Семидесятые годы
Чайки и синева
Быстрые чайки летают над морем —
Им не страшны ни ветра, ни прибои.
Синий — то цвет их любимый навек,
Лучшая музыка — моря напев.
С детства их спутник везде синева,
Небо над ними, под ними — вода.
Чайка — то символ высокой мечты,
Вечный хранитель земной синевы.
Если бы вдруг ты ушла, синева,
Чайки прожить не смогли б без тебя.
Родина их — это небо с водой,
Жизнь их сроднилась навек с синевой.
Синее царство кусочка земли.
Чайки — чего же отстали они?
Но приглядевшись, вам скажет любой:
Чайки не белые, а с синевой.
Прощание с юностью
Я платье черное надену-
Его прабабка берегла-
И провожу былую Лену,
Которой я сама была.
Я провожу девичьи грезы,
Свои надежды и мечты.
Я провожу и эти слезы,
Что не стеснялись темноты.
И тишину московской дачи,
И легкий смех, и легкий стон,
И эти легкие удачи,
И этот тихий светлый сон.
Уходит юность без возврата,
Тускнеют яркие тона.
Все изменяется когда — то
И изменяюсь я сама.
Теперь ночами в темном небе
Я буду видеть черноту.
Звезду, горящую, как небыль,
Запрячу в новую мечту.
Приходит юности на смену
Рассудка зрелого пора.
Я платье черное надену,
Его прабабка сберегла,
Не обвиняйте нас в брюзжаньи
Не обвиняйте нас в брюзжаньи,
Не обличайте в нас покой,
И старых рук больных дрожанье
Не называйте вы игрой.
Мы вас понять могли б… Да только
Ведь слишком ярок ваш огонь,
И слово ваше слишком бойко.
И слишком быстр поступков рой.
И мы когда-то тоже жали
Друг другу руки в темноте,
И мы когда-то задолжали:
Моя судьба — его судьбе,
Его судьба — моей… Но, верно,
Все это было так давно
И крутится пред нами мерно,
Как лента старого кино.
Поздняя осень
Осенний день так тих и так тревожен,
А воздух полон горечи и чист.
Немым укором времени положен
Сопревший, потерявший краски, лист.
Глядит сквозь продырявленные кроны
Кусочек неба сумрачный, сырой,
И властвуют старинные законы
Недолгой тишины перед зимой.
Идет старушка
Идет старушка по тропинке
В осеннем ветреном лесу.
Среди деревьев лишь рябинки
Хранят веселую красу.
Природа создана красиво:
Заснет и снова расцветет.
Не человеку это диво —
Ведь юность снова не придет.
А это серое пальтишко
Не станет снова голубым,
Не улыбнется тот мальчишка,
И все рассеялось, как дым.
Лишь взгляд у той старушки прежний,
Не потускневший от времен,
Слыла когда — то феей нежной,
И каждый был в нее влюблен.
Теперь она одна. Осталось
Себе собачку завести.
И жизнь, чтоб горькой не казалась,
Везде с собой ее вести.
Любовно нянчить, как ребенка
И знать, что рядом, в тишине,
С ней вместе дремлет собачонка,
Прижавшись к старческой ноге.
Колокола — колокольчики
Синие, звонкие, нежные,
Если сорвешь — пропадут,
Лишь без людей безмятежные,
В поле широком растут.
Колокола — колокольчики
Утру во славу звенят.
В тонких зазубринках кончики
Прямо на солнце глядят.
Колокола — колокольчики
Чистого неба набат.
А за полями на бойницах
Звуки железа гремят.
Громкие, медные, гулкие
Слышатся там голоса.
Утром и ночью безлунною
Слышишь их? Слушай, земля!
Чьей — то бедой и несчастием,
Предупрежденьем святым:
«Помните, помните, помните», —
Нужно все это живым.
В годы, что полнятся счастием,
В мирные наши года
Колокола — колокольчики
Слушай, родная земля!
А в тихой песне прожитого дня
А в тихой песне прожитого дня
Опять звучат знакомые мотивы.
Еще на чувства остаются силы
И та же мысль преследует меня.
Погаснет день. Но в этой тишине
Я не уйду. Опять мне что — то снится.
Туман надежды надо мной клубится,
Вновь отдается должное мечте.
День — чтобы жить, а ночи — чтоб мечтать,
Вдруг становиться добрым и красивым,
Уже не думать: «Нет на это силы»,
А если надо, птицею летать.
Во сне летать, чтоб утром приземлятся
И тихо шагом топать по земле,
Свой сон ночной рассказывать в семье
И над собой невесело смеяться.
И жизнь свою тихонько проклинать,
И проклинать умчавшиеся годы,
Свои несчастья, беды и невзгоды.
Свои таланты в прошлом вспоминать.
Погаснет жизнь. В безмолвной тишине
И я уйду, я не вернусь обратно.
Но ранним утром станет всем понятно,
Что жизнь и счастье — в наступившем дне.
Вечером
Вечность мира вплетается в травы,
В свежий ветер, в зажженный огонь.
Снова вечер — оставим забавы,
Окунемся в недолгий покой.
Вечерами спускается вечность,
Гасит краски на нашей земле,
И уносит людей в бесконечность
К незнакомой горящей звезде.
Вечерами на улице тихо.
Тянет запахом трав и листвы,
Забывается горе и лихо,
Вспоминается радость весны.
Вечерами становишься мудрым:
Вдруг жалеешь о мелочах дня,
Вдруг клянешься исправиться утром,
Но как утро — опять беготня.
11.09.75
Утром
Сон ушел, туманы улетели,
И прервалась сказочная тишь.
Оказалось: ты лежишь в постели
И к созвездьям вовсе не летишь.
Оказалось: светлый мир тот — сказка,
А дворцы те — отзвуки мечты.
Бьют часы высокой башни Спасской —
В нашей жизни бьют свои часы.
Я ведь знаю: жизнь совсем не сказка,
Жизнь труднее, горьче и сложней.
Жизнь летит как рвущаяся связка
Молодых неопытных коней.
Тех коней, что могут спотыкнуться
Об осколок, брошенный другим,
Вдруг заржать, вдруг горько встрепенуться
И застыть зачем — то перед ним.
12. 09. 75
Я б хотела жить вдали от города
Я б хотела жить вдали от города —
Где — нибудь под тихой синевой.
Я б хотела быть тобою понята
Человек, что рядом шел со мной.
Только вряд ли первое исполнится —
Шумный город — вот моя судьба.
А второе, может, и исполнится,
Если только честной буду я.
Если только не поддамся слабости,
Не забуду чувства новизны
И не брошу до глубокой старости
Сочинять по — детскому стихи.
В степи
Рвутся к солнышку травинки,
А над степью снова тишь.
Что болтаешь без запинки?
Может, тоже помолчишь?
Люди власти не поделят,
Люди царствуют везде.
Лишь ночами люди верят
Загоревшейся звезде.
А утрами по тропинке,
Незаметной в ковыле,
Здесь лишь пегая кобылка
Пробирается к заре.
Осень
Грязная лошадь, и гуси гогочут —
Холодно им в октябре.
В этой деревне хозяйкою осень
Трудится в каждом дворе.
В лужу огромную листья бросает —
Пусть их потонут на дне,
Голые ветки вновь отмывает —
К новой готовит весне.
Гроздья рябины ночью морозит,
Утром чтоб стали вкусней,
К каждому дому воду подносит:
В ведра нальет у дверей,
В кадке дубовой яблоки мочит,
Сушит другие в сенях.
Кто же ее здесь вдруг опорочит —
Скажет, что осень в гостях.
Пахнет супом, яблоками спелыми
Пахнет супом, яблоками спелыми,
Чем — то светлым, добрым, дорогим,
Возвратишься скоро ты, наверное,
К этим стенам близким и родным.
Ты живешь в каком — то вечном грохоте,
Все бежишь оттуда и туда.
В многолюдном, в современном городе
Ты устал — признайся честно — да?
Ты придешь опять к избушке старенькой,
Проминая тропку на снегу,
У печурки сядешь прямо в валенках
И не скажешь больше: «Не могу».
Лето
Быстрое, слишком быстрое,
С чистым прозрачным небом,
Светлое и лучистое,
Пахнет душистым хлебом.
Капельками — кровинками
Бусинки земляники.
Тоненькими былинками
Трав молодые лики.
Золото солнца раннего
Тихого и большого.
Бабочка над поляною,
Радуга над рекою.
Детский стишок
А сердце болит и стонет
За всех на этой земле,
И сходит маленький пони
По трапу на корабле.
Его привезли, наверно,
В какой — нибудь летний сад,
Кругами ходил чтоб мерно,
Катая в возке ребят.
Мой маленький добрый пони,
Что думаешь ты сейчас?
Взгрустнулось опять о доме
И слезы текут из глаз.
Но вряд ли их здесь заметят:
Хватает своих забот,
На пристани шумной встретят,
Потянут с собой вперед.
И ты побредешь послушно,
Мой маленький смирный конь.
А в общем, зачем и нужно
Стишок сочинять такой?
Утро
Звякнет колокольчик на рассвете.
В зареве проснувшегося солнца
Закружится разноцветным танцем
Капелька росистая в травинке.
В воздухе по — утреннему нежном,
Хрупком и немножечко холодном
Разнесётся лёгкий запах меда —
Теплый, согревающий, как ласка.
Хмурый, но наевшийся все ж за ночь,
Спрячется паук поспать немного,
А в дрожащей тонкой паутинке
Отразятся снова солнце, утро.
Из детства
Полная, с румяными щеками,
В фартуке, завязанном на бант,
Хвасталась Настасья пирогами,
К чаю созывала прямо в сад.
В садике ни холодно, ни жарко.
Выставим с веранды круглый стол,
В качестве бесценного подарка
Каждому по яблоку сорвем.
Выйдет наша добрая хозяйка,
Вынесет клубники с молоком.
Сколько здесь вкуснятины, узнай — ка
Да не будь ты, малый, дураком.
Вот дымит наш желтый и пузатый
Самовар с погнутою трубой,
Были мы так счастливы когда-то
Только дым те дни унёс с собой.
Шарик
Девочка, вот тебе синенький шарик —
Синий — пресиний, как много морей.
Девочка, вот тебе легонький шарик —
Легкий — прелегкий, как сто голубей.
Будет твоим этот шарик воздушный,
Если взгрустнешь — он тебя рассмешит.
Он ведь не гордый. Всегда он послушный,
Он никуда от тебя не сбежит.
На поводке, никому не мешая,
Будет везде за тобою спешить.
А надоест та собачка смешная,
Лишь поводок поспеши распустить.
И превратится в обрывок резинки
Синий — пресиний легонький шар.
Будет валяться он в старой корзинке,
И никому его станет не жаль.
Только ведь все мы видели небо:
В небе летели чьи — то шары,
Гордо летели, смело — пресмело,
Младшие братья шара Земли.
Девочка, вот тебе синенький шарик —
Синий — пресиний, как много морей.
Девочка, вот тебе легонький шарик —
Легкий — прелегкий, как сто голубей.
Голубица, голубка, голубушка
Голубица, голубка, голубушка,
Снова март, снова в мире весна.
Ты не плачь, не горюй моя любушка,
Будет жизнь и светла, и ясна.
Вспыхнет солнце, зажжет наше горюшко,
Но зальет его талой водой.
Вон на крыше как тянется к солнышку
Головой голубок голубой.
Небо и эхо
Люди простирают к небу руки.
Сосны простирают к небу ветки,
Утро посылает небу нежность.
Эхо посылает в небо звуки.
Небо людям тем дарует души.
Небо соснам тем дарует вечность,
Небо посылает утру солнце,
Эху дарит солнце, вечность, души.
Дачный домик
Медленно, медленно тянется, движется
День этот грустный с утра.
Песня унылая с улицы слышится
Что — то поют там ветра.
Дом одинок, позабытый — заброшенный,
В щели снуют холода.
Снегом сыпучим тот дом запорошенный
Только вздохнет иногда.
Летом он снова наполнится радостью,
К солнцу откроет глаза.
Кто же заметит, как с дождиком в августе
С окон сорвется слеза.
Поклонитесь древним вы руинам
Поклонитесь древним вы руинам —
Пусть они, немую боль храня,
Все молчат. И нет исхода силам,
Что вбирали опыт бытия.
Из осколков прошлого величья
Не построить нового дворца.
Лишь руинам можем поклониться,
Поклоняясь памяти Творца.
Первая любовь
Любовью той не принято хвалиться,
Ее тихонько в сердце бережешь.
Она грозою первой разразится,
Вернется песней, если запоешь.
Ее услышишь в топоте дождинок,
В дыханье ветра, шелести осин.
Ее увидишь в белизне снежинок,
В румяных гроздьях встреченных рябин.
И через годы все живет надежда,
Что далеко, за тридевять земель
Все ждет девчонка — тоненькая нежность,
Все ждет мальчишка, ласковый такой.
Добрая песнь
Тихо и бережно
Где — то послышится
Добрая песнь.
Значит на береге,
Жизненном береге,
Счастие есть?
Радостью светлою.
Ласкою нежною
Льется куплет.
Будто сквозь серую
Тучу осеннюю —
Солнечный свет.
Жить для того…
Жить для того, чтоб новое сказать,
Чтоб новое создать — помилуй, боже…
Не в новом красоту хочу искать,
Вдруг скажут: «Это ново? Ну и что же?»
Ведь в старом мире истина стара.
Зачем играть новейшими словами…
Была б любовь, да добрые дела,
Да вера, не угасшая с годами.
Жить для того, чтоб старое открыть.
Взглянув на мир пытливыми глазами,
И к истине чуть ближе подступить,
Быть может, с очень старыми словами.
Усталость
Усталость подойдет, погладит
По голове прилипчивой рукой,
И на кровати медленно присядет,
И будет звать куда — то за собой.
Усталость та, в старинном одеянье,
Худа, строга и, будто, из святых.
Но вы не верьте: это не мадонна —
Глаза бесцветны и не светел лик.
Она напустит белого тумана.
Нашепчет что-то, песню пропоет.
Зачем приходит и чего ей надо —
Жалеть иль мучить — кто же разберет.
Не получилось ничего
Не получилось ничего-
Жила бездарно,
И потому ни для кого
Не стала тайной.
И что разгадывать во мне,
Раз нет загадки.
Недаром жгла я в вещем сне
Листы тетрадки.
Они горели. Черный прах
С землей смешался.
И только смерти вечный страх
В душе остался.
Бабушки
Как хочется стареньким бабушкам,
Чтоб внуки скорее росли,
Накормят горячим оладышком,
На воздух заставят пойти.
Вдруг смотрят тревожно и жалостно:
«Ты что — то осунулся вдруг».
Но вновь улыбаются радостно:
Поправился, кажется, внук.
Все ждут наши добрые бабушки,
Как первые скажем слова,
Как бросим играть с ними в ладушки,
Как в школу пойдем мы с утра.
О прошлом они не спохватятся,
За взрослость идей не бранят,
Но старое детское платьице
Тихонько в комоде хранят.
Почему — то мы любим петь
Почему — то мы любим петь,
Смотрим вдаль, услыхав свирель.
Может, делает песня смелей?
Может, песня уносит смерть?
Вновь знакомый звучит мотив,
Прорываясь сквозь вехи лет.
Может, песня — из детства привет,
Чтобы нам ничего не забыть?
И, наверное, где — то там,
За грядою ушедших лет,
Ждет неспетый еще куплет,
Чтоб явиться однажды к нам.
Чтоб явиться, прорвав тоску,
Вновь нарушить привычный быт —
Будет сонный покой забыт,
И опять прозвучит: «Рискну!»
В Зубриловке
Л. К.
Солнце светит, но не греет
На далекой стороне.
Все хорошие идеи
Только здесь придут к тебе.
Ту зеленую поляну
Здесь увидишь наяву
И расчешешь утром рано
Гриву рыжему коню.
Унесет он на приволье,
Будет воздух, будто мед.
Здесь любой тебе поверит,
Здесь любой тебя поймет.
Синие тени
Синие тени
В белом снегу —
Ясному солнцу
славу пою.
Милое солнце —
Жизнь и судьба.
Солнцем сияют
Чьи — то глаза.
Солнце алеет
В каждом окне —
Дом наш пылает,
Будто в огне.
Даже зимою
В лютый мороз
В белых снежинках —
Тысячи солнц.
Солнце — в снежинках,
Солнце — в домах,
Солнце кружится
В наших глазах.
Но потемнела
Синяя тень —
Быстро проходит
Солнечный день.
Бездомной собаке
Уставшая бездомная собака
С облезлым перепачканным хвостом.
А ты стоишь и смотришь виновато.
Как будто сам похитил ее дом.
Как будто сам ее когда — то холил
И на руках щенком ее носил.
Но время шло, и ты в своих заботах
Про ту игрушку старую забыл.
Она сначала бегала и выла,
Глядела долго ночью на луну,
Тоску и голод как — то пережила,
Зимой холодной все ждала весну.
Собак бездомных иногда встречала
И узнавала, как ей надо жить.
Она совсем уж лаять перестала
Чего теперь ей было сторожить?
Чего теперь ей злиться и скандалить?
Пожалуй, тявкнешь — и прогонят вмиг.
Что этим людям до ее страданий?
Собачий голос — для людей он тих.
Она лишь ночью выла, как и прежде,
Кого — то лаем преданным звала,
В своей собачьей глупенькой надежде
Людской измены все ж не поняла.
Она жила — была довольна этим.
Старушки, дети ей несли поесть.
Есть состраданье все ж на этом свете,
Но и жестокость тоже, видно, есть.
Прости меня, бездомная собака,
Тебе я места теплого не дам.
Я повзрослела незаметно как — то
И приближаюсь к стану строгих мам.
Он слишком горек — прежний детский опыт,
И всем бездомным дома мне не дать.
Беги вперед, не слушай этот шепот —
Что бесполезной жалости искать?
Ёжик
Ёжик был колючий.
Пробежав свой путь,
Не глядел на тучи,
Чтобы отдохнуть.
Он шипел, как чайник,
Становился злым,
Если вдруг хотели
Взять его живым.
И, свернувшись туго,
Он колол иглой.
Как погладить трудно
Нам ежа рукой.
Он смурной и скучный,
Он спешит всегда,
И угрюмством мучат
Нас его глаза.
Но отстанут люди:
Ждут и их дела —
От ежовых буден
Пользы не гроша.
А в глазах ежовых
На исходе дня
Будет много — много
Света и тепла.
Солнце
Важное солнце, томное,
Утром при свете дня
Солнце, немного сонное
Косится на меня.
Что ты, я разве сплетница,
Разве кому скажу,
Каждый зимою лениться,
Думает: «Полежу».
Скоро весна надвинется,
Лето за ней придет,
Вот уж тогда, кормилец наш,
Солнце, не отдохнет.
Важное солнце, томное,
Утром при встрече дня,
Я совершенно сонная.
Буду ругать тебя:
«Солнце, ведь ты несносное.
Что не даешь поспать?
Что ты лучами — косами
Мне золотишь кровать?»
Знакомому эмигранту
Л. П.
Стали каналы дальние
Ближе родимых рек.
Где то — живет в Италии,
Живший в Москве человек.
Где — то на узкой улочке
В доме горит окно.
Вкус итальянской булочки
Всем здесь знаком давно.
Вы в той стране бывали ли?
Видели те дворцы?
Вечна краса Италии,
Вечны ее творцы.
Как я тому завидую,
Кто повидать все смог,
Дело уладить с визою
И возвратиться в срок.
Только с той узкой улочки
Ты не спешишь домой,
А эмигрантской булочке
Стать предстоит родной.
Родину покидали вы,
Не прошептав ей: «Жди».
Как там у вас в Италии
Тоже идут дожди?
Тоже деревья мокрые?
Тоже бежит вода?
Тоже видны за окнами
Лужи, цветы, трава?
Только и там, в Италии
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.