12+
Привокзальный мальчик

Бесплатный фрагмент - Привокзальный мальчик

Объем: 386 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Спасибо Татьяне Потаповой

и Татьяне Рябовой за дружбу.

Валентине Ивановне Никишовой спасибо, что научила мыть полы.

Глава 1: Птичий апокалипсис или операция по спасению чайки

«Громкий заголовок:
Страна в потрясении! Клобук исчез. Краски сгущаются…»

(Газета «Хроники АБО»,
выпуск от 28 мая 5008 года.)

«Две вещи бесконечны: Вселенная и человеческая глупость» — так сказал Эйнштейн. Я, Нао Хольм, с этим умным господином не знаком, как и он со мной. Но я согласен с Эйнштейном, потому что в книге, которую вы держите в руках, есть три главных героя: глупость, Олаф Григер и Лида Минакова.

Три эти незабвенные фигуры внесли большой вклад в личную борьбу Нао Хольма с несправедливостью.

Итак, добро пожаловать в страну Гардарики, всеми забытую и прекрасную. Здесь живет волшебство, а кроме него — забавные животные, люди разных мастей и большие секреты.

Знакомьтесь, Олаф Григер, молодой учитель, служащий Десятого отдела Патестатума в славной Гардарики. Тогда Олафу едва-едва перевалило за двадцать, но уже в столь юном возрасте он мог легко похвастаться биографией, богатой на счастливые и печальные события.

Вторым героем стала Лида Минакова, девочка из Владивостока, безнадёжно слабая здоровьем.

Отважно прожитые Лидой годы, с первого до пятнадцатого, напоминали путь по ухабистой и виляющей дороге. Кроме того, что Лида неизлечимо больна, она была глупой и очень доброй девочкой. Ее старшая сестра Кира страдала от той же болезни. Несмотря на это, Кира сумела не только заменить Лиде мать, но даже успешно выйти замуж.

После веселой свадьбы счастье заглянуло в семью Лиды еще дважды: Кира родила здорового сына, Андрея, а потом Лиду и Киру зачислили в программу экспериментального лечения. Побежало удачное и счастливое время. Но полгода назад Кира впала в кому, а Лида окончательно уверилась в том, что котомка счастья, которое судьба отвела на ее долю, очевидно, опустела.

И хотя было бы не честно обвинять во всем старушку судьбу, ведь ответить она не сможет, Лида думала, что за всеми несчастьями несомненно стоит она.

Третий почетный герой — глупость, сыграла в судьбе Олафа и Лиды не последнюю роль. Но обо всем по порядку. Так как девушек принято пропускать вперед, с Лиды я и начну рассказ.

Отправляемся во Владивосток, в тот самый день, когда все началось. В процедурную, где пахло хлоркой, гудел холодильник, и бубнило радио:

«…апокалипсис сегодня! В Сети опубликовано пугающее видео. Тысячи чаек кружатся над магистралью. Гигантская стая птиц атаковала автомобили на шоссе. Чайки буквально пикируют в лобовые стекла легковушек! Как считают орнитологи, подобное поведение пернатых вызвано неблагоприятными погодными условиями. На растиражированных кадрах видны темные штормовые облака…»

— Ну какая чушь! — фыркнула медсестра и примерилась поставить Лиде укол. — Уже целый месяц в городе не было никаких штормовых предупреждений. Я права?

Лида кивнула.

Подтверждая слова медсестры, в комнату рекой лился солнечный свет, окрашивая всё в рыжевато-жёлтый. Лида бездумно смотрела на подоконник, сжавшись, пока ей делали укол в вену. Подоконник был пуст. В медицинском центре, где лечилась Лида, почти все аллергики, поэтому сюда не приносили ни цветов, ни мягких игрушек. В кабинетах врачей иногда можно было встретить прозрачные баночки или вазы, заполненные стеклянной ерундой, но цветов нигде и никогда. Поэтому Лиде казалось, что она приходит не в больницу, а в офис солидной корпорации.

«… оргкомитет предлагает отстрел… — продолжало вещать радио. — Однако неясно, изменит ли отстрел чаек ситуацию в лучшую сторону? Птицы терроризируют город…»

— Ясно, что нет! — отреагировала медсестра. — Лида, иногда у меня ощущение, будто в мэрии сидят одни олухи…

Лида встала с кушетки и поправила футболку. Сотрудница медцентра с экстравагантным и «модным», по ее мнению, именем Дарина, ждала, что пациентка поддержит беседу, но та только неопределенно хмыкнула. Лида знала, стоит только открыть рот, и медсестра целый час не отпустит, пока не выговорится.

— Я вот живу во Владивостоке всю жизнь, — манерно проворковала Дарина, точно сама себе. — И первый раз вижу, чтобы так много чаек на улицах. А птицы — значит зараза всякая. От них и аллергия бывает, и вирусы разные птичьи… Фии…

— Ну, так я пойду, на сегодня у меня больше нет процедур? — засобиралась Лида.

Медсестра посмотрела в журнале и разочарованно резюмировала, что сегодня в больнице девочке нечего делать.

— Ты бы отдохнула немного, после укола, — с надеждой предложила Дарина, очень уж ей хотелось поболтать.

— Всё в порядке. Отдохну дома, — пожала плечами Лида и уже взялась за ручку двери, когда медсестра тихо проговорила:

— Только не трогай чаек, хорошо?

— Хорошо, — пожала плечами Лида, провела рукой по светлым коротким волосам, торчащим во все стороны, словно пушистые парашютики одуванчика, и натянула бандану.

В свои пятнадцать она выглядела всего на тринадцать. Хрупкая, бледная, в потертых джинсах и аляпистой футболке, Лида казалась совсем ребенком, но глаза ее холодно блестели, потому казалось, что про детские радости и беспечность Лида никогда не слышала.

Она вышла в коридор, отсюда было хорошо видно, как в лестничном проходе мелькают белые халаты. Спустилась в больничный сквер. Теплый июньский ветер, подкравшись, дунул Лиде в лицо, и бандана с головы соскользнула на плечи. Завязав ее на затылке покрепче, Лида прошагала мимо автобусной остановки и направилась в сторону небрежной. В такой погожий день хотелось прогуляться пешком.

Прохожие куда-то спешили, а Лида, выбиваясь из общего потока, шла и слушала, как переговаривались друг с другом люди. Наушники остались в палате, поэтому заглушить уличный гомон было нечем.

А люди вокруг говорили только о чайках.

— Я точно говорю… Чайки прилетели с Галапагосских островов… — услышала Лида.

«Нашествие чаек… все-таки это очень необычно и забавно», — подумала она и решила сама посмотреть на морских птиц, поэтому выбрала длинную дорогу домой, свернув ближе к пирсу.

Задолго, до того, как показался пляж, начали раздаваться громкие крики. Чайки стаями кружили над водой, пикировали вниз, облетали заброшенный маяк, стоявший чуть поодаль. Небо напоминало бело-голубое рябое решето.

Птицы сидели на камнях, деревьях, проводах, автомобилях и до людей им не было никакого дела. Некоторые любопытные отдыхающие спускались к каменистому берегу, но им приходилось расталкивать ленивых чаек ногами, чтобы прокладывать себе путь. Изредка стаи птиц резко поднимались вверх, заставляя зевак отпрянуть.

Такого количества чаек Лида никогда не видела, даже в фильмах о дикой природе, которые любил смотреть ее племянник.

Обернувшись на хлопанье крыльев, Лида заметила вагончик с мороженным и девушку-продавщицу, очень похожую на ее бывшую одноклассницу — Алину.

Лида невольно сравнила себя с мороженщицей, ведь они были одного возраста. Алина, это точно была она, в ярко желтом платье вся словно светилась. Кругленькая, румяная и пышнотелая она невольно привлекала взгляды молодых морячков. В кружевном чепчике она напоминала средневековую даму, сбежавшую от своего принца. Как вспомнила Лида, в школе Алина любила задирать мальчишек и быстро убегала от них, звонко смеясь.


Лида задираться не любила, но с толикой зависти наблюдала, как одноклассница буквально очаровывает мальчишек. Волосы у Лиды были всегда короткими, да и платьев она не носила. Ей больше нравилось присваивать себе новые футболки зятя, Димы, определяя им место в собственном шкафу. Кира никогда не ругала ее за это. Наконец, Лида заключила, что в сравнении с Алиной, выглядит как бледный полевой цветочек, выросший без солнца — тощая, плоская, почти прозрачная. Без тренировок руки и ноги у Лиды ослабли, и даже голова едва держалась на шее.

«Ой, только не это!» — запаниковала Лида, когда Алина приветственно помахала ей рукой.

— Лида? Лида Минакова! — рассмеялась Алина. — У нас все думают ты переехала. Сколько мы не виделись? Пять лет?

Пришлось подойти.

— Да, около того, — натужно улыбнулась в ответ Лида, разглядывая латки с мороженным, и надеясь, что Алина не заметит ее смущения. — На самом деле восемь… На каникулах подрабатываешь? Молодец.

— Да, коплю деньги. Подала документы в Питер, хочу в колледж поступить. Нужно подзаработать… А ты где учишься?

— Дома.

— Пойдешь в десятый класс?

— Не очень хочу, но придется, — ответила Лида и вдруг разозлилась на саму себя. — Я не могу уехать, даже если захочу. Меня вписали в программу экспериментального лечения, и пройти ее можно только во Владивостоке, — вдруг выпалила она и стушевалась. — Ты только не подумай, я очень рада, что попала в программу.

— Я сказала что-то не то? — удивилась Алина. — Прости, если я… Хочешь мороженного?

— Нет, это ты меня извини, — замахала руками Лида. Откуда Алина могла знать, что больше всего на свете Лида мечтает отправиться в путешествие хотя бы до Хабаровска. А про поездку в Питер она и думать не думала. И тем более Алина не могла знать о том, что Лида нарушила обещание, данное Диме, не подавать документы в колледж. Лида не верила всерьез, что ее примут, ведь училась она не слишком прилежно.

Девушки помолчали, разглядывая друг друга. Очевидно, что для каждой встреча была неожиданной.

— Я как будто призрака увидела, — наконец сказала Алина. — Так что, ты будешь мороженное? Возьми рожок за счёт заведения.

— Мне нельзя мороженное — аллергия, — отрезала Лида.

Неловкость, повисшую между бывшими одноклассницами, развеяли чайки. Птицы приземлились прямо на зонт, закрепленный над прилавком с мороженным. Схватившись за веник, Алина начала яростно прогонять птиц.

— Вчера вечером чаек пытались ловить, а ночью даже отстреливать… — пожаловалась она, — но противные птицы всё равно прилетают, их только больше становится. Проклятие какое-то!

— Ладно, вижу, ты занята… Я пойду, рада была повидаться.

Алина взмахнула веником в прощальном жесте.

— Приходи, поболтаем. Я работаю по средам и пятницам.

Лида поспешила побыстрее убраться.

«Зачем мне это? О чем мы будем говорить? — спрашивала она себя. — Я могу рассказать разве что о таблетках и о счете последнего теннисного матча Аргентина — Хорватия. Вряд ли Алине это интересно».

Лида вдруг задала себе неприятный вопрос, и от неожиданности даже замедлила шаг:

«Если со мной случится самое плохое, кто придет навестить меня?»

Со второго класса Лида училась дома, поэтому школьные приятели её уже и не помнят. Несколько лет назад она занималась теннисом, и тренер даже пророчил девочке большое будущее. Проблемы со здоровьем поставили крест на спортивной карьере и на возможной дружбе с ребятами из спортивного центра.

В общем, список знакомых Лиды быстро закончился.

Пи-и-и! Пи-и-и! Пи-и-и! З-з-з… — звонко запищали наручные часы Лиды, и тяжелые мысли разлетелись. Время принимать таблетки. Лида давно привыкла к своему «особому расписанию» и машинально глотала таблетки из пузырька, который всегда носила в кармане.

Лида всё шла и шла, а картина не менялась — повсюду чайки. Она пронаблюдала, как птицы отвоевали у влюбленных лавочку и свернула на дорогу, ведущую к дому. В одном из переулков она услышала крики мальчишек.

— Бей их!

— Пшшшли вон!

— Ееесть!

— Вон ту сбивай, что на ветке!

Вопли сменялись звуками падающих камней.

Лида старалась не вмешиваться в чужие дела, но сейчас побежала так быстро, как могла. За поворотом она увидела пятерых мальчишек, чуть младше, чем она сама. Хулиганы забрасывали камнями птиц. Те, что выглядели постарше, стреляли из рогаток. Подбитые чайки тяжёлыми тюками, падали на землю, дёргаясь и жалобно вскрикивая.

— А ну-ка перестаньте! — закричала Лида, хватая первый попавшийся булыжник. — Мелкие поганцы! Я сейчас вас самих прибью.

— Вали отшеле, пока тебе не пришвиштели! — важно заявил, стоявший на стреме беззубый мальчишка лет восьми.

Недолго думая, Лида замахнулась на наглецов. Но даже бросить не успела, мальчишки окружили ее и стали цепляться с разных сторон: дергали за сумку, тянули за куртку… Когда они сорвали с головы Лиду бандану и обсмеяли ее короткие волосы, она не на шутку разозлилась и бросила увесистый камень одному из мальчишек прямо в грудь.

Получил он, видно, больно. Это стало ясно по тому, как мальчишка злобно обругал Лиду и приказал своей армии дураков закидать ее камнями, не оставив живого места. Хулиганы дружно нацелили на нее рогатки, но, спустя секунду спрятали оружие в карманы и, словно тени, испарились в соседнем проулке, пригрозив «вернуться и отомстить».

Лида тоже оглянулась и поняла, кто заставил удрать мальчишек — в их строну шел полицейский, наверно задержавшийся на обеде. Сутулый с большими гусарскими усами капитан даже не смотрел по сторонам, залипнув в телефоне, он так и прошел мимо Лиды, абсолютно не заметив девочку. Чайки капитана тоже не интересовали. Лида проводила его глазами, не имея возможности отблагодарить за спасение, а когда полицейский скрылся из виду, она с жалостью осматривала поле боя.

Лида была уверена, что все жертвы мальчишек убиты, и была очень удивлена, когда совсем рядом услышала писк. Одна из чаек перевернулась на живот и запрыгала на месте не в силах взлететь, крыло птицы было сломано. Лида подобрала птицу и хотела завернуть ее в полотенце, с которым не расставалась в больнице, но обнаружила, что вместе с хулиганами исчезла и сумка. Мелкие поганцы в отместку обокрали ее. Пришлось завернуть птицу в бандану. Она прижала к себе сверток и приготовилась позориться по пути домой. Один бог знает, сколько косых взглядов она поймала по дороге. Но делать нечего.

— Дима меня убьёт, — пробормотала она себе под нос и погладила пальцем несчастное создание по голове. Птица дрожала, однако вела себя спокойно и даже не клевала неожиданную спасительницу.

Вернувшись домой, Лида тихо, как мышка, прокралась в комнату, но едва притворив за собой дверь, услышала за спиной:

— Почему ты не берёшь трубку?

Дима стоял на пороге и, сложив на груди руки, приготовился выслушать оправдания. Выражение лица недовольное и взволнованное, щеки раскраснелись, а на лбу вспухла синяя венка. В последнее время он часто был угрюм и ворчлив.

— У меня украли сумку, — ответила Лида с улыбкой. — Извини, что заставила тебя волноваться. Просто шла пешком, а там чайки…

— Что чайки?

— Ей крыло подбили, — сказала Лида, развернув сверток.

— Ммм, да-а-а, — промычал Дима. — Ещё и птица. Мне вообще-то достаточно вас двоих.

Он указал на комнату позади себя, где стоял с широко распахнутыми от изумления глазами маленький Андрей.

— Но она точно погибнет, если мы не поможем, — виновато протараторила Лида. — Мальчишки стреляли в чаек из рогаток, представляешь? Кидались камнями… Утащили сумку… Может, это судьба?

— И кто будет ухаживать за птицей?

— Птичка! — очнулся Андрей и, протянув ручонки, выбежал в коридор. — Па-а-ап, давай её оставим!

— Сына, ты же хотел собаку?

— Зачем нам собака, если есть чайка? — Лида подмигнула племяннику и победно улыбнулась. — Я помню, где-то на балконе завалялась коробка из-под микроволновки, она подойдет на роль домика.

Глава 2: Путешествие к центру Земли или почему нельзя бродить в Третьяковской галерее

«Ищу хорошего художника. Задуманная мной картина стоит перед глазами. Будет продана в столице ажна за 1 чёрную жемчужину, а может и за много. Такого, что я задумал, нигде не видели. Обращаться — Загроз, улица Тенистая, дом 5. Мишель».

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 3 июля 5008 года.)

Целый месяц к ряду чайка жила в квартире Лиды и постепенно поправлялась. Птица уже могла полностью вытягивать крыло и планировать со шкафа на диван. Лида поймала себя на мысли, что полюбила крылатого гостя. Гость — так они птицу и назвали, потому что Дима отказался давать чайке другое имя, чтобы дети к ней не привязались. Вдобавок ветеринар посоветовал, как можно скорее выпустить Гостя на волю, иначе он уже никогда не сможет жить самостоятельно.

Лида решила отпустить птицу в воскресенье утром, когда пойдет гулять с Андреем на набережную. А на эту субботу у нее имелись другие планы. Она как обычно съездила в больницу, навестила Киру, зашла в книжный и отправилась на почту. Накануне ей пришло уведомление о долгожданном заказном письме.

В маленькое и душное почтовое отделение как всегда набилось людей видимо не видимо. В очереди стоять не хотелось, но две бабульки в самом хвосте, напоминавшие сторожевых псов, не оставляли Лиде вариантов. Ситуацию спасла почтальон и по совместительству соседка Зоя. Колоритная женщина с внушительным бюстом и густыми темными усиками над верхней губой, завидев Лиду, громко протрубила:

— Кто с уведомлением — без очереди! Подходите ко мне.

По толпе прошла волна негодования, однако даже бабульки-церберы услужливо расступились, когда Лида протиснулась вперед.

Зоя протянула письмо и прошептала:

— Ну что там? Не тяни!

Она-то знала, что Лида ждет ответ из колледжа. Осторожно раскрыв липкие края конверта с печатью хабаровского медицинского колледжа, Лида пробежала текст глазами и подпрыгнула. Ура! Ее приняли! И даже попросили письменно дать ответ о необходимости предоставления общежития. С благодарностью выслушав горячие поздравления соседки Зои, Лида выпорхнула на улицу.

Хорошие новости нужно было непременно отпраздновать, поэтому Лида заскочила в минимаркет, коряво притулившийся у соседней жилой пятиэтажки. Там она набрала ароматных булочек с апельсиновым джемом для домашних, а для себя взяла батончик из льняных семечек. Несколько минут она постояла у стеллажа с детским шампанским, а потом осмелилась и взяла яркий бутыль. На газировку у нее тоже была аллергия, но сегодня она решила отважиться на рискованный шаг.

— Отмечать, так с музыкой! — решила Лида и пулей полетела домой, припоминая, что встречала эту фразу в сказке про волка и семерых козлят во время ежевечернего чтения для Андрея перед сном.

Только дома навалилась усталость. Лежа в постели, когда все уже спали, а в квартире погасили свет, Лида думала, каким этот вечер выдался замечательным: как приготовила макароны с сосисками, как Дима вернулся с работы, как они, весело смеясь, ели сладости и запивали их холодной газировкой с гордым названием «Детское шампанское». Дима на Лиду совсем не рассердился и пообещал, что придумает, как продолжать лечение в Хабаровске. Все обернулось благополучно, чему Лида была несказанно рада. Последнее, о чем она подумала, проваливаясь в сон, так это то, что в сказке о козлятах было что-то про смерть под музыку. И как только она это припомнила, далекий, как эхо, женский голос вторил ее мыслям:

— С волками жить — по волчьи выть, девочка…

Лида в панике попыталась раскрыть глаза, но тело совсем не слушалось. Кровать начала качаться точно на волнах, а потом рухнула в глубокую яму, темную, как кроличья нора. Тягучие мысли твердили, что по самой логичной логике сейчас она пролетит всю Землю насквозь и вылетит в открытый космос.

— Ой! — взвизгнула Лида, когда полет неожиданно закончился. Она ударилась о твердый пол и наконец сумела разлепить веки.

— Вот она, загадка бытия. Я догадалась, что сплю, но не могу проснуться! — сообщила себе Лида, вставая на ноги. Отряхиваясь от пыли, она заметила, нечто совсем странное, — постойте! А где пижама?

Одета Лида была во что-то тяжелое и черное.

С великим трудом и большой опаской она обернулась и вскрикнула от неожиданности. В зеркале, висевшем в длинном каменном коридоре вместо двери, отражалась необычная Лида: в прическе витые шпильки, черное платье с длинным шлейфом, к тому же расшитое жемчугом.

«Вот так, да-а-а… Как же это? — подивилась девочка, разглядывая руки в черных перчатках по самые локти. — Вот я лежала в кровати, а вот уже стою в платье. Как странно…»

Рассмотрев себя со всех сторон, Лида двинулась вперед по тёмному узкому как кишка проему. По бокам внезапно открывались зарешеченные и глубокие пропасти из которых доносились подозрительные звуки: чавканье или всхрапы. Появлялись шлемовидные витражные окна, в которых угадывались красные черепичные крыши домов.

Лида шла по коридору около часа, но он был таким же бесконечным, как «кроличья нора», по которой она летела. Окончательно растерявшись и не найдя выход, Лида села на каменный пол.

— Та-ак, следует успокоиться. Ели есть стены и окна, значит должны быть и двери. Иначе, зачем строить стены? — рассуждала она.

И сразу, словно по волшебству, появилась круглая деревянная дверца в стене напротив. Именно дверца. Туда можно было протиснуться разве что на четвереньках. Лида рукой приоткрыла дверь и заметила, что в темноте на той стороне мелькает фонарь, а протиснув голову, услышала, как кто-то свирепо ругается, стучат копытами лошади, гудит паровоз.

— Ну, проходи вперед! — приветливо поторопил скрипучий голос из темноты.

— Я заблудилась, — неуверенно начала оправдываться Лида.

— Спускайся вниз, там тебя ждут.

— Звучит сложно! — пожаловалась она в ответ и внезапно поняла, что голова у нее застряла в крошечном дверном проеме. — Голова не проходит.

— Чепуха какая, беги без головы! — сказал голос, и Лида, как по щелчку пальцев, очутилась на мраморной лестнице. Ноги сами понесли вниз и под высокую арку, на которой висела табличка: «Государственная Третьяковская галерея».

— Не может быть! — ахнула Лида. Галерея находится в Москве, а ни в какой Москве, ни в какой галерее Лида и в помине не бывала. Чувствуя прилив радости, она побежала вперед на такой скорости, что уже не могла остановиться. Пробегая залы, девочка едва успевала оглядеться. Увиденное ей нравилось.

Ласкали взор и красный бархат, которым обили стены, и блеск на позолоченных рамах, и едва мерцающие желтоватым светом витые канделябры… Смущало только одно обстоятельство: художники рисовали исключительно чаек. На картинах птицы были большие и маленькие, в масле, и в карандаше, и в акварели. Море и чайки!

Насмотревшись вдоволь, Лида обратила внимание, что в галерее она не одна. Вокруг картин стояли кучками и бормотали посетители галереи. Более того, народ все прибывал и прибывал. Их стало так много, что Лиде пришлось протискиваться сквозь толстые и худые тела мужчин и женщин. Они не обращали на Лиду никакого внимания, только шевелили губами и руками, как во сне.

— Послушайте, остановите наплыв посетителей, в галерее нет места, — обратилась Лида к пожилой даме-смотрителю. Та даже не обернулась.

Тогда Лида хотела позвать смотрительницу, но на именной табличке написано было только: «костёр, 30.09.1249». Никакого имени не было. Лида растерянно провела рукой по длинным волосам, убранным в замысловатую прическу, и отошла подальше к огромному пейзажу, где светилось лазурное небо и плескалось черное как чернила море. На ровном песчаном пляже росли пальмы с диковинными фруктами. Лида невольно залюбовалась, продолжая трогать мягкие волосы.

— Здесь совсем нет места! — воскликнул кто-то неподалеку, обращаясь к Лиде.

Стоило больших трудов оторвать взгляд от побережья и обернуться. На Лиду глядела мадмуазель, именно мадмуазель, облаченная в элегантное чёрное платье по моде 50–х годов XX века. Глаза ее скрывала шляпа с широкими полями. Она была похожа на модель из старых французских журналов, и талия у нее была такой тонкой, будто вот-вот переломится пополам. В руках особа держала желтый билет, такие выдавали в электричках.

— Это всё сон, они скоро уйдут, — сказала мадмуазель и взмахнула клочком бумаги, как веером. Лида прочла надпись на билете: «Кольцевой маршрут. Станция „Залиния“».

— И как скоро они «скоро» уйдут?! Мест уже нет! Сейчас станет нечем дышать, — возмутилась Лида.

— А вы давно ждете, да? У вас есть билет? — осведомилась дама, опустив голову, так чтобы полы шляпы бросили на ее лице больше тени. — Впрочем, не важно, поезд прибыл на перрон. Я умываю руки.

— Э-э-э… Я жду? — начала Лида, но дама в красивой шляпе уже не слушала. Она слилась с толпой, сонно двинувшейся к выходу. Люди действительно довольно быстро стали расходиться.

В доли секунд залы опустели, и в галерее воцарилась оглушающая тишина. Только сквозь холст на стене доносился звук морского прибоя. Лида, уставившись на нарисованные волны, почувствовала — они как настоящие накатывают на берег. Картина была живой. Лида, не помня себя от волнения, протянула руку и коснулась воды. Пальцы намокли! Она стянула мокрую перчатку и еще раз дотронулась до морской глади. Сомнений не было, картина ее приглашает в себя.

Лида огляделась по сторонам, не смотрит ли кто?

Она потянулась в картину, но тут из соседнего зала раздался голос смотрителя. Бабушка с табличкой «костёр» строго обращалась к Лиде:

— Вы почему не уходите?

— Я жду, — машинально ответила Лида, одёрнув руку.

— Ах, ждешь… — протянула старушка. — Ну, жди, скоро уже. А нам то, что… Сам Авсе́нь-угодник приходи, мы и того не разглядим, и под бока натолкаем. «Сторонись, дескать, наше дело правое», — говорила старушка скрипуче, удаляясь в вглубь галереи. — Не взыщи, девочка, болтаю я всё, играю.

Лида опять протянула руку в картину и опустила пальцы в горячий, мягкий песок. Покатала по ладони солнечные песчинки.

— Не может быть! — тихо рассмеялась она.

— Мы все, как ты. Не взыщи, я просто играю. Он, я, такие же, как ты, точно… — удаляясь, бормотала пожилая смотрительница. — Где всем плакать, мы смеёмся… Ааа, вот и он, пришел!

Лида краем глаза увидела, как с мраморной лестницы, украшенной каменными слонами, крупными шагам спускается нечто́, в разлетающихся и надувающихся, как парус, одеждах. Ошалев от ужаса, Лида могла только смотреть как ОНО крадучись приближается.

Нечто качало мощной шеей в белых перьях и шагало птичьим трехпалыми лапами. Чтобы поместиться в галерее, существу приходилось пригибать голову и горбиться. Оно подкралось совсем близко и нависло над Лидой черной скалой. Затем голова его со скрипом завертелась, так быстро, что очертания смазались, а когда голова приросла обратно к шее, вместо лица у существа появилась костяная маска с острым клювом и красными кругами вокруг прорезей для глаз.

ОНО долго всматривалось в замершую Лиду и моргало левым глазом, в котором мелькал красный огонек. Во втором, не мигающем глазе, девочка увидела отражение своего напуганного лица.

Чудовище подняло крыло в знак приветствия.

— Что это значит? — выдавила из себя Лида не своим голосом.

В ответ ОНО наклонилось так близко, что Лида чуть-чуть не уперлась лбом в костяную маску. От страха, она была готова раскричаться, но горло сковало, и в этот момент Лида почувствовала, как кто–то пихает ее в бок.

— Лида, ты спишь? — над кроватью стоял Андрей.

— Нет, — прохрипела она, облизнув пересохшие губы. Сердце бешено колотилось.

— Чайка улетела.

— Что?

— Она билась в окно, и я ее выпустил, — невинно признался мальчик.

— Ну и молодец, — Лида обняла за плечи племянника, и ее взгляд упал на приоткрытое окно, за которым разливалась тихая июльская ночь.

Андрей вернулся в постель, завозился и затих.

«Уснул наверно…», — подумала Лида, глядя в потолок. Ей было не по себе — так не по себе, будто она вовсе не просыпалась.

Глава 3: Сплошной кавардак или 33 несчастья из–за мальчишки

«Уважаемый секретарь Восьмого отдела Патестатума, вчера я видел, как вахми раздавил ваш посох. Не расстраивайтесь, вы найдёте посох лучше. Я оставил в редакции АБО три жемчужины для Вас, заберите их и сходите в бар. Удачи, канцелярия Пятого отдела».

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 5 июля 5008 года.)

Лежа на больничной койке, Лида следила глазами за Илоной Васильевной Зарецкой, опытным доктором с родинкой на щеке и суровой морщинкой на переносице. С тех пор, как семью Минаковых приняли в экспериментальную программу, Зарецкая стала их бессменным лечащим врачом. И сейчас Илона Васильевна методично сообщала Лиде про очередное изменение в лечении и про новое лекарство. Но таблеток и уколов на одну маленькую Лиду приходилось слишком много, поэтому девочка давно перестала следить за новыми назначениями и просто делала, что говорили Дима и доктор.

— Ну как ты? — спросила Илона Васильевна, поправляя иглу. — Сегодня я увеличила дозировку. Будь готова к головокружению и сонливости, хорошо?

— Хорошо, — Лида уже чувствовала томление и смуту в мыслях. Она глянула на табурет, где покоилась ее сумка и джинсовая куртка. Табурет медленно поплыл влево. Напала зевота, и Лида снова припомнила свой сон: волшебную галерею и картину. Никак правда не могла вспомнить, что же ее так напугало ночью? Детали ускользали из памяти, как мокрое мыло. Удалось вспомнить только даму из старомодного журнала и билет в ее руках.

— Как там было? Станция «Залиния», «Заречная», «Зайцева?» — крутились в голове предположение. Так и не вспомнив, Лида уснула. И казалось, она задремала всего на секунду, только моргнула! Но, лениво открыв глаза, Лида обнаружила, что медсестра уже успела снять и унести капельницу. Подушка пахла чем-то очень горьким, но не как лекарство, а как трава… как полынь!

Лида оперлась на локоть и потрогала теплую подушку. Она решила, будто на наволочку пролили лекарство, но нет. Оказалась, одеяло пахло точно так же.

Послышался шорох. В палате был кто-то еще. Лида резко обернулась и увидела на соседней кровати незнакомого подростка. Он сидел, скрестив ноги, и смотрел в окно. Кажется, его очень интересовал зеленый, засиженный чайками двор.

Лида никогда не видела этого мальчика раньше, а Илона Васильевна не говорила про новых пациентов. Кроме того, мальчишка был бос! Лида опустила глаза вниз и нигде не увидела его тапки. Вещей, судя по всему, у него при себе тоже не было.

— Прости за вопрос, тебя привезли экстренно, или ты с самообращением? — раньше Лида боялась заговаривать с людьми первая, а тут зачем-то заговорила.

— Самообращение? — незнакомец перевел на нее глаза. — Очень забавное слово в контексте сложившейся ситуации.

— У тебя тоже экспериментальное лечение?

Он, как показалось Лиде, глянул на нее с высокомерием, будто она сказала что-то не то. В разговорах с мальчишками Лида часто попадалась в простую ловушку: она каждый раз твердила себе, думать, прежде чем говорить, но при встрече с парнями все умные мысли разом испарялись, и приходилось бубнить оставшиеся в голове слова.

— Извини, если вопрос слишком личный. Это… ммм… — Лида силилась рассмотреть собеседника, но никак не могла уловить его черты.

«Неужели от лекарств у меня испортилось зрение!» — подумала она, часто моргая.

— Сейчас четвертый час, — сказал мальчик, резко встав с кровати. — В пять часов начнется открытая лекция по генетике. Ты хотела сходить туда, я знаю. Читает профессор из твоего хабаровского колледжа.

— Чего? — удивилась Лида, все еще всматриваясь в его ускользающие черты. — Откуда ты знаешь? Илона Васильевна тебе рассказала, что я поступила?

Когда юноша подошел и уперся руками в спинку ее кровати, Лида, наконец, смогла разглядеть его лицо: лоб у мальчика был высокий, стрелки черных бровей удивительно длинные. Нос прямой, а губы решительно сжаты.

«Настоящий немец! — ахнула Лида невольно, хотя немцев в жизни не встречала. С чего вдруг она решила, будто он иностранец, Лида не могла объяснить. — А ресницы какие!»


Ресницы у мальчика были не просто густые и длинные, но еще и красные! В остальном он был страх как хорош собой.

— Что, идем? — спросил он, сощурив черные глаза и зачесав пятерней назад черные волосы.

— Но я не могу так просто уйти из больницы!

— Можешь! — отрезал он. — Если не станем рассиживаться, то мы многое успеем.

Лида стала зачем-то объяснять незнакомцу, что нужно обязательно предупредить доктора и Диму, стала спрашивать, с чего он взял, будто она с ним пойдет, хотя на самом деле она хотела попасть на лекцию и не только туда. Постепенно начала оправдываться, а ее язык жил сам по себе.

— Обувайся! — перебил болтовню мальчик. — Через двадцать минут отключат свет, мы должны прошмыгнуть к чёрному ходу. Пока не будет света, магнитный замок можно открыть и без ключа.

— Но… но зачем через черный ход?

— Выйдешь через центральный — пропустишь автобус. А на него обязательно нужно успеть! Все зависит от мелочей.

Лида засмотрелась на красные ресницы юноши и поняла — они не накрашены. Ни грамма туши! Она потянулась к мальчику ближе, чтобы рассмотреть его лицо, но тот вдруг отскочил.

— Почему твои ресницы красные? — спросила удивленная Лида. — Что с тобой такое?

— Не тронь меня! — заявил он. — Я щекотлив.

— Щекотлив?

— Ой, она уже здесь! Ляг на кровать, чтобы она не заподозрила… — шепнул «немец» и выбежал в коридор, как был — босиком.

Следом за ним вошла Илона Васильевна, листая карты пациентов:

— Ну, что? Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Тогда я тебя отпускаю. В пятницу… ой нет. Меня не будет до понедельника. В общем увидимся через неделю. Соблюдай режим, — напомнила доктор.

— Я поняла.

— Хорошо… — Илона Васильевна была доктором строгим и никогда ничего не забывала. — Лекарства заберет Дима, он должен расписаться.

— А как Кира? — вдогонку уходящему врачу бросила Лида.

— Состояние стабильно тяжелое. Без изменений. Я не могу давать прогнозов, дорогая. Как только придут результаты, я сразу позвоню, — ласково сказала Илона Васильевна и направилась дальше по коридору.

— Подождите, — вдруг спохватилась Лида и, быстро обув тапки, догнала врача. — Ко мне в палату положили новенького?

— Новенького!? — подняла тонкие нарисованные брови Илона Васильевна.

— Ну, мальчика моих лет.

— Аня, посмотри, в четвертую палату кто-то поступил? — обратилась Илона Васильевна на пост.

Медсестра провела пальцем по странице большого журнала на столе.

— Никто не поступал, — резюмировала Анна.

— Может это Семен Сергеич вписал не ту палату в историю, — махнула рукой Илона Васильевна.

— Нет, — снова покачала головой медсестра. — Семен Сергеич сегодня, да и вчера, на дневной стационар не оформлял. Экстренных не было. Лида, какой еще мальчик? Тем более в женской палате.

Илона Васильевна и Аня уставились на Лиду.

— Ну, как вам его описать? Вы же его должны были встретить в коридоре? Он выскочил прямо перед вами, босиком.

— Как его имя, фамилия? — Аня стала снова водить пальцем по строчкам в дежурном журнале.

— Я не спросила, как его зовут.

— Ну что ж ты так?! — вздохнула Илона Васильевна, расписалась в журнале назначений и, улыбнувшись на прощанье, ушла в ординаторскую.

— Неужели, правда, вы никого не видели? Ведь отсюда сразу весь коридор просматривается? — усомнилась Лида.

— Никого не было. Вообще тишь да гладь по пятницам, особенно после обеда. Слушай, — нахмурилась Аня, — может это посторонний?

Лида растерянно пожала плечами.

— Я позвоню охраннику, не переживай, спрошу, приходили навещать или нет. Знаем таких, потом телефоны пропадают из палат. Я разберусь.

Лида вернулась в палату, переобулась в кеды, смешно окутанные синими бахилами, и вышла в коридор.

«Может и вправду поехать на лекцию?» — думала она, вызывая лифт, но кнопка все никак не загоралась.

«Это не понравится Диме. Но если я приду раньше него, то он и не узнает. Да. Съезжу. С другой стороны, если пропущу автобус придется возвращаться по темноте», — рассуждала девочка.

— А ты выйдешь из аудитории пораньше и успеешь на трамвай, — сказал кто-то за ее спиной. Лида обернулась, инстинктивно сжимая сумку.

Там стоял ее знакомый «незнакомец».

— Чего?

— Ничего, — босоногий мальчик нажал на кнопку, которая сразу загорелась. — Я устал тебя ждать, надо торопиться. Скоро свет отключится.

Мальчик вошел в лифт, а Лида замерла на месте в растерянности, подумывая, не пройтись ли ей по лестнице.

— Ты что хочешь застрять в лифте? — скорчил он кислую мину. — Скорее заходи, нужно успеть спуститься.

«Как глупо! Не буду идти пешком только, потому, что он вошел в лифт раньше меня. Я, в конце концов, имею столько же прав ехать, как и он», — подумала она и решительно вошла в кабину.

— С чего ты взял, что свет отключат? — решила уточнить Лида, нажав на кнопку первого этажа.

— Потому что авария.

— Откуда тебе знать? И кто ты, кстати, такой? Аня сказала, ты не лежишь в моем отделении?

— С каких пор это отделение твое? — усмехнулся мальчишка.

— Больницу не отключат, если хочешь знать! Она на муниципальном обеспечении, на аккумуляторах. Больницы некогда не отключают! — нашлась, что ответить, Лида.

— Ну сколько можно спорить?! — воскликнул он, и, отвернувшись к зеркальной стене лифта, стал трогать серебристую поверхность рукой, точно видел свое отражение впервые.

Лифт опускался удивительно медленно.

«Какой странный!» — в очередной раз подумала Лида. И тут двери лифта раскрылись, стоило им выйти, как кнопки резко потухли. В коридоре свет замигал и тоже потух. Дремавший на посту охранник сразу очнулся и зажег фонарик, смешно проворчав:

— На тебе, етить твою налево! Эй, припевочка, смотри не ушибись, я проверю, что за ерунда… — сказал охранник и ушел, в темный коридор.


Лида замерла, соображая, как мальчишка мог узнать об аварии. А тот молнией проскочил мимо поста и свернул к черному ходу.

— Эй, стой! Туда нельзя, вернись! — закричала Лида, замешкавшись всего на секундочку, и рванула вслед за ним.

Она спешила за еле уловимой в темноте фигурой, предчувствуя беду. Ведь мальчик был явно не в себе. Что он может учудить? Вдруг он вор, как сказала Аня, или, что еще хуже, наркоман? Может он устроил аварию, проник в больницу и только и ждал возможности что-нибудь натворить?

— Да поторопись же! — топнул он нагой, ожидая ее у черного хода. — Ты такая медлительная!

Лида толкнула дверь и, жмурясь от яркого солнца, вместе с чужим мальчишкой вывалилась на улицу. У тротуара стояла машина скорой помощи, а у электрического щитка оживленно переговаривались дворник и охранник. К ним уже спешили электрики.

— Пошли скорее, автобус уже завернул, еще квартал, и он на нашей остановке. Ты должна на него успеть, понимаешь?

— Да что ты ко мне привязался? — не выдержала Лида. — Я вообще не хочу с тобой идти, отстань!

— Непременно, только шагай, — он схватил ее за сумку и потащил к стеклянному павильону напротив больничного сквера. Лиде пришлось пуститься рысью, чтобы поспеть за ним.

— Вот так, — он перестал тянуть сумку, только когда Лида ступила на платформу остановки, — теперь будем ждать.

Мальчик отошел от Лиды под козырек и, казалась, совсем перестал шевелиться. Лида тоже отошла от него подальше. Люди на остановке любопытно косились на вновь прибывших. Потом, когда приехал переполненный до отказа автобус, мальчишка буквально втолкнул Лиду в салон, а сам остался снаружи.

«И слава богу!» — подумала Лида.

Она украдкой глянула на часы в телефоне — 18.30. Люди оттеснили ее в середину салона и зажали. Но едва тронулись, как на задней площадке тревожно вздохнули женщины. Завизжали тормоза. Стоявшие пассажиры стали падать друг на друга. Лиду отбросило на девушку с большими пакетами, стеклянные бутылки в пакетах побились.

Сразу открылись задние двери, кто-то выскочил из автобуса и не своим голосом заорал:

— Задавили! Задавили пацана!

Лида вскочила и хотела протиснуться назад, чтобы посмотреть, но автобус опять тронулся, а в боковое окно она увидела, как взмыла в небо и закружилась высоко-высоко стая чаек.

«На остановке не было других мальчиков, кроме этого босого, — она точно обожглась об эту мысль. — Неужели он бросился под машину?»

Автобус оживленно гудел. Едва дождавшись следующей остановки, Лида сунула кондуктору пятьсот рублей, выскочила из автобуса и, не помня себя, сломя голову побежала назад к больнице.

Красный свет остановил ее на перекрестке. Лида пережидала мучительно долгие тридцать секунд, пока горел красный, преступая с ноги на ноги. Наконец зелёный! Обруливая прохожих, она побежала дальше.

Когда она решила срезать через дворы, в ушах уже звенело и вдруг потемнело. Сначала Лида решила, что ей стало дурно от всей этой беготни, но нет. Это огромная черная туча наполовину заволокла небо.

«Задавили!» — стоял в ушах визг, и Лида бежала, не чуя ног. Завернув за угол, где была остановка, она думала увидеть толпу зевак, журналистов, полицию…

Вместо этого ее ждала унылая картина: съехавший с дороги грузовик уперся носом в фонарный столб, и водитель, присевший на дорожный забор.

— Простите, — обратилась она к водителю, в висках застучало и заболело в груди, — что произошло? Мы ехали мимо на автобусе, и я слышала, как кричали, будто кого-то задавили…

Водитель скорчил гримасу и пнул столб, наклонившейся на манер Пизанской башни:

— Фонарь задавили! Чайки, проклятые твари, вылетели стаей на дорогу и прямо в мое стекло. Етить ее налево! Теперь плати за тот столб! Еще часа два гаишников ждать…

Дальше потерпевший водитель принялся ругать и бранить чаек и весь белый свет. Потом он тоскливо закурил и поправил потный воротник на синей в горох рубашке. Было душно. В небе раскатисто загрохотало.

Лида выдохнула с облегчением, и села рядом с водителем, чтобы передохнуть. У нее точно камень с души упал.

— Так ты что же, бежала сюда? — спросил водитель.

— Угу.

— Вот, люди… Чуть что — паника! Навыдумывают всякое, — водитель выбросил окурок и забрался в помятую кабину грузовика.

Немного поглазев на тучу и на проезжающие мимо машины, Лида глянула на часы. Электронные цифры показали 18:59 и, сменившись на 19:00, зазвенели. Привычным жестом она откупорила пузырек и выпила таблетки. Потом медленно пошла в сторону дома. Настроение было хуже некуда, потому что, выскочив из автобуса, Лида забыла взять сдачу, и на проезд денег больше не было. При таком раскладе она придет домой затемно, получит от Димы, и никакой лекции. Вдобавок черная туча уже раскатисто грохотала прямо у Лиды над головой. В этот момент раздался удивленный возглас из соседнего сквера:

— Эй, Лида, стой!

За оградой по газону парка шел босоногий мальчишка. Видно он там прогуливался, глазея на тучу и чаек, и, узнав Лиду, пошел в ее сторону.

— Ну и что ты тут делаешь? — спросил он, поравнявшись с Лидой, теперь их разделял высокий решетчатый забор.

— Всё из-за тебя, — в отчаянье накинулась на него Лида. — Я думала, тебя сбила машина!

— …и выскочила из автобуса?! — он покачал головой.

— Да!

— Зачем ты вернулась? Я не понимаю, — он перемахнул через забор так, будто ему это было совсем не сложно.

— Я же сказала, думала, что тебя задавили, и перепугалась.

— Перепугалась из-за меня? — ехидно улыбнулся мальчишка.

Эта его ухмылка Лиде не понравилось. Он, вероятно, считает ее дурочкой, к тому же он иначе выглядит. Теперь на нем были старомодные высокие сапоги со шпорами, широкие штаны и белая рубаха. Интересно, когда и где он успел приодеться? И где раздобыл такие сапоги? Лида вспомнила, что идти домой не меньше двух часов, махнула рукой и свернула во дворы, чтобы сократить путь. Мальчик не отставал.

— Знаешь, я помогу тебе найти сумку, — сказал он не слишком воодушевленно. Лида уставилась на него как на приведение. Пока она подбирала слова, мальчику прямо на нос упала крупная капля, затем на лоб еще одна и еще. Забарабанил дождь, быстро превратившийся в ливень.

Вместе они спрятались под зеленый козырек подъезда. Рядом шумела сбежавшаяся дворовая ребятня, прыгая под дождем раскинув руки. Лило как из ведра.

— Сумку утащили хулиганы, — резюмировала Лида. — Постой-ка, я не говорила, что меня ограбили! ТЫ откуда знаешь? Илона Васильевна тебе сказала? — разозлилась Лида. Значит, Илона Васильевна все-таки лечит этого мальчишку, зачем тогда соврала, будто нет? Лида ничего не скрывала про себя от доктора, в том числе и происшествие с чайкой и хулиганами. Осведомленность этого наглого мальчишки Лиду озадачила.

— Я запуталась и устала, не ходи за мной! — заявила она, поежилась и понуро зашагала к перекрестку. Совсем скоро небо чуть прояснилось и капли стали лениво разбиваться о мокрый асфальт.

— Зачем ты вышла из автобуса, я не понимаю? — спросил мальчишка в десятый раз. Вместе они брели по опустевшей улице. Он никак не отставал. Уже темнело, поэтому Лида не стала отделываться от странного провожатого. Тем не менее, на глупые вопросы она не отвечала.

Мимо, брызгаясь и ревя, проносились машины, слепя фарами, а Лида все шла и шла — грустная и сбитая с толку. Кеды ее промокли и противно хлюпали при каждом шаге. Внезапно она опомнилась:

— Уже поздно. Тебе не надо домой?

Мальчик не ответил. Дальше шли молча.

Окончательно стемнело, от влаги поднялся серый туман. Он как дым клубился между домами и кустами. В конце переулка из двора вынырнули три темные мутные фигуры. Едва завидев их, Лида юркнула за дерево.

— Боишься, что тебя ограбят? — рассмеялся мальчика. — Трусиха. Ты уже потеряла сумку, что с тебя брать? Я же с тобой!

— Почему не горят фонари? — ушла Лида от ответа, ей не хотелось признаваться, что она испугалась, тем не менее, мальчик угадал.

— Я уже говорил — на городской станции авария, света нет. Вот фонари и не горят.

Лида поёжилась. Она слышала, что в темных переулках, часто происходит нехорошее. Жильцы соседних домов знают об этом, иначе, зачем так плотно задергивают занавески? И ей стало действительно страшно.

Троица приближалась к укрытию Лиды, и девочка услышала тихий разговор.

— Надо же было так подставиться? — говорил один из проходивших мимо мужчин.

— Слушай, чайки-то здесь? Здесь! Значит, мы правильно приехали.

Проходимцы шли прямо на мальчика, который стоял, выпрямившись в полный рост, и посмеивался над Лидой. Но, когда проходимцы начали спорить на непонятном языке, юноша храбриться перестал и побледнел.

— И тебе страшно? — шепнула Лида, когда троица иностранцев отошла достаточно, чтобы не слышать ее.

— Мне? — едва шевеля губами, процедил мальчишка. Троица свернула за угол и тогда, облегченно вздохнув, он крадучись, не то чтобы зашагал, а точно заскользил за иностранцами.

— Ни ответа, ни привета, — покрутила у виска Лида, провожая мальчика глазами, и бегом преодолела до своего дома последние двести метров.

Глава 4: Как попасть в выдуманную историю или сумка нашлась

«Уважаемые читатели, часовой мастер на острове Рогервик ЗАКРЫЛСЯ. Просьба не стучать в окно — его там больше НЕТ!»

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 7 июля 5008 года.)

Когда Лида вернулась домой, ей пришлось выслушать длинную и гневную тираду от Димы. И все это время рыдал Андрей, всхлипывая и повторяя, что он думал, будто Лида уже не вернется.

— Пока тебя не было, я места себе не находил, — ворчал Дима, стоя на пороге комнаты, когда Лида и Андрей уже лежали в своих постелях, — не поступай так больше! Андрея ты жутко расстроила. Надеюсь, ты усвоила все, что я тебе сегодня говорил. И пока не купим новый телефон, ты должна быть дома к моему возвращению. Все ясно?

— Ну еще бы, — отозвалась Лида.

Дима щелкнул свет и прикрыл за собой дверь, не пожелав детям спокойной ночи, так он был рассержен. Андрей быстро заснул, как обычно с ним бывало, а Лида все думала, лежа в постели, почему вечер выдался таким бестолковым. С Димой она была полностью согласна и подумала сонно:

«Сдается мне, лучше больше не слушать этого сумасшедшего парня! Все потому, что нужно было идти домой и всегда делать так, как Дима говорит».

С такими мыслями Лида заснула. Сначала ей снились льдинки на реке. Льдинки повернулись, покружились и навсегда пропали в омуте течения, утягивая её за собой. Лида и не сообразила, как освободилась от водного плена и как очутилась посреди свалки вещей под лестницей.

Она долго привыкала к тусклому оранжевому свету, а когда привыкла, разглядела, куда попала. Это было совсем крохотное кафе: бар и четыре круглых столика с коваными ножками. На второй этаж вела деревянная лестница, под которой скопилась такая груда дребедени, что заведение можно было легко принять за лавку старьевщика или кладбище забытых вещей.

Среди прочего, здесь пылились грозди хрустальных браслетов, фигурки чаек в золоте, букеты бумажных и восковых цветов, подушки с красными петухами и медные подсвечники. Но были здесь и вещи колдовского толка, так Лида решила, бросив на них беглый взгляд.

Она выбралась из-под лестницы, стараясь ничего случайно не раздавить, протиснулась мимо столов с поднятыми стульями и дернула входную дверь. Та не открывалась. Девочка проверила вход в подсобку и окна — все наглухо заперто. Тогда, сняв со стола стулья, она устроилась за столиком у заколоченного окна. Вокруг витал навязчивый и вкусный аромат кофе.

«И в баре никого. Интересно, есть тут кто? — подумала Лида, с тоской глядя на пустой бар. — Сейчас хорошо бы выпить чашечку чего-нибудь бодрящего».

Но, кажется, кафе было закрыто, вокруг царила тишина, и летала пыль. Тускло мерцали керосиновые лампы. Немного освоившись, Лида решила позвонить в золотой колокольчик на баре.

Дзынь. Дзи-и-инь…

— Что будешь пить? — тут же спросил бесплотный голос.

— А что у вас есть? — глядя под потолок, отозвалась Лида.

И тут, к ее изумлению, в дверном проеме, которого мгновение назад не было и в помине — Лида готова была в этом поклясться — появился человек. Это был тот самый мальчишка с длинными стрелками бровей и красными ресницами. На голову он нацепил бархатный берет с длинным пером и, встав за стойку, подал листок с меню. Глядя на Лиду, он деловито завязал шнурком белоснежные рукава-воланы.

— Ты преследуешь меня? — спросила Лида недоверчиво.

Мальчик поправил высокий старомодный, галстук, придававший его фигуре хищный вид и, с достоинством английского лорда, произнес:

— Так что будешь заказывать?

— Все, что есть в меню, мне нельзя, — грустно откликнулась Лида.

— Заказывай, здесь все не взаправду, — утешил ее мальчишка.

Лида задумалась:

— Тогда мне кофе-глясе… большую кружку…

— И?

— С сахаром!

— Смелее!

— И еще большое тирамису.

Бармен хитро прищурился, лукавое выражение лица ужасно ему шло.

— И на тирамису помадку с горкой, и дольку апельсина.

— Будет исполнено!

Лида только-только вернулась за выбранный ранее столик, а мальчик всего через минуту поставил перед ней готовый заказ.

Втянув кофе из серебряной трубочки, она зажмурилась — таким ароматным был напиток. Лида даже засопела от удовольствия.

— Вкусно? — рассмеялся мальчик.

— Да, очень вкусно! — Лида спрятала глаза. — Ты смеешься надо мной?

— Нисколько.

— Я просто никогда не пробовала кофе и не ела ничего настолько сладкого. Мне ведь из-за болезни многое нельзя.

Шумно втянув порцию кофе, Лида оглядела помещение еще раз.

— Ты здесь давно работаешь?

— Нет, — отмахнулся он, — я здесь провожу время. А к тебе, если на чистоту, у меня есть дело.

— Какие у нас с тобой могут быть дела, и как ты сюда попал, кстати!? Двери заперты, — запаниковала Лида. — Ты, вообще, кто такой?

— Что ж, — он замялся. — Всё хорошее заканчивается слишком быстро. Я, признаться, немного дурачил тебя. У Клобуков так не принято.

— У кого?

— Я Клобук. Обычно мы сразу признаемся, кто мы и зачем пожаловали. Но ты с чего-то взяла, будто я настоящий мальчик, и я не счел нужным развеивать твои заблуждения, — он откинулся на спинку стула и стал помахивать беретом из стороны в сторону. — Грубо говоря, я пристроил свою скитальческую особу подле тебя и нашел, что у тебя свои понятия об удобствах.

— То есть?

— Очень тесно в галерее!

— Так тем чудищем в маске был ты? — чуть не подавилась Лида.

— Ну, да, — кивнул мальчик, отводя взгляд. — В гостях у тебя я решил не задерживаться и привел нас сюда. В мое окружение. Это привокзальное кафе. Я предпочитаю этот заброшенный бар, — он развел руками. — Всё лучше, чем селиться в людских головах и сортировать там мысли. В головах, знаешь ли, ужасный бардак.

— Если ты пояснишь, возможно, я что-то пойму, — Лида с удовольствием жевала тирамиссу, опасаясь, что может проснуться в любой момент, и, поэтому торопилась доесть десерт и заказать еще сладкого.

— Как тебя зовут? — вспомнила она давно назревший вопрос и облизала ложку.

— Можешь называть меня Чайка.

— Это прозвище? Если так, то оно больше подойдет девушке, и возможно даже не слишком серьезной. Какой-нибудь легкомысленной, — припечатала его Лида.

— Я совсем не легкомысленный, — протянул Чайка, — тем не менее, меня все знают под этим именем.

— Хорошо, — кивнула Лида. — Меня зовут Лидия.

Он умильно улыбнулся:

— Я и так знаю.

— Чего ты так улыбаешься?

— Да как объяснить? Странно беседовать с тобой, когда ты совсем ничего не знаешь о Клобуках. Даже представляешься, так просто: «Привет, я Лидия!» — он рассмеялся, кажется, ему было от души весело.

— Хочешь сказать, я неправильно знакомлюсь?

— Нет, — продолжал хохотать Чайка. — Совсем нет.

— У тебя здесь очень душно. Немного дневного света пойдет этому погребу на пользу, — решила сменить тему Лида.

— Солнце — главный враг здешних посетителей. От него выгорают платья, обои, подушки и другой пыльный, чудовищный хлам, — Чайка указал в сторону кладбища забытых вещей. — Солнцу проникнуть сюда труднее, чем обычной девочке вроде тебя.

— Хотя бы проветривайте!

— О-о-о, здесь никогда не проветривают! Если солнца местные бояться, то сквозняки ненавидят. Стоит открыть окно и конец! Что не скажешь — все ветром сдует. Так что не только этот погреб, но и воздух здесь можно назвать историческим.

— Ты сказал, что не хочешь оставаться у меня в голове, почему? — Лида с шумом втянула трубочкой кофейную пенку со дня стакана.

— Кроме всего вышеперечисленного, мне не хочется приводить к тебе в голову тех, кто может за мной приглядывать, — перестал веселиться Чайка, с видом, будто Лида спрашивает самые очевидные вещи на свете.

Она закатила глаза в ответ на потуги мальчишки строить из себя «значительное лицо».

— Совсем не обязательно наводить такой таинственный вид и говорить загадочные фразы! В реальной жизни мы с тобой никому не нужны и всем на всех наплевать, — заявила Лида и, глянув в меню, спросила. — Я могу заказать все, что захочу?

— Да.

— Тогда можно мне еще кофе, и чизкейк, и еще большой кусок сметанного торта и блинчики с виноградным вареньем?

Чайка извлек из-под барной стойки, как из волшебной котомки, все лакомства и выставил их перед Лидой. Пока она поглощала блины, Чайка взял стакан и, облокотившись на стойку, стал его неспешно полировать салфеткой:

— Напомню, что я тут по делу. Так вот, расклад у нас такой: я хочу помочь тебе завладеть лекарством от всех болезней. Ведь этого ты хочешь больше всего?

— А ты можешь? Лекарства не существует, так сказала доктор.

— Что она понимает? — пропел Чайка, тени от керосиновой лампы мягко ложились на его лицо и руки. — Я могу обещать тебе лекарство. Верь мне.

Кажется, намеренья у Чайки были самые добрые, однако Лида насторожилась:

— Здорово звучит! Мягко стелешь.

— Но, в обмен я попрошу сущую безделицу. Проведешь меня через лес?

— Через лес? — Лида положила на пустую тарелку вилку. — Звучит безобидно.

— Так и есть, — подтвердил Чайка.

— Однако я тебе не верю. Лекарства не существует! А через лес лучше меня проведет любой егерь.

— Заключим пари? — Чайка затолкал салфетку в стакан и подбросил вверх. Стакан исчез. — Если завтра ты найдешь свою сумку, то отправишься за лекарством.

Он протянул руку.

— Хорошо. Посмотрим, на что ты способен, — весело ответила Лида и пожала руку, на сто процентов уверенная, что сумки Клобуку ни за что не найти.

Чайка размашисто разбил ладони.

— Все это взаправду? Или во сне? — улыбнулась Лида.

— Ну, это скорее сон, чем жизнь. Не всегда же бодрствовать! Да и не всем это дано, — подмигнул Чайка, и загадочно добавил. — Нужно большое горе или внезапное вдохновение, чтобы пробудить твой солнечный край.


***


«Пей таблетки и дуй в больницу. Зарецкая И. А. звонила, сказала, тебе надо быть к обеду» — записку с таким нехитрым посланием Дима оставил на зеркале. Попивая утреннюю чашку кипяченой воды, на чай у Лиды была аллергия, она неспешно засобиралась в больницу. Дима был на работе, Андрей в детском саду и девочка осталась предоставленная сама себе, такое с ней бывало нечасто. Прибывая в одиночестве, Лиде всегда казалось, что живет она скучновато. Позевывая, она стягивала халат, когда услышала:

— Одевайся скорее! — знакомый и бесплотный голос взбодрил ее, точно Лида вылила себе ведро воды на голову. — Да, это я, Чайка! Перестань дрожать.

— Я схожу сума…

Лида проковыляла в ванную — ноги ужасно болели, ведь ей давно не приходилось так много ходить как вчера, к тому же она умудрилась до волдыря натереть большой палец на ноге. Умывшись, она натянула джинсы и футболку.

— Возьми с собой побольше лекарства, — посоветовал Чайка.

— Зачем? Я выпила таблетку… — прошептала Лида. Она чувствовала в себе потребность отвечать на зов, хотя это было сущим безумием. Всякий раз, когда Чайка начинал вещать, по спине у Лиды пробегали мурашки.

— Мы же договорились, что ты будешь делать, как я сказал, и тогда мы вернем сумку. Выходи из дома. Быстрее!

— Было не так, — поправила она голос, сунув в карман ветровки гремящую баночку с таблетками, и застегнула замки на карманах, — я стану прислушиваться к твоим словам после того, как ты вернешь мне сумку, а не до. И вообще, я начинаю думать, что ты — побочный эффект нового лечения.

— Живей!

— Ладно! — разозлилась Лида и пошла обуваться.

— Надо сесть на маршрут №7 и прибыть к порту. Только садись не на первый, а на третий по счету автобус.

— И зачем тогда спешить?!

Но, Лида против воли уже спешила. Утро выдалось зябким. Втянув шею в плечи, горожане, как пингвины, топтались под козырьком остановки. Опустившись на корточки, и, притворившись, что затягивает шнурки, Лида процедила сквозь зубы:

— Около порта нехороший район. Да и на проезд мне хватит только в одну строну. Мне нужно успеть в больницу, помнишь?

— Говорить вслух не обязательно! — услышала она бесплотный ответ. — Я отлично вижу все твои мысли.

— Что, все-все?! — выпучила глаза Лида, краснея. Чайка только рассмеялся.

Когда она плюхнулась на сидение в конце салона общественного пазика №7, Чайка материализовался из ниоткуда и сел рядом. Лида дико покосилась на него. А мальчик, как ни в чем небывало, крутил в руках берет и мурлыкал под нос песенку:

«Свирепо Авсень кидался на Мор.

Клыками рвал, когтями колол.

Но Мор прицельно по сердцу бьёт… ммм…


И воду Страдник пенил хвостом,

Глотая соль оскаленным ртом.

Но нрав Холеры хитрее был,

И яд её воду травил… ммм…»

«Кончено. Сошла с ума! К слуховым галлюцинациям теперь и визуальные. Не смогли мои слабенькие нервы жить без Киры…»

Чайка продолжал мурлыкать себе под нос:

«Заразу били три долгих дня,

И сколько было вокруг огня!.. ммм…»

При этом он руками выстукивая ритм на коленке.

Когда автобус въехал в портовый район, Лида заметила очередную несуразицу: по улицам шествовали женщины все с холщовыми мешками и мужчины в высоких сапожищах, и это в июле!

В стекле отразилось лицо Чайки, напряженное и озадаченное. Шествие странных людей тоже его удивило.

— Вылезай скорее, — с придыханием произнес он, — меняем маршрут. Кричи, чего сидишь? Требуй остановку!

От неожиданности Лида подпрыгнула и крикнула во все горло:

— Стойте! — пассажиры обернулись на нее. — Остановите автобус, сейчас же!

От неожиданности водитель вздрогнул, но спорить к счастью не стал. Со скрежетом автобус затормозил. Лида спешно выскочила из салона. Чайка уже был снаружи.

— Нельзя бежать к перекрестку, потеряем время! — проинструктировал он.

Нельзя, так нельзя. Лида побежала через дорогу. Загудели машины, заскрипели тормоза, а Лида уже мчалась к переулку, куда ушли странные люди. В какой-то момент она остановилась, держась за бок, тяжело дыша:

— Больше не могу, у-у-уф, куда мне бежать?

Чайка появился опять из ниоткуда и, заложив руки за спину, стал ходить вдоль ограды возле неизвестного Лиде здания. У серых ворот стояли два охранника, изображая грозных часовых. А может, они таковыми и были. У одного за спиной в сером чехле торчала длинная палка.

Лида подумалось, что в переулке подозрительно ничем не пахнет, но осмыслить это она не успела. В небо с шумом поднялась стая чаек. А Чайка невозмутимо ходил и внимательно разглядывал часовых. Раз прошел, два, три.

— Я понял. Лида, тебе сюда, — указал он на забор.

«Как же я туда попаду? Эти двое ни за что меня не пропустят».

— Пропустят. Тебе нужно пройти с черного хода. Это он и есть.

— А куда ведет этот двор?

— В порт.

Лида хотела уточнить, зачем ей в порт? Она уже к этому времени отдышалась, и в голове перестали противно стучать молоточки. Тут-то она поняла, что Чайка несет вздор. До порта они не доехали, а здесь никакого порта нет, и отродясь не было, ни пассажирского, ни торгового. Вообще никакого!

— Эй, девчонка!

Часовой одной рукой потянулся за палкой (очевидно привычным жестом), а другой поманил Лиду к себе.

Она осторожно, но без особой опаски подошла к охраннику. Не станет ведь он похищать ее на глазах у прохожих?!

— Ты от Вещевоза?

— Э-э-э…Я?

— Ну? — встрял в разговор второй и прищурился.

— Говори: «браво, браво…» — мысленно подсказал Чайка и стал диктовать слова. Лида, еще не понимая, что происходит, стала, заикаясь, повторять за ним совершенно неподходящие к месту фразы.

— Браво, браво… Здесь у вас живописное местечко… А, запросы огромные! Вы поможете мне организовать несколько похо-до-дов в город. Сварганим спектакль и в оконцове… В оконцове? — не выдержала Лида и спросила про себя, покосившись на Чайку, тихонько стоявшего в сторонке, «что это за слово такое?» — … кхм, в оконцове, под моим руководством, мы разыграем ваши пуговицы…

— Угрожать не надо. Пуговицы! Ха… Мы не из пугливых.

Часовой палкой толкнул товарища и тот скривившись протянул:

— Иди за мной!

Лида пошла, но глазами следила за Чайкой, ища поддержки. Тот шел рядом с часовыми и деловито рассматривал свои ногти. На Лиду не оборачивался. Иногда часовой внимательно смотрел по сторонам, но мальчика в упор не видел. Это Лиду повеселило.

Девочку привели к огромному ангару, где, коротко поклонившись, часовой оставил ее у входа.

— Видел? — гордо выпрямившись, похвасталась Лида. — Он мне поклонился!

— Да, уж конечно. Они, дураки, поверили, что тебя послал Вещевоз. Только не загордись… — Он хлопнул себя полбу, — точно ты же не знаешь кто такой Вещевоз. В общем, просто стой здесь. Сейчас пройдет сторож, и можно будет сходить за сумкой.

— Зачем они забрали мою сумку?

— Они ее не брали! Лида, за кого ты принимаешь этих господ? Они скупщики, а не воры. Сумку забрал воришка, вытащил телефон, деньги и потом выбросил ее в канал. Дальше она запуталась в сетях… Подожди еще минуту…

В большом дворе было пусто, как и в самом ангаре, солнце нещадно пекло Лиде голову. Она почувствовала, что проголодалась. Изредка только мелькала фигура сторожа в какой-то длинной вытянутой кофте. Ждать пришлось долго. Все это время Чайка ходил по ангару и рассматривал составленные в дальнем углу бочки.

— Лида, будь так добра, глянь, нет ли в крайней бочке коробок, — отозвался Чайка и уклончиво добавил, — может свитков?

Лида оглядела двор, никого не было. Тогда она вошла в тень ангара и с большим трудом откупорила бочку. Большая деревянная крышка насквозь провоняла рыбой. Переборов отвращение, Лида заглянула внутрь. Но вместо тухлой рыбы, которую она ожидала увидеть, на дне покоились скрученные в веники сухие травы.

— Никаких бумажек, — произнесла она, пошарив на дне бочки рукой, где лежали только деревянные таблички.

Чайка закусил губу, топнул в сердцах и вышел из ангара:

— Дураки! Они не знали наверняка…

— Кто не знал?

— Да, эти сторожилы! Ну сторожилы, Лида соображай, мы встретили их тогда в переулке, — крикнул он со двора. — Возьми деревяшку, пригодится. Хоть, чем-то эти лентяи были нам полезны.

— Эй, признайся сейчас же, ты втянул меня в авантюру?! — выбежала она из ангара и потребовала, — выведи меня отсюда! Эй, Чайка!

В следующую секунду негодование Лиды сменилось ужасом. Прямо посередине двора из воздуха материализовался низенький человек в длинном черном плаще с опушкой. Волосы у него были длинные, а губу пересекал белый шрам. Спустя минуту появились еще трое в таких же одеждах. Они молча направились к застывшей от изумления девочке.

«Пропала! Я пропала! Сейчас схватят и никогда не выпустят… Нужно было делать, как Дима говорит, и ехать в больницу. Далась мне эта сумка!» — запаниковала Лида и хнычущим голосом пролепетала:

— Простите, я заблудилась. Произошло какое-то недоразумение.

Неизвестные сняли пальто, и, смахнув пот со лбов, сказали друг другу несколько фраз на непонятном языке с присвистом и мяукающей интонацией. Казалось, они не говорят, а поют, не разделяя слова, точно вода течет.

Один из пришельцев указал на амбар и жестом пригласил Лиду пройти за ним.

— Я бы конечно с удовольствием, — начала она, — но мне надо домой. Я очень спе…

Тут неожиданно выскочил Чайка и спрятав ладонь в рукав зажал ей рот.

— Попали! В самое гнездо, — проговорил он ехидно.

«Чего?!» — про себя спросила Лида.

— Надо выкручиваться. Молчи, пока Лурье не понял, что ты не говоришь на языке Гардарики! Цы-ыц! — шелестел Чайка. — Они думают, ты в связке с контрабандистами. Я обманул часовых, чтобы пробраться в ангар. А охранники сразу настучали в Патестатум. Стоило этого ждать! — Четверка недобро покосилась на замершую Лиду. Чайка продолжал шелестеть. — Они будут выпытывать, где Вещевоз, его ищут всем миром. Пока все идет гладко.

Лида отступила назад.

— Замри, ради всего святого! Думаешь, они выпустят тебя так просто? Нет же, — с жутким ударением на «нет» шепнул Чайка и растворился.

Лида почувствовала, что готова разрыдаться. Эта компания произвела на нее зловещие впечатление. Незнакомцы приблизились к ней и разом засыпали вопросами, которых Лида не могла понять. Особо усердствовал человек с длинным шрамом на губе.

Как клюквенный соус к «десерту» из узкого прохода между складов выскочили две маленькие собачонки, и, как это бывает с маленькими собачками, стали истошно лаять на Лиду. Собаки щерили желтые зубы, а потом, видимо решив внести основательную лепту в этот театр абсурда, запрокинув головы, завыли, прямо как волки.

Иностранцы, увидев воющих собак, почему-то страшно испугались, смертельно побледнели и все как один замолчали на полуслове. Со стороны оживленной улицы послышались свист и щелчки. Следом прозвучал нечеловеческий вопль. И в нем было столько животного ужаса и отчаяния, что Лида вздрогнула.

— Теперь пора! — спокойно скомандовал Чайка. — За мной.

Лида рванула за Клобуком. Они бежали очень и очень быстро, петляя между гаражами, серыми стенами зданий, между контейнеров. Вместе перелезли через забор, и выбежали к побережью с крутым обрывом. Бежать было больше некуда. Ребята махнули обратно и забились в щель между гаражей.

— Нас не преследуют, — сказал Чайка, выглянув украдкой за угол.

— Что здесь происходит? — гневно спросила Лида. — Ты видел, они появились из ниоткуда! Почему эти люди испугались собак? Глаза стали бешенные, стеклянные. Это собаки их напугали, я уверена!

— Да хватит разговаривать со мной вслух! — фыркнул Чайка. — Просто думай. Я все слышу.

Мимо гаража кто-то прошел, на мгновенье загородив свет в проеме. Лида вздрогнул.

— Не трясись. Это просто грузчики, — прошелестел Чайка. — Что там на твоем билете?

— На деревяшке? — Лида рассмотрела тонкую деревянную табличку, на ней был выжжен рисунок черно-белой рыбы. Деревяшка помещалась на ладони и точно вибрировала. — Тут рыба, на касатку похожа.

— Только похожа — на билете Страдник. Он приведет нас к условленному месту. Там собираются сторожилы Патестатума. Я с них спрошу за потерянное время.

Лида перевела глаза на Чайку. Тот расслабленно, точно подозрительные щелчки, которые эхо принесло со стороны складов, совсем его не беспокоили, прошел к сваленным у мола сеткам и остановился. Лида почувствовала, что он завет ее, но не пошла.

— Выходи, это просто прохожий, — позвал Чайка. — Забирай сумку. Никто тебя не тронет.

— Ты уверен, что мы в безопасности? — шепотом спросила Лида. — Там кто-то кричал на складе.

— Абсолютно уверен! А если уберемся отсюда в ближайшие тридцать минут, то будем в совершенной безопасности. Такая безопасность тебе и не снилась. — поторопил Чайка. –Давай, пошарь в сетях.

«Они ужасно воняют тухлятиной!» — Лида зажала пальцами нос.

— Ну извини, мы не в парфюмерном магазине, госпожа придира! — парировал Чайка.

Лида с отвращением запустила руку под слой перепутанной лески, и, нащупав метал своего брелока, погрузила в сети и вторую руку. Пришлось повозиться, чтобы распутать узлы и вытащить сумку целиком.

— Сегодня очень странный день. Все меняется так скоро, что даже я не поспеваю. Сразу понятно девятые лунные сутки… — начал вдруг нервничать Чайка и пустился в пространные рассуждения о влиянии чисел на события, а Лида, тем временем обшарила сумку.

Кошелек и телефон забрали, сумка ужасно воняла тухлой рыбой, но всё-таки это была она, самая настоящая ее сумка! И главное воры оставили таблетки. Лида сунула лекарства в карман, затем ради интереса порылась в сетях еще и нашла несколько выпотрошенных сумок и пустых кошельков.

— Чайка?

— Да.

— Как ты это сделал? Как ты узнал, где она?

— Хватит вопросов. Мы припозднились, опять нужно торопиться.

— Домой?

— Как же… — сухие щелчки прервали Чайку. — Трижды в Мор! Надень сумку на плечо.

— Фу-у, она воняет!

— Тогда выкидывай. Ты должна сломать табличку, вот так. Да, просто переломи пополам.

В гаражах что-то с грохотом рухнуло на землю. Или кто-то. Лида вздрогнула и выронила табличку. Ей давно пора было выпить лекарство. Наклонившись за деревяшкой, она почувствовала, что руки затряслись и уши заложило. Она схватила табличку и поняла, как куда-то падает, совсем как во сне. Лида крепко накрепко зажмурила глаза.

Она осталась стоять на коленках, но уже не на пирсе. Она это поняла, потому что второй рукой, в которой не было таблички, она почувствовала сырую траву. Каким-то чудом, она очутилась на газоне — за кустами сирени. Пошатываясь, Лида выбралась на тротуар.

— Пойдем, — шепнул Чайка, — чего доброго кто-нибудь решит, что тебе плохо.

— Но мне плохо! — в голове у Лиды гудело, а руки тряслись. — Я, кажется, с ума сошла.

— Так выпей таблетку, у тебя их полные карманы, — весело отозвался Чайка, прислонившись к борту набережной и глядя вниз, где внизу на пляже копошились птицы. Лиду обходили разряженные прохожие и лихо обруливали мамочки с колясками. Стоя в этом бесконечном потоке отдыхающих, Лида старалась понять — где она. Она ведь точно, как тот неприятный человек в черном плаще, появилась на набережной из воздуха, как по волшебству. Сохранять серьезное выражение лица удавалось с трудом, ей хотелось в голос хохотать.

«Чудеса, они как флажки на ленте, потянешь за один и появятся все остальные», — вспомнила она присказку сестры.

— Теперь ты мне веришь? — Чайка прищурился. — Мы вернули сумку и лекарства.

— Ооо, да! — протянула Лида вслух. — Я была на складах, а теперь на набережной. Как это возможно?

Вместе они пошли вдоль набережной. Солнце страшно пекло. Асфальт слегка плавился под кроссовками. На всю округу болтало радио. Все еще приходя в себя, Лида остановилась у фонтана, глядя, как большой тучей чайки взмыли в небо. Подул ветер, и брызги полетели ей в лицо. В голове прояснилось.

Пока Лида приходила себя, Чайка стянул сапоги, задрал штанины и стал шлепать голыми ступнями по мокрому бортику фонтана. Спустя минуту он вдруг лукаво спросил:

— Как думаешь, это волшебство?

— Не знаю. Наверное, да, если конечно я тебя не выдумала.

Дети в очередной раз спугнули чаек, и птицы, описав круг над гуляющими, стали громко кричать. Лида задумалась о возможности своего перемещения. Что если она сама сюда пришла и попросту забыла — как? Да может этого мальчишки в берете тоже нет, ведь никто кроме нее Чайку не видит. Тем временем птицы стали вопить так громко, что люди не могли их перекричать.

— Поверишь мне, если я скажу, что есть лекарства от всех болезней? Ты обещала помочь мне кое в чем, если согласишься, я помогу тебе с этим лекарством, — Чайка улыбнулся.

Лида опять рассмеялась, предчувствие волшебного приключения не отпускало ее.

— Конечно, я помню. Я точно не в себе…

Пробормотала она, глядя на группу мужчин в уличном кафе. Она моргнула и опешила: на их месте сидели пожилые женщины в вязанных беретах. Лида потерла глаза, и все снова переменилась. Вместо бабушек сидели несколько девушек с детьми.

— Чертовщина!

— Да нет, это сторожилы в масках, — отмахнулся Чайка, — они помогут нам.

— Жуткие типы! — прошептала Лида, стараясь не обращать внимания на метаморфозы. — Черт, они заметили, что я на них смотрю!

— Ты думала, будешь пялиться на сторожил весь день, а они не заметят? — Пробурчал Чайка скучающим тоном, но вдруг резко повернул голову в сторону мужчин-бабушек-мам. И, растянув рот в улыбке, пропел, — улыбайся, дорогуша, улыбайся… Он уже слышит меня и идет сюда. Наконец-то!

Лида отшатнулась от Чайки, его слова ее напугали. Позади нее был бортик фонтана, и Лида намочила спину. Чайки уже и след простыл, а птицы подняли крик такой жуткий, точно десятки старых автобусов разом заскрежетали ржавыми тормозами. Стаи птиц взмыли вверх, как единый организм. Небо почернело.

— Ай, — завопила Лида, когда одна из птиц камнем полетели прямо на нее. Вокруг началась страшная чехарда: кричали чайки, мамы и папы из соседних кафе. Лида, пытаясь отбиться от пернатых, которые царапались и лезли к самому лицу. Она уперлась коленями в бортик фонтана и закрыла голову руками.

Лида хотела бежать, но совсем ничего не видела. Птицы окружили ее со всех сторон. Точно кто-то посадил Лиду в стеклянную банку и стал сыпать сверху крупу. Сначала Лида увязла по щиколотку, но очень скоро живая птичья волна накрыла ее с головой.

«Какой ужас! — подумала она в сердцах. — Чайка, ты меня подставил!»

— Тише… — отозвался он эхом в ее голове. — Он уже бежит.

Тут кто-то, пробравшись через страшную черно-белую массу, потянул Лиду к себе. В следующую минуту, чаек сдул порыв ветра, такой сильный, что сбил с ног и саму Лиду. Она больно ударилась локтем о борт фонтана. В глазах запрыгали звездочки. Когда она сфокусировала взгляд, увидела перед собой, незнакомого парня в белой маске и с палкой в руке, напоминавшей посох. На конце посоха сиял рубин. Рядом с нежданным спасителем стояли мужчины из кафе, свои синие маски они сняли, держали в руках. Чайка был прав, это оказались самые простые люди.

— Чайка! — позвала испуганно Лида. — Чайка, что мне делать?

Но Чайка пропал.

Глава 5: Кого допрашивают с пристрастием или тайное всегда становится явным

«Уважаемые читатели, аптекари Ятреба приносят свои извинения: на время праздника Белой воды продажа запрещённых порошков приостановлена в связи с рейдами Патестатума. Спасибо за понимание».

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 10 июля 5008 года.)

Тем временем подошла очередь нашего второго героя — Олафа Григера. Впервые мы видим его, спящим в парадной рубашке прямо на заправленной постели. Воротник разметался в стороны, а грудь мерно вздымается. Ни для кого не секрет, что спящие люди гораздо милее и симпатичнее бодрствующих. И Олаф не исключение. Сейчас он был особенно мил, посапывая так, будто совесть его чиста, а мысли прозрачны, как стеклышко. Но обманываться на его счет не стоит.

В то утро, когда все началось, у Олафа Григера был первый день отпуска, а в Гардарики стояли самые теплые июльские деньки.

Со двора в распахнутое окно долетали обрывочные и визгливые разговоры. Они-то и разбудили Олафа. Жил он в «квартире люкс», представляющей из себя каморку таких размеров, что если сесть за стол, то дотянешься к остальной мебели, не вставая. Тем не менее, чтобы забирать почту, приходилось подниматься. Поэтому он протянул руку, и, не глядя, нащупал на стуле махровой халат. С полузакрытыми веками, натянул его поверх рубашки. Длинные руки Олафа не сразу попали в рукава. Ему ужасно не хотелось просыпаться. Поваляться в первый день отпуска — дело святое. Но как это обычно бывало в Десятом отделе, долг призывал сторожил в любое время дня и ночи.

Потянувшись, Олаф босиком прошел к входной двери — снаружи в корзинке лежали полукруг свежей газеты «Хроники АБО» и круглый пакет с письмами. По полу тянуло холодком, и Олаф поежился.

Почту он бросил на стол, занимавший добрую половину комнаты. Распечатывать письма не стал. Отложил и газету. Заголовки вопили только о бесчинствах Родового Круга, и Олаф оставил надежды найти в новостях что-нибудь стоящее. А в письмах наверняка новые задания. По мнению начальства, Олафу положено отдыхать только формально. Конечно, самого Олафа это ужасно злило.

Надев очки, он заметил на одном из конвертов красную печать с буквами «РК» и поморщился. Еще слишком рано чтобы думать о Родовом Круге — едва рассвело. Всю ночь Олаф провел на балу в Стеклянном замке, где отведал крепкого вместе с Белояром. Прихотью судеб Белояр приходился Олафу доктором, а также сослуживцем и другом.

На гуляниях Олаф встретил свою старую знакомую Велину Финист — помощницу Белояра. О-о-о, как прекрасна была вчера Велина! Олаф ухаживал за ней неутомимо. Подносил бокалы с искрящимся шампанским, укутывал шалью в саду, танцевал вальсы. Но увы! Даму его сердца в итоге увел какой-то кавалер с усами.

Домой Олаф вернулся расстроенный. Перед сном побросал вещи где попало, а ведь такой привычки за ним раньше не водилось. Теперь его любимый бардовый сюртук мятой кучей лежал на полу, а шелковый шейный платок весел на люстре, весело поблескивая вышивкой.

Протянув ногу, он не без труда вытащил из-под кровати тапки, подошел к зеркальцу со сколом и без энтузиазма побрился. Затем уселся на составленные в углу книги и стал чистить зубы.

«Хорошо бы еще отвар какой выпить от мигрени», — думал Олаф. Сторонний наблюдатель описал бы его как человека приятной наружности.

Лицо у него и правда было добрым, открытым. Овальная, как и положено, голова крепилась к изящной шеи. Остальное тело было вытянутым, под стать длинным и стройным ногам. Поэтому, сидя на книгах, Олафу приходилось сильно подгибать колени. Только торчащие уши предавали его интеллигентной физиономии бестолковости.

Несмотря на юный возраст, Олаф Григер был человеком серьезным. Знал десятки языков и даже был уполномочен учить детей, служа сторожилой в Десятом отделе Патестатума. Его можно смело назвать человеком удачливым, только вот в любви Олафу никак не везло. Девушки обычно обирали его до нитки, а потом испарялись в неизвестном направлении. Хотя нет, в известном. Под венец с каким-нибудь бравым адъютантом.

Вот и Велина… Неужели ей действительно понравился тот пустоголовый щеголь в белых перчатках?

«Что-ж-ж-ж… — думал про себя Олаф, встряхнув и повесив на стул помятый форменный сюртук. — Придётся сегодня обойтись без формальностей, в конце концов, я в отпуске! Можно пойти гулять даже в одном жилете без сюртука. Или даже в штатском, пусть скажут, что я бунтарь».

Он развернул круглую газету, где вместо букв все было написано замысловатыми спиралями: и статьи, и объявления, и даже заголовки. Главный и из них вещал: «Родовой Круг устраивает массовые чистки в Патсестатуме…». А рядом красовался завиток спирали, выделенный особо: «Ищем ВЕЩЕВОЗА!»

— Ну, приехали… — пробурчал Олаф. Смутно предчувствуя, что с него сегодня спросят о месте прибытия фрегата с поэтичным названием «Пион», на котором плавал лихой пират с говорящим прозвищем Вещевоз. Олаф скептически покривился, читая: «…пиратские схроны обыскивают, нарушая принятые ранее соглашения!..»

Дальше Олаф пробежав глазами по страницам, налил себе в стакан кипятка и, разбалтывая воду с сахаром, вечно он забывал заскочить в бакалею за чаем, прочел:

«…следователь Спэк уверяет, аресты не грозят сторожилам…»

И подумал:

«Кто бы сомневался? Хорошо все-таки, что Родовой Круг в первую очередь ищет гниль в голове, а не в хвосте».

В этот момент, кто-то прошел мимо окна, затем раздался звонок в парадную дверь. Это молочник пришел к хозяйке, значит уже семь утра.

Время пришло! Испытав странный трепет, Олаф вскрыл письмо с красной печатью, означавшей высокую секретность. Там сообщалось следующее:

«Уважаемый Господин Григер, ждем вас сегодня не позднее 11:00 в Патестатуме, колокольная башня, кабинет 303. Надеемся на вашу помощь и просим прощенья за беспокойство в ваш отпуск. Первый отдел (Склавния), главный следователь Спэк».

И приписка другим почерком:

«Вы у нас сторожила особый, потому билет не прилагаю. Нарисуйте сами!»

Олаф с досадой отбросил письмо на кровать и спешно снял с люстры голубой шарф. Набросил шарф на шею, достал из комода жилет с серебряными пуговицами в два ряда, и обул высокие сапоги.

Одевшись, он со скрипом выдвинув из стола секретный ящик, вытащил три деревянные таблички. На каждой имелась своя спираль с соответствующими значениями: «Дом», «Патестатум», «Бел». Прихватил он и пухлый сверток в хрустящей аптечной бумаге.

Модным саквояжем Олаф не успел обзавестись, потому сунул таблички прямо в карман брюк. И, не теряя времени даром, разломил табличку «Бел». Так он в мгновение ока очутился на садовой лужайке напротив аккуратного одноэтажного дома. На серой крыше каменной постройки, поскрипывая, вертелся флигель в виде бычьей головы с обломанным рогом. Пронаблюдав, как голова обернулась вокруг себя дважды, Олаф поправил очки и постучал молоточком в дверь. В ожидании пока его впустят в дом, он оглядел сад. Розовые кусты аккуратно подстрижены, газон свежий и зеленый, корзина для почты пуста. Стало даже не по себе от такой идиллии. Спустя минуту дверь отпер мужчина лет сорока и хмуро поглядел на Олафа.

— Белояр, с каких пор ты стрижешь кусты? — осведомился Олаф, проходя в прохладную гостиную.

— Это Велина. Она с чего-то взяла, будто должна заботиться обо мне… Нам наверх, МакАллин еще плох.

Вдвоем они быстро прошли гостиную и поднялись по широкой лестнице на чердак, где Белояр принимал пациентов.

Белояр Корт стригся коротко, поэтому на его шее хорошо был виден большой ожег. Шрамы достались доктору в память о тех временах, когда он служил в армии. О том, что он когда-то был военным врачом, говорили и выправка, и угловатые движения, и походка — напористая, твердая. Спина и руки у Белояра были такие могучие, что Олаф невольно думал о том, как же доктору в лучшие времена шла военная шинель! Олаф уважал друга и очень радовался, когда тот просил его об услуге, что и произошло на днях.

В кабинете ждал второй коллега Олафа, зоолог Кристофер МакАллин. Белояр и МакАллин единственные, с кем Олафу удалось сблизиться за целых два года службы. Но зоолог зашел к доктору не на утреннее дружеское чаепитие. Невиданные чудовища зверски растерзали бедняге предплечье.

«Да, придется попотеть, чтобы кость зоолога снова обросла мышцами», — сообразил Олаф.

Под глазами МакАллина залегли глубокие тени, но он улыбнулся и приветственно протянул Олафу здоровую руку. А Белояр вернулся к прерванной работе, он обрабатывал рану.

— Опять испугался? — усмехнулся Белояр, подняв глаза на Олафа, и опустил окровавленную марлю в чашку с серовато-зелёной жидкостью. В кабинете стоял запах горьких трав и спирта. Олаф сел от раненого подальше, выложил на стол сверток и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

Когда доктор принялся смешивать порошок из свертка с мазью в чашке, Олаф сообщил:

— Сегодня мне пришло письмо из Патестатума. Просят явиться к одиннадцати.

— Думаешь, они узнали, что ты купил на Скупке порошок? — с придыханием спросил МакАллин.

Олаф пожал плечами.

— Я так не думаю, — невозмутимо отозвался доктор. — Олаф конечно выглядит бестолково, но не мог ведь он попасться на таком простом деле, верно?

— Верно! — огрызнулся Олаф, и его очки съехали на кончик носа, еще он хотел гневно «зыркнуть» на доктора, но там рядом была истерзанная рука, поэтому он предпочел не смотреть.

— Значит, ты все-таки купил порошок на Скупке? — покачал головой МакАллин. — Я же просил, не делать мне таких одолжений, Григер. Не в твоем положении.

Олаф только отмахнулся и продолжал вопрошать вслух:

— Почему же они вызывают меня? В канцелярии знают, что я в отпуске, так в письме и написали, представляете.

— Не будет у тебя отпуска! На что ты вообще рассчитывал? — Белояр медленно вытащил марлю. Олаф услышал, как хлюпнул вязкий раствор, и поморщился.

Повисло молчание, на протяжении которого доктор клацал ножницами, скрипел ступкой и гремел баночками. Через час он закончил. Обернувшись, Олаф увидел, как доктор снимает белый халат.

— Оставайся у меня до завтра, — похлопал Белояр пациента по забинтованному плечу. — Там будет видно. Скорее всего, вернешься в замок.

— Да, — кивнул МакАллин. — Хорошо бы вернуться завтра, не хочу терять жалование.

— Ладно, — Белояр и Олаф помогли зоологу перейти из кабинета в комнату, где уложили на кровать.

— Через пару дней будешь как новенький, — сказал зоологу Олаф.

— Твоими стараниями, — улыбнулся тот, и скривился, поправляя бинт на руке.

— Брось…

— Нет, Олаф, я серьезно! В долгу не останусь…

Тут Белояр крикнул из коридора:

— Григер, отстань от него!

МакАллин слабо рассмеялся:

— Идёт подготовка к Руену, — сказал он, а Олафу сразу загрустил. Да, подготовка к летнему фестивалю шла полным ходом. Уже украсили улицы, на площади развернулась ярмарку. Олаф ждал праздника, как ребёнок ждет дня рожденья. Летний фестиваль был ещё одной причиной, почему он хотел поскорее расправиться с работой, и уйти в отпуск.

— Хорошенько погуляйте с доктором за меня. А я уж как-нибудь поправлюсь.

Голос МакАллина стал затихать, он быстро задремал, и Олаф вышел, бесшумно притворив за собой дверь.

Белояр ждал его в гостиной — спартанского вида просторной комнате. Здесь было самое необходимое: стол, диван, кресло, антресоль, подвешенные на крючки фармацевтические таблицы. На стене доктор заботливо разместил жуткие анатомические плакаты. Причем иллюстрировали они не только строение человеческого тела, но внутреннее устройство совсем уж диковинных существ: треногих, рогатых, хвостатых…. Эти хвостатые были для Олафа особенно неприятны.

В общем, дом Белояра будто кричал: «Мой хозяин — доктор!»

— Послушай, — начал Белояр. — Порошки… порошки ты взял на Скупке в Ятребской Цирюльне?

— Да, — Олаф сел за стол, облокотился на локти.

— Ты вернулся туда, потому что МакАллин попросил? Или были другие причины?

— Спасти товарища — это разве недостаточно весомый повод? — Олаф откинул голову назад.

— В твоем положении нет достойной причины возвращаться на Скупку, Григер. Ты молод, и я вижу, склонен к безрассудным поступкам.

Олаф отпил из стоявшего на столе стакана, там был остывший кофе.

— Письмо, о котором я говорил в кабинете, — напомнил он. — На нем золотая печать.

— Родовой Круг?

— Да. Не знаю, чего они от меня хотят, — Олаф пожал плечами и понадеялся, что выглядит достаточно расслабленным, потому что по мере того, как стрелки приближались к 11:00, его все сильнее одолевала робость.

— На встречу пойдешь так?

— А что такое? — возмутился Олаф, но про себя признал, Белояр был прав. Стоило позаботиться о форме.

— Рубашку мою возьмешь?

Олаф смерил доктора взглядом и, не увидев в нем насмешки, согласился. И когда доктор предоставил новую рубашку, она превзошла самые смелые ожидания. Ослепительно белая, накрахмаленная, с аккуратными пуговицами! Переодевшись на чердаке и застегнув жилет, Олаф посмотрел на себя в зеркало. Он и без того выглядел моложе своих двадцати двух (толстые линзы очков и торчащие уши предавали ему мальчишечий вид), а в рубашке Белояра он даже самому себе казался меньше и худее обычного.

— Закатай рукава, — сдерживая смех, процедил Белояр, когда Олаф спустился в гостиную. — Закатай, закатай, если спросят, спишешь на жару. Всё-таки июль… Тебе пора. Без пяти одиннадцать.

— Слушай, я конечно пойду сейчас в Патестатум, да. И если нужно будет, с лекарствами помогу, только попроси…

Олаф сделал паузу и затем на одном дыхании выпалил:

— Ты Велине не говори, что я возвращался на Скупку, тем более к цирюльнику. Он жук, каких мало! Что она обо мне подумает?

— Она? Олаф, ты не о медсестричке думай, а о предстоящей встрече. Не каждый день такое начальство на ковёр вызывает, — раздраженно заметил Белояр.

— И все-таки.

— Не скажу, — кивнул доктор.

Олаф сломал табличку со спиралью «Патестатум» и за секунду оказался в людной канцелярии, где его поймали под руки и без лишних объяснений проводили в другое крыло замка. Олаф и отдышаться не успел, так все быстро произошло.

Конвой оставил его в светлом проходе между двумя гостиными, где толпились почтенные господа в черных пиджаках с красными галунами. На груди у них блестели золотые брошки «РК». Кроме строгих господ здесь были и сторожилы, люди совсем другого толка, такие же, как Олаф, в форменных сюртуках. Собравшиеся с неприязнью поглядывали друг на друга. Отметив про себя, что угнетающая атмосфера только усиливает тревогу, ведь зачем он здесь по-прежнему оставалось не ясно, Олаф устроился в кресле с шелковой обивкой и ждал, что же будет дальше.

Впереди высилась широкая дубовая дверь с витыми ручками, из которой иногда выходили перепуганные господа. Последний такой, насмерть перепуганный сторожила в зеленом сюртуке, вышел около часа назад. Между тем атмосфера всеобщей ненависти превращала ожидание в вечную пытку.

Единственный, кто оставался добродушно спокоен и вызывал к себе симпатию — был мужчина в помятой шляпе-котелке с круглым блокнотом в руках и короткой каштановой бородой. По тому, как увлеченно этот господин записывал свои наблюдения, Олаф сделал вывод, что перед ним журналист.

Тут бородатый поднял глаза, замер на мгновенье, прислушиваясь к разговорам, и направился прямо к Олафу.

— Нао Хольм. «Хроники АБО». Будем знакомы, — отрапортовал он.

— Добрый день. Олаф Григер. Десятый отдел, — Олаф встал и легко поклонился, обескураженный напором журналиста. Этот труженик самой передовой газеты в Гардарики был широко известен как скандалист и задира. Подтверждая свою репутацию, Хольм поклоном не ответил, вместо этого он поднял в воздух указательный палец, довольно крякнул и что-то старательно записал карандашом с свою блокнотную книжицу.

— Только гляньте на этих! — подмигнул Хольм Олафу, беззастенчиво указывая пальцем на напыщенных господ в черном у витражного окна. Лица у них были бледные, но самоуверенные. Господа переговаривались тихим басом. — Перемалывают кости друг другу, не иначе. Страшно подумать, что начнется, если РК и сторожилы надумают подраться…

Хольм хихикнул и снова принялся вписывать крохотные спирали в блокнот, а Олаф переводил взгляд с угрюмых старожил на генералов в серых шинелях.

— У нас все хорошо знают, если возник конфликт с Родовым Кругом лучше держаться подчеркнуто вежливо, — тихо ответил Олаф. — Я бы даже журналисту не пожелал вставать между РК и Патестатумом.

— Это у кого «у нас»? — усмехнулся в бороду Хольм. — И давно вы, господин Григер, на серьезных щах приписываете себя к сторожилам?

Олаф вскинулся на Хольма, чтобы возмутиться, но не успел. Из-за дубовых дверей выглянул господин среднего роста со шрамом на губе. В булавке его галстука красовались золотые буквы — «РК». Он медленно подошел к Хольму и Олафу.

— Прежде полагается докладывать, а потом уже подниматься в ложу. Уходите Хольм, не думал, что вас пустят, только чтобы позлить нас, — обратился господин к журналисту со злобой.

— Не нужно льстить себе. Мир не крутится вокруг твоей персоны, Лурье! — бесстрашно процедил Хольм и, развернувшись на каблуках, ушел в другую часть комнаты. И, к слову, очень вовремя потому, что лицо господина Лурье покраснело. Еще слово и он бы взорвался.

Олаф с досадой подумал:

«Понеслась… Этот Лурье из этих…»

Не было еще случая, чтобы господа из Круга упустили шанс уколоть Патестатум, особенно когда дело касалось правил.

— Я и не рассчитывал, что среди сторожил кто-нибудь догадается оказать Родовому Кругу достойный прием… — сказал Лурье сквозь зубы, глядя на то, как журналист говорит с конвойными.

— Я Олаф Григер, Десятый отдел. Прибыл по…

Господин Лурье отмахнулся и дал добро провести Олафа в залу, а сам скрылся за дверью.

— Простите, господин Хольм, — проговорил конвойный прежде, чем открыть перед Олафом дверь. — Сегодня все на нервах. Вам следовало, прежде чем являться, сообщить внизу на посту.

— Это замечательно, но меня об этом не предупредили, — ехидно улыбнулся Нао Хольм, и подмигнул Олафу. — А вы, Григер, не из пугливых. Удивительное хладнокровие.

Конвойный понимающе вздохнул, и горячо прошептал:

— Я хочу вас предупредить, Григер! Вы должны знать, Патестатум не отдал Клобука в руки родового Круга. Это всех ужасно разозлило… Будьте готовы….

— К-клобука? — поперхнулся Олаф. — Я не понял, куда вы меня ведете?

— Да вы шутник! — наигранно удивился Хольм, он то сразу догадался, что сторожилы не предупредили беднягу на, что его толкают. — Вам, Григер, выпала честь переводить за чертом из табакерки. Вы главное ничего не бойтесь!

Теперь Олаф оглядел перепуганных вокруг людей по-новому. Если за дверью сидит Клобук, не удивительно, что все эти люди предпочли переждать в коридоре.

— Но это не самое противное, господин Олаф! — рассмеялся журналист. Все в коридоре на него обернулись. В сложившейся ситуации смеяться наглости хватило только у него. Олаф понял, что раздражать окружающих входит в привычки Хольма. — Хуже знакомства с Клобуком, для вас будет только общество сторожил и господ из РК. Тяжело беднягам из Круга! Привыкли жить по своим правилам, а к чужому уставу с наскока не перестроишься. Да и напарник ваш, зеленее некуда — мальчишка. Посредственность.

— Что вы так напряглись, ведь не подерутся они, в самом деле! — ответил Олаф.

Конвойный неопределенно хмыкнул и распахнул перед Олафом дверь. Он бесшумно прошел по устланному темными коврами полу. Белая комната с высокими потолками была заставлена вычурной мебелью, точно гостиная дома зажиточного аристократа. Так посмотришь и не скажешь, что зашел в казенное заведение, а тем более не подумаешь, что очутился в комнате для допросов.

Здесь в группки собрались строгие господа. А люди в форме расслабленно стояли у камина или сидели в креслах. Несколько господ в черном окружили журнальный столики внимательно следили за детьми в креслах: за мальчиком и девочкой. Видимо за одним из них и придется переводить Олафу. Приближаясь, он тщетно хотел угадать за кем именно.

Следователь Спэк, мужчина в годах, небрежно накинув на плечи темно-зеленый сюртук, восседал в кресле у окна. Олаф сразу догадался, что он здесь главный. А следователь еле заметно улыбнулся и его усы-щеточки зашевелились. Это улыбка немного подбодрило Олафа, но как только он устроился за столом, следователь хлопком закрыл папку, передал её адъютанту и хмуро протянул:

— А-а-а, вот и Вы!

— Олаф Григер, Десятый отдел. Рад служить, — произнес Олаф, как будто собравшиеся не знали кто он такой.

— Я, кажется, забыл представиться по форме… — Обратился следователь к господам в черном. — Все этот Хольм! Заговорил меня, шельма! Динар Спэк, Седьмой отдел, приятно познакомиться. Я веду дело Клобука Чайки, — и внимательно оглядев Олафа, следователь смущенно добавил. — Господин Григер, я думал вы не придете.

— Что ж, вы ошиблись на мой счет, — Олаф видел, что Спэк чувствует себя не в своей тарелке в компании господ из РК. Эта неуверенность передалась и Олафу. Он стер со лба пот платком и протянул следователю руку. После крепкого рукопожатия положил на стол планшет с бумагами и карандаш.


Неприятный господин Лурье и несколько его подчинённых встали Олафу за спину. Шрам Лурье раздражал Олафа, потому что придавал хозяину страшный вид, больше чем этот хозяин заслуживал.

— Отодвиньтесь чуть в сторону, Ваша светлость, мне нужен свет, — обратился Олаф к Лурье. Тот отошел от окна и Олаф наконец обратил внимание на тех, с кем ему следует поговорить. Напротив сидела худенькая девочка.

— Давайте познакомимся, я Олаф Григер, старожила… а в прочем, просто Олаф. Как вас зовут? — спросил он детей.

— Ростих Никишов, я служу, — заговорил по-русски мальчик. — Если вы готовы, я предлагаю начать. Господа не могут ждать весь день. С Лидой я успел познакомиться еще утром. И мы столкнулись с определенными трудностями…

Тут вся картина и сложилась для Олафа, видно хозяин Клобука говорит по-русски, ему то и нужен переводчик. Ростих был молод и в одиночку не справится. Мальчик говорил по-русски бегло, но хрипловато, и с заметным свистящим акцентом.

— Случился скандал? — уточнил у него Олаф.

— Да, но я вам этого не говорил, — коротко ответил Ростих с непроницаемым видом.

Как и все дети Круга, которых Олаф за два года службы повидал немало, Ростих был медлителен, в обращении старомоден, сдержан, и вежлив.

Хольм обмолвился, что Ростих представляет собой нечто посредственное, но увидев его своими глазами, Олаф пришел к иному мнению. Ростих смотрел на мир из-под полуопущенных век, точно бдительный охранник, высматривающий врагов. И носил длинную тугую косу, совсем как взрослые из РК. Олаф решил, что журналист, давший подростку нелестную характеристику, очевидно с ним не знаком.

— А ты кем будешь, красавица? — улыбнулся Олаф, перепуганной девочке.

— Я Лида Минакова. У меня Клобук.

Маленькая, тощая, в синих джинсах и серой непомерно длинной футболке, девочка была похожа на крохотного совенка.

«Видно ее в таком виде притащили из внешнего мира», — догадался Олаф.

Оставалось только надеяться, что ночевала Лида не в камере.

«Спала все-таки плохо», — решил Олаф, мельком глянув на синие круги ее глаз, от которых выражение лица становилось каким-то беспомощным и усталым.

— Занятная футболка, — улыбнулся переводчик. Ему хотелось снять напряжение, повисшее в воздухе.

Лида не ответила и стала судорожно расчесывать пальцами короткие густые волосы. Олаф заметил, что наверно он безнадежно отстал от моды внешнего мира, если умудрился пропустить момент, когда молодые девушки стали стричься под мальчиков.

— Что с тобой случилось, дорогая? — поинтересовался Олаф.

— Везде были чайки, а потом их прогнал Ростих. Мы только успели познакомиться, как появились эти, в шинелях. За ним пришли другие, кхэм, господа и началось такое… — понизив голос, рассказала Лида.

— Я понял, — кивнул Олаф. — Скажи, где ты ночевала?

— Ну, я вообще-то из дома только утром вышла. А здесь меня поселили в… как это называется? — обернулась она к Ростиху.

— В карцере, — сказал он, но увидев, как исказилось лицо Олафа, быстро добавил, — не в том карцере, который в подвале, а в том, который на восьмом этаже южной башни. Это апартаменты, для особых «гостей».

Олаф вздохнул и уже громко на языке Гардарики огласил начало допроса. Ростих разложил бумаги и приготовился стенографировать. Следователь напрягся и пронизывающе посмотрел Лиде прямо в глаза. Девочка вся сжалась.

— Мы собрались, чтобы поприветствовать тебя, Чайка. Надеюсь, ты понимаешь, Родовой Круг не упустит… — говорил и одновременно строчил Ростих. Заглянув в его лист, Олаф обнаружил, что мальчик записывает бесплотные ответы Клобука.

«Я боялся…» — прочел Олаф первый ответ со сноской, как Лида вдруг отозвалась:

— Я боялся, что вы не захотите говорить, поэтому не звонил, извините.

— Звонил? — переспросил Ростих, уставившись на Олафа. Тот махнул, мол, объясню позже. И Ростих оставил пометку на листке. Никто кроме Лиды и Ростиха не мог слышать Клобука. Редкий человек встречался с таким даром как у Ростиха, поэтому взрослым оставалась только догадываться, о чем идет речь. И прибывая в числе взрослых, Олаф очень хотел понять и не понимал.

— Мне некогда рассусоливать. Я пришел по делу, — вдруг заявила Лида от лица Клобука.

— У нас тоже есть дела, знаешь ли! И связанные они с тобой в огромной степени, — не остался в долгу Ростих.

Лида сконфузилась и ответила:

— Да что ты говоришь… ой, это Чайка так сказал, не я!..и как ты закручиваешь предложения, мальчик, интересно узнать… Простите.

Олаф прочел спирали в отчете Ростха, и сделал себе несколько пометок. В это время, Ростих писал за Клобуком несвязные фразу: «Желал бы хорошо позавтракать, почитать газету и в тишине приготовиться к тяготам дня…»

«Клобук просто смеется над нами!» — в сердцах подумал Олаф.

— Хватит водить Круг за нос! — Воскликнул Ростих. Он выглядел как простой мальчишкой, каким он и был в действительности, но сейчас то он хотел казаться солидным. — Зачем ты отправил старожил на пиратскую Скупку? Мы не нашли во Владивостоке ничего, что указывало бы на Табу. Круг ищет виновных! И мы знаем, что ты причастен к краже.

— Не будь занудой, господин Никишов, — озвучила Лида сердито. — Чайка, хватит язвить, он ведь по-доброму… Ростих, Чайка говорит, что вопреки твоим убеждениям, он ничего не замышляет против РК. И что ты действительно крайне наивный молодой человек! — она многозначительно посмотрела в сторону окна, где присел следователь.

— Прошу тише, Лида, — тронул ее за плечо Олаф. — Ты сбиваешь Ростиха.

Лида вопросительно посмотрела на соседа, а затем на Олафа. Переводчик пояснил:

— Лида, дорогая, Ростих, насколько я могу судить, отлично слышит Клобука. Но когда ты за ним повторяешь, это сбивает, понимаешь?

«Тон у меня, как у девяностолетнего старика», — подумал Олаф. Но девочка успокоилась, выдохнула и откинулась на спинку кресла.

— «Я тоже буду тихим, как звездная ночь», — бегло прочел Олаф ответ Клобука.

Лида же как-то странно покачнулась и снова повернулась к Олафу, что-то ее беспокоило. В это время Ростих, зная, что взрослые его не поймут прямо спросил Клобука:

— Зачем ты вернулся в Гардарики если не собираешься помогать?

Карандаш мальчика не двигался. Тут-то нервы Лурье сдали, он вышел вперед и схватил железной хваткой Ростиха за плечо, хотел встряхнуть, но следователь Спэк остановил его. Глаза Спэка при этом скользнули по рукописи в руках Ростиха.

— Ничего нового для Гардарики в этом сезоне не предвидится. А РК лучше бы позаботились о своих кораблях на четвертом маршруте. Вещевоз не дремлет, а вам партию жемчуга перевозить. Мое почтение … — прочел Олаф вместе со Спеком в унисон. Господин Лурье, от такого ответа побагровел.

Тут встрепенулась Лида:

— Чайка, погоди… — воскликнула она, и опять странно покачнулась. — Ты не можешь просто уйти, эти люди нуждаются в нашей помощи!

Ростих в недоумении уставился на Лиду, а Олаф даже раскрыл рот. Нужно обладать не дюжей смелостью или очень скудным умом, чтобы приказывать Клобуку!

Снова тягостная пауза. Между тем, напряжение нарастало. Олаф чувствовал это каждым своим нервом. И следующие слова Лиды, снова удивили его:

— Простите, а если я сейчас выпью таблетки — это будет уместно?

— Д-да, — запнулся Олаф, — конечно, не стесняйся.

— Тогда могу я попросить стакан воды?

— Кхем, — Олаф подозвал следователя, который превратился в одно сплошное ухо, — велите подать воды.

— Что? — протянул тот разочарованно.

— Воды! Что вам не ясно?!

— Да, всё ясно.

Воду подали в мгновенье ока. А пока Лида откупоривала стеклянный пузырек и принимала таблетки, Лурье не сводил с нее колючих глаз. Неожиданная пауза в допросе видимо была ему не по нраву. Он облизнул шрам на губе, наклонился к Ростиху и тихо отдал тайную команду. Ростих неприятно скривился, но кивнул.

«Д-а-а, вот РК и надоело делать хорошую мину при плохой игре…» — отметил про себя Олаф.

Лида тоже заметила эту перемену в окружающих. А Ростих, поставив точку, неестественно замер, уставившись на только что написанный текст. И застрочил по листку со страшной скоростью, будто в нем открылось второе дыхание:

— То есть, ты хочешь сказать, что можно задавать любые вопросы? — обрадовался Ростих, обращаясь к бесплотному Клобуку.

Лида вдруг замерла, а воздух вокруг стал не то чтобы холодным, просто неприятным и по спине Олафа скатилась капелька пота. Навалилось чувство ужасной тесноты и духоты. Ростих же строчил, как заведенный. Олаф наклонился к нему через стол и посмотрел в листок:

«Нет. Это значит, что теперь вопросы вам буду задавать я. Зачем Патестатум послал, старожил обыскивать склады Владивостока? Упс-с-с, кажется, уважаемый господин Спэк не предупреждал о своих планах Родовой Круг. Это раз! А второе, что меня повеселило, так это лицо Лурье, когда его насмерть перепугали уличные дворняги… Другой вопрос, что делал на пиратской Скупке Владивостока такой уважаемый господин, как Жак Лурье? Кажется, сторожилы Патестатума не в курсе ваших тайных дел, Жак?»

Ростих молчал, не зная, как себя повести. Он обернулся, ища поддержку у чинных господ, и замялся. Олаф понял: только что Клобук раскрыл козыри враждующих сторон. И лучше бы этим козырям и дальше оставаться в рукавах.

«Это последняя капля…» — смекнул он, и хотел было вмешаться в разговор, пока господа в черном и сторожилы окончательно не рассорились. Но подобрать нужных слов он не успел, Лида опередила его и обратилась к Ростиху:

— Скорее! Чайка, он… — пролепетала девочка, побледнев, и глаза ее точно подёрнулись тонкой пленкой. В тот же момент с запотевшем стаканом воды на журнальном столике произошло странное. На нем проявились отпечатки призрачных пальцев.

Несколько человек разом, не сговариваясь, трижды плюнули через левое плечо и побежали к выходу, точно их ошпарили кипятком.

— Стоять на месте! — гаркнул Лурье, щеки у него пуще прежнего пылали, а шрам белел узкой полосой. Лурье демонстративно схватил стакан с отпечатками Клобука и стал жадно пить из него. Олаф даже подпрыгнул в кресле. Следователь Спэк сдавленно крякнул. Такой выходки от Лурье никто не ожидал. Когда стакан был опустошен до капли Лурье бросил его под ноги следователю и по полу со звоном покатились тысячи осколков.

— А теперь, Ростих, покажи-ка, что ты там написал, за последние, — Лурье глянул мельком на часы, — за последний час и двадцать минут. Давай сюда! Я решу, будем мы дальше тратить в Патестутме время или баста!

Лурье забрал листы и быстро пробежал их глазами.

— Листы не покинут Потестатум, — спохватился Спэк.

— Почему? — возмущенно отозвались господа из РК.

— Родовой Круг не станет терпеть насмешки Заразы! — фыркнул рыжий адъютант Лурье. Он был очень доволен выходкой своего капитана. — Клобук вздумал нас запугивать!

Олаф и дети смотрели на перепалку молча.

— Ради всего святого, — выдохнул другой господин из РК, — Ростих, не задерживай нас больше.

Лурье колко глянул в глаза Олафу и повернулся к Лиде:

— Переводите за мной, Григер! Я буду задавать тебе вопросы, девочка, а ты и твой Чайка дадите на них такие ответы, что старожилы сядут в лужу, — процедил он.

Пока Олаф переводил, Лурье сказал Ростиху:

— Никаких записей. Просто слушай Клобука и запоминай, отчет передашь старейшинам в Адреанопль.

Дальше был шквал фамилий, адресов и придирок от Лурье. Ростиха шпыняли за мягкость. Олафа хотели выгнать, но сторожилы настояли, и пришлось остаться. Переводчик старался запомнить побольше. Было ужасно сложно, ведь ответов он не слышал, а вопросы Ростиха превращались в несвязную кашу слов и интонаций.

— Интервью окончено, госпожа Лида. Надеюсь, вам понравятся лазурные берега Склавнии. Буду счастлив видеть вас в Адреанопле, — внезапно завершил все Лурье, и напоследок глянул на Лиду так, точно испепелил.

— Что он сказал? — переспросила девочка у Олафа. Тот сделал вид, что не расслышал вопрос, а сам подумал: «Умеют они, эти из РК, проявить любезность и при этом унизить. Даже в лице не поменялся, негодяй».

Понимая, какое впечатление мог произвести на Лиду господин Лурье, Олаф с трудом подавил в себе желание отчитать его.

— А тебе это будет только на пользу, Ростих, — огрызнулся Лурье. Ростих сидел как в воду опущенный и не смел смотреть на взрослых.

— Послушайте, господин Лурье, вам ничто не пойдет на пользу лучше, чем капелька такта, — встрял следователь Спэк. — И еще мы требуем расшифровку разговора. Мы сможем помочь Кругу!

После этих слов все быстро поделились на два враждующих лагеря.

— Почему в Патестатуме думают, что Родовой Круг нуждается в помощи? — отозвались серьезные господа в черном.

— Нет, — отрезал Лурье. — Патестатум узнал о пропаже свитка только по вине Хольма. Да, мы совершили досадную оплошность. Но сторожилам лучше бы и дальше прибывать в счастливом неведенье!

Олафу показалось, что в слово «оплошность» Лурье вложил гораздо больше смысла, чем следовало, и это ужасно его насторожило.

— Кроме того, — заглушил все споры Лурье и продолжил важно, — после того, что вы не рассказали нам про поиски свитков во Владивостоке, дальнейшее совместное разбирательство дел Чайки и Вещевоза стоит под большим вопросом. РК больше вам не доверяет. Надеюсь, сила Круга — это не то, на что рассчитывал Патестатум в ближайшее время!

— Что происходит? — шепнула Лида. — Я сделала что-то не то?

— Они ругаются… — тихо ответил Олаф. — И дело не в тебе, дорогая.

Олафу нравилась эта хрупкая девочка. Нравились ее тонкие черты лица, открытость, доброта и искреннее недоумение, с которым она глядела по сторонам. Казалось, она еще не успела испугаться.


Когда спор зашел в тупик, Лурье позвал конвойных. Лиду увели. Олафу тоже было не суждено узнать, чем все кончится. Его и Ростиха препроводили в коридор, где участники весьма необычного допроса расстались, не имея возможности даже попрощаться.

Дальше Олафа завели в соседний кабинет, где старожилы согнали с насиженного места секретаря, усадили переводчика за стол и заставили писать подробнейший отчет. Олафа не выпускали до тех пор, пока следователь Спэк лично не стал читать рапорт.

— Вы до коликов напугали девочку! — возмутился Олаф. — Могу я увидеться с ней?

Спэк оторвался от бумаг и глянул на Олафа, как будто забыл о нем и только-только вспомнил.

— Вы, господин Григер, — спросил он ехидно, — питаете слабость к Клобукам?

— Что? — удивился Олаф. — Я боюсь их ровно в той же степени, что и вы.

Следователь устало вздохнул. Было видно, что голова у него забита совсем другим, и Олаф догадывался, чем именно — ссорой с РК.

Олаф решил прикусить язык и побыстрее убраться. К тому же не хватало еще проговориться о том, что только благодаря Клобуку он когда-то выжил, и кормить бы ему рыб, если бы не эти злобные невидимки.

— Всё-таки, как вы собираетесь поступить с Лидой? — спросил уже секретарь. Все в комнате повернулись к Спэку, в ожидании ответа. — Отправите ее домой или передадите в руки Круга?

Следователь прикрыл глаза:

— Если бы я знал… Ладно, на счет девчонки Григер прав. Она здорово напугалась, и у нас совсем не было времени объяснить ей, что происходит. У меня идея, — Спэк достал из ящика стола несколько деревянных табличек-билетов и мешочек жемчуга, — возьми-ка это, Олаф. Своди Лиду завтра на ярмарку. Она проветрится, да и ты не будешь скучать.

— Но… — отступил на шаг Олаф. — Я просто хотел удостовериться, что с ней все будет в порядке. Я не хочу с ней нянчиться!

Адъютанты хитро и довольно улыбнулись. Да-а, знают черти, что он, Олаф, работает в Десятом отделе с детьми, учит их языку, и видно над ним потешаются.

Домой Олафа отпустили за полночь. Сжигать свои записи после допроса, как велел следователь, он не стал — слишком драматично. Просто порвал их и бросил в чашку на столе. С него было довольно и Патестатма, и РК! Долгожданный отпуск был безнадежно испорчен.

Глава 6: Птичий вокзал или загадки становятся еще загадочнее

«Куплю комаров. Дохлые — 1 белая жемчужина. Живые — 2 белых жемчужины. Цирюльня №1, Ятреб».

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 13 июля 5008 года.)

Лида тихо сидела на платформе. Казалось, уже целую вечность она ждала неизвестно чего. За спиной загорался огнями маленький вокзал с зеленым палисадником. И вокруг не было ни одного даже самого захудалого жилого домишки — голое поле, а может и степь. Лида не знала, чем отличается степь от поля, хотя точно помнила, что проходила эту тему по географии еще в 6 классе. Вдалеке она разглядела лесную опушку и предположила, что там начинается тот самый лес, о котором упоминал Чайка, заключая с ней договор.

«Идти к лесу далеко и не интересно… Но ничего, я справлюсь», — подумала Лида.

— А ты не из робкого десятка! — похвалил Чайка. Он вышел из здания вокзала, плотно притворив за собой дверь. — Предупредила бы, что уже здесь. Давно ждешь?

— Нет, — соврала она. — Я правда хотела внутри посидеть. Даже дверь подергала. Было заперто.

Лида подошла к Чайке. Он устроился на лавочке в тени сирени из палисадника и перебирал в руке желтые бумажные листы. Бумажки имели плачевный вид: кто-то их смял и разорвал, а после разгладил и склеил. Причем склеил, как попало. Чайка погрузился в чтение. Лида поначалу пыталась разобрать, что там написано, но отвлеклась на голоса, доносившиеся со стороны вокзала.

— Мне кажется, или внутри кто-то есть? — она решила нарушить молчание.

— Ну конечно! Там сегодня собрание, а я терпеть не могу эти привокзальные посиделки, — пояснил Чайка, не отрываясь от текста.

— Может быть, чего-нибудь съедим? — не унималась Лида. — Я ужасно хочу есть… Ты мог бы раздобриться и принести мне чаю с пирожком? Тебе это нечего не стоит, я знаю.

Чайка с видом гостеприимного хозяина направился в кафе. Когда дверь открылась, на мгновенье, голоса стали очень громкими и четкими, но стоило ей захлопнуться за Клобуком, как слова заглохли. Лида смело перешагнула ограду палисадника, и, встав на цыпочки, заглянула на этот раз в распахнутое окно. Она разглядела множество черных силуэтов, плавающих в белом тумане.

— И что ты там высматриваешь? — усмехнулся Чайка. Он вернулся с пузатым самоваром и поставил его прямо на землю. Положив под него шишки и еловые иголки, стал раздувать огонек.

— А вода уже внутри?

— Внутри.

— Как думаешь, если иголки засунуть прям в самовар, а воду залить в трубу, она закипит быстрее?

Чайка расхохотался.

— Ты слышал, она хочет налить воды в трубу!

Пузатый самовар запыхтел, точно в ответ. Казалось, он весело хохочет вместе с Чайкой. А Клобук хохотал так, что берет с его головы свалился. Он подхватил его одной рукой, другой щелкнул пальцами, и пламя под самоваром занялось. Запахло хвоей и шишками.

— На вот, тебе блюдце, нальешь в него чаю.

— Я хотела бы обсудить сегодняшнее происшествие в комнате со всеми… теми людьми, — решалась на серьезный разговор Лида, а Чайка шумно втянул воздух, давая понять, что ему не нравится эта тема. — Ты был с ними очень груб, даже зол.

— Ну, — Чайка нервно закачал ногой.

— И я не уверенна, что это было правильно, вот! Ростих сказал, что они всего лишь хотели попросить тебя о помощи.

— Ха, помощь! — Чайка зло смотрел на листки. Содержимое текста ему не нравилось. — Просить они могут что угодно и у кого угодно… В Гардарики вечно чего-то выклянчивают!

— Ты злишься на них, потому что на тебя накричали?

— Может быть да, а может быть нет, — Чайка скорчил кислую физиономию. — Наливай, самовар закипел! — одернул он Лиду.

Она налила в блюдце янтарного ароматного чая и стала дуть, раздуваясь сама, как самовар.

— А у тебя не найдется пирожков, рогаликов или может таких штучек… ну они как сушки, только не сушки, тоже круглые. Но побольше и мягкие, с золотистой корочкой. Есть такие?

Чайка молча извлек из воздуха веревку с нанизанными на нее бубликами и протянул Лиде.

— О-о-о… — изумилась она и с жадностью откусила сразу от двух бубликов.

— Я пошел, — вдруг встал Чайка.

— Куда? Тебя ждут те люди на вокзале?

— Не-а, — протянул он и завернулся в черный плащ, стал похож на летучую мышь.

Лида уставилась на его мерцающие красные ресницы и непонимающе захлопала своими — белесыми.

— На вот, тебе, — он извлек шляпу из-под полов плаща и неумело нахлобучил Лиде на голову. — Она красивая, и еще держи фонарь.

— А как же ты, без фонаря?

Он потоптался на месте, глядя на Лиду, которая расселась и ощупывала полы шляпы.

— Посиди со мной еще немного, — жалобно попросила она.

Чайка вздохнул, как вздыхают няньки, выслушивая прихоть капризного ребенка.

— Ну, хорошо, — он опустился у фонаря.

Уже совсем стемнело, и на огонь слетелись ночные мотыльки. Было тихо-тихо, голоса смолкли, видимо посетители ушли из кафе. Друзья сидели под сиренью совсем одни на пустом перроне.

— А могу я тоже делать всякие чудеса? — вдруг спросила Лида и сунула руку в карман длинной юбки, которая казалась ей совсем чужой. Вывернула ткань, но к ее разочарованию и рука, и карман остались пустыми.

Чайка снова расхохотался:

— И чего ты хотела? Золота? Украшений? Или, может, конфет?

— Да нет же, — обиделась она. — Я хотела достать второе блюдце и напоить тебя чаем.

Лицо у Чайки вдруг окаменело.

— А вот этого не надо! Только я могу здесь сотворить п-предметы, — запнулся он и вдруг заложил руки за спину, будто испугался, что Лида сунет ему в руку что-нибудь, например, чашку чая.

— Да перестань ты дичиться! — резко сказала Лида, налила еще чаю и устроилась поудобнее, поджав под себя ноги. Ночь была теплая и к запаху шишек примешивались запахи цветов с поля, залитого лунным светом. — Скажи-ка лучше, что там в листках. Про тебя, небось, написано?

— Терпеть не могу читать о себе.

— Не возражаешь, если я налью себе еще чаю? — спросила она.

— Пожалуйста.

— Можно задать тебе еще один вопрос?

— Может быть да, а может быть нет.

— Сколько тебе лет? — пододвинулась к Клобуку Лида.

— Разве это имеет значение? — поморщился Чайка.

— Всё всегда имеет значение! — многозначительно заявила Лида. — Где ты живешь?

Чайка с беспокойством взглянул на нее. А Лида, под его колючим взглядом, невольно растерялась. Ну что такого она спрашивала?!

— Что-то не припомню, чтобы у Клобуков бывали дома и возраст, — ответил Чайка.

— А кто твои родители? Или ты совсем один?

— Один? Нет. Да… Может да, а может и нет. Всё не так, как ты думаешь. И разговаривать со мной об этом ты не можешь. Вопросы весьма бестактные, — обиделся Чайка.

— Да ладно?! После того, как ты затащил меня в неведанную страну… Украл из дома! Ты вообще теперь обязан на мне жениться! — рассмеялась Лида, а Чайка нахмурился. — Или может ты боишься, что тебя подслушивают?

Лида давно заметила — временами Чайка замирает и щурится, будто на него враз нападает подозрительность.

— Скажи прямо, чего ты добиваешься? — снова прищурился он.

Лида опешила:

— Да я пошутила про женитьбу. Для начала мог бы объяснить мне, куда я попала, и что со мной будет?

— Нет времени! — отрезал он.

— Тогда скажи, почему ты разозлился на Ростиха?

— Мне захотелось его проучить.

— О!

— Еще вопросы?

— Почему ты не хочешь помогать тем господам?

— Помогать? — изумился Чайка и вскочил. — Да я на них так зол, что готов был растерзать!

— Мне кажется, ты специально их рассорил! — строго сказала Лида. — После твоих слов про обыски и Владивосток, все только кричали. Да, я заметила. И еще заметила, как ты обрадовался. Это была гнусная выходка. Я хочу знать, чем они тебе насолили, чтобы самой не сесть в лужу, ведь отпускать они меня не собираются, это ясно. Ну, так чем же?

— Прошу тебя, не будь такой настойчивой. Мне некогда отдыхать и тем более сидеть здесь с тобой.

— Хорошо, — согласилась Лила, — больше я не буду тебя беспокоить. Но и ты многого от меня не требуй!

Чайка слегка улыбнулся.

— Я буду рядом. Всегда и везде, — сказал он и начал таять. — Куда бы вы ни пошли с Григером, я буду там. Можешь меня не провожать.

Лида, пораженная тем, как Чайка вдруг потерял краски, протянула руку, и ее пальцы прошли сквозь едва уловимое, полупрозрачное лицо Клобука. Прежде, чем она приняла для себя происходящее, Чайка уже растворился в темноте. Она пошарила руками там, где мгновенье назад он сидел, и с трудом сглотнула комок, застрявший в горле.

«Сон. Это просто сон», — мысленно успокоила она себя.

Глава 7: В которой Олаф испытывает свое терпение

«Внимание, на время проведения ярмарки крупных Вахми на территории острова Рогервик просим туристов не мусорить. Штрафа нет, но побьют больно. Подпись: Страж первого ранга Кристофер МакАллин».

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 18 июля 5008 года.)

В полудреме Лида опустила ноги на деревянный пол. Одеяло медленно сползло и упало. Да и ладно. В комнате было жарко и душно. Лида по привычке сладко зевнула и хотела позвать Андрея, но вспомнила, что не дома. Впервые за пятнадцать лет она проснулась в чужом доме!

Она застыла в луче света. Мимо проплывали пылинки, а за окном виднелся чужой, но такой прекрасный и сказочный город. Лиде вдруг показалось, что она на самом деле не просыпалась.

«Нет, нет… — в панике она глянула на наручные часы. Они стояли. — Не-е-ет, проснись, проснись!»

Лида хлопнула себя ладошками по щекам и слегка ущипнула за руку. Ничего не изменилось. Девочка стала мерить шагами маленькую комнату, куда ее поселили. Кроме кровати здесь поместилось трюмо, табурет на резных ножках и низенький комод. Она провела рукой по старинной мебели, распахнула окно и прижала руку к сердцу — зрелище так зачаровало ее, что на миг остановилось дыхание. Из её высокой башни хорошо был виден тот самый пляж, которым она любовалась на чудесной картине в Третьяковской галерее. Морская гладь пенилась и бурлила белыми барашками.

— В последний раз, когда я здесь бывал, погода стояла совсем другая. Доброе утро, — сказал Чайка.

Лида задумчиво кивнула и с любопытством потрогала железный колпак, стоявший на табурете.

— Не трогай, — шепнул Чайка, потом помолчал и добавил. — Три судна уже снялись с якоря, поэтому мне пора.

Но Лида слушала его в пол уха. Она решила, что под колпаком может быть завтрак и приподняла его. В глаза сразу ударил яркий свет. Зажмурившись, она отпрянула. Это был точно не завтрак! Под колпаком прятался белый кристалл, сияющий как полночная звезда.

«Вместо лампы», — предположила Лида, поглядев на потолок. Люстры там не было, да и выключателей на стенах тоже.

— Чайка, ты где? — Клобук ничего не ответил. — Скажи хотя бы, который час?

Лида постучала пальцем по корпусу часов. Они, кажется, сломались, экран потух. Чувствовала она себя хорошо, как бывало у нее по утрам, но незнание ответа на вопрос, когда принимать таблетки, очень ее встревожил.

«И как долго я здесь пробуду? — спросила она себя. — И где это самое „здесь“?»

Лида убедилась, что вреда в незнакомой стране ей не причинят, но вот время… Время может ее убить.



Таблетки скоро закончатся, а без них она долго не протянет.

«Надо было узнать у Чайки про лекарство, что он обещал. Он, верно, думает, я очень глупая, потому что не задала главные вопросы сразу. Было бы здорово, если бы он перестал считать меня тупицей!» — рассуждала Лида, заглядывая в комод.

Там она нашла сандалии, перчатки-сеточки и, к своему немалому удивлению, в украшенной кружевами коробке черное платье, расшитое жемчугом. К платью прилагалась нижняя зеленая сорочка, корсет и даже чулки. Не раздумывая, Лида скинула ночную рубашку, и, решив не мучиться с корсетом (она собственно и понятия не имела, как его завязать), просто надела приятные на ощупь и буквально невесомые платья. Судя по теплому ветру за окном, денек обещал быть жарким. Лида не очень понимала, как можно ходить в жару сразу в двух платьях, но решила не обижать гостеприимных хозяев замка. Тем более, что одежды словно на нее и шили!

А вот сандалии оказались немного великоваты. Лида затянула ремешки потуже, пригладила расческой курчавые волосы и взяла со стола бумажку с красивым рисунком: большой трехрукавной спиралью с каллиграфическими завитками и точечками. Она решила, что это пропуск и положила записку в карман-сумочку, кокетливо пристроченную к поясу платья. Вот, вроде бы, и всё. Спохватившись уже на пороге комнаты, Лида вернулась и заправила кровать. Ей не хотелось прослыть неряхой. Затем она высунула голову в коридор. К ее комнате пристроили охранника, человека в черном сюртуке с красными галунами. Что конвойный стоит в коридоре по ее душу, Лида не сразу сообразила. Но когда охранник красноречиво преградил ей путь, многое прояснилось.

— Простите, а могу я увидеться с Ростихом Никишовым. Он сказал, чтобы я обращалась к нему.

Голос ее затихал по мере того, как Лида убеждалась, что конвойный ее не понимает. Тем не менее, имя Ростиха было охраннику знакомо.

Он пригласил Лиду следовать за собой. Вместе они прошли два перекрёстка из анфилад и лестниц, где туда-сюда беспрерывно сновали люди, одетые в одинаковые костюмы, но разного цвета: зеленые, синие, бежевые… Лица некоторых были спрятаны под узорчатыми масками. Снующие перемешивались в цветной поток, которому не было конца.

Конвойный с кислой миной постучал в комнату под номером «3.69» в самом конце западного крыла. Покачал головой, глядя на Лиду снизу-вверх, и побрел назад. Вся его фигура говорила о том, что застать Ростиха на месте он и не рассчитывал. Снизу, где-то в недрах замка, послышался звон колокола. Дождавшись, когда он стихнет, Лида трижды настойчиво постучала.

Затем по привычке дернула ручку, и дверь поддалась!

Лида оказалась в маленькой светлой комнатушке с видом на город. Здесь стоял знакомый табурет с колпаком, комод, а на заправленной кровати под зеленым сюртуком спал Ростих. Лида узнала его по светлой гриве длинных взлохмаченных волос. Стало неловко. Она постучала по стенке комода чуть громче — для приличия.

Ростих зашевелился.

— Кхем, кхем!

Тут мальчик неловко перевернулся, и, увидев Лиду, сразу вскочил с кровати.

— Давно ты здесь? — хрипло спросил он, нервно застегивая жилет.

— Я стучала, честно. Три раза.

— Не извиняйся, меня здесь даже не должно быть.

Ростих заплел волосы в косу, завязал лентой и выглянул в окно.

— Ого, чуть все на свете не проспал! — воскликнул он. — Спасибо, что разбудила.

— А который час? — пискнула Лида.

— Ммм… около девяти утра, — Ростих смерил ее взглядом.

— Что не так? — Лида пригладила юбки. — Это платье было в комоде. Нельзя было его надевать? Но джинсы и кроссовки пропали.

— Да нет, пропусти меня, ты стоишь прямо на входе. Мне нужно убраться отсюда, пока не пришел Лурье.

— Это тот, который вчера был в черном галстуке и со шрамом на губе? — Лида побежала за торопливо шагающим Ростихом.

— Да, это он.

— А почему он тебя ищет? У тебя проблемы после вчерашнего, кхм, чаепития?

— На самом деле причина не в этом, — говорил Ростих, широко шагая. Лида едва-едва поспевала за ним. — Я не ночевал дома, — пристыжено объяснил он. — Еще и проспал! Нужно было вернуться около шести утра, чтобы не вызывать подозрений.

Ростих и Лида быстро прошли жилое крыло и оказались на лестнице, где пришлось сбавить ход. Служащих здесь в разы прибавилось. Они спешили, весело переговариваясь и смеясь. Но Ростих продолжал упрямо протискиваться вниз по лестнице, несмотря на то, что там было еще теснее и, кажется, совсем не продохнуть. Двери в кабинеты распахнуты. Вокруг стоял хохот. Лиде пришлось с силой проталкиваться, чтобы поспеть за Ростихом.

— Лурье твой родственник? — перекричала она хохот.

— Ни в коем случае, то есть ни в коем поколении… Господин хороший, позвольте пройти, — Ростих отодвинул с дороги охранника Лиды, который не пропускал девочку дальше.

— Ростих, подожди! А я могу пойти с тобой? Ты же домой?

Ростих обернулся и уставился на нее.

— Что ты на меня все утро таращишься?

— Ой, извини. Но ты не можешь пойти со мной.

— Почему? Я не знаю, что делать. Скажи к кому обратиться? Этот господин, — Лида с опаской посмотрела на строгого конвойного. — Меня преследует. Кстати вот, что было у меня в комнате, я ничего не понимаю. Это пропуск?

Ростих глянул на рисунок.

— Пропуск?! — он хотел рассмеяться, но сдержался. — Мы в Гардарики так пишем, спиралями. В записке сказано, что за тобой в восемь зайдет Олаф Григер, и так же сказано, что он твой переводчик. Но, кажется, он опаздывает. Я слышал, за ним водится такой грешок.

— А я еще и сама ушла! Надо срочно вернуться, может быть, мы с Олафом успеем встретиться. Ой, Ростих, у меня как будто земля из-под ног уходит!

— Давай договоримся, — сочувственно вздохнул Ростих. — Если господин Григер сегодня не объяснит тебе всё, мне говорили он немного… немного эксцентричный, то я на днях выкрою время, и мы сходим пообедать в булочную через дорогу. Тогда я все объясню. Идет?

— Да.

Ростих хотел было уйти, но вспомнил о том, что он мальчик хорошо воспитанный и уважающий девочек.

— Спасибо, что разбудила. Это очень важно для меня, — поклонился он Лиде.

Потом снял с сюртука золотую брошь «РК» и протянул ей. На прощание он бросил через плечо:

— И не ешь в ресторане Патестатума! Держись там.

Она заколола брошью жабо под горлом и попросила конвойного вернуть ее назад в комнату. Эту не хитрую просьбу он понял интуитивно.

Олаф уже ждал ее, сидя на подоконнике. Жилет его блестел серебряными пуговицами, а белая рубашка светилась. Выглядел переводчик нарядно. На щеках у него играл румянец, и это было гораздо лучше вчерашней серой бледности. При первой встрече Олаф показался Лиде перепуганным до невозможности. Сейчас он был очень даже мил и приветлив. Толстые очки делали его голубые и без того круглые глаза, еще больше, от чего Олаф походил на доброго и пучеглазого лемура.

— Привет, — махнул он, во все глаза глядя на Лиду. — Шелка тебе очень к лицу, дорогая.

— Вот, ваша записка, Олаф. Я же могу вас так называть?

— Да. Это будет уместно, потому что меня так и зовут, — улыбнулся он и глянул на записку, которую Лида держала в руке.

— Черти… Прости, это моя вина, я написал записку на языке Гардарики. Вчера все смешалось в голове, и я забыл о том, что ты не знаешь язык.

Лида прошла к столу и облокотилась на него. Беготня по ступенькам ее утомила. Лифтов в Гардарики, видно, еще не придумали, а поселили бедняжку аж на восьмом этаже.

— Не пойму где нахожусь. Это параллельное измерение или что?

Олаф только слегка улыбнулся и заметил:

— Корсет ты не надевала…

— Представьте себе! Я не смогла бы его затянуть.

— Ничего страшного. Кстати, наряд тебе подарил РК.

— Кто?

— Родовой Круг.

— Они у вас главные? Типа президента?

— Они главные, но совсем иначе. Типа президента тут у нас Скипетр, и мы с тобой сидим типа в министерстве внутренних дел, в Патестатуме. А Родовой Круг у нас вроде официальной мафии. Смотрела фильмы про итальянских мафиози? Я как вижу эти булавки с золотыми буквами «РК», так сразу вспоминаю про Дона Карлионе. Криминальные разборки, хорошие манеры, ужасающие принципы… Только я этого не говорил! — Олаф нервно хихикнул.

— Тогда понятно, почему Ростих так спешил домой. Он сказал, что его будут ругать.

— Да, ругают в Круге — будь здоров. Хотя я про семью Ростиха знаю мало. Он же Никишов? Да, точно, Никишов. Это одна из правящих семей. Всего их в РК двадцать пять, хотя я смотрю тебе не очень интересно. Ты завтракала?

— Нет конечно. Я даже не умывалась.

— Вот значит как. Ну, тогда пошли скорее разберемся с этим и прогуляемся по городу. В Гардарики сегодня праздник, ты, наверное, заметила, какие все разряженные?

— А как вы попали ко мне в комнату? Тот человек запер дверь.

— Запер? — расхохотался Олаф. — О, дорогая, дверной засов вряд ли удержит меня. Вот смотри, я научу тебя, — переводчик медленно нарисовал пальцем на двери четыре руны и обвел их в круг. — Это универсальный ключ — не злоупотребляй им и не благодари.

Олаф подождал, пока принесут воду, и Лида умоется. Она даже зубы сумела почистить необычной круглой щеткой. А вот с прической ей сделать ничего так и не удалось. Кудрявые волосы торчали во все стороны.

«Конечно, к такому туловищу в таком-то платье нужна совсем другая голова! — придирчиво осмотрела Лида свои короткие волосы, впалые щеки и синие венки на висках. — Сюда бы подошла красивая голова!»

Между тем Олаф поторопил ее.

— Я все уладил с конвоем. Можем выйти в город, — весело сказал он и повел Лиду вниз по лестнице, которая еще час назад была для нее недосягаема.

— Я сам в тринадцать лет поселился в Гардарики. Сколько уже прошло? Сейчас мне двадцать два, во внешнем мире идут двухтысячные года, значит отнять десять, прибавить пять и обвести… так-так… Как долго я уже тут! Сам я из Финляндии, иногда приходится выбираться на малую родину. Хотя я там уже четыре года не был.

— Скажите, а здесь какой год?

— Сейчас 5008 год, если я ничего не путаю. Но вот месяца я все время пут…

— Скажите, — перебила его Лида. — Почему вчера все так испугались меня?

— Почему они тебя испугались, так… ха, ха, хороший вопрос! Дело не в тебе, а в Клобуке, который к тебе привязался.

— Но Чайка не привязался! Мы вроде как товарищи, я бы сказала — друзья.

— Друзья? — Олаф побледнел и пропустил Лиду вперед в атриум, просторное круглое помещение, украшенное колоннами. — Сейчас я хочу показать тебе ярмарку.

— Я не против, — Лида поняла, что Олаф о Чайке говорить не хочет. Может это здесь не принято. А сам Чайка молчал.

Когда, Олаф повел ее прогуляться по бульвару, Лида засмотрелась на Патестатум. Такой огромный и красивый внутри, снаружи он поразил ее еще больше. В центре площади высился самый настоящий замок, напоминающий средневековую церковь. Весь стеклянный и украшенный витражами, Патестатум искрился в сияющем ореоле, как звезда в самом центре города.

— Расскажите мне о Гардарики? Почему вы прячетесь? — спросила она.

— Мы не прячемся! — удивлённо воскликнул Олаф. — С незапамятных времен повелось, что жители Гардарики живут в изоляции, это вышло не специально.

— Объясните всё толком. А то я вообще не пойму, где оказалась.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.