18+
Последняя комната

Объем: 238 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Часть I Элисон

Глава 1 Маяк и маятник

Моя свеча горела ночью

Та ночь — вся утопала в снах.

Огонь свечи в моих глазах,

Был маяком слепой надежды

На призрачный рассвет впотьмах.


Огонь свечи угас спонтанно,

Фантомный свет в глубоких снах

Исчез, и превратился в прах.

Стал призраком слепой надежды

На солнечный рассвет впотьмах…

***

Утро было холодным и пасмурным, сизые тучи заволокли все небо, которое из-за этого казалось настолько низким, что вот-вот накроет город. Несмотря на то, что осень только началась, погода стояла довольно мрачная и промозглая, словно сейчас была никак ни меньше середина ноября. Незадолго до того как раздался телефонный звонок, начался дождь, мгновенно перешедший в ливень, и звук телефонной трели потерялся в его шуме, но Эштон все равно мгновенно проснулся, резко сел на кровати, и, прочистив горло, снял трубку. Сейчас должно быть не больше шести утра, пронеслось у него в голове, и, надо сказать, он не ожидал, что Гамблер позвонит так рано.

Однако в трубке послышался вовсе не голос партнера, а времени было не так уж и мало — взглянув на часы, Эштон помрачнел, — они показывали половину десятого. Его не разбудили с работы, а это означало, что, действительно, нужно было беспокоиться из-за вчерашнего судебного заседания.

Эштон поморщился и слишком резко произнес:

— Да, слушаю.

— Мистер Уандер? — раздался женский голос на том конце провода после непродолжительного шума. Должно быть, собеседница была на улице и звонила с мобильного телефона.

— Слушаю!

— Мистер Уандер, здравствуйте. Очень рада вас слышать, потому что последние несколько дней я пытаюсь до вас дозвониться, но вы не берете трубку, и я оставляла сообщения на автоответчике, но вы ни разу не перезвонили. И тогда я даже решила отправить вам письмо по почте. Оно дошло? Вы его получили? Так вот если вы его не получили то вы должно быть не в курсе дел. Конечно вы не в курсе, вы же не отвечаете на звонки… — визгливый голос продолжал трещать в трубке, когда Эштон грохнул ее с силой на аппарат, рискуя разбить его вдребезги.

Разбираться в том, кто это звонил и зачем, у него не было ни малейшего желания. Единственное, что сейчас его волновало так это вчерашнее слушание, на котором едва не разразился скандал. Тем временем телефон зазвонил снова, но на этот раз Эштон не стал снимать трубку, потому что номер, высветившийся на определителе, был тем же. Обернувшись на шорох за спиной, он вспомнил, что не один, и это ему совсем не понравилось. Эштон окинул брезгливым взглядом женщину, спящую в его постели, пытаясь вспомнить, где именно встретил ее, но судя по тому, что не потрудился выпроводить ее ночью, он выпил слишком много, и эти попытки воссоздать в памяти картину вечера, бесполезны.


Вчера, после длительных и утомительных выяснений по ходу судебного слушания со своим партнером Мэттом Гамблером, единственным желанием Эштона было расслабиться, что он и делал в одном из самых дорогих баров в центре Лондона. Изрядно выпив, он встретил там знакомых коллег, к которым Эштон присоединился, и ночь завертелась для него в водовороте ночных развлечений и незнакомых лиц.

Конечно, ему никогда не следовало забывать о том, что юрист должен себя вести таким образом, чтобы не подорвать доверие общества к его профессии, но Эштон жил по свои собственным правилам и подчинялся лишь собственной морали, что, впрочем, ничуть не мешало его репутации. Победителям прощают многое, если не все. Тем более что подобные опрометчивые поступки были ему несвойственны. Да и повода для того чтобы предаваться подобному распутству обычно у него не бывало, как впрочем и времени. Его время стоило довольно дорого и как часто казалось самому Эштону, ему не принадлежало. Из-за плотного графика судебных заседаний, на которых он выступал, Эштон редко позволял себе какой-либо отдых. Его, как одного из самых известных барристеров Лондона, буквально разрывали на части. Но вчера ему просто необходимо было выпустить пар. Однако, едва ли это пошло Эштону на пользу, потому что сегодня он не чувствовал себя хоть сколько-нибудь отдохнувшим. Напротив, голова его была тяжелой, а мысли мрачными.

Эштон поднял с пола пиджак, пошарил в его кармане, и, найдя в нем бумажник, отсчитал несколько купюр, которые вставая, бросил на постель со словами:

— Одевайся и убирайся отсюда.

По его мнению, это было вполне достойное прощание со случайной любовницей. Однако спустя каких-то пятнадцать минут, выйдя из ванной, Эштон обнаружил купюры валяющиеся кучей на смятой постели. Он по привычке вскинул бровь, искренне удивившись этому нелепому, по его мнению, жесту, но быстро выкинул из головы, как незаслуживающее его внимания, и вышел на кухню, чтобы сварить кофе покрепче. Эштон чувствовал, что сегодня его ждал день не из легких. И оказался прав.

В просторный лаконично обставленный офис в одном из крупнейших небоскребов центрального Лондона, где находилось адвокатское бюро, в которое он работал, Эштон прибыл к одиннадцати часам. Он мог бы приехать и еще позже, но ему повезло миновать долгие пробки на дорогах.

Эштон вошел в офис в скверном расположение духа, но никто не обратил на это внимания, так как к его суровому выражению на, всегда, сосредоточенном лице уже давно привыкли все немногочисленные сотрудники и не обращали на него никакого внимания. Не говоря никому ни слова, Эштон быстро прошел в свой личный кабинет, и принялся за работу. Работа — вот что действительно было для него важно, и что приносило ему ощущение полноты жизни.

Эштон был по натуре игроком, который уже давно позабыл каково это когда проигрываешь. Стремительно развивающаяся карьера и открывающиеся возможности однажды достичь высшего профессионального признания — получить звание королевского адвоката, были для Эштона Уандера определяющими, и он не щадил себя на пути к вожделенным вершинам. Берясь за самые сложные и запутанные дела, он с легкостью виртуоза выигрывал их, зарабатывая себе безукоризненную репутацию и крупные гонорары.

Одним из последних дел, над которыми он работал, являлось убийство, в котором был замешан представитель палаты парламента. Дело было довольно щекотливым и не требующим огласки, но на вчерашнем заседании все пошло не по его плану. Появился свидетель, показания которого перечеркивали всю выработанную Эштоном стратегию и могли привести к необратимым последствиям.

Настойчивый стук в дверь вывел его из размышлений. Его секретарь и личный помощник была женщиной тактичной, и успевшей за тот непродолжительный срок, что работала на Уандера, изучить его непростой характер, но даже она иногда умудрялась нарушать его уединение в самый неподходящий для того момент.

— Я занят, — рявкнул Эштон, когда она вошла.

— Мистер Уандер, сэр, звонок из Ланкашира по поводу недвижимости. Говорят срочно.

— Что? — Эштон нахмурился, пытаясь сообразить, о чем идет речь. — Какой еще недвижимости?

— Вашей, сэр, — невозмутимо ответила секретарша. — Агент звонила несколько раз на прошлой неделе, я вас информировала. Вы, должно быть, забыли.

Едва ли Эштон, поглощенный подготовкой к слушанию, обращал внимание на что-то не относящееся к уголовному процессу.

— У меня нет на это времени, — резко возразил Эштон, поднимая трубку.

— Да, слушаю.

— Мистер Уандер, наконец-то мы с вами связались! — уже знакомый визгливый голос вновь приветствовал Эштона. — Мы разговаривали утром, точнее вы мне не успели ничего ответить, нас разъединили, помешали помехи на линии или дождь. Знаете, какой сильный ливень был в Лондоне? — услышал он восклицание. — Ах, ну да, конечно знаете, вы же живете в столице…

— Что там за идиотка? — Отрывая телефон от уха, обратился Эштон к секретарше. Та, в свою очередь, лишь развела руками и поспешно удалилась, неплотно прикрыв за собой дверь.

— Какого черта вам от меня нужно?!! — почти крикнул он в трубку.

Собеседница выбрала явно не лучший момент для того чтобы испытывать его терпение, однако резкий тон Эштона совершенно ее не задел, потому что после секундной паузы трубка взорвалась новыми возгласами.

— Как же?! Я по поводу Вашего, мистер Уандер, дома на Виндворт-авеню. Вам срочно нужно что-то предпринять, иначе наше агентство ничем Вам не сможет помочь!

— Мне? — Эштон искренне удивился. — Причем здесь ваше агентство и, причем здесь, вообще, я? Эта развалюха уже давно не моя забота. Пусть новые хозяева разбираются в чем бы, то ни было, меня это уже не касается. Вы бы еще через год позвонили! До свидания!

Он уже хотел отключиться, как услышал то, что заставило его насторожиться.

— В смысле через год? Какие новые хозяева?

— Которые купили дом, — с удивлением ответил Эштон после паузы.

— Мистер Уандер, здесь или какое-то недоразумение или вы не в курсе. Дом никто не купил. Вы, по-прежнему, единственный хозяин, — в голосе собеседницы также слышалось явное удивление.

— Мы действительно говорим об одном и том же доме номер 533 во Флитвуде на Виндворт-авеню?

— Разумеется, мистер Уандер, — последовал ответ, от которого мужчина опешил.

— Но как это возможно, если полгода назад я получил деньги за продажу дома? — вскипел Эштон.

— Едва ли, сэр. Дом точно оформлен на Вас, и это не ошибка. Я звоню сказать, что если Вы все еще желаете продать дом, то Вам лучше привести его в более ухоженный вид. Клиенты, попросту говоря, разбегаются, когда видят что там внутри, — собеседница замешкала. — Да и снаружи, надо сказать, все выглядит удручающе. Никто, знаете ли, не хочет вкладывать средства в уборку и капитальный ремонт. Мало того что район не самый удобный, так еще и сам дом совершенно непригоден для жилья!

— Да черт с ней с ценой, продайте за те деньги, которые предлагают, — воскликнул он.

— Но никто не предлагает даже минимальной цены. Никто даже не звонит по поводу вашего дома. Ни одного звонка за лето…

— И что вы от меня хотите? — Более спокойно осведомился Эштон.

— Вам лучше приехать и решить проблему на месте. Вы же понимаете, почему дом не нравится покупателям?

— Догадываюсь, — сухо ответил Эштон. — Меня больше волнует, почему он все еще мой… — многозначительно произнес он, отключаясь.

Он задумался на некоторое время, пытаясь понять, как такое недоразумение могло произойти. Старый дом во Флитвуде был продан полгода назад, или около того. Он точно помнил, как подписывал бумаги.

— Мисс Норман!

— Слушаю вас, — секретарша незамедлительно возникла на пороге.

— Вы же говорили, что дом во Флитвуде купили.

— Мистер Уандер, прошу прощения, но я работаю у вас только с мая. Должно быть, моя предшественница занималась этим делом. Я не в курсе, но могу проверить, если Вам это нужно.

— Да, черт возьми, мне это нужно! Проверьте как можно скорее.


Спустя час Эштон получил подтверждение тому, что дом в небольшом городке на побережье, доставшийся ему год назад в наследство от покойного дяди, действительно, все еще принадлежит ему. Нашлись и документы, которые как Эштон помнил, подписывал несколько месяцев назад. То был договор с агентством риэлтерских услуг во Флитвуде, которое имело полномочия, благодаря этому договору, без присутствия хозяина показывать дом покупателям. С представительницей данного агентства Эштон как раз говорил сегодня по телефону.

Новость стала для него неожиданной. Но, анализируя нынешнее положение дел, и принимая во внимание вчерашнее слушание, она явно проигрывала, и Эштон отодвинул ее на второй план. Однако забывать вовсе об этом он не собирался. Напротив, Эштону хотелось покончить с продажей ненужного имущества как можно скорее, и если для этого потребуется его присутствие, он найдет время чтобы съездить во Флитвуд.

Но не сейчас. Сейчас ему было необходимо съездить в Восточный Лондон, чтобы уладить дела, касающиеся свидетеля, появившегося на слушание вчера.

Эштон нужно было поговорить с хозяином небольшого эскорт агентства. Одна из девушек работающая в нем, была тем самым ненужным свидетелем и, появившись вчера на суде, она дала показания не в пользу подзащитного Эштона. Как адвокат он знал, что ее показания ничем не подкреплены, но сам факт ее появления сыграл с Эштоном злую шутку.

Тем не менее, он был уверен что ситуация образуется. Его уверенность пошатнулась, когда по нужному адресу он не обнаружил никакого эскорт агентства, хотя всего несколько дней назад он уже был здесь и разговаривал с хозяином, который поклялся, что девчонка не высунется…


В небольшой местный бар Эштон забрел совершенно случайно, даже не взглянув на вывеску, которая многообещающе указывала на то, что заведение рассчитано преимущественно на мужскую аудиторию. Дорогих и шикарных заведений как в центре Лондоне, конечно, здесь не было, но Эштона это даже обрадовало. Едва ли здесь можно было наткнуться на знакомые лица, а ему сейчас нужно было побыть одному и подумать, что делать дальше.

Он просто решил что это место вполне сойдет для того чтобы провести здесь случайный вечер.

Зайдя внутрь и окинув скучающим взглядом немногочисленных танцовщиц, Эштон уже хотел было пройти к барной стойке, и заказать себе выпить, когда его внимание привлекла длинноволосая блондинка, танцующая на крошечной сцене вдалеке справа от него. Эштон не мог понять, что именно в ней привлекало, но он невольно принялся разглядывать ее. Надо сказать, что красавицей она вовсе не была, но ее внешность буквально притягивала взгляд. Тяжелый грим на ее чересчур бледной, словно фарфоровой коже, делал лицо совершенно бесстрастным. Он лишь подчеркивал неподвижные тонкие черты, которые складывались в выражение застывшей маски. Ее костюм напоминал какие-то красные лохмотья, но не выглядел несуразно. Кроме всего этого, девушка танцевала совсем иначе, чем другие. Она будто играла, только не на публику, а для себя, не замечая никого вокруг, абстрагировалась от всего окружающего. В то время как другие девицы, извлекали из танца как можно больше выгоды, а именно денег, щедро протягиваемых полупьяными гостями этого заведения, она словно рассказывала танцем историю, — то кружилась, то останавливалась, делая плавные движения, которые тут же снова переходили в более резкие. Если другие продавали себя, она — свое искусство, каким бы дешевым оно ни было. Как инородный элемент смотрелась она на фоне других девушек.

Музыка нарастала, ритмы становились грубее, Эштон огляделся и понял что, похоже, только его одного привлекает странный танец — все остальные немногочисленные посетители, жадно пожирали глазами смуглую фигуристую танцовщицу, которая извивалась на соседних подмостках. Он снова перевел взгляд на ту, в красном, и обратил внимание, что в отличие от других девушек, которые поглядывали на клиентов, стараясь привлечь к себе их внимание, она смотрела куда-то вверх. Непроизвольно Эштон тоже поднял глаза к потолку, словно хотел разобраться в том, что же там такого интересного она видит. На потолке алым светом, в тон ее наряда, сияли искусственные звезды. Не заметив ничего кроме этих пошлых огоньков — неизменного атрибута такого рода заведений, — Эштон пожал плечами и отвернулся, сбрасывая оцепенение.

Он направился к барной стойке. Музыка, тем временем, поменялась, и девушка исчезла. Эштон просидел в баре еще довольно долго, осушая один стакан за другим, но не чувствуя опьянения, и ушел далеко за полночь.


***

Несмотря на то, что лето уже закончилось, погода стояла довольно теплая. Воздух днем прогревался настолько, что некоторые местные жители приходили на побережье, чтобы позагорать.

Однако сегодня море было неспокойным, а берег пустынным, лишь одинокая фигура виднелась вдали — мужчина неподвижно стоял у кромки воды или шел так медленно, что издали невозможно было разобрать.

Элисон сидела на старой деревянной скамейке и смотрела вдаль, на воду. Волны, подгоняемые несильным ветром, с легким шумом ударялись о берег, размеренно нарушая тишину. На какое-то время ветер стихал, и море становилось обманчиво спокойным, а воздух казался неподвижным. В такие мгновенья время словно застыло. Затем ветер снова принимался за свою работу, и вода приходила в неистовое движение, рассекая своим шумом тишину. В небе, громко крича, бешено носились чайки, но их крики действовали на Элисон успокаивающе.

Она приходила каждый день, вот так просто, посидеть у воды слушая птиц, глядя на воду, и ощущая кожей ветер, который прилетал, казалось, из самого сердца моря. Все это было, своего рода, ее лекарством от мыслей. Здесь она не думала. В те часы, что Элисон проводила на побережье, ее как бы ни существовало, она ощущала себя бесплотным и невидимым существом, которое является всего лишь частью чего-то необъятного, в чем она растворяется без остатка. В ее голове не было места мыслям, тревогам и целям. Одна лишь пустота наполняла ее. Пустота в голове, пустота в теле, и в жизни. Колючая, пронзительно острая, но такая же бесплотная и в тоже время обволакивающая как вода.

Она полюбила встречать рассвет на побережье, сидя на скамейке и наблюдая, как свет маяка тускнеет в лучах восходящего солнца. Отчего-то смотреть на маяк Элисон любила больше всего. Ей нравилась представлять, что в глухой темноте плавают корабли, для которых этот маяк является единственным проводником к берегу. Здесь, на побережье, она часто вспоминала Колина. Ей было жаль его бессмысленно прожитой жизни. Было жаль и своей жизни, которая становилась точь-в-точь такой же. На Элисон волнами накатывало ощущение, что она делает что-то неправильно, ощущение безысходности и этой проклятой пустоты. Но она не знала что делать, как что-то исправить, не видела выхода, да, честно говоря, и не было у нее сил что-то исправлять.

Время летело стремительно. Она почти не заметила, что лето сменилось осенью. Иногда она задумывалась о том, как поразительно быстро проходит время, утекает, словно вода в землю. Но Элисон не замечала времени уже давно. Не осознавала его, как не осознавала своего возраста. Ей казалось, что она всегда была одинаковой, что выключился в какой-то момент счетчик времени, а она этот момент пропустила и теперь навсегда остановилась в своем развитии. Единственное, чего ей хотелось, так это спокойствия.

Внезапно ветер усилился, и небо заволокло серыми тучами, сквозь которые солнце просвечивало бледным сгустком света. Воздух заметно похолодел, и Элисон поежилась в своей огромной вязаной кофте. Стоило одеваться теплее, все-таки уже конец сентября, подумала девушка. Но, несмотря на холод Элисон не сдвинулась с места. Ей нравилось ощущение, которое она внезапно испытала. Ей нравилось чувствовать хоть что-то.

Девушка достала из потрепанной сумки пачку сигарет и закурила. Последнее время она стала много курить. Много, даже по своим собственным меркам, но сигареты успокаивали, привычка являлась своего рода опорой, ориентиром в ее никчемной жизни. Глупо, но именно так и было.

Элисон глубоко затянулась и посмотрела вдаль берега. Темная фигура увеличилась в размере — человек приближался.

***

Спустя неделю после того как Эштон получил подтверждение новости о том, что дом во Флитвуде действительно не был продан, он оправился в Ланкашир. В его напряженном графике выдалось немного свободного времени, и, несмотря на то, что впереди его ожидали два крупных дела, которые предполагали череду судебных заседаний, Эштон решил на выходные поехать во Флитвуд, чтобы разобраться на месте.

Дом в графстве Ланкашир, в небольшом прибрежном городке Флитвуд, он получил в наследство от умершего брата своего отца, дяди Итона. Год назад старик скончался в больнице, куда попал незадолго до этого с обширным инфарктом, и с тех пор Эштон не появлялся во Флитвуде. Заботы о продаже дома он оставил местному агентству риэлтерских услуг, и, надо сказать, надеялся, что эта задача не окажется настолько сложной, но судя по всему, крупно ошибся. Эштон всерьез был уверен, что уже давно избавился от ненужного наследства, а вырученные за него деньги вложены в инвестиции. Во всяком случае, именно такие распоряжения он отдавал, и одному богу известно, с чего безмозглая секретарша, которая работала у него до мисс Нортон взяла, что дом продан. В любом случае, теперь очевидно, что это не так, и причина тому была настолько несуразна, что совершенно не укладывалась у Эштона в голове.

Хозяин дома Итан Уандер, был профессором Центрального Университета Ланкашира в Престоне и имел не вполне адекватное, на взгляд Эштона, хобби — он коллекционировал старинные вещи. Но если бы это действительно был достойный антиквариат! Так нет, Итан собрал в своем доме грошовое барахло, казалось, со всей Англии. Его особняк был напичкан хламом разной степени дряхлости: мебель, книги, картины, посуда, предметы быта, и еще куча всего, было только малой долей того, что вмещало в себя его двухэтажное жилище, которое само по себе представляло памятник далекого прошлого. После смерти хозяина дом остался в том же виде и Эштону, однако, не пришло в голову, что весь этот хлам станет препятствием для его продажи. Тем более не мог он подумать, что ему лично придется явиться во Флитвуд для решения этой, казалось, элементарной задачи. Но факт оставался фактом — никто из тех немногочисленных покупателей, которые в течение этого года заинтересовались данным объектом, не хотел покупать его. А продать дом Эштону очень хотелось.

Приехав во Флитвуд, первым делом он отправился в агентство, которое занималось продажей, и встретила его та самая сотрудница, которая звонила ему в Лондон. Она любезно порекомендовала Эштону для начала привести дом в более ли менее нормальное состояние, ссылаясь на то что, его просто-напросто невозможно нормально осмотреть из-за завалов вещей и мебели, через которые нужно было протискиваться, чтобы попасть куда-либо дальше гостиной, а уж потом выставлять на продажу. Пытаясь объяснить этой бестолковой женщине, что он известный лондонский адвокат и у него попросту нет времени на подобные вещи, наконец, предложив ей самой этим заняться за отдельную оплату и получив отказ, Эштон убедился воочию в крайней степени ее тупости и понял, что к обоюдному соглашению они не придут. Он тут же отказался от услуг агентства, и покинул его, даже не попрощавшись.

Он поехал в дом и осмотрел его самостоятельно особенно тщательно. Эштон удостоверился, что состояние особняка еще более запущенное, чем он себе представлял. И нет ничего удивительного, что никто не хочет его покупать, хмыкнул он про себя, осматривая обветшалый фасад и заросший сад. Эштон понял, что ему необходимо придумать каким образом, можно быстрее привести дом в порядок и наконец, продать его, чтобы больше не возвращаться в эту забытую богом местность.


Выходные, проведенные во Флитвуде, показалась Эштону бесконечными. Не желая оставаться в доме, он отправился в город, чтобы снять номер в гостинице и отдохнуть. Он приехал из Лондона на своей машине, и дорога заняла более пяти часов, а если учесть что накануне он почти лишился сна из-за напряженной работы, то он чувствовал себя довольно вымотанным.

Время в непривычной среде тянулось для него особенно медленно. Вечером накануне понедельника он задержался в доме, где изрядно выпил и решил не садиться за руль, а остаться в нем на ночь, о чем в последствие сильно пожалел. Сперва он долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой. Затем его разбудил холод и шум дождя, а чуть позже, когда уже совсем рассвело, вода начала громко капать с потолка, и Эштон окончательно проснулся.

В итоге весь следующий день он ощущал себя совершенно разбитым. Даже пара чашек крепкого кофе, которые он выпил, не помогли. С утра он объездил три агентства Флитвуда, занимающиеся покупкой и продажей недвижимости, но везде его ждал вежливый и настойчивый отказ. Скорее всего, слух о доме на Виндворт-авеню уже облетел все агентства, если не весь мир, с негодованием думал он. Это осложняло дело, и Эштон раздражался все больше и больше.

Уже вечерело, когда он пришел на побережье. Вокруг не было ни души, и это его обрадовало. Ему нужно было подумать и проанализировать последние события. Воздух был весьма прохладным, но Эштон предусмотрительно тепло оделся, и холод мало волновал его.

Он размышлял о том, что пора было возвращаться в столицу, но прежде ему хотелось раз и навсегда покончить с домом, чтобы не возвращаться к этому в будущем. Он мог позволить себе оставаться тут еще максимум один день, но Эштон понимал, что вряд ли за этот день что-то изменится. Внезапно он почувствовал усталость и какую-то опустошенность. Он уже повернулся, чтобы уйти с берега прочь, как вдруг увидел вдали девушку, которая сидела на скамейке и, судя по клубам дыма вокруг, курила. Неожиданно Эштон понял, что тоже хочет курить.

В редкие минуты морального изнурения ему всегда нестерпимо хотелось сигарету. Эштон не имел обыкновения потакать своей слабости, считая курение недостойной привычкой, но сейчас он был на взводе, и ему было необходимо успокоить нервы. Пусть и таким банальным способом.

Повинуясь своей прихоти, он подошел ближе к девушке, сидящей к нему спиной, и спросил:

— Сигаретой не угостите?

Эштон заметил, как она вздрогнула от неожиданности, и резко обернулась к нему вполоборота.

— Не хотел вас напугать, — произнес он, разглядывая ее профиль.

— Ничего, — ответила она, вставая со скамейки и протягивая ему полупустую пачку сигарет. При этом она даже не взглянула на него, и встала таким образом, что он, по-прежнему, не видел ее лица полностью.

— И зажигалку, если можно, — беря протягиваемые ему сигареты, на которые он даже не опустил взгляд, спросил Эштон.

Девушка начала нервно рыться в своей тряпичной бесформенной сумке, а Эштон продолжал ее разглядывать, ожидая, как она вскинет подбородок, встретиться с ним глазами, улыбнется, и начнет заискивать в поисках предлога продолжить знакомство. Не то чтобы Эштону этого сейчас хотелось, скорее он просто привык к одинаковому сценарию, который предсказуемо разыгрывается, когда в его окружение появляется незнакомая женщина.

Наконец, найдя зажигалку, девушка, подняв руку, протянула ее Эштону через свое плечо, еще сильнее развернувшись лицом к морю. Но от Эштона не ускользнуло, что, тем не менее, она встала так, чтобы краем глаза видеть его. Поэтому, когда прикурив, он протянул сигареты обратно, она покачала головой, и быстро ответила:

— Там всего одна, оставьте себе.

Почему-то именно в это мгновение Эштону показался ее облик смутно знакомым. Пристально сощурившись, он искоса посмотрел на нее более внимательно.

Прежде девушка показалась Эштону совсем юной, но подойдя ближе, он заметил, что это совсем не так. Да, она была невысока ростом, и достаточно худощава, что делало с первого взгляда похожей на подростка, но приглядевшись, Эштон определил, все же она была достаточно взрослой. Однако угадать ее возраст он не смог — ей могло быть, как восемнадцать, так и двадцать пять лет.

На ней были черные джинсы, которые подчеркивали тощие ноги и светлая вязаная кофта, непонятного фасона и такого огромного размера, что складывалось впечатление, будто снята с чужого плеча. Весь ее облик был бы ничем не примечателен, если бы не волосы, которые своим пшеничным цветом сливались с оттенком кофты, а темные, кое-где почти черные пряди, напротив, выделялись на ее светлом фоне. Пожалуй, эти слишком длинные и растрепанные волосы, скрывающие одну половину ее лица, являлись единственным, что привлекало к ней внимание.

Эштон подумал, что мог поклясться, будто видел ее раньше. Сам не зная почему, но он непременно хотел вспомнить, где именно.

Она, тем временем, не подавала вида или действительно не замечала, что он ее разглядывает, хотя Эштон кожей чувствовал, что она явно нервничала в его присутствии. Кажется, он припоминал, где встречал ее ранее. Хотя возможно он ошибался?! Слишком уж сильное совпадение.

Что ж есть способ проверить. Эштон усмехнулся, и перевел взгляд на волны.

— Сегодня прохладно, — заметил он, когда девушка уже намеревалась уйти.

— Да, — как-то машинально ответила она.

— Сколько? — с насмешкой негромко спросил Эштон.

Она продолжала молчать, делая вид, что не слышала вопроса. Это озадачивало и почему-то одновременно раздражало, потому что Эштон ожидал совершенно иной реакции.

Снимать вот так на улице шлюху на ночь не было его привычкой, однако сейчас он был не прочь небольшого развлечения. Почему нет?! Она конечно совсем не в его вкусе, но что-то притягательное в ее бесплотной и невзрачной внешности, несомненно, было.

— Что? — обернулась она вполоборота, и он явно услышал в ее тоне нескрываемое презрение.

Эштону это не понравилось, но он повторил вопрос. Он даже хотел было уже сам назвать цену, но когда она полностью обернулась к нему, небрежным жестом, откидывая с лица волосы, буквально замер.

— Не нравится?

Эштон не сразу понял, что отрезвило его больше: то, что он увидел на ее лице, или то, что промелькнуло в ее глазах. Синяки и кровоподтеки на ее припухшей скуле вкупе с наполовину разбитой нижней губой, или отчаянная нечеловеческая злость, блеснувшая в ее светлых глазах.

Еще секунду, и она казалось, развернется и уйдет прочь. Оставит после себя лишь злую усмешку, повисшую в воздухе, и запах сигаретного дыма смешавшегося с тлетворным, слишком откровенным ароматом ее духов, которым насквозь была пропитана ее не по фигуре объемная одежда. И отчего-то Эштона пронзила мысль, что позволить ей уйти он не может. Почему — разбираться в этот момент, на его удивление, не особо хотелось.

— Вы меня превратно поняли.

Что он несет?!

— Я видел вас в том клубе в Лондоне и, — Эштон замялся, что было на него совсем не похоже.

Девушка тем временем разглядывала его все с той же враждебностью и настороженностью, словно ожидая, что он выкинет нечто для нее опасное.

— И что? — нехотя поинтересовалась она. — Если вы меня там видели, то, по-вашему, можно вот так подойти на улице и предложить деньги за…, — она замешкалась. — Не по адресу обратились, — срывающимся хриплым голосом выпалила она и резко развернулась, чтобы уйти прочь.

Эштона возмутила эта попытка поставить его на место, и он небрежно откликнулся ей вслед:

— К чему столько эмоций?! Я не предлагаю вам деньги за то что бы вы спали со мной, — в его голосе ясно звучало пренебрежение. — В этом плане, уж поверьте, вы меня не интересуете.

Не то что бы он рассчитывал, что девушка остановится или хотя бы обернется — он уже потерял к ней всякий интерес, оставалось лишь только раздражение — просто Эштон не привык, что ему отказывают. Вот так все банально, всегда отказывает он, а не ему. Однако вопреки ожиданиям девушка все же остановилась и медленно обернулась.

— И что же тогда вам нужно?

— Хочу предложить вам работу, — бросил Эштон, и зачем-то добавил, — нормальную.

Эта опрометчивая фраза вырвалась быстрее, прежде чем он успел обдумать ее последствия.

— У меня уже есть, спасибо.

— Я вижу. И судя по всему, это не лучшее место, где вы могли бы оказаться, — с неприкрытым сарказмом ответил он, пристально наблюдая за ее реакцией. Но она выдержала этот взгляд и вопреки его ожиданиям не стала отворачиваться или закрывать синяки волосами. Он мог бы поспорить, что ситуация ее даже забавляет, хотя ожидал отнюдь не такой реакции.

— Моя работа меня полностью устраивает, — парировала она, давая понять, что разговор окончен. — До свидания.

— Ну, еще бы, — с явной издевкой начал он. — Нисколько не сомневаюсь в этом. И ваше лицо прямое тому доказательство. Ведь не будете же вы утверждать, что случайно упали и тому подобное, что принято говорить в таких случаях. Это была бы слишком неубедительная ложь.

— А вот это уже не ваше дело, — огрызнулась девушка.

Эштон понимал, что пора было заканчивать этот бессмысленный диалог, но отчего-то ему было любопытно наблюдать, как она злилась. Он пригляделся к ней внимательнее. Невозможно было угадать, сколько ей лет — весь ее облик указывал на то, что едва ли больше двадцати, но в то же время у нее был такой тусклый и усталый взгляд, такой взрослый взгляд…

— Конечно не мое. Я просто предлагаю вам работу, — развел руками он. — Вам ведь нужны деньги? — Спросил он и тут же сам ответил. — Кому они не нужны?! Назовите цену вашего времени, и мы обсудим детали.

— Привыкли все покупать? — Сощурилась девушка. — Так вот послушайте, я не проститутка.

— Потому что у всего есть цена, — Эштон пожал плечами, отвечая на ее вопрос и игнорируя последнее утверждение.

Девушка вела себя слишком развязано, по его мнению, и Эштона это все больше раздражало.

— Если передумаете, заезжайте. Дом 533 по Виндворт-авеню, последний, на окраине.

Ему показалось или в ее глазах действительно промелькнула растерянность и какая-то настороженность.

— Повторите.

— Виндворт-авеню, 553.

— И что там? — небрежно спросила она.

Эштон пожал плечами.

— Дом.

— Я имею в виду, что именно там нужно делать?

— Всего лишь проконтролировать процесс приведения в более презентабельный вид небольшого старого особняка, чтобы впоследствии его как можно скорее продать, — Эштон пренебрежительно скривился. — Мне этим заниматься некогда.

Девушка окинула его презрительным, оценивающим взглядом, и после секундного замешательства бросила:

— Мне тоже.

После чего развернулась и пошла прочь, а Эштон провожая ее взглядом, почувствовал как неприятный осадок из смеси досады и неудовлетворенности оседал внутри него. Это ощущение совершенно ему не нравилось, как и та зыбкость, которая появилась в его жизни, как он думал, с приездом во Флитвуд, и природа которой была ему неизвестна. Эштон не мог отделаться от ощущения, что внутри него зародился невидимый маятник, который начал резко раскачиваться из стороны в сторону, нарушая тем самым, внутренний порядок, его идеальную и нерушимую организацию мыслей и поступков, которой он следовал годами.

Сбросив оцепенение, Эштон резко развернулся, и направился в город. Он принял решение сейчас же вернуться в Лондон. Однако спустя каких-то полчаса, уже подходя к гостинице, передумал. Здравый смысл подсказывал ему, что располагая еще парой свободных дней, стоило задержаться во Флитвуде, для того чтобы окончательно разделаться с вопросом продажи дома и тогда уже уехать отсюда навсегда.

Глава 2 Новая дверь

Осень, это всегда опавшие листья и холодный ветер. Ветер, который несет листья на своих крыльях.

Иногда свою жизнь нужно отдать в руки этому ветру. Позволить ему подхватить ее на эти свои крылья. Ветер будет кидать ее из одной крайности в другую. Сегодня он подарит слезы, а завтра счастье. Но обязательно однажды он принесет ее туда, где душа найдет свой покой. Тогда ветер улетит, забрав с собой разочарование и боль.


Даже со дна ветер поднимает листья…


***

Элисон медленно шла по дороге, и гравий шуршал под ее ногами, нарушая вечернюю тишину. Поблизости никого не было, но это ничуть ее не смущало. Девушка, напротив, была рада безлюдности вокруг.

Она не торопилась, по пути озираясь по сторонам и разглядывая расположившиеся по обе стороны улицы небольшие коттеджи с живописными, ветвистыми садами. В этой части города Элисон была всего несколько дней назад, все равно плохо помнила, сколько еще идти до нужного ей места.

Слишком быстро темнело, и виной тому были сгущающиеся тучи. Небо стремительно заволакивало темно-серыми, кое-где почти черными грозовыми тучами. Дождь, который собирался весь день, начал моросить внезапно и его несмелый шум вынудил Элисон ускорить шаг. Она занервничала, подумав о том, что стоило бы выйти пораньше, чтобы успеть добраться до темноты.

Флитвуд был прибрежным городком, бывшим морским портом из которого раньше большие корабли ходили до берегов самой Ирландии. Сейчас, когда порт закрыли, город обнищал и опустел — многие уехали из него. Город был небольшим и спокойным, но сейчас Элисон находилась в его самом отдаленном районе, а длинная улица, по которой она шла, должна была привести девушку еще дальше — на самую окраину, почти к реке Уайр. Лучше было поторопиться. Она могла бы взять машину, но отчего-то передумала. Элисон всегда нравилось ходить пешком, тем более что сейчас ей необходимо было время, чтобы еще раз все обдумать. Вот только из последнего у нее ничего не выходило. В голове не было ничего, кроме мыслей о том, что если дождь пойдет сильнее или того хуже — начнется ливень, то здесь, почти в миле от остановки автобуса, он застанет ее врасплох. Элисон ощущала тревогу, но, несмотря на то, что унять ее не получалось, старалась не замедлять шаг.

Дойдя почти до конца улицы и завернув за высокие кусты, из-за которых тут же показалась уже знакомая ей крыша, Элисон оказалась между двух домов, стоящих по диагонали друг от друга. Это были крайние дома, помимо которых других жилых строений в конце улицы не было. Дорога, однако, тут не заканчивалась. Дальше она сужалась и вела через посадки к реке.

Элисон остановилась, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Она осмотрелась, и ее взгляд остановился на одном из домов — красивом, аккуратном коттедже, выкрашенном в светло-розовый цвет. Даже в сгущающихся сумерках он смотрелся как игрушечный. Два фонарика — один у калитки, второй у самой входной двери, прекрасно освещали участок. Ровные кусты и деревья занимали все пространство перед фасадом дома, а на убранных от опавших листьев газонах, были разбиты немногочисленные клумбы. Элисон с удовольствием разглядывала этот чудесный сад, искренне сожалея, что ей нужен не этот дом, а другой. Тот, что на противоположной стороне улицы…

Незадолго до смерти, Колин, словно предчувствуя беду, не раз упоминал своего старого приятеля, живущего в небольшом городке на северо-западном побережье Ирландского моря в Ланкашире. Он говорил, что если Элисон останется одна и у нее будут трудности, в случае необходимости она может обратиться к этому человеку. Они были давними приятелями, и Колин был уверен, что его друг примет Элисон как родную дочь. Она сможет остановиться у него на какое-то время, найти работу, и начать, новую жизнь, после той, что была у них в Лондоне. Колин дал ей клочок бумаги, на котором было нацарапан адрес, но Элисон не воспринимала его слова всерьез, и бумажку с адресом выбросила.

Прошло почти полгода после его смерти, и много чего произошло, прежде чем она случайно нашла эту бумажку в кухонном шкафу. К тому времени Элисон уже давно позабыла о существование друга Колина, живущего в Ланкашире и в ее жизни наступили нелегкие дни.

Она не знала, что именно за дела вел Колин, но после его смерти к ней пришли люди, которые представились его знакомыми и которым он, якобы, задолжал деньги. Много денег. Они начали угрожать Элисон, сказали, что ей придется выплачивать долг или работать на них. Она испугалась, но не настолько, чтобы не суметь решить вопрос по-хорошему. Связываться с наркотиками она не хотела, поэтому договорилась о выплате долга частями. У нее не было ничего, что можно было бы продать, а на работе в баре она получала не так уж много, но, тем не менее. Элисон выкручивалась до тех пор, пока с нее не начали требовать все оставшиеся деньги сразу. Ей объяснили, что чем больше времени проходит, тем большие проценты ложатся на сумму, увеличивая ее.

Элисон не выдержала и послала всех к чертям.

На следующий день ее встретили после работы и избили так сильно, что несколько дней она не выходила из дома. Ее выставили с работы, оставаться на съемной квартире в Лондоне было не безопасно. Ее положение было таким безвыходным, что она готова была последовать за кем угодно, и куда угодно лишь бы это было выходом, или казалось ей таковым. И та смятая бумажка, на которой Колин написал ей адрес во Флитвуде, стала, своего рода, шансом, который у нее появился. Выходом, которого она не видела.

Элисон осознала, что дорога, по которой она шла, оборвалась, и придется начинать все с нуля. Одной. Придется выбирать себе путь, и она выбрала Флитвуд. Она уехала из холодного Лондона в неизвестность, не оставляя после себя никакого следа.

Как только оказалась во Флитвуде, Элисон первым делом отправилась по нужному адресу, но увидела лишь двухэтажную развалюху — заброшенный дом с одичалым садом, и покосившимся забором, около которого в кустах виднелась потрескавшаяся вывеска с указанием, что дом продается. На всякий случай, постучавшись, Элисон помялась несколько минут на пороге, и ушла. Позже, она позвонила по указанному на вывеске телефону и выяснила в агентстве, которое занималось продажей дома, что его хозяин скончался уже год назад, и с тех пор дом выставлен на продажу. Агент, с которым Элисон говорила по телефону, с готовностью предложил показать ей, как он выразился, дом с прекрасным садом и весьма выгодной ценой, если конечно ее заинтересовал данный объект, но она повесила трубку, не дослушав его до конца.

В тот день она долго бродила по городу и пыталась понять, что ей делать дальше. Элисон сама не заметила, как пришла на побережье. Разувшись, она долго ходила по щиколотку в прохладной воде, наслаждаясь ее ласкающими волнами и слушая их шум, подбирала камни и соревновалась сама с собой, кидая их как можно дальше в море. Море заставило ее улыбаться, и Элисон оценила это. Пожалуй, именно тогда она поняла, что не хочет возвращаться в столицу.

Если Лондон был городом ее воспоминаний, ее недавнего прошлого, то незнакомый Флитвуд стал для нее шансом начать жизнь с чистого листа. С Лондоном ее связывало слишком много воспоминаний, которые она хотела бы навсегда стереть из своей памяти.

Элисон осталась во Флитвуде только лишь потому, что ей было некуда возвращаться, а может, потому что она сразу полюбила морское побережье, на котором расположился небольшой городок. В Лондоне у нее не осталось ничего и в общем-то, ей было все равно где жить или пережить какое-то время.

Так она очутилась в городе, где ветер несет запах соли в лицо, где небо огромным покрывалом укутывает с головой, укрывая от боли, живущей внутри нее, и страха, ставшим за последние месяцы ее вечным спутником.


Она начала с поиска работы и жилья. Денег, которые у нее были, едва хватало еще на оплату нескольких дней в недорогом мотеле, и Элисон нужно было срочно что-то предпринимать.

Она искала подходящую работу, но везде ей отказывали из-за отсутствия опыта, или она сама отказывалась по причине слишком сложных условий, которые ей предлагали. Элисон не могла стоять за прилавком и мило улыбаться посетителям магазинов — от улыбок у нее начинало болеть лицо, не хотела отвечать на телефонные звонки и варить кофе или еще что-то в этом духе. Она хотела приходить, выполнять, уходить. Молча, без улыбок, без общения.

Проходило время и ничего не менялось. Элисон уже отчаялась, она не знала, что ей делать и чувствовала себя такой измотанной.

Но она не могла и подозревать, что спустя неделю ей встретится незнакомец на пляже, который предлагая сомнительную работу, назовет тот самый адрес, что дал ей Колин. Ошибки здесь быть не могло — Виндворт-авеню, 553. Элисон уже приходила сюда, и видела своими глазами этот же самый дом на окраине улицы.

И сейчас она снова стояла напротив него и разглядывала ветхие доски, которые когда-то представляли собой забор, мрачный, ничем не освещенный сад и вывеску, на которой краска уже настолько облупилась, что частично облетела. Любопытное совпадение, подумала она, смотря на старый дом. Элисон непроизвольно вспомнила встречу с человеком, который видимо теперь являлся его хозяином.

Элисон передернуло при воспоминании о том, с каким презрением он с ней говорил. Она никогда не решилась бы идти в незнакомый дом к незнакомому человеку, тем более к такому неприятному типу. Вчера на побережье ее откровенно взбесил этот самодовольный сноб, который явно привык платить за все и получать все, что ни пожелает. Но размышляя над тем почему она все-таки решилась рассмотреть его предложение, Элисон поняла, что несмотря на то, каким неприятным ей не казался этот человек, он не вызывал у нее ощущение угрозы. К удивлению, его поведение как будто было ей понятно и не вызывало ничего кроме снисходительной усмешки.

Она не знала, правильно ли поступает, но сейчас она находилась в таком отчаяние, что не могла сосредоточиться на этой мысли. После того как ее избили на улице после работы, она ощущала опасность, исходившую, буквально, отовсюду.


Сегодня она весь день думала о мужчине, который подошел к ней на побережье. Она просто не могла выкинуть этого человека из головы. Точнее не могла выкинуть из головы его неожиданное предложение. Предложение, сделанное неожиданно вовремя. И перебирая в голове все возможные варианты, этот неизменно оказывался единственным. Более разумного выхода она не могла найти, как ни пыталась. Проведя все утро и день в раздумьях, Элисон решила, что развеять ее беспокойство и сомнения можно только одним способом.

Девушка прошла еще немного, вглядываясь в темноту, и остановилась напротив ветхой калитки в каменном арочном проеме, которому уже должно быть не меньше века. Калитка со скрипом открылась, стоило ее лишь немного подтолкнуть, и Элисон шагнула в нее с мыслью о том, что даже если она и согласится на эту работу, это будет ненадолго. Только до тех пор, пока она не сможет найти что-то поприличнее. Эта мысль, безусловно, ободряла.

Она зашла во двор и огляделась по сторонам. Элисон обратила внимание, что сад перед домом был восхитительным, несмотря на его запущенность. Деревья на фоне осеннего серого неба выглядели огромными черными великанами, а кусты, которые давно никто не прореживал, были словно укрыты одеялом из опавших листьев и выглядели в темноте, как будто были нарисованы кистью художника. Дорожка к дому давно заросла травой и теперь представляла собой лишь узкую тропинку. Дождь сделал свое дело, и размякшая земля, превратилась в грязь, хлюпающую под ногами. Элисон старалась наступать аккуратнее, чтобы на ее кроссовки не налипло слишком много земли.

Дом в темноте выглядел еще более заброшенным. Безмолвным черным силуэтом он вырисовывался на фоне неба и слегка пугал своей угрюмостью. Все окна на втором этаже были темными, и Элисон вдруг поняла главную причину своей тревоги. Что она будет делать, если никого не окажется дома?!

За разросшимся кустарником и деревьями, не было видно, горит ли свет хотя бы в одном из окон первого этажа, но подойдя ближе Элисон, наконец, увидела тусклый отблеск в одной из комнат. Скорее всего, это была гостиная. Этот свет отнюдь не показался Элисон гостеприимным, но, тем не менее, обрадовал и немного развеял ее сомнения. Девушка поднялась на веранду и несмело постучала в дверь. Дождь пошел сильнее, но едва ли она это заметила, потому что в ответ на ее стук, дверь тут же открылась, и на пороге возник мужчина, с которым она разговаривала накануне.

Элисон охватило беспокойство, и она замешкала, не зная, что сказать. Он, в свою очередь тоже не торопился заговаривать с ней. Если в прошлый раз Элисон не особо обратила внимание на его внешность, то сейчас рассмотрела его более пристально. Высокий — намного выше, чем показался ей впервые, — и худощавый, на вид ему можно дать около сорока лет. Небрежно лежащие русые волосы средней длины подчеркивали резкие черты его лица, а пристальный холодный взгляд, и тонкий изгиб губ, которые как показалось Элисон, при виде ее он скривил в противной ухмылке, лишь усиливали отталкивающее впечатление, которое производило его лицо. Элисон поняла, что его облик не просто кажется ей непривлекательным или неприятным, но вызывает у нее какое-то непонятное чувство тревоги. Особенно его взгляд — презрительный и отчужденный. За этой отчужденностью могло скрываться что угодно.

— Так и будете здесь стоять? — произнес он, наконец, вместо приветствия.

— Вы не предлагаете войти, — ответила Элисон непринужденно.

— А должен?

Элисон поняла что, похоже, нормального разговора у них не выйдет, и решила сразу перейти к делу.

— Я тут подумала над вашим предложением, — сказала она поспешно.

— Неужели?!

В его голосе ясно слышалось притворное удивление, но Элисон сделала вид, что издевка совершенно ее не задела. Однако она не нашлась что ответить, а он видимо расценил ее молчание как смущение, потому что довольно фыркнул и отступил в сторону.

— Прошу, — сказал он, пропуская гостью в дом. — Мисс…

— Элисон Лоун.

Она слабо улыбнулась, чтобы хоть немного выглядеть приветливой, и проскользнула внутрь, а мужчина захлопнул за ней дверь. Он встал к двери спиной, полностью заслоняя собой, и скрестил руки на груди. Элисон отступила немного назад и оказалась в коридоре, который выполнял функцию прихожей, и в тоже время являлся началом гостиной, которая была скрыта полумраком.

— Так что вам нужно? — он вопросительно посмотрела на Элисон. — Деньги и крыша над головой?

Это было сказано с такой злой насмешкой, что Элисон невольно растерялась.

— У меня есть, где жить.

Она не знала, что ему ответить, и зачем-то соврала как можно более уверенно.

— И работа, — добавила она, но тут же поняла, что сморозила глупость, потому что он лишь глухо рассмеялся в ответ, не дав ей закончить.

— О да, я помню.

Его явно развеселила ее уверенность. Мужчина отошел от двери и сел на подлокотник кресла, стоящего в углу. Он словно выжидал момента, чтобы продолжить.

— Если вы, мисс Лоун, — растягивая слова и делая акцент на ее имени, произнес он, — так независимы, как говорите, и если бы у вас действительно была работа и, главное, дом, вы бы не пришли сюда даже из любопытства. Ведь так?

Он снова неприятно ухмыльнулся, довольный впечатлением, которое его слова произвели на девушку.

— Конечно это так. А посему смею предположить, что работы вы лишились. Дайте-ка взглянуть на ваше лицо.

Он склонил голову, вглядываясь в ее лицо, и Элисон непроизвольно отшатнулась. Мужчина, тем не менее, продолжил:

— Эта работа, полагаю, была для вас единственной возможностью свести концы с концами…

Он замолчал, разглядывая ее, и развел руки в стороны, словно давая понять этим жестом, что продолжать ему нет смысла. От возмущения и растерянности Элисон не могла выдавить ни слова. Еще никто не разговаривал с ней таким безапелляционным тоном, даже не давая возможности защититься. Его голос звучал резко и властно, словно он даже не допускал, что ему можно возразить.

— Что ж мое предложение действительно могло бы быть для вас выходом, — будто размышляя вслух, наконец, произнес он.

Должно быть, он ожидал, что она с ним согласиться, но Элисон мешкала, и, судя по всему, это его очень раздражало. Этот разговор выглядел как сопротивление, в котором ни один не хотел уступать. Элисон, однако, решив, что продолжать его бессмысленно и глупо, наконец, спросила:

— Так что вы хотели мне предложить?

И тот же миг она готова была поклясться, что видела триумф в его глазах. Еще бы! Она согласилась с его правотой, и он услышал в ее голосе просьбу. Девушка непроизвольно фыркнула, поняв, что он не так уж непредсказуем, как кажется. Точнее хочет казаться таковым, а на деле является просто позером, привыкшим самоутверждаться за счет других. Его, пожалуй, стоило бы пожалеть, подумала про себя Элисон. И эта мысль придала ей уверенности. Мужчина ей не нравился, но его грубость и резкость, уже не представляли в ее глазах никакой угрозы.

— Это ваш дом? — спросила она почти любезно.

Элисон не терпелось удовлетворить свое любопытство. Она не успела толком осмотреться, когда вошла, и сейчас быстро окинула взглядом пространство, отмечая про себя детали старинного интерьера.

— Это имеет значение?

— Я просто задала интересующий меня вопрос.

— Этот дом мне необходимо продать и как можно скорее, а с тем агентством, которое занималось этим, несомненно, сложным делом, я потерял лишь время и терпение, а вместе с тем и надежду поскорее избавиться от этой дыры, — презрительно ответил он. — Это дом моего дяди, который давно умер. Что-то еще вас интересует? — с неприкрытым раздражением спросил он.

Не так уж и давно, промелькнула у нее мысль, но озвучивать ее Элисон не стала. Ни к чему привлекать к себе внимание лишней осведомленностью. Что ж тогда все проясняется, подумала она.

— Дом не покупают, — как бы констатируя, сказала она вслух.

— Хлам, который в доме не покупают, — ответил мужчина, — от него нужно избавиться.

Элисон услышала, как в его голосе снова промелькнуло раздражение, или оно и не исчезало вовсе. Похоже, этого человека нервирует буквально все, подумала она.

— Дом плохо выглядит снаружи.

— Если вы заметили, то изнутри он выглядит еще хуже, — скривился он.

Элисон окинула взглядом заставленную мебелью и заваленную какими-то вещами гостиную, с потолка которой, вода почти ручьем стекала на полуразвалившийся комод. Если весь дом такой, неудивительно, что никто не хочет его покупать, отметила она про себя.

— Вы имеете в виду все эти вещи? Но возможно они ценные, их можно продать или передать в музей.

В ответ мужчина лишь вскинул брови.

— Мне нужно лишь одно — продать дом, а для этого он должен быть чист от этих «ценностей», как вы выразились. Делайте с ними что хотите. А лучше выбросьте все это.

— Так вы готовы за это мне платить за это?

Элисон вопросительно посмотрела на него.

— И, полагаю, вы согласны?

Она лишь неопределенно пожала плечами, потому что не поняла, вопрос это был или утверждение.

— Так вы здесь не живете? — спросила она, чтобы прервать неловкую паузу.

— Я живу в Лондоне, — с некоторым отчуждением ответил мужчина, — и в данный момент планирую вернуться туда, так как имею неотложные дела. Мое имя Эштон Уандер, и я адвокат. Мне некогда заниматься всем этим, — мужчина небрежным жестом указал на обстановку в доме.

— Понятно.

— Что ж, мисс Лоун, — делая акцент на ее имени, произнес он. — Если мы договорились, дом в вашем, не побоюсь этого слова, полном распоряжении.

Мужчина взглянул на свои наручные часы.

— Я с этим домом и вами потерял кучу времени, а хотелось бы вернуться в столицу к рассвету, — холодно произнес он.

Элисон промолчала.

— Жить можете здесь же, — продолжил он, вставая. — На втором этаже три комнаты, можете выбирать любую. Я вернусь через пару недель, и к этому времени дом должен быть в приличном состоянии, я хочу как можно скорее избавиться он него. О средствах не беспокойтесь. Главное чтобы из дома вывезли все это старье, починили крышу — она безнадежно протекает, и привели сад в божеский вид. Найдите рабочих и проконтролируйте это. Надеюсь это понятно?

Элисон снова пожала плечами и коротко кивнула.

— Вполне.

— Вот и славно, а то пришлось бы вам возвращаться домой, промокая под ливнем.

С этими словами он вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и всучил его Элисон. Он надел черную парку и вышел на веранду, не закрывая за собой дверь и продолжая говорить на ходу о том, что в конверте ключи от дома и деньги на ремонт. Элисон поплелась следом, обдумывая на ходу, стоит ли попросить его подбросить ее до города, потому что в ее планах не было оставаться одной в доме на ночь.

— Он похоже на всю ночь, — произнес мужчина, запрокинув голову, вглядываясь в небо.

— Что?

Элисон не сразу поняла, о чем он спрашивает, но ответа не последовало.

— Если у вас возникнут проблемы, можете звонить мне на мобильный, — холодно бросил мужчина, идя к машине. — Но, будьте так добры, запомнить, что времени на обсуждение всякой ерунды у меня нет, поэтому рекомендую решать все вопросы самостоятельно, — сказав это, он сел в машину, и Элисон услышала, как захлопнулась дверца. Негромко взревев, автомобиль стремительно сорвался с места, оставляя в воздухе неприятный запах бензина, который тут же растворился в воздухе.

— Так я и не знаю вашего телефона… — едва слышно произнесла Элисон вслед, но ее слова потонули в шуме усиливающегося дождя, укрыться от которого она поспешила в доме.

Глава 3 Дом на окраине

Воспоминания…

Зачем мы собираем в свои души осколки разбившегося прошлого?

Наш разум хочет забыть былое, но душа желает запомнить прошедшее навсегда.

Зачем мы хотим помнить то время, когда мы были счастливы, пусть даже слишком быстро оно закончилось?

Зачем, все равно, собираем в памяти все осколки этого счастья, даже самые мелкие и незначительные, но такие… бесценные?!

Но ведь никто никогда не задумался, что в моменты несчастья — когда мы вспоминаем, — нам становиться еще больнее. Больно от ощущения безысходности, и ощущения, что это прошлое безвозвратно…

Так зачем?


***


Элисон провела весь вечер в ожидание, когда этот проклятый дождь закончится. Но он шел, словно нарочно мешая ей поскорее покинуть дом. К разочарованию девушки, дождь усилился к ночи, и она поняла, что на автобус до города ей уже не попасть.

Элисон хотела вызвать такси, чтобы убраться отсюда поскорее, но к своему несчастью обнаружила, что стационарного телефона в доме нет, а мобильного у нее не было. Некоторое время она помялась в гостиной, затем, в очередной раз, вышла на веранду. Она всматривалась в обложное небо, до последнего надеясь, что ей повезет, и дождь вдруг кончится, но он шел слишком настойчиво, все шумел и шумел по крыше, то усиливаясь и переходя в ливень, то немного утихая, но, не прекращаясь вовсе.

Стоя на веранде и поеживаясь от холода, Элисон представляла, какого ей будет возвращаться обратно под таким ливнем, и понимала, что едва ли он кончится к рассвету, а это означало, что она вынуждена дождаться утра в доме.

Элисон была раздосадована таким поворотом событий, она не планировала проводить ночь в чужом, неотапливаемом, почти заброшенном доме. Но ей ничего не оставалось, как смириться с неизбежностью своей участи, и остаться. Она не знала чем заняться и чтобы хоть как-то отвлечься от досадных мыслей, не придумала ничего лучше, чем отправиться в путешествие… по дому.

Элисон очень хорошо запомнила ощущения беспокойства и любопытства, которые испытала когда, оставшись одна, снова вошла в дом и огляделась в нем. Она постояла немного в прихожей, где несколько минут назад разговаривала с Эштоном Уандером, затем прошла прямо по коридору и оказалась в кухне.

Помещение кухни было довольно просторным, и менее всего заставленным всяким хламом. Вдоль одной стены стоял стол, по его сторонам два старых кресла с деревянными подлокотниками, к одному из которых был придвинут продавленный стул. Второй обнаружился в углу и на нем были свалены кипой газеты, пустые пластиковые бутылки и целлофановые пакеты. Напротив стола, в углу стоял на табуретке старый телевизор, — такие делали в 70—80 годы, — за ним современный холодильник и еще что-то белое и квадратное, высотой доходящее Элисон до половины туловища. Приглядевшись, она поняла, что это допотопная стиральная машинка. Также у стены напротив, находилась мойка, и стоял еще один стол, или тумба, которая использовалась в качестве рабочего стола.

Элисон покрутила краны — вода шла только холодная. Неудивительно, подумала она про себя, — ведь котел отопления, который, по-видимому, подавал горячую воду, был выключен. Она оглядела его со всех сторон — большой и грязный, он своим мрачным видом выделялся на фоне стены рядом с газовой плитой. Плита, на удивление, работала, и Элисон поставила в старом железном чайнике воду на чай. Она пошарила в огромном серванте, доверху наполненном всякой кухонной утварью и не только, и нашла несколько пакетиков чая.

Пока грелся чайник, девушка осмотрела остальное помещения. Кухня была разделена на две половины высокой аркой, что делало ее похожей на грот. В другой ее части располагался встроенный в стену шкаф, и стояла гладильная доска. Большое окно с непрозрачными стеклами занимало половину стены, а рядом с ним была дверь и выключатель. Элисон щелкнула им, и в кухне зажегся неяркий свет, делая ее немного уютнее.

В стене напротив шкафа находилась еще одна дверь, которая вела в неплохо оборудованный санузел, половину которого занимала чугунная ванна. Было особенно заметно, что сюда давно никто не заходил. Из-за того что заржавели петли, дверь открылась не полностью, повсюду росла паутина и стоял запах сырости и затхлости.

Заглянув внутрь, Элисон сразу закрыла ее.

Другая дверь вела на задний двор. Выйдя туда, девушка невольно поморщилась, потому что хлама, собранного там было, похоже, еще больше, чем в доме. Она зажгла фонарь, висевший над дверью на стене, и его свет осветил пространство.

Задний двор представлял собой неширокий проход между глухим забором и стеной дома. Прямо напротив выхода из кухни стояла ветхая постройка. Что это было — летняя кухня или хозяйственный сарай, Элисон не поняла, потому что дверь туда была забита, а через мутное окно ничего кроме темноты она не увидела. Все остальное пространство занимали всевозможные вещи: одноногие стулья, сложенные друг на друга, какие-то баки и ведра, металлический остов кровати, два холодильника, велосипед, мотор или генератор, разбитый телевизор, и еще много всего по мелочи, начиная от битой посуды и заканчивая разорванной обувью. Одни только доски и тонкие рейки занимали уйму места, стоя собранными в охапки, на протяжении всего забора.

Пройдя вдоль него, Элисон оказалась у глухой калитки, которая была закрыта. Попробовав ручку, девушка оглянулась по сторонам, ища глазами то, на что можно было бы встать и посмотреть что там снаружи. Наконец, найдя подходящий ящик, придвинутый к забору, она встала на него и высунулась за забор. В полумраке она увидела деревья и дикие кустарники, а также едва заметную в высокой траве тропинку, ведущую от калитки куда-то вверх.

Элисон оперлась локтями на забор, и положила подбородок на сложенные руки. Она глубоко вздохнула и уставилась в пространство впереди себя. Забытый всеми, этот дом на окраине, жил своей тихой и размеренной жизнью, и словно даже не нуждался в присутствие в нем человека. Здесь было ощущение полной изоляции от внешнего мира, и это ощущение Элисон нравилось потому что дарило спокойствие, которого она не чувствовала уже очень и очень давно.

Постояв так еще некоторое время, вдыхая влажный воздух, она вернулась в кухню. Чайник давно закипел, и идущий из носика пар нагрел воздух в кухне. Девушка выключила конфорку под ним и плеснула кипятка в чашку, которую оставила на столе, а сама отправилась исследовать другие комнаты.

Она заглянула на лестницу, ведущую на второй этаж, но не торопилась подниматься. Элисон вернулась по коридору в прихожую, из которой можно было попасть в комнаты первого этажа.

В первую — гостиную, двери не было, но был широкий проем в стене, который являлся входом. Он был настолько широким, что из середины комнаты легко можно было увидеть лестницу, ведущую наверх, которая примыкала к стене кухни. Дверь, ведущая во вторую комнату, располагалась почти напротив входа в гостиную. За ней оказалась большая комната, осмотреть которую Элисон не удалось из-за отсутствия в комнате света. Она пошарила рукой по стене в поисках выключателя, и когда, наконец, нащупала его и пощелкала туда-сюда, оказалось что это бесполезно — свет в комнате так и не зажегся. Тогда Элисон закрыла дверь и вернулась в гостиную.

Гостиная занимала добрую половину всего первого этажа — все его левое крыло. На взгляд девушки она была просто огромной, и это несмотря на сильную захламленность вещами и мебелью, через которые добраться до ее северной стены было практически невозможно. Но Элисон была довольно худощава и без труда протиснулась сквозь завалы к дальним окнам. Обернувшись, она подумала, что отсюда, из этого темного угла, комната производит впечатление непроходимой чащи. Немного пугающее ощущение усиливал тусклый свет электрической лампочки, который отбрасывал тени на зеркала и сваленные кое-где стеклянные бутылки и посуду, и отражался на поверхности некоторых вещиц. Элисон отвернулась к окну и протерла его ладонью. Она напрасно вглядывалась в темноту, пытаясь разглядеть в ней что-то, но ничего кроме пожухлой травы и земли, размокшей из-за дождя, она не увидела.

Медленно обходя гостиную, Элисон осматривала все и дотрагивалась руками до всего, что вызывало у нее любопытство. С первых мгновений пребывания в доме, ее поразил живой интерес, который у нее появился впервые за очень долгое время. Словно ребенок в магазине игрушек, поглощенный восторгом от происходящего и потерявший ощущение времени, она осматривала вещи и предметы, трогала их руками, полностью отдаваясь новым впечатлениям.

Мир сузился для нее до этого дома, до этой комнаты, кроме которой сейчас, там снаружи ничего не существовало. Время словно застыло, и все заснуло, думала про себя Элисон, рассматривая вещи из разных эпох, покрытые густым слоем пыли. Чего здесь только не было: мебель — совсем старая и отреставрированная, гравюры и статуэтки, вазы для цветов, детские игрушки, елочные украшения, книги, посуда. И это далеко не все. Должно быть, хозяин собирал антиквариат со всей Англии, если не всего мира. Элисон даже не могла представить, что в небольшом двухэтажном доме можно хранить столько всего интересного…

Было здесь, и то, что, по ее мнению, действительно стоило бы давно выбросить: кипы бумаг, какие-то карты, чертежи, подшивки газет, коробки в которых лежали старые журналы, поломанные музыкальные пластинки, и, еще куча всякого хлама — Элисон заглянула только в пару коробок, до которых смогла дотянуться.

Однако большинство вещей представляли собой действительную ценность. Элисон была поражена ощущением духа времени и старины, которыми был отмечен здесь каждый предмет, даже самый маленький и незначительный. Ей было жаль, что ко всем этим вещам столько времени никто не прикасался, и что они портятся в этом доме, вместо того чтобы находиться в более достойном месте, где каждая из них могла бы выполнять свою главную функцию — передать воспоминания о прошлом. Даже, несмотря на слои пыли и оберточную бумагу, Элисон удалось разглядеть их истинную красоту.

Осмотрев гостиную, она поднялась наверх и обнаружила темный коридор. Элисон без труда нашла выключатель и зажгла свет. В коридоре оказалось четыре двери, расположенные в шахматном порядке. Первая комната, дверь которой была приоткрыта, оказалась гостевой. Кроме обычной для спальни мебели — шкафа, стола, стульев, здесь не было больше ничего, и обстановка смотрелась скучной, холодной и неуютной. Даже занавески на окнах были слишком серыми и сливались с оттенком стен. Элисон зашла в эту комнату, огляделась и поняла, что ее занял Эштон Уандер. Она поняла это по некоторым вещам, по-видимому, забытыми им. На не заправленной кровати лежал бежевый свитер, на столе изящная шариковая ручка, кабель для ноутбука, несколько листов формата А4, исписанных неровным мелким почерком, и зажигалка, в которой Элисон узнала свою. Эти вещи смотрелись слишком безликими и новыми на фоне простого, деревенского интерьера этой комнаты. Она поспешила выйти из нее, потому что чувствовала себя особенно неуютно, то ли от того, что завывающий ветер здесь было слышно особенно сильно, то ли от ощущения недавнего присутствия Эштона Уандера.

По сравнению с этой небольшой, квадратной комнатой, две другие, которые осмотрела Элисон, были намного шире по размеру, и вмещали в себе значительно больше мебели и всего прочего, что хозяин бережно хранил в своем доме. Одна из комнат, явно служила владельцу спальней при жизни. Разглядывая ее, Элисон подумала, что ей понравился бы человек, живущий здесь. Она с любопытством рассмотрела книги, которые заметно отличались от тех, что она видела в гостиной. Эти не были упакованы в бумагу или распиханы по коробкам, они стояли ровными рядами на полках и стеллажах. Похоже, что это были книги, к которым владелец часто обращался. На их корешках осела пыль и Элисон провела ладонью по нескольким, стирая ее и читая названия. В основном это были научные издания, посвященные мировой истории и искусству.

Она перебрала несколько журналов, лежащих кипой на прикроватной тумбочке. Среди них оказались издания по истории, географии, геологии, а также целые серии, посвященные нумизматике, искусству и антиквариату. Особое внимание Элисон привлекли, каталоги с аукционов прошлых лет, лежащие отдельно.

Ей понравилось то, как все здесь было устроено. По углам комнаты, на мебели стояли несколько настольных ламп с разными абажурами, и возможно не все из них зажигались вечером для освещения, но смотрелись они вместе очень уютно.

Пол покрывали давно не чищенные, запыленные коврики, а старые, или скорее, старинные обои на стенах, с причудливым витиеватым узором, делали эту комнату особенно теплой и живой. Элисон долго разглядывала картины на стенах, пытаясь понять, о чем хотел рассказать художник на каждой из них и почему владелец дома выбрал именно их для своей спальни. Неброские пейзажи, глядя на которые отчего-то щемило в груди и появлялось ощущение, что она уже видела их когда-то вживую, а сейчас просто вспомнила.

Третья комната тоже понравилась Элисон. В отличие от предыдущих, расположенных на правой стороне, и выходящих окнами в сад перед домом, эта была единственной спальней на противоположной стороне. Из окон ее открывался вид на незастроенную поляну, вдоль которой тянулась проселочная дорога, и росли раскидистые деревья и многочисленные кустарники. Элисон обнаружила крошечный балкон, дверь которого она открыла и вышла наружу. Подставив руку под дождь, она почувствовала как прохладная, и скользкая вода коснулась ее ладони. Она поднесла руку к лицу и вдохнула приятный запах осени, и в этот момент вдруг подумала о том, как здорово было бы иметь такую комнату, и выходить на этот балкон каждую ночь, когда не спится, вдыхать запахи каждого времени года, различая все их оттенки. Элисон постояла еще немного в темноте, слушая шум дождя, и вернулась в комнату.

Она обошла весь дом, осмотрела все жилые комнаты наверху. Из них только три оказались спальнями, — четвертая была обустроена под кладовку, из нее же лестница вела на чердак, но туда Элисон не полезла. На ночь она устроилась в гостиной на стареньком диване, стоящем почти посередине комнаты напротив камина. В комоде нашелся плед, но он сильно отсырел, и Элисон оставила его проветриваться на стуле, а сама укрылась своей курткой. Она долго пыталась заснуть, но у нее ничего не выходило. Сон не шел, и, глядя на небо, Элисон невольно возвращалась в мыслях и воспоминаниях к своему прошлому.


Она думала о том, что сейчас, в ее жизни настал период, который Колин любил называть «временем без берега и дна». Будучи девчонкой, она не понимала смысла и всей глубины этой фразы, но сейчас, когда осталась одна и стояла на пороге новой двери, внезапно открывшейся перед ней, почувствовала на себе, какого это может быть. Колин, правда, говорил так, когда ему неоткуда было взять денег на очередную дозу, но сейчас это уже не имело значения. Главное было в смысле, а он заключался в безвыходности, и Элисон чувствовала сейчас эту безысходность всем своим существом.

У нее никогда не было семьи. Она рано лишилась матери, отца не знала вовсе, и была вынуждена жить в приемных семьях. Замкнутая и неприветливая, она не приживалась ни в одной из них, постоянно сбегала или от нее отказывались по причине невозможности установить с ней хоть какой-то контакт. Она привыкла не иметь постоянства — дома и семьи, а жить, как получится, одним днем. Но однажды произошло кое-что, изменившее жизнь Элисон навсегда. Именно в то время она встретила Колина.

Когда-то давно он был одним из многочисленных любовников ее матери. Она была ребенком, но из всех его запомнила особенно. Колин всегда был добр к ней, иногда играл с ней, часто приносил сладости, или просто говорил что-то хорошее. И вот спустя годы он случайно встретился ей и пришел на помощь. Она нуждалась в этом как никогда, но не ждала этой помощи ни от кого: Элисон так привыкла.

Колин вытащил ее с улицы, где она бродяжничала после того как сбежала из последней приемной семьи, в которой прожила всего три месяца, и в которой ей пришлось очень несладко. Он взял ее к себе, достал документы и позволил остаться, заменив ей отца и мать на несколько следующих лет. Пусть он так бесшабашно относился к своей жизни, но для Элисон он стал семьей. Он любил ее как свою собственную дочь, и по-своему в ней нуждался. И ей было с ним хорошо. Впервые в жизни она была не один на один с этим жестоким миром.

Каждый раз, когда они переселялись в очередной клоповник, на окраине Лондона, Колин безрассудно верил, что они начинают новую жизнь. Им повезет, он найдет работу, завяжет с наркотиками, пристроит Элисон в нормальную школу, и, в конце концов, они накопят денег, чтобы перебраться в более приличное место. За то время что прожили вместе, они долго промыкались по многочисленным съемным комнатушкам в самых бедных районах города, где в основном ютились люди неопределенного рода деятельности, и Элисон уже давно потеряла им счет.

Мечты всегда оставались лишь мечтами. Работа если и была, то временная. Обычно Колин, просаживая первые же деньги на дозу, пропадал на несколько дней, вынуждая Элисон заботиться о себе самой. Но несмотря ни на что она любила этого прожженного жизнью старого чудака, и верила ему. Просто потому что больше ей некому было верить. Некому и не во что.

Наступил период, когда Элисон думала, что все налаживается. Несмотря на то, что они переехали в неблагополучный Хакней, Колин нашел работу, о которой, однако, отказывался говорить. А Элисон и не спрашивала, потому что рано научилась ориентироваться во взрослой жизни, и умела чувствовать грань, за которую иногда не стоило даже заглядывать. Позже, думая о том времени, она понимала, что просто боялась узнать правду. За годы своих скитаний по чужим домам она сильно привыкла к плохому, а сейчас в их с Колином жизни появилось какое-никакое благополучие. В глубине души подозревая, каким иллюзорным оно было, Элисон жила одним днем, стараясь не думать о том, что придет время и их легкая жизнь закончится. Однако она не могла и представить, что все оборвется так внезапно.

По ночам она работала в баре, и однажды под утро, вернувшись с работы, увидела Колина с его старыми приятелями. Элисон поняла, что это неслучайно, и ее подозрения вскоре оправдались. Он снова взялся за старое.

Спустя какое-то время, точно так же придя домой, она обнаружила его с остекленевшими глазами. Элисон вызвала скорую. Его отвезли в больницу, но спустя несколько часов Колин умер от передозировки. Спасти его не удалось.

С тех пор прошел уже год, но она все равно, иногда ловила себя на том, что ищет его глазами в толпе.

Первое время Элисон продолжала жить в Лондоне в их квартире — до тех пор, пока было чем за нее платить, продолжала ходить на опостылевшую работу — до тех пор, пока хватало терпения, продолжала встречаться с ненужными ей приятелями — пока они, наконец, не исчезали из ее жизни.

Элисон старалась не позволять себе думать о том, что происходит, о будущем. Она старалась как когда-то с Колином, жить одним днем, и ей это почти удавалось. Почти, потому что всегда возвращаясь домой перед рассветом, в час, когда бывает особенно темно и тихо, она кожей ощущала свое одиночество.

Повернуть ключ, войти в квартиру, бросить сумку, и… услышать тишину. Возвращение домой в такие моменты стало своеобразным ритуалом. Внутри все противно сжималось, и чувство безысходности накатывало особенно сильно. И тогда Элисон впадала в странную апатию, с которой не могла справиться. Она усмехалась и качала головой, словно досадной нелепости, которая с ней произошла.

Редко, в тишине и темноте, глядя в окно и слушая, как шуршат от летнего ветра листья на огромных деревьях, она плакала почти бесшумно, не всхлипывая и не меняясь в лице. Слезы просто сами собой стекали по щекам, но Элисон в это время разрывало изнутри от этой самой безысходности и, как ей казалось в такие моменты, бесполезности собственной жизни.

Внутри нее поселилась пустота, которую сначала она пыталась прогнать, искала всевозможные способы, что-то делала, потому что знала Колин хотел бы этого. Но пустота заполняла ее все больше и больше, и Элисон поняла, что с этой пустотой ничего не поделать. Она сдалась, и все пошло под откос. Постепенно не осталось ничего ценного и ничего стоящего, никакого смысла в ее жизни. Она не осознавала, насколько сильно была привязана к Колину, и после его смерти Элисон почувствовала свое одиночество особенно остро. Внутри нее словно что-то оборвалось и стало плевать на свою жизнь.

Жизнь пошла своим чередом, и все это могло бы продолжаться очень долго, если бы не то, что случилось. Почему-то именно сейчас Элисон подумала о том, что если бы ее не избили, она не повстречала бы Эштона Уандера, и не оказалась бы в этом странном доме. Так бывает. Решает за тебя кто-то, кто ведет тебя, направляет и подталкивает всеми возможными способами. И можно противиться, но все равно придешь к тому конечному, что должно быть твоим, и никуда от этого не деться.

Сейчас Элисон ощущала именно это — перемены. Перемены, которым она не могла, не в силах была, сопротивляться. И, несмотря на то, что она еще не решила соглашаться или отказаться от предложенной Эштоном Уандером работы, Элисон была уверена, что ее жизнь скоро изменится. Она понимала, что эта работа в данный момент была действительно неплохим и возможно единственным для нее вариантом, тем более что хозяин дома присутствовать здесь не будет. Она сможет заработать денег, не беспокоясь о том, где жить и решить, что делать дальше. Но что-то Элисон настораживало и беспокоило. Она не знала что именно, но при воспоминание об Эштоне Уандере эти чувства только усиливались. За его непроницательностью скрывалось нечто такое, чего Элисон пока понять не могла. Несмотря на то, что на этот раз он вел себя более любезно, по сравнению с их первой встречей, Элисон подумала о том, что ей не хотелось бы больше никогда с ним встречаться.


***

Когда наступило утро, в комнате все еще стоял полумрак. Тучи рассеивались постепенно, и свет почти не проникал сквозь обложные облака. В дом он и вовсе не просачивался через давно немытые окна, завешенные видавшими виды занавесками. Открыв глаза, Элисон мгновенно вспомнила, где находится и сон тут же исчез. Она провела всю ночь в раздумьях и не заметила, как заснула. Девушка настороженно прислушалась к шуму снаружи и встала, чтобы подойти к окну и убедиться в том, что ее ожидания напрасны. Элисон лишь глубоко вздохнула, увидев серо-белое небо и дождь, который лился непрекращающимся потоком. Ее снова ждало разочарование.

Не включая электричества, она вышла на кухню, где пошарив в шкафчиках, нашла кофе, который должно быть оставил вчера хозяин. Спустя некоторое время она вернулась в гостиную с чашкой ароматного крепкого кофе и уселась на коробки, плотно придвинутые к узкому подоконнику.

Элисон принялась рассматривать заброшенный сад перед домом. Красивый сад, в котором росло много деревьев и кустарников, и который при хорошем уходе мог бы выглядеть как маленький сказочный лес, подумала она. Отхлебнув кофе, она поморщилась и поставила чашку рядом с собой. Элисон никогда не любила кофе, а этот показался ей особенно горьким.

Она размышляла о том, что сказал ей Эштон Уандер по поводу дома, а точнее всего имущества, в нем находящегося. Элисон вспомнила, что перед тем как уехать он отдал ей конверт. Поискав его глазами, она встала, чтобы включить свет. Конверт лежал на столике в коридоре. Внутри оказались ключи от дома и деньги. Пересчитав купюры, Элисон подумала, что хозяин, по-видимому, рехнулся, потому что сумма оказалась настолько внушительной, что на эти деньги здесь можно было бы сделать небольшой ремонт, прикинула она. Что ж, чего-чего, а щедрости ему не занимать, подумала Элисон и вернулась в гостиную.

Она уселась на диван, поджав под себя ноги и нахмурилась, раздумывая над тем, что тревожило ее больше: то, что хозяин дома не спросив ее согласия, всучил ей тысячу фунтов и дал указания привести дом в порядок за пару недель, тем самым рассчитывая на ее безоговорочное согласие или то, что сам он исчез не оставив ей выбора. Неужели он не предполагал, что она может просто исчезнуть, прихватив с собой деньги?! Значит, он так уверен в ее порядочности?! Но откуда ему знать…

Вчера у нее сложилось впечатление, что, несмотря на то, что он собирался уезжать в Лондон, он словно дожидался кого-то. А еще ей показалось, что он не был удивлен ее приходу. И вопреки тому, как нарочито небрежно с ней разговаривал, как предлагал работу, словно делая одолжение, Элисон убедилась в своих догадках, когда он отдал ей заранее приготовленный конверт. Конечно, все это могло быть ее домыслом, но если это действительно так, то значит ли это, что он был изначально уверен в том, что она придет?! Она вдруг поняла что этот человек уже знает о ней намного больше чем ей бы того хотелось, и что в какой-то мере она позволила собой манипулировать, но теперь уже было поздно.

Элисон осенила мысль, которая ей вовсе не понравилась — возможно, ее жизнь уже изменилась, раз она здесь в этом доме?! Только вот произошло это изменение слишком быстро и без ее согласия. Такой поворот ей не нравился, и внутренний голосок осадил ее за опрометчивость.

Элисон подумала о том, что лучшим для нее будет уйти отсюда, и придумать другой выход из положения. Эта мысль показалась ей правильной, и немного успокоила ее.

От нечего делать она снова обошла дом, осматривая все комнаты. При тусклом дневном свете, дом казался еще более старым и ветхим, а вещи, словно застывшими на месте. Дольше всего Элисон задержалась в кабинете, или библиотеке, как она сразу прозвала эту комнату про себя. Вчера она уже заходила в эту комнату, но из-за отсутствия света не смогла ничего разглядеть. Теперь же Элисон увидела, что это была небольшая, вдвое меньше гостиной комнатка, в которой один из углов, тот, что выходил в сад, заменяли полукруглые окна. Когда Элисон раздернула тяжелые шторы, то поняла, что это самая светлая комната в доме. Сплошные окна, почти до самого потолка, занимали весь угол, сглаживая его, и позволяли проникать свету с самую глубину комнаты.

Здесь было огромное количество книг, которые лежали в стопках прямо на полу, и на немногочисленной мебели. Из последней здесь был письменный стол, несколько стульев, два кресла, и небольшой журнальный столик, стоящий между креслами прямо у окна. Кресла были повернуты спинками к окну, и Элисон подумала, что было бы лучше развернуть их, и тогда можно сидеть и смотреть на сад.

Многочисленные полки и стеллажи были заставлены коробками и завалены какими-то вещами, место которым, по ее мнению, уже давно было на помойке. Из одной стопки Элисон вытащила книгу, смахнула пыль и прочитала название. Это оказались сказки Оскара Уайльда. Элисон усмехнулась и развернула одно из кресел к окну. Устроившись в нем с ногами, она открыла книгу и начала читать.

Строчки, словно ниточки, тянулись друг за другом, увлекая Элисон все дальше и дальше, в мир волшебных миров и сказочных персонажей. Она настолько увлеклась, что совсем позабыла, где находится и чего ждет.

Дождь, тем временем, так и не прекращался весь день, то утихал, то снова начинался, и так до самого вечера. Элисон лишь изредка поднимала глаза от страниц, и долго всматривалась в пелену за окном, словно размышляя над прочитанным, но на самом деле мысли ее были очень далеко отсюда.

Она совсем не замечала, как шло время. Наконец, ближе к пяти часам вечера ее отвлекла внезапно наступившая тишина, и она поняла, что капли больше не шумят по крыше, и значит, дождь закончился. Закончив читать, Элисон закрыла книгу и окинула взглядом комнату.

Она подумала о том, что когда впервые ступила на порог этого старого дома, едва ли она представляла, что ей предстоит тут задержаться почти на сутки, но поймала себя на мысли, что ей здесь понравилось. Понравилась тишина, царившая в его стенах, понравился запах книг, дерева, и ни с чем несравнимый запах старины. Все здесь дышало этой стариной, а еще чужими воспоминаниями. Дом, словно живой организм, жил своей размеренной и тихой жизнью думала Элисон. Словно все эти вещи, принадлежащие разным людям, сотням людей, сохраняли частичку каждого из них, и этот дом вместил в себя сотни таких частичек людских душ, стал пристанищем для каждой из них. А Элисон не было страшно среди людей. Несмотря на то, что люди причиняли ей зло. Страшнее ей было в одиночестве, наедине с собой.

Она встала и потянулась. Девушка чувствовала себя очень уставшей, мышцы затекли, и хотелось есть. Нужно было поторапливаться, пока дождь не начался снова, но Элисон не спешила, она оглядывала стопки книг, и задавалась вопросом, как появилась здесь каждая из них? Сколько еще мудрых книг здесь есть? Сколько еще ответов она могла бы найти? Посмотрев на томик Уайльда, который все еще держала в руках, она подумала, что эта книга попала ей в руки не случайно. Что-то особенное Элисон в ней прочитала, и в ее душе наступил покой, а голове порядок. Страх вдруг испарился, и она поняла, что почти улыбается. Элисон вернула книгу на место и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

На улице было тепло, но все дышало сыростью. От земли поднимались испарения, которые превращались в густой туман, а воздух стал настолько влажным, что казался неподвижным и тяжелым. Элисон вышла на веранду и постояла некоторое время, вглядываясь вдаль и глубоко вдыхая свежий, напоенный озоном воздух до тех пор, пока внезапная неяркая вспышка высоко в небе не выдернула ее из оцепенения, как бы предупреждая, что этот штиль на небе будет недолгим — дождь может снова начаться в любую минуту. Она вернулась в дом и снова вышла через некоторое время, держа в руках свою сумку.

Элисон заперла дверь и, повертев ключ в руке, сунула его в ложбинку между стеной дома и спинкой скамейки, которая была приставлена к дому. Торопливо спустившись по ступенькам, она направилась к калитке, осторожно наступая, чтобы не поскользнуться на грязи, в которую превратилась дорожка, ведущая к дому.

Глава 4 Коридор

Иногда, выйдя в коридор, мы не идем дальше, к следующей комнате, а садимся под закрытой дверью, из которой только что вышли.


В коридоре все двери одинаковые, но последняя комната лишь за одной.

***

Город все сильнее накрывали тяжелые темно-синие тучи. Северный ветер дул с самого утра, но сейчас, когда время уже близилось к вечеру, его скорость увеличилась настолько, что почти сгибались деревья, которые из окон двенадцатого этажа казались совсем тоненькими.

Эштон стоял у окна, уже более получаса, задумчиво глядя в одну точку, где-то в пространстве, не замечая ничего вокруг, в том числе и бушевавшую непогоду. Намного мрачнее, чем за окном, было у него на душе. Раз за разом он прокручивал в голове сегодняшнее судебное слушание, пытаясь понять, с какого момента перестал контролировать ситуацию. Эштон никак не мог определить, что именно пошло не так. Но сегодня его обычная уверенность и лихость, с которыми он выступал перед судом, и которые, как он считал, так магнетически влияли на окружающих, заставляя покорно соглашаться с его доводами, не производили должного впечатления. У прокурора находились новые вопросы, о которые разбивались вдребезги все его аргументы, и он был вынужден, молча, скрепя зубы, принимать очередное поражение. Каждый раз это было как удар хлыста по лицу. Особенно если учитывать, что Эштон был, не просто уверен в том, что выиграет дело, а знал это как то, что сейчас за окном осень.

Это дело, в котором обвиняемым был не обыкновенный человек, а государственный чиновник, должно было принести Эштону Уандеру особые почести и еще большую славу на профессиональном поприще, а вместо этого принесло ему поражение, и не просто поражение, а реальную угрозу его карьере и репутации.

Известный политик обвинялся в убийстве молодой девушки, по неофициальным данным — проститутки, услугами которой он пользовался последние перед смертью несколько недель. Как утверждал сам клиент, его элементарно подставил коллега, желающий таким образом занять пост обвиняемого. От Эштона требовалось доказать невиновность клиента, и сделать это как можно аккуратнее, чтобы восстановить и так изрядно потрепанную репутацию политика. Но вся сложность заключалась в том, что те факты, которые раскопал Эштон, задачу весьма осложняли, доказывая обратное. Действительно девушка была проституткой, работала в эскорт агентстве и не раз была замечена в небольшой частной гостинице с мужчиной, весьма напоминающим по описанию его клиента. По большому счету, Эштону было наплевать, убивал он девчонку или нет, больше его волновало, что на виновность клиента напрямую указывали улики, а именно записи на камерах наблюдения на которых видно как некий мужчина выходил из гостиницы примерно в то же время, которое судмедэксперт констатировал временем смерти. Однако на записи не было видно лица и каких-либо иных доказательств, что обвиняемый и человек на пленке — одно лицо. Но вот свидетельские показания, действительно, представляли значительную угрозу.

Особенно показания одной конкретной свидетельницы — второй проститутки, о которой, на счастье защиты, следователь пока и не подозревал. Эштон нашел ее случайно, решив, что фортуна в очередной раз улыбнулась ему и выигранное дело у него в кармане. Оказалось, что девушка приезжала позже, а уехала всего на полчаса раньше. Одному богу известно, почему персонал гостиницы не заметил, что входила и выходила она из номера 233, в котором и произошло убийство. Но эта невнимательность была Эштону на руку, и ему осталось лишь убедить девушку забыть о том, что в тот вечер она тоже была в гостинице и отчетливо видела лицо своего клиента, в котором непременно узнала бы обвиняемого, и тогда доказать его невиновность для Эштона стало бы весьма сложной задачей. Но он не привык проигрывать, и в данном случае решил подстраховаться на тот случае если следователь точно так же как и он, выйдет на нового свидетеля.

Эштон решил уладить вопрос основательно. С владельцем агентства, где работала девушка, он договорился без проблем. В обмен на его молчание о некоторой не совсем законной деятельности данного эскорт агентства, и нелегальном проживании на территории страны половины его штата, Эштону требовалось гарантированное молчание девушки, даже если она предстанет в суде. Что касается самой свидетельницы, то с ней Эштон не церемонился. Достаточно было короткого разговора, в котором он довольно доходчиво, как ему показалось, объяснил девице, что в случае если она высунется и даст показания, ее ждет незавидная судьба.

Невинная угроза, как думал он тогда, которая не могла сыграть значительную роль в этом деле, в итоге обернулась для него катастрофой.

С этой мыслью Эштон отвернулся от окна, потому что дверь резко открылась, и в кабинет стремительно влетел его партнер Мэтт Гамблер.

— Как ты вообще мог додуматься до такого? — начал он с порога и в его голосе слышалось неприкрытое изумление.

— Не надо мне ничего говорить о нравственности, — словно выплевывая слова, ответил Эштон, уже готовый к тому, что разговор потребует всех его дипломатических способностей.

— Нет уж, послушай! — Мэтт был просто в негодовании. — Эштон, ты знаешь, что ты натворил? Ты вообще понимаешь, под какой удар ты поставил фирму. Мы претендуем на имя одного из крупнейшей в Англии адвокатских бюро, ты знаешь, какие деньги мы получаем, какие деньги имеем только благодаря нашему имени? Ты, черт возьми, сам себя угробил и меня за собой потащил! И дело тут не в чертовой нравственности, а в твоей заносчивости, которая уже переходит все границы. Твоей задачей было защищать клиента, и защитить, в конце концов, чего бы тебе это не стоило!

— Чего бы мне это не стоило! Вот именно! — рявкнул Эштон, — эта девка должна была молчать!

— Ты решил обхитрить прокурора, выставив его полным идиотом, а в итоге несовершеннолетняя шлюха обхитрила тебя.

— Чтобы обхитрить меня, Мэтт, надо быть мною. Кто ей поверит?! — отозвался Эштон.

— Сейчас вопрос стоит не в том, чтобы поверили ей. Сейчас перед судом только ты, свидетель, и твои методы! И не забывай про доказательства, которые она предоставила.

Эштон перевел на Мэтта тяжелый взгляд.

— Да, она не блефовала, — развел руками Гамблер. — У нее действительно диктофонная запись вашего с ней разговора, в котором ты напрямую угрожал ей, принуждая давать ложные показания. Это скандал, Эштон! — сокрушался Мэтт. — Она не просто заговорила о том, о чем не стоило даже упоминать, она подставила тебя, мой друг. Причем подставила по-крупному, предоставив эту запись суду. Судья в ярости. Твои методы, по его словам, не то, что недопустимы, они оскорбительны для всего генерального совета адвокатуры*. Известный адвокат угрожает свидетелю! Твоя репутация будет похоронена под ворохом подобных заявлений! О Лондоне можешь забыть! Вообще о своей карьере можешь забыть!

Мэтт даже покраснел от напряжения. Эштон промолчал. Ему вдруг стало нестерпимо душно.

— Подожди, пройдет несколько дней и все утрясется, — произнес он, наконец. Мужчина принял непринужденную позу, засунув руки в карманы брюк.

— Эштон, ты, похоже, еще не осознал до конца, что ты сделал. Ничего не утрясется. Наоборот скандал только начнет разрастаться. И тебе не отвертеться, — качая головой, произнес Мэтт.

— Ты мог бы хоть мне сказать, что там была еще одна? — спросил он после некоторой паузы.

— Когда что-то знают двое, это знает уже весь мир, — нехотя ответил Эштон и нахмурился. Он понял, что продолжать этот разговор было бессмысленно.

— Ты стал настоящим параноиком. Ты хочешь держать все под своим контролем, управлять всем, чем только можно, и людьми в том числе, — понизив голос, устало сказал Гамблер. — И главное, людьми, Эштон.

С этими словами Мэтт вышел из кабинета, оставив Эштона в одиночестве. Сделав два шага, он порывистым жестом развернул кресло и буквально упал в него. Этот разговор привел его в бешенство. Эштон откинул волосы со лба и потер переносицу. Шумно выдохнув, он вскинул подбородок и перевел взгляд вверх, к почерневшему небу, затем резко развернулся к столу, схватил свой портфель с документами и с силой отшвырнул его в угол.

Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько глупо.

Эштон Уандер привык играть, нарушая правила, и при этом выигрывать. Он привык, что удача сопутствует ему во всем, принимал ее как должное и давно перестал ценить. Но если раньше эта непоколебимая уверенность в себе играла ему на руку, то сейчас она сыграла с ним очень злую шутку.

В это дело он вложил столько сил, и от исхода процесса зависела судьба не только его подзащитного — известного политика, но и его собственная карьера, которой можно будет и вовсе сыграть реквием, если, действительно, по словам Мэтта, пикантные подробности всплывут в прессе. Едва ли Эштон мог представить, каким образом все обернется против него и как спонтанно жизнь встряхнет его, вынуждая принимать новые правила игры, к которым он был, совершенно не готов. Уму непостижимо — он лишается работы из-за какой-то уличной девки!


Октябрь близился к концу, но Эштон не замечал течение времени. Несмотря на то, что от дела его отстранили, и выступать в суде он не имел права, Эштон был с головой погружен в работу. Он консультировал нового нанятого адвоката, так как его бывший клиент пожелал, чтобы Эштон участвовал в его защите косвенно, как независимый консультант. Ведь, несмотря на недостойные, по мнению общественности, методы Эштон был лучшим, и распутать клубок этого дела с наименьшими потерями для обвиняемого мог только он. Ночами напролет Эштон искал лазейки, набрасывал стратегии защиты и продумывал возможные вопросы для обвинения, потому что не привык сдаваться.

Его отстранили от дела, генеральный совет адвокатуры рассматривал вопрос о лишении его лицензии, и выдвижении против него обвинений в нарушении трудовой этики, а он старался не замечать, как твердая почва под ногами переставала быть таковой, делая вид, что все в порядке. Его жизнь рушилась, словно карточный домик, а он продолжал жить, как ни в чем не бывало. Эштон старался удержаться на плаву всеми силами, отчаянно сопротивляясь тому раскладу, который приготовила ему жизнь. Он пытался барахтаться в болоте, в котором оказался, но бездарно проигрывал. Проигрывал и понимал это, но принять этого никак не мог, и это было его главной ошибкой.

Эштон не был готов к своему поражению, не рассматривал его как возможный из вариантов развития какого-то отрезка своего жизненного пути. Болезненная гордость не позволяла ему признать поражение и уйти в тень, гнала его вперед все быстрее и быстрее. Не замечая ничего на своем пути в этой гонке, Эштон упускал мелкие детали и в итоге проиграл не судебное слушание, а собственную жизнь.

В ноябре, на заключительном слушание по делу об убийстве, подсудимый был признан виновным. Диктофонная запись свидетеля оказалась подлинной.

Дело, над которым работал Эштон, было проиграно. Не им, но по его вине, и приговор, который огласили в мертвенной тишине зала суда, стал приговором для самого Эштона Уандера. Точнее для его карьеры.

Обе эти новости вызвали ажиотаж в прессе.

За грубое нарушение юридической этики в своей практике, известный лондонский адвокат Эштон Уандер лишился своей лицензии, что повлекло за собой ряд громких заголовков в прессе, всеобщий скандал в юридическом мире Лондона, и разбирательство с конторой, на которую Эштон работал и по совместительству являлся одним из ее совладельцев. Проверка ее деятельности, однако, не повлекла за собой каких либо санкций сверху, но имя фирмы было запятнано, и значительная часть крупных клиентов отказалась от ее услуг. Эштон был вынужден выплатить крупный штраф и ждать когда скандальная новость сойдет с первой полосы всех местных газет.

Поразительно, как быстро в мире Эштона люди отворачиваются от тех, кто больше не в состояние приносить им пользы. Также и от него отвернулись, когда он перестал играть одну из ведущих ролей в мире лондонской адвокатуры.


Действительно, как он сам и предполагал, спустя некоторое время страсти вокруг его персоны улеглись, но отнюдь все не стало как прежде.

— Что ты намерен делать дальше, — спросил Эштона Мэтт, спустя неделю после заключительного слушания, когда они встретились за обедом, чтобы обсудить некоторые дела фирмы.

Эштон не знал ответа, но не мог в этом признаться. Вероятно, думал он, в данном случае нужно было время. Хотя в глубине души он понимал, что это ошибочное мнение.

— Ты попал в переплет, выбраться из которого не так-то просто. Весь Лондон в курсе. Штрафы, которые ты уплатил, должно быть, съели большую часть твоего годового дохода, если не весь целиком. У тебя есть шикарная квартира, за которую можно получить неплохую сумму. Инвестиции…

— Я не собираюсь ничего продавать, — рявкнул Эштон. — Я всегда зарабатывал достаточно, чтобы обеспечивать себе жизнь, к которой привык.

— Ты мой партнер и мы начинали вместе, я не вправе лишать тебя всего, но Эштон, ты сам вырыл себе могилу. Точнее нам.

— Что ты хочешь сказать?

— Мы потеряли репутацию и скоро начнем терять клиентов.

Эштон промолчал.

— Мы уже их теряем, — в задумчивости произнес Мэтт. — Ты знаешь, что мне несколько раз поступали предложения о слиянии?

— Знаю, — нехотя ответил Эштон, в глубине души понимая, к чему клонит Мэтт. — Ты хочешь продать пакет акций?

— Эштон, это хороший вариант. Тем более что, сами мы не выплывем.

— Называй вещи своими именами — пока я в этой лодке, вы не выплывите, — вкрадчиво произнес Эштон, с акцентом на слове «вы».

— Боюсь, в Лондоне никто не захочет иметь с тобой дело. Возможно, — помедлил Мэтт, — спустя какое-то время. Очень продолжительно время. Но пока ты едва ли можешь рассчитывать на то, что все будет как прежде.

Повисло долгое молчание, которое, наконец, нарушил Мэтт.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.