Темный рыцарь
Темный рыцарь одиночества,
Ты со мной.
Но любви в тоске так хочется
Неземной.
С губ сойдут твои пророчества:
Нет любви.
Сердце злобой обесточится.
Разорви.
Веет быстрою разлукою,
Пустотой.
Сладкой ложью убаюкает.
Не впервой.
Темный рыцарь сострадания,
В тишине
Мыслишь, как на выживание,
Обо мне.
Вдруг излить предстанет мне
Свою боль?
Слушать, как глухой стене, —
Твоя роль.
Грязь чужой души тебе
Ни к чему.
В гневе и мольбе —
Одному.
Темный рыцарь одиночества,
Уходи.
Скверных мыслей моих зодчество
Не буди.
Темный рыцарь сострадания,
Не жалей.
Я, как вы — по обитанию,
Но темней…
Внутренняя суть
Влеченный внешней красотой,
С умом всепроницательным
Смотрю на ласки, нежность той,
Как на души стяжательство,
Как на случайность иль расчет —
Двуличья доказательство,
Пренебреженья грубый счет,
Обмана обязательство.
Улыбка, взгляд, слова и шаг
На ветер томно брошены.
Ловлю и чувствами дыша,
Желаю быть поношеным.
Кокетке терпкой невпервой
Клонить характер силою.
Я вижу линию кривой
Лица, когда — то милого.
Я чувствую гнилую суть,
Ее не спрячешь лестью и
Повадки мерзкие забудь.
Не быть в угоду вместе нам…
Маскарад
Моя душа истощена.
Быть может, отмерла она?
А может, слезы и надежды —
Ее последняя одежда?
В раздумьях тяжелеют веки.
С ней вместе, чуждые навеки,
В непобедимой власти снов.
Без сожаленья, лишних слов.
Никто не обещал блаженства.
Пренебрегая совершенством,
С ней — с той единой для судьбы
Мне повстречаться если бы…
Но нет! Мерцают блики ложно.
Бал. Маскарад. Мне невозможно
Влюбиться в маску и ожить,
Самим собою с нею быть.
Костюмы, словно на парад.
Любезно: " Очень встрече рад!»
Целую ручку, щечку томно,
Бросаю взгляд на деву скромно,
И кружит вальс усталый стан,
И в душу щерится канкан…
Шлейф вечности
Мой вечный сон они встревожат.
Дух тех виновников узрит.
Среди надгробий серых плит
На дне твердеющего ложа.
Один останусь я едва ли.
Голодной мертвою толпой
Уста отверзнут вразнобой
Те, кто при жизни окружали.
И жребий не кляня земной,
Умчат тропой, как будто мнимой,
Оденут не по росту схиму,
Затрут историю со мной…
Весна
Мы распрощаемся весной
В цветеньи благостного мая,
Когда в объятья принимает
Земля крупицей возрастной.
Я новый путь благословлю.
Пусть в нем не все мне будет ясно.
Навстречу призрачному счастью
На все решительный, ступлю.
Как будто это в первый раз…
В глазах — цветение и боль,
Не разделенная с тобой,
Ее испарина и грязь.
Случится ливень в ясный день.
Смешавшись с мутной спесью рек,
С застывшей статью нежных век,
Взыграет каплями в воде.
Ах, эта чертова весна!
Гори огнем вода сырая!
Мне холодно от солнца в мае,
Чужая стала мне она…
Позволь
Позволь душе мечтой упиться лживой,
Нырнуть в нее, как в сон, и удержать.
С глазами детскими в надежде мыслить живо
И чувствовать, и в неге задремать…
Сердце
Когда я от забав кощунств устану,
Что сердцу милы, что терзают раны,
Из тела еле бьющееся выну
И на алтарь престола Божьего закину.
Трепещет пусть, как птица, и дрожит там.
Не в силах больше в нечистотах жить нам.
Благослови его, дарующий страданье,
Лекарство и непознанное знанье!
Я твердо знаю, место для поэта —
Быть в сомне ангелов, и неприступно это.
Лишь скорбь за нерадение вселенной
Дает венец со схимой, сан нетленный.
Бездушие к себе и боль печали
О том, что сердце было изначально,
Что зеркало лампад святых огней
Не отражает больше свет ничьих очей.
Воздушный царь, смеющийся над бурей,
В бессмертии купаешься лазури.
Пойми, я в пустоте не перестану
Летать, когда крылом могучим стану.
Когда земное оборвет полет,
Меня лишь демон призрачный поймет.
Когда я сердце на правдивый суд,
Поправ, отдам, лишь верные поймут.
Те, кто наги пред правдой и тоской,
Кому чужд мир небесный и мирской.
Кто ослепил себя, чтоб этот грех не видеть,
Но чувствует, и снова ненавидит,
Заброшенный на землю, где разврат,
Где каждый сердце растревожить рад.
Убогие, корсетом тело сперто,
Надеются на пьедесталы твердо.
Им в детстве, пеленая, пели сказки
Про неземное, королевской краски.
Они, как перезревшие цветы,
Пускают дух тлетворной красоты,
Чтоб шут голодный площади большой
Заметил томность, дерзко подошел,
Пропел псалом на тайною вечери
И сердце разорвал в утеху черни.
Кивая мертвецу, что шел по вехам,
Вдобавок просят золото со смехом,
Внушая потной кожей ему страсть,
В которую он, как в могилу, пасть
Решается, чтоб плоть удовлетворить.
Господь как мог такое сотворить,
Себя или священство развлекая?
Узри, меня терзание воззвало!
Создание нелепо роковое:
Оно мудрит двойною головою
И телом женским счастье предрекает,
На деле — на погибель намекает.
О, нежное подобие небес,
Изящество и мощь мирских чудес,
Что сердце кровью жадно наполняет,
Других, саму себя не понимая.
О чем страдает оголделый стан
С изнеженною маскою Христа?
Невольно альтерэго унижая,
Поклонник томный образ обожает.
И чем насмешливей краса его ночей,
Тем, как в атаку, рвется к ней сильней…
Она полмира в блуд бы свой вместила —
Настолько пустота ожесточила.
Чтоб в зеркале душой не умирать,
По сердцу каждый день — рецепт — сжирать…
Ты, Господи, дай мужества, и мне ли
Гореть в аду засаленной постели
В объятиях, бесчувственных к страданью
Несбыточных надежд? Что ожиданья
В бессмертие вцепившейся любви?
Нещадно время, как и вы, увы!
На смену — слышу — где — то снова хвастали
Сердца другие систолой — диастолой…
Встреча
Она, как птица по ветвям,
Порхала, в бязь одетая.
Смотрел бы до рассвета я,
Случись остановиться нам…
Она присела на скамью.
Другую в мире не найти.
И если б смог я подойти,
Та встреча б выросла в семью…
Она сидела в тишине,
А я горел в стесненных мыслях,
Потом молчание повисло.
Ты знала о моем огне!
Острог
Внутри меня — белеющий острог.
И вновь на волю вырываю право
Нарушить пелену чужого нрава,
Что лишь к другим удушлив, тверд и строг.
На крыльях улетел привычный свет.
Нет больше чистой совести, не нужно.
Душа в жестоком мире безоружна,
Молчат, потворствуя, закон, святой завет.
Приученный обязанностью ждать…
Я сберегу потерянные звезды,
Кукушкой брошу их в чужие гнезда,
Чтоб часть себя на суд людской отдать.
Пусть солнце в клетку подтвердит рассвет.
Чернила, подсыхая на бумаге,
Напомнят всем невольникам Гулага:
Тюрьмы душевной хуже в мире нет…
Перо, темница, боль и тишина.
Нагая муза дерзко бьется в душу.
Ее стремлений воли не нарушу,
Она в мои вериги вплетена…
Я обещаю
Я обещаю Вас любить,
Свиданья назначать, а после
Предать проклятьями, забыть
В порывах горечи и злости.
Я обещаю Вас желать.
Как все влеченья — ненадолго,
Носить на пятернях, как кладь,
С враньем пожизненного долга.
Я обещаю Вас забыть.
Запомню лишь слова и чувства;
Учиться снова полюбить —
Как неземное, как искусство.
Я обещаю обещать
Себе, творцу и всему свету,
Что близко сердцу ощущать
Не дам карикатуру эту.
Промискуитет
Без стыда и без разбора.
Хуже вора…
С сайтов смотрят содержанки —
Куртизанки.
Их тела непокоримы,
Святость мнима.
Горьким опытом сношают
И ветшают
Под компьютерным забором.
Он — опора…
Не пугает микрофлора —
Дань фурору…
Муж и парень — для декора
И задора.
Без стыда и без укора
С монитора
Смотрят в пикселях гражданки
Куртизанки!
Отличить недопустимо:
Тонны грима.
Отношениям мешают —
Приглашают
Посмотреть любви изнанку
Самозванки!
Смотрят вслед из монитора
Ради спора…
Труппа трупов
Присядь в партере и смотри,
Глаза дотошные ряззявив,
Как будто ты глава жюри
Для верных слуг царицы Нави.
Косись беспомощно и зло,
Гордись: ты не на сцене с ними.
Костьми не ляжешь — повезло,
И вусмерть не затрепят имя.
Придирчиво смакуй сюжет.
Проникнись в образы настолько,
Что, позабыв про этикет,
Скончайся зрителем, и только…
Это мы, Боже!
Не прогневайся ты, Господи наш! Боже,
Не люби нас, не избей своей любовью.
Чувства праведные с болью так похожи,
Тайный промысел едва ли мы уловим.
Не оставь одних нас на предсмертном ложе.
Капля милости — бальзама чарки грешным.
С нами будь, точа стальные ножны.
По закону: для суда достал — так режь им.
Не зови нас нерадивыми рабами,
Водрузив над нами знамя вечной власти.
Ты вне времени, мы прокляты годами,
Что съедают правду жадной черной пастью.
Небытие
Я изнемог от долгой пытки.
Она измучила меня.
Собрав сознания пожитки,
Дух испустил, судьбу кляня.
Последним слышались упреки,
Как будто смертный приговор.
Потом слились закона строки
В потусторонний дикий ор.
Был гул подобен шуму вихря,
Круговороту колеса,
Что после мнимого затишья
В муку стирает телеса.
Я видел все еще, как губы
Под черной мантией судьи
Приказ читает душегубу:
«К преступнику с клинком сойди!»
Кривились белые, как скатерть,
Они, и тонкие, как нить.
Слова твердели. Суд — не паперть.
На плахе что мне изменить?
Решимость, жесткое презренье
Срывалось, звуки хороня.
Еще нелепое мгновенье,
И боли нет, и нет меня.
Сначала ангел милосердный
Развеял смертную тоску.
Потом, судив мой дух неверный,
Раздал надежду по куску
Пустынным призракам. Исчезли.
Остались тьма и пустота.
Шальные мысли в небо лезли
И сбросились в обрыв с моста.
Я слышал все еще, как духи
Кружились над моей душой.
К земным стаданьям слепы, глухи,
Неоскверненные паршой.
Лоснились ангельские кудри
И томный взгляд пронзал насквозь.
Лицо сгоревшее напудрив,
Так сколько грешников спаслось?
Решимость, дерзкое забвенье
Нависло, мысли хороня.
Еще не вечность — то мгновенье,
И боли нет, и нет меня…
Черновик
Мой жизни маркий черновик…
Страницы трепетно листая,
Все строки, как молитву, знаю,
Как знает свет седой ночник.
В нем кляксы чьих — то подлецов,
Тоска и боль рождала рифмы,
Любви и дружбы главы мифов,
Обрывки счастья теплых слов.
Здесь каждый слог черкала мысль.
В надежде начисто исправить,
И чистый лист оставил право
На старый, но забытый смысл.
Письмо безжалостно чернит.
Все стерпит добрая бумага —
Балладу, басню, очерк, сагу —
На книжной полке сохранит.
«Мой жизни глянцевый дневник…
Переписать тебя бы снова
До каждой точки, полуслова», —
Все грезит немощный старик…
Чужое
Мне чужды детские невзгоды,
Невнятны взрослые мечты.
Я не люблю сезоны года,
В которых расцветаешь ты.
За гранью кажутся понятья,
Противна чувственность людей,
Насильны страстные объятья,
Едины образы частей.
Мне не узнать в толпе знакомой,
Что предначертана в пути,
И не зажечь звезды искомой,
И дна у бездны не найти.
Жаль. То, что кажется привычным,
В десятый раз управил Бог.
Он, мастер снов и безразличья,
Мир чужеродным сделать смог.
Я презираю пули в спину
И не люблю плевки в глаза.
Чужое из вселенной выну
И в сердце загоню назад.
Пусть загноит занозой рана,
Кровь смоет всякие черты.
Рубец — тепло самообмана,
И нет меня, лишь только ты!
Желанны детские невзгоды,
Приятны взрослые мечты.
И безответное — родное
Сиянье дивной красоты…
Потеряный рай
Ненастной осенью под вечер
В неведомо каких краях
Свершилась неземная встреча
Со светлым ангелом впотьмах.
Все было тихо, благодатно
В невинном образе святом.
— Возьми меня с собой обратно!
— Нельзя и помышлять о том…
Вздохнул, тоскуя, что напрасно
Мы разошлись. Вина моя.
Меня ты позабудешь, счастье,
Но вечно помнить буду я,
Унылый странник, одиноко
Удел неправедный кляня,
В надежде, что отверзнет око
Лик лучезарный на меня.
Уж лучше б не случилось муки-
Как будто рая вовсе нет,
Чем осознание разлуки,
Пустынный отдаленный свет…
Любовь
Одна любовь веселию подобна,
Другая — словно мука злых сердец.
Подступится, как старец преподобный,
Уйдет, как моложавый глупый льстец.
Блажен понявший эту сущность с детства,
Поймав искру на юности лету,
Тот отыскал все способы и средства
Ее узрив, стыдиться за версту.
Но кто в любви той не взлетал, не падал?
Кто в счастии земном не умирал?
Беснуются, но этой боли рады
И грешники, и ангельский хорал.
Элегия
Опять я с вами, лютые враги!
Ушли в небытие часы разлуки.
И снова простираете вы руки
К неискренности верного слуги.
Да, изменился, правда, видит Бог.
Лишь мыслями. В деяниях я тот же.
Мне втайне презирать — всего дороже.
Ах, если б удавить вас лично мог…
Послушное светило
Сжигай огнем, послушное светило!
Я вспомнил позабытую любовь,
Которая терзая, грела мило.
Желания надеждой живы вновь.
Душа кипит и в вопле замирает.
Кто знал, что так обманчиво тепло?
Мечты в реалий пламени сгорают,
Но страсть осталась всем смертям назло.
Впервые снова чувства разгорались.
Я новых ощущений не ищу.
Мне легкость мыслей не заменит радость,
Огонь с теплом в прохладу обращу.
Морозь и вьюжь, могучее ветрило.
Бездушие покоит тело вновь.
Случилось: ненароком опостыли
И преданность, и чистая любовь…
С чистого листа
Как злым морозом пораженный
Трепещет одичалый лист
На ветви полуобнаженной,
Тревожной вьюги слыша свист,
Так я один в своих желаньях
На прутьях немощной мечты.
Смотрю на ропот упованья
И слышу бездну пустоты.
Мне словно радостна та мука:
В тревоге вечно ожидать
Секунду с деревом разлуки,
Судьбу надеждами питать.
Час близок для моих страданий,
К ним снисходительно готов.
В листве чужих воспоминаний
Услышу звук родных шагов,
Узнаю голос сердцу милой,
Что резвым вихрем закружит,
И ветра праведная сила
Прикажет заново зажить…
Дайте!
О, дайте мне стремленье,
Я готов
Увидеть без сомнения
Богов
Отеческих, что изгнаны
Врагом,
Чьи идеалы признаны
В другом.
О, дайте мне свободы
Нежный глас.
Я миру стану оды
Не для вас
Внушать и восхвалять себя
В письме,
Бессмертие в себе губя,
Но мне
Не подавайте признаков
Любви,
Рожденные от призраков.
Да, вы,
Холодные и черствые
Враги,
Не кажете за верстами
Ноги.
Вы знаете, я сам себе
Господь.
Свободный дух, и враг в судьбе,
И плоть.
От образа в беззлобии
Уйти?
Так дайте мне подобие
Найти.
О, дайте мне стремленье,
Я готов
Избавиться в томленьи
От оков…
Фонтан
В фонтане ветрености юной
Любви струя, журчи, стремись,
Назло кропи собою лгунью,
Что жизнью кличется, и ввысь
Приподнимайся под напором
Навстречу солнечным лучам,
Наперекор дрянным укорам,
В угоду пламенным очам.
Чтоб сотрясти в паденьи мрамор
Иль в сотне капель утонуть.
Тебе дано такое право —
Поток причудливый вернуть…
Мы ждем
Мы ждем в мечтах, чтоб розы не увяли,
И вечного хотим от красоты.
Роняют лепестки на стол цветы,
А зеркала морщин не подождали.
Пусть срок сквозь шлейф из дней к концу подходит,
Как искупление смиряющих седин,
На смену нам приходит дочь иль сын,
Которые нас в чем — то превосходят.
Те ждут, что жизнь детей прекрасней будет,
Томятся, возжелав былую младость,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.