их совместной военной экспедиции в Индию.

Лондону удалось сорвать этот поход, поскольку взошедший на российский престол император Александр возвратил казаков из киргизских степей. Позднее, после подписания в 1807 году мирного российско-французского договора, Российская империя присоединилась к континентальной блокаде Великобритании. Лондон стал всячески подталкивать Персидскую и Османскую империи к войне с Россией. Добившись смены направления внешней политики Персии, британцы в 1809 году заключили с ней договор, по которому отправили оружие и военных советников персидскому шаху, вступавшему в конфликт с Россией. После этого шахское правительство стало координировать свою внешнюю политику с британским послом.

Британские офицеры-инструкторы оставались в персидской армии вплоть до русско-персидской войны 1812 года, когда персы вторглись на Кавказ. Они, однако, потерпели сокрушительное поражение на берегах Аракса в битве при Асландузе. Эту битву, в которой погибли и несколько британцев, считают первым из сражений в ходе, так называемой, Большой игры. Такое образное название в геополитической литературе получило соперничество двух империй, которое длилось десятилетиями на различных участках огромного пространства от Кавказского побережья Черного моря до Тибета. По мирному договору Персия признала вхождение в состав Российской империи значительной части Закавказья. Кроме того, Россия получила исключительное право держать военный флот на Каспийском море.

Парадоксально, что в самом начале «Большой игры», когда Россия уже сражалась с Бонапартом, она вновь обрела британцев в качестве союзников. Тем не менее, официальный британский наблюдатель при русской армии во время вторжения Наполеона — генерал Уилсон, по возвращении в Лондон опубликовал книгу «Описание военной и политической мощи России». В этой книге Уилсон утверждал, что русские, воодушевлённые своей победой над французами, планируют выполнить завещание Петра I и завоевать весь мир. Первой мишенью, дескать, будет Стамбул, а затем придёт и черёд Индии.

Тем временем, к 1822 году принятием «Устава о сибирских киргизах» завершилось присоединение казахских степей к России. Южнее находились Бухарское, Хивинское и Кокандское ханства, где царили средневековые нравы, и откуда совершались набеги не только на казахские аилы, но и на русские военные посты. Но помимо генерала Уилсона у Маккиндера с его взглядами на Россию появлялись всё новые предшественники. Один из них — британский полковник Джордж де Ласи Эванс, который в 1828 году издал книгу «О замыслах России». В ней он тоже заверял, будто русские планируют вскоре напасть на Индию. Позже — в 1829 году, он выпустил ещё один труд — «Об осуществимости вторжения в Британскую Индию», где старался представить вероятное русское вторжение в Индию лёгким предприятием, особенно для тех, кто не знал местных условий. Более детальное исследование, в котором выделялись потенциальные маршруты русского вторжения в Индию через горные проходы, издал ещё один британский аналитик — Конолли в 1834 году.

После окончания русско-турецкой войны 1828 — 1829 годов по Адрианопольскому миру к России переходило всё восточное побережье Чёрного моря. Турция также предоставляла право русским торговым судам свободно проходить через Босфор и Дарданеллы. Первый секретарь британского посольства в Константинополе Дэвид Уркварт, назначенный на эту должность в 1835 году, ещё за год до этого опубликовал книгу, в которой утверждал, что Россия намеревается захватить Константинополь, Турцию и аннексировать Персию. Это, по мнению Уркварта, было всего лишь прелюдией к завоеванию Индии, и единственным препятствием к этому он считал разжигание антирусского мятежа в Черкесии.

Британский посол того времени в Тегеране Джон Макнилл, которого не без оснований подозревали в натравливании толпы на посольство России в 1829 году, которое привело к гибели российского посла Александра Грибоедова, тоже издал книгу — «Продвижение и настоящее положение России на Востоке» (1836 г.). В ней он показал российские территориальные приобретения за последние полтора века, подчёркивая, что со времени вступления на престол царя Петра I границы России приблизились к Стамбулу на пятьсот миль, а к Тегерану — на тысячу. Макнилл предостерегал, что следующими мишенями России станут Османская и Персидская империи, которые будут не в силах противостоять.

Глава британской разведки в Индии Чарльз Макгрегор опубликовал в 1884 году книгу «Оборона Индии», которая призывала британцев встать на защиту индийских владений от «почти неизбежного» российского вторжения. Автор предупреждал, что приход русских войск поддержат многие индийцы, особенно из числа мусульман, которые «ненавидят англичан и имеют в России множество единоверцев, занимающих высокое положение». Подводя итог, Макгрегор убеждал читателя: «Я уверен, что индийский вопрос не может быть окончательно решен, пока Россия не будет изгнана из Туркестана и с Кавказа».

Но только к 1885 году основанием крепости Кушка, ставшей на крайнем южном рубеже империи, было завершено присоединение среднеазиатских земель к российскому государству. Сюда Россия пришла только после установления полного доминирования Великобритании в Индии, когда возникла опасность прорыва британцев в Среднюю Азию и Закавказье. Геополитический враг России мог выйти в стратегически важные зоны имперского пограничья, откуда он получал возможность контролировать не только Черноморский и Каспийский регионы, но даже Южное Поволжье и Южный Урал. Окопавшись в Закавказье и в Средней Азии, британцы могли разорвать связь европейской части России с Дальним Востоком. Поэтому Санкт-Петербург был вынужден включить все новые южные провинции в состав российской империи.

Таким образом, геополитическая концепция Маккиндера развивалась в русле давней британской стратегии. Она заключалась в противодействии усилению любой континентальной державы. Так, ещё со времён правления французского короля Людовика XIV, Лондон препятствовал гегемонистским устремлениям Парижа и успешно противодействовал этому с помощью различных коалиций европейских стран. Классический план британской внешней политики всегда содержал в себе идею поддержания тлеющих конфликтов между соперничающими государствами, помогая тому, которое было слабее. Этот геополитический принцип, известный ещё со времён античной Римской империи, позволял британцам предотвращать чрезмерное усиление любого из соперников.

Поощряя основные центры силы заниматься склоками внутри Европы, Лондон снижал конкуренцию по части колониальной экспансии на других континентах. Британское Адмиралтейство полагало, что лучший способ предотвратить создание мощного океанского флота у своего конкурента — заставить его концентрировать ресурсы государства на сухопутных войнах. Именно это позволило британцам создать свою огромную империю, «над которой никогда не заходит солнце». В то же время, будучи островным государством, Туманный Альбион всегда оставался вне зоны боевых действий, участвуя в них только на чужой территории.

Так, с помощью виртуозных интриг, сталкивая лбами своих потенциальных соперников, британцы могли доминировать в мире, который был ослаблен конфликтами. Неудивительно, что начиная от эпохи военных побед царя Петра, Россия тоже заняла прочное место среди основных угроз такому «балансу сил». После Полтавской битвы Россия явно вышла за пределы, отведённые ей в британской концепции. В том числе и поэтому, столетием позже по наущению Лондона Наполеон вторгся в Россию. Если бы не случилась эта грандиозная авантюра, то, по мнению русского географа Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского (1827 — 1914 г.г.), французский император смог бы всё Средиземное море «взять в кольцо» и «удержать в зоне своего влияния». Этого Лондон допустить не мог, и в России грянула тяжелейшая Отечественная война.

Потери России в борьбе с Наполеоном в ходе этой войны оцениваются в количестве до одного миллиона человек. Однако после её завершения и в результате победоносного Заграничного похода русской армии был взят Париж. Современный британский историк Доминик Ливен считает, что решение императора Александра преследовать Наполеона за Рейном не было дальновидным, поскольку «избавившись от врага на западе Европы, Великобритания на весь XIX век развязала себе руки для борьбы с российской экспансией на Балканах и в Азии». Мало того, в результате реставрации французской короны, о чём так пеклись британцы, монархом стал Людовик XVIII, который сразу забыл, что только благодаря русской армии смог оказаться на французском престоле. Состоялся успешный замысел Лондона — сделать французским монархом человека, который с неприязнью относился к России.

Когда с окончанием наполеоновских войн Россия стала основным соперником Великобритании в Евразии, британцы начали тщательно организованную кампанию русофобии, которая должна была подготовить всех западноевропейцев к участию в борьбе против России. Её кульминацией стала Крымская война. Незадолго до этого британский министр иностранных дел, а позднее и премьер-министр — лорд Генри Джон Пальмерстон, заявил, что «как ни неприятны были бы теперь отношения с Францией, мы должны их поддерживать, ибо на заднем дворе угрожает Россия, которая хочет связать Европу и Восточную Азию, а мы одни не можем этому противостоять».

Этому заявлению предшествовало обострение спора между православными и католиками по поводу храма Гроба Господня в Святых местах, которое случилось в начале 1850-х годов. Тогда эта местность была под властью Османской империи. Иерусалимские православные состояли в ту пору под патронатом России, а местные католики — под патронатом Франции. Этот спор христиан турецкий султан под нажимом Парижа разрешил в пользу католиков. Санкт-Петербург выражал резкий протест, но незадолго до этих событий Наполеон III провозгласил себя императором Франции, и для укрепления авторитета ему нужны были не только корона и мантия, но и победы. Лучшего повода взять над Россией реванш за 1812 год он не видел. В свою очередь целью вступления британцев в войну против России было уничтожение русского флота и его главной базы на юге — Севастополя.

Пальмерстон проводил политику сдерживания России путём создания антироссийской коалиции, якобы «для защиты несчастной Османской империи». Именно этот политик запомнился тем, что произнес в британской палате общин крылатую фразу: «У нас нет неизменных союзников, у нас нет вечных врагов. У нас есть лишь постоянные интересы». Благодаря этому к окончанию первой половины XIX века 19 миллионов британцев господствовали над 196 миллионами жителей заморских владений, эксплуатируя их и подавляя любую попытку сопротивления. При этом Лондон постоянно обвинял Россию «в притеснениях поляков», которые на самом деле никогда не испытывали такого гнета, какому подвергались африканцы, индийцы или аборигены Австралии со стороны британцев. Под разговоры о «русском экспансионизме» Лондон разжигал борьбу народов Северного Кавказа — прежде всего черкесов, против России, обещая им оружие и боеприпасы.

Поэтому Крымская война стала противостоянием России военному блоку, ядром которого были Великобритания и Франция и в который входили также Османская империя и Сардинское королевство. Усилия этого блока поддерживали Пруссия и Швеция, официально нейтральные по отношению к России. Австрия в боевых действиях не участвовала, но после ухода русской армии с началом боевых действий из придунайских княжеств — Молдавии и Валахии, заняла их, обеспечив тем самым безопасность турецких владений на Дунае. Разъясняя цели этой войны, Пальмерстон утверждал, что «для наилучшего и наиболее действенного обеспечения безопасности мирного будущего Европы следует отделить от России некоторые из пограничных территорий, приобретенных ею за последнее время, — Грузию, Черкесию, Крым, Бессарабию, Польшу и Финляндию». Он аргументировал это тем, что «Россия всё равно сможет оставаться огромной державой, но уже не будет иметь такого подавляющего преимущества в случае нападения на своих соседей».

После того, как англо-французский флот вошёл в Чёрное море в январе 1854 года немецкий политический деятель и философ Фридрих Энгельс (1820 — 1895 г.г.) набросал в своей статье «Европейская война» подробный план действий союзников. Он прогнозировал: «Без сомнения, союзный флот способен разрушить Севастополь и уничтожить русский черноморский флот; союзники в состоянии занять и удержать Крым, оккупировать Одессу, блокировать Азовское море и развязать руки горцам Кавказа. Нет ничего легче, если действовать быстро и энергично». На воплощение этого плана в жизнь Энгельс отводил месяц. После завершения операции на Чёрном море Энгельс предлагал отправить флот на Балтику и бомбардировать Кронштадт. «Необходимо любой ценой добиться союза со Швецией, если понадобится, припугнуть Данию, развязать восстание в Финляндии путём высадки достаточного количества войск и обещания, что мир будет заключён только при условии воссоединения этой области со Швецией… Во что превратилась бы Россия без Одессы, Кронштадта, Риги и Севастополя, если бы Финляндия была освобождена, а неприятельская армия расположилась у ворот столицы и все русские реки и гавани оказались блокированными?». По сути, это был детализированный план Лондона, усилиями которого была развязана война.

Тактику боевых действий союзников определило давнее поражение Наполеона, показавшее, что воевать с Россией на её огромной территории в открытой сухопутной войне бесперспективно. Поэтому театры боевых действий были привязаны к российским морским окраинам. Транспортировать войска, вооружение и припасы по морю было проще, чем по русскому бездорожью. Таким образом, театры войны, названной по месту наиболее ожесточённых боёв Крымской, располагались весьма широко — по всему окоёму Хартлэнда.

На его западной окраине союзники дважды отправляли крупные эскадры в Балтийское море. Но всё что им удалось — захватить Аландские острова и бомбардировать Свеаборг. На севере, в Белом море англичане безуспешно пытались высадить десант на Соловецкие острова, а на Камчатке союзники потерпели поражение в боях под Петропавловском. На юге, помимо сражений в Крыму, в Азовском море британская флотилия обстреливала Бердянск и Мариуполь, но проиграла бой береговым укреплениям Таганрога. На Кавказе русская армия взяла стратегически важную турецкую крепость Карс.

К концу 1855 года, ввиду безрезультатности военных действий в Крыму, начались мирные переговоры. Севастополь русским войскам пришлось оставить, затопив оставшиеся корабли Черноморского флота. Противник тоже был измотан, и продолжать наступление не мог. По условиям мирного Парижского договора 1856 года Россия осталась в прежних границах, но лишилась права защищать своё черноморское побережье посредством военно-морского флота и прибрежных крепостей. Севастополь и другие занятые союзниками города в Крыму были возвращены России в обмен на Карс — «ворота в Персию и Индию», так оценивали его в Лондоне. В итоге союзники своих целей не достигли ни на одном театре военных действий, кроме придунайских княжеств. На их основе в 1858 году было образовано независимое государство, ставшее основой будущей Румынии.

Оказавшись по результатам войны в затруднительном положении, Россия была вынуждена прибегнуть к займам в европейских банках. Именно для их погашения позднее, в эпоху правления императора Александра II, была продана Аляска. Однако через пятнадцать лет Парижский договор был расторгнут, и Россия получила возможность заново создать Черноморский флот. При этом она сохраняла статус одной из пяти великих европейских держав и продолжала противостоять Великобритании в Средней Азии. Чтобы изменить эту геополитическую ситуацию, Лондон озаботился созданием континентального противовеса России. Им должна была стать Германская империя, возникшая на основе объединения германских земель вокруг Пруссии.

Тем временем русско-турецкая война 1877 — 1878 г.г. на Балканах показала, что Россия полностью оправилась от поражения в Крыму. Теперь Османская империя была на грани разгрома, а русские войска стояли под Константинополем. Но поскольку Россия вплотную приблизилась к проливам из Чёрного в Средиземное море, беспокойство Лондона достигло предела, и в начале 1878 года британский флот был послан в Дарданеллы. Кроме того, британцы готовились захватить Кипр, если опасность прорыва русских в Средиземное море станет слишком реальной. Потребовалось вмешательство англо-французской дипломатии, чтобы спасти турецкую столицу от угрозы взятия русскими войсками. Из этого Лондон сумел извлечь для себя максимум выгод. Благодарная Турция уступила ему Кипр, который стал ещё одной важной базой британского военно-морского флота в Средиземноморье.

В эти годы Россия завершила присоединение среднеазиатских земель. Войска генерала Скобелева в 1880 году взяли крепость Геок-Тепе, а четырьмя годами позже в состав России добровольно вошёл туркменский город Мерв (ныне — Мары). После этого, находясь в центре Евразии, Российская империя стала защищена с южного направления горными системами и пустынями. Но с самого начала своего возникновения Россия боролась за выход в Балтийское и Черное моря, несмотря даже на то, что они, будучи относительно замкнутыми акваториями, не могли полностью решить проблемы страны. И только судоходные реки, идущие от морских портов вглубь суши, позволяли достичь важных природных или промышленных ресурсов внутри континентальной части государства. Крупные судоходные реки России не текли ни в один из океанов мира, кроме Северного Ледовитого, и они были оторваны его льдами от мировых морских маршрутов. Таким образом, в северо-восточной части Евразии образовалось огромное пространство, недоступное для чуждой морской силы.

Однако, соперничество в «Большой игре» усилилось после того, как Великобритания нанесла поражение Китаю в ходе Опиумных войн (1840—1842 и 1856—1860 г.г.) и установила своё привилегированное присутствие на восточном побережье Евразии. К этому времени Россия стала обретать особое геополитическое значение путём строительства трансконтинентальных железных дорог — Транссибирской и Китайско-Восточной (КВЖД), которые позволяли перебрасывать ресурсы с одного конца Евразии на другой быстрее морских судов. Такая железнодорожная экспансия Рос­сии вплоть до Тихого океана породила опасения Лондона о том, что русские могут обратить вспять добытые британской короной военно-экономические преимущества.

Было очевидно, что новые технологии сухопутного транспорта угрожают завоеваниям ведущей морской державы, несмотря на рост её мобиль­ности за счёт использования Суэцкого канала и паровых судовых двигателей. В частности, Маккиндер отмечал: «Сегод­ня трансконтинентальные железные дороги меняют условия игры для сухо­путной державы, и нигде они не могут быть более действенными, чем в замкну­том пространстве Евразии».

Однако России был крайне необходим незамерзающий круглогодичный порт на Дальнем Востоке. Им стал Порт-Артур, взятый у Китая в аренду на 49 лет. Указывая на это событие, Лондон стал внушать японцам, что Российская империя намеревается напасть на них. Поэтому Япония в начале ХХ века становится стратегическим партнёром Великобритании. Ей открываются обширные военные кредиты, а на британских верфях для неё строятся броненосцы. В результате в 1904 году Япония, без объявления войны, атаковала русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, началась неуспешная для России война с Японией, и реализовать важный российский геополитический проект на Дальнем Востоке не удалось.

«Большая игра» закончилась только в 1907 году. Тогда Санкт-Петербург и Лондон заключили договор, согласно которому Персия делилась на сферы влияния между российской и британской империями. При этом протекторат над Афганистаном доставался британцам, а Тибет признавался независимым от влияния обеих империй. Тем не менее, по мнению Маккиндера, произошло изменение равновесия сил в мире в пользу, как он выражался «центрального государства» вследствие его экспансии к границам Евразии. Это, по мнению британского геополитика, «позволило использовать огромные континентальные ресурсы для строительства военно-морского флота, что открывает перспективы создания мировой империи. Эта гипотеза могла бы осуществиться в случае союза Германии с Россией».

С учётом этих обстоятельств, Маккиндер в своих геополитических работах развивал мысль о недопустимости российско-германского союза. Благо такая возможность реально существовала в конце XIX столетия. Подтверждение этому можно найти в мемуарах бывшего канцлера Германской империи Отто фон Бисмарка (1815 — 1898 г.г.). Оценивая геополитические перспективы отношений двух империй, Бисмарк утверждал: «Мы должны радоваться, когда при нашем положении и историческом развитии мы встречаем в Европе державы, с которыми у нас нет никаких конкурирующих интересов в политической области, и к таким державам по сей день относится Россия. С Францией мы никогда не будем жить в мире, с Россией у нас никогда не будет необходимости воевать, если только либеральные глупости или династические промахи не извратят положения».

Отвечая опасениям Маккиндера и стремясь предотвратить возможность союза Германии и России, Лондон возбуждал взаимное недоверие между ними. Ещё до доклада Маккиндера в Великобритании появлялись труды, где был показан бурный экономический рост Германии и которые приводили к выводу: компенсировать нарастающее отставание британцев в экономике можно только русской кровью — как в войне с Наполеоном. Мало того, к началу ХХ столетия Германия стала создавать для Лондона опасность своего прорыва к Балканам и Средиземному морю, для чего усиленно расширяла возможности своего военно-морского флота, согласно геополитическим рекомендациям адмирала Мэхэна.

К этому времени Берлин стал обращать внимание Стамбула на возможность прокладки железной дороги из Германии в глубину Османской империи, вплоть до берегов Персидского залива. Именно так Берлин помышлял в экономическом и в военном плане обойти контролируемые британцами морские торговые маршруты в Индийском и Атлантическом океанах. Для Германской империи стала очевидной геополитическая аксиома: «кто контролирует мировые торговые потоки, тот контролирует мировые финансы; кто контролирует мировые финансы, тот контролирует мировую политику».

Однако когда Германия начала строить железную дорогу по направлению к Багдаду, Лондон посчитал, что доступ немцев к Персидскому заливу, а из него — к Индийскому океану, будет угрожать британским позициям в Индии. Ответом Лондона стала оккупация в 1899 году Кувейта, которая во многом обесценила строительство этой железной дороги. Тогда Германия в свою очередь стала поддерживать буров на юге Африке в ходе англо-бурской войны 1899−1902 годов. Такое обострение делало практически неизбежной большую войну Германии с Великобританией за «передел мира».

Военно-политический альянс, известный как Антанта, объединил к 1907 году Великобританию, Францию и Россию. Они брали на себя обязательства исполнять — в случае участия кого-то из членов коалиции в войне — «священный союзнический долг». Но России, по большому счёту, Антанта была вряд ли нужна, поскольку создавалась для решения британской проблемы, чего Лондон собирался достичь путём европейской войны. Ещё в 1870-е годы к британцам пришло понимание: стремясь в течение предшествующих десятилетий не допустить усиления русского государства, они упустили мощный экономический подъём Германии. Таким образом, создание Антанты — это была операция британцев, которая имела задачу — убрать с геополитической сцены Германскую и Российскую империи путем взаимоуничтожения.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее