Бесплатный фрагмент - Птица счастья с опаленными крыльями

Одуванчик

За окном было темно. Екатерина Андреевна включила настольную лампу. Часы показывали половину шестого. Голова не была затуманена похмельем, хотя на столе стояла пустая бутылка из-под коньяка, как вчера, как позавчера, как месяц назад. Ей приснился отец. Он не снился ни разу за все десять лет, что его не стало. Не снился в самое тяжелое время, когда умер Денис — ее сын, ее кровиночка. Сыну было всего двадцать семь лет, восемь из которых они боролись с тяжелой болезнью. Проклятая опухоль оказалась сильнее материнской любви. Екатерина Андреевна потеряла всякий смысл в жизни. Приезжали сестры, пытались как-то ее поддержать. Она слушала и не слышала их. С утра доставала водку или коньяк — что попадалось под руку. Садилась в кухне, бессмысленно глядя в стену или в окно. Она потеряла счет выкуренным сигаретам и выпитым рюмкам. Обволакивающий туман как будто навечно поселился в ее мозгу.

А сегодня голова была светлая. Она ясно, до мельчайших подробностей, помнила сон, хотя он был путаный. Катя с отцом в комнате, в их родном доме на окраине рабочего городка. Все, как в детстве. Отец сидел за столом, под тусклой лампочкой, читал газету. За окном бушевала метель. Катя озябла в своей модной кофточке. Она тихо встала с дивана, подошла к печи и прижалась к ней спиной. Тепло разлилось по телу. На кухне мама гремела противнями, доставая пироги из русской печи. Сейчас звонким голосом позовет: «Андрей Егорыч, Катерина, пироги готовы!». Они пойдут в кухню, нальют большие кружки чаю с мятой. И, не дожидаясь, пока пироги дойдут под полотенцем, Катя схватит самый зажаристый, обжигая пальцы и губы, откусит большой кусок.

Вот отец положил очки и внимательно посмотрел на Катю из-под нахмуренных бровей. Уже став взрослой и самостоятельной, она побаивалась, когда отец смотрел вот так сердито: значит, она в чем-то провинилась. Сурового взгляда Андрея Егоровича Дубровина боялись и на заводе. На своих учеников опытный кузнец голоса не повышал. Но если кто-то лодырничал или, того хуже, опаздывал хоть на минуту, одного сурового взгляда было достаточно, чтобы вспомнил о дисциплине.

Андрей Егорович очень любил свою старшую дочь. За настойчивый Катин характер, как у него самого, за то, что добилась всего, к чему стремилась — кандидатскую защитила, в институте преподавала, теперь вот школу свою открыла. Да просто любил за то, что она его дочь. Катя не помнила, чтобы отец когда-то обнял ее или поцеловал. Не приняты были в их семье нежности. Но рядом с отцом всегда было спокойно, надежно, она знала, что он очень любит ее, хотя слова этого никогда не говорил. И она любила его. Улыбка на лице отца разгладила нахмуренные брови. В такие минуты Кате хотелось обнять отца и прижаться к колючей щеке. Но она сдерживалась: слишком взрослая, чтобы показывать телячьи нежности. Сдержалась и сейчас. Только с глубоким вздохом из груди вырвалось тихое: «Папка!».

Что-то щелкнуло, и будто сменились кадры в кино. Сон был совсем другой. Катя сидела с мамой на крылечке. В палисаднике доцветала сирень, и дурманяще пахло цветами. Сразу за домом была большая, вся в одуванчиках, поляна, а вдалеке темнел лес. Через поляну к ним неторопливо шел отец. Впереди дедушки бежал Дениска — совсем маленький. Летом Екатерина всегда забирала сына из городского садика и отвозила к родителям. Они часто вот так сидели с мамой на крылечке, всматривались вдаль и ждали, когда Андрей Егорович с Денисом вернутся с рыбалки или из лесу с грибами. Потом вместо Дениски рядом с отцом оказался незнакомый мальчик — худенький, головка в пшеничных кудряшках. Одуванчик. Ангелочек с рождественской открытки. Отец крепко держал малыша за руку. «Вот, Катя, внук твой. Когда он родится, назови его Егором, как твоего деда». Андрей Егорович легонько подтолкнул мальчика ей навстречу. Она протянула руки и проснулась.

Все увиденное во сне светлым лучиком пронеслось в памяти. И тут же всю ее заполнило неизбывное горе: Денис умер. Его нет два месяца и… Сколько дней? Двадцать три. Теперь у нее другая дата отсчета — не жизни, а смерти. Раньше она едва ли раз в год навещала могилу отца. А после похорон сына поехала в город, где родилась, долго стояла у холмика со скромным памятником. Ей хотелось умереть, и пусть ее положат вот здесь, рядом с отцом, под высокой елью, ветки которой так грустно шумят на ветру. Или рядом с сыном, за триста километров отсюда. Екатерина Андреевна не могла понять, почему до сих пор не наложила на себя руки. Может, потому, что так и не решила, с кем рядом остаться — с отцом или сыном. Она не вспоминала о сестрах и старенькой матери, даже не задумывалась, что, пережив столько потерь, смерти своей Кати мама не переживет.

Екатерина Андреевна пыталась забыться в работе. На какое-то время это удавалось. Только вечером, в большом доме, который строила для сына, оставалась одна. Из всех углов выползала тоска. И тогда ничего не оставалось, как утопить ее в бутылке. Екатерина Андреевна понимала, что так ее конец будет некрасивым — она умрет от пьянки. Ей было наплевать на себя. Утром, чтобы унять головную боль от похмелья, доставала новую бутылку. В школу шла, уже выпив. Учителя прятали глаза, встречая утром пьяного директора. Потом она вовсе перестала ходить на работу. Телефон трезвонил, отвлекая ее от воспоминаний о сыне. Однажды она бросила его в стену, телефон разбился и замолчал. Нет, ее не оставили в покое. Кто-нибудь из учителей стучал в дверь ее дома. Она открывала, только чтобы сказать: «Оставьте меня в покое. Я болею. Решайте все сами, как хотите». Наверное, другого коллегам и не надо было: только удостовериться, что она еще жива. Никто не в силах был вернуть ее к жизни, поскольку она не хотела этого сама.

Сегодня Екатерина Андреевна проснулась с ясной головой. Она поняла, что пить больше не может. Машинально умылась. Поставила на плиту чайник. Засыпала в кружку две ложки кофе. Залила кипятком. Кофе остался на столе. По привычке подошла к кухонному окну. Смотрела в темноту, едва различая в свете уличного фонаря голые озябшие на морозе деревья. Выкурив одну сигарету, доставала из пачки новую. Отец приходил к ней во сне не просто так. Он хочет ей помочь. Надо только хорошо подумать и понять, от чего отец предостерегает ее, что значит этот необычный сон.

Андрею Дубровину пришлось идти на завод мальчишкой. Тогда, в начале войны, многие его сверстники бросали школу и зарабатывали на хлеб. Отца забрали на фронт, зимой сорок первого пришла похоронка. Мать болела. Оставалась одна надежда — на Андрея, старшего из троих детей. Сначала его поставили учеником к слесарям. Но подростка завораживал грохот молотов в кузнечном цехе и то, как лихо мужики поворачивали болванку и так и эдак, пока она не принимала нужную форму. Он просился к этому исполинскому молоту, но начальник цеха отмахивался: мал еще. Потом сдался. Парень был широкоплечий и рослый не по годам. Так что в шестнадцать лет попробовал, что такое настоящая мужская работа. Это бывалые мужики управлялись с болванкой играючи. У парнишки уже через полчаса клещи вывалились из рук. «Ничего, — подбадривал наставник, — привыкнешь». Не таков был Андрей, чтобы сдаваться. Стискивал зубы и старался не отставать. А ночью ныли руки, он и во сне стискивал клещи, боясь выронить их. Уже через год он стал настоящим мастером. Играючи поворачивал под молотом болванку. Откуда и силы брались, ведь питались хлебом да картошкой. Весной и картошки осталось мало. Был соблазн всю доесть. Но стерпели, засадили огород. Зато осенью, когда поспел урожай, наелись досыта.

Молодняк присылали на завод постоянно. Большей частью это были мальчишки и девчонки из деревень. Они обращались к Дубровину по имени-отчеству — Андрей Егорович, хотя был он их чуток постарше. Получив повестку на фронт, Андрей, обрадованный, прибежал в конторку к начальнику цеха. Тот остудил его: «Ты уйдешь, у меня цех встанет». Мы тут не игрушки делаем, а технику для фронта. Иди, работай. С военкоматом без тебя решим». Одним словом, так до конца войны и пропахал Андрей Егорович в своем кузнечном — без выходных и отпусков. Да и потом не ушел, прикипел к цеху.

Анечка появилась на заводе после войны. Только окончила школу. Взяли ее в лабораторию. Андрей встретил ее возле проходной и раз, и два. Запала в душу девчонка, как ни одна до нее. Оробел силач Дубровин. Но сильнее испугался, что кто-нибудь опередит и уведет красавицу. Разузнал, где работает, да и зашел в лабораторию, как будто по делам. Женщины понимающе улыбались, одна Анечка не догадалась об уловках парня. Ну, а раз познакомились, так при «случайной» встрече заговорить было просто. Вскоре поженились. Ане только восемнадцать исполнилось.

В родительском доме было тесно, уже брат и сестра подросли. Андрей решил: не будь он Дубровин, если для своей семьи домом не обзаведется. Да только денег-то взять негде. Собрал все, что мог, в долги залез. Новое жилье давно никто не строил, да и старого продавалось немного. Нашли скромный домик на окраине города. Но и этому были рады — свое гнездо. А как радовались первенцу — сын родился! Умер мальчик от полиомиелита, всего несколько месяцев прожил. Судьба как будто взялась испытывать Дубровиных. Зимой Андрей, всю войну не чихнувший, простудился и так сильно болел, что Аня еле выходила его. Андрей уже еле дышал от воспаления легких. Откуда смелость взялась у девчонки, до директора завода дошла, выпросила, чтобы достал пенициллин. Потом дом чуть не сгорел. Замкнуло проводку. Хорошо, на глазах все случилось. Андрей не растерялся, щиток отключил. Загоревшиеся провода одеялом закрыл. Стенка обгорела. Но ничего, потихоньку отремонтировали.

Беда была в другом: после смерти сыночка детей у них не было. Видел Андрей: молчит его жена, но сильно переживает. Уговорил ее идти учиться. В вечернем техникуме Аня повеселела, училась с удовольствием, в гости часто заходили ее однокурсницы. Еще до защиты диплома перешла в цех, а как окончила учебу, поставили экономистом — по специальности. Все счастливые события затмила несказанная радость — родилась дочка, Катенька. И после, как награда за веру и терпение, ровно через три года появлялись на свет один за другим дети — две дочери и сын.

После войны окраина, где жили Дубровины, стала быстро застраиваться пятиэтажными домами. Где-то там, в Москве, решили на месте старого завода возвести промышленный гигант. Приезжали со всех концов рабочие и специалисты с семьями. Они и заселяли высотные дома. Но старожилов не тронули. Так и остался рядом островок из двух десятков частных деревянных домиков. По-прежнему сразу за огородом Дубровиных простирался луг, и неподалеку виднелся лес.

В новом микрорайоне построили школу. Сюда в первый класс определили Катю Дубровину. То ли по ошибке, то ли по случайности она попала в класс, где собрали детей заводских начальников, городских руководителей, врачей, учителей. На их фоне Катя выглядела Золушкой. Школьное платье мама сшила из дешевой вигони. Ткань на локтях быстро проносилась. Заплатки тоже моментально рвались. Но и в семьях с достатком чаще всего мамы были экономны. Так что не одна Катя ходила в черных сатиновых нарукавниках, скрывавших заплатки. И туфли, и пальто у нее были намного скромнее, чем у одноклассниц. Завидовала она девчонкам? Совсем немного и совсем недолго. Малышка-первоклассница Катя поняла, что учителя выделяют тех, кто хорошо учится. Природа и родители наделили ее способностями и упрямым характером. Екатерина Дубровина должна быть круглой отличницей, самой первой во всем. И она училась, занималась в кружках и спортивных секциях.

Лидером ее признали еще в младших классах, девочки из самых важных семей искали ее дружбы, непременно приглашали на дни рождения. Катя приходила в гости к подружкам, в квартирах которых были балконы, из кранов текла горячая вода, в красивую полированную мебель можно было смотреться, как в зеркало. В такие минуты к Кате снова возвращалось смущение из-за бедности, в которой жила ее семья. Дубровины все еще ютились в старом доме. На полу вповалку спали все три сестры. И только новорожденный братишка сопел в качалке рядом с родительской кроватью.

Андрей Егорович Дубровин, как когда-то для молодой жены Анечки купил собственный дом, так и сейчас для своей большой семьи выстроил новый. Не в раз дались хоромы, которые задумал хозяин. Были бы деньги, так за лето поднялся бы дом. Но в том-то и дело, что приходилось рублик к рублику складывать, экономить на всем, до почти всю стройку тянуть на своих плечах — после работы на заводе да в выходные дни. И все же через два года, как заложили первый камень в фундамент, въехали Дубровины в новый дом. Старый рядом с высокими хоромами выглядел дряхлой избушкой. Всей семьей весело ломали и пилили его на дрова. У Кати появилась своя комната — маленький закуток за печкой, где было тепло и уютно, куда вечером, перед закатом, в окошко заглядывало солнце. Был в новом доме зал, где за большим столом собиралась ужинать вся семья. А когда была убрана посуда, Андрей Егорович садился за стол под самой лампочкой и читал газеты. Жена его, Анна Николаевна, устраивалась рядом с вязанием или шитьем.

Такой дом и подружкам показать не стыдно. День рождения у Кати в середине декабря. Никогда в семье Дубровиных рождение детей особо не отмечали. Обычно мама в такой день варила кашу на молоке. Подавая имениннику тарелку, приговаривала: «Живи столько лет, сколько крупинок в каше». Виновник всеобщего внимания был рад, а о каких-то подарках даже не думал. А тут в свой день рождения Катя придумала: позвала в гости весь класс вместе с учительницей. Была суббота. Анна Николаевна с утра хлопотала по хозяйству. Перед уроками Катя огорошила родителей известием, что после занятий одноклассники придут праздновать ее день рождения. Анна Николаевна руками всплеснула: в доме запасов нет, лишних денег тоже. Бросилась скорее тесто заводить. Одним словом, в грязь лицом Дубровины не ударили. Накормили дочериных гостей пирожками с разными начинками: с морковкой, с капустой, с картошкой. Ребята уписывали за обе щеки да нахваливали: пироги у Анны Николаевны всегда удавались. А потом еще чай с шоколадными конфетами и печеньем пили, румяными яблоками похрустывали. Вкусно было всем и весело. Катя от гордости голову задрала: вот так, не хуже других Дубровины могут гостей принимать.

Ушли подружки, тут и досталось Катерине от родителей. Отец сдвинул брови:

— Еще назовешь гостей без разрешения, выпорю. Мать все запасы, что к Новому году делала, на стол выложила. По твоей милости малышня на праздник без гостинцев останется. Заранее сегодня полакомились.

Так что день рождения закончился для Кати слезами. Зато какой подарок девочки ей принесли! Эту красивую чашку с блюдцем она столько раз рассматривала в универмаге, не смея даже попросить продавщицу дать подержать в руках это тонкое фарфоровое чудо. Чашка и сейчас цела, стоит в буфете у мамы на самом видном месте. Ее всегда достают, когда Екатерина Андреевна приезжает в родительский дом.

В комсомол Екатерина Дубровина вступила одной из первых в классе. Как только ей исполнилось четырнадцать лет, подала заявление. Строгое сито школьной организации и горкома комсомола проходила не без дрожи в коленках. Но там и там голосовали единогласно: имя школьной активистки уже было известно. Где только ни выступала Катя! Играла главные роли в драматическом коллективе. Танцевала в ансамбле народного танца. Высокая красивая девушка хорошо смотрелась и в роли ведущей праздничных концертов. Бегала за класс на лыжах и в атлетических кроссах. Так что, кого рекомендовать в комсорги класса, и вопрос не стоял. Конечно, Катю Дубровину.

Со всей своей бурной общественной работой об учебе Катя не забывала. То есть совсем наоборот, учеба всегда стояла на первом месте. Катя была упрямая. Если не может решить заданную на дом задачу по математике, до ночи будет сидеть, полтетради на черновики исчеркает, пока не найдет ответа. А уж если у нее не получится, то наутро в школе выяснится, что никто из класса не мог решить. Способности к точным наукам у нее были отличные. Только саму ее больше увлекали история и литература. Первая, пожалуй, даже больше. Это и определило выбор будущей профессии. После школы Екатерина отправила документы в университет на исторический факультет.

До сегодняшнего дня у Кати Дубровиной все получалось. А тут осечка: не добрала одного балла. Вступительные экзамены сдала хорошо, не на одни пятерки, конечно. Была уверена, что поступит. А когда не увидела своей фамилии в списке зачисленных, подумала, ошибка. В приемной комиссии разъяснили, что нынче проходной балл небывало высокий. Посоветовали приехать на будущий год.

Первое поражение в жизни было настолько сильным, что Катя вернулась домой в слезах. Ей, вечной победительнице, было стыдно перед папой и мамой, перед одноклассниками, перед учительницей истории, надежды которой не оправдала. А та успокоила:

— Вытри слезы. Год поработаешь, подготовишься, как следует, и поступишь. А на работу к нам в школу устраивайся. В этом году нам дали вторую ставку старшей пионервожатой. А на самом деле будешь освобожденным секретарем комсомольской организации школы. Работа тебе знакомая. Я как секретарь партийной организации о таком помощнике и не мечтала. Так что твой провал в университет лично мне, Катя, оказался на пользу, — пошутила учительница.

Неудача с поступлением поджидала не одну Катю Дубровину. Кое-кто тоже вернулся ни с чем. А полкласса сразу пошло в техникумы и училища поближе к дому. Так что сверстников в городе осталось немало. И теперь уже они были не школьники, а совсем взрослые люди.

С какой гордостью Катя принесла в дом первую получку! Деньги небольшие, а все же зарплата. Катя по-прежнему успевала делать миллион дел. Ее школьную комсомольскую организацию ставили всем в пример. Она делилась опытом с трибуны городской комсомольской конференции. И в зале ей аплодировали солидные мужики с завода, которым было уже по двадцать с лишним лет. Но Катя и на танцы в дом культуры каждый выходной с подругами бегала, и ни одного нового фильма не пропускала. И, конечно, готовилась к новым вступительным экзаменам.

Весной Катя вдруг испугалась: а ну опять не поступит? И сдала документы на заочное отделение, там конкурс всегда меньше. Год занятий даром не прошел. Экзамены абитуриентка Дубровина сдала почти на одни пятерки. В начале лета ее одноклассники еще тряслись от страха перед второй попыткой поступить в вузы, а она уже была студенткой исторического факультета. С чистой совестью она оформила отпуск и уехала на полтора месяца на Черное море. О море она мечтала всю жизнь. Теперь могла себе позволить и дальнюю поездку, и недешевый отдых на юге в разгар сезона. Она заработала на первый отпуск сама. И моральное право на беззаботное купание в море она тоже имела, ведь университет теперь был покорен.

Загорелая, красивая, счастливая, в конце лета Катя вернулась домой. В городе было пустынно, потому что почти никого из ее одноклассников не было. Провалившиеся в прошлом году, как и она, поступили учиться кто куда. Это ей рассказала одна из подружек, которую случайно встретила на улице. Да и та спешила: на днях надо уезжать к месту учебы, а вещи еще не собраны.

Катя затосковала. Это что же получается: все уехали, будут жить в большом городе, а она тут останется одна? Ей тоже так хотелось учиться на дневном отделении! Она всегда принимала решение быстро. Вот и сейчас, не раздумывая, уволилась с работы, запаковала чемодан и отправилась в университет. Ночь в поезде не остудила ее решимости. Катя сразу отправилась к декану факультета. Нет, просить перевести ее с заочного отделения на дневное она не стала, понимала, что это невозможно. Она попросила разрешения посещать лекции вместе с очниками. Декан подумал, что ничего такого он не нарушает, и разрешил странной студентке ходить на лекции, но сразу предупредил, что большего ей не обещает. Катя пока ни о чем другом и не просила, ведь первую победу она одержала. А вообще-то рассчитывала, что все экзамены сдаст на пятерки, и ее обязательно переведут на очное отделение.

Жить пришлось на частной квартире. Адрес дала комендант университета. Старый квартал тесно прижавшихся друг к другу домов был в центре города. Катя первый раз попала в такую квартиру. Коммуналка располагалась сразу на двух этажах. Внизу была кухня и две жилые комнаты. Крутая узкая деревянная лестница вела наверх. Над кухней располагалась большая ванная, совмещенная с туалетом. В одной из двух комнат наверху и предстояло жить Кате. Хозяйкой была высокая худая старуха, без улыбки ответившая на ее приветствие. Трудно представить, как на малюсенькой площади разместились кровать, шкаф, стол, холодильник и диванчик в углу, который предназначался жиличке. Видно, старуха была жадной до денег, раз решила терпеть у себя чужого человека, создавая себе неудобства в без того тесной комнате. Катя с первых минут ощутила себя здесь неловко, но выбирать не приходилось, ей просто негде было ночевать. Хозяйка объяснила правила, по которым предстояло жить, разрешила пользоваться холодильником, выделила полочку в шкафу для продуктов и даже посуду. Неприятным сюрпризом стало то, что хозяйка установила «плату за диванчик» выше, чем сдавали другое жилье. Она объяснила это тем, что университет в двух шагах и Кате не нужно тратиться на транспорт. Девушка не стала уточнять, что проездной билет стоит дешевле, чем сумма, положенная хозяйкой сверх обычной платы, и по городу ей все равно нужно ездить. Ну, что ж, придется меньше тратить на еду.

Сентябрь был теплым, и ночью форточку не закрывали. Каждое утро Катю будил стук колес первых трамваев, мчавшихся по главному проспекту еще не проснувшегося города. Ее удивляло, как хозяйка может спать под такой грохот. Но буквально через неделю и она перестала замечать шум большого города за окном. Пронзительные звонки трамваев только на секунду вырывали ее из сна.

Катя старалась как можно меньше времени задерживаться дома. Ее смущали молчаливые и, как казалось, недовольные многочисленные соседи. Она мышкой проскакивала в кухню, чтобы разогреть чайник, и невольно с облегчением вздыхала, если никого не встречала. Но все равно постоянно приходилось сталкиваться с жильцами коммуналки в местах общего пользования. Она говорила «здравствуйте» и быстренько удалялась на свой диванчик. Ощущение, что живет в маленьком чужом мирке, не покидало. Самое досадное, что приходя сюда, она как будто съеживалась, чтобы стать незаметной. И только выйдя из подъезда на улицу, она становилась самой собой — уверенной, целеустремленной.

Она шла к открытию в читальный зал, набирала гору учебников и занималась. Обедала в студенческой столовой. Лекции начинались после обеда. А потом до закрытия читального зала опять занималась. Хорошо, что центральный гастроном, где Катя покупала продукты, работал допоздна. Правда, в булочной к вечеру разбирали студенческие батоны, а другие были дороже. Витрины гастронома соблазняли покупателей обилием продуктов. Катя проходила мимо пирамид из банок сгущенного молока и рыбных консервов, аппетитно расположившихся под стеклом колбас и, тем более, мимо красочных коробок шоколадных конфет. Ее отделами были молочный, где она покупала немного масла, бутылку молока или кефира, и бакалея, предлагавшая рожки и крупы, сахар и дешевый чай. Иногда Катя позволяла себе заглянуть в кафетерий. Здесь продавали мороженое в вазочках. Можно было полакомиться сладкими шариками с тертым шоколадом или орехами, в крайнем случае, политыми апельсиновым сиропом. Но Катя отводила глаза от ценника на мороженое и заказывала молочный коктейль — недорогой и очень вкусный.

Провожая Катю в университет, мама дала ей денег на зимнее пальто: «Твое старое сестра доносит. А ты теперь в большом городе будешь жить, нужно хорошо выглядеть. Купишь в магазине или в ателье закажешь новомодное».

Небольшое ателье Катя случайно заметила в переулке, каких множество ответвлялось от главного проспекта. Ей приглянулась одна ткань и, по счастью, только что завезли маленькие песцовые воротники. Приемщица предложила полистать журналы мод, изрядно потрепанные. Одна модель Кате понравилась. Вызвали закройщицу, она одобрила выбор девушки и сделала замеры. Вместе с приемщицей посчитали, во сколько обойдется пальто. Катя была счастлива: от маминых денег еще оставалось немного. Она попросила подождать всего минут двадцать и помчалась за деньгами, которые хранила в чемодане. Пальто сшили быстро. Уже в конце октября она принесла его домой. Долго примеряла под одобрение хозяйки, которая просила ее повернуться то одним боком, то другим. Теперь осталось дождаться зимы, чтобы похвастаться перед однокурсниками.

Как всегда, из читального зала Катя вернулась домой поздно. И без того всегда неприветливая хозяйка с порога встретила ее нелепым обвинением:

— Ты украла у меня деньги. Они лежали на полке под простынями. Я вчера пересчитывала, все было на месте, а сегодня не хватает двадцать рублей.

Это были большие деньги — больше половины стипендии, которую получали студенты. Катя понятия не имела, где хозяйка хранит сбережения, и тем более ничего у нее не брала. Это она и ответила.

— Не ври. Я посмотрела в твоем чемодане, там ничего нет.

Только тут Катя увидела, что чемодан, который она обычно запихивала в узкую щель между стеной и диваном, стоит на полу, из-под раскрытой молнии выглядывает ее белье.

— Значит, ты забрала деньги с собой.

— Да у меня одна мелочь, от родителей перевод придет только на следующей неделе.

Катя достала из сумочки и открыла перед хозяйкой кошелек. Там было два бумажных рубля и немного монет.

— Ничего не знаю. Я спрятала твое пальто и не отдам, пока ты не вернешь двадцать рублей. Воровка!

Слезы брызнули у Кати из глаз. Она выскочила из комнаты, бегом спустилась по лестнице, за спиной громко щелкнул английский замок мрачной коммуналки. Ноги сами несли ее по темной мокрой улице. Куда деваться ночью в чужом городе? Спрятаться в подъезде какого-нибудь дома? Ехать на вокзал? К девчонкам, в общежитие! Подруги-первокурсницы успокоили ее, накормили ужином. Но здесь она тоже была чужая. Отчаяние навалилось с новой силой, и слезы снова покатились из Катиных глаз.

Общежитские порядки позволяли без церемоний заходить в гости в любое время дня и ночи. К девчонкам в комнату забрел парень со старшего курса, к тому же председатель общежитского студсовета.

— Эту красавицу я вижу в первый раз. И почему она у вас тут ревет?

Девчонки сбивчиво рассказали гостю, что случилось с Катей.

— Здорово, — почему-то обрадовался старшекурсник. — Старушенция совершила крупную кражу, забрав твое пальто. Так что иди в милицию, пиши на нее заявление. Хочешь, я завтра с тобой в милицию схожу?

Катя отрицательно покачала головой и насухо вытерла глаза носовым платком.

— У нас еще проблемка есть, — сказали девчонки. — Катя на вахте паспорт оставила. В одиннадцать часов вахтерша придет и выставит ее на улицу.

— Вот это точно не проблема. Или я не председатель студсовета? Сейчас принесу паспорт. Договорюсь, поживешь у девчонок недельку, если они не против.

Утром Катя поехала в милицию. Она здесь уже была, когда по заявлению квартирной хозяйки оформляла временную прописку. Прежде чем подойти к окошку дежурного, долго сомневалась. Но выхода не было. Дежурный назвал ей номер кабинета, куда следует обратиться. На дверях было написано: «Следователь». Катя робко постучала и вошла. За столом видела молодая женщина, чуть постарше ее. У Кати разом прошли страх и робость. Она четко изложила суть происшедшего накануне вечером.

Следователь, как и председатель общежитского студсовета, тоже почему-то обрадовалась.

— Сейчас все это изложите в заявлении. Вашу пенсионерку еще и посадить могут. Думаете, это первый случай? Поселят у себя студенток из провинции, вот таких напуганных большим городом первокурсниц. Потом придумают, что пропали вещи или деньги. Припугнут милицией. Те со страху свои отдают, лишь бы выпутаться.

Пробежав текст заявления, следователь сказала:

— Напишите адрес, по которому с вами можно связаться. Может понадобиться очная ставка. А вашей хозяйке завтра же направлю повестку.

Прошло всего несколько дней. Катя вышла из аудитории после лекции. У дверей стояла ее квартирная хозяйка.

— Забери пальто и свои вещи, — процедила она сквозь зубы, резко повернулась и ушла.

Катя почти физически ощутила, как за старухой расстилался шлейф ядовитой злобы. Она тряхнула головой, зажмурив глаза. Когда она их открыла, старухи уже не было. Мимо проносился председатель студсовета. Резко притормозил:

— Ты чего застыла? Потеряла чего?

Катя рассказала о неожиданном появлении квартирной хозяйки:

— Я боюсь к ней идти.

— Не трясись. Я схожу с тобой. Когда у вас лекции заканчиваются?

Спутник, мужчина, да еще старшекурсник, придал Кате уверенности. Она открыла дверь коммунальной квартиры ключом, который все еще оставался у нее. Открыть комнату, в которой жила, она не посмела. Постучала. Никто не ответил. Постучала громче. Открылась дверь соседней комнаты, из нее выглянула соседка-старушка:

— Твоя хозяйка куда-то срочно уехала. Меня попросила передать тебе вещи. Ключи от квартиры тоже у меня оставь.

Оказавшись на улице, Катя рассмеялась. Ее спутник нес чемодан, Катя — новое зимнее пальто, перекинув его через руку. Они шли до трамвайной остановки, весело болтая ни о чем и обо всем на свете.

На следующий день Катя зашла к следователю и забрала заявление. Первое испытание жестокостью большого города, который готов перемолоть любого чужака в мелкий песок, Катя прошла. Она не обиделась на него, напротив, он почему-то стал ей роднее. Может, потому что, испытав, принял ее за свою.

Большой город открывал большие возможности, и грех было ими не воспользоваться. Она просто ездила в разные его концы, чтобы узнать, какой он. Останавливалась перед очередным величественным зданием. Кто его построил, в каком году? Скромная табличка не раскрывала секретов. Хотя в расписании первого курса не было краеведения, Катя решила, что будет изучать историю города, в котором теперь жила. А то какой же она историк! В музеи чаще всего удавалось пройти бесплатно — по студенческому билету. Ей были доступны областные и городские библиотеки с их богатыми книжными фондами. Хотя денег было в обрез, она выкраивала, чтобы сходить в театр.

Неуемный характер не позволял Екатерине ограничиваться одной учебой. Ее часто можно было видеть в тесной комнатушке факультетского комитета комсомола, она подключалась к многочисленным мероприятиям, идеи которых рождались в этих стенах. Одним словом, фамилия Дубровиной скоро стала известной на факультете от первого до последнего курса. Никому и в голову не приходило, что она посещает занятия на птичьих правах. Однокурсники узнали об этом, только когда во время сессии она присоединилась к группе заочников. Многочисленные друзья, которые появились в первые месяцы учебы, говорили:

— Катя, если надо, мы пойдем в деканат, будем просить за тебя.

Она держалась уверенно: сама справлюсь. Все четыре экзамена в первую сессию Катя Дубровина сдала отлично. Теперь все зависело от того, будут ли двоечники на дневном — кандидаты на отчисление. Удалось удержаться всем. Были особо способные, которым легко удавалось учиться в школе и легко поступить в университет. Думали, что и дальше учеба пойдет так же — сама собой. А тут, оказывается, преподаватели копают в глубину. И все же выехали на трояках. У Кати терпения хватало, она и во втором полугодии упорно училась. В летнюю сессию зачетку заполнили одни отличные оценки. Двоим хвостистам с дневного на пересдаче снова поставили неуды. Катя пошла в деканат. Отличная зачетка давала ей право просить о переводе. Декан ответил, что вопрос непростой, сам он решение не принимает, даже если двоечников отчислят. Ректор был в командировке, а потом сразу ушел в отпуск. «Узнавайте, девушка, осенью», — сказали ей в приемной ректора.

Катя оставила заявление и уехала домой в не радужном настроении. Каникулы для нее были не каникулы, а так — не поймешь что. Одноклассникам, которые почти все приехали на лето к родителям, она ничего не сказала. Учится — и все.

Осенью приехала в университет, сразу в деканат. «Нет, заявление пока не подписали, загляните через недельку». Потом еще через недельку, и еще. Зато, когда в октябре Кате сообщили, что ее перевели на дневное, огромная радость переполнила ее. Ребята, которые только что вернулись с уборки картофеля, радовались не меньше ее. Кате Дубровиной даже место в общежитии выделили, ведь она была из многодетной семьи. И стипендию назначили. Она снова добилась цели, снова была победительницей.

Историческая наука по-настоящему увлекла студентку Дубровину. Чем глубже она в нее погружалась, тем больше убеждалась, сколько еще неизведанного. Ученые ищут, сопоставляют факты, спорят, чтобы доказать какую-нибудь одну дату из далекого прошлого. На научных конференциях для Кати эти дискуссии были интереснее, чем детектив в кино. А новейшая история и вовсе плохо изучена. Такова уж психология людей, и ученые не исключение: то, что близко, может подождать. Екатерина Дубровина, еще не окончив университет, решила: будет поступать в аспирантуру. И это стало ее новой целью.

Во все времена в вузах отличительной чертой старшекурсников был свадебный переполох. Добрая половина выпускников покидала альма-матер, обремененная семьями, а то и детьми. Четвертый курс истфака после зимней сессии как прорвало. Катя чуть не каждый месяц получала от подружек приглашение на свадьбу. Как водится, у невесты среди гостей всегда было больше девчонок, у жениха — парней. Не раз и не два после такой свадьбы рождалась новая пара. И вскоре всей гурьбой шли на свадьбу. Как это ни банально, с Катей Дубровиной произошло то же самое. На майские праздники однокурсники гуляли на очередной свадьбе. Друг жениха, Володя Марков, невестину подружку Катю выделил из всех сразу. Весь вечер не сводил с нее глаз и после свадьбы вызвался проводить ее. Провожать Катю вовсе не надо было. Доброму десятку девушек было по пути, все они жили в общежитии. Слегка навеселе, они были такие смелые, что ни один хулиган им был не страшен, несмотря на сгустившиеся сумерки. Но Катя не отказалась от предложения симпатичного парня, с которым не раз за вечер танцевала. Дорога к общежитию у них почему-то повернула в другую сторону. Пока они до него добрались, короткая майская ночь уже заканчивалась. Володе еще надо было топать домой на другой конец города.

Юноша влюбился с первого взгляда. Это было видно невооруженным глазом. Он каждый день ездил на свидания к Кате Дубровиной. Были у нее и раньше ухажеры. Робкие намеки бывших одноклассников, особое отношение со стороны некоторых однокурсников — все это было не то. А здесь настойчивое внимание, цветы, прогулки теплыми майскими вечерами в парках, где пьяняще пахло свежей зеленью. Да и что скрывать, Кате льстило то, что за ней ухаживает выпускник престижного радиофака из политехнического института. Там все ребята высочайшего ума. И это было для нее важно, с глупцом она не то что семью строить, просто общаться не смогла бы. Любовь любовью, а Владимиру Маркову надо было писать диплом и готовиться к госэкзаменам. Да и у Кати надвигалась сессия. Отличница Дубровина ни за что не хотела опускать планку. Разум возобладал, и свидания пришлось сократить. Виделись через день-два, скучали. Катя чуть не по часу простаивала у телефона-автомата на вахте общежития. О чем говорили, было неважно, лишь бы слышать родной голос.

Вот он, долгожданный диплом, в руках инженера Маркова. И зачетка с последней пятеркой летней сессии у Кати. Но упиваться радостью было некогда. Володе предстояли экзамены в аспирантуру. У Кати начались каникулы. Она хотела уехать, чтобы не отвлекать любимого от подготовки. Он взмолился:

— Не уезжай! Мне надо тебя хоть изредка видеть.

И она осталась. Устроилась на время отпуска вахтера общежития на ее место. Студенты разъехались, так что у нее было достаточно времени, чтобы перечитать все книги, которые откладывала весь год.

Осенью аспирант Владимир Марков сделал Кате официальное предложение. Его родители встретили невесту сына благосклонно. Их не пугало, что она общежитская. Их корни тоже были из российской глубинки. Петр Ильич Марков, пройдя фронт, выбрал путь военного. Служил в разных концах страны, чаще в маленьких городках. Лишь в последние годы, перед самой отставкой, полковнику Маркову посчастливилось осесть в большом городе. Это было кстати, Володе как раз надо было поступать в институт. И эту большую квартиру с высокими потолками в районе, застроенном в пятидесятые годы, Петру Ильичу дали за безупречную службу Родине. Вскоре он перевез сюда родителей. Старикам тяжело было жить одним в Заполярье, где и родился Владимир. Удалось удачно обменять двухкомнатную квартиру на Севере на однокомнатную в средней полосе России, рядом с сыном.

Володина мама, Лидия Васильевна, и вовсе имела за плечами четыре класса: в деревне была только начальная школа. Девочке пришлось рано начать работать. Потом перебралась в город на завод, где не хватало рабочих. Вышла замуж, работу оставила. Появились один за другим сыновья. На ней держался весь дом. А создать уют во временном жилище там, куда забрасывал семью военного служебный долг, было непросто. Лидии Васильевне это удавалось. В доме Марковых всегда было тепло, чисто, на столе мужчин ждала вкусная еда. Вот только мечты об учебе сначала приходилось отодвигать, а потом вовсе оставить. Но кто не знал, ни за что бы не поверил, что Лидия Васильевна не оканчивала института, настолько она была начитанной.

Перед зимней сессией, сразу после Катиного дня рождения, сыграли свадьбу. В зачетке сверху над зачеркнутой строкой «Дубровина» вписали «Маркова». Однокурсникам пришлось привыкать к ее новой фамилии.

Молодожены поселились в просторной квартире Марковых. О другом варианте и речи не шло. Старший сын был военный, жил с семьей за границей. У Володи была своя комната, так что новый член семьи, невестка Катя, спокойной устоявшейся жизни его родителей не потревожила. Петр Ильич, уйдя в отставку, устроился на гражданской должности. Так что достаток в семье был, и стипендии детей благосклонно возвращались им на карманные расходы.

У Екатерины был отцовский характер — жесткий, своенравный. Но у нее хватало ума спрятать самолюбие: в чужой дом со своим уставом не лезут. К тому же Лидия Васильевна тактично умела посоветовать, направить Катю. Да и та, если свекра побаивалась, то душевное тепло и чуткость свекрови почувствовала сразу. Мудрая женщина дала Кате понять, что здесь, у Марковых, теперь ее дом, да и сама она Маркова. Когда Катя, едва успев умыться, небрежно причесанная, в халате вышла к завтраку, Лидия Васильевна за столом ничего не сказала. Но вечером, когда невестка вернулась из института, она позвала ее на кухню, где готовила обед, и высказала замечание:

— Катя, ты обратила внимание, сегодня за завтраком все были прилично одеты.

— А что такого? Я же дома, и халат очень симпатичный.

— Боюсь, что твой вид шокировал Петра Ильича, поскольку я не позволяю себе плохо выглядеть. Ты молодая, тем более нельзя быть небрежной. И потом подумай, если мужчина дома видит непричесанную жену в халате, а на работе встречает модно одетых женщин, то в чью пользу он сделает выбор? Несомненно, ты очень красива, ну так и подчеркивай свою красоту.

Катя обиделась. Но свои замечания Лидия Васильевна так умело смягчила комплиментом, что девушка спрятала обиду. «Спасибо» не сказала, но и не огрызнулась, как непременно сделала бы, будь на месте свекрови кто-то другой. А потом поразмыслила и поняла: свекровь на сто процентов права. Халат навсегда исчез из гардероба Кати. Она надевала его только после ванной, чтобы пройти несколько шагов до спальни.

Лидия Васильевна ненавязчиво давала невестке уроки кулинарного мастерства. Да ей и самой хотелось научиться готовить изысканные блюда, многие из которых она попробовала только здесь, у Марковых. Свекровь показывала, как правильно нарезать и отбить мясо, чтобы оно получилось сочным, что добавить в пюре, чтобы оно было нежным. Пироги у Лидии Васильевны были тоже вкусные, но не такие воздушные, как у мамы. Да и понятно, в квартире русской печи не было, как ни изворачивайся, в газовой духовке так не испечешь. Зато только у Марковых Катя узнала, как готовятся изысканные закуски и десерты, как красиво сервировать стол. Конечно, она не только наблюдала, но и сама засучивала рукава, когда свекровь колдовала на кухне. Скоро многие блюда у нее получались не хуже.

В квартире Лидия Васильевна поддерживала почти стерильную чистоту. Каждый день вытирала пыль, пылесосила, в кухне и коридоре мыла полы. Никто не видел, когда она стирала и гладила, но рубашки у мужа всегда были свежие, а белоснежные скатерти накрахмалены. Катя усвоила этот порядок, быстро поняв, что его нетрудно поддерживать: надо всего минут пятнадцать, чтобы вытереть пыль и пройтись шваброй.

Прагматичные молодые люди решили отложить рождение ребенка. Владимир только начал учиться в аспирантуре, работал над диссертацией. Не оставила мечты после университета поступить в аспирантуру и Екатерина. Впереди у нее был диплом, волнение, куда получит распределение.

По поводу работы она волновалась зря. Выпускнице с красным дипломом предложили место на кафедре истории в пединституте. Такая удача улыбнулась ей одной из всего курса. Конечно, дали только ставку лаборанта. Но ведь это было начало, на большее никто из новичков рассчитывать не мог. Поступление в аспирантуру Катя откладывать не стала. Сдала документы на заочную. Если с выбором заочного отделения после школы она ошиблась, то сейчас сделала это осознанно. Она не хотела терять хорошее место работы. После очной аспирантуры, даже защитив кандидатскую, можно ничего приличного не найти по простой причине — не будет вакансий. Зарплата у Кати была мизерная, не больше, чем стипендия у мужа-аспиранта. Но они жили у Марковых, и родители прекрасно понимали, что ребятам нужно помочь встать на ноги.

Прошло совсем немного времени, и все изменилось. Владимира Маркова взяли сразу ведущим специалистом в проектный институт, который работал на оборону. Он на этом материале защищал кандидатскую диссертацию и уже, что называется, совершенного был в теме. Екатерина получила должность преподавателя и начала вести семинарские занятия в нескольких группах. Так что в молодой семье, наконец-то, появился достаток.

Выбирая тему для диссертации, Екатерина подошла с тех же позиций, что и много лет назад, когда была первокурсницей: надо изучать историю тех мест, где живешь. Разумные поиски привели аспирантку на железную дорогу. В управлении железных дорог сначала удивились, а потом заинтересовались предложением. Действительно, никто никогда не изучал, как строился их участок Транссиба, кто стоял у истоков. Наверное, о первой линии в мире или о пуске сообщения между Москвой и Петербургом знали больше, чем о своих родных местах. Перед Екатериной Марковой открылись ведомственные архивы. Она заказывала десятилетиями никем не востребованные документы в областных фондах. Находила потрясающие факты, фотоснимки начала двадцатого века. Встречалась с ветеранами, которые работали в довоенное и военное время. Собрался богатый материал и для научных обобщений, и для публичных лекций. Екатерину приглашали выступить на политзанятиях, которые были обязательны для всех работников. От нее сотни, если не тысячи, железнодорожников узнали историю отрасли, которой посвятили себя. Лекции оплачивались, и это стало хорошим приработком к основному жалованью институтского преподавателя.

Теперь можно было задуматься о своей квартире. И Катя задумалась. Почему не о ребенке? Это была больная тема. От глупого решения подождать с ребенком, которое они с Володей приняли сразу после свадьбы, буквально через несколько месяцев отказались. И даже совсем наоборот, они мечтали о малыше, непременно мальчике. Мечта никак не исполнялась. Катя знала, что она у мамы появилась только через пять лет после смерти старшего братика. Вполне возможно, что и ей уготована такая же судьба. Они с Володей были молоды и не отчаивались. Ну, а раз не обременены детьми, то делали карьеру. Почему бы не обустроить дом для будущих детей. Тем более что ей так надоело жить в рамках условностей, принятых в семье Марковых. Екатерина была слишком взрослой и самостоятельной, чтобы ограничивать свободу. А здесь, в чужой квартире, она вынуждена была это делать.

Казалось, получить свою квартиру было невозможно. Они распределялись по ведомствам, строго по очереди, в которую сложно было попасть, а потом приходилось ждать годами, если не десятилетиями. Грустных примеров было достаточно. Кандидаты наук, доценты переезжали из семейного общежития в квартиры, когда им было лет под сорок, а дети оканчивали школу. Екатерина так долго ждать не хотела.

К своей новой цели она шла поэтапно. Выписалась из квартиры мужа. Нашла одинокую бабушку и уговорила оформить прописку у нее в частном доме, конечно, за плату, и немаленькую. Теперь она считалась не имеющей жилья. И встала в очередь на квартиру. Как только услышала разговоры о строительстве кооперативного дома для преподавателей вузов, понеслась в профком и написала заявление. Она и не думала, где возьмет деньги на первый взнос. Главное сейчас было не упустить шанс быстро получить квартиру. Другого может и не подвернуться. Разговоры о доме имели под собой реальную почву. Причем строительство откладывать не стали. И Екатерину Маркову включили в список на двухкомнатную квартиру. Радоваться надо, а она расстроилась. Ей непременно нужна была трехкомнатная квартира, пусть не такая большая и шикарная, как у Марковых, таких домов сейчас просто не строили, но все равно трехкомнатная. Ну что они в этой двушке будут делать, когда появятся дети? Одного желания было мало, оснований для большой квартиры у Екатерины не было: их же с мужем всего двое. Пока тасовали заявления и делили еще не построенные квартиры, появилось у Марковых основание. Катя, наконец, забеременела.

В конце года одно счастливое событие сменяло другое. В сентябре Екатерина защитила диссертацию, работа над которой немного затянулась. В середине ноября родился сын Денис. А через месяц ее день рождения отмечали в новой квартире — трехкомнатной, правда, пока почти пустой.

Денису еще не было года, когда Екатерина вышла на работу. В сентябре в институте начинались занятия. Если бы она отказалась сейчас от нагрузки, в середине семестра ее было не поставить в расписание. На работу надо было выходить еще и потому, что на кооперативную квартиру пришлось собирать деньги, влезая в долги, а отдавать их с одной зарплаты мужа было нереально. С малышом помогала бабушка Лидия Васильевна. Благо, новый дом для преподавателей построили недалеко от центра, и до старших Марковых Екатерина каждое утро добиралась быстро, без пересадок. Мальчик вносил хаос в безупречный домашний порядок стариков. Но они не роптали. Петр Ильич, который уже оставил работу, нашел себе дело — заниматься с внуком. И прощал любимцу все. Никогда не предполагал строгий полковник, что с удовольствием будет подчиняться командам малыша. Просто у дедушки пока не было такого опыта. Старшие внуки у него гостили очень редко и недолго. Миша, старший брат Володи, как и отец, выбрал профессию военного, кочевал по стране и по заграничным военным частям. Родителей обычно навещал проездом, когда отправлялся с семьей в отпуск.

Екатерина по-прежнему подрабатывала лекциями. Деньги нужны были позарез. Не будет же квартира стоять пустой. И обставить ее она должна непременно стильно. В своем городе практически ничего невозможно было купить: списки, очереди, которым не видно конца. В Прибалтике, куда она с подругами поехала по турпутевке, они забрели в мебельный магазин. Один гарнитур был красивее другого. И все можно было купить хоть сейчас. Только как доставить за тысячи километров? Екатерина не была бы Екатериной, если б не нашла выход. Договорилась на станции о контейнере, заплатив, кому надо, конечно. Заплатила и грузчикам, и водителю грузового фургона. Тряслась вместе с рабочими в машине, все сама проконтролировала, проверила пломбы, получила квитанцию. Домой вернулась счастливая: половину экскурсий пропустила, зато теперь о мебели не надо думать. Постепенно, не без усилий, Кате удалось обставить все комнаты. Квартира стала тем уютным домом, куда хотелось спешить после суетного рабочего дня, куда с удовольствием возвращались после отпуска.

Пока деньги в основном шли на квартиру, Катя не позволяла себе траты на новые наряды. Платье, два костюма и несколько блузок составляли ее деловой и праздничный гардероб. Правда, на сыне и муже не экономила, им она покупала обновки чаще. Дошло до того, что она получила выговор от свекра. Как обычно, в воскресенье они обедали у старших Марковых. Катя была в своем единственном выходном платье. Петр Ильич сказал ей при всех:

— Не пора ли сменить обмундирование?

Катя давно уже не была той пугливой девчонкой, какой первый раз переступила порог этой квартиры. Она не смолчала, дерзко ответила:

— Обязательно сменю. Только пока время не пришло.

Не будет же она плакаться, что денег на все, что хочется, у них не хватает. А выстраивать приоритеты в покупках муж целиком доверил ей. Вот и получалось, что обо всем и обо всех она думала в первую очередь, а потом уж о себе.

Единственное, на чем Екатерина не экономила, это на питании. Стол был всегда обильный: свежие фрукты и овощи, мясо. Все с рынка, все дорого. Но это были хорошо усвоенные уроки свекрови. Семья должна быть сыта. Екатерина часами простаивала на кухне, готовила сочное мясо, нежное картофельное пюре, салаты — все так, как Володя привык есть дома. Навещая родителей, Екатерина за тридевять земель тащила тяжеленные сумки с маминым вареньем, с мясом, в качестве которого на сто процентов была уверена, ведь кабанчика родители выкормили сами. Бывало, везла корзину с яйцами от домашних кур, хотя можно было купить в соседнем гастрономе. Но на птицефабриках кур кормят комбикормом и разными добавками, а мамины пасутся на вольной травке. Что не сделаешь ради того, чтобы ее мужчины хорошо питались.

После защиты диссертации карьера Екатерины пошла в гору. Тот путь, который большинство ее коллег проходило за десятилетие, она преодолела в два раза быстрее, получив звание доцента, курс лекций по новейшей истории в пединституте. Все это она оставила, потому что стало скучно. В городе открылся новый вуз. Ректором назначили очень симпатичного человека. Он быстро сумел сделать имя еще вчера никому не известному учебному заведению только потому, что собрал в его стенах лучших молодых преподавателей. Когда Екатерину позвал туда ее однокурсник, назначенный заведующим кафедрой истории партии, она согласилась. Не страшно было то, что пришлось сменить специфику лекций. Ей было интересно начинать работу с нуля. К тому же в новом вузе не довлели авторитеты, там позволялось экспериментировать, там не проверяли с лупой листы лекций. Опять же, была и должность выше, и зарплата.

Если с работой было все как нельзя лучше, то отношения с мужем исподволь, незаметно, стали разлаживаться. Работа у Владимира была нервная, часто он возвращался домой взвинченный. Катя, как настоящая любящая жена, переживала за него. По себе знала, проговоришь проблему, считай, наполовину ее решишь. Она расспрашивала мужа, успокаивала, пыталась что-то посоветовать. Себе, когда наваливались неприятности, она говорила: «Плюнь. Пройдет немного времени, и все окажется такой ерундой». И, правда, становилось легче. С мужем все было иначе. Он еще больше раздражался: «Что ты в моих делах понимаешь? Не сравнивай мою ответственную работу и твою болтологию». Ну и так далее в таком же духе. Иногда перепалка заходила очень далеко. Екатерина решила, лучше ни о чем не спрашивать мужа. Захочет, сам расскажет. Теперь по вечерам в квартире часто повисала гнетущая тишина. Владимир прятался за газетными листами. И хорошо, так она хоть не видела его кислой физиономии. Только сыну Денису удавалось разрядить наэлектризованную обстановку. Ему надо было обсудить школьные дела то с отцом, то с матерью. Да и, в конце концов, это был их родительский долг интересоваться, как учится сын, кто его друзья, несмотря на занятость проводить вместе с ним хоть немного свободного времени.

Достаток позволял Марковым каждый год ездить к морю, которое покорило Екатерину в юности. В отпуске проблемы уходили в сторону. Они снова были счастливой семьей, влюбленной, все еще молодой парой. Возвращались к работе, и проблемы наваливались с новой силой. Промолчав целый вечер, Владимир мог прицепиться к мелочи и брюзжать без остановки. В своем доме Екатерина придерживалась порядка, которому следовали в семье Марковых. Ужинать они втроем садились за стол в гостиной. В будние дни ужин был сытный, но обычный. У Екатерины после работы оставалось не так уж много времени, чтобы приготовить что-то изысканное. Однажды в разгар ужина Владимир бросил на стол вилку и нож:

— Что это за мясо? Есть невозможно! Даже не соизволила жилы убрать. Я что, эти жилы, жевать должен?

Екатерина смолчала, хотя было огромное желание запустить в него тарелкой. Встала, налила чай и поставила чашку перед мужем. Намазала маслом тонкий ломтик батона, аккуратно положила на тарелочку. Подвинула поближе сахарницу. Когда сын закончил ужин, сказала:

— Денис, иди в свою комнату, займись уроками.

Дождавшись, пока за мальчиком закроется дверь, она повернула разъяренное лицо к мужу:

— Что ты мне тут барские замашки демонстрируешь? Я тоже работаю, да еще весь дом на себе тащу. Бегом в магазин, бегом домой с нагруженными сумками. Ну, спешила с ужином, ну не идеально приготовила мясо. Это причина, чтобы на меня голос повышать при ребенке? Не смей со мной так разговаривать!

К старшим Марковым они по-прежнему ездили по воскресеньям обедать. Чуткая Лидия Васильевна видела, что у сына с женой не все ладно. Говорила Кате:

— У Володи отцовский характер, тяжелый. Катенька, терпи, у вас же семья, сын.

Катя терпела, но до определенного предела. Ей было комфортнее, когда муж уезжал в командировки. Они вместе с сыном чем-нибудь занимались вечером или просто дурачились, смеялись. Возвращался отец, опять мрачный, опять недовольный, и мальчик закрывался в своей комнате, чтобы отгородиться от несправедливых нападок. Катя поняла, что не хочет постоянно чувствовать вину за плохое настроение мужа. И главное, она не имеет права позволить сыну брать эту вину на себя. Пришел день, когда она сказала мужу:

— Давай разведемся.

— Наверное, это надо было сделать давно. Тем более, что у меня есть другая женщина.

— Я очень рада за тебя.

Катя, правда, не лгала. При этих словах в ней не проснулось ни капельки ревности. Значит, любовь прошла. Они жили рядом по привычке. И эти решительные слова о разводе она все откладывала, потому что боялась: а что будет с Володей, когда он останется один? А раз у него есть женщина, о нем будет кому позаботиться.

Правду ли говорил Володя, Катя не знала. Только переехал он к матери. И развод состоялся, и от размена квартиры Владимир благородно отказался. Лидия Васильевна плакала в трубку телефона:

— Катенька, как жаль, что вы расстались. Это Володя виноват, он не сумел сохранить семью. Петра Ильича больше нет. Он ни за что не позволил бы Володе развестись.

Лидия Васильевна всего полгода назад похоронила мужа. Боль была еще настолько острой, а тут новый удар.

— Я прошу тебя, не запрещай Денису бывать у нас, — умоляла она сноху.

— Лидия Васильевна, ну что вы, как же можно, он вас так любит. Если вы не против, я буду привозить Дениса к вам на выходные. И потом Володя развелся со мной, но не с сыном. Он может видеться с Денисом в любое время.

Родители расстались, когда у мальчика был сложный переходный возраст. Екатерина очень боялась, как сын преодолеет этот стресс. В школе появились наркоманы. Надо было во что бы то ни стало уберечь ребенка от этой напасти. Но Денис был вполне разумным и рассудительным. Они в школе с ребятами создали даже что-то вроде антинаркотической группы, может быть, слишком демонстративно и высокомерно противопоставив себя тем, кто курил, пробовал спиртное и кололся. Екатерина была в курсе школьных дел сына, потому что не мимоходом, а совершенно искренне интересовалась ими, принимала дома его друзей. Она поняла, что полностью заслужила доверие ребят, когда они пришли к ней посоветоваться. Им конфликт с учительницей казался не разрешимым. Она быстро подсказала выход, просто потому, что у нее такой опыт уже был:

— А вы придите к ней все вместе и извинитесь. И обязательно с улыбкой. Тем самым вы покажете, что сильнее и мудрее, несмотря на ваши пятнадцать лет. Победитель всегда первый протягивает руку.

Жизнь усложнялась тем, что магазины практически опустели. Чтобы добыть продукты, должно было очень повезти: надо было оказаться в магазине, когда что-нибудь привезли, и выстоять очередь. Одно хорошо, на рынке пока без перебоев торговали и мясом, и фруктами — были бы деньги. Екатерина не жаловалась. Получала она достаточно много. Зарплата доцента, да столько же зарабатывала лекциями. Этот приработок имели многие преподаватели. Система пропаганды через общество «Знание» функционировала бесперебойно, хотя сама компартия, выстроившая ее, уже давала сбой.

Цепочка парткомитетов снизу доверху еще держалась. Демократию и гласность, провозглашенные новым генсеком Горбачевым, восприняли как команду к обновлению. В партбюро стали выдвигать молодых коммунистов. Так в партийный руководящий орган попала Екатерина Андреевна Маркова. В партбюро ее назначили ответственной за подписку. Общественными делами она не прекращала заниматься со студенческих лет. Новая обязанность не была особо обременительной даже притом, что сверху были спущены контрольные цифры. Главное было — все четко организовать, ведь работала она с чужими деньгами. Подписку она всем оформила быстро и пошла сдавать в партком. Там в первую очередь поинтересовались, сколько экземпляров газеты «Правда» выписано. До обязательной цифры названное количество прилично не дотягивало.

— Ко всем, кто не выписал, подойдите снова и объясните, что коммунист обязан читать «Правду», — отчитывал Маркову секретарь.

— Никого заставлять выписывать газету, в которой нечего читать, я не собираюсь, — Екатерина Андреевна повернулась и вышла.

Реакция не замедлила сказаться. В обществе «Знание» ей «перекрыли кислород». Ничего бы, если только перестали организовывать аудиторию для лекций. Но под разными предлогами отклоняли принесенные ею заявки. До сих пор и темы, и умение держать интерес слушателей всегда получали высочайшую оценку, она с трудом находила окна в расписании, чтобы выполнить все заявки. Таким образом, Екатерина сразу потеряла половину дохода. Воля бы партийного босса, так он и с работы бы ее уволил. Но здесь к ней придраться было не в чем. До него доходила информация, что Маркова на лекциях по истории партии очень уж вольно трактует факты. Но сейчас и в Москве допускают эти вольности. Получается, она шагает в ногу со временем. Екатерина Андреевна, действительно, говорила студентам то, что думала. Приносила на лекции статьи из свежих газет и журналов, ссылалась на Солженицына. Студенты на ее занятиях бурно обсуждали противостояние Ельцина и Горбачева. В этот период коммунист Маркова написала заявление о выходе из партии. Рисковала, ведь еще было неизвестно, чья чаша весов перевесит. Но ей было противно лицемерить и бояться.

Страна менялась. Появились кооперативы, арендные предприятия, товарищества с ограниченной ответственностью… В обиход вошло слово «бизнесмены», одинаково применяемое к мужчинам и женщинам, которые за короткий срок умели заработать большие деньги. Институты, что академические, что научно-исследовательские, захирели. Наука вдруг никому не стала нужна. Школа деградировала, выпускники педвуза искали работу где угодно, только бы не идти в учителя. Старые преподаватели держались на энтузиазме. Страна принимала революционные решения: открыли широкую дорогу не только свободному бизнесу, но и разрешили частные школы. Однокурсник, который когда-то уговорил Екатерину Андреевну перейти на работу в только что открытый вуз, пришел к ней с новой идеей. Он предложил вместе создать частную школу, поделив затраты поровну. Она практически не сомневалась. С преподаванием истории партии, даже в таком виде, как она это делала в последнее время, надо было заканчивать. Перейти на ставшую модной социологию или психологию ей бы не составило труда. Но начать свое дело гораздо интереснее. Она была молода, красива, энергична. А потому уверена, что все получится. Со стартовым капиталом проблем не было. В последние годы она настолько много зарабатывала, что они с сыном не успевали тратить. В банке скопилась приличная сумма. А когда все в стране стали мерить на доллары и рубль потерял ценность, Екатерина Андреевна перевела накопления в валюту. Курс доллара рос, а значит, множились ее запасы. Сейчас они как раз и пригодились.

Коллега, подавший идею, начал регистрацию их частной школы, но быстро к этому сомнительному бизнесу охладел. Екатерина Андреевна, напротив, увлеклась новым делом и решила довести его до конца. Но пока она стояла в самом его начале. Пришлось научиться давать взятки. Не за то, чтобы обойти закон, а за то, чтобы чиновники не тянули со сроками и не цеплялись к несуществующим неточностям в бумагах. Наконец, у нее в руках были утвержденные учредительные документы.

Прежде всего, Екатерина Андреевна определила принципы, на которых организует новую школу, совершенно отличную от сегодняшней. Дети целый день находятся в пыльном, шумном городе. Значит, надо увезти их на природу, в тихий, спокойный уголок.

Когда Екатерина Андреевна уже развелась с мужем, купила садовый участок: шесть соток земли и скромный домик. Купила не для того, чтобы урожай выращивать, а чтобы на выходные ездить с сыном отдыхать на природу. Сад был рядом, всего час на автобусе. Ей повезло. Сейчас, когда все городские стали хвататься хоть за какой-нибудь клочок земли, многим приходилось ездить и за полторы сотни километров. А она нашла, считай, рядом. Деньги у нее были, так что наняла бригаду строителей, они сломали времянку и на ее месте построили кирпичный дом с верандой и высокой мансардой. Кстати, в голодные годы она и грядки засаживала, тем более что к такой работе была привычна с детства. С удовольствием копался рядом и Денис. А старые яблони в первый же год одарили обильным урожаем. Соседом по саду был директор предприятия маленького городка, на окраине которого и были выделены его рабочим участки. Вот такая демократия была в советское время: и директор, и слесарь копали землю рядом. С Павлом Ивановичем Смольниковым у Екатерины завязались хорошие соседские отношения. Бывало, они обсуждали и политические новости страны. Бывало, у Павла Ивановича вырывалась досада, что эта страна целенаправленно разваливает промышленность. Его некогда сильное предприятие едва дышало. Чтобы хоть как-то устоять, сворачивали социальные программы, отдали городу ведомственный дом культуры и стадион. Закрыли профилакторий, поскольку содержать его было не на что, а покупателей не находилось. Вот об этом профилактории Екатерина Андреевна и подумала, когда искала помещение для школы. Купить она его, конечно, не могла, а вот об аренде договорилась, пока на год. Они с Павлом Ивановичем подписали договор. Приспособить помещение под школу было совсем не сложно. Пищеблок в отличном состоянии. Повара и технический персонал еще не нашли другую работу. Малышам даже устроили спальни для дневного сна. В профилактории был спортзал, огромные холлы для игр. Надо было только переоборудовать помещения под классы, закупить учебные столы и стулья, необходимый инвентарь. Сделать это было непросто, но Екатерина Андреевна все сумела, все успела.

Еще одним принципом построения своей школы директор Маркова определила оптимальное наполнение классов. В переполненной городской школе учитель не может уделить внимание каждому ученику, страдает качество обучения. Значит, в классах должно быть десять, максимум пятнадцать человек. Ее школа не должна быть только начальной или только старшей, значит, надо набрать сразу все классы — с первого по выпускной. Только где взять тех учителей и тех учеников, которые еще не знают, какую классную школу она задумала?

Решение и тут нашлось быстро. Екатерина Андреевна дала объявление в газете. Она никак не ожидала, что сразу будет вал звонков. Учителя устали тянуть на мизерную зарплату, которую задерживали месяцами. Так что она моментально сформировала педколлектив из лучших учителей. Денежные родители готовы были платить за приличное образование детей. Не у всех были средства отправить ребенка за границу, и не все, у кого такие средства были, готовы были расстаться с ребенком на длительное время, поселить чадо в чужой стране, в чужой семье. А тут вот она, новая школа, рядом. Директор знакомила родителей своих будущих учеников с концепцией школы, показывала, в каких условиях они будут учиться. Характеризовала учителей, которые у нее начинают работать. Одним словом, к 1 сентября в ее школу пошли почти сто учащихся всех возрастов. У Екатерины Андреевны как раз закончился отпуск в институте, и она с легкой душой подала заявление об увольнении. И собственноручно в своей трудовой книжке записала: «Директор частной средней общеобразовательной школы «Солнечная долина».

Заботы о своей новой школе не оставляли времени на общение с сыном. Наскоро приготовленный ужин и обед на завтра. Несколько фраз за вечерним столом, которыми перебрасывались с Денисом. Похоже, он за нее переживал больше, чем она за него. Денис все время спрашивал, удалось ли матери решить проблемы с ее школой, которые вставали одна за другой.

Летом Денис почти два месяца гостил у деда Андрея Егоровича. Екатерина упросила сына поехать к старикам, честно сказав, что у нее катастрофически не хватает времени на домашние дела, Денис и так отощал, а на бабушкиных пирожках он откормится. Денис понимал, что моря ему в этом году не видать. Ну и ладно: к деду так к деду. Сидеть одному со стариками не пришлось, были в городке ребята, с которыми Денис общался еще с детсадовского возраста. Но, в конце концов, он затосковал по дому и в начале августа вернулся. Матери сразу сказал:

— Ты не беспокойся. Обед я научусь готовить сам.

Она улыбнулась:

— Я и не заметила, как ты стал взрослым. За лето вытянулся, не узнать. Соскучилась по тебе.

Екатерину Андреевну тревожило, что с началом учебного года вовсе не будет видеть мальчика. А у него начинается самый ответственный период — два года до окончания школы. К счастью, ей не пришлось выбирать между работой и сыном.

— Мама, а ты меня в свою новую школу возьмешь?

Да как же ей самой-то в голову не пришло? Вот и решилась главная проблема. Теперь они с сыном вообще не расставались целый день.

Екатерина Андреевна, когда начала организацию школы, купила машину. Водить она умела, научил Володя в первые годы после свадьбы тайком от отца. Петр Ильич, пожалуй, не одобрил бы, что за руль его «москвича» допустили женщину. Екатерина сдала на права. Когда молодые Марковы стали жить отдельно и обустроили квартиру, появилась возможность и автомобиль приобрести. После развода Владимир забрал «жигули». Екатерина несколько лет не садилась за руль, но навыки никуда не ушли, и на своей машине она быстро начала ездить уверенно.

Утром они с Денисом садились в машину. Ехали сорок километров за город до профилактория, где была школа. Сын отправлялся на занятия. Она целый день моталась по делам. Вечером вместе возвращались домой.

А дел было невпроворот. Постоянно возникали какие-то неожиданные проблемы. Редко кого в школу привозили родители, как правило, неработающие мамы, у которых была одна забота: утром они садились в автомобиль и привозили детей на уроки, вечером забирали домой. Все разнообразие между салонами красоты и шопингом по магазинам. Для остальных учащихся и учителей Екатерина Андреевна организовала транспорт. Заключила договор с автопредприятием. Платила она исправно и немало. Однако маята с автобусами началась чуть не с первого дня. Они опаздывали или вовсе вместо четырех приходило два. Автоначальники разводили руками: то автобус сломался, то водителя не допустили с похмелья. Каждое утро директор школы приезжала на остановку, где автобусы должны были забирать первых учеников. И только когда убеждалась, что все выехали на линию, уезжала с сыном на своей машине в школу. Скандалы с руководством автопредприятия дело не меняли. Перебои с автобусами случались с завидной регулярностью. Так больше продолжаться не могло. Впереди зима, из-за нерадивых транспортников дети будут мерзнуть, простужаться. Этого в своей школе Екатерина Андреевна допустить не могла.

Директор Маркова собрала родительский комитет. Надо сказать, это был не тот родительский комитет, который создавался в обычных школах. У нее каждый родитель понимал, что от выбранного общественного совета зависит, насколько эффективно используются его собственные деньги. Даже богатые не привыкли бросать рубли и доллары на ветер, как раз богатые, в большинстве своем, были наиболее прижимистые. В комитет выбирали тех, кому доверяли. И если директор школы собирала его членов на собрание, приезжали даже руководители крупных фирм, несмотря на занятость. В такие вечера возле ворот школы было тесно от «вольво», «фордов» и «мерседесов». На этот раз Екатерина Андреевна сразу доложила родительскому комитету суть дела:

— В очередной раз вынуждена просить у вас денег. И не мелочь, как в предыдущий раз, когда надо было всего-навсего купить новую посуду и скатерти в столовую. У нас беда с транспортом. Я уже сменила автопредприятие. Но и там такой же бардак. Каждое утро у меня об одном болит голова: привезут ли детей в школу. Нам нужны свои автобусы. Я уже узнавала, в Кургане на автозаводе могут продать десять автобусов. Сразу предупреждаю: надо давать взятку и немаленькую. Тогда автобусы будут наши. Ну, и сами автобусы стоят денег. А взять их негде, только попросить в долг у вас. Так что снова снимаю шапку и стою с протянутой рукой.

Родители все поняли. Необходимые миллионы были собраны. Екатерина Андреевна с мешком налички поехала в Курган. И взятку сумела дать, и сделку подписала. В новогодние каникулы автобусы пригнали в школу. Директор нашла водителей, приняла их в штат. И после отдыха детей и учителей встречали шесть новеньких желтых автобусов. На остальные машины быстро нашлись покупатели. Реализовали их, конечно, не по заводской цене, что брали сами. Родительскому комитету доложила, что взятое в долг готова вернуть. Те отказались:

— Зачислите на счет школы авансом за обучение детей. Пусть будет НЗ, вдруг еще куда пригодится.

Всех до одного работников Екатерина Андреевна принимала, заручившись рекомендациями. Тем не менее, все проверяла лично. Особенно беспокоилась за питание детей. На поставщиков мясных и молочных продуктов, прежде чем заключить договор, собирала целое досье: не замечены ли где в продаже некачественного товара. Требовала от заведующей столовой каждую партию продуктов проверять. Санэпидстанция регулярно наведывалась с проверками, как ни в одну муниципальную школу. Найди хоть мизерное нарушение, проверяющие тут же выписали бы штраф и закрыли столовую. Пока такая напасть миновала школу. И во многом потому, что директор каждый день заходила на кухню и сама обедала в школьной столовой.

Проверяльщиков хватало отовсюду. То появлялись пожарные. То внезапно приезжали из управления образования. То требовали внеочередные финансовые отчеты. Все это нервировало. Но Екатерина Андреевна знала, на что шла. Пока она не заработает безупречное имя своей «Солнечной долине», недоверие неизбежно.

Ни на день не забывала она о главном — о качественном образовании. Директор один-два раза в неделю приходила на уроки. В разные классы, без какой-либо системы. Так что учителя не могли знать, кому придется держать очередной экзамен перед директором. Здесь у Екатерины Андреевны было меньше всего разочарований: педагоги к ней пришли работать, действительно, сильные. В конце учебного года пришлось с некоторыми расстаться. Но это было обоюдное решение. Она не скандалила. Неспособность выполнять высокие требования директора понимали и сами уволившиеся. Вакансии было заполнить не сложно: о школе Марковой и в округе, и в областном центре уже узнали, причем с лучшей стороны. Пришли со своими детьми и новые родители. В некоторых классах со следующего учебного года нужно было открывать параллели.

Весной Павел Иванович Смольников победил на выборах мэра города. Екатерина была рада и за него, и за город. Депрессивная территория получила хорошего, честного главу. Для нее самой тоже было важно, что руководителем стал человек, с которым у нее сложились хорошие отношения. Ее школа располагалась на территории города, и в администрации приходилось решать немало вопросов. Бывало, с какой-нибудь бумажкой ее футболили из кабинета в кабинет. Сейчас те же чиновники относились к ней иначе: ну, как же, подруга самого главы. Пытались грязью обмазать их дружеские отношения, но не прилипло. Зато теперь Екатерина Андреевна заволновалась о другом: удастся ли на приемлемой основе продлить аренду профилактория с новым директором завода. Пошла к Павлу Ивановичу прозондировать почву. Тот на ее вопрос ответил своим:

— Думаешь, мой преемник выгоду для завода посчитать не сумеет? Задерет он аренду, ты другой брошенный профилакторий или бывший пионерлагерь найдешь. Будет у него здание пустовать, одни убытки приносить. Конечно, придется платить больше, чем по прошлому договору, сама знаешь, инфляция. А ты торгуйся, мы же в рынке живем. Что вдруг заробела? Куда твои напор и уверенность делись, Катя? Ты почему не в отпуске? Вам же, учителям, положено два месяца летом отдыхать.

— О чем вы говорите, Павел Иванович? Какой отпуск? Я еще не знаю, что с моей школой будет к следующему учебному году.

— Ты загонишь себя, Катя. Ну, ладно, с отпуском не получится, согласен. Но выходные хоть устраивай себе. В воскресенье поедешь с нами на пикник. Озеро рядом, а порыбачить удается редко. Договорились с друзьями посидеть в тишине у воды. Подъезжай, все от дел отвлечешься.

Екатерина Андреевна сомневалась, а потом решилась: почему бы нет? Купались, варили уху на костре. Многих из друзей-приятелей Павла Ивановича она знала. За этот год перезнакомилась с теми, кто представлял провинциальную интеллигенцию: с главврачом больницы Маргаритой Сергеевной Струковой, заведующей роддомом Галиной Иосифовной Тумановой, руководителями предприятий. Только с директорами школ отношения у нее не клеились.

— Нашла о чем печалиться, — успокаивала Катю жена Павла Ивановича. — Они же завидуют тебе: ученики — дети богатых родителей, лучших учителей к себе переманила. Я вот сама всю жизнь в школе работаю и никак не пойму: вроде пока учительница, женщина славная, а как директором поставят, такой стервой становится. Власть что ли их перекраивает? Не хочу сказать, что во всех школах директора бездушные. Может, только нашим так патологически не везет.

Екатерина и сама замечала косые взгляды коллег из муниципальных школ. Слышала пересуды: не успела открыть школу, как пересела из старых «жигулей» на новую иномарку. Пересела, но не из-за того, что деньги девать неуда. Просто в коридорах высокой власти, куда ей часто приходилось обращаться, встречают по одежке, в частности, по автомобилю. И ей, выходящей из «вольво» в норковой шубе, было легче попасть на прием к начальнику, дверь которого стойко загораживала секретарша от прочих посетителей.

После того воскресенья, когда Екатерина Андреевна отключилась от дел, за неделю она сумела столько всего провернуть, что поняла: один день отдыха позволяет утроить энергию. Теперь она брала тайм-ауты в работе. То выбиралась с сыном в лес за ягодами и грибами. То уезжала с ним на свой садовый участок, серьезно заброшенный в последнее время. С компанией Павла Ивановича еще не раз выезжала на природу и летом, и осенью, когда уже начались занятия в школе.

В один из необычно теплых дней бабьего лета на исходе сентября сидели привычной компанией на своем излюбленном месте на берегу озера. На этот раз обсуждали строительные проблемы. Кое-кто взялся за сооружение коттеджей, делились, где дешевле купить кирпич, у кого заказать бетон. То и дело обращались с вопросами к начальнику стройуправления. Екатерина слушала с интересом. К ней шальная мысль построить собственную школу приходила давно. Но пока из разряда мечты в плоскость реальности она ее не переводила. Сейчас можно было вникнуть в чужой опыт и взвесить свои возможности.

— Катя, бери участок и начинай строить дом. Ты теперь наша, так что пора укореняться, — предложил сидевший рядом Павел Иванович. — Подписано решение выделить землю под коттеджное строительство на том берегу озера, где стоит небольшая деревенька. Лучше места не найти: и недалеко, и дороги есть. Пиши заявление, пока не все распределили.

Екатерина Андреевна сообразила, что ее мечте дают шанс осуществиться.

— Павел Иванович, спасибо, что подсказали. Мне хотелось бы построить школу. Выделите место под «Солнечную долину».

— Неглупая ты вроде баба, Катя, а не сообразишь. Если землю выделили под индивидуальное пользование, то решение я обязан выполнить буквально. Оформлю ее на школу, прокуратура придерется. Я тебе сказал: пиши заявление и бери землю в собственность. А что ты на ней строить будешь, не мое дело: хоть школу «Солнечная долина», хоть ресторан «Три медведя».

Мэр Смольников шутил. Но, как в любой шутке, в его словах была доля правды. Участки в отведенной деревне оставались последние. Поблизости от берега озера разобрали в первую очередь. С удобным подъездом по асфальтовой дороге тоже все было занято. Екатерина, все еще думая о школе, а не о своем доме, выбрала самый крайний участок. Дальше — лес, плотно растущие вековые сосны. В темноте запросто можно было навоображать себе встречу с медведем. Хотя, честно говоря, в деревне никто не припомнил бы, когда встретил в лесу хоть какого-нибудь зверя.

Денег у Екатерины Андреевны было не так уж много. Образовательный бизнес не приносил баснословных доходов. Но уже осенью начали копать котлован под будущую школу. Хлопот у директора прибавилось. Пришлось научиться разбираться в строительстве, в марках цемента, ездить по кирпичным заводам, узнавать расценки на аренду экскаваторов и кранов. Сама корректировала проект. К весне подошла подготовленной. Как только позволила погода, нанятая Марковой строительная бригада приступила к фундаменту.

Сын Денис молча поддерживал мать. Он не пошел в отца, который был технарем до мозга костей. Деловой хваткой тоже не отличался. Восхищался, как здорово все получается у мамы. Критично оценивал себя:

— Я бы так не смог.

Екатерина пыталась вселить в него уверенность:

— Ты же еще школьник. Выберешь профессию по душе, получишь образование и переплюнешь меня.

Хорошая память, умение сопоставлять факты, аргументировано полемизировать с другими на любые темы — это в полной мере проявилось в Денисе в старших классах. И когда он сказал матери, что будет поступать в юридический, она согласилась с его выбором. И очень рассчитывала в будущем на сына. Самой ей знаний в этой области очень не хватало.

Разбираться в закавыках меняющегося законодательства ей помогала подруга Елена. Они были знакомы со студенческих лет. Их дороги пересеклись на маевке студенческих отрядов. Потом гуляли друг у друга на свадьбах. Позднее обе развелись. Та и другая воспитывали сыновей. К кому, как не к Елене, могла обратиться за помощью Екатерина, когда начала оформлять свой бизнес? Елена работала нотариусом. В советское время это была рядовая тихая должность. В рыночное через нотариусов проходили все сделки. Они в одночасье стали очень уважаемыми людьми, востребованными специалистами. А статус сопровождала соответствующая зарплата. В деньгах Елена не нуждалась. Но Екатерина не хотела использовать ее бескорыстную помощь. За юридические услуги она платила, тем более что доверяла опыту и честности Елены при ведении дел. Раньше, занятые каждая своим, они виделись нечасто. Теперь их связывали еще и общие дела, так что дружба окрепла. Елена была рада: пусть собственный сын, влюбленный в музыку, не пошел по ее стопам, так хоть сын подруги Денис выбрал профессию юриста. Обещала любые консультации будущему студенту.

Конкурс в юридический был большой, но Денис поступил. Екатерина третье лето работала без отпуска. Она пропадала на стройке, подгоняла рабочих, чтобы успели подвести здание под крышу и подать тепло до осени. Дома появлялась поздно вечером, готовила еду сыну на целый день. А он спокойно один в квартире занимался. Но в какие дни он сдает экзамены, она, конечно, помнила и с нетерпением ждала звонка. В день зачисления они устроили праздник: пошли в ресторан.

— Опять ты остался нынче без моря, — сокрушалась Екатерина Андреевна.

— Ничего, мама. Ты впервые увидела море в восемнадцать лет. Вы меня с отцом в детстве каждое лето возили на юг. Да и какие мои годы, еще успею.

— Кстати, ты отцу звонил сегодня?

— Не просто звонил. Мы с ним виделись днем. Он очень обрадовался, что я теперь студент. Привет тебе передал

— Как он?

— Переехал. Ты не видела его после похорон бабушки?

— Нет. Мы с ним расстались на кладбище у могилы Лидии Васильевны. Как будто с ее смертью оборвалась последняя ниточка, которая хоть как-то нас связывала.

— Недавно приехал дядя Миша. Ну, помнишь, папин старший брат? Из армии его попросили. Квартиру нигде не дали. Вот он и вернулся в родительскую с женой и двумя отпрысками. Не будет же папа с ними жить. Квартиру разменяли. Дяде Мише досталась двухкомнатная. Отец переехал на окраину в однушку. Я был у него. Как-то голо и неуютно.

— Узнаю твоего благородного отца. Он опять уступил, хотя родительскую квартиру по закону они с братом должны были поделить поровну. Почему он так и не женился?

— Мама, может, вы зря тогда развелись? Мне кажется, папа все еще любит тебя.

— Даже если мы ошиблись, тех ошибок не исправишь. И дважды в одну реку не войдешь.

— Ну и ладно. Ты вон какая молодая и красивая! Еще устроишь свою личную жизнь.

— Конечно. Ты у меня вырос. Рассуждаешь, как взрослый мужчина. Значит, теперь я могу вплотную заняться личной жизнью.

— Мама, ну что ты надо мной смеешься, как над маленьким?

В отличие от других школ, которые открывались к 1 сентября, «Солнечная долина» праздновала новоселье перед Новым годом. После зимних каникул занятия начались в новом здании. Здесь было по-домашнему уютно. Рядом с классами малышей сделали игровую комнату, где в шкафах во время уроков тихо сидели любимые игрушки ребят. На верхнем этаже, поближе к старшеклассникам, была библиотека, здесь же оборудован компьютерный класс. Кормили ребят тоже, как дома. Когда утром подъезжали на автобусе к школе, их встречал аромат свежеиспеченных булочек. Дурачились, толкаясь возле умывальников, и отравлялись на завтрак. После обеда малыши укладывались спать. Ребята постарше шли на спортплощадку погонять мяч. А потом — все за домашнее задание. Домой ребят привозили к шести часам вечера. У кого родители заканчивали работу раньше, встречали автобус на остановке. И у всех душа была на месте: дети весь день под присмотром.

Вроде все было отлично. Но разве в последнее время Екатерине Андреевне хоть короткое время работалось спокойно? То приедут утром, электроэнергии нет, весь поселок, включая новые хоромы зажиточных хозяев, окутан непроглядной тьмой. То в морозные дни батареи еле теплятся. Ребята в классах мерзнут. А от электрообогревателей на подстанции аварии. Екатерина Андреевна всякий раз, не добившись результата у энергетиков, мчалась к Павлу Ивановичу.

Смольников с утра взвинченный.

— Меня еще ночью твои соседи разбудили. Да еще ты тут!

— На соседей мне наплевать. У меня больше ста детей на занятия приехало. С ними-то что делать?

— Отстань, Катя! Получил я с этим поселком головную боль. Сама знаешь, понастроили там дома областные начальники из больших кабинетов. А коммуникаций-то соответствующих как не было, так и нет. Бумаги я вовремя рассылал, куда надо. Только ведь у нас, пока решение примут, не один год пройдет, а потом еще столько же, пока финансирование выделят. Важные персоны, облюбовавшие место у нашего озера, конечно, чуть не каждый день грозятся лишить меня мэрского кресла. Нет худа без добра. Деньги, на которые город уже вовсе не рассчитывал, выбили. За счет областного бюджета подстанцию достраиваем. Потерпи немного, Катя, через пару месяцев пустим, не будет перебоев с электроэнергией. Летом газ в поселок проведем. Ставь мини-котельную, и будет в твоей школе всегда тепло. Ты дом-то начала строить? Хватит уже из города сюда каждый день мотаться.

— Весной начну. Проект пока переделываю. Ничего из типовых не подошло.

— Узнаю Катю. На тебя никто не угодит. Все надо сделать по-своему. Ну, раз стройку начнешь, значит, лето опять без отпуска.

Угадал Павел Иванович. Летом она никак не могла оставить школу. Как советовал мэр, стали строить мини-котельную, подключаться к газопроводу, который моментально протянули по поселку еще в начале лета. Газовики — народ придирчивый. Но все было построено по правилам. Так что разрешение на пуск котельной выдали. И дом Екатерина строить начала. Прав был Павел Иванович. Хоть и уютной была ее городская квартира, но шумный город, запруженный автомобилями, ее напрягал. Вечером, проводив ребят, хотела бы остаться в этой тишине, полной грудью дышать свежим воздухом, наполненным запахом сосновой хвои.

Она не могла жить без мечты и без планов. Теперь в планах был собственный дом возле соснового бора. На этот раз все давалось гораздо легче. То ли она приобрела опыт, то ли судьба бросила испытывать ее. Строители подобрались толковые. Наконец, Екатерине Андреевне не надо было думать ни о технике, ни о материалах. Подрядчики обо всем позаботились сами. Фундамент залили еще весной, а летом быстро стали поднимать стены.

Денис хорошо сдал сессию и с полным правом укатил с друзьями на море. Школа после выпускного вечера опустела. Екатерина Андреевна стала свободнее. Даже позволяла себе полениться и появлялась на стройке не каждый день. Все шло своим чередом, все складывалось как нельзя лучше.

Пришла телеграмма от сестры Любы. Скоропостижно скончался отец. Для Екатерины это было сильнейшим ударом. Андрей Егорович был, конечно, не молод. Но крепкий старик никогда ни на что не жаловался. Екатерина в начале лета хотела навестить родителей. Однако из-за каких-то срочных дел все откладывала поездку. Как она сейчас себя за это корила! В голове не укладывалось, что она больше не увидит отца, не поговорит с ним. Сестра Наташа позвонила Кате в тот же день. Она давно жила в областном центре, перебравшись сюда вслед за старшей из детей Дубровиных. Правда, виделись Наташа с Катей нечасто, разве что дни рождения домочадцев не пропускали. Иногда договаривались, чтобы поехать вместе в родные места. Вот и сейчас поплакали друг другу в телефонную трубку. Катя в горячке предложила ехать на ее машине прямо сейчас. Наташа остудила ее:

— В таком состоянии ты за руль не сядешь. Лучше завтра утром закупим продукты, на поминки пригодятся. И поедем вечером поездом.

Мама держалась стойко, хотя видно было, что Анна Николаевна постарела в одночасье. Наташа после похорон уехала. Катя решила побыть с мамой. Полола в огороде, ходила за водой на колонку, как в детстве. И все же беспокоилась, как там без нее идет стройка. Анна Николаевна, видя, что дочь каждый день названивает по телефону, сказала:

— Катя, раз у тебя срочные дела, так ты поезжай. За меня не беспокойся. Люба на соседней улице живет. Дня не пройдет, чтобы к нам не забежала. Да и Виктор недалеко. Ему квартиру новую на заводе дали. Ты и не видала еще, наверное. Зайди к нему.

Катя помогла матери и сестре отвести девять дней после смерти отца и уехала домой.

Осенью снова телеграмма от Любы. Умер брат Виктор. Ну как же так? Он самый младший в семье, всего тридцать пять лет. Уснул и не проснулся. Инфаркт. Сразу столько несчастья свалилось на семью Дубровиных.

Время лечит. И боль от утраты близких ушла куда-то в глубину. Больше всего отвлекали дела и школьные заботы.

Такова уж была Екатерина Андреевна, что не могла стоять на месте. После Нового года, в каникулы, она поехала на семинар в США. Школа несколько изменила профиль. Она зарегистрировала ее как общеобразовательную с углубленным изучением английского языка. В период развивающихся международных связей такое образование было востребованным. Где же брать методики преподавания английского языка, как не в Америке? Семинар был полезным. Она познакомилась с работой зарубежных школ, причем все время пыталась вникнуть в детали и мелочи. Обменялась впечатлениями с российскими коллегами, которые ездили вместе с ней. Домой вернулась, полная сил и новых идей.

Все вечера Денис проводил дома, рано ложился спать. Екатерину встревожил этот стариковский образ жизни:

— Сынок, ты почему с друзьями никуда не сходишь? Неужели так устал после тяжелой сессии, что за каникулы не отдохнул?

— Что-то ничего не хочется.

Обычно, возвращаясь вечером домой, Екатерина спешила на кухню. Как-то увидела, что оставленный с вечера сыну обед не тронут. Денис отговорился, что заходил с ребятами в кафе. Это стало повторяться каждый день. Да и за ужином ел плохо. Екатерина спросила:

— Сынок, ты болеешь?

Денис неопределенно пожал плечами.

— Не скрывай от меня ничего, я ведь переживаю.

— Мама, это очень деликатное место.

— Говори, как есть. Я твоя мать, меня не надо стесняться.

Денис еще сомневался, наконец, решился. То, что увидела Екатерина, повергло ее в шок. Левое яичко ее мальчика раздулось до размеров большого шара.

— Денис, и давно это началось?

— Может, месяца три назад.

— Ну что же ты молчал? Разве можно с этим шутить?

Несмотря на поздний вечер, Екатерина бросилась к телефону. Она сбивчиво рассказывала главврачу городской больницы Маргарите Сергеевне Струковой, что случилось с ее мальчиком.

— Ну-ка, прекрати истерику, рассказывай по порядку, — прикрикнула врач, на что имела право как давнишняя приятельница. Выслушав, сказала: — По телефону диагноз ставить не берусь. Но предполагаю, что может быть у твоего Дениса. Завтра утром поедешь не в школу, а прямо ко мне.

Маргарита Сергеевна подняла всех своих знакомых врачей в областном центре. В обход всякой очереди удалось попасть на прием к онкологу-андрологу. Осматривая Дениса, он, улыбаясь, задавал ему вопросы. Сам тон разговора, казалось, не вызывал сомнения: ничего страшного нет. Врач попросил Дениса подождать в коридоре и пригласил к себе Екатерину Андреевну:

— У юноши раковая опухоль. Нужно срочно оперировать.

— Вы уверены, что операция избавит моего мальчика от этой напасти?

— Не буду скрывать: положение серьезное. О результатах можно будет говорить после операции. И еще повторяю: откладывать нельзя.

После беседы с врачом Екатерина Андреевна вышла сама не своя. Нужно было не показать сыну отчаяния. И она через силу улыбалась, говоря Денису о необходимости операции. А саму не покидал всплывший в памяти разговор после похорон брата. Две пожилые соседки, сидевшие на поминках рядом с Екатериной, шептались: «Два покойника в семье в один год. Значит, жди третьего». Не верила она ни в какие приметы и тогда не придала значение зловещим словам. Сейчас они навязчиво лезли в голову. «Нет, костлявая, — разговаривала она с воображаемой смертью, — я не отдам тебе сына. Не дождешься!».

Поздно вечером, когда Денис уснул, Екатерина Андреевна, плотно притворив дверь своей комнаты, набрала номер Маргариты Сергеевны Струковой. Главврач городской больницы не была онкологом, но больше посоветоваться было не с кем. Екатерина Андреевна дала волю слезам. Сняв напряжение, она попросила совета у подруги.

— Онколог, который вас консультировал, один из самых опытных в области, — уверила Маргарита. — Думаю, в диагнозе он не ошибся.

Пока продолжалась операция, Екатерина ходила из конца в конец по больничному коридору, с надеждой смотря на закрытую дверь операционной. Ей и сюда-то разрешили пройти в качестве исключения, обычно родственники томились в приемном покое. Казалось, те несколько часов, что шла операция, тянулись целую вечность. Наконец, все закончилось. Екатерина ждала, что скажет хирург, который пригласил ее в ординаторскую. Первые же слова убили надежду:

— Ничем обрадовать вас не могу. Болезнь слишком быстро прогрессировала. Проведем курс реабилитации. Но будьте готовы: ему осталось два, максимум три месяца.

В палату реанимации сразу после операции Екатерину не пустили. Она вышла из больницы и долго стояла на крыльце, не замечая мороза. Не хватало воздуха, но она не могла вдохнуть полной грудью, как будто поселившееся в ней отчаяние сдавило и не отпускало. В голове метались обрывки мыслей, она никак не могла собрать их, чтобы четко осмыслить случившееся. Порыв ветра, бросивший в лицо колючий снег, немного привел ее в чувство. По крайней мере, она поняла, что надо ехать домой.

Екатерина бездумно ходила по пустой квартире. Спустились сумерки, потом комната погрузилась в полную темноту, и только раскачивающийся на ветру фонарь то освещал комнату, то погружал ее во мрак. «Как же так? — спрашивала себя Екатерина. — Мальчик ни разу за девятнадцать лет ничем серьезным не болел. В детстве Дениса даже простуды не мучили, как его сверстников. И вдруг скоро его не станет?».

Екатерина легла на диван с одной мыслью: умереть сейчас самой. Или заснуть, а утром понять, что это был только страшный сон. Она не могла пролежать и пяти минут. Отчаяние вдруг сменилось злостью: на эту всесильную опухоль, на себя, что сдается без борьбы. Она взяла себя в руки. Пошла на кухню, сварила кофе. Сколько чашек выпила до утра, не заметила. Но бессонная ночь придала ей решимости. В начале седьмого она позвонила Маргарите Сергеевне:

— С Денисом все плохо. Ты понимаешь, врачи не верят, что его можно вытащить. Значит, они и лечить его не будут. Рита, я им не верю. И полагаться на авось тоже не могу. А что если Дениса за границу увезти?

— За границей клиники, несомненно, лучше оснащены, и опыт лечения онкобольных там не то, что у нас. В медицинских журналах порой описывают просто чудеса.

— Скажи, какая самая надежная?

— Наилучшие результаты в специализированных клиниках Израиля. Но лечение там стоит баснословных денег. А вам затягивать нельзя.

Поиск информации в интернете. Телефонные звонки в израильскую клинику. Отправка туда по электронной почте результатов обследования из областного онкодиспансера. Приглашение на лечение было получено. Оставалось только собрать деньги и очень быстро. Екатерина, на чем свет стоит, ругала себя, что потратила десять тысяч долларов на семинар в Америке. Теперь ей казалось, что та поездка была совершенно бесполезной. Она продала машину, которую обновила всего полгода назад. Сдала в скупку золотые украшения. Взяла кредит в банке. Сколько могли, собрали сестры. Тяжелая болезнь сына стала поводом для встречи с бывшим мужем. После ее телефонного звонка Володя в тот же день приехал. Екатерина, не видевшая его больше года, отметила, как он постарел. Но ничего не сказала. Для разговора была тема поважнее — здоровье их единственного сына. Володя отдал Екатерине все свои накопления. Она звонила друзьям и мало знакомым людям, с которыми не обращалась месяцами, просила в долг. В записной книжке не осталось пропущенным ни одного телефона. Друзья выручили ее. И все же денег не хватало.

Узнав о страшном диагнозе сына, Екатерина Андреевна совсем забросила школьные дела. Она почти не появлялась в школе, даже не задумываясь, все ли там идет нормально. Без нее, конечно, ничего не рухнуло. Дети занимались, учителя преподавали, бухгалтер вела финансовые дела. Иногда только звонила, что нужна подпись директора. Тогда Екатерина Андреевна ненадолго заезжала в школу, благо не продала старую машину, все недосуг было заняться этим, а сейчас старые «жигули» выручали. Однажды бухгалтер передала Екатерине Андреевне деньги, сказав, что это собрали для лечения Дениса учителя. Родители многих учеников были высокопоставленными руководителями. Екатерине Андреевне не раз приходилось обращаться к ним, когда срочно нужны были средства для решения школьных проблем, но никогда не просила лично для себя. Сейчас ради сына она пошла к ним с протянутой рукой, не обещая, что сумеет скоро отдать долг.

Наконец, все было позади. Она собрала деньги и через три недели после операции привезла сына в Израиль. Здесь не принято было скрывать от больных диагноз. Денис, узнав, что у него рак, ушел в себя. От потрясения он целый день не взял в рот ни крошки. На все уговоры матери отворачивал голову даже от чашки с морсом. К ночи забылся. Екатерина сидела рядом и прислушивалась к неровному дыханию и всхлипам, прорывающимся сквозь сон. Утром первое, что сказал Денис, открыв глаза:

— Ну и сдохну, сдохну…

Ее больше всего потрясло, какое грубое слово нашел сын, говоря о себе. Она закричала на него:

— Запомни, пока я жива, ты, как птичка, будешь летать на этом свете! И ты будешь бороться вместе со мной! И мы победим эту ничтожную опухоль!

Денис привык доверять матери. В детстве, когда она вот так же уверенно настаивала на своем, он подчинялся ей, понимая правоту матери. И сейчас, не споря, съел первую ложку фруктового пюре. Маленький шажок на пути возвращения к жизни был сделан: Денис поверил в свое выздоровление.

Екатерина с утра до вечера сидела в палате у сына и только ночью уходила к себе в гостиницу. На ее глазах Денис первый раз хорошо поел, первый раз улыбнулся, первый раз сам попросился на прогулку. После курса сильнейшего лечения он стал худой, как стручок, голова почти облысела, было видно, как пульсируют синие жилки под бледной кожей. И все же Екатерина верила, что ее мальчик поправится. Хороший прогноз давали и израильские врачи. По крайней мере, те отпущенные максимальные три месяца Денис уже давно пережил.

Наконец, Екатерина Андреевна вспомнила, что она директор школы. Звонила своим коллегам, интересовалась, как идут дела, ведь учебный год заканчивался, старшеклассников ждали экзамены. Все было в порядке, учебный процесс шел своим чередом. А то, что перспективные проекты пришлось отложить, не страшно — подождут. Но однажды срочный звонок из школы расстроил Екатерину: завуч сообщила, что пришло постановление суда о сносе недостроенного дома, якобы Маркова построила его на незаконно захваченных аж трех участках земли. По сравнению со смертельной болезнью сына это была ничтожная неприятность, но все же она мешала, как заноза. Екатерина пыталась не думать об этом, но мысли об очередных кознях каких-то непонятных ей врагов постоянно лезли в голову. «Да пусть они хоть взорвут этот дом!» — ругала она себя за то, что неприятность мешала ей сосредоточиться на главном — лечении сына.

Позвонила сестра Наташа: она взяла отпуск специально, чтобы помочь Кате ухаживать за Денисом. Оставался последний курс лечения. Катя решила, что вполне может оставить сына с сестрой и вернуться домой, чтобы уладить неприятные дела. Денису она о проблемах с домом ничего не сказала, просто объяснила, что очень нужно быть сейчас в школе. Он не воспротивился ее отъезду, только с сожалением вздохнул:

— Хорошо тебе, уже завтра будешь дома. Я тоже хочу домой.

— Денис, потерпи немного, остался всего какой-то месяц.

Бойцовский характер Екатерина Андреевна при всем желании никуда деть не могла. И выполнять решение суда о сносе дома она не собиралась. Своим коллегам сказала:

— Кому надо, пусть пригоняют бульдозер. Два этажа под крышу подведены. Если берут на себя такую смелость, пожалуйста. Только кто потом восстанавливать будет и за чей счет?

Маркова была уверена в своей правоте и, собрав все бумаги, пошла в мэрию. В кабинетах ей пытались объяснить, что земля не оформлена и бумаги, которые есть у нее, незаконные. Дверь приемной Павла Ивановича Смольникова она открыла совершенно злая. Мэр был наслышан о болезни ее сына и в первую очередь спросил у Екатерины, как идет лечение. А узнав, что ее привело к нему, сказал:

— Давай твои документы.

В конце концов, все выяснилось. Первоначально участки земли были выделены трем застройщикам под индивидуальные дома. Потом они отказались от этого места у леса и оформили документы на землю в другом месте. Надо было аннулировать решение, а в земельном отделе забыли оформить документы. Потом эти участки передали Марковой. Кто-то, имевший доступ к документам в администрации города, явно хотел ей насолить, доведя дело до суда. Формальности с правильным оформлением документов удалось уладить. И теперь на недостроенный дом никто не покушался. А ему, похоже, с пустыми оконными проемами суждено было стоять долго. Денег даже на одну доску не было. Предстояло еще возвращать долги.

В июне Екатерина привезла сына домой. Сейчас главным для Дениса было хорошее питание. Екатерина приложила все свое умение вкусно и разнообразно готовить. Часами не выходила из кухни. До блеска чистила и мыла квартиру, не чувствуя усталости. Наградой за все было выздоровление сына. Он на глазах поправлялся. Отросли шелковистые волосы. Ей казалось, сын стал красивее, чем до болезни.

Год Денис пропустил в институте. Поздней осенью снова стал ходить на занятия, чтобы вспомнить материал и подготовиться к экзаменам: в прошлую зимнюю сессию он не смог сдать два предмета.

В последних числах декабря, немного смущаясь, Денис сказал матери, что хотел бы встретить Новый год дома с девушкой. Какое счастье было для нее узнать, что у сына есть подруга. Екатерина познакомилась с Мариной. Однокурсница Дениса была ничем не примечательна. Но это не имело никакого значения. Главное, чтобы сын чувствовал себя мужчиной. 31 декабря Екатерина Андреевна приготовила праздничный стол. Оставила сыну записку, что уехала к подруге, и пожелала счастливой встречи Нового года.

Ни к какой подруге Екатерина не поехала. Она отправилась на свой садовый участок. Благо дороги в саду чистили, и она без труда доехала до дома. Наработалась, откидывая снег от ворот гаража. Затопила в доме печь, и через пару часов стало так тепло, что смогла скинуть сапоги и шубу. Вместо шампанского она открыла в двенадцать часов бутылку коньяка. Так и встретила Новый год: одна, но вполне счастливая.

Долги надо было отдавать. Екатерина Андреевна экономила на всем. Но только не на лекарствах и питании сына. Для него она по-прежнему покупала самые свежие продукты, каждый вечер проводила у плиты. После праздника Денис сказал, что они с Мариной решили жить вместе, она приезжая, из общежития, он предложил ей переехать к ним. Екатерина не возражала. Чтобы не стеснять молодежь, она, приготовив ужин, каждый вечер уезжала в сад, который стал ее домом. Порой лишь пустая корка хлеба составляла всю еду на день. Когда закончились каникулы, по крайней мере, она могла обедать в школе.

Сын и его девушка не догадывались, что Екатерине Андреевне, не ущемляя их, самой приходилось жить впроголодь. То там, то здесь подходил срок выплаты, и ей нужно было выкручиваться. А еще каждые четыре месяца предстояла поездка в Израиль, на контрольное обследование в клинике. На первую поездку в октябре три тысячи долларов дал отец Дениса. Екатерина не спросила, где Володя их взял, скорее всего, занял, едва ли со своей зарплаты он мог скопить такую сумму. А дальше можно было надеяться только на себя.

«Катя, ты должна, ты должна жить и работать ради своего мальчика», — как заклинание повторяла Екатерина Андреевна. И включала мозги, чтобы прокрутить выгодно очередную сделку: где-то купить подешевле, где-то продать подороже — не важно что, лишь бы осталась сумма, которая сейчас была позарез необходима.

Наконец, стали оставаться какие-то крохи, и можно было потихоньку достраивать дом рядом со школой. Первым делом смонтировали отопление. Осенью подали тепло. К этому времени Екатерина Андреевна наскоро оборудовала кухню и одну комнату. И насовсем переехала жить туда, оставив в квартире Дениса с Мариной. Правда, в недостроенном доме директору школы пришлось жить долго. Но какая это была ерунда по сравнению с тем, что спустя три года, после очередного обследования Дениса в Израиле, матери сказали, что ее мальчик здоров и можно больше не приезжать. «Неужели все беды позади?» — спрашивала себя Екатерина, боясь поверить в счастливый исход. Как она ошибалась!

Умер Владимир Петрович Марков. Некогда мощное оборонное предприятие, на котором он всю жизнь работал, практически встало. Руководство пыталось как-то перестроить производство, по всей стране искало потребителей, не надеясь на госзаказ на основную продукцию. Владимир Петрович не вылезал из командировок. На этот раз уже зарегистрировался на рейс в аэропорту, присел в кресло в зале ожидания и больше не встал. Обширный инфаркт. Смерть была мгновенной.

Екатерину Андреевну потрясла кончина бывшего мужа. В голове сразу же всплыли обрывки разговора женщин на поминках брата: «…Ждите третьего покойника». Она не могла отделаться от мысли, что Володя своим уходом спас сына. Смерть так долго охотилась за Денисом, она выпустила из своих когтей добычу, найдя замену.

Вслух Екатерина никогда этого не говорила. Но, похоже, что-то подобное чувствовал и Денис, ведь он, смертельно больной, жив, а отец, еще вчера бодрый и здоровый, лежит на кладбище рядом с родителями под холмиком свежей земли. Екатерина видела, как ее мальчик тяжело переживает смерть отца. Оставалось уповать только на то, что душевные раны лечит время.

Денис был единственным наследником, и к нему перешла однокомнатная квартира отца. Екатерина не вмешивалась: у мальчика появилась собственность, пусть распоряжается ею сам. Как-то Денис приехал к матери и сказал:

— Давай продадим отцовскую квартиру. Она и раньше всегда казалась мне неуютной, а сейчас и вовсе жутко. Я заходил туда несколько раз, быстрее убежать хочется. Жить я там все равно не буду.

Екатерина не возражала. У нее, как у любого предпринимателя, мозги были настроены на дело: деньги не должны лежать, их нужно во что-то вкладывать. И она нашла неплохой, как ей казалось, вариант для сына:

— Денис, давай наш дом перестроим под клуб выходного дня. Поставим бильярдные столы, купим аппаратуру для дискотеки. Спортплощадка практически готова для большого тенниса. Ты же у меня умница, что-нибудь еще придумаешь. Твои друзья вечером с пятницы смогут приезжать сюда и отдыхать до воскресенья. Уверена, нашу чудную природу горожане оценят. И от гостей отбоя не будет.

Денис идею матери воспринял без энтузиазма, неопределенно пожал плечами. Екатерина не торопила его с решением: понятно, что сыну надо обдумать ее предложение. И все-таки через некоторое время он тактично, чтобы не обидеть мать, отказался от должности владельца будущего клуба.

— Ну и ладно, — легко согласилась мать. — Отгрохаем шикарные хоромы, чтобы ты мог жить с комфортом в загородном доме.

Денис часто навещал мать в ее лесном уединении. Ей, правда, здесь было хорошо, хотя комфорт в недостроенном доме оставался лишь в проекте. Почти каждый день приходилось мотаться по забитым машинами улицам областного центра, решая многочисленные деловые вопросы. После городского напряжения она возвращалась домой, не чувствуя ни рук, ни ног. Вечером, когда после уроков автобусы увозили детей домой, над лесом повисала тишина. Свежий, настоянный на сосновой хвое воздух проникал всюду. Даже в холодное время Екатерина приоткрывала окно, садилась с чашкой кофе и сигаретой и просто смотрела вдаль. Это помогало привести в порядок мысли. Уже через полчаса силы возвращались. Екатерина готова была брать в руки молоток или малярную кисть, чтобы хоть на шажок приблизить дом к совершенству. А когда они вместе с Денисом сидели и дымили у раскрытого окна, неспешно попивая кофе, Екатерина просто испытывала наслаждение, пусть даже они просто молчали или перекидывались незначительными фразами. Денис редко заранее звонил и предупреждал о своем приезде. Она всегда ждала его и рада была видеть.

На этот раз после традиционной чашки кофе и сигареты сын издалека начал разговор об автомобилях.

— Мама, ты знаешь, тут продают «БМВ», практически новую. Ты же знаешь, как я мечтал о такой машине. Давай купим.

— Сынок, но тебе же недавно новенькую «девяносто девятую» купили. А «БМВ» таких деньжищ стоит!

— Ну, мама, ты подумай, как я тебя представительно покатаю.

Автомобили были страстью Дениса. Еще в юности он садился за руль и быстро научился водить. Как только исполнилось восемнадцать лет, легко получил права. Он, когда еще ездил на своих первых скромных «жигулях», не раз озвучивал мечты о красивой иномарке. Сейчас, когда тринадцать тысяч долларов от продажи отцовской квартиры лежали в банке, осуществление мечты стало так близко. Но пока Екатерина сказала, что действительно надо хорошо подумать.

Через два дня Денис приехал к матери на красавице-машине. Екатерина красила окно и чуть свалилась с подоконника, когда в настежь открытые охранником ворота вплыла сверкающая на солнце мечта сына.

— Мама, иди, посмотри, какая красавица! Да ты сядь, почувствуй, какой комфорт!

Белый кожаный салон, множество блестящих приборов на панели, просто сам вид машины впечатляли. У Дениса было такое счастливое лицо, какого Екатерина не видела, пожалуй, много лет.

— Сколько? — только спросила она.

— Тринадцать с половиной тысяч долларов.

Она подумала всего несколько секунд.

— Ай, да фиг с ним, с домом!

И отцовская квартира перевоплотилась в шикарную машину. Денег еще и не хватило, Екатерине пришлось добавить. Но зато ее мальчик с таким удовольствием ездил! И Екатерина была счастлива.

Денис окончил институт и получил диплом юриста. Екатерина видела, что совсем скоро он станет ей хорошим деловым партнером. Острый ум, способность анализировать, которые проявлялись еще в школе, теперь развились. Она погрузила сына в свой бизнес. Первые полтора месяца он просто молча сидел в углу кабинета. Прислушивался к ее разговорам с коллегами и партнерами, вроде бесцельно пролистывал документы. Этого было достаточно, чтобы он вник в дела. Как-то раз, когда Екатерина Андреевна зашла в тупик в конфликте с очередным недобросовестным партнером, Денис выдал решение — простое, а значит, гениальное. Он выручал ее еще не раз. Она доверяла ему оформление договоров, за которыми стояли огромные суммы денег. Теперь у Екатерины был свой юрист, и она во время праздничного застолья в узком кругу близких людей шутя дала «отставку» своей подруге Елене. Та с удовольствием ее приняла, поздравив молодого коллегу-юриста.

К зиме у Дениса заболело ухо. Екатерина сразу предложила лететь в Израиль в уже знакомую клинику. Сын наотрез отказался. Прежде чем он согласился пойти на прием в поликлинику, прошло еще прилично времени. И только когда присоединились головные боли, он сдался уговорам матери. Врачи посчитали, что это обычное воспаление уха. Ей бы с пробой, взятой из уха, да сразу в Израиль слетать. А она бдительность потеряла, очень уж уверенно говорили врачи о безобидности болезни. Ей и правда хотелось верить в это. Меланому определили уже в запущенной стадии. Денис и на этот раз отказался ехать в израильскую клинику:

— Если надо резать, пусть дома режут.

Оперировали опытные врачи, они сделали все, что было в их силах. Но была задета височная косточка, ее ведь не удалишь. Разрастание раковой опухоли затормозили облучением. Но прогноз Екатерине Андреевне выдали неутешительный, как и в прошлый раз, когда мальчику поставили диагноз эмбриональный рак левого яичка. Опять отпустили ему жизни всего несколько месяцев. Но Екатерина знала, что можно бороться с любой болезнью и опровергнуть прогноз врачей. Она поставила на ноги всех друзей и даже мало знакомых людей. Все правдами и неправдами ей привозили из-за границы лекарства. Абсолютно не имело значения, что всего одна капельница стоила шестьдесят тысяч рублей, бывало, прямо от самолета, на котором доставляли лекарство, она мчалась в больницу. Мальчика вытащили. Но теперь Екатерина была готова к тому, что болезнь может обостриться в любое время и… Дальше она и думать боялась.

Денис знал, что не так много ему отпущено жизни. Но держался стойко. Екатерина никогда не слышала от него панических разговоров, истерик. Он очень сдержанно проявлял свою любовь к матери, но любовь от этого меньше не становилась, и Екатерина это знала.

В компании друзей матери Денис чувствовал себя вполне комфортно. Им в общении не мешала большая разница в возрасте. Старики удивлялись и восхищались его мудрыми высказываниями и особенно тонким чувством юмора. На его острое резюме все, бывало, хохочут без остановки. А Денис с серьезным видом и скрытым удовольствием: «Чего я такого сказал?».

Тридцатого декабря к Екатерине, как обычно, приехали гости. Новый год каждый встречал с семьей, а накануне стало традицией собираться у нее, в лесу, засыпанном белым снегом, какого не увидишь в городе. Приезд Дениса все встретили радостными возгласами, потеснились за столом, освободив ему место рядом с матерью. О чем Денис заведет разговор, предугадать было невозможно. Екатерина к этому привыкла. Не удивилась и сейчас.

— Мама, а я из каких слоев произошел?

— Бабушка твоя из крестьян, дедушка — рабочий. Дед по отцу — военный. Мы с отцом уже представляли советскую интеллигенцию. Ты продолжаешь нашу с отцом линию.

— Почему тогда у моей женщины норковой шубы нет?

— Неожиданный поворот. А попроще ей ничего не подойдет?

— Мама, моя «БМВ» и женщина без норковой шубы рядом плохо смотрятся. И потом завтра очередная годовщина, как мы вместе.

— Все понятно с тобой, хитрец. Сколько надо?

— Пятьдесят шесть тысяч рублей.

— Когда?

— Марина в магазине сидит, караулит шубу, чтобы не перехватили.

Екатерина пошла в кабинет и вынесла пачку денег. Когда Денис уехал, друзья осуждающе загалдели.

— Так, ротики закройте! — прикрикнула Екатерина. — Если бы он не был болен, мне бы три шубы купил. Он хочет быть настоящим мужчиной рядом со своей спутницей. И он не может откладывать дорогие подарки для нее на потом. У него нет на это времени. И кто его поддержит, как не мать? Плевала я на эти пятьдесят шесть тысяч!

Вечером Денис приехал вместе с Мариной. Она выскочила из машины в новенькой шубке, капюшончик на голове. Зайдя в дом, долго не снимала обновку, вертясь перед зеркалом. С лица не сходила счастливая улыбка, глаза блестели.

Через два года болезнь запылала с новой силой. В онкоцентре сделали операцию, выскребли из-под черепной коробки все, что могли, и отпустили домой умирать. Екатерина привезла сына из реанимации без движения, без речи. И только черные глаза, казавшиеся огромными на фоне белых бинтов, закрывавших всю голову, еще хранили теплившуюся в юноше жизнь. Просторная спальня с красивой мебелью и картинами на стенах, которую Екатерина с любовью строила специально для сына, первый раз приняла своего хозяина.

Екатерина договорилась с врачом из роддома, чтобы Денису вставили в нос маленький зонд для питания, какие используют для новорожденных. Она делала все, чтобы как можно меньше причинять боли своему мальчику. Наняла сиделку — молоденькую медсестру. Постоянно ездила, а потом и вовсе переселилась из города сестра Наташа. Екатерине нужна была эта помощь родного человека. Она не могла оставить дела, снова требовались большие деньги на лечение. Ночами ей удавалось спать урывками. Сиделка уезжала домой. Наташе, намаявшейся за день, тоже надо было отдыхать. Чтобы Денис случайно не выдернул зонд, Екатерина постоянно держала его руку. Ложилась рядом с сыном на кровать и, если только он шевелил рукой, сразу просыпалась. Неделя шла за неделей, и ничего не менялось.

Бессонные ночи вымотали Екатерину, она не знала, на какую стенку кинуться. Однажды в отчаянии ударила по иконам, стоящим на столике, и закричала:

— Если ты есть, то где ты? Неужели не видишь, как мучается мальчик? Десять человек столько не вынесут, сколько страданий ты послал ему!

Она рыдала в истерике. А потом забылась тревожным сном рядом с сыном.

Утром Екатерина ужаснулась тому, что натворила. Собрала с пола иконы. Ни одна не разбилась, даже те, что были под стеклом. Екатерина поехала в церковь. Встала в уголке на колени и молилась, прося прощение у Бога. Домой вернулась успокоенная. И как будто новые силы появились.

Прошли еще одни сутки без изменений. Утром приехал врач, который каждые три дня менял Денису зонд. После дневного кормления Екатерина ушла по делам. Вернулась домой, сиделка плачет: недоглядела, и Денис выдернул зонд.

— Дениска, ну что же ты наделал? Как мы тебя сейчас кормить будем? Где теперь врача искать, на ночь глядя?

Денис закрыл глаза, давая понять, что хочет спать. Закончив дела, Екатерина задремала рядом с сыном. И вдруг слышит:

— Я бы чего-нибудь съел.

— Сынок, это ты сейчас сказал? Ты сказал?

— Я бы чего-нибудь съел, — повторил тихо Денис.

Екатерина выскочила из комнаты:

— Ната, вставай. Быстрее вари кашу манную жиденькую. Молоко в холодильнике. Да не забудь развести его водой.

Дениса чуть приподняли в постели. И он съел одну ложку, две… Заснул легким сном выздоравливающего человека. Екатерина села у окна и закурила. Мелкий сентябрьский дождь радовал ее сейчас больше, чем яркое летнее солнце.

Денис начал потихоньку есть и говорить. А как-то попросил:

— Мама, я попробую встать.

Опустили ноги с кровати. Екатерина с Наташей с двух сторон держали.

— Как голова, сынок?

— Ничего, нормально.

Денис сделал несколько шагов. Устал, закружилась голова. Но начало было сделано. Денис делал все больше шагов по комнате. Потом вставал без помощи, сам варил себе кофе. Екатерине то и дело хотелось броситься на помощь. Но она сдерживала себя и только наблюдала, как крепнет день ото дня ее мальчик.

— Мама, я покурить хочу, — как-то сказал вчерашний лежачий больной.

— Денис, ты это чего?

— Мам, ну страсть как хочется затянуться.

Она дала ему сигарету.

С первого дня, как Денис начал самостоятельно есть, Екатерина подключила к процессу выздоровления усиленное питание: икра, парная телятина, дорогая жирная рыба, фрукты. Бог знает, через какие связи ей привозили с каучуковых островов сок, который снимал боль. Она не хотела садить сына на сильные наркотики, хотя у него полголовы практически не было.

У сына восстановилась и его потрясающая память. Екатерина убедилась в этом, когда однажды не могла найти записную книжку, где был записан нужный телефон.

— Мама, ты чего ищешь?

— У тети Любы телефон поменялся. А куда записала, забыла.

— Не ищи. Набирай, — и назвал цифры.

Екатерина с недоверием набрала. На том конце провода ответила сестра Люба.

Единственное, чего не выносил Денис, это долгого отсутствия матери. Если она уходила по делам на час-полтора, он скучал, тревожился. И становился спокойным, только когда она находилась рядом в комнате.

Настал день, когда они решились выйти с Денисом на улицу. Легкий морозец встретил их ласково, позволил погулять несколько минут. Этих прогулок Денис ждал с нетерпением. Екатерина шла с ним рядом и радовалась. Она точно была уверена, что врачи опять ошибаются. Привозила к сыну разных специалистов-онкологов. Все они, с одной стороны, удивлялись, что он встал, с другой, в один голос твердили, что дни его сочтены.

Господь подарил мальчику три чудных месяца жизни. Денис мечтал, что они вместе отметят день рождения Екатерины Андреевны. Он с детства помнил, как отец готовился к этому дню. Зимой, в середине декабря, Владимир Петрович всегда умудрялся достать шикарный букет. Денис знал, для матери — это лучший подарок, и каждый год старался удивить ее необыкновенными цветами. Но для самой Екатерины Андреевны сейчас лучшим и самым дорогим подарком было бы то, что рядом ее мальчик — живой и здоровый.

Чуда не произошло. Стояла декабрьская стужа. На белом снегу так странно было видеть огромные смерзшиеся комки глины с песком. А потом эти комки глухо стучали по крышке гроба и бесформенной грудой легли рядом с деревянным крестом, на котором было написано имя ее единственного сына.

Забываясь поздней ночью тревожным сном, Екатерина как будто уходила от себя. Были счастливые ночи, когда она видела во сне Дениса — живого, веселого. Она просыпалась и боялась пошевелить рукой, которая все еще ощущала тепло руки сына. Но возвращалась реальность со всей ее беспросветностью. «Почему, зачем я живу, когда осталась совсем одна?» — спрашивала себя Екатерина, забывая о сестрах, матери. И снова сигарета, рюмка водки или коньяка, которые все же не давали забыться. Так продолжалось почти три месяца, пока Екатерина не увидела во сне давно умершего отца. Что значат его странные слова о внуке?

О внуке Екатерина мечтала давно. Когда Денис привел в дом Марину, думала: вот-вот это случится, и она станет бабушкой. Она не знала, что останавливало молодых. Несколько раз пыталась спрашивать и намеками, и прямо. Марина отмалчивалась, Денис отшучивался или уводил разговор в сторону. Чего боялась Марина? Остаться с ребенком одна, зная о болезни Дениса? Так Екатерина обеспечила бы внуку и его матери безбедную жизнь. В конце концов, она бы забрала его к себе и положила к ножкам малыша все заработанные миллионы и саму свою жизнь. А в результате семь лет совместной жизни сына с его избранницей оказались пшиком. Марина несколько раз приезжала в больницу после операции Дениса, но он все время был без сознания. Встретив у реанимации Екатерину Андреевну, девушка отдала ей ключи от квартиры. Как-то Екатерина заехала в свою старую квартиру в центре города, некогда с такой любовью обустроенную, а теперь пустую, затаившую тревогу по углам. В комнатах было чисто, все вещи — на своих привычных местах. Марина оказалась хорошей хозяйкой. Но сейчас ничто не напоминало о ее присутствии здесь в течение многих лет: все свои вещи она увезла с собой. Еще только раз видела Екатерина несостоявшуюся мать своего внука: Марина поплакала вместе со всеми на могиле Дениса.

«Так что значат слова отца о внуке? Наверное, надо усыновить мальчика из дома ребенка. Но отец сказал: „У тебя родится внук“, — слоняясь из комнаты в комнату на первом этаже огромного дома, Екатерина в деталях восстанавливала в памяти сон. — Нет, так можно сойти с ума!». Екатерина пошла в кухню, чтобы выпить чашку кофе. Зажгла плиту, налила в чайник воды. И вдруг застыла: «Ну и безмозглая ты, Катя! Как же ты забыла?».

У Дениса в израильской клинике, прежде чем приступить к лечению, взяли сперму и поместили в банк биоматериала. Она возмущалась, что теряют драгоценное время вместо того, чтобы срочно начать лечение. Ее успокоили: «Здесь такие правила, это ваше будущее». Последним словам она не придала значения. Позднее поняла, как они были правы. Отчаявшись дождаться внука, она как-то сказала сыну: «Найду суррогатную мать, сделают искусственное оплодотворение, и у меня появится внук без вашего участия». Денис тогда злился: «Только посмей! Что за дикие правила в этой клинике, у всех подряд сперму выкачивают». — «Сынок, потому что в России никто не думает о будущем страны, а в маленьком Израиле обеспокоены генофондом». Тогда этот разговор был скорее шуткой, сейчас все было более чем серьезно.

Теперь Екатерина знала, что делать. А раз цель поставлена, откладывать она не могла. Было слишком рано. Екатерина сдержала свое желание прямо сейчас куда-то ехать, кому-то звонить. Она все же поставила на конфорку чайник. Насыпала в кружку две ложки растворимого кофе. Не спеша, мелкими глотками выпила горячий горький напиток. Это помогло собраться с мыслями. Ехать куда-то в таком виде, после почти двух месяцев беспробудного пьянства? Еще людей напугаешь. Она пошла в ванную. Потратила час, чтобы сделать маску.

Стрелки больших каминных часов показывали вполне приличное время, чтобы можно было потревожить знакомых звонком. Екатерина набрала номер заведующей роддомом Галины Иосифовны Тумановой. Коротко и четко изложила давней приятельнице свое решение и попросила помочь осуществить его.

— Я знаю, что ты авантюристка, но не до такой же степени. У нас не узаконено суррогатное материнство. И сперма где-то там, в чужой стране.

— Галя, ты знаешь, если я решила, то сделаю. Но без твоей помощи мне не обойтись, подскажи, куда сунуться, с чего начинать.

Прежде всего, надо было выяснить, сохранилась ли сперма, ведь прошло уже больше восьми лет. Екатерина Андреевна позвонила в израильскую клинику, объяснила ситуацию. Ей сообщили, что для проверки потребуется время. Два дня, что пришлось ждать, показались вечностью. Новости из Израиля обрадовали: сперма по-прежнему хранится в банке. Теперь нужно было решить следующую проблему: получить разрешение ее использовать. Екатерина ближайшим рейсом вылетела в Израиль. Менеджер клиники прониклась ее острым желанием иметь потомство от горячо любимого сына, к сожалению, так рано ушедшего. Они вместе искали схему вывоза спермы из страны.

Домой Екатерина возвращалась, не решив эту главную проблему. По закону, сперма — та же часть тела, и распорядиться ею может только сам человек при жизни или оставить завещание. Если бы Екатерина знала это раньше, наверное, сумела бы уговорить Дениса такое завещание оставить, на всякий случай. Но сейчас у нее никаких документов не было.

Посоветоваться Екатерина могла только с подругой Еленой: не может быть, чтобы она, опытный юрист, не подсказала выход. А выход оказался лишь один: оформить поддельные документы. Елена взялась поговорить со знакомым юристом, который возьмется за такое дело. Риск и молчание этого знакомого адвоката обошлись Екатерине в две тысячи долларов. Но зато в руках у нее были надлежащим образом оформленные документы: якобы в этой адвокатской конторе Денис оставил распоряжение, дающее право его матери, Екатерине Андреевне Марковой, по своему усмотрению использовать сперму.

Галина Иосифовна Туманова, поначалу отговаривавшая приятельницу от авантюрной идеи, теперь, конечно же, помогала ей. Без заведующей роддомом Екатерине было бы не найти женщину, которая могла стать суррогатной матерью. Екатерина очень переживала за исход начатого дела. Она уверила себя, что оплодотворение могут успешно провести только в израильской клинике, которой она доверяла. Галина Иосифовна не стала ее разубеждать, хотя в их областном центре искусственное оплодотворение тоже успешно проводилось. Сложнее было подобрать мать для будущего ребенка. Галина Иосифовна подключила к поиску коллег.

Оля подходила по всем статьям. Ей было тридцать лет. Не замужем. Старшей дочери шесть лет. Жили втроем в квартире матери. Накопить на свое жилье мало оплачиваемой воспитательнице детсада было не с чего. Согласившись на предложение Екатерины Андреевны, она могла решить этот вопрос разом. И Ольга согласилась. Ее характеризовали, как порядочную женщину, заботливую дочь и мать. Екатерина Андреевна решила, что лучшей кандидатуры для осуществления ее мечты о малыше и не нужно. Обследование у местных гинекологов показало, что молодая женщина способна выносить и родить здорового ребенка. Екатерина начала готовить документы для поездки в Израиль.

Быстро ничего не делалось. Приходилось терпеливо ждать. Екатерина как-то предложила:

— Оля, пока поездка откладывается, зачем терять время. Запишись на курсы вождения, я оплачу. Водительские права лишними не будут.

Ольга окончила курсы. Екатерина Андреевна приехала на экзамен, поскольку выяснилось, что за обучение еще надо доплатить. Когда девушка вышла из машины с решением инспектора «сдала», Екатерина поздравила ее:

— Молодец! Наверняка придется много ездить по врачам. У меня не всегда будет время сопровождать тебя, сможешь брать мою машину.

Предстояло выучить еще один урок. Надо было доказать в израильской клинике, что Ольга — девушка Дениса, которая хочет иметь от него ребенка. Екатерина учила с ней биографию Дениса, проверяла, как она усвоила все моменты придуманной легенды их отношений.

Получили разрешение в израильском посольстве, прошли собеседование в самой клинике. Наконец, Ольгу приняли на обследование, предваряющее саму процедуру оплодотворения. В той самой гостинице при госпитале Екатерина Андреевна жила с Денисом, когда восемь лет назад привозила его сюда на лечение. Ей выдали ключи, и она с удивлением увидела, что это тот самый номер, который они занимали с Денисом. «Вот видишь, мой мальчик, это судьба», — мысленно обратилась она к сыну. Дома Екатерину Андреевну ждали срочные дела. Она заплатила тысячу двести долларов за обследование и проживание Ольги, оставила ей самой приличную сумму.

— Оля, номер в гостинице у тебя шикарный. Пока идет обследование, отдыхай, наслаждайся морем, гуляй, не экономь на еде, денег у тебя достаточно. О дочери и матери не беспокойся, я о них позабочусь.

Буквально через неделю звонок от Ольги.

— Вы знаете, Екатерина Андреевна, я не собираюсь здесь сидеть два месяца.

Вызывающий тон насторожил Екатерину Андреевну.

— Что случилось, Оля?

— Вы думаете, нашли дурру. За двухкомнатную квартиру, не в областном центре, не в Москве, а в нашем паршивом городишке, решили получить то, что вам надо.

— Оля, мы с тобой подписали договор, где учли все твои условия, даже улицу, на которой ты желаешь получить квартиру. Хорошо, что еще ты хочешь?

— А зачем вы на права меня выучили? Мне нужна машина.

— Я сейчас не спрашиваю о марке машины. Я скоро приеду, и мы все обсудим.

У Екатерины с первых слов этой наглой бабы все закипело внутри. Она еле сдержалась, чтобы спокойно окончить разговор. Положила трубку. И тут же набрала номер телефона менеджера клиники. Распорядилась срочно прекратить обследование.

— Почему вы изменили намерение? — спросила девушка на том конце провода.

— К сожалению, мое финансовое положение не позволяет провести процедуру в вашей клинике. Придется вывозить сперму. До моего приезда ничего не говорите Ольге. Я скоро буду.

Екатерина Андреевна обычно летала прямым рейсом до города, где располагался госпиталь. На этот самолет заказала билет и сейчас. Надо было ждать неделю. Безумно долго, потому что хотелось скорее разорвать всякие отношения с Ольгой, жадность которой, похоже, не имеет границ. Безумно мало, потому что за эти дни надо было найти новое решение.

Галина Иосифовна расстроилась, что так неудачно получилось с Ольгой. Она чувствовала свою вину, потому что предложила ее кандидатуру подруге.

— Знаешь, сейчас уже некогда сожалеть о сделанной ошибке. Я решила, привезу сперму сюда. Подскажи, к кому из врачей могу обратиться.

Галина посоветовала центр современной медицины. Сайт центра в интернете произвел на Екатерину благоприятное впечатление, она поверила в солидность медицинского учреждения. Решила ехать туда прямо завтра, с утра. Та просьба, с которой она собиралась обратиться в центр, вполне могла оставить впечатление, что она сбежала из психбольницы. Екатерине Андреевне нужно было доказать, что она не сумасшедшая, что она вполне состоятельная женщина, которая может оплатить любые расходы. Залезла в дальний ящик письменного стола и вытащила папку, в ней лежали статьи из газет и журналов, которые печатались о ее школе, о ней, как педагоге-новаторе, директоре единственной подобной школы, даже статьи из старых газет советского времени о ней — кандидате исторических наук, преподавателе вуза. Она взяла эту папку с собой.

В кабинете главного эмбриолога Алексея Леонидовича Москвина Екатерина разрыдалась с порога. И сквозь слезы рассказывала, рассказывала всю свою историю о болезни сына, многолетней борьбе за его жизнь, и о печальном конце, о желании иметь ребенка — его продолжении. Врач терпеливо выслушал ее и успокоил:

— Я вам обязательно помогу.

Екатерина не верила, что так быстро нашла понимание. Вышла из клиники и долго приходила в себя, не в состоянии сразу сесть за руль. Она спрашивала себя, почему этот человек, еще пару часов не подозревавший о существовании этой ненормальной тетки, проникся сочувствием к ней. И даже если ему с научной точки зрения стало интересно провести такой эксперимент, ничего плохого здесь нет.

Теперь главное было решить, как транспортировать сперму. Нужен был шиппер — специальный переносной сосуд, в который закачивается жидкий азот и создает температуру около минус двухсот градусов, внутрь закладывается живой материал, только так его можно сохранить при перевозке. В городе шиппера не было ни в одной больнице. Его можно было получить из Петербурга. Екатерина готова была лететь туда хоть сегодня, но частному лицу никто бы не продал специальное медицинское оборудование. Главный эмбриолог Москвин взял на себя ответственность и, не дожидаясь директора клиники из командировки, без ведома руководителя отправил заявку в Петербург. Клиника оплатила счет. Но сроки! Обещали доставить шиппер только через две недели. А до вылета Екатерины оставалось шесть дней. Она запаниковала. Сосуд с жидким азотом доставили в город в рекордные сроки. За сутки до отъезда в Израиль он был уже у Екатерины. Пришлось срочно покупать для шиппера огромную сумку на колесах.

Екатерина пыталась уговорить себя спокойно объясниться с Ольгой. Но как только переступила порог номера гостиницы и увидела ее, не смогла сдержаться. Она орала на нее с мату, что позволяла себе в крайних случаях.

— Дура ты! Своими куриными мозгами чуть-чуть подумала бы. Если бы ты все довела до конца да у меня на руках появился ребенок, я бы тебе горы золотые отдала. А ты еще первый шаг не сделала, балдеешь тут в Израиле на море за чужие деньги и уже условия ставишь. Я на тебя не одну тысячу долларов потратила, а ты решила мне за это цирк устроить. Пошла вон отсюда!

Ольга, молча выслушавшая взбешенную Екатерину, выскочила за двери. Но вместе, в одном номере, им предстояло жить еще целую неделю. Екатерина Андреевна не только должна была выносить ненавистное соседство Ольги, но и давать ей деньги на питание. При подготовке документов перед поездкой в Израиль она оплачивала ее медицинскую страховку, выступала поручителем и сейчас обязана была вывезти ее из страны. Два билета, для себя и Ольги, она заказала на один самолет.

Неделя как раз ушла на то, чтобы оформить должным образом разрешение на вывоз спермы. Шиппер с живым материалом ни в коем случае нельзя было вскрывать или пропускать через сканер досмотра в аэропорту. Екатерина Андреевна ждала, пока подготовят документы на трех языках — иврите, английском, русском.

Настал день отъезда. У Екатерины с собой была только сумочка с документами и большая сумка на колесах с драгоценным сосудом. Ольга навьючилась огромным чемоданом и несколькими сумками. «Зря времени не теряла, хорошо отоварилась на халяву, — без злобы отметила про себя Екатерина. — Тащи, тащи свое добро». Когда ехали в Израиль, Екатерина Андреевна пылинки с Ольги сдувала, оберегала, как хрустальную вазу, не давала поднимать чемодан с вещами. Как же, надо было беречь будущую мать внука. Спину надорвала. И ради чего?

Теперь мысли Екатерины Андреевны занимало совсем другое. Она страшно волновалась, как пройдет границу. Тревога была не напрасной. Таможенник посмотрел документы на вывоз груза. Осмотрел сосуд и… открыл крышку. Из сосуда пошел дым — жидкий азот начал испаряться. Екатерина Андреевна с реакцией дикой кошки захлопнула крышку и заорала благим матом. Она совала под нос глупому таможеннику бумаги, где было четко обозначено, что досматривать ее багаж нельзя, и продолжала кричать. На вопли собрались и служители аэропорта, и пассажиры. В конце концов, все утряслось.

Екатерина прошла в зал отлета и устало опустилась в кресло. «Господи, дай мне хоть чуточку сил». Она постепенно успокоилась, руки-ноги перестали дрожать. Достала из сумочки бутылку с водой. Вода была предусмотрительно разбавлена наполовину водкой. Это средство для снятия стресса помогало не раз. Екатерина сделала пять больших глотков. Всю неделю, что прожила в Израиле, она ела урывками. Стресс напрочь отбил аппетит. А последние сутки вообще крошки в рот не брала, и ночь прошла без сна от волнения. Тем не менее, водка на голодный желудок не затуманила голову, лишь чуть-чуть расслабила напряжение. Ближе к отлету самолета зал все больше наполнялся. Екатерина увидела одного знакомого, другого. На вопрос, зачем летала, отвечала: «В командировку».

Пока ждали посадку, Ольга сидела в другом конце зала. Но в самолете их места были рядом. Они ни словом не обмолвились все шесть часов полета. Екатерина не спускала глаз с сумки. Понятно, что несмотря на размеры багажа, она не могла его сдать. Разместить сумку в тесном салоне самолета было проблематично. Стюардесса помогла поменяться с пассажирами первого ряда. Пожилая пара любезно согласилась занять места Екатерины и Ольги. В широкий проход перед выходом из салона как раз вошла сумка.

Дома в аэропорту паспортный и таможенный контроль прошел без эксцессов. Только показала бумаги — пожалуйста, проходите. Алексей Леонидович встретил ее в аэропорту. Прямо здесь же добавил жидкого азота в сосуд, поскольку за многочасовой полет он неизбежно частично испарился. Забрал бесценный груз с собой и уехал в центр.

Екатерину в аэропорту встретила машина. Она посадила Ольгу на заднее сиденье и велела водителю ехать через город, чтобы завезти ее. У дома, пока водитель доставал из багажника вещи. Ольга тихо произнесла:

— Если сможете, простите меня, Екатерина Андреевна.

— Бог простит.

До тихой деревни, до родного дома оставалось еще минут двадцать пути. «Лучше, если б я больше никогда ее не встретила. Забудь ее», — приказала себе Екатерина. Переступив порог дома, она ощутила облегчение. В эту ночь впервые за две недели она крепко и спокойно спала.

Алексей Леонидович Москвин не скрывал, что ему как ученому интересен эксперимент с рождением ребенка. Это очень облегчило заботы Екатерины Андреевны, поскольку врач взял всю организацию на себя.

Случай был уникальный: сперма хранилась очень долго, будущий отец умер. Доктор намеревался сделать этот эксперимент основой диссертации и был нацелен на положительный результат. Он же по своим каналам нашел суррогатную мать. Чтобы матери, не дай Бог, не взбрело что в голову, и она не потребовала оставить себе ребенка, было решено использовать чужую яйцеклетку. Ее взяли в банке живого материала, хранящегося в центре современной медицины, то есть попросту украли. Свете, которая должна была вынашивать ребенка, Екатерина Андреевна терпеливо объясняла, что на ближайший год это ее работа. И за хорошо выполненную работу она хорошо заплатит.

Света была приезжая. Родилась в глубинке. Жизнь не сложилась. Сыну уже было десять лет. Она оставила ребенка с матерью и приехала в областной центр с надеждой, что устроит свою жизнь, ведь в большом городе больше возможностей. Работала продавцом с мизерной зарплатой, снимала квартиру вдвоем с подружкой. После оплаты жилья на еду оставались гроши. Выкроить деньги, чтобы выслать матери и сыну, не получалось.

На своей доверчивости в отношениях с Ольгой Екатерина Андреевна сильно обожглась. На этот раз решила предусмотреть все. За 28 тысяч долларов была куплена однокомнатная квартира в областном центре. Подруга Елена помогла по-хитрому составить договор купли-продажи. В графе «покупатель» значились данные Светланы Кочкиной, но в скобках было написано, что покупка произведена за деньги Марковой Екатерины Андреевны, указана точная сумма. И далее, что квартира передается в собственность Кочкиной при условиях, которые были подробно расписаны: соблюдение всех рекомендаций врачей при вынашивании, рождение ребенка, передача новорожденного, подписание документов об отказе от ребенка и куча других нюансов. Света на все условия согласилась, поскольку понимала, что 28 тысяч долларов за год ей по-другому не заработать. Но и это были не все деньги, которые Екатерина Андреевна потратила на нее.

Как только оплодотворенная яйцеклетка закрепилась в матке, Екатерина Андреевна попросила Свету уволиться из магазина и целиком посвятить себя основной работе — вынашиванию ребенка. Прежде всего, за нее взялись стоматологи и привели в порядок все зубы. Екатерина Андреевна ежемесячно давала Свете десять тысяч рублей только на питание, а это было в два раза больше, чем ее зарплата продавца. Екатерина попросила ее не экономить на продуктах:

— Да, я понимаю, ребенок не твой. Но если ты не будешь хорошо питаться, ребенок все равно вытянет из тебя все, что ему нужно для развития. И твоя экономия обернется твоими же болезнями. Делай все правильно, и не будет проблем.

Екатерина поселила Свету в своей шикарной трехкомнатной квартире и предупредила, что оставляет за собой право навещать ее в любое время. Екатерина никогда не открывала дверь своим ключом, а звонила в дверь. Но проверить, какие продукты в холодильнике, и заглянуть в кастрюли на кухне — это, уж извините, она себе позволяла. Помогала Екатерина сыну и матери Светы. Обследовала мальчика в частной клинике, одела-обула с ног до головы. Не раз заставала у Светы в гостях ее мать, сестру или сына. Ну не могла же Екатерина запрещать видеться ей с близкими, понимала, что придется какое-то время терпеть чужих людей в своей квартире.

Девять месяцев Екатерина прожила в тревоге, хотя регулярные обследования Светы показывали, что беременность протекает без осложнений и плод развивается нормально. Каждые три месяца проводили УЗИ. Екатерина Андреевна стояла рядом с врачом, но ничего не понимала в том, что изображено на экране.

— Ну, вот смотрите. Эта точка — сердце малыша. Это головка. Это ручки. Плод хоть и крошечный, но это уже человечек.

Очень скоро узнали, что родится мальчик. А когда он начал шевелиться, то можно было различить, как он болтает ножками, или сует в рот кулачок, или строит гримаски. Екатерина как-то сразу ощутила, что это и не внук ее даже, а сын, младший сын. Света четко выдерживала все договоренности. Но в последний месяц перед родами Екатерина забрала ее к себе в дом: вдруг преждевременные роды, а она там, в квартире, одна, помочь некому, пусть уж лучше живет тут, на глазах.

Кажется, с Галиной Иосифовной они обо всем договорились. Давно решили, что рожать Света будет в местном роддоме, в вотчине Тумановой. На ее счету за сорок лет работы были тысячи новорожденных. Но такой случай в практике опытного акушера-гинеколога был первый. И она непременно в свои руки хотела принять мальчика. По всем подсчетам выходило, что роды будут во второй половине ноября. Екатерина не хотела, чтобы это случилось в день рождения Дениса — 18 ноября. Боялась совпадения, и все тут. Поделилась своим суеверным страхом с Галиной. Та успокоила:

— Срок, действительно, подходит. По медицинским показаниям Свете все равно нужно делать кесарево сечение, назначим операцию за пару дней раньше. Понедельник как раз 16 ноября. Готовьтесь.

Прежде всего, Галина Иосифовна подготовилась сама. По распоряжению заведующей роддомом его закрыли на дезинфекцию, и три дня персонал драил все помещения. Туманова не могла допустить, чтобы из-за случайной инфекции у необычного новорожденного были осложнения.

В воскресенье Екатерину приехала навестить подруга Елена.

— Как ты вовремя! Я мечусь по дому, успокоиться не могу. Света уже в роддоме. Завтра будет операция. Ты представляешь, мой сын родится. Я тебя не отпущу. Будешь ночевать здесь.

Утром, в половине десятого зазвонил телефон.

— Слышишь, Катя? Кричит! Только что родился! — радостно сообщила Галина Иосифовна.

Екатерина, ни слова не ответив, бах — и потеряла сознание. Елена бросилась за водой. Выплеснула ей в лицо из кружки. Потом захлопала по щекам.

— Эй, что у вас случилось? — надрывалась рубка телефона. — Вам «скорую» что ли послать?

— Все хорошо, Галя, — пролепетала Екатерина. — Сейчас приедем.

И вдруг, поняв все происшедшее, Екатерина широко заулыбалась и замотала головой — со стороны, ну точно, сумасшедшая.

Стали срочно собираться в роддом. Екатерина была не в состоянии сесть за руль, и вызвали такси. Сначала поехали в супермаркет, набрали огромные пакеты продуктов — от икры и колбас до шампанского с коньяком и тортов. Надо было отблагодарить работников роддома. Наконец, в цветочном салоне купили огромный букет. Его Екатерина вручила Галине. Та сказала:

— Давай, Катя, занесем его Свете.

— Если можно, если ты разрешаешь цветы в палате, давай.

Света уже отошла от наркоза. Екатерина поздравила ее и поцеловала. Достала золотые сережки:

— Это тебе подарок.

Прежде чем пустить Екатерину в бокс к новорожденному, ее экипировали, как космонавта, в одноразовые стерильные халат, шапочку и бахилы. Она подошла к кроватке. Лежит на бочку ангелочек, точь-в-точь, как на картинке. Головка красиво повязана платочком, из-под него выбилась светленькая кудряшка. Спит. Глазки закрыты, от огромных ресниц на щечки падает тень. Екатерина как уставилась на него, так и застыла, не в состоянии произнести ни слова.

— Не надо на него так пристально смотреть, — строго сказала Галина.

И тут малыш открыл глаза и, как показалось Екатерине, внимательно посмотрел на нее. Она не сразу поняла, какого цвета у него глаза. Потом разглядела — карие, как у Дениса и у нее самой. А кудряшки белые и курносый носик, видно, пошли в материну породу.

Ребенка распеленали:

— Иди, смотри, принимай ребенка, а то скажешь, что у него чего-нибудь не на месте, — шутила Галина.

Екатерина подошла ближе. Все у мальчишки было на месте, весь хорошенький, прямо золотой. И тут мальчишка как дал фонтан! Да еще и покакал, обмарав пеленки.

— Настоящий мужик, — засмеялась Галина. — Все, что надо сделать в первые часы жизни, он сделал. Так что можете быть спокойными, все органы у него функционируют нормально.

Медсестра схватила голого младенца и стала из-под крана мыть ему попку.

Екатерина закричала:

— Что она делает?

— Иди отсюда, не нервируй персонал, все она правильно делает, — вытолкала Галина подругу из бокса.

Екатерина вышла от новорожденного и только тут в полной мере почувствовала, что там, за дверями, ее будущее, которому всего два часа от роду. Это и высказала своим подругам, Галине и Елене.

— Имя-то придумала своему будущему? — спросила Галина.

— Неужели я забыла вам сон рассказать? Дениса тогда уже не было, и вдруг приснился отец и сказал, что у меня внук родится. С этого дня вся моя жизнь и повернулась. Отец сказал, чтобы назвала внука, как деда моего. Отца-то звали Андрей Егорович. Но это в простонародье так величали, а по паспорту он Георгиевич. Так что имя у моего малыша уже есть — Георгий.

— Мы с тобой в точку попали с днем его рождения. Я уж вчера в святцы заглянула. Сегодня как раз именины Георгия Победоносца.

— Мне кажется, мой Георгий и внешне похож на мальчика, что привел во сне отец.

Когда Екатерина с Еленой вышла из роддома, состояние у нее было, будто она не идет, а летит. И смеется, и слезы льются одновременно. Поймали такси. Сели в машину. У Екатерины вырываются лишь обрывочные фразы, из которых постороннему ничего было не понять, кроме того, что баба чему-то сильно рада. Водитель подозрительно посмотрел на пассажирок и не трогается — боится.

— Все хорошо. Поехали.

Вместо шестидесяти рублей Екатерина дала таксисту двести.

— Так это ж много.

— Нормально. Ты сегодня работу бросай. Поезжай в магазин, купи бутылочку и выпей. Сын родился!

— У кого?

— У меня!

— Как?

— А вот так! Не спрашивай!

Мужик ошалел, уехал, так ничего и не поняв.

Не заходя в свой дом, Екатерина открыла двери школы. Этот ее порыв был понятен. Вся школа вместе с ней болела и переживала, когда болел сын. После смерти Дениса дети в школе даже не смеялись и не шумели на переменах. Они видели и понимали ее боль. Когда Екатерина проходила мимо, они опускали головки. Учителя, дети, их родители — все в школе знали, что у директора должен родиться мальчик. И ждали этого дня. Встав у лестницы, ведущей на верхние этажи, Екатерина закричала:

— Родился! Он родился!

Из всех классов повыскакивали ребята и заорали: «Ура!». Гвалт стоял минут пять.

Когда Екатерина зашла в дом, Елена уже снимала с плиты вскипевший чайник. Сели за стол. Надо, наконец, поесть, надо отметить рождение сына, а Екатерина все никак остановиться не может: эмоции хлещут через край — хохочет, тормошит Елену. Наконец, та ее спрашивает:

— Вот все никак понять не могу: за что такой рыжей дурре дали такого красавца?

Екатерина не поняла:

— Какой рыжей дуре?

— Да тебе! Ха-ха-ха!

Эта подковырка подруги, как ни странно, привела Екатерину в чувство. Потом Елена говорила ей, что боялась, как бы она от радости умом не тронулась, и не знала, как опустить ее на землю.

Малыш спал себе в колыбельке, не подозревая, сколько людей радуется его появлению на свет и отмечает его рождение.

Следующее утро Екатерина встретила с ощущением счастья. Но на нее сразу свалилось столько забот! Вечером они с Еленой составили список, что нужно купить для малыша, и решили с утра ехать в магазин, конечно, самый престижный и дорогой детский супермаркет «Бэби», где можно было купить все сразу.

Екатерина понесла корм собакам, крикнув Елене из прихожей:

— Одевайся, сейчас поедем.

Екатерина Андреевна давно отказалась от ночных сторожей, толку от которых не было. Полезут воры, охрана закроется и не выйдет. Купила двух щенков овчарок. Теперь это были самые надежные сторожа, которых она выпускала во двор на ночь. Вернувшись со двора, Екатерина сунула в карман кошелек, закрыла дверь, и они с Еленой запрыгнули в школьную «Газель». Уже остановились у ярко сверкающего разноцветными фонариками входа в «Бэби», и только тут Елена обратила внимание на «наряд» подруги:

— Катя, ты чего это не переоделась? Как ходила к собакам, так и поехала в замызганной куртке.

— Ну, что теперь делать? Не возвращаться же. Мы уже приехали. Расстегну куртку, не так заметно будет.

— Будет не лучше. Под курткой у тебя домашняя кофта.

— Ладно. Пошли уже.

В магазине, конечно, глаза разбежались. Подошедшей к ранним покупательницам молоденькой продавщице Екатерина показывала то на одну вещь, то на другую: «Снимите, посмотрим». Та медленно, с презрением на хорошем личике выполняла просьбу. Покупательницы общупывали, обнюхивали, разворачивали, выворачивали. «Берем!». Увлекшись красивыми одеяльцами, подушечками, костюмчиками для мальчиков, не забыли главного, в руках был предусмотрительно составленный с вечера список. Интересовались, удобно ли будет спать ребенку в этой кроватке. А чем лучше эта ванночка для купания, чем та, если первая стоит в два раза дороже? Продавец расписывала, что итальянская сделана из экологически чистого материала, внутри мягкое покрытие, которое не может повредить нежную детскую кожу, есть удобная выемка для головки, в этой ванночке ребенок не скатится в воду, она устойчива, даже если ребенок ведет себя беспокойно во время купания.

— Конечно, берем только эту.

После двух часов, проведенных в магазине, набрали все — «от» и «до»: от коляски и кроватки до детского мыла и шампуня для крошек. Даже качели прихватили, очень уж понравились. Когда подошли на контроль, возле скопилась гора товаров, которые продавец все носила и носила сюда.

— И что мы с этим будем делать? — с не меньшим презрением, чем продавец, спросила кассир, глядя на непрезентабельных покупательниц солидного возраста.

— Считать! — включила в ответ директорские нотки Екатерина.

— Вы знаете, сколько это будет стоить?

— Знаю, много, — Екатерина достала из кармана старенькой куртки кошелек, который даже не закрывался от набитых в него денег.

— Извините, — разулыбалась кассирша, ошибшаяся в возможностях покупателей, да еще попросила подсобных рабочих донести товар до машины, которую те и загрузили под завязку.

«Газель» подъехала к дому, когда школьники гуляли на большой перемене. Любопытные дети сгрудились у машины, те, что постарше, вызвались помочь разгрузить покупки, пожалуй, тоже скорее из любопытства, чего накупили вчера родившемуся ребенку.

Вечером запел знакомую мелодию сотовый телефон Екатерины. Звонила приятельница, сын которой учился в школе Марковой в первом классе.

— Ты чего там натворила? — огорошила вопросом.

— Да ничего такого. Сегодня полдня ездили в магазин. Такие вещи Гошке накупили!

— Сегодня пришел сын из школы. Видимо, два дня вопросом мучился. Спрашивает: «Вот у Екатерины Андреевны сын родился. А где у нее живот был? Почему она в роддоме не лежала?». Объясняю: «Так бывает, сынок. Мальчик Екатерины Андреевны, но вынашивала его другая тетя». В общем, пытаюсь рассказать о современных технологиях. Он меня прерывает: «Это понятно». Понятно, что такому карапузу ванночку купили, коляску. А качели-то зачем? Он же качаться еще не может». Ты чего там накупила?

— Все.

— А что мы ему на крестины дарить-то будем?

— Приезжай, посмотришь покупки и сориентируешься. Заодно к субботнику тебя приобщим. Ведро и тряпку с собой брать не надо. Завтра и приезжай.

Екатерина не шутила. Дом решено было выскоблить до блеска. Самой ей было не справиться. Позвонила сестре Наташе, та обещала прихватить с собой дочь и зятя. Позвала Екатерина и своих близких друзей, все они радовались благополучным родам и готовы были постараться ради маленького Георгия. Пылесос не умолкал три дня, стиральной машине давали отдых всего на несколько часов. Окна, потолок, полы драили со специальными средствами.